Текст книги "Девятнадцать минут"

– Те десять человек…

– Просто попались под руку, – сказал Питер.

– Тогда кого же ты пытался убить?

В противоположном углу комнаты вдруг захрипел оживший кондиционер. Питер отвернулся.

– Себя, – ответил он.

Год назад

– И все-таки мне это не нравится, – сказал Льюис, открывая заднюю дверь минивэна, где пес Доузер лежал на боку, тяжело дыша.

– Ты же слышал, что сказал ветеринар, – ответила Лейси, гладя ретривера по голове.

Доузер был славный. Его купили, когда Питеру было три года. Пес дожил до двенадцати лет, и у него отказали почки. Если продолжать поддерживать его жизнь медикаментозно, он бы от этого ничего не выиграл. Получилось бы, что они, хозяева, делают это только для себя: им слишком трудно было представить свой дом без топота собачьих лап.

– Я не об усыплении говорю, – пояснил Льюис. – А о том, чтобы ехать сюда всей семьей.

Мальчики вывалились из машины на гравий парковки, словно тяжелые камни. Прищурились от солнечного света, ссутулили широкие спины. Сейчас сыновья показались Лейси похожими на два дубка. При ходьбе они оба немного косолапили левой ногой. Жаль, что они не видели со стороны, как много у них общего.

– Поверить не могу, что ты нас сюда притащила, – сказал Джоуи.

– Это отстой, – буркнул Питер, пиная гравий.

– Следи за языком! – одернула его Лейси. – А насчет того, что я вас сюда притащила… Неужели вы настолько эгоистичны, что не хотите попрощаться с членом семьи?

– Попрощаться мы могли бы и дома, – пробормотал Льюис.

Лейси уперлась руками в бока:

– Смерть – часть жизни. Я бы хотела, чтобы, когда придет мой черед, меня окружали любимые люди.

Льюис взял Доузера на руки, Лейси закрыла дверцы минивэна. Она специально попросила записать их на конец дня, чтобы доктор не спешил. В приемной они были одни. Пес лежал на коленях у Льюиса, как одеяло. Джоуи взял журнал «Спортс иллюстрейтед» трехлетней давности и стал читать. Питер скрестил руки на груди и уставился в потолок.

– Давайте вспомним наши самые яркие моменты, связанные с Доузером, – сказала Лейси.

– Ради бога… – вздохнул Льюис.

– Это фигня, – согласился Джоуи.

– Я, например, помню, – продолжала Лейси, проигнорировав протесты, – как вошла в столовую, а Доузер, тогда еще щенок, сидит на столе и уписывает индейку. – Лейси погладила собаку по голове. – В тот год на День благодарения мы ели суп.

Джоуи, вздохнув, хлопнул журналом по столу. Из кабинета вышла Марсия, ассистентка ветеринара. Пять лет назад Лейси приняла у нее сыновей-близняшек.

– Привет, – сказала она, и приятельницы обнялись. – Вы в порядке?

Лейси знала эту особенность смерти: когда она рядом, у людей значительно сужается словарный запас. Марсия подошла к Доузеру и почесала ему за ушами.

– Вы подождете здесь?

– Да, – беззвучно произнес Джоуи, глядя на Питера.

– Нет, мы все идем, – безапелляционным тоном заявила Лейси.

Они прошли за Марсией в кабинет и посадили Доузера на стол. Послышалось клацанье собачьих когтей по металлической поверхности – пес с трудом удержал равновесие.

– Хороший мальчик, – сказала Марсия.

Льюис и сыновья выстроились у стены, как полицейское оцепление. Они прижались к ней еще плотнее, когда вошел ветеринар со шприцем в руках.

– Хотите тоже подержать его?

Лейси, кивнув, сделала шаг вперед и, как Марсия, положила руки на грудь и спину собаки.

– Доузер, ты боролся до последнего как мог, – сказал ветеринар и повернулся к мальчикам. – Он ничего не почувствует.

– Что это? – спросил Льюис, неподвижно глядя на иглу.

– Смесь химических веществ, которая расслабит мускулы и остановит передачу нервных импульсов. А без нервной трансмиссии нет ни мысли, ни ощущений, ни движения. Он просто уплывет в сон.

Пока Марсия крепко держала Доузера, ветеринар нащупал вену на его ноге и ввел раствор. Потом погладил собаку по голове. Пес сделал глубокий вдох и застыл. Ассистентка отступила, оставив его в руках хозяйки.

– Мы дадим вам минутку, – сказала Марсия, и они с ветеринаром удалились.

Лейси привыкла держать в руках новорожденных, а не умирающих. Казалось бы, переход от жизни к смерти – такая же ступень, как переход от внутриутробного состояния к жизни и от детства к зрелости. И все-таки прощаться с домашним питомцем оказалось ужасно тяжело. Отчасти оттого, что это как будто бы глупо – испытывать такие сильные чувства к нечеловеческому существу. Глупо любить, как собственного ребенка, собаку, которая вечно путалась под ногами, тащила в дом грязь и портила мебель.

Но дело в том, что эта же собака терпеливо катала маленького Питера на спине по всему двору. Эта собака подняла лай, когда Джоуи заснул при включенной духовке. Эта собака, лежа под письменным столом зимними вечерами, согревала своим бледно-розовым животом ноги хозяйки, пока та отвечала на электронные письма.

Лейси склонилась над телом пса и заплакала – сначала беззвучно, потом громко. Лицо Льюиса сморщилось. Джоуи отвернулся.

– Сделай что-нибудь, – хрипло сказал он.

Лейси почувствовала на своем плече руку и подумала, что это рука мужа, но оказалось, это был Питер.

– Я помню, – начал он, – как мы выбирали Доузера. Все его братья и сестры пытались вылезти из своего загона. Он был сверху. Увидел нас, потерял равновесие и упал. – (Лейси подняла голову и посмотрела на Питера.) – Это мое самое яркое воспоминание.

Лейси всегда очень радовалась тому, что ее сын не такой, как большинство мальчиков. Он эмоционален, тонок, восприимчив к мыслям и чувствам других. Разжав кулаки, сжимавшие собачью шерсть, Лейси обняла младшего сына. В отличие от Джоуи, который уже был выше ее и мускулистее Льюиса, Питер еще умещался в материнских объятиях. Даже в квадрате плеч и лопаток, проступавших сквозь хлопчатобумажную рубашку, пока ощущалось что-то нежное. Это был уже мужчина, но незавершенный, сшитый на живую нитку и только ожидающий своего часа.

Как жаль, что нельзя сохранять их такими, чтобы они, как травинки в янтаре, никогда не вырастали!

На всех школьных концертах и спектаклях у Джози был только один зритель. Алекс – надо отдать ей должное – всегда перестраивала график судебных заседаний, когда дочка играла роль зубного камня в пьесе о гигиене полости рта или на протяжении целого такта солировала в Рождественском хорале. К детям, чьи родители развелись, тоже, как правило, приходил кто-нибудь один. Но Джози была в школе единственным ребенком, который никогда не видел своего отца. Во втором классе, когда все ребята мастерили ко Дню отца открытки в виде рубашки с галстуком, ей пришлось сидеть в сторонке вместе с девочкой, чей папа умер от рака в возрасте сорока двух лет.

Как все любопытные дети, Джози периодически принималась задавать вопросы об отце. Спросив, почему родители больше не живут вместе, она не ожидала услышать, что они никогда не были женаты. «Мужчины такого типа не женятся», – объяснила Алекс. Но Джози все-таки не поняла, почему мужчины такого типа еще и не присылают дочерям подарков на день рождения, не приглашают их летом на недельку к себе погостить и даже не звонят им.

В этом году Джози должна была изучать биологию, и раздел «Генетика» уже внушал ей беспокойство. Она не знала, какого цвета у ее отца глаза, кудрявый ли он, есть ли у него веснушки или, может быть, шестые пальцы на ногах. Мама попыталась ее успокоить: «С тобой в классе наверняка учится ребенок, которого усыновили. Ты знаешь о родителях на пятьдесят процентов больше».

За несколько лет Джози удалось собрать об отце следующие сведения. Его зовут Логан Рурк. Он преподавал право в колледже, где училась мама. Преждевременно поседел, но, если верить маме, не стал от этого менее привлекательным. Он на десять лет старше Алекс, значит сейчас ему пятьдесят. У него длинные пальцы, он играет на пианино. Но свистеть не умеет. По мнению Джози, этих сведений было недостаточно, только вот ее мнением, похоже, никто не интересовался.

В тот день на лабораторной Джози сидела рядом с Кортни. На другом уроке она бы не выбрала себе такую партнершу – не самую, фигурально выражаясь, яркую лампочку в люстре. Но биологию преподавала миссис Аракорт, руководительница чирлидеров, а Кортни была одной из них. Биологичка всегда умудрялась ставить своим девочкам высшие оценки, какими бы слабыми ни были их доклады.

На учительском столе лежал расчлененный кошачий мозг, пахнущий формальдегидом. Бедное животное, видимо, попало под машину. Зрелище, мягко говоря, неаппетитное, особенно перед перерывом на ланч. «У меня и так булимия, – пожаловалась Кортни, содрогаясь, – а теперь я вообще есть не смогу».

Джози, стараясь не поднимать глаз, работала над своим заданием: каждому ученику дали ноутбук с беспроводным Интернетом для поиска примеров гуманных экспериментов над животными. Пока Джози нашла только статью о том, как у обезьян сначала вызывали астму, а потом лечили их новым противоаллергическим препаратом. Еще ей попался материал о группе ученых, которые ставили опыты на щенках, изучая синдром внезапной смерти младенцев.

Джози случайно перешла не по той ссылке и попала на сайт газеты «Бостон глоуб». Первая полоса была посвящена предвыборной гонке: конкуренцию действующему прокурору округа составлял заведующий отделом работы со студентами юридического факультета Гарвардского университета. Звали его Логан Рурк.

У Джози защемило в груди. Логанов Рурков могло быть несколько, ведь правда? Прищурившись, она приблизила лицо к экрану, но фотография была плохого качества.

– Что с тобой? – шепотом спросила Кортни.

Джози покачала головой и захлопнула крышку ноутбука.

Питер никогда не пользовался писсуарами. Даже когда ему нужно было только помочиться, он не хотел делать это бок о бок с каким-нибудь здоровенным выпускником, который мог отпустить шуточку насчет… насчет того, что он, Питер, еще сопливый девятиклассник, особенно ниже пояса. Чтобы не слушать таких комментариев, Питер всегда заходил в кабинку и закрывал за собой дверь.

Там он любил читать надписи на кафеле. В одной кабинке это были анекдоты, в другой – имена девочек, которые «брали в рот». Взгляд Питера часто останавливался на словах: «Трей Уилкинс – педик». Трея Уилкинса он не знал. Может, этот парень давно выпустился. Но почему-то Питеру было любопытно: Трей Уилкинс, когда ему хотелось писать, тоже делал это в кабинке?

Питер ушел с середины грамматического диктанта. Он не думал, что в жизни ему когда-нибудь пригодится умение определять, подчиняется ли прилагательное существительному или глаголу. Хоть бы они все провалились – причем желательно до того, как ему придется вернуться в класс. Свое дело Питер уже сделал и теперь просто тянул время. Проваливать диктанты ему было не впервой. И боялся он не гнева родителей, а их взглядов, полных разочарования оттого, что младший сын мало похож на старшего.

Питер услышал, как открылась дверь туалета и вошли двое парней. Через щель под дверцей кабинки Питер посмотрел на их кроссовки. «Найк».

– Я потею, как свинья, – сказал один голос.

– Это потому, что ты жиртрест, – рассмеялся второй.

– Ну и чё? Зато на баскетбольном корте я сделаю тебя одной рукой.

Питер услышал шум воды в кране.

– Эй, не брызгай на меня!

– Это же освежает! – сказал первый голос. – Теперь я не такой потный. Зацени-ка мой причесон. Похож я на Альфальфу?

– На кого?

– Ты чё, отсталый? Альфальфа – это такой чувак из «Маленьких негодяев». У него кок, как будто корова лизнула.

– Вообще-то, ты выглядишь как педик.

– Ага… – Опять смех. – Немного смахиваю на Питера.

Услышав свое имя и почувствовав глухие удары сердца, Питер вышел из кабинки. Перед умывальником стоял его родной брат с каким-то футболистом, чьего имени Питер не знал. Мокрые волосы Джоуи стояли торчком на затылке. У Питера тоже иногда так бывало, как он ни боролся с этим с помощью маминого геля.

Джоуи бросил на него пренебрежительный взгляд:

– Исчезни, извращенец!

Питер выбежал в коридор, спрашивая себя, может ли исчезнуть человек, которому почти никогда и нигде не позволяют появляться.

Двое мужчин, стоявших перед судейской скамьей Алекс, жили в дуплексе, но терпеть друг друга не могли. Арлисс Андергрут, монтажник конструкций из гипсокартона, брил череп, весь пестрел от татуировок и пирсинга – в здании суда даже сработал металлоискатель. Родни Икс, банковский кассир, был вегетарианцем и коллекционировал записи премьерных постановок бродвейских шоу. Арлисс жил внизу, Родни – наверху. Несколько месяцев назад Родни принес тюк соломы для мульчирования своего экологически чистого огорода, но руки до этого все не доходили. Солома так и осталась лежать на крыльце Арлисса. Арлисс попросил Родни освободить крыльцо, но тот не торопился. Потеряв терпение, как-то ночью Арлисс и его девушка взрезали оплетку и рассыпали солому по газону перед домом.

Родни вызвал полицию, и Арлисса арестовали за преступное причинение вреда имуществу: вскрытие тюка соломы.

– Почему деньги налогоплательщиков Нью-Гэмпшира расходуются на судебное рассмотрение подобных дел? – спросила Алекс.

Полицейский, выступавший на стороне обвинения, пожал плечами.

– Меня начальство попросило, чтобы я довел это до суда, – ответил он, но потом закатил глаза.

Он исполнил свои обязанности, представив доказательства того, что Арлисс действительно вскрыл тюк и разбросал солому по газону. Если бы Алекс вынесла обвинительный приговор, на Арлиссе навсегда осталось бы клеймо судимого. Этого он не заслуживал, хотя соседом, возможно, действительно был паршивым.

– Сколько потерпевший заплатил за солому? – спросила Алекс у полицейского.

– Четыре доллара, Ваша честь.

– Подсудимый, у вас есть при себе четыре доллара? – (Арлисс кивнул.) – Хорошо. Дело закрывается без вынесения решения при условии, что вы возмещаете ущерб. Достаньте из бумажника четыре доллара и отдайте сотруднику полиции, а он вручит их потерпевшему, присутствующему в этом зале. – Посмотрев на своего секретаря, судья Кормье добавила: – Объявляю пятнадцатиминутный перерыв.

Зайдя к себе в кабинет, чтобы снять мантию и взять сигареты, Алекс спустилась по служебной лестнице на нижний этаж и, закурив, глубоко затянулась. Бывали дни, когда она гордилась своей работой, но сегодня ей было непонятно, на что потрачено ее время.

Лиз, женщина, следившая за территорией, граблями собирала листья с газона перед зданием.

– Я принесла тебе сигаретку, – сказала Алекс.

– Что случилось?

– С чего ты взяла, что что-то случилось?

– Ты уже не первый год здесь работаешь, а до сих пор не приносила мне сигареток.

Алекс прислонилась к дереву и посмотрела на опавшие листья, яркие, как драгоценные камни.

– Я только что убила три часа на дело, которое не стоило выеденного яйца. У меня раскалывается голова. В моем туалете закончилась бумага, и мне пришлось просить, чтобы принесли из подсобки.

Лиз подняла взгляд на крону дерева, с которой ветер сбросил новую порцию листьев. Они упали на только что очищенную граблями траву.

– Алекс, можно вопрос?

– Конечно.

– Когда у тебя в последний раз был секс?

Алекс разинула рот:

– Какое отношение это имеет…

– Обычно люди, которые работают, считают, сколько времени им осталось до того момента, когда они вернутся домой и займутся чем-то, чем действительно хотят заняться. У тебя все наоборот.

– Неправда, мы с Джози…

– Как вы развлекались в прошлые выходные?

Алекс сорвала листочек и разодрала его на мелкие клочки. В последние три года Джози постоянно болтала с кем-то по телефону, ночевала у подружек, ходила с какими-то ребятами в кино или тусовалась с ними в подвале чьего-нибудь дома. В это воскресенье она ходила по магазинам с Хейли Уивер – девочкой, которая уже получила водительские права. А сама Алекс написала два решения и разобрала в холодильнике ящики для фруктов и овощей.

– Я организую тебе свидание вслепую, – сказала Лиз.

Некоторые фирмы в Стерлинге нанимали подростков для подработки во второй половине дня. Работенка была в основном отстойная, такая, на которую других желающих попросту не находилось. Питер понял это после первого же лета в копировальном центре. Там он в основном делал копии учебного материала, который преподаватели колледжа раздавали своим студентам. Питер умел уменьшать документы в тридцать два раза и заправлять картриджи тонером. Когда клиенты расплачивались с ним, он любил по одежде и прическе угадывать, что человек достанет из кошелька. Студенты чаще всего протягивали ему двадцатки, мамаши с колясками – кредитки, профессора – мятые однодолларовые бумажки.

На работу он устроился, поскольку хотел купить новый компьютер с хорошей видеокартой. В последнее время они с Дереком увлеклись созданием игр. Питер не переставал удивляться тому, что можно взять внешне бессмысленный набор команд и, как по волшебству, получить на экране меч, или рыцаря, или замок. Ему нравился сам принцип: за тем, что казалось несведущим людям белибердой, скрывались потрясающие яркие образы. Нужно было только уметь это увидеть.

На прошлой неделе босс объявил, что взял на работу еще кое-кого из старшей школы. Питер ужасно разнервничался: чтобы хоть немного успокоиться, ему пришлось на двадцать минут запереться в туалете. Как ни глупо и ни скучно было торчать у ксерокса, Питер это любил. Почти всю вторую половину дня он мог сидеть один, не заботясь о том, как бы не пересечься с кем-нибудь из крутых ребят.

Но если мистер Каргрю нанял кого-то из школы, то этот человек наверняка знает, кто такой Питер Хоутон. Даже если тот и не входит в круг популярных, о спокойствии придется забыть. Нужно будет дважды взвешивать каждое слово и каждый шаг, чтобы по школе не поползли слухи.

К огромному удивлению Питера, в офис явилась Джози Кормье.

– Это Джози, – сказал мистер Каргрю. – Вы знакомы?

– Да, – ответил Питер.

– Вроде того, – ответила она.

– Покажи ей, что к чему, – распорядился мистер Каргрю и отправился играть в гольф.

Когда Питер случайно встречал Джози в школьном коридоре в окружении новых друзей, то не узнавал ее. Она стала по-другому одеваться: носила джинсы, открывающие плоский живот, и разноцветные футболки в несколько слоев. Накрашенные глаза казались огромными. И немного грустными, как иногда замечал Питер, но сомневался, что сама Джози знает об этом.

С тех пор как они в последний раз по-настоящему разговаривали, прошло пять лет. Тогда, в шестом классе, Питер был уверен: настоящая Джози выйдет из этого тумана популярности и поймет, что те, с кем она тусовалась, не более остроумны, чем картонные манекены. Увидев их во всей красе, она вернется к Питеру. «Боже мой! – скажет она. – Чем я только думала!» – и они вместе посмеются над ее экскурсией в этот серпентарий.

Но Джози не прибежала к нему, а он стал дружить с Дереком из футбольной команды, и в седьмом классе ему уже не верилось, что когда-то они с Джози потратили две недели на придумывание тайного рукопожатия, о котором больше не знала бы ни одна живая душа.

– Ну, – произнесла Джози в день своего появления в копицентре так, будто видела Питера впервые. – Что нужно делать?

Они проработали вместе неделю. Вернее, совместной их работу можно было назвать с натяжкой. Тишину нарушали только вздохи и хриплое ворчание копировальных автоматов да резкая трель телефона. Если кто-то что-то и говорил, то исключительно по делу: «Тонер в цветном ксероксе не закончился? Если человек хочет, чтобы мы приняли для него факс, сколько это стоит?»

Сегодня Питер ксерокопировал статьи по психологии для колледжа. На страницах, которые, шурша, выходили из машины, то и дело мелькали изображения мозга шизофреников: розовые круги на лобных долях воспроизводились как серые.

– Какое слово используется для названия бренда, ставшего именем нарицательным?

Джози, скреплявшая степлером ксерокопии, пожала плечами.

– Как, например, ксерокс, – пояснил Питер. – Или «Клинекс».

– «Джелло», – секунду помолчав, отозвалась Джози.

– «Гугл».

– «Бэнд-эйд»[16]16
   «Бэнд-эйд» – лейкопластырь с подушечкой-тампоном, содержащей лекарственную пропитку.


[Закрыть], – посмотрев на Питера, сказала Джози.

– «Кью-тип»[17]17
   «Кью-тип» – ватные палочки.


[Закрыть].

Джози еще немного подумала, потом подняла глаза, и по ее лицу расплылась улыбка.

– «ФедЭкс». «Ваффл-болл».

Питер тоже улыбнулся:

– «Роллерблейд»[18]18
   «Роллерблейд» – роликовые коньки.


[Закрыть]. Фрисби!

– «Крок-пот»[19]19
   «Крок-пот» – кухонный прибор для длительного приготовления блюд, медленноварка.


[Закрыть].

– Это не…

– Проверь, – возразила Джози. – Джакузи. «Пост-ит».

– «Мэджик маркер»!

– Пинг-понг.

Работа остановилась. Они стояли рядом и смеялись, когда над дверью зазвонил колокольчик.

Вошел Мэтт Ройстон. До начала хоккейного сезона оставался еще как минимум месяц, но он уже нацепил бейсболку с логотипом университетской команды, чтобы все знали, что он с первого же курса непременно будет за них играть. Джози повернулась к нему, и Питер, который еще секунду назад с восторгом думал: «Неужели она стала прежней?!» – теперь наблюдал, как ее щеки порозовели, а глаза вспыхнули яркими огоньками.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

Мэтт навис над прилавком:

– Это так ты приветствуешь клиентов?

– Тебе нужно что-то скопировать?

Мэтт скривил рот в усмешке:

– Зачем? Ведь я сам оригинал. – Он окинул офис взглядом. – Значит, здесь ты работаешь?

– Нет, я просто прихожу сюда за бесплатной икрой с шампанским, – пошутила Джози.

Питер, стоя за прилавком, следил за этим диалогом. «Когда же, – думал он, – она наконец скажет, что занята? Может, работы у нас сейчас и немного, но мы же разговаривали. Вроде как».

– Когда заканчиваешь?

– В пять.

– Кое-кто из наших собирается сегодня потусить у Дрю.

– Это приглашение? – спросила Джози, широко улыбнувшись, и Питер заметил на ее щеках ямочки, которых раньше не видел: ему она так никогда не улыбалась.

– А ты хочешь, чтобы я тебя пригласил? – сказал Мэтт.

– Вообще-то, нам работать надо! – выпалил Питер.

Мэтт бросил на него пренебрежительный взгляд:

– Перестань на меня пялиться, пидор.

Джози оттеснила Питера, встав между ним и Мэттом:

– Во сколько начало?

– В семь.

– Увидимся там.

Мэтт хлопнул ладонями по прилавку.

– Супер! – ответил он и вышел.

– Вазелин, – сказал Питер.

Джози не сразу поняла, о чем он говорит.

– Что? Ах да…

Она снова занялась своей работой: собрала несколько экземпляров документа и выровняла листы. Питер добавил в копировальную машину бумаги.

– Он тебе нравится?

– Мэтт? Ну да.

– Я не в этом смысле, – сказал Питер, нажал кнопку «Копировать» и стал наблюдать, как машина исторгает из себя сотни одинаковых страниц.

Джози не ответила, и тогда Питер подошел к сортировочному столу, собрал небольшую стопку листов, скрепил их и передал Джози.

– На что это похоже? – спросил он.

– Что «это»?

Питер на секунду задумался:

– Быть на вершине.

Джози потянулась в его сторону, взяла очередную порцию материала и скрепила степлером. Потом проделала это еще раз и еще. Питер уже думал, что она решила проигнорировать его вопрос, но она все-таки ответила:

– Когда стоишь на вершине, одно неверное движение – и ты летишь вниз.

В эту секунду в голосе Джози Питеру послышалась мягкая успокаивающая нотка. Он отчетливо вспомнил, как в июльскую жару пытался развести возле ее дома костер с помощью опилок, солнечного света и своих очков. И как она кричала ему: «Догоняй!» – когда они бежали из школы. Сейчас на ее щеках выступил легкий румянец, и Питер понял: прежняя Джози, с которой он когда-то дружил, никуда не исчезла. Она просто прячется в многослойном коконе, как самая маленькая куколка в наборе русских матрешек – та, что запросто умещается в ладони.

Вот если бы заставить Джози вспомнить все то же самое! Возможно, она тусовалась с Мэттом и компанией не потому, что ей нравилось быть популярной, а потому, что забыла, как это – тусоваться с Питером?

Он искоса посмотрел на нее: Джози покусывала нижнюю губу, сосредоточенно работая степлером. Хорошо бы научиться держаться так же просто и естественно, как Мэтт! Но ему, Питеру, это было не дано: когда он смеялся сам, то смеялся слишком громко или слишком поздно, а когда смеялись над ним, слишком явно показывал, насколько ему это неприятно. Он умел быть только тем, кем был. И не так уж давно Джози это вполне устраивало. Поэтому оставалось набрать в легкие воздуха и действовать.

– Эй! – сказал он. – Идем, я кое-что тебе покажу!

Он провел Джози в соседнее помещение, где мистер Каргрю держал фотографии жены с детьми и защищенный паролем компьютер, к которому строго-настрого запрещалось прикасаться.

Питер сел, Джози встала за его спиной. Он нажал несколько клавиш, и компьютер ожил.

– Как это у тебя получилось? – спросила она.

– Много вожусь с компами, – пожал он плечами. – Этот взломал еще на прошлой неделе.

– Мне кажется, не стоит…

– Погоди-ка… – Питер отыскал тщательно запрятанный файл и открыл первое попавшееся порновидео.

– Это что – карлик? – пробормотала Джози. – С ослом?

Питер склонил голову набок:

– Я думал, это просто огромная кошка.

– В любом случае мерзость! – Джози передернуло. – Фу! Теперь мне будет противно брать зарплату из рук этого извращенца. – Она посмотрела на Питера. – А что еще ты можешь сделать с этим компьютером?

– Да что угодно!

– Можешь взломать базу данных школы или какой-нибудь другой организации…

– Естественно! – ответил Питер, хотя на самом деле только начинал изучать кодирование данных и как делать в них лазейки.

– Можешь найти адрес?

– Да запросто! А чей?

– Любой, – ответила Джози и, перегнувшись через плечо Питера, начала что-то печатать. Питер вдохнул запах ее волос – яблочный аромат – и ощутил прикосновение ее плеча к своему плечу. Он закрыл глаза в ожидании удара молнии, ведь Джози была девушкой, к тому же симпатичной. Но… ничего не почувствовал.

Потому что знал Джози с детства и воспринимал ее как сестру?

Или потому что она – девушка, а он, Питер, не был нормальным пацаном?

Перестань на меня пялиться, пидор!

Джози Питер этого не сказал, но, когда он в первый раз зашел с компьютера мистера Каргрю на порносайт, его взгляд чаще останавливался на парнях, чем на девушках. Неужели они действительно его привлекали? Но вообще-то, он и на животных тоже смотрел… Может, это было просто любопытство? Ему хотелось сравнить себя с другими мужчинами и больше ничего?

А что, если Мэтт и компания все-таки правы?

Джози несколько раз щелкнула мышкой, и на экране появилась статья из «Бостон глоуб».

– Вот, – показала она пальцем. – Найди его адрес.

Питер, прищурившись, прочитал заголовок:

– А кто такой этот Логан Рурк?

– Какая разница, – ответила Джози. – Главное, его адреса явно нет в обычном справочнике.

Да, резонно было предположить, что всем, кто претендует на какие-то серьезные посты, должно хватать ума, чтобы удалить свои данные из адресной книги. Через десять минут Питер выяснил, что Логан Рурк работает на юридическом факультете Гарвардского университета, а еще через пятнадцать зашел в базу данных университетского отдела кадров.

– Та-да! – воскликнул Питер. – Он живет в Линкольне, на Конант-роуд.

Обернувшись, он увидел, что Джози улыбается. Несколько секунд она смотрела на экран, а потом сказала:

– Ты молодец.

Часто говорят, что экономисты всему знают цену, но ничего не ценят. Льюис вспомнил об этом, открывая у себя на рабочем компьютере огромный файл с материалами «Всемирного исследования человеческих ценностей». Норвежские социологи опросили сотни тысяч людей из разных стран мира и собрали море информации: от простых сведений, таких как возраст, пол, вес, семейное положение, наличие братьев и сестер, количество собственных детей и так далее, до политических и религиозных взглядов. Учитывалось даже то, сколько времени человек проводит на работе, как часто ходит в церковь, сколько раз в неделю занимается сексом и со сколькими партнерами. Большинству людей все это показалось бы скукотищей, а Льюис чувствовал себя как на «американских горках». Когда пытаешься прослеживать закономерности в таком массиве информации, тебя ждут самые неожиданные повороты, крутые спуски и захватывающие подъемы.

Льюис был уверен: он уже достаточно хорошо владеет этими выкладками, чтобы быстро подготовить доклад к ближайшей конференции. Лезть из кожи вон не стоило: мероприятие обещало быть скромным, титулованных ученых не ожидалось. Можно было выступить с сыроватым материалом, а потом дошлифовать его для публикации в научном журнале.

На этот раз Льюис решил определить цену переменных составляющих счастья. Все, к примеру, знают, что деньги приносят счастье, но сколько именно? Как уровень дохода влияет на удовлетворенность человека собственной жизнью? Счастливые люди легче достигают успеха в работе или им больше платят, потому что они счастливые? Как бы то ни было, деньги не единственный критерий счастья. Если говорить о супружеских отношениях, то играют ли они в Америке бóльшую роль, чем в Европе? Важен ли секс? Почему верующие считают себя более счастливыми, чем атеисты? Почему скандинавы, у которых зарегистрирован высокий уровень счастья, чуть ли не чаще всех совершают самоубийства?

Изучая данные норвежского исследования методом многомерного регрессионного анализа, Льюис задумался о составляющих собственного счастья. Какая сумма денег могла бы компенсировать ему отсутствие такой женщины, как Лейси? А штатного места в колледже Стерлинга? А во сколько он оценил бы свое здоровье?

Обычным людям ничего не скажет информация о том, что женитьба повышает уровень счастья всего на 0,07 % (при стандартной погрешности 0,02 %). В то же время вступление в брак в денежном эквиваленте равняется увеличению годового дохода на сто тысяч долларов. Подобное сравнение произведет впечатление на кого угодно.

До сих пор результаты исследований, которые проводил Льюис, свидетельствовали о следующем.

1. Люди, имеющие высокий доход, в целом более удовлетворены своей жизнью, но им труднее достичь положительной динамики. Например, тот, кто зарабатывает 50 000 долларов в год, счастливее того, кто зарабатывает 25 000 долларов, но от удвоения своего дохода он выиграет гораздо меньше.

2. Несмотря на улучшение материального положения, счастье со временем остается неизменным = относительный доход может быть важнее абсолютного дохода.

3. Наиболее удовлетворены своей жизнью женщины, люди, состоящие в браке, люди, имеющие высшее образование, и люди, чьи родители не разведены.

4. В последние десятилетия женщины стали менее счастливыми потому, вероятно, что продвинулись в борьбе за равенство с мужчинами на рынке труда.

5. Чернокожие жители США гораздо менее счастливы, чем белые, зато уровень их удовлетворенности собственной жизнью растет.

6. Расчеты показывали, что «компенсация» за безработность составляет 60 000 долларов в год, за черную кожу – 30 000 долларов в год, а за вдовство или развод – 100 000.

После того как родились дети, Льюис иногда казался себе счастливым сверх меры и даже побаивался, что за такой удачей последует какая-нибудь трагедия. Лежа в постели, он играл с собой в своеобразную игру: заставлял себя выбирать, чего бы он согласился лишиться в первую очередь – жены, работы или ребенка. Он думал о том, сколько можно отнять от человека, прежде чем от него ничего не останется.