Текст книги "Проникнуть в мысли BTK. Подлинная история тридцатилетней охоты на жесточайшего серийного убийцу из Уичито"

Специалисты были едины в оценке: как в конце концов сказал журналистам шеф Хэннон, автор «очень нездоровый человек… с фетишем на связывании. Он сексуально возбуждается, когда связывают его или он связывает других».

По просьбе сотрудников Грэйнджер разместил в газете объявление, публиковавшееся с 24 по 27 октября. Оно гласило:

Для ВТК. Можем помочь. Звоните 684–6321 до 22:00.

Реакции не последовало. Через несколько дней он написал в газете, что полиция ищет человека, отчаянно нуждающегося в помощи и обладающего информацией об убийстве семьи Отеро. Смелый журналист пошел на то, чтобы попросить этого человека позвонить ему домой, однако никто так и не позвонил. Преступник утратил словоохотливость.

Похоже, его голова была занята чем-то другим.

5

Было довольно поздно. Оторвав взгляд от стопки материалов об убийстве Кэти Брайт, я увидел: солнце давно село и снаружи царит темнота.

И решил, что, наверное, пора собираться домой, тем более что ощущалась усталость. Затем собрал материалы, перехватил каждую стопку резинкой, засунул в портфель и поплелся в темноте к машине. Не проехав и нескольких минут, я сообразил, что обязательно нужно сделать кое-что, чего я не делал почти месяц. Поэтому развернулся и направился севернее, в сторону государственного кладбища Куантико, чтобы навестить предназначавшуюся мне могилу.

За несколько месяцев до этого, когда все думали, что я, скорее всего, не выйду из комы, некий деятель из Управления по делам ветеранов[21]21
  Ведомство, занимающееся соцобеспечением военнослужащих Вооруженных сил США и приравненных к ним категорий лиц. (Прим. пер.)


[Закрыть] зарезервировал для меня участок на недавно открытом кладбище. Поскольку я не захотел умирать, участок отдали кому-то другому. Но я знал, где он находится, и ощущал странную привязанность к этому месту. «Слава богу, не я тут лежу», – часто думалось мне.

Я шел по кладбищу к той самой могиле. Вечерняя роса увлажнила траву. В руке я крепко, будто дубинку, сжимал электрофонарик. Полная луна, яркая как светильник патологоанатома, помогала найти дорогу среди дубов и ореховых деревьев. Вылезая из машины, я прихватил пачку материалов о следующей жертве ВТК – Ширли Виан. Он убивал женщину в ее собственной спальне, а запертые в ванной комнате дети молили пощадить маму. Я понятия не имел, что именно сделаю с этими бумагами, но почему-то показалось вполне естественным взять их с собой на ночную прогулку по кладбищу.

Как человеку, профессиональная деятельность которого была во многом связана с покойниками, кладбища казались мне естественным продолжением работы в офисе. Тем не менее в сегодняшней тьме было нечто, державшее меня в напряжении. Я никогда не бывал здесь в темное время суток. И никогда никому не рассказывал о своих посещениях. А зачем? Никто бы меня не понял.

В предыдущий приезд я наткнулся на могилу девочки, чье жестокое убийство некогда расследовал. Хотя то, что ее похоронили неподалеку от предназначавшегося мне участка, было чистым совпадением, но, стоя над ее могилой, я ощутил, как меня накрывает приступ паники. Многие годы я советовал копам держать в поле зрения кладбища, поскольку, по данным моих исследований, убийцы подчас приходят на могилы жертв, чтобы побыть рядом со своими «успехами». В случае этой девочки у полицейских существовал реальный подозреваемый, однако никак не получалось связать этого дважды судимого уголовника с ее гибелью. При этой мысли я ощутил легкую дрожь.

«А если прямо сейчас копы сидят в засаде у ее могилы? – размышлял я, озираясь в поисках возможной слежки. – Наверное, смотрят на меня и думают, что наконец-то застукали убийцу».

В этот раз я направился к моему участку. Плюхнувшись в мокрую траву, я посмотрел на белое надгробие, будто светившееся в темноте. Под ним обрел покой военный, служивший во Вьетнаме. Там же закончили жизненный путь люди, похороненные по обе стороны от его могилы. Закрыв глаза, я втягивал ноздрями прохладный вечерний воздух и неожиданно для себя начал молить Бога помочь мне. «Приведи свою жизнь в порядок, Джон, – думал я. – Ты опять взялся за старое. Снова бесишься. Не возьмешь себя в руки – окажешься здесь…»

Где-то позади хрустнула ветка. В ту же секунду я схватился за рукоятку револьвера, который носил в плечевой кобуре под пиджаком, и резко обернулся, чтобы оказаться лицом к лицу с противником. Но увидел лишь оленя, пожевывающего опавшие листья.

Я встал, наклонился за фонариком и направил на животное луч ослепительно-белого света. Тот умчался в лес. С колотящимся сердцем я сел обратно, посмеиваясь над собственной нервозностью. Затем взглянул на пачку бумаг и решил, что вполне могу начать штудировать дело о следующей жертве ВТК, поэтому разложил перед собой страницы и вновь принялся читать с помощью фонарика и лунного света.

В начале второй половины дня 17 марта 1977 года лейтенант полиции Берни Дровацки приехал по адресу: 1311, Саут-Хайдролик-стрит, всего в паре километров от дома семьи Отеро. Не стоит удивляться, что именно Дровацки постоянно появлялся на местах преступлений ВТК. В полицейском управлении Уичито Берни считался кем-то вроде палочки-выручалочки. Он принадлежал к особой категории копов – тех, кто с удовольствием влезает в любое дело, о котором только слышит по рации в машине. На этот раз ему было известно только то, что проживавшая по этому адресу 24-летняя Ширли Виан найдена задушенной. Подходя ко входной двери по обшарпанному деревянному крыльцу, Дровацки невольно подумал, что видавший виды белый домишко очень напоминает другой – где когда-то жила Кэти Брайт, чье убийство он тоже помогал расследовать. Лейтенант вошел внутрь, и один из прибывших ранее патрульных кратко изложил хронологию событий, рассказанную Стивом – пятилетним сыном убитой.

По словам мальчика, в дом зашел незнакомый человек, который сначала запер его вместе с восьмилетним братом Бадом и четырехлетней сестрой Стефани в ванной комнате, а потом взялся за их маму в соседней спальне. С момента появления убийцы в доме и до его ухода прошло не более 30–45 минут.

Дровацки походил по небольшому, безнадежно захламленному жилищу. В ванную вели две двери из спален. Чтобы дети не смогли открыть одну из них, преступник привязал дверную ручку к трубе под раковиной куском нового нейлонового шнура. Берни сразу обратил внимание на узлы. «Это мне знакомо», – подумал он. Чем-то напоминали те, которые нашлись на месте убийства семьи Отеро. Такого рода узлы не завязал бы ни моряк, ни бойскаут. Похоже, человек долго тренировался на простейшем мертвом узле, прежде чем наткнуться на новый способ.

Я начал приходить сюда несколько месяцев назад, полагая, что это поможет получить ответы на все вопросы, возникшие после моего соприкосновения с небытием.

Обнаженное тело Ширли лежало в гостиной рядом с разложенным креслом-кроватью. К ее грудной клетке были прикреплены два провода от аппарата ЭКГ. Их оставила бригада «Скорой помощи», пытавшаяся реанимировать женщину. Вокруг были разбросаны газеты и обувь. В углу, рядом с потрепанным мягким креслом, стояла доверху набитая окурками пепельница.

«Скорая помощь» приехала в 13:00, незадолго до полицейских. Ее вызвала соседка, к которой с криком «Маму убили!» прибежал объятый ужасом сын погибшей. Медики обнаружили женщину привязанной к металлическому остову кровати в спальне. Рядом с ней на грязном ковре осталась овальная лужа рвоты. Поскольку тело было еще теплым (по прикидке полицейских, с момента ухода убийцы прошло минут 15), а в помещении было слишком темно, работники «Скорой» перерезали белые нейлоновые шнуры, которыми женщину связали по рукам и ногам, и перенесли ее на свет в надежде реанимировать.

Кровоподтеки и цианоз превратили лицо в сплошное месиво из красно-синих пятен. Вокруг носа и рта запеклись кровь и рвота. Шнур оставил на шее жуткого вида ссадину красновато-бурого цвета.

Два годя спустя, когда детективы из Уичито впервые приехали в штаб-квартиру просить наш отдел помочь им в расследовании, я чуть не задохнулся при виде фотографий трупа Ширли. Даже после долгих лет изучения снимков с места преступления это было зрелище из тех, что не забываются и время от времени преследуют тебя во снах. Часть работы профайлера состоит в том, чтобы восстановить события, оттолкнувшись от выражения, застывшего на лице жертвы. Мне нужно мысленно поставить себя на место и преступника, и жертвы и постараться понять, что творилось в их головах в момент совершения убийства.

Ее губы и большая часть лица приобрели тусклый голубоватый оттенок. Я был уверен: в последние секунды жизни она думала о детях.

Но, почувствовав, как удавка затягивается на шее, она сразу же поняла, что совершила ужасную ошибку. Подобно Джозефу Отеро, она лежала, пораженная чувством вины, молясь, чтобы незнакомец, которому так хочется убить ее, не тронул дочь и двоих сыновей, надеясь, что, когда все будет кончено, ее найдут именно они.

Между строк материалов следствия я уловил регулярные попытки Ширли выправить горестную жизнь, хотя не слишком получалось. К 24 годам она дважды выходила замуж и родила троих детей, которые жили вместе с ней. Женщина растила их, не жалея усилий, а дети обожали ее так же, как дети Отеро – своих мать и отца.

Старший мальчик, Бад, считался умственно неполноценным. Его сестра Стефани испытывала многочисленные затруднения при обучении. По-видимому, единственным ребенком в семье без каких-либо нарушений интеллектуальных функций и способности к обучению был пятилетний Стив. Когда произошло убийство, Рик Виан, нынешний муж Ширли, находился на работе на стройке. Дети часто пропускали школу и в это утро остались дома, потому что у матери был гастроэнтерит, она не могла собрать их на занятия.

Женщина не сопротивлялась, поскольку нападавший наверняка пообещал, что не причинит им вреда.

Утром Ширли отправила Стива в ближайший продуктовый за куриной лапшой и напитком «Севен Ап» для своего расстроенного желудка. В те времена в Уичито не считалось необычным отправить пятилетку выполнять подобное поручение. Она заранее позвонила в магазин и попросила хозяина присмотреть за мальчиком. Кроме того, велела Стиву зайти за двумя почтовыми переводами на общую сумму $40. Он уже возвращался и был недалеко от дома, когда путь преградил неизвестный мужчина. Он показал мальчику фото в бумажнике и спросил, знаком ли ему кто-то из изображенных на нем людей. Стив сказал, что нет.

Мужчина, у которого был какой-то портфель, продолжил задавать вопросы о людях на фото, однако Стив упорно повторял, что понятия не имеет, кто это. В конце концов незнакомец позволил мальчику пройти. Уходя, Стив обернулся и увидел, что мужчина двинулся дальше по улице, остановился у дома соседей и постучался к ним.

Мальчик вернулся и завороженно смотрел мультик по телевизору, когда в дверь постучали. Он открыл и увидел того же мужчину, с которым разговаривал на улице.

– Извини, сынок, – сказал тот. – У меня собака потерялась. Тебе не попадались в округе бесхозные собаки?

– Нет, сэр, – ответил Стив.

Незнакомец всматривался вглубь дома.

– А мама дома? – спросил он. – Давай у нее спросим. Может, она поможет мне найти собаку.

С этими словами мужчина оттолкнул Стива и стоявшего рядом с ним Бада, зашел в дом и выключил телевизор, который смотрела Стефани. Потом опустил шторы на двух выходящих на улицу окнах, и в гостиной сразу же стало темно.

Дети были в замешательстве. Они не понимали, что делать с этим странным человеком, вломившимся к ним как к себе домой. Заметив, что малыши смотрят на него во все глаза, он достал из кобуры под пиджаком пистолет и направил на них.

– Где ваша мать? – грозно спросил он.

– Дома, – хором ответил малыши.

Но к этому моменту Ширли уже поняла, что в гостиной происходит что-то не то. Она лежала в комнате, но, услышав голос незнакомца, нашла в себе силы доползти до гостиной.

– Какого черта вы здесь делаете? – спросила она. – Вы кто вообще такой?

Угрожая пистолетом, мужчина подошел к ней.

– Заткнись и давай туда! – рявкнул он, показывая в сторону спальни.

Она не успела пошевельнуться, как зазвонил телефон. Стив посмотрел на него, но незнакомец злобно сказал:

– Не трогать!

Затем осмотрелся, велел Ширли взять одеяло и несколько игрушек и разложить все это на полу ванной комнаты. Затолкав туда детей, он достал из кармана какой-то шнур и обмотал им ручку двери, после чего закрепил другой конец на трубе под раковиной. Он вышел через вторую дверь, и вскоре малыши услышали, как он придвигает к ней кровать. Все трое оказались взаперти. Стив дерзко пригрозил развязать веревку, но мужчина моментально заставил его отказаться от этой мысли.

– Только попробуй, и я отстрелю на хер твою башку! – проорал он.

Ширли упросила непокорного сынишку поступать так, как велит этот человек. Из ванной детям было слышно, как отматывают и разрывают клейкую ленту. Стиву удалось немного отодвинуть прижатую кроватью дверь и выглянуть наружу. Он увидел маму, лежащую раздетой на кровати лицом вниз. Ее руки были связаны за спиной клейкой лентой, на голове – пластиковый пакет, затянутый на шее нейлоновым шнуром.

Дети не имели представления, сколько пробыли взаперти, но, по их словам, прошла вечность. Затем снова зазвонил телефон, и Бад каким-то образом сумел взгромоздиться на раковину и разбить кулаками крошечное окошко ванной комнаты. С окровавленными от стекольных порезов руками он принялся громко звать на помощь. К нему присоединилась Стефани. К этому моменту Стив собрал все силы и выбил нижнюю панель двери, привязанной к раковине.

Стив взглянул на мать, по-прежнему лежавшую ничком на кровати. Она не шевелилась. Тот ринулся наружу и через несколько секунд был на крыльце соседей, колотя в их дверь с криком: «Маму убили! Вызовите полицию!»

Соседка бросилась в дом мальчика и увидела рыдающих у тела матери Бада и Стефани.

Когда приехала полиция, бригада «Скорой» уже перенесла тело Виан в гостиную, так что для составления более четкой и подробной картины преступления детективам пришлось опираться на воспоминания детей. Судя по всему, для связывания запястий и щиколоток женщины использовался белый нейлоновый шнур, а ноги были обвиты изоляционной лентой петлями, напоминающими сандалии древнеримских легионеров. Большую часть этого выбросила бригада «Скорой помощи», и следствие так и не смогло установить происхождение шнура и ленты.

Вскрытие показало: жертва не была изнасилована, а на руках отсутствовали раны, вызванные сопротивлением при нападении.

Каким образом убийца смог подчинить себе Ширли?

Полицейские решили, что он убедил ее разрешить связать себя, пообещав не причинять вреда детям. Заставив ее полностью раздеться, убийца накрыл голову ночной рубашкой, поверх которой натянул пластиковый пакет. Если подозреваемый эякулировал, то, по предположению полицейских, сделал это в трусики Ширли, которые захватил с собой.

В промежутках между рассказами о колыбельных песенках, которые пела мама, дети изо всех сил старались описать внешность нападавшего. Они утверждали, что это темноволосый мужчина лет 30–40, плотного телосложения, с «брюшком». Однако полиция не слишком полагалась на информацию, полученную от детей, и особенно на описание внешности подозреваемого.

Поскольку переводы на сумму $40, принесенные Стивом, исчезли, следователи решили, что первоначальным мотивом преступника был грабеж. Тем не менее убийство классифицировали как преступление на сексуальной почве. Сперва полицейские думали, что у них недостаточно оснований увязать между собой гибель Виан и Отеро. Почему? Телефонный провод не перерезан, убийца, похоже, не мастурбировал на месте преступления, виктимология разная, а дети Ширли не пострадали. То, что медики нарушили место преступления и освободили тело от многочисленных пут, означало отсутствие у следствия чего-либо для связки двух преступлений. Чтобы реконструировать картину, им оставалось полагаться только на память детей Виан и работников «Скорой».

При этом, по словам Дровацки, в разговорах между собой детективы иногда сопоставляли эти события. Сам факт допущения возможности их взаимосвязи красноречиво свидетельствует, насколько глубоко убийство семьи Отеро засело в головах полицейских Уичито.

Но подозрения так и оставались на уровне коллективной интуиции, по крайней мере пока убийца не написал следующее письмо, где взял на себя ответственность за преступления. В течение следующих нескольких недель полиция допросила около 50 человек. Однако ввиду озадачивающе случайного характера убийства поиски подозреваемого довольно быстро зашли в тупик, и дело превратилось в «висяк».

Мальчик настолько кипел от злости на человека, который на его глазах обижал маму, что вбежал в спальню с кулаками на изготовку. Но мужчина исчез.

Хотя это нельзя было считать серьезной зацепкой, у следователей сложилось твердое ощущение, что убийца показывал Стиву фото Шерил Гилмор и ее сына. Они жили по соседству, и именно в ее дверь стучался ВТК после встречи с сыном Виан.

Детективы посчитали, что первоначальной целью была Гилмор. Они с сыном жили одни, и женщина, работавшая в близлежащем кабинете офтальмолога, обычно приходила домой пообедать. В тот день, когда неизвестный подозреваемый постучал в дверь, ее не было – водила сына к врачу.

Об убийстве Гилмор узнала вечером, когда вернулась с работы. Улица кишела полицейскими и тележурналистами. Мысль, что она чудом избежала ужасной участи, страшно напугала ее. Возможности переехать не было, и пришлось остаться в своем доме. Следующий год Гилмор ложилась спать с незаряженным дробовиком под боком. «Использую его как дубинку, если убийца решит вернуться за мной», – говорила она себе.

Я не мог не подумать о том, как развивались бы события в случае, если бы пятилетний Стив не столкнулся тем утром с блуждающим по району незнакомцем. Совершенно очевидно: снедаемый жаждой подчинить и уничтожить другое человеческое существо, преступник был достаточно взвинчен. Я предположил следующее: поняв, что Гилмор нет дома, он вспомнил о мальчике, с которым только что разговаривал, и решил посмотреть, нет ли подходящей жертвы в его доме. Самонадеянный непродуманный план был чреват поимкой, однако кое-как удался.

Ближе к полуночи я решил, что пора собирать бумаги и отправляться домой. Луна светила по-прежнему ярко, а луч фонарика начал тускнеть. Я немного успокоился и лучше владел собой. И чем дольше размышлял о деле Виан, тем сильнее проникался уверенностью: неизвестный наверняка страшно раздосадован обстоятельствами этого убийства. С его едва не провалившегося, сумбурного нападения на Кэти Брайт и ее брата прошло три года. Этот случай, несомненно, напугал его, приглушил жажду убивать и заставил уйти в подполье. На протяжении трех лет он строил планы и фантазировал, как завладеет еще одной жертвой. Можно было ожидать, что полученный в доме Брайт опыт сделает его более хитрым и ушлым убийцей.

На деле этого не произошло. В дом Ширли Виан он вошел буквально напролом, а ушел, чудом избежав поимки. При всей расчетливости и целеустремленности этот человек был прежде всего очень везучим.

Стараясь представить происходившее в спальне Виан, я видел, как он стоит над Ширли, упиваясь видом накрепко связанной шнуром и изолентой молодой женщины. При этом наверняка пытался мастурбировать.

Но, похоже, все портили дети с их непрекращающимся криком, стуком в дверь и звуками разбивающегося стекла. Ему не терпелось прикончить их, хотя в первую очередь надо было завершить начатое, пока все окончательно не пошло вразнос. И он продолжал мастурбировать. А когда в гостиной зазвонил телефон, мужчина решил, что с него хватит, и бросился наутек. Полиция не смогла установить, кто именно звонил, но в любом случае этот человек спас жизни троих детей.

Я подумал о том, что могло твориться у него в голове во время «побега» из дома. Совершенно очевидно, он пошел туда, поскольку намеченной жертвы, так сильно захватившей его воображение, не оказалось дома.

Однако из-за невозможности полностью контролировать ситуацию совершить идеальное преступление не вышло. Результат был очень далек от мира его фантазий, в котором он повелевает всем и вся.

Тем не менее все получилось, и в придачу он приобрел пищу для ненасытных фантазий на месяцы и годы вперед. Ведь в итоге для таких, как он, именно это является одним из главных побудительных мотивов убивать. Из моих бесед с чудовищами я понял: для многих убийство как таковое сродни открытию банковского счета. Они совершали зверства не только ради воплощения фантазий, но еще и чтобы обеспечить себя пищей для фантазирования на будущее. Чем ярче воспоминания, тем шире ассортимент мыслей, которым можно предаваться долгими днями и ночами в отсутствие возможностей для убийства.

Но жажда убивать была слишком сильна, поэтому планы поменялись на ходу и произошло нападение наобум.

Несмотря на знания об этом потустороннем мире, почерпнутые мной в беседах с серийными преступниками, я отдавал себе отчет, что лишь приближаюсь к пониманию движущих сил параллельной вселенной, где те существуют.

При этом для меня несомненно одно: для большинства подобных типов фантазии, населенные реальными, воображаемыми и перспективными жертвами, часто более реальны, чем повседневная действительность.

Любому мало-мальски смыслящему в уголовном праве студенту известно: убийцы меняют почерк. Они постоянно развивают, совершенствуют преступные навыки и очень восприимчивы к изменениям внешней среды.

Вот почему для них крайне важно иметь работающий и надежный путь в собственный внутренний мир. Судя по точности описаний картин преступлений, визуальная составляющая имела для преступника очень большое значение. А это говорило мне, что потайную дверь к порочным фантазиям он открывает с помощью рисунков или фото, изображающих его «достижения».

Визуальная составляющая возбуждает далеко не всех серийных преступников. Очень многие делают аудиозаписи пыток и убийств.

Потом они слушают крики, мольбы о пощаде, а подчас и о смерти так же, как нормальный человек – фортепианные концерты Моцарта на домашней стереосистеме. Эти звуки переносят их в тот самый потусторонний мир.

Несколько таких кассет лежало в ящике моего рабочего стола. От их прослушивания у меня неизменно вставали дыбом волосы. Бывало, самые матерые детективы выдерживали всего несколько минут записей.

Однажды я занимался делом двоих поистине лютых душегубов, которые использовали звуки для оживления в памяти своих убийств. Осужденный за вооруженное нападение Лоуренс Биттэкер и насильник Рой Норрис подружились в калифорнийской тюрьме. Незадолго до выхода на свободу у них созрел план – убивать девочек-подростков в возрасте от 13 до 19 лет и делать аудиозаписи процесса.

В июне 1979 года они купили подержанный автофургон, получивший прозвище «Душегуб», и занялись воплощением своих мерзких фантазий.

В течение одного лета они с особой жестокостью изнасиловали, запытали и убили четырех девушек. Схватившие их полицейские сразу обнаружили коллекцию аудиозаписей. Никогда не забуду, как при подготовке к тюремному интервью с Биттэкером я слушал одну из кассет.

На записи его подельник ведет автофургон, а сам Биттэкер, получивший кличку Бокорез по названию любимого инструмента пыток, подсказывает истерзанной стонущей 14-летней девочке, что именно она должна говорить, пока тот медленно калечит ее. ВТК придавал телам жертв особые положения, чтобы запечатлеть их в своем воображении, а Биттэкеру нужно было услышать конкретные словосочетания, чтобы впоследствии мысленно представлять картинку.

Биттэкера приговорили к смертной казни, он дожидался ее в тюрьме Сан-Квентин. Интервью с этим жалким подобием человеческого существа я проводил вместе с одной из моих сотрудниц. Мужчина с явным удовольствием изливал душу, хотя было одно но: когда вопросы задавала коллега, упорно отказывался смотреть на нее. Очевидно, из своей лютой ненависти к женщинам. К моменту окончания беседы он плакал навзрыд. Разумеется, оплакивая себя, а не своих жертв.

Идя к машине по залитому лунным светом кладбищу, я поймал себя на мыслях о письме, отправленном ВТК в полицию в октябре 1974 года: «Поскольку сексуальные маньяки не меняют почерк или неспособны на это от природы, я не буду менять свой». Я мог лишь предположить, что это было написано по собственной безграмотности.

Судя по всему, менялись и методы ВТК. Вопреки ожиданиям, вместо того чтобы становиться осторожнее, он брал на себя больше риска. Картины правонарушений говорили о высокой организованности, убийства по-прежнему выглядели тщательно подготовленными, однако приобретался новый навык. Теперь ВТК не опасался импровизировать в случае отсутствия намеченной жертвы, что и привело к смерти Ширли Виан. Необъяснимым оставался источник подобной импульсивности. Что ее порождало – неспособность контролировать позыв убивать, мания величия или простая опрометчивость?

Впрочем, возможно, что-то еще, с чем мы, криминологи, не сталкивались до сих пор. Обретенное каких-то 20 минут назад спокойствие и уверенность начали покидать меня. Ведь налицо столько неизвестных, столько остающихся без ответа вопросов. Что же на самом деле заставляло неизвестного преступника идти на подобный риск среди бела дня? Что-то здесь не сходилось.

Пока не сходилось.