Текст книги "Рай и ад. Великая сага. Книга 3"

Глава 15

Сержант из форта Марси ушел в полночь.

Эштон потрогала смятую постель. Еще теплая. На ее лице проступило сначала отвращение, а потом мучительная тоска. Она села на кровать и обхватила голову руками, чувствуя, как ее охватывает отчаяние.

«Ты просто бесхребетная размазня, – наконец сказала она себе, сжав кулаки. – Хватит уже страдать!»

Это не помогло. С каждым из сегодняшних посетителей – каким-то мексикашкой, начисто лишенным манер дона Альфредо, туповатым возничим из Сент-Луиса, солдатом – она все сильнее чувствовала, что вот-вот взорвется от разочарования и ярости. На дворе стоял ноябрь, но она уже готова была бежать, несмотря на риск умереть голодной смертью где-нибудь по дороге или опасность расправы, которая неминуемо последует от деверя хозяйки, если ее поймают.

Она прорыдала минут десять. Потом задула свечу и обратилась к Тиллету Мэйну, чего не делала с тех пор, как приходила на его могилу давным-давно.

Я так хотела, чтобы ты гордился мной, папа. Это было трудно сделать, ведь я женщина, но я почти добилась успеха с помощью Ламара Пауэлла. Вот только «почти» не считается. Прости меня, мне правда очень жаль, что так получилось.

Она снова заплакала. А потом почувствовала волну жгучей ненависти – к себе, к этому грязному месту и ко всему на свете.

Это было во вторник. В пятницу в заведение пришел какой-то мужчина и снял ее на всю ночь.

Очень и очень старый. Похоже, она скатилась на самое дно.

– Закрой чертово окно, девочка! В это время года развалины вроде меня все время мерзнут. – Он поставил на пол потертый чемоданчик с медными углами. – Очень надеюсь, что у тебя-то кровь точно горячая. Хочу прижаться к тебе покрепче и провести приятную ночку.

Боже, что за мерзкий тип! – подумала Эштон. Ему же лет шестьдесят, не меньше. Кроткие голубые глазки, длинные седые волосы, торчащие в разные стороны. Единственное утешение, что он выглядел хотя бы чистым.

Старик сбросил поношенный сюртук, спустил с плеч подтяжки, снял штаны и ботинки. Потом открыл чемоданчик. Сверху лежала пачка одинаковых печатных листков с изображением какой-то толстухи, сидевшей за роялем. Порывшись в бумажках и ворохе несвежего белья, старик извлек бутылку виски.

– Это для моего проклятого ревматизма. – Когда он сел на кровать, его колени хрустнули. – Я слишком стар для таких путешествий. – Он глотнул из бутылки.

– Как тебя зовут, милый? – спросила Эштон, изобразив лучшую из своих профессиональных улыбок.

– Уиллард П. Фенуэй. Но ты зови просто Уилл.

Эштон снова обольстительно улыбнулась:

– Чудесно… Ну что, Уилл, ты сгораешь от желания?

– Нет, я и не собирался заниматься с тобой любовью. Я нанял тебя только для того, чтобы поболтать по-человечески, погреться и спокойно выспаться. – Он всмотрелся в нее мимо бутылки, которую снова поднес к губам. – Хотя ты, конечно, потрясающая девушка. И это желтое платье на тебе тоже потрясающее.

– Уилл, ты правда хочешь сказать, что не собирался…

– Трахаться? Нет. И нечего краснеть тут, это хорошее, откровенное слово. Те, кто слишком громко возмущаются, когда слышат неприличные слова, сами говорят и похуже, только втайне. – Он потянулся, снова сделал глоток и с удовольствием уставился на ее декольте. – Ну а тебя как зовут, красотка?

Даже самой себе Эштон не смогла бы объяснить, почему она не солгала ему.

– Эштон. Эштон Мэйн.

– Южанка, стало быть?

– Да, только не спрашивай, как я оказалась в подобном месте. Этот вопрос я слышу по двадцать раз за неделю.

– Ты так много трахаешься? Черт! Как прекрасна молодость! Я так давно этим занимался, что почти уже и забыл подробности.

Эштон искренне расхохоталась. Ей уже нравился этот старый чудак. Может быть, именно поэтому она решила открыть ему правду.

– Тебе, так и быть, расскажу, – сказала она, садясь рядом. – Я внезапно овдовела здесь, в Санта-Фе. И эта чертова дыра оказалась единственным местом, где я смогла найти работу.

– Но ты ведь не собираешься остаться здесь навечно?

– Нет, сэр. – Эштон посмотрела на чемоданчик. – А ты вроде как торговец?

– Коммивояжер. Таким, как я, сейчас несладко, время трудное. Там у меня в кармане сюртука визитные карточки. Уиллард П. Фенуэй, представитель на западных территориях, «Рояли Хохштайна», Чикаго.

– Теперь понятно, что означают те картинки с толстой дамой. Что ж, ты продаешь прекрасные инструменты. Я видела рояли от Хохштайна в самых богатых домах Южной Каролины. Там я выросла. Слушай, ты не против, если я подготовлюсь ко сну? – (Он лишь поторопил ее сделать это как можно скорее.) – Хочешь, чтобы я легла в рубашке или нагишом?

– Нагишом, если не возражаешь. Так мне будет теплее.

Эштон стала раздеваться, радуясь непонятно чему.

– Хочу кое-что уточнить. – Фенуэй взмахнул опустевшей бутылкой. – Я не продаю рояли, а пытаюсь их продавать. За эту поездку сумел пристроить только один – модель «Артист», та, что на листовках. Купил торговец скотом из Эль-Пасо, жуткий тупица. Для своей жены, так она даже нот не знает, просто хотят пустить пыль в глаза. Это, пожалуй, единственный инструмент, который я продал за несколько месяцев. Хозяин выделил мне эти проклятущие земли к западу от Миссисипи, а значит, мои потенциальные покупатели не кто иные, как шулера, разорившиеся золотоискатели, пьянчуги-солдаты, краснокожие, нищие фермеры, мексикашки, шлюхи – только без обид, ладно? – и случайно подвернувшаяся жена слабоумного ковбоя. Слушай, когда ты наконец ляжешь? Я замерз.

Эштон задула лампу и прыгнула к нему под одеяло. Впрочем, каким бы старым и костлявым он ни был, его тело оказалось крепким, а рука, обнявшая ее за плечи, – неожиданно сильной. Видимо, частые разъезды закаляют, решила Эштон. Кожа Уилла приятно пахла маслом грушанки.

– Ты наверняка мог бы продать рояль здесь, – сказала Эштон. – Ну, может, не рояль, но спинет точно. Посетители вечно требуют музыку.

– Только не от Хохштайна.

– Почему?

– Старик Хохштайн ужасно религиозен. Суров как грех на людях, особенно рядом с этой старой ослицей, своей женой. А самого каждую неделю новая потаскушка ублажает. Но это его единственные отношения с дамами твоего ремесла. Уж ты мне поверь: если бы можно было, я бы пристроил его рояли в половину публичных домов Иллинойса и спокойно ушел на покой.

– Такой большой рынок?

– Работай я в Индиане или Айове, я бы жил как какой-нибудь граф или герцог. Но Хохштайн не желает иметь дел с публичными домами. Эй, куда ты?

– Хочу зажечь свет. Нам надо кое-что обсудить.

Она чиркнула спичкой, и огонек лампы осветил комнату. Эштон схватила свой голубой шелковый халат, расшитый павлинами, подарок сеньоры. Раньше халат принадлежал девушке, которую хозяйка выгнала.

Фенуэй стал жаловаться на холод. Эштон подоткнула ему под подбородок старое одеяло, приглушив звук, и снова села.

– Уиллард…

– Уилл, черт побери, Уилл! Ненавижу имя Уиллард.

– Прости, Уилл. Ты только что подал прекрасную идею, сам того не заметив. Неужели тебе не хочется дать пинка под зад этому старому мистеру Хохштайну? И самому заработать кучу денег на выгодной сделке?

– Еще как хочется, можешь не сомневаться. Я уже двадцать два года на него ишачу, как раб. Но…

– А ты готов ради этого немного рискнуть?

Уилл немного подумал:

– Наверное, да. Зависит от того, насколько велик риск и каково вознаграждение.

– Ну, ты ведь сам сказал, что мог бы жить как аристократ, продавая пианино в бордели трех штатов. А если продавать их по всему Западу?

Фенуэя словно дубинкой по голове ударили.

– Бог мой, девочка… – с трудом прохрипел он. – Да это же Эльдорадо!

Эштон хлопнула в ладоши:

– Так и знала, Уилл, что мы станем партнерами!

– Партнерами? Да я здесь и десяти минут не провел…

– Да, верно, и все-таки мы партнеры, – заявила Эштон, энергично кивая. – Мы открываем свой бизнес. Ты и правда знаешь, как делают пианино?

– Конечно. Я бы никогда не нанялся продавать то, в чем ничего не смыслю. Но где, скажи на милость, два фортепьянщика смогли бы найти сорок или пятьдесят тысяч долларов, чтобы начать дело? А?

– Мы их найдем в Вирджиния-Сити. Как только ты поможешь мне сбежать из этого гадючника.

Эштон наклонилась к нему, и грудь одного из вышитых павлинов на халате выпятилась под напором ее пышного бюста. Она первый раз ощутила дыхание Фенуэя. От него не воняло, как от большинства клиентов. Старик жевал гвоздику, чтобы освежить дыхание, и это еще больше покорило Эштон.

– Видишь ли, Уилл, у моего покойного мужа была кое-какая собственность в Вирджиния-Сити. Рудник. Теперь он принадлежит мне. Нам только нужно добраться туда, вот и все.

– Ну, это проще простого, – ответил Уилл. – Не так уж и далеко. Но я хотел бы уточнить: все это действительно правда?

– Действительно. О, постой-ка… Ты связан какими-то обязательствами?

– Ты имеешь в виду жену? Нет. Я выгнал трех, или они выгнали меня, точно не помню.

Он усмехнулся. Снизу раздался треск сломанной мебели, потом Эштон услышала визг виновного. Луис. Фенуэй не понял, почему в ее глазах на мгновение сверкнула злоба.

– Вы мне правду говорите, мисс Эштон? Ваш муж владел рудником в Неваде?

– «Мексиканский рудник».

– Ну, бывал я там. Знаю этот рудник. Большой.

– Я не стану тебя обманывать, Уилл. Документов, доказывающих мое право на владение рудником, у меня нет, а брачное свидетельство, в котором говорится, что я миссис Ламар Пауэлл, осталось в Ричмонде.

– Нам бы только добраться до Фриско, а там я знаю одного джентльмена, который сделает тебе новое. – Эштон заметила, как вспыхнули его глаза, он явно клюнул на приманку. – Но этого документа может оказаться недостаточно.

Эштон положила ладонь на вздувшегося павлина:

– О, поверь мне, я знаю способы, как убедить любого, кто начнет сомневаться…

Фенуэй порозовел:

– Красиво говоришь… Может, ты и чокнутая, но мне это нравится.

– А теперь серьезно, Уилл. Самое трудное – выбраться отсюда и из Санта-Фе. Хозяйка, женщина, которой ты заплатил, – настоящая дрянь. А Луис, ее деверь, и того хуже. У тебя есть лошадь?

– Нет, я путешествую дилижансами.

– Может, ты смог бы купить пару лошадей в форте Марси?

– Да. Пожалуй, на это денег у меня хватит.

– А оружие у тебя есть?

Фенуэй мгновенно побледнел:

– То есть предполагается стрельба?

– Не могу сказать. Возможно. Нам понадобятся решимость, лошади и заряженное оружие – просто на всякий случай.

– Ну… – Рука с набухшими венами махнула в сторону чемоданчика. – Есть кое-что под теми рекламными картинками. «Пеппербокс» Аллена. Старый, ему уже лет двадцать пять, но у путешественников он популярен. – Уилл откашлялся. – Только вот мой больше для виду. Зарядов нет.

– Тогда тебе придется купить немного.

Пока Фенуэй это обдумывал, скандал внизу возобновился. Громкий треск заставлял предположить, что кто-то сломал некий предмет обстановки о чью-то голову. Губы Эштон скривились, когда она услышала донесшийся снизу рев Луиса:

– Vete, hijo de la chingada. ¿Gonsalvo, y dónde está el cuchillo? ¡Te voy a cortar los huevos![16]16
  Убирайся, сукин сын! Гонсальво, где нож? Я сейчас тебе твои чертовы яйца отрежу! (исп.)


[Закрыть]

Пронзительный вопль и громкий топот дали знать, что потенциальная жертва отступила. Фенуэй вытаращил глаза:

– Это ее деверь?

– Не обращай внимания. Мы с ним разберемся… если зарядим пистолет.

– Но я мирный человек! Я не умею обращаться с заряженным оружием!

Сладкая улыбка Эштон отвлекла его от ее злых глаз.

– Ничего, я умею. – Она погладила Фенуэя по щеке, заросшей седой щетиной. – Так что теперь, мой хороший, решать тебе. Думай сам, что выбрать – таскаться и дальше по западной глуши в безопасности и нищете или немного рискнуть и, кто знает, может, сказочно разбогатеть и больше никогда не работать.

Фенуэй покусал нижнюю губу. Из кантины доносился зычный голос Луиса, – похоже, тот праздновал победу над своим недавним противником. Фенуэй задумчиво посмотрел на Эштон. Да, это была та еще штучка! Таких он еще не встречал.

Он не тешил себя иллюзиями насчет девушки, которая сейчас, нежно воркуя, явно заигрывала с ним. Да и она, похоже, не притворялась и показала себя перед ним такой, какой была на самом деле. Черт, да она просто написала это на себе большими буквами и заставила бы любого, кому это не понравится, целовать себе ноги! Определенно эта сладкоголосая волчица уже начинала ему нравиться.

Эштон чмокнула его в губы. Он почувствовал на лице ее горячее, волнующее дыхание, потом она потеребила его ухо нежными пальчиками и, чуть коснувшись кончиком языка, прошептала:

– Ну же, Уилл, скажи мне… Нищета или пианино?

При мысли о ее декольте, а также о возможном богатстве или о своей впустую потраченной жизни сердце Фенуэя дрогнуло, и он решительно произнес:

– Да какого черта… Давай попробуем. Все, мы партнеры.

Через два дня, с началом ранних зимних дождей, налетевших на Санта-Фе, Уилл Фенуэй вернулся со своим чемоданчиком, точно так же как и в прошлый раз, когда они с Эштон придумывали свой план. Слегка задыхаясь, он закрыл за собой дверь и прислонился к ней, слушая, как дождь барабанит в ставни. Эштон выхватила из его рук чемоданчик и, положив на кровать, открыла:

– Ты заплатил за всю ночь?

– Нет. Не смог себе этого позволить.

– Уилл! – недовольно воскликнула Эштон с досадой и волнением.

– Послушай, я уже начинаю думать, что это чертовски глупая идея! Я потратил все до последнего цента на пули, порох и двух кляч, а теперь сеньора с ее мерзким родственником играют внизу в карты, и, кроме них, там ни души из-за ливня. Они услышат каждый шорох!

– Подождем, пока они не уйдут.

Эштон достала из пустого чемоданчика пистолет, проверила, заряжен ли он, потом бросила туда же кое-что из своей скромной одежды, просто на всякий случай. Плаща у нее не было, значит придется мокнуть. В груди у нее все сжималось, но она старалась быть спокойной и собранной.

– Сколько у нас времени? – спросила она, положив в чемодан свою шкатулку.

– Я смог заплатить только за час.

– Должно хватить. Спустимся по черной лестнице и выйдем через кладовую. Ты все сделал, как…

– Да. Все сделал, – ответил Фенуэй, от страха впадая в раздражительность. – Лошади в маленьком сарае за домом. Но…

– Никаких «но». – Она начала нежно поглаживать его липкий от пота лоб кончиками пальцев. – Сядь, Уилл. Давай ты спокойно посидишь, и мы подождем, пока внизу не станет более шумно. Луис всегда шумит, когда напивается. Все будет хорошо, поверь мне.

Фенуэй достал из кармана старого сюртука серебряные часы, со щелчком откинул крышку и положил их на кровать. Они стали смотреть на черные стрелки. Было десять минут десятого. Потом большая стрелка перепрыгнула на одно деление. Прошла минута.

Эштон стояла за спиной Фенуэя, опытными движениями массируя его шею и плечи.

– А теперь просто перестань волноваться. Мы отлично справимся. Таких умных партнеров никому не остановить.

Кроме разве что Луиса, который так громко наливал себе очередную порцию спиртного, что им было слышно, как звякает бутылка о край стакана.

Времени оставалось все меньше, а удача, похоже, вовсе не собиралась поворачиваться к ним лицом. Луис вдруг запел громким хриплым баритоном.

– No me fastidies![17]17
  Не позорься! (исп.)


[Закрыть] – крикнула ему сеньора Васкес-Рейли.

Но он продолжал. Через пять минут, а было уже без девяти минут десять, сеньора должна была подняться по лестнице и выгнать Уилла. Ливень за окном еще больше усилился, сотрясая небо раскатами грома.

– Мы должны это сделать, Уилл… прямо сейчас!

Эштон завязала под подбородком концы кружевной мантильи – тонкая накидка лишь слегка прикрывала голову, но это было лучше, чем ничего. Сунув в руку Фенуэя закрытый чемоданчик, она взяла заряженный пистолет, отперла дверь и опасливо выглянула в темный вонючий коридор, освещенный единственным огарком свечи в оловянной плошке.

Коридор, тянувшийся до самой лестницы, был пуст. Эштон медленно двинулась вперед, ее свистящее дыхание отчетливо слышалось в тишине.

– Ступай осторожнее! – прошептала она, наклонившись к самому уху Фенуэя. – Здесь несколько досок ужасно скрипят, если на них сильно нажать.

Почти на цыпочках они прокрались вдоль коридора мимо первой закрытой двери. Изнутри доносился храп. За дверью второй комнаты, где жила Роза, было тихо.

На лестнице Эштон рискнула пойти быстрее. Но Фенуэй, шедший за ней, вдруг ненароком всей своей тяжестью наступил на одну из ступенек, и та пискнула, как кошка, которой прищемили хвост.

Дождь как раз немного утих, поэтому звук прозвучал довольно громко, и удача снова отвернулась от них.

Дверь комнаты Розы распахнулась. Девушка вышла в коридор нагишом, держа халат в руках. Поскольку шум раздался со стороны лестницы, она посмотрела налево – и увидела беглецов.

Ее визг, вероятно, услышали даже в форте Марси.

– ¡Señora! ¡Señora! ¡La puta Brett, se huye!

– Чтоб ей! – вскрикнула Эштон, хватая Фенуэя за лацкан сюртука. – Бегом, милый!

Она помчалась вниз, перепрыгивая через ступеньку, рискуя свернуть себе шею, если бы вдруг споткнулась.

Поскольку их побег уже был раскрыт, они больше не таились и со всех ног бросились к кладовой. Однако Роза продолжала завывать, и в то мгновение, когда Эштон пробиралась между грудами разбитых ящиков, к воплям сверху присоединился голос сеньоры, требовавшей, чтобы Луис поспешил.

Дверь кантины распахнулась. Янтарный прямоугольник света упал на пол, и беглецы у задней двери стали отчетливо видны.

Луис бросился к ним. Эштон выстрелила.

Сквозь дым она увидела, как Луис наклонился вбок, а потом – как сеньора в кантине вытерла кровь со щеки. Ее задело щепками, отлетевшими от дверного косяка, а Луис просто отпрянул в сторону, уворачиваясь от выстрела.

– Скорей, Уилл! – закричала Эштон, широко распахивая заднюю дверь и выскакивая прямо под дождь на раскисшую дорогу.

Фенуэй, задыхаясь, вышел следом за ней и, случайно толкнув ее, сильно ударил по ноге своим чемоданом. Эштон пошатнулась и чуть не упала. Уилл подхватил ее под локоть и развернул в нужную сторону.

– Тут рядом, вон в том сарае… – сказал он. – Все, пришли…

Эштон почувствовала конский запах; лошади испуганно всхрапывали и переступали копытами. В проеме двери, откуда они только что вышли, появился Луис, изрыгавший проклятия. Он бросился за беглецами, но поскользнулся в жидкой грязи и упал, истошно завопив, из чего Эштон заключила, что он или что-то сломал, или сильно ушибся.

Растянувшись на боку, он пытался левой рукой дотянуться до беглецов. В слабом свете было видно его измазанное грязью взбешенное лицо.

– Levántate, Luis! – визжала сеньора от двери. – Maldita seasa! Levántate y síguelos.

– No puedo, puta, me pasa a la piern[18]18
  – Вставай, Луис! Ну же, вставай, черт тебя подери! Хватай их!
  – Я не могу, мать твою, у меня нога сломана! (исп.)


[Закрыть].

– Забирайся в седло, Бога ради! – взмолился Фенуэй.

Он уже сидел на лошади, судорожно вцепившись в ручку чемодана. Казалось, прошла вечность за те несколько секунд, пока Эштон, обернувшись, смотрела на живописную картину во дворе кантины: на сеньору, стоявшую в дверях и требующую, чтобы ее деверь поднялся, и лежавшего в грязи Луиса, который в бессильной злобе тянул к ним руку.

За эти бесконечные мгновения в голове Эштон пронесся целый поток ругательств, оскорблений и проклятий в ее адрес. Они оба, и сеньора, и Луис, были ее обидчиками, но Луис оказался ближе. Эштон шагнула к нему, хладнокровно прицелилась и пустила пулю ему в голову.

Они проскакали через пустынную центральную площадь, залитую дождем. Эштон мчалась впереди. Она подвернула юбку и сидела в седле по-мужски, низко пригнувшись и внимательно глядя перед собой.

– Зачем ты убила того человека? – прокричал Фенуэй сзади. – Он уже ничего не мог нам сделать.

– Луис меня оскорблял. Я его ненавидела! – крикнула ему Эштон через плечо.

Прямо перед ней на дорогу вышли двое солдат из форта, их прорезиненные плащи блестели при вспышках молний. В последнюю секунду один из них резко толкнул другого, чтобы тот не угодил под копыта, и они оба упали на землю.

На лице Фенуэя отразилась глубокая тревога. Он, конечно, и раньше понимал, что у этой маленькой южаночки каменное сердце, но даже вообразить не мог, что она способна невозмутимо выстрелить в беспомощного человека. С кем же он связался? Чувствуя себя почти больным от волнения и бешеной скачки, он уже не радовался той свободе, которую мог дать их побег. Наоборот, у него возникло неприятное ощущение, что он угодил в ловушку.

Хотя дорогу освещали лишь редкие вспышки молний, Эштон, с детства привыкшая к верховой езде, скакала легко, наклонившись к шее лошади. Она мчалась так, словно за ней гнались все черти ада, и ничто не могло ее остановить; ее спутник тащился следом, взятый в плен невероятной силой ее воли. Он услышал, как она крикнула:

– Мы это сделаем, милый! Мы уйдем от этих грязных мексикашек! Не останавливайся!

Фенуэй подумал, что и вправду мог бы уйти от любой погони, когда лошадь несла его по скользкой дороге и он подпрыгивал в седле, как пробка на бурных волнах, только вот уйти от Эштон ему вряд ли удастся. Было слишком поздно – она поймала его на крючок.

И она совершила убийство.

С его помощью.

Начальник военной полиции округа и комендант гарнизона форта Марси допрашивали сеньору Васкес-Рейли, которая заявила им:

– Конечно, я могу сказать, кто убил моего дорогого невинного деверя. И опишу вам ее во всех подробностях. Только я всегда сомневалась, что она назвалась своим настоящим именем. Так что поймаете вы ее или нет, от вас зависит.