Текст книги "Англия времен Ричарда Львиное Сердце. 1189–1199. Королевство без короля"

Накал страстей достиг пика, когда Лоншан потребовал от Жерара де Камвилла сдать ему замок Линкольн. Жерар – «богатый и благородный муж», его младший брат был одним из командующих флотом короля Ричарда, а жена Никола де ла Хайе – дочь и наследница потомственного владельца замка Линкольн. Еще до коронации Ричарда Жерар встречался с ним в Нормандии и получил от будущего короля грамоту, подтверждающую законное владение поместьями в Англии и Нормандии его и супруги, а также права наследования их потомками, кроме того, он просил должность кастеляна замка Линкольн. Во время щедрой продажи Ричардом земель и титулов после коронации Жерар обещал выплатить 700 марок за место шерифа Линкольншира и окончательное утверждение его в должности кастеляна замка.

Лоншан, вероятно, был уверен, что к Михайлову дню Камвилл будет смещен с должности шерифа, и готовился поставить на его место Уильяма де Стутевилла. Лоншан определенно не доверял Жерару – «гнусному человеку, слишком щедро дарующему свою преданность», кроме того, страстно желал добавить замок Линкольн к перечню мест ему подконтрольных. Когда Лоншан потребовал сдать замок и поклясться в верности, Жерар опрометью бросился к принцу Иоанну, оставив владения в крепких руках жены Николы.

Держать ситуацию под контролем канцлеру помешала необходимость обратить свое внимание на границу с Уэльсом, где по подозрениям Роджер де Мортимер, один из самых влиятельных пограничных лордов, вступил в сговор с валлийцами. Лоншан быстро собрал войско и направился в принадлежащий Роджеру Уигмор, где схватил изменника, обвинив в трусости, и отправил на три года в ссылку.

Затем канцлер поспешил в Линкольн и осадил замок. Надо отметить, что Никола защищала его так же стойко, как мужчина. В казначейских свитках есть запись о том, что Лоншан собрал для осады 30 рыцарей за 2 шиллинга в день, 20 всадников, получавших 4 пенса ежедневно, и 300 пеших солдат, на которых было выделено по 2 пенса в день. Также он привлек 40 взрывателей для подрыва стен замка.

Это был тот случай, которого ждали принц Иоанн и его сторонники. Он заставил Роберта Крокстона и Эда Девилла, констеблей Ноттингема и Тикхилла соответственно, сдать ему замки, что позволяло упрочить позиции и взять под свой контроль центральные земли Англии. Воодушевленный успехом и тем, что его поддерживают многие бароны, Иоанн настоял, чтобы Лоншан немедленно прекратил осаду Линкольна, и угрожал в противном случае «направить в его сторону карающий меч».

Пожалуй, тогда впервые Лоншан осознал, что в государстве существует готовая противостоять ему сила. Он также понял, что бароны, которых он считал союзниками, на самом деле преданы Иоанну. Однако Лоншан не утратил храбрости и потребовал от принца сдать недавно полученные замки, а также, будто забыв, что Ричард отменил, едва приняв, приказ брату оставаться за пределами Англии на время Крестового похода, заявил, что принц Иоанн должен предстать перед Королевским судом за невыполнение воли короля.

Архиепископ Готье, в расположении которого канцлер был уверен, предпочел занять нейтральное положение посредника в переговорах, что скорее говорит о его хитрости, нежели о честности. Передавая послания одной стороны другой, он имел возможность поддерживать решимость канцлера, когда был рядом с ним, и одновременно укреплять амбиции принца, когда находился рядом с Иоанном, подбивая его «отважиться на подвиги, заслуживающие ссылки на Ярос», если он хочет занять подобающее место в королевстве. Однако, находясь на публике, архиепископ заявлял, что обе стороны должны стараться избежать открытого конфликта, который положит начало гражданской войне в стране, умерить свои амбиции, забыть о разногласиях и постараться найти компромиссное решение. Вняв многочисленным советам, Лоншан и принц Иоанн наконец договорились о встрече в Винчестере 28 июля. Лоншан отступил, пожалуй, впервые с момента обретения власти, он снял осаду Линкольна и укрылся в Тауэре в Лондоне, предварительно переправив туда запасы вооружения и солдат.

В означенный день противники встретились в условленном месте. Иоанн задолго до конференции разослал письма всем своим сторонникам и просил явиться вооруженными, как на войну, помимо этого, он расположил неподалеку войско валлийских рекрутов численностью 4000 человек, чтобы быть уверенным в защите в случае вероломного нападения.

Лоншан в третий раз собрал войско, на этот раз около 2000 рыцарей и некоторых валлийцев, оплатив расходы из казны. Обе стороны были готовы к сражению. Канцлер, несмотря на браваду и видимую храбрость, понимал, что в случае начала военных действий ему не выстоять, так как на сторону принца встанут все влиятельнейшие бароны Англии.

Были продуманы возможные условия для заключения мирного соглашения. Однако архиепископ Руана держал этот план в тайне, видимо продолжая следовать избранному пути нейтралитета. Три епископа, Годфри Винчестерский, Ричард Лондонский и Реджинальд Батский, которым полностью доверяли обе противоборствующих стороны, были избраны арбитрами, они же, в свою очередь, назначили посредников, которым предстояло составить соглашение. Епископы определили трех человек, имеющих право выступать от имени канцлера, ими стали три его сторонника: Гийом де Обиньи, граф Арундел, сын верного друга короля Генриха II; Ричард де Клер, женатый на одной из трех дочерей графа Уильяма Глостерского; и Гамелин де Варенн, приходящийся единокровным братом королю Англии Генриху II; были и еще восемь человек, но не столь знатных. Со стороны Иоанна выступал его канцлер Стефан Ридел, Уильям Венневалл, Реджинальд Вазевилл и еще восемь представителей. Они поклялись на Евангелии, что сделают все возможное для урегулирования спора между канцлером и принцем, «не поправ честь и интересы обеих сторон, заботясь о благе и мире в государстве, а также о том, чтобы будущие разногласия, если таковые возникнут, благополучно разрешились». Принц и Гийом Лоншан, в свою очередь, дали клятву соблюдать все условия заключенного соглашения.

По принятому договору, как указано в записях Роджера из Хоудена, Иоанн должен был отдать замки Тикхилл и Ноттингем, захваченные им незадолго до начала конференции, архиепископу Готье, а тот передать Ноттингем Уильяму Маршалу, который, вероятнее всего, не примкнул ни к одной из сторон, а Тикхилл Уильяму Венневаллу, одному из сторонников принца Иоанна, «ради сохранения чести и достоинства короля до его возвращения. Если же король (Господь не допусти!) погибнет, то все замки незамедлительно должны быть возвращены принцу без промедлений и колебаний». Далее было записано, что в случае, если канцлер вновь позволит себе превысить полномочия в отношении принца Иоанна или будет действовать вразрез с советами юстициариев, архиепископа Руанского или судей Королевского суда и не пожелает отступить, когда ему на то будет указано, оба замка тотчас же будут возвращены принцу Иоанну.

Важные замки, такие как Воллингфорд, Бристоль, Пик, Болсовер, Ай, Херефорд, Эксетер и Лонсестон, расположенные в пределах границ владений принца, должны перейти в распоряжение человека преданного короне до возвращения короля, в случае же гибели монарха они перейдут в собственность Иоанна.

С целью положить конец своеволию и наглости Лоншана было установлено: «Епископов и аббатов, графов и баронов, вавассоров и феодалов запрещается незаконно лишать земли, во имя соблюдения справедливости короля все вопросы следует решать в Королевском суде в соответствии с существующим правом, а также подчиняться вердикту разъездных судей или приказу короля». Иоанну вменялось соблюдать все те же правила в своих владениях.

Этот документ интересен прежде всего тем, что демонстрирует строгое пресечение попыток самовольного захвата собственности, а также уважение к Генриху II и Ричарду и признание безоговорочной власти юстициариев и судей как важной части механизма управления государством. Руководствуясь с начала правления не самым дипломатичным методом vis et voluntas (разделяй и властвуй) в разрешении споров с баронами, Ричард невольно заложил его в основу работы судей, согласно ему действовал не только Лоншан, но и «юстициарии и духовенство», разбирая вполне рядовые дела; этот принцип стал использоваться как инструмент наказания, если судебный процесс затягивался или суд был не в силах защитить интересы барона.

Против широкого использования этого метода, считавшегося привилегией королевской власти, выступили прежде всего бароны, и выступили весьма решительно. Тогда у них еще не возникло мысли о возможности протестовать против самой власти, хотя очевидно, что они были ей недовольны и возмущены тем, что им приходится подчиняться приказам, сделанным «от имени короля», как и тем, что вся власть сконцентрирована в его руках. Однако бароны, несомненно, уже задумывались над этим вопросом и обсуждали в своем кругу, их негодование, подогреваемое тираническими действиями ставленника короля, заложило основу для создания позже 39-й статьи Хартии вольностей.

В случае нарушения положений договора или жалоб на несоблюдение принца Иоанна архиепископ Руана, юстициарии или иные ответственные лица обязаны были принять меры по исправлению ситуации, и принц, властвующий на своей территории, обязан был также вмешаться, если недовольство будет вызвано его действиями. Таким образом, единовластие во владениях Иоанна фактически подтверждалось документом, к нему относились так, будто он был правителем иноземного государства.

В положении, в котором говорилось о гражданской войне на земле, некогда принадлежавшей королю Стефану, была затронута тема бесконтрольного строительства баронами замков с разрешения короля Стефана, было постановлено, что все возводимые и недавно заложенные должны быть разрушены и новые впредь могут строиться лишь по личному позволению короля Ричарда.

В договоре было положение о восстановлении Жерара де Камвилла в должности шерифа Линкольншира, однако было решено, что он предстанет перед Королевским судом, хотя правонарушения его и не были указаны.

Воистину, земли принца Иоанна стали раем для правонарушителей, хотя и были приняты меры, чтобы предотвратить желание врагов короны найти здесь укрытие. Иоанн, насколько известно, не колеблясь предоставлял защиту тем, кого подозревали в «преступлении против короля», до момента предъявления ему обвинения; сделать это было довольно просто, поскольку его владения не были подконтрольны странствующим судьям.

Принц Иоанн и канцлер Лоншан поклялись перед архиепископом Руанским соблюдать все положения договора «добровольно и не допуская злого умысла», что сделали также и четырнадцать свидетелей.

Надо отметить, что был в договоре и весьма странный пункт, согласно которому в случае, если король до своего возвращения повелевает приостановить действие договора и сочтет все его пункты недействительными, то замки Ноттингем и Тикхилл будут возвращены принцу Иоанну, «невзирая на любые иные приказы короля Ричарда».

Ричард из Девайса приводит в своих текстах краткий вариант договора, который в основном схож с тем, который описывает Роджер Хоуденский, однако в нем есть положение, запрещающее канцлеру в случае смерти короля Ричарда препятствовать наследованию престола принцем Иоанном, напротив, ему следует всячески в этом содействовать. Впрочем, нам известно, что почти все важнейшие замки в стране находились в ведении принца, посему, даже если не брать в расчет данный пункт, очевидно, что в случае гибели брата большая часть государства находилась бы под контролем Иоанна, что значительно облегчало бы его восшествие на трон.

Впрочем, Ричард несколько усложнил положение брата, когда 12 мая сыграл на Кипре пышную свадьбу с наваррской принцессой Беренгарией. Сторонники короля могли надеяться, что он в скором времени обзаведется наследником, поскольку брак был устроен его матерью именно с этой целью.

И все же между вариантами договора, приводимыми Ричардом из Девайса и Роджером Хоуденским, довольно много различий, также последний обозначает дату заключения договора 25 апреля, хотя доподлинно известно, что соглашение не было достигнуто до 28 июля. Следует принять во внимание и факт, что Уильям Ньюбургский указывает конкретное время начала противостояния между принцем Иоанном и Гийомом Лоншаном, что не согласуется с иными источниками. Попытки составить единую картину привели епископа Стаббса к выводу: Линкольн осаждали дважды, конференции в Винчестере собирались трижды, и были заключены два отличных друг от друга договора, о первом из которых и пишет Ричард из Девайса, указывая дату 25 апреля, а второй, датируемый 28 июля, упоминает Роджер из Хоудена.

Помимо желания доказать правоту Уильяма Ньюбургского, я вижу мало причин безусловно принимать его позицию и признавать существование нескольких договоров, осад и конференций, что не согласуется с иными источниками. Описание договора Ричардом из Девайса, находившимся, кстати, ближе остальных к месту действия, во многом согласуется с тем, что пишет Роджер Хоуденский. Возможно, Ричард, монах храма Святого Свитина в Винчестере, лично имел возможность видеть договор или быть посвященным в некоторые его детали, однако он пишет свои хроники, основываясь на воспоминаниях, и неудивительно, если автор допустил некоторые ошибки или что-то перепутал, например, Ноттингем или Тикхилл был передан Уильяму Венневалу – простая небрежность, подобное случается даже с лучшими историками всех времен.

Все вышесказанное не меняет истины – Винчестверский договор был одним из самых значимых документов периода правления короля Ричарда, он демонстрирует, какова была обстановка в Англии того времени, а также насколько более ответственными стали люди, управляющие ей, а ведь всего менее пятидесяти лет назад их предшественники повергли страну в гражданскую войну по гораздо менее серьезному поводу. Две противоборствующие группы, обе возглавляемые вспыльчивыми, амбициозными и упрямыми лидерами, продемонстрировали друг другу мощь и бросили в лицо немало обвинений, их встреча, казалось, неминуемо должна была привести к открытым боевым действиям, ведь не стоит забывать, что каждый явился на конференцию с войском внушительных размеров, оба лидера убедительно заявили о себе и показали, что обладают значительной силой, а также стремлением доказать собственную правоту.

Удивительно, что принц Иоанн, за спиной которого была армия валлийцев, а по обе стороны многочисленные сторонники, и Гийом Лоншан, которого поддерживали рыцари и солдаты, встретившись в Винчестере, сразу не бросились друг на друга. И причина того в мудрости и осмотрительности мужчин, сумевших заручиться словом двух лидеров закончить переговоры мирным договором, удовлетворяющим обе стороны. Учитывая скудность сохранившихся записей, мы, скорее всего, никогда не узнаем, кто были эти люди. Им мог быть Готье де Кутанс, архиепископ Руана, хотя Ричард из Девайса дает ему весьма не лестную характеристику, называя человеком двуличным и подлым. Возможно, эту роль сыграли епископы Винчестера, Лондона и Бата, каждый из которых обладал достаточным опытом в делах политических, к тому же был заинтересован в силе обоих противников. Ими могли оказаться несколько человек или все собравшиеся епископы, бароны, рыцари, прошедшие трудное, но полезное обучение государственному управлению во времена Генриха II и чувствовавшие ответственность за положение в стране, памятуя о недавних событиях гражданской войны.

Поведение Гийома Лоншана возмутило многих из собравшихся, это явственно следует из текста договора. Впрочем, не следует забывать, что канцлер имел право полагать, что правда на его стороне, поскольку на руках у него были письма короля, содержащие распоряжения подчиняться ему во всем, как верховному юстициарию и папскому легату, и он открыто злоупотреблял доверием Ричарда. Из основных положений видно, что полномочия его были значительно урезаны, имели место призывы консультироваться с коллегами. Самым ярким доказательством того, что традиции Генриха II существовали до того дня, стали требования соблюдать закон, «решения Королевского суда и ассизы».

Позиции принца Иоанна существенно упрочились, благодаря возможности обуздать безраздельную власть Лоншана и получению под опеку многих важнейших замков и земель, а следовательно, в случае смерти брата, вероятно, и всего государства. Одним из пунктов договора, скорее всего удовлетворившим его без меры, было восстановление в должности верного Жерара де Камвилла и отстранение Уильяма де Стутевилла, которого Лоншан назначил шерифом Линкольншира.

Когда порядок был восстановлен, Роджер де Лейси, наследный констебль Честера, которому Гийом Лоншан отдал замки Ноттингем и Тикхилл, задался целью наказать Роберта Крокстона и Эда Девилла за подчинение принцу Иоанну. Предупрежденные, те двое бежали и отказались предстать перед судом. Роджер поручил их Алану Лиику и Питеру Бовенкорту, связанным с констеблем. Питер отправился в Лондон, где известил принца Иоанна, канцлера и судей Королевского суда, что «замок Тикхилл был передан Иоанну против его воли и без его приказа. Будь с ним рядом защитники, разделяющие его взгляды и готовые действовать против принца Иоанна, в суд бы он никогда не явился».

Лоншан не пожелал слушать Питера. «Отправляйся к своему лорду, констебль Честера, – произнес он. – Сними с себя ответственность за преступления, в которых он тебя обвиняет, в его суде». Принц Иоанн вручил Питеру письмо в поддержку, но, когда тот передал его Роджеру де Лейси, чтобы доказать свою невиновность, тот отказался его читать.

Не потрудившись провести судебное заседание, Роджер повесил Алана и Питера на виселице на железных цепях. На третий день рядом с виселицей был замечен какой-то сквайр, отгонявший птиц, клевавших трупы. Роджер приказал повесить его рядом. Принц Иоанн немедленно распорядился лишить констебля всех земель в наказание за варварское поведение.

Поскольку власть Лоншана была ограничена договором о мирном урегулировании разногласий, принц Иоанн и его сторонники решили выждать время, уверенные, что амбициозный канцлер рано или поздно сам попадет к ним руки. Полученное Лоншаном право считать себя легатом папы закончилось со смертью Климента III, однако, узнав об этом, канцлер сразу отправил прошение к новому папе Целестину III. История не сохранила для нас дату, когда новый папа подписал грамоту с продлением полномочий Лоншана, но тот продолжал вести себя так, словно его права и не были приостановлены.

Угроза положению возникла с неожиданной стороны. По просьбе короля Ричарда, о чем сообщила в апреле Алиенора, новый папа утвердил посвящение Джеффри в архиепископы Йорка и поручил его рукоположение архиепископу Тура Бартоломью. Также папа, еще до вступления Джеффри в должность, отправил ему паллий – символ власти и связи с церковью, как знак своего особого расположения. Традиционная процедура предполагала, что вновь избранный архиепископ после посвящения отправляется в Рим, чтобы получить паллий из рук папы лично, хотя бывали и исключения, как, например, в случае с архиепископом Томасом Кентерберийским, которому папа позволил не являться в Рим, а получить паллий через посланника.

Разумеется, Лоншану стало известно о предстоящем вступлении в должность Джеффри, он понимал, что назначение архиепископа Йоркского серьезно ограничит его власть над церковью и изменит существующее положение не в его пользу, он также осознавал, что сделано это было по настоянию короля Ричарда, внезапно изменившего намерения в отношении брата. Кроме того, Лоншан не желал отказываться от дохода, который получал, управляя Йорком, а одна мысль о том, что может произойти, когда Джеффри узнает о его хищениях и слишком вольном распоряжении финансами, приводила его в ужас.

Поскольку указ о назначении Джеффри был дан самим папой, предотвратить его было не во власти Лоншана, однако, приложив все усилия, он мог удержать брата короля за пределами Англии. 30 июля канцлер отдал приказ всем шерифам прибрежных графств арестовать Джеффри, если он со своими приспешниками посмеет высадиться в одном из портов. Дабы обезопасить себя от проникновения в страну каких-либо неуместных в его ситуации приказов, Лоншан также распорядился, чтобы ни один гонец от «папы или другого высокопоставленного лица» не смог проникнуть на территорию Англии. Канцлер отправил посланника, вероятно своего преданного человека, во Фландрию, к графине Арундел, чей муж скончался у Акры 1 июня 1191 года, и просил ее не позволять Джеффри отплыть в Англию из портов Фландрии. Также канцлер пытался добиться расположения некоего Гуго, вероятно одного из приближенных графини, на что выделил 6 марок, на которые поручил приобрести серебряный кубок и передать его в качестве подарка.

С прибытием Готье де Кутанса, архиепископа Руана, угроза беспредельной власти Лоншана над церковью стала расти. Никто, в том числе монахи Кентербери, не принял всерьез приказ Ричарда избрать Вильгельма Монреальского архиепископом, а Лоншан всячески потворствовал их нежеланию действовать. Он переманил монахов в свой собор в Или и, судя по всему, был с ними вполне милостив с одной простой целью – заручиться их поддержкой для избрания на пост архиепископа Кентерберийского.

Когда Готье де Кутанс прибыл в Англию, вооруженный множеством писем от короля и гордый доверием Ричарда, принца Иоанна и множества важнейших персон государства, Лоншан сразу понял, что появление архиепископа не только представляет угрозу его господству как верховного юстициария, но также станет серьезной помехой на пути к посту главы церкви Кентербери. Разъяренный канцлер написал Готье письмо, в котором довольно резко запретил ему приближаться к Кентербери и сейчас, и впредь под любым предлогом. Самым возмутительным было то, что в тексте Лоншан использовал выражения, свойственные королевским указам: «Если ты посмеешь перейти на другой берег Темзы, Мы не сможем сдержать направленный на тебя гнев и недовольство».

Приблизительно в это время принц Иоанн узнал, что Лоншан готовил для себя место архиепископа Кентербери. Разумеется, в глазах принца канцлер был наихудшим кандидатом на должность, потому Иоанн немедленно написал монахам и повелел навсегда забыть об избрании Лоншана.

Тем временем 18 августа Джеффри был рукоположен архиепископом Тура Бартоломью в присутствии также епископа Байоны Генриха и шести викариев епархиального епископа; он сразу дал обет верности Риму: с должным уважением относиться к легату папы, а также являться каждые три года в Рим лично или отправлять эмиссара. После этого Бартоломью покрыл его паллием.

Вновь избранный архиепископ отправился в Гин, во Фландрию, где попытался организовать свой отъезд в Англию. Узнав, что ему запрещено пересекать Ла-Манш, он попытался выяснить у графини, кем был отдан приказ. Та не стала скрывать, что действует по распоряжению канцлера Англии, а также добавила, проявив великодушие, что въезд в страну запрещен только ему, но это не касается его советников и помощников. Джеффри понял намек и незамедлительно отправил свое сопровождение в Дувр, где они высадились в пятницу 13 сентября. Проявив немного хитрости и изобретательности, Джеффри нашел небольшую лодку, на которой и пересек Ла-Манш на следующий день.

Архиепископ Йорка ступил на берег утром и был мгновенно окружен стражниками, велевшими ему незамедлительно отправляться в замок и доложить супруге кастеляна Ришу, сестре канцлера. Джеффри удалось вскочить на лошадь и сбежать. Он решил укрыться в монастыре Святого Мартина, находящегося в ведении епархии Кентербери. Стражники впопыхах бросились за ним и вскоре окружили монастырь.

После мессы архиепископ отправил гонца к Ришу, чтобы выяснить, кто дал ей полномочия его задерживать. Женщина ответила, что действовала от имени брата, канцлера Англии, которому, по ее словам, предана настолько, что, прикажи он поджечь замок Дувр или даже сам Лондон, она не колеблясь сделала бы это. Она также отправила к нему Гийома де Обервилла и нескольких кентских рыцарей и настоятельно потребовала, чтобы архиепископ дал в их присутствии клятву вассальной верности королю и канцлеру и привел веские доводы, демонстрирующие, что он желает только мира.

Джеффри был возмущен такой наглостью и ответил, что уже поклялся в верности брату и не намерен делать это вновь, тем более по велению такой особы. После этого рыцари окружили монастырь и вместе с воинами начали осаду.

В воскресенье, после праздничной мессы Джеффри публично и во всеуслышание произнес отлучение от церкви сестры Лоншана, а также всех вооруженных и безоружных, принимавших участие в осаде монастыря и так или иначе тому способствовавших. Стражники окружили здание, не давая Джеффри возможности выйти, потому ночь ему пришлось провести в церкви, ставшей ему убежищем и в предыдущий день.

Позже, ближе к концу дня прибыл констебль замка Дувр Мэтью де Клэр, супруг Ришу. Он встретился с архиепископом и также стал настаивать, чтобы тот принес клятву верности королю и канцлеру. Джеффри повторил свой ответ, добавив, что, когда ему доведется предстать перед знатью королевства, епископами, баронами, лордами и верными вассалами короля, он с радостью произнесет клятву верности, если им покажется, что данной ранее недостаточно. Констебль позволил Джеффри покинуть храм и перейти в монастырь, однако отдал приказ страже охранять все выходы.

Архиепископ Йорка оставался в заточении до среды 18 сентября. Ближе к вечеру два рыцаря Обри де Марни и Александр де Пюинтель, одни из самых верных слуг Лоншана, прибыли к монастырю с отрядом в пятнадцать вооруженных солдат. Постучав в забаррикадированные ворота, они дали слово выбить их, если им не откроют. Получив заверение, что незваные гости пришли для разговора с архиепископом, монахи открыли ворота и впустили мужчин, скрывавших оружие под плащами.

Джеффри нашли у алтаря, на шее у него была белая стола, в руках золотой крест с фигуркой из слоновой кости. Все присутствующие сразу вспомнили о Томасе Бекете, а Джеффри намеренно сделал все, чтобы так и было, ведь он так же когда-то держал перед собой крест в Ноттингеме.

– Канцлер приказывает тебе, – сказали посланники, – поскольку ты явился в эти земли, нарушив волю короля и без его разрешения, немедля сесть на корабль и плыть обратно.

Архиепископ ответил, что ничего не будет делать по приказу канцлера, кроме того, он прибыл в Англию с мирными намерениями и доказательством тому служит отсутствие рядом с ним войска, хотя, стоило пожелать, он мог собрать немало солдат. В Англию он приехал с разрешения и благодаря милости короля, что отражено в письмах Ричарда, уже отосланных канцлеру.

– Если тебе нечего более сказать, – отозвались рыцари, – мы обязаны исполнить приказ.

Архиепископ промолчал, тогда мужчины вышли во двор, сбросили плащи и вернулись, демонстрируя полное вооружение. Они опять спросили Джеффри, согласен ли он повиноваться приказу канцлера, и тот снова отказался.

Прежде всего, рыцари проявили набожность и преклонили колени перед алтарем, трижды перекрестившись. Затем они подхватили архиепископа под руки и повели к выходу. Едва переступив порог храма, Джеффри выкрикнул отлучение от церкви тех, кто посмел применить к нему силу. Мужчины подняли его, удерживая за плечи и ноги, и понесли, руки же его безвольно свисали до земли.

Рыцари предложили Джеффри сесть на лошадь и ехать с ними в замок, тот ответил, что он не сядет на лошадь, принадлежащую тем, кто пришел лишить его свободы. Архиепископ шел пешком, рыцари то подталкивали его, то тянули, но он уверенно ступал по вязкой грязи дороги. Временами он прикасался к кресту и поправлял каким-то образом не сорванную с него столу. Так он добрался до замка Дувр, сопровождаемый несколькими помощниками и клириками, поспешившими ему на помощь, узнав о возвращении в Англию.

Констебль Мэтью де Клэр был не столь жестокосерден, как супруга. Когда к нему привели архиепископа, Мэтью упал пред ним на колени и зарыдал из сострадания к унизительному положению, в котором тот оказался из-за брата его собственной жены. Ослушаться приказа канцлера он не посмел и отправил в темницу Джеффри, нескольких его слуг и клириков, однако, желая смягчить их страдания, отправил заключенным еду со своего стола. Архиепископ с презрением ее отверг. Он не хотел связывать себя никакими обязательствам с тюремщиками, потому велел слугам принести еду, воду и огонь из города.

На третий день заключения архиепископа Лоншан конфисковал всех его лошадей и повелел доставить к нему, обозначив как военные трофеи. Каждый день канцлер отправлял гонцов к Джеффри с разными предложениями, например, он был готов предоставить корабли, если архиепископ согласится вернуться на континент, и всякий раз требовал дать клятву верности королю и ему лично. Ни на одно из предложений Лоншан ответа не получил. Тем временем Мэтью де Клэр, глубоко осознав творившееся чудовищное святотатство и свою роль в происходящем, все чаще являлся пред очи архиепископа с мольбами о прощении и объяснениями; он говорил, что не разделяет взгляды напавших, что был вынужден из страха подчиниться приказу, разумеется, вопреки собственной воле. Характером Джеффри пошел в своего отца Генриха II и был человеком вспыльчивым, злопамятным, однако слишком великодушным, чтобы затаить обиду на того, кто молит о прощении. Мэтью получил его милость.

Новость о пленении архиепископа бежала по Англии со скоростью ветра. Ситуация не могла не вызывать ужаса, ведь схожесть с положением Томаса Кентерберийского была очевидна всем. Возмутительное своеволие канцлера, посмевшего столь жестоко обращаться с архиепископом Йоркским, называли не иначе как кощунством. Помимо того что Джеффри был братом короля, он вызывал уважение подданных непоколебимой преданностью отцу, Генриху II; он был единственным из его сыновей, кто был рядом до самого конца, прижимал умирающего отца к груди и тихо нашептывал слова любви, стараясь облегчить агонию, пока душа короля не покинула тело. Большую часть жизни Джеффри провел в Англии, за которую храбро боролся в 1173–1174 годах с шотландцами, и Англия любила его и почитала. Возмутительное обращение с ним сына беглого раба, к тому же иностранца, укрепляло в народе ненависть к Лоншану.

Монахи Кентербери, находящиеся ближе всех к месту развития событий, одними из первых узнали, что произошло с Джеффри. Взывая к памяти о «пролитой крови великого мученика нашего Томаса Кентерберийского», они написали письмо и потребовали от Лоншана объяснений, почему архиепископа Йорка схватили в церкви, у самого алтаря и заставили идти по непроходимой грязи до самого замка в Дувре, где бросили в темницу.