Текст книги "Куколка"

Барнстапл, июня 17, четверг

Шестью неделями ранее в приходском лесу, что отсюда в десяти милях, собственноручно повесился неизвестный, факт чего засвидетельствован коронером, первоначальные изысканья коего не смогли выявить ни имени самоубийцы, ни причин его богомерзкого поступка, однако новые сведенья вселяют опасенья в гораздо худшем злодеянье. Стало известно, что покойник – глухонемой слуга джентльмена по имени Бартоломью, кто в последний день апреля в компании трех спутников направлялся в Бидефорд, но с той поры об нем иль его попутчиках никто не слышал. Допустимо, что в припадке безумного помешательства немой слуга всех убил, а тела спрятал, но затем, охваченный раскаяньем и страхом перед возмездьем, положил конец своей злосчастной жизни; вот только странно, что поныне никто из друзей мистера Бартоломью об нем не справился.

«Вестерн гэзет», 1736 г.

Показанья Томаса Паддикоума, под присягой взятые на допросе июля тридцать первого дня в десятый год правленья монарха нашего Георга Второго, милостью Божьей короля Великобритании, Англии и прочая

От роду мне трижды по два десятка да еще шесть лет. Вот уж годов сорок я хозяин гостиницы «Черный олень», которой прежде владел мой отец. Я знатный гражданин нашего города, трижды был его мэром, одновременно исправляя должность судьи.

В: Итак, мистер Паддикоум, вначале прошу вас подтвердить, что на миниатюре, кою я вам показал и вновь показываю, изображен молодой джентльмен, месяца три назад вместе с компаньоном останавливавшийся в вашей гостинице.

О: Кажись, он, сэр. Шибко похож. Ей-богу, он. Только здесь одет побогаче.

В: Рассмотрите лицо. Платье не важно.

О: Так и есть. Он самый.

В: Прекрасно. Когда они прибыли?

О: В последний день давешнего апреля. Я хорошо запомнил, век не забуду.

В: В котором часу?

О: Часа за три до заката прискакал ихний нарочный – заказать комнаты и еду. Мол, они скверно отобедали, в брюхе урчит.

В: Его имя?

О: Фартинг. Потом он воротился за остальными, и все они, как было обещано, прибыли где-то в седьмом часу.

В: Всего пятеро?

О: Дядя с племянником, двое слуг и девица.

В: Господа представились мистером Брауном и мистером Бартоломью?

О: Так, сэр.

В: В их манерах ничто не показалось вам странным?

О: Тогда – нет. Лишь опосля известных событий.

В: А тем вечером?

О: Да нет, сэр, едут себе и едут в Бидефорд. Ни с тем ни с другим я двух слов не сказал. Молодой сразу прошел в свои покои и до самого отъезда носа не казал. Об нем я знаю не больше, чем об случайном прохожем. Отужинал, почивал, проснулся, откушал завтрак. Все в четырех стенах. Потом уехал.

В: А дядя?

О: Добавить нечего, сэр. Правда, после ужина он чваевничал с мистером Бекфордом и…

В: Кто таков?

О: Наш викарий. Пришел засвидетельствовать господам почтенье.

В: Они были знакомы?

О: Полагаю, нет, сэр. Когда я об нем доложил, его имя ничего не сказало.

В: Как скоро он появился?

О: Через час, как они приехали. Може, больше. Господа уж откушали.

В: Но они с ним говорили?

О: Вскоре мистер Браун сошел вниз, и они с мистером Бекфордом уединились в гостиной.

В: То бишь дядя? А что племянник?

О: Беседовал только дядя, сэр.

В: Как долго?

О: С часок. А то и меньше.

В: Вы слышали, об чем они говорят?

О: Нет, сэр.

В: Ни единого слова?

О: Ни словечка. Им прислуживала Доркас. Сказывала…

В: Мы ее выслушаем. Говорите об том, что сами видели и слышали.

О: Я подвел мистера Брауна к мистеру Бекфорду. Они раскланялись, обменялись учтивостями, но мое дело маленькое, я пошел приглядеть за чваем.

В: Они поздоровались как чужаки иль как знакомцы?

О: Как чужаки, сэр. Мистер Бекфорд частенько так делает.

В: Что именно?

О: Ну, знакомится с проезжающими, какие из образованных.

В: То бишь встреча была случайной?

О: По всему, сэр.

В: Позже мистер Бекфорд поведал вам об теме их беседы?

О: Нет, сэр. Лишь просил хорошенько заботиться об господах. Мол, дядюшка – знатный лондонец, едет по христианскому делу. Так и сказал, сэр: по христианскому делу.

В: Какому именно?

О: Не уточнил, сэр. Но в кухне Фартинг открыл, почто они едут. Дескать, в Бидефорде молодой джентльмен намерен почтить свою тетушку. Богатую, мол, даму, сестру мистера Брауна. Зажиточна, что твоя султанша, так он выразился. А лондонская, стало быть, девица предназначалась ей в услуженье.

В: Но в Бидефорде таковой дамы не числится?

О: Нет, как опосля выяснилось. Я тогда ж сказал, что об ней не слыхал, но Фартинг отмахнулся – мол, неудивительно, тетушка живет уединенно и не в самом городе, а в предместье. Набрехал, подлец – оказалось, нет там этакой леди.

В: Что Фартинг говорил об занятье мистера Брауна?

О: Мол, лондонский купец, олдермен, обременен семейством, а после смерти брата и невестки опекает племянника.

В: Сей племянник не унаследовал состоянья?

О: Дескать, все растранжирил и спустил. Так я понял. Только опять же вышло вранье.

В: Что-нибудь говорилось об покойных родителях мистера Бартоломью?

О: Ничего, сэр. Лишь об том, что сынок заносчив.

В: Хорошо. Теперь подробнее об слугах.

О: Извольте, сэр, не затруднюсь. Однако ж об том, которого нашли, мне и сказать-то нечего.

В: Как его имя?

О: Все называли Диком, сэр. Фартинг поведал нам всякие байки, что не для девичьих ушей. Уж миссис Паддикоум меня разбранила, воротившись домой. Она ездила в Молтон, где наша младшенькая разрешилась от бремени…

В: Понятно, мистер Паддикоум. Что за россказни?

О: Будто бы малый лунатик, да еще и распутник. Но только Фартингу веры нету. Он же валлиец. Им верить нельзя.

В: Точно ль валлиец?

О: Как пить дать, сэр. Первое – его выговор. Потом еще бахвальство – дескать, он бывалый флотский старшина, такого повидал, что нам и не снилось. Распустил хвост перед девицами. Что до похоти, так на себя б посмотрел, прежде чем другого поносить.

В: То бишь?

О: Я узнал уж после их отъезда, девица оробела сразу-то сказать. Служанка моя, Доркас, сэр. Фартинг звал ее ночью пошалить. Предлагал шиллинг. Только она девица благонравная – обещалась, но не пришла.

В: Об чем еще он говорил?

О: Да все больше похвалялся своим геройством и воинскими подвигами. Пускал пыль в глаза. Мистера Брауна величал приятелем, когда всего-навсего его слуга. Шуму от него, что от драгунской роты. Шалопай, сэр, имечко ему под стать – звонкий медяк. И уехал-то скрытно, до свету.

В: Отчего так?

О: Бог его ведает, сэр, оседлал коня и, не сказав ни слова, на рассвете отбыл.

В: Может, его выслали вперед?

О: Мы встали, а его и след простыл – вот все, что я знаю.

В: То бишь он уехал без ведома хозяина?

О: Не скажу, сэр.

В: Мистер Браун выказал удивленье его отъездом?

О: Нет, сэр.

В: А другие?

О: Никто, сэр. Об нем не поминали.

В: Однако вы считаете, в том есть какая-то загадка?

О: Накануне вечером об раннем отъезде он ничего не говорил.

В: Каких он лет?

О: Сказывал, дескать, еще мальчишкой-барабанщиком участвовал в баталии восемнадцатого года, из чего заключаю, что ныне ему лет тридцать с хвостиком, на кои он и выглядел.

В: Кстати, об его наружности: не имелось ли каких-либо особых примет?

О: Разве что усищи, распушенные, точно у ряженного турком. А так рослый и горазд покушать, что подтвердят мои стол с погребом. Жрал и пил, оглоед, в три горла, аж кухарка моя окрестила его едунчиком.

В: Но с виду малый крепкий?

О: Пожалуй, только с виду, не будь я Паддикоум.

В: Какого цвета глаза?

О: Темные. И шныряют, как у пройдохи.

В: Не заметили шрамов, рубцов иль чего подобного?

О: Нет, сэр.

В: Хромота, спотычная походка?

О: Не заметил, сэр. Поди, все его сраженья по пьяному делу шли в тавернах.

В: Ладно. Что насчет второго, Дика?

О: Тот ни слова не промолвил, сэр. Потому как без языка. Но по глазам его я понял, что Фартинга он чтит не больше моего. За что ни капли его не осуждаю, ибо усач вел себя с ним как с великопостным чучелом. А парень-то он, по-моему, справный.

В: Помешанным не выглядел?

О: Простаком, сэр. Что велят, то и сделает, не боле. Словно собака: все понимает, а сказать не может. Ну прям несчастный пес, ей-богу. А парень-то ладный, я б такого взял в услуженье. По-моему, он безобидный. Что б сейчас об нем ни говорили.

В: И похоти не выказывал?

О: Фартинг молол всякий вздор, когда парень отнес воду в мансарду да там маленько замешкался. А мы уши-то развесили.

В: Девиц ваших не домогался?

О: Нет, сэр.

В: Сия приезжая девица… Как, бишь, ее звали?

О: Как-то чудно, сэр… наподобие французского короля, будь он неладен… Луиза! Иль что-то вроде того.

В: Француженка?

О: Нет, сэр. По выговору родом из Бристоля иль соседних краев. А вот манеры под стать французским, как я об них слыхал. Однако Фартинг сказывал, что нынче в Лондоне такая мода – служанки обезьянничают хозяек.

В: Она приехала из Лондона?

О: Так было сказано, сэр.

В: А выговор, стало быть, бристольский?

О: Да, сэр. Ужин ей подали в комнату, где она обитала одна. Такое нам чудно. Фартинг шибко бранил ее изящные манеры. А вот Доркас сказывала, что в речах девица ласкова и вовсе не заносчива. Просила извиненья, что ужинает отдельно – дескать, мигрень замучила. Но я-то полагаю, Фартинг ей был невыносим.

В: Что ее наружность?

О: Изрядно миловидная, сэр. Девица малость бледна и по-городскому тщедушна, не в теле, однако лицом хороша. Особливо карие глаза – этакие печальные, будто оленьи иль заячьи… Недоверчивые… И хоть бы разок улыбнулась…

В: В каком смысле «недоверчивые», мистер Паддикоум?

О: Ну, удивленные, сэр, – мол, как же ее к нам занесло-то? У нас говорят – глядит, точно рыба на сковородке.

В: Неразговорчива?

О: Только с Доркас и перемолвилась.

В: Может ли статься, что под личиной служанки скрывалась благородная персона?

О: Что ж, сейчас кое-кто обзывает ее авантюристкой.

В: Хотите сказать, беглянкой?

О: Я ничего не хочу, сэр. Так выражаются кухарка Бетти и миссис Паддикоум. Мое дело маленькое.

В: Хорошо. Теперь важный вопрос. Что плут Фартинг говорил об повадках мистера Бартоломью? Не казался ли тот человеком, кто жил не по средствам и теперь против воли вынужден пасть к ногам тетушки?

О: Не могу знать, сэр. С виду нетерпелив, привык командовать. Как вся нынешняя молодежь.

В: Вам не показалось, что он знатнее, чем представляется, и родом из иной среды, нежели его дядюшка-купец?

О: По всем замашкам он благородный господин, другого не скажу. Разве что выговор у них разный. Мистер Браун ни дать ни взять лондонец, а племянник молчалив, но будто бы с Севера. Изъяснялся он подобно вам, сэр.

В: К дяде был почтителен?

О: Скорее внешне, чем от души, сэр. Я еще удивился, когда он занял лучшую комнату. За приказами я обращался к мистеру Брауну, но отдавал их племянник. К пастору отправился дядя и прочее. Хотя все было учтиво.

В: Много ль он пил?

О: Отнюдь, сэр. По приезде глоток пунша, пинта глинтвейна, а к ужину бутылка отменной мадеры. Так и осталась недопитой.

В: Кстати, в котором часу они отбыли?

О: Кажись, в восьмом, сэр. Майский день, хлопот полон рот, я не подметил.

В: Кто оплатил постой?

О: Мистер Браун.

В: Щедро?

О: Весьма. Пожаловаться не могу.

В: Они поехали по бидефордской дороге?

О: Да, сэр. Во всяком случае, справились у моего конюха Иезекиля, как им выехать из города.

В: В тот день больше вы об них не слышали?

О: Лишь от тех, кто их встретил, едучи на праздник. Гости спрашивали, что привело их сюда, не у меня ль квартировали.

В: Просто из любопытства?

О: Да, сэр.

В: Но в тот день больше никаких вестей об них?

О: Ни словечка, сэр. Лишь через неделю пронесся слух об цветочнике.

В: Об ком?

О: Этак прозвали бедолагу Дика, поскольку других примет не имелось. Но прежде позвольте об кобыле, сэр. Поперву я не смекнул, об чем речь. Было сие за полдень второго мая. Давний мой знакомец, некто Барнкотт из Фремингтона, приехавший по своей надобности, рассказал о беспризорной лошади, что встретилась ему на дороге. Скотина в руки не давалась, а время поджимало, так что он плюнул и поехал себе дальше.

В: Что за лошадь?

О: Старая доходяга, сэр. Ни сбруи на ней, ни уздечки, ни седла. Об том Барнкотт мимоходом помянул, полагая, что лошадь удрала с выпаса. Дело привычное, поскольку в наших-то лошадках сильна примесь диких коней, а те кочуют, что твои цыгане.

В: То была вьючная лошадь?

О: Об том я уж после смекнул, сэр. Пока Дик не нашелся, и мысли не возникло.

В: Как вы узнали об находке?

О: От прохожего, что шел в Даккум и видел мертвое тело на плетне.

В: Далеко ль отсюда Даккум?

О: Добрая лига, сэр.

В: Как и где обнаружили труп?

О: Пастушок его нашел. В чащобе, что зовут у нас Ущельем.

Торфяники, непроходимые места. Кое-где овраги – куда твоей пропасти. В той чаще скоко хошь виси – не найдут.

Да вот Господь иначе распорядился. Там хорям раздолье, но никак не смертному человеку.

В: Неподалеку и лошадь видели?

О: В миле, на дороге.

В: Что за байка об цветах?

О: Все правда, сэр. Так и на дознанье было сказано. А я слышал от того, кто разрезал петлю и доставил мертвеца к опознанью, где бедолагу привязали к столбу, а уж потом зарыли возле Даккумского Креста. Изо рта покойника торчал букетик фиалок, с корнем вырванных, но во всем цвету. Многие сочли сие колдовством. Однако те, кто ученей, говорят, мол, цветы произросли из праха, в каковой все мы обратимся. Мой рассказчик ничего чуднее не видел: этакая красота на почерневшем лице.

В: Вы не догадывались, кто сей мертвец?

О: Нет, сэр. Даже после приезда следователя не смекнул. Сами посудите – целая неделя прошла. И Даккум в другом приходе. Гостей-то было пятеро, поди сообрази, что один из них скверно кончил, и никто не всполошился об остальных.

В: Что дале?

О: А потом, сэр, неподалеку от дороги, где начинается Ущелье и видели старую кобылу, нашли окованный медью сундучок. Вот тогда-то мне стукнуло, и я скоренько поделился своими мыслями с нашим мэром мистером Таккером, с кем приятельствую. Затем я, мистер Таккер, аптекарь мистер Экланд – он городской писец и кое-что смыслит в законах – и Дигори Скиннер, наш жезлоносец и констебль, сколотили posse comitatus, чтоб во всем разобраться и куда следует доложить.

В: Когда сие было?

О: В первую неделю июня, сэр. Мы поехали туда, где был найден сундучок, и я тотчас признал в нем имущество молодого джентльмена мистера Бартоломью. В утро отъезда конюх Иезекиль помогал увязывать ихний багаж и сейчас подтвердил мое мненье. Потом я взглянул на лошадь, кою к тому времени уже взнуздали и поставили на соседней ферме. Она тоже показалась знакомой, сэр. Сел я и крепко призадумался, а затем поспрошал об цветочнике. Человек, видевший мертвеца, поведал, что тот был светловолос и голубоглаз. Тут уж сомнений не осталось, и мистер Экланд все как есть отписал дознавателю в Барнстапл.

В: Своего коронера у вас нет?

О: По уставу положен, сэр. Но место вакантно. Пустует. Так что призвали из Барнстапла.

В: Доктора Петтигрю?

О: Его, сэр.

В: Сундучок был спрятан?

О: Забросили в росточь, густо обросшую кустарником, шагах в четырехстах от дороги. Но тот, кто нашел, сквозь листву заметил сверканье меди.

В: Что такое «росточь»?

О: Водороина, сэр. Овражек.

В: Труп тоже был найден неподалеку, верно?

О: Так точно.

В: Сундук был пуст?

О: Как ваш стакан, сэр. Правда, ходит одна небылица, Доркас вам расскажет. Мол, прежде сундук ломился от золота. Но она видела его открытым – все враки.

В: Мы ее спросим. Был ли у путников иной багаж?

О: Был, сэр. Большой кожаный баул и еще всякое. Но боле ничегошеньки не нашли.

В: Хорошо ль смотрели?

О: Десять человек искали, сэр. Да еще констебли. Шибко опасались найти еще мертвецов – ну как всех подстерегли да порешили? Кое-кто полагает, так оно и случилось, да только неведомо, где искать.

В: Тогда почему ж Дика не спрятали?

О: Не ведаю, сэр. Все загадка. Одни говорят, он всех умертвил, трупы закопал, а потом в отчаянье и на себя руки наложил. Другие считают, он был в сговоре с убивцами, но раскаялся, и ему заткнули рот – представили дело самоубивством, но шибко торопились и тело не спрятали.

В: В ваших краях пошаливают?

О: Благодаренье Богу, лет двадцать ни об чем этаком не слыхивали.

В: В таком разе ваша вторая версия не выглядит убедительной, мистер Паддикоум.

О: Мне тоже сумнительно, сэр. Я лишь повторяю, что люди говорят. Одно определенно: злодеянье свершилось там, где нашли кобылу и сундук. И я скажу вам почему, сэр. Проедь они еще чуток – и уже Даккум. Майский день, на улицах людно, их бы приметили.

В: Однако никто их не видел?

О: Ни един человек. Они не проезжали.

В: Другие дороги там есть?

О: Не для благоразумного путника с тяжелой поклажей. Да они и не знали тех дорог, ведь не местные. Пусть даже знали, иные пути не с руки, коль взаправду направляешься в Бидефорд.

В: Там об них справлялись?

О: Да, сэр. Но след уж остыл. Людный город, полно приезжих.

Сыщики доктора Петтигрю вернулись несолоно хлебавши.

На повторном следствии об том говорилось.

В: В ту ночь, что они провели под вашим кровом, не было ли какой свары, гневных слов?

О: Ничего, сэр.

В: Кроме мистера Бекфорда, их кто-нибудь посещал? Посыльный, незнакомец?

О: Никто, сэр.

В: Не опишете ль наружность мистера Брауна?

О: Да что ж, сэр… лицом свиреп, повадкой мягок.

В: Что, свиреп?

О: Скорее суров. Навроде ученого лекаря.

В: Как-то не вяжется с его занятьем. Ведь он, вы сказывали, купец?

О: Не могу знать, сэр. Лондон мне неведом. Там большие люди, нам не чета.

В: Но толст он иль худ? Какого росту?

О: Да все эдак средне, сэр. Но осанист.

В: Каких лет?

О: Пожалуй, около пятидесяти. Может, чуть больше.

В: Имеете что добавить к допросу?

О: Сейчас ничто на ум нейдет, сэр. Уверьтесь, важного не пропустил.

В: Хорошо, мистер Паддикоум, благодарю вас. Об следствии моем ни слова, как я предупредил.

О: Так я ж поклялся, сэр. Истинной церковью и королем. Слово мое олово. Я не сектант какой, не еретик. Хоть кого спросите.

Jurat tricesimo uno die Jul.

anno Domini 1736 coram me

Генри Аскью

Показанья Доркас Хеллиер, под присягой взятые на допросе июля тридцать первого дня в десятый год правленья монарха нашего Георга Второго, милостью Божьей короля Великобритании, Англии и прочая

От роду семнадцать лет, местная уроженка, девица. Прислуга за все у мистера и миссис Паддикоум.

В: Хозяин объяснил, зачем вас призвали?

О: Да, сэр.

В: Знаете, что вы под присягой как в суде?

О: Знаю, сэр.

В: Говорите только правду, слова ваши записываются.

О: Как на духу, сэр.

В: Прекрасно. Взгляните на портрет. Вы узнаете господина, коему в последний день минувшего апреля прислуживали в сей самой комнате?

О: Да, сэр. Кажись, он.

В: Точно ль? Если сомневаешься, скажи, дочка. За то тебя не накажут.

О: Он самый.

В: Хорошо. Ужин господам подали вы?

О: Да, сэр. Кушанья и прочее.

В: Но ведь обычно об проезжающих заботятся их собственные слуги, не так ли?

О: Кто как пожелает, сэр. Гости нечасты.

В: Стало быть, особых распоряжений не было?

О: Никаких, сэр.

В: Меж собой господа говорили?

О: Мы ничего не слыхали, сэр.

В: Вы были в комнате, пока они трапезничали?

О: Я б осталась, сэр, но меня выпроводили, как только подала кушанья.

В: Они сами себя обслуживали?

О: Да, сэр.

В: Что-нибудь странное в них заметили?

О: Что, сэр?

В: Вот я и спрашиваю. Припомните. Выказывали они беспокойство, нетерпенье остаться одним?

О: Просто выслали, и только. Сказали, дурно отобедали.

В: Желали спокойно поужинать?

О: Да, сэр.

В: Что они заказали?

О: Яичницу с беконом, гороховую болтушку с луком и мятой и молочный пудинг.

В: Все съели?

О: Да, сэр. Начисто подмели.

В: Держались они дружески? Не дулись, будто в ссоре?

О: Нет, сэр.

В: Кто вам приказывал?

О: Старик, сэр.

В: Позже ему и мистеру Бекфорду вы подали чай? (Непонимание.) Чвай, дочка. Бохи. Китайский лист.

О: Да, сэр. То уж в гостиной.

В: Вы слышали их разговор?

О: Помнится, мистер Бекфорд рассказывал об себе.

В: Что именно?

О: Про семью, сэр. Мол, родом он из Уилтшира. Еще про сестру, что в Солсбери недавно обвенчалась.

В: Больше ничего?

О: Ничего, сэр.

В: Прежде мистер Бекфорд беседовал с приезжими?

О: Ежели изволите глянуть, ихняя квартира на той стороне площади. Из окошка ему всех видать.

В: Любит благородное общество?

О: Как говорится, хлебом не корми.

В: Скажите-ка, господские пожитки вас ничем не удивили?

О: Да нет, сэр. Разве что сундук с бумагами.

В: Что за бумаги?

О: В сундуке молодого джентльмена. Еще на письменном столике – мы видали, когда принесли свечи. Пожилой господин велел, спускаясь к мистеру Бекфорду.

В: Молодой джентльмен читал?

О: Да, сэр. Ему было темно.

В: Какого рода бумаги?

О: Не скажу, сэр. Я неграмотная.

В: Может, письма? Сверху имелся адрес?

О: Мы грамоты не знаем.

В: Я понял, но вы ж знаете, как выглядит письмо: сургучная печать, сложенный лист, убористый почерк?

О: Нет, сэр, теи листки смахивали на счетные бумажки.

В: Какие бумажки?

О: Ну вроде тех, что хозяин выписывает за постой, ежели кто спросит.

В: Значит, там были цифры?

О: Да, сэр. Цифры и знаки, но не буквы – я знаю, как они выглядят.

В: Цифры были писаны столбцом, как на счете?

О: Нет, сэр. Меж узоров.

В: Каких узоров?

О: Один мы разглядели: большой круг, потом другой, обнесенный тремя чертами, и лунные отметины.

В: Как? Лунные отметины?

О: Вроде старой луны, похожей на сырную корку.

В: Полумесяц?

О: Да, сэр.

В: И рядом цифры?

О: Да, сэр.

В: Много ль таких бумаг лежало на столе?

О: Много, сэр. С дюжину, а то и боле.

В: Какого размера листы?

О: Вроде тех, на каких пишет господин. Один вдвое больше.

В: Пометьте: фолио и кварто. Писано от руки, чернилами?

О: Да, сэр.

В: Буквы не оттиснуты, не книжные страницы?

О: Нет, сэр.

В: Джентльмен писал?

О: Не видала, сэр.

В: Прибора не подметили? Чернильница, перо?

О: Нет, сэр.

В: В сундуке тоже были бумаги?

О: Бумаги, сэр, а еще книги и большие медные часы без футляра.

В: Верно ль часы?

О: Огроменные, сэр! Вроде каминных часов миссис Паддикоум, когда смотришь с изнанки.

В: Вы заметили циферблат и стрелки?

О: Нет, они лежали вверх нутром – колесиков понапихано, что и в наших часах.

В: Так где вы видели книги?

О: В сундучке подле двери, сэр. Крышка была откинута, и мы туда заглянули, хоть и в потемках.

В: И увидали книги?

О: Да, сэр. Сейчас говорят, будто сундук ломился от золота, на что и польстились убивцы.

В: Но сие не так?

О: Нет, сэр. Только мне не верят.

В: Пустое, я тебе верю, Доркас. Перейдем к служанке Луизе. Кажется, вы с ней поболтали?

О: Маленько, сэр, когда провожала ее в комнату. Перебросились парой слов.

В: Об чем?

О: Долго ль едут, откуда и всякое такое.

В: Об себе она ничего не поведала?

О: Сказывала, сэр, ибо я спросила. Мол, определили ее служанкой к бидефордской леди, родственнице господ. Поскольку прежняя лондонская хозяйка уехала за море, а ее с собою не взяла. Потом справилась, знаком ли нам Бидефорд, и я сказала, что с папашей разок там побывала – город большой и рынок славный.

В: Не упоминалось ли имя прежней хозяйки?

О: Упоминалось, сэр, да я уж запамятовала.

В: Имя английское?

О: Да, сэр.

В: Имелся ли титул?

О: Нет, сэр, просто миссис… как же ее…

В: Вы не спросили, откуда Луиза родом?

О: Из Бристоля, сэр. Но, считай, выросла в Лондоне – всю жизнь в горничных, потому как родители померли. Знает шитье и тупейное искусство, а потому жалованье платили хорошее.

В: Об вас расспрашивала?

О: Да, сэр, – нравится ль хозяйка, приятна ли служба.

В: Об чем еще?

О: Да разговор-то был недолог, сэр, меня кликнули. Вижу, вы заняты, говорит, обременять не стану. Я шибко устала, поем наверху, но хлопотать не надо, Дик все доставит.

В: Про господ ничего не говорила?

О: Мол, еще десять дней назад их знать не знала, но прежняя хозяйка лестно отзывалась об пожилом.

В: А про слуг?

О: Об Фартинге – ничего, сэр. Про глухонемого Дика сказала, что он безобидный, бояться его нечего.

В: А ну-ка поройся в памяти, дитя мое. Как ты считаешь, взаправдашняя она горничная иль зачем-то притворялась?

О: Манеры-то ее лондонские, сэр. Речь гладкая, и сама уж такая хорошенькая! Глазки – смерть мужикам!

В: То бишь скорее дама, нежели горничная? Для служанки чересчур пригожа?

О: Не знаю, сэр. Однако выговор у нее бристольский.

В: В смысле, никакого жеманства?

О: Да, сэр. И еще: отужинав, она почивать не легла, как хотела. Часом позже, идучи к себе, я миновала комнату молодого джентльмена. Так девушка была у него.

В: Вы услыхали ее голос?

О: Да, сэр.

В: Подслушивали?

О: Виновата, сэр. Но всего минутку-другую – просто удивилась, что она еще не спит.

В: Что-нибудь расслышали?

О: Дверь толстая, а говорили тихо, сэр.

В: Кто больше?

О: Джентльмен, сэр.

В: Что вы об том думаете?

О: Наверное, он давал наставленья, как ублажить новую хозяйку, сэр.

В: Вы сие слышали?.. Говори правду.

О: Ей-богу, сэр… Мы пытались, да никак…

В: Зачем давать наставленья в столь поздний час?

О: Не ведаю, сэр.

В: Спрошу еще раз: может, она вовсе не служанка?

О: Нам показалось странным, что беседа шла так долго, сэр.

В: Откуда вам известно? Не вы ль сказали, что лишь на минутку-другую задержались под дверью.

О: Так оно и было, сэр. Но девушке отвели комнату, соседнюю нашей с Бетти. Мы еще не спали и слыхали, как через полчаса, а то и больше она прокралась к себе и щелкнула задвижкой.

В: Возможно ль, что ее услуги были потребны в угоду молодому джентльмену, а не бидефордской хозяйке?

О: Не разумею, сэр.

В: Полно, Доркас! Тебе уж семнадцать, смазливая шалунья! Бьюсь об заклад, уж завела себе с десяток сердечных дружков!

О: Есть один, сэр. Жених мой.

В: Так нечего пунцоветь! Небось, наутро увидала следы греховного совокупленья?

О: Как, сэр?

В: Сбитые простыни.

О: Нет, сэр, постель была нетронута.

В: Нетронута? Верно ль?

О: Да, сэр. Чуть смята, но даже покрывало не сдернуто.

В: Ночью в соседнюю комнату никто не входил?

О: Никто, сэр.

В: И девица ее не покидала?

О: Нет, сэр.

В: Ни голосов, ни шорохов?

О: Ничего, сэр. Мы с Бетти спали беспробудно.

В: Не было ль в ней чего от падшей женщины? Гулящей, шлюхи?

О: Нет, сэр.

В: Может, намекала, что девушке с твоей наружностью подыщет в Лондоне местечко гораздо лучше и доходнее?

О: Нет, сэр.

В: И не поведала об скорби иль несчастной любви?

О: Ничегошеньки, сэр.

В: Путешествие ее печалило иль радовало?

О: Не знаю, сэр. Похоже, ей бы лучше остаться дома, нежели с чужаками ехать в этакую даль.

В: Она так сказала?

О: Вид ее об том сказал, сэр.

В: Была грустна?

О: Да, сэр. Но редкая улыбка ее преображала.

В: Как? Выдавала игривость?

О: Нет, сэр… Не умеем сказать…

В: Ну же, дочка! Я тебя не съем!

О: Как гости съехали, на подушке мы нашли цветастую косынку, будто в подарок нам оставленную.

В: Где она?

О: Мамаша велели сжечь. Когда прошел слух об цветочнике и убивцах. А то, мол, накличем беду.

В: Вещица недешевая?

О: Да, сэр. Индийского хлопку, узор из цветов и причудливой птички.

В: Поди, служанке не по карману?

О: В прошлую тивертонскую ярмарку один лоточник такую предлагал. Говорил, сработано в самом Лондоне, дешевле трех шиллингов не отдаст. Мол, не хуже индийской, законом носить не запрещено.

В: Наутро вы не спросили, что так задержало ее в комнате мужчины?

О: Нет, сэр, мы лишь распрощались. Майский день, дел невпроворот, нас всего трое.

В: Говорят, Фартинг допускал вольности с тобой?

О: Пытался, но мы не из таковских.

В: Затащил тебя в укромный уголок?

О: После ужина поперся за мной в кладовку и хотел облапить.

Я ему – ты что, мол? А он, мол, приходи на конюшню, не пожалеешь. Шиллинг пихал!

В: Но вы не взяли?

О: Нет, сэр! На кой мне пьяница, страшила и брехун?

В: Почему брехун?

О: За ужином поносил Дика – мол, остерегайтесь, этой безмозглой скотине только б девок портить. А сам-то еще хуже! Как мы не взяли его шиллинг, так он обещался ночью к нам прийти – дескать, охранять. Знаем мы таких охранников!

В: И что, пришел?

О: Да нет. А жалко, а то бы Бетти чмокнула его дубинкой по башке.

В: Он говорил, что хочет уехать до свету?

О: Нет, ни словом не обмолвился.

В: Вижу, ты девушка честная, Доркас. В церковь часто ходишь?

О: Да, сэр.

В: Такой и оставайся. Вот тебе шиллинг, коего из-за честности ты лишилась.

Jurat die et anno supradicto coram

Генри Аскью