Текст книги "Ледяная земля"

Глава 6

Замок Аралуин, откуда правил своим народом король Дункан, отличался волшебной красотой.

Высокие башни со шпилями и устремленные ввысь контрфорсы были так изящны, что создавали обманчивое впечатление хрупкости. На самом деле при всей своей красоте (он был построен из крупного булыжника цвета меда) замок был абсолютно неприступен.

Множество вытянутых вверх башен придавали ему вид легкий, светлый и изысканный. Но помимо этого с них было удобно стрелять, кидать камни и лить раскаленное масло на нападающих, если им достанет глупости атаковать замок.

Сердцем замка был тронный зал. Находился он за целой чередой стен, опускных решеток и подъемных мостов, которые, в случае длительной осады, предоставляли защитникам несколько точек отступления. Как и все в замке, тронный зал был огромных размеров, со сводчатым потолком и полом, выложенным черным и тускло-розовым мрамором.

Высокие окна были застеклены витражами, которые искристо сверкали под косыми лучами зимнего солнца. Колонны, придававшие особую мощь стенам, располагались так, чтобы еще сильнее подчеркнуть иллюзию простора и легкости. Простой дубовый трон Дункана, увенчанный резным изображением дубового листа, возвышался у северной стены. На другом конце зала располагались деревянные столы и скамейки для советников короля. Все остальное пространство оставалось пустым, и места там хватало нескольким сотням придворных. В торжественные дни они наводняли зал, на их разноцветные одежды и гербы падали красные, синие, золотые и рыжие отблески витражей, а доспехи переливались в солнечном свете.

Сегодня же, по распоряжению Дункана, в зале было лишь около десятка посетителей – ровно столько, сколько было необходимо по закону для того, чтобы свершилось правосудие. Король думал о предстоящем деле с неохотой, и ему хотелось, чтобы при исполнении тяжкого долга присутствовало как можно меньше свидетелей.

Он сидел, хмуро сдвинув брови, на своем троне и смотрел строго вперед – на громоздкую двустворчатую дверь в конце зала. Его увесистый палаш с вырезанной на рукояти головой леопарда (личной эмблемой Дункана) покоился в ножнах, прислоненный к правой стороне престола.

Лорд Энтони из Спа, бессменный камергер Дункана на протяжении последних пятнадцати лет, стоял сбоку от трона. Он многозначительно взглянул на короля и, словно извиняясь, прочистил горло, пытаясь привлечь внимание властителя.

Дункан обратил на него взор синих глаз, брови его поднялись в немом вопросе, и камергер кивнул.

– Пора, ваше величество, – сказал он негромко.

Лорд Энтони, низкорослый и тучный, мало походил на воина. Обращаться с оружием он не умел, и мышцы его поэтому были слабыми и не подготовленными к нагрузкам. Но управляющим он был прекрасным, именно ему во многом королевство Аралуин было обязано процветанием и спокойствием.

Дункан был справедливым королем, и подданные его любили. Это не значило, однако, что он был лишен воли и не стоял на страже законов – тех самых законов, которые приняли и хранили его предшественники вот уже более шести веков.

Поэтому-то и лежал на его сердце камень, поэтому-то и хмурились его брови. Сегодня ему придется отдать во власть закона человека, который был ему другом и преданным слугой. Этому человеку, сказать по правде, Дункан был обязан всем: он дважды спасал Аралуин от грозной опасности подпасть под власть безумца и стать его рабами.

Лорд Энтони беспокойно переминался с ноги на ногу. Дункан заметил это и обреченно взмахнул рукой:

– Так и быть… Давайте уж расправимся с этим делом поскорее.

Энтони повернулся к тронному залу. Немногие собравшиеся приметили это и заерзали, в нетерпении взирая на дверь. У камергера в руках был символ власти – длинный посох черного дерева, окованный сталью. Сейчас он поднял его и дважды ударил по каменной плите пола. Звон разнесся по залу, и люди, которые ждали за закрытой дверью, услышали его.

Ненадолго наступила тишина, а затем дверь, слегка заскрипев, распахнулась. В зал с медлительной торжественностью вступили несколько человек и остановились у широких ступеней, ведущих к трону.

Всего их было четверо. Трое были облачены в накидки, кольчуги и шлемы королевской стражи. Четвертый, невысокий, был одет невзрачно: во что-то серое с зеленым. Его седеющие волосы были неровно подстрижены и взлохмачены; головного убора он не надел. Он шагал между двух начальников стражи, третий стражник шествовал за ним следом. Дункан увидел, что лицо низкорослого человека было испачкано запекшейся кровью, на левой скуле красовался огромный уродливый синяк, а глаз над ним почти заплыл.

– Холт, – спросил он, забыв о церемониях. – С тобой все хорошо?

Рейнджер поднял взгляд. На секунду Дункану показалось, что в глубине этих глаз затаилась неизмеримая скорбь. Но секунда прошла, и в темных глазах Холта не осталось ничего, кроме яростной решимости да легкой насмешки.

– Со мной все настолько хорошо, насколько этого можно было ожидать в сложившейся ситуации, ваше величество, – сухо отозвался он.

Лорд Энтони взвился.

– Попридержи язык, узник! – рявкнул он.

При этих словах один из стражников, стоявших рядом с Холтом, поднял руку, чтобы ударить арестанта, но не успел этого сделать: Дункан поднялся с трона.

– Довольно! – прогремел его голос в полупустом зале.

Пристыженный, стражник опустил руку. Дункану пришло в голову, что никому из присутствующих эта сцена не по душе: Холта в королевстве знали слишком хорошо и ценили слишком высоко. Король знал, что следует делать дальше, но сама мысль об этом была ему ненавистна.

– Мне зачитать обвинения, ваше величество? – спросил лорд Энтони.

На самом деле Дункан сначала должен был отдать ему приказ. Вместо этого король махнул рукой, неохотно соглашаясь.

– Да, да. Начинайте, если вам так не терпится, – пробормотал он, но сразу пожалел: Энтони взглянул на короля с выражением крайней обиды на лице.

В конце концов, подумал Дункан, камергер и сам был не в восторге от происходящего. Дункан виновато пожал плечами:

– Прости, Энтони. – Затем громче произнес: – Прошу вас зачитать обвинение.

Энтони смущенно прокашлялся. Мало того что король отступил от формальной процедуры… Но еще больше камергера смущало то, что теперь Дункан посчитал нужным извиниться перед ним.

– Арестант по имени Холт, рейнджер вашего величества, исполнитель королевских поручений и носитель Серебряного Дубового Листа, согласно донесению, порочил личность короля, его происхождение и предков, ваше величество, – объявил он.

Кто-то из горстки свидетелей издал очень тихий вздох, но король с камергером его услышали. Дункан поднял взгляд в поисках источника этого звука. Может, то был барон Аралд, владетель замка Редмонт и правитель земель, куда отправили служить Холта? Или Кроули, командир рейнджеров? Они были старыми друзьями Холта.

– Ваше величество, – неуверенно продолжил Энтони, – напоминаю, что для действующего представителя королевских войск такие слова являются нарушением клятвы верности и потому дают повод к обвинению в государственной измене.

Дункан со страданием на лице смотрел на камергера. По части государственной измены закон толковался однозначно: существовало всего две возможные меры наказания.

– Ох, лорд Энтони, вы уверены? – спросил он. – Всего несколько слов, брошенных в горячке?

Теперь во взгляде камергера читалась тревога. Он надеялся, что король не станет оказывать на него давления в этом деле.

– Ваше величество, это нарушение клятвы. Дело даже не в самих словах, но в том, что арестант нарушил свою клятву, произнеся их прилюдно. Закон вполне определенен. – Он взглянул на Холта и в бессилии развел руками.

Избитое лицо рейнджера исказилось от улыбки.

– А вы, лорд Энтони, нарушили бы свою клятву, если бы не донесли об этом королю.

На этот раз Энтони уже не приказал ему замолчать. Он кивнул с печальным видом: Холт был прав. Своей нелепой пьяной выходкой он поставил всех в совершенно недвусмысленное положение.

Дункан, помолчав, заговорил снова:

– Холт, тут наверняка произошла какая-то ошибка. – Он еще надеялся, что рейнджер сумеет как-нибудь оправдаться.

Холт лишь пожал плечами:

– Я не могу ничего отрицать, ваше величество. Люди и правда слышали, как я говорил про вас… кое-что нелицеприятное.

Да, в этом и заключалась сложность: Холт высказывал все эти возмутительные вещи прилюдно, в присутствии по крайней мере шести человек. Если бы дело решалось в частном порядке, Дункан как друг охотно бы его простил. Но королю пристало защищать честь престола.

– Но… Зачем, Холт? Зачем ты поступил так со всеми нами?

Рейнджер опустил взгляд и тихо что-то пробормотал. Дункан не расслышал ни слова.

– Что ты сказал? – уточнил он, всей душой желая найти какой-то выход из тупика.

Холт посмотрел прямо на него.

– Да просто бренди перебрал, ваше величество. – А затем добавил с вымученной, безрадостной улыбкой: – Никогда не умел пить. Можете обвинить меня еще и в пьянстве, лорд Энтони.

Тут выдержка отказала камергеру, и он сам нарушил протокол.

– Пожалуйста, Холт, – начал он, намереваясь попросить рейнджера относиться к процессу серьезно. Затем самообладание вернулось к нему, и он обратился к королю: – Таковы обвинения, ваше величество. Арестант ничего не отрицает.

Дункан долго молчал. Он пристально смотрел на низкорослого человека, стоящего прямо перед ним, и пытался понять, что таится за дерзким блеском глаз, старался найти какое-то объяснение действиям Холта. Он знал, что рейнджер рассердился, когда ему не позволили отправиться на поиски своего ученика, но Дункан искренне полагал, что Холту необходимо остаться в Аралуине, пока они не разберутся с Фолдаром. С каждым днем бывший соратник Моргарата становился все опаснее, и Дункан желал, чтобы этим серьезным делом занимались лучшие из его советников.

А Холт был одним из самых лучших.

Дункан растерянно барабанил пальцами по дубовому подлокотнику. Как это не похоже на Холта! Рейнджер всегда умел видеть общую картину. За все годы, что они знали друг друга, Холт никогда не ставил свои собственные интересы выше интересов государства.

А теперь, словно из мести, он позволил алкоголю затуманить разум и лишить себя способности к суждениям. Он прилюдно оскорбил короля, оскорбил в присутствии свидетелей! Такой проступок нельзя было утаить, на него невозможно было махнуть рукой, как если бы это было несколько необдуманных слов, брошенных в дружеском кругу. Дункан внимательно смотрел на своего старого друга и советника. Холт снова упрямо уставился в пол. Может, если он попросит о снисхождении, припомнит свои былые заслуги… Он должен сделать хоть что-то!

– Холт? – вновь обратился к нему Дункан.

Рейнджер посмотрел на короля. Дункан в беспомощном недоумении приподнял руку, но глаза Холта, встретившись с его взглядом, посуровели еще больше, и Дункан понял: просьб о милосердии не будет. Рейнджер слегка мотнул седеющей головой, и сердце Дункана упало. Он еще раз попытался преодолеть пропасть, выросшую между ним и его другом, и заставил себя примирительно улыбнуться.

– Ну же, Холт, – принялся он увещевать своего советника. – Не думай, что я не разделяю твоих чувств. Моя собственная дочь сейчас вместе с твоим учеником. Как считаешь, разве мне не хочется бросить королевство на произвол судьбы и отправиться ее спасать?

– Это совсем другое, ваше величество. С королевской дочерью наверняка будут обращаться несколько лучше, чем с учеником рейнджера. Она ведь ценный заложник.

Дункан слегка откинулся на спинку трона. Горечь в голосе Холта была точно пощечина. И рейнджер был прав. Как только скандианцы узнают, кто такая Ивэнлин, они в ожидании выкупа будут обращаться с ней очень бережно. Дункан печально подумал, что его попытка помириться со старым другом лишь усилила отчуждение.

Энтони нарушил воцарившуюся тишину:

– Если обвиняемому нечего сказать в свое оправдание, он признается виновным.

Холт не отрываясь смотрел на короля и снова слегка покачал головой. Энтони помедлил, оглядев собравшихся в зале вельмож и стражу в надежде, что кто-нибудь из них сможет сказать несколько слов в защиту Холта. Но конечно, этого не произошло. Камергер увидел, как уныло поникли плечи барона Аралда, как исказилось от боли лицо Кроули, когда тот отвернулся, чтобы не смотреть на происходящее.

– Узник виновен, ваше величество, – объявил Энтони. – Вам осталось только вынести приговор.

К подобному испытанию Дункана никогда не готовили. Ему рассказывали о верности подданных, о пустой лести, о пышных церемониях и роскоши, изысканных кушаньях и тонких винах, о лучших нарядах, лошадях и оружии… Но наступали моменты, когда приходилось за все платить. Моменты вроде этого, когда необходимо было следовать закону и выступать хранителем традиций; когда подобало защитить достоинство и честь короля, хотя бы и ценой жизни одного из самых дорогих его друзей.

– Закон предполагает лишь два наказания за измену, ваше величество, – подсказал Энтони, зная, как тягостна Дункану каждая минута происходящего.

– Да. Да, я знаю, – сердито пробормотал Дункан.

Однако камергер продолжил:

– Смерть или изгнание. Ничего другого.

В душе Дункана затеплилась надежда.

– Таковы варианты, лорд Энтони? – спросил он мягко, желая удостовериться.

Энтони серьезно кивнул:

– Других нет, ваше величество. Смерть или изгнание.

Дункан медленно поднялся. Он вытянул перед собой меч, взяв его за рукоять чуть ниже богато украшенной резной крестовины. Король почувствовал, как внутри у него разгорается теплое пламя радости. Он переспросил Энтони дважды – и теперь был совершенно уверен, что слова камергера услышали все, кто был в зале.

– Холт, – строго произнес король, чувствуя на себе взгляды присутствующих, – бывший королевский рейнджер замка Редмонт, я, правитель королевства Аралуин, изгоняю тебя из своих владений.

И снова тихий вздох пробежал по залу: все с облегчением поняли, что смертного приговора не будет.

– Тебе под страхом смерти запрещается появляться в землях королевства… – Он помедлил, заметив наконец печаль в глазах Холта, грусть, которую седеющий рейнджер уже не мог скрывать. И затем закончил фразу: – На срок до одного года, начиная с этого дня.

Тут же тронный зал заполнился возгласами ликования. Лорд Энтони, совершенно оторопевший, устремился вперед:

– Ваше величество! Я вынужден протестовать! Вы не можете так поступить!

Лицо Дункана было серьезным. Другие придворные не были столь сдержанны. Барон Аралд широко улыбнулся, покрывшись при этом морщинами, Кроули изо всех сил пытался спрятать ухмылку под капюшоном своего плаща. С мрачным удовлетворением король заметил, что Холт – впервые за все утро – ошарашен тем, как разворачиваются события. Но сэр Энтони был ошеломлен куда сильнее. Он шумно протестовал. Дункан поглядел на него, вопросительно приподняв брови.

– Не могу, лорд Энтони? – спросил он с величайшим достоинством.

Камергер, осознав, что возражает королю, спешно отказался от своих слов.

– Я хотел сказать, ваше величество… изгнание… ну… это же изгнание…

Дункан серьезно кивнул.

– Вы совершенно правы. И, как вы сами мне сказали, я мог выбирать лишь между ним и смертным приговором.

– Но, ваше величество… Изгнание – оно же на всю жизнь! Навсегда! – протестовал Энтони.

Он весь покраснел от замешательства. Он не держал на Холта зла. На самом деле он даже искренне восхищался рейнджером, пока того не арестовали за хулу в адрес короля. Но ведь это было его, камергера, работой – давать советы Дункану!

– И в законе это четко прописано, не так ли? – спросил Дункан.

Энтони в ответ покачал головой и развел в бессилии руками, чуть не выронив посох.

– Нет, этого не прописано. Это и не нужно. Изгнание всегда было пожизненным. Таковы традиции! – добавил он, найдя наконец нужное слово.

– Вот именно, – отозвался Дункан. – Традиции, а не закон.

– Но… – начал Энтони, но потом подумал: а к чему ему протестовать? В конце концов, Дункану удалось и наказать Холта, и проявить милосердие, смягчив приговор.

Король, заметив его колебания, воспользовался этим:

– Решено. Обвиняемый, ты изгнан из королевства на срок в двенадцать месяцев. У тебя есть сорок восемь часов, чтобы покинуть границы Аралуина.

Дункан в последний раз встретился взглядом с Холтом. Рейнджер склонил голову в знак почтения и благодарности правителю. Дункан вздохнул. Он понятия не имел, зачем Холт навлек на них столько неприятностей. Возможно, он выяснит это позже, когда минет год. Внезапно Дункан ощутил, как все ему опротивело. Он заткнул ножны за пояс.

– Процесс завершен, – объявил он собравшимся. – Суд удаляется.

Король развернулся и покинул зал, выйдя через неприметную дверь слева. Энтони окинул взглядом присутствующих и пожал плечами.

– Король вынес приговор, – объявил он, и по тону его было заметно, как огорошил его процесс. – Арес тованный изгнан из Аралуина на год. Стража, уведите его.

Сказав это, сэр Энтони удалился из тронного зала вслед за королем.

Глава 7

Ивэнлин с возрастающим раздражением следила за тем, как Уилл пробежал еще один круг по пляжу, а затем рухнул на песок и быстро сделал десять отжиманий.

Она не могла понять, почему он не хочет бросить свои нелепые упражнения. Если бы дело было только в поддержании здоровья, она была бы не против; в конце концов, на острове Скоргхийл было почти нечего делать, а тут какое-никакое, но занятие. Однако девушка чувствовала, что за упорством Уилла кроется что-то еще. Несмотря на разговор, состоявшийся между ними недавно, она была уверена: Уилл все еще собирается устроить побег.

– Упрямый, упрямый идиот, – пробормотала она.

Это так по-мужски. Он никак не может смириться с тем, что она, девушка, может взять все в свои руки и организовать их возвращение в Аралуин. Ивэнлин нахмурилась. В Кельтике Уилл вел себя совсем иначе. Когда они строили планы о том, как разрушить мост, он охотно соглашался с ее предложениями и разделял ее идеи. Интересно, почему он так изменился?

Ивэнлин наблюдала, как Уилл шел по пляжу к кромке воды, где Свенгал подгонял к берегу лодку драккара. Помощник капитана был страстным рыболовом. Почти каждое утро, если позволяла погода, он брал лодку, и рацион команды, состоявший из соленого мяса и рыбы пополам с жесткими овощами, пополнялся свежей треской и морским окунем, которых Свенгал ловил в глубоких студеных водах у острова Скоргхийл.

С легкой завистью смотрела девушка, как Уилл заговорил со скандианцем. Сама она не обладала подобным обаянием. Уилл общался с людьми открыто и дружелюбно, легко находил темы для разговоров с любым человеком. Казалось, люди, сами того не осознавая, сразу проникались к нему симпатией. А она часто чувствовала себя скованно и неловко в присутствии незнакомцев, и это было заметно. Ивэнлин не приходило в голову, что так могло повлиять на нее аристократическое образование. А так как сегодня она злилась на Уилла, то зрелище того, как он помогает Свенгалу затащить лодку за линию прибоя, лишь усилило ее раздражение.

Ивэнлин сердито пнула камень, лежавший на берегу, выругалась, потому что он оказался больше и жестче, чем ей показалось, и заковыляла к пристройке, где ей уже не будут мозолить глаза Уилл со своим новым другом.

– Ну как, клюет? – задал Уилл вопрос, который приходилось слышать каждому рыболову в истории.

Свенгал мотнул головой в сторону груды, сложенной на дне лодки:

– Попалась тут одна красотка.

Это была огромная треска, трепыхающаяся среди товарок размером поменьше. Уилл кивнул, впечатленный:

– Да уж, и правда красотка. С чисткой не помочь?

Возможно, ему бы и так приказали почистить рыбу. Уиллу с Ивэнлин поручили все дела по хозяйству: они содержали жилища в чистоте, готовили еду и прислуживали остальным. Но юноше хотелось поговорить со Свенгалом, а так, подумалось ему, скандианец может остаться и побеседовать с ним. Он заметил, что скандианцы большие мастера почесать языком, особенно если собеседник чем-нибудь сильно занят.

– Да пожалуйста, – ответил Свенгал и швырнул нож на кучу рыбы.

Он сидел на фальшборте и наблюдал, как Уилл принялся чистить и потрошить рыбу. Юноша знал, что Свенгал останется с ним; знал, что тот захочет лично отнести огромную рыбину в хижину. Рыбаки любят хвастаться уловом.

– Свенгал, – обратился к нему Уилл, занятый чисткой окуня. Он старался говорить равнодушно. – А почему ты не рыбачишь в одно и то же время суток?

– Прилив, мальчик мой, – ответил тот. – Я люблю ловить рыбу, когда поднимается волна. Она загоняет рыбу в гавань, понимаешь ли.

– Прилив? Что это? – спросил Уилл.

Свенгал потряс головой, изумляясь невежеству аралуинца.

– Ты разве не заметил, что вода в гаванях то поднимается, то опускается в разное время суток? – произнес он. Уилл кивнул, и Свенгал продолжил: – Это все прилив. Он приходит и уходит. Но каждый день он наступает чуть позже, чем в предыдущий.

Уилл нахмурился:

– Но куда он уходит? И откуда приходит?

Свенгал задумчиво поскреб подбородок. Он никогда об этом не задумывался. Для него, моряка, волна была просто частью жизни. Все «зачем?» и «почему?» он оставлял на долю других.

– Говорят, что это из-за Великого Синего Кита, – ответил он, припомнив историю, которую слышал в детстве. Увидев, что Уилл ничего не понимает, добавил: – То есть про кита ты тоже не знаешь? – Он вздохнул, поглядев на непроницаемое лицо юноши. – Это такая огромная рыба.

– Огромная, как эта треска? – Уилл показал пальцем на жемчужину рыболовной коллекции Свенгала.

Морской волк искренне рассмеялся:

– Да уж больше, мальчик. Гораздо больше.

– То есть размером с моржа? – К югу от того места, где стоял драккар, расположилась колония этих неповоротливых животных; о том, как они называются, Уилл узнал от одного из членов команды.

Свенгал ухмыльнулся еще шире:

– Больше. Обычный кит размером с дом. Они просто громадные. Но Великий Синий Кит даже их превзошел. Он огромен, как один из ваших замков. Он вдыхает воду и выплевывает ее через дыру в макушке.

– Понятно, – осторожно ответил Уилл. Надо же было хоть как-то отреагировать.

– Итак, – терпеливо продолжил Свенгал, – когда он вдыхает, случается отлив. Затем он снова выплевывает воду…

– Через дыру в голове? – уточнил Уилл.

Он начал чистить треску. Все это казалось слишком невероятным: рыбы с дырами в головах, которые вдыхают и выдыхают воду. Свенгал нахмурился, когда его прервали, и еще больше ему не понравились нотки недоверия в голосе Уилла.

– Да, через дыру в голове. И когда он так делает, снова наступает прилив. Это происходит дважды в день.

– Так почему бы ему не делать этого в одно и то же время каждый день? – удивился Уилл, и Свенгал снова недовольно нахмурился.

Он и понятия не имел. В легенде об этом не говорилось.

– Да потому что он кит! Откуда китам знать, который сейчас час? – Он в раздражении схватил ведерко с очищенной рыбой, проверил, взял ли нож, и зашагал по пляжу, оставив Уилла отмывать с рук рыбью кровь и чешую.

Когда Свенгал появился со стороны пляжа, Эрак сидел на скамейке рядом с хижиной, где путешественники обычно обедали.

– Неплохая треска, – заметил он, и Свенгал коротко кивнул. Эрак пальцем ткнул в сторону Уилла и спросил: – Что это вообще было такое?

– Что? Ты про мальчишку? Да мы просто поговорили про Великого Синего Кита.

Эрак задумчиво потер подбородок:

– Что, правда? И почему же вы заговорили о нем?

Свенгал помедлил, затем ответил:

– Он просто хотел разузнать про прилив, вот и все.

Моряк подождал, не добавит ли Эрак еще чего-нибудь, а затем пожал плечами и пошел внутрь.

– Вот оно что, – пробормотал капитан себе под нос. – За этим мальчишкой глаз да глаз нужен.

Следующие несколько часов Эрак сидел снаружи и дремал на солнышке, но глаза его неотступно следовали за учеником рейнджера. Потом он увидел, как Уилл кидает в воду ветки плавуна и наблюдает за волной, которая уносит их в море.

– Интересно, – пробормотал капитан.

Он заметил, как юноша осторожно осматривает вход в гавань. Тяжело склоняясь набок, погрузившись глубоко в воду, к гавани медленно тащился корабль.