Текст книги "Елизавета. Золотой век Англии"

Введение
Королева-девственница

В 1533 году Генрих VIII развелся со своей первой супругой Екатериной Арагонской и, страстно желая любви и сыновей, взял в жены Анну Болейн, которой было суждено стать любовью всей его жизни. Перед Анной он буквально преклонялся, называя ее «ненаглядной» и «возлюбленной». Ей он писал до глубины души откровенные письма, ради нее принес в жертву своего ближайшего советника кардинала Томаса Уолси. Порвал отношения с папой римским и послал на постыдную казнь лорд-канцлера Томаса Мора и его близкого друга и соратника епископа Джона Фишера: оба посчитали, что король совершает нечто безнравственное и абсолютно недопустимое[14]14
  Letters of the Kings of England. J. O. Halliwell (ed.). 2 vols.. London, 1848), I, P. 297–320; J. Guy. A Daughter s Love: Thomas and Margaret More. London, 2008. P. 219–264.


[Закрыть]. За это он ждал от Анны столь желанного законного наследника мужского пола. Она же родила Елизавету.

Генрих был так уверен, что у них с Анной будет мальчик, что успел подобрать имена – Эдуард и Генрих – и приказал загодя составить десятки писем для заморских правителей и знати, в которых бы возвещалось о «разрешении родов и явлении на свет принца». Когда же выяснилось, что младенец оказался девочкой, все письма пришлось наскоро переделывать. «Принца» надо было поменять на «принцессу», однако места на то, чтобы дописать слово целиком, не хватало[15]15
  J. Guy. The Children of Henry VIII. Oxford, 2013. P. 76.


[Закрыть]. Так, не успев появиться на свет, будущая королева Елизавета уже считалась второй.

Генрих никогда не скрывал своих взглядов на возможное появление женщины во главе государства[16]16
  G. R. Elton. Policy and Police: The Enforcement of the Reformation in the Age of Thomas Cromwell. Cambridge, 1972. P. 176–177.


[Закрыть]. Страстно надеясь передать все дела сыну, он все же предостерегал, что «ежели женщине выпадет доля править, то нельзя ей учинять сие долго без супруга, кой по Закону Божьему должен быть ей управителем и главою, а значит, повелевать и государством»[17]17
  Records of the Reformation: The Divorce, 1527–1533. N. Pocock (ed.). 2 vols.. Oxford, 1870. II. P. 386.


[Закрыть]. Он был убежден, что управление страной – дело сугубо мужское, а уязвимая женщина на троне не сулит ничего хорошего. Так, например, он считал, что незамужняя женщина не может командовать армией. Признав в конце концов, что появление женщины на троне после него вполне вероятно, Генрих в мельчайших подробностях прописал регламент замужества потенциальной королевы[18]18
  M. Levine. Tudor Dynastic Problems, 1460–1571. London, 1973. P. 74.


[Закрыть].

Генрих рассчитывал, что его единственный сын Эдуард, рожденный в 1537 году третьей женой короля Джейн Сеймур, проживет долгую жизнь. На всякий случай в завещании он все же уточнил порядок наследования короны дочерьми Марией и Елизаветой. В случае если Эдуард умирает, не оставив наследника, каждая по очереди получает право на престол, но с тем условием, что данного права она может лишиться, если изберет в мужья человека, которого не одобрят определенные члены Тайного совета[19]19
  Foedera, XV. P. 112–114.


[Закрыть]. Если обе они умирают или из-за неудачного замужества лишаются права престолонаследия, корона переходит к представителям рода Саффолк – потомкам племянниц Генриха Фрэнсис и Элеанор Брэндон. Это были дочери любимой сестры монарха Марии, вдовы короля Франции Людовика XII, которая вторым браком вышла замуж за «брачного ветерана» Чарльза Брэндона, герцога Саффолка[20]20
  Foedera, XV. P. 110–117; The State of England AD1600 by Thomas Wilson. F. J. Fisher (ed.). Camden Society, 3rd Series, 52. 1936. P. 8–9.


[Закрыть].

Эдуард рос крепким и здоровым, но в пятнадцать лет заболел корью, и его иммунная система не выдержала. 6 июля 1553 года юноша умирает от туберкулеза или, что более вероятно, судя по описанию симптомов, от простуды, перешедшей в бронхиальную пневмонию. Молодой король все свое время проводил в занятиях астрономией, также обожал стрельбу из лука, охоту и другие занятия, приличествующие юному воину. А вот к представительницам прекрасного пола он относился с недоверием и даже более отца радел о том, чтобы ему наследовал мужчина. В свое время обе его сестры были официально признаны парламентом бастардессами – и Эдуард убедил (или позволил убедить) себя в том, что незаконное рождение лишает их права на престол[21]21
  E. W. Ives. Lady Jane Grey: A Tudor Mystery. Oxford, 2009. P. 137–168.


[Закрыть].

Когда юный король подыскивал себе возможного наследника, у него еще теплилась надежда, что у Фрэнсис Брэндон родится сын: ее старшей дочери Джейн Грей он завещал престол в самый последний момент. В июне 1553 года, понимая, что смерть близко, король отбросил в сторону сомнения и «вверил корону леди Джейн и ее наследникам мужеского пола»; следом в очереди наследования шли его сестры и их наследники мужского пола и, наконец, старший сын их двоюродной сестры Маргарет Клиффорд, дочери Элеанор Брэндон[22]22
  Inner Temple, London, Petyt MS538, vol. 47, fo. 317.


[Закрыть].

Но несмотря на старания Эдуарда узаконить положение Джейн Грей, она так и не была коронована. С того момента, как было объявлено о ее восшествии на престол, и до заключения ее в Тауэре она правила всего девять дней: старшая дочь Генриха VIII Мария Тюдор провела быстрый и успешный переворот и легко ее свергла. Завоевав престол в тридцать семь лет, Мария стала первой женщиной-правительницей в истории Англии. До нее ближе всех к царствованию была только дочь Генриха I Матильда, которой отец в 1135 году завещал корону. Однако накануне коронации против Матильды восстали жители Лондона, и ей пришлось бежать. Престол занял ее двоюродный брат Стефан Блуаский, что привело к затяжной, тяжелой гражданской войне.

Мария страстно желала свести на нет учиненный ее отцом разрыв с католической церковью. Будучи дочерью Екатерины Арагонской, она ощущала себя наполовину испанкой и быстро устроила собственный брак с Филиппом, сыном своего могущественного двоюродного брата императора Священной Римской империи Карла V. В Испании Филипп уже исполнял роль регента при страдающем от подагры отце, а вскоре был коронован как Филипп II, правитель Испании, Нидерландов, испанских владений Габсбургов в Италии и Нового Света. Избрав себе мужа в самом начале правления, Мария надеялась отвести от себя нападки тех, кто принципиально не согласился бы признать женщину на престоле. Но сделанный ею выбор возымел обратный эффект. По брачному соглашению Филиппу доставалась роль короля-консорта. Он не имел права покровительства, не мог принимать участие в разработке оборонной или внешней политики, производить назначения, тратить деньги короны. В реальности же все эти права он вскоре освоил на практике, хотя большую часть времени и проводил в Брюсселе[23]23
  G. Redworth. “Matters Impertinent to Women”: Male and Female Monarchy under Philip and Mary, I, 112. 1997. P. 597–613.


[Закрыть].

Носивший имя «Филипп I, король Англии», супруг Марии Тюдор во всех отношениях являл собой ее соправителя. На парадных портретах он занимает более статусное положение – справа от королевы под парящей над их головами короной[24]24
  J. M. Richards. Mary Tudor as “Sole Queen”? Gendering Tudor Monarchy // HJ, 40. 1997. P. 895–924.


[Закрыть]. Невзирая на матримониальные договоренности, Мария то и дело оставляла последнее слово за супругом, поскольку почитала это своим долгом. В мирные годы такое положение вещей всех в целом устраивало, однако Филипп втянул страну в непопулярную войну против Франции, которую вел с континента, а многократные беременности Марии, о которых широко и торжественно объявлялось, оказывались ложными. Авторитет королевы рухнул. В 1558 году она умирает от пролактиномы – доброкачественной опухоли гипофиза, вызывающей псевдобеременности, мигрени, депрессию и слепоту. Оплакивали ее лишь самые близкие сторонники.

Узнав, что час Марии пробил, Филипп отправил в Англию капитана испанской королевской гвардии графа Фериа, по совместительству посла монарха по особым поручениям. Стремясь защитить интересы Испании, Филипп повелел графу выяснить, что представляет собой Елизавета. Встреча посла и будущей королевы оказалась краткой, но прозорливому Фериа хватило времени заключить, что Елизавета «тщеславна и умна»:

Видимо, хорошо обучили ее тому, как вел дела ее отец, и боюсь, должного отношения к религии от нее ожидать не стоит, ибо, как мне кажется, она будет царствовать с помощью мужчин, которых мы почитаем еретиками, а женщины подле нее, как мне сообщали, уж точно таковыми являются… Она придает большое значение мнению своего народа и твердо убеждена, что англичане полностью ее поддерживают, – в чем она совершенно точно не ошибается. Она открыто заявляет, что именно народом поставлена занимать свое нынешнее положение. Она имеет твердое намерение, чтобы над нею не властвовал никто[25]25
  The Count of Feria s Despatch to Philip II of 14 November 1558. M. J. Rodríguez-Salgado, S. Adams (ed.) // Camden Society, 4th Series, 29 (1984). P. 331.


[Закрыть].

Елизавета с самого начала намеревалась показать, чего она стоит. Вот только легче сказать, чем сделать. Большой ошибкой было бы считать, что женщина в то время могла править на том лишь основании, что ее увенчали короной. Будучи первой незамужней королевой в истории страны, Елизавета быстро почувствовала, что оказалась на задворках мужского и женского миров. Часто ей приходилось бороться, чтобы заставить даже ближайших советников исполнить свою волю[26]26
  C. Jordan. Women s Rule in Sixteenth-Century British Political Thought // RQ, 40(1987). P. 421–451; P. Collinson. The Monarchical Republic of Queen Elizabeth I // Bulletin of the John Rylands Library of Manchester, 69 (1987). P. 394–424.


[Закрыть]. В своем трактате 1559 года бывший наставник Джейн Грей Джон Элмер выступает в защиту женской монархии, утверждая, что женщина на троне приемлема – но как раз потому, что принимать решения самостоятельно она не будет. В предисловии Элмер пишет, что правительницы женского пола «духом слабы, телом хрупки, в мужестве мягкосердны, в делах неловки и ужас во врага не вселяют». Помня о казусе Марии и Филиппа, он (или издатель) даже вставил в трактат лаконичное: «Женщина может быть наделена властью, но как жена она всегда будет в подчинении»[27]27
  «Не так опасна для Англии правительница, ибо править будет не она, но законы, вершавшие их судьи, ею назначенные, и другие служители… Не королева пишет законы, но почтенные члены парламента… Какую же беду способна принести она в одиночку?» J. Aylmer. An harborowe for faithfull and trewe subiectes. London, 1559. sigs. B2v, G3, H3v.


[Закрыть].

Уклоняются от проблемы биографы, которые считают, что, получив королевский титул, Елизавета была произведена «в мужчины» или что институт монархии по природе своей соединяет в себе мужское и женское начала. В начале XVI века Англия представляла собой глубоко патриархальное общество, в котором женщины, даже королевской крови, воспринимались как зависимые от мужчин. Из современников Елизаветы никто, исключая горстку итальянских интеллектуалов вроде Торквато Тассо, не разделял того мнения, что высокий статус женщины может оказаться важнее ее пола. Глубоко укорененное в психологии человека того времени, подобное отношение наиболее ярко выразилось в том, что приказы Елизаветы либо игнорировались ее военачальниками, либо трактовались ими весьма вольно[28]28
  P. E. J. Hammer. “Absolute and Sovereign Mistress of Her Grace”? Queen Elizabeth I and Her Favourites, 1581–1592 // The World of the Favourite. J. H. Elliott, L. W. B. Brockliss (ed.). London, 1999. P. 40.


[Закрыть]. Никогда еще уязвимость женского правления не проявлялась так наглядно, как бы вторили они Генриху VIII, как в период иноземного нашествия, угрозы государственной безопасности или споров о престолонаследии. Здесь Елизавета не могла рассчитывать на поддержку даже своего первого министра Бёрли, раздражавшего ее своей ежедневной «мантрой»: «Да ниспошлет Господь владычице нашей супруга и сына от оного, дабы мы надеждою жили, что у потомков наших наследник мужеского полу будет»[29]29
  BL, Additional MS35830, fos. 158–159; Hardwicke State Papers, I. P. 174.


[Закрыть].

Но у Елизаветы было свое оружие – язык. Ни один правитель не имел столь ясного представления о связи слова и власти. С момента созыва своего первого парламента она отводила от себя все упреки, прибегая к риторической уловке: за меня мой народ. То же ощущение она внушила Фериа: «Народом поставлена занимать свое нынешнее положение» и «твердо убеждена, что все англичане полностью ее поддерживают». Уверенность Елизаветы в себе и ее умение подать себя на публике проистекало не из знакомства с обычным людом, на который у нее чаще всего не хватало времени и который она регулярно поминала всуе; то был плод ее занятий (еще с подросткового возраста) классическим ораторским искусством, в которое ее посвящали гении пера, такие, например, как знаменитый писатель Роджер Аскем.

Но, несмотря на весь дар убеждения молодой королевы, даже родственники поначалу не верили в то, что Елизавета сможет править единолично. Николас Трокмортон, который приходился двоюродным братом Екатерине Парр, шестой, и последней, по счету супруге Генриха VIII, был знаком с ее в будущем венценосной падчерицей еще со времен отрочества последней. «Вам надлежит, – предупреждал он Елизавету около 1559 года, – остерегаться женского легкомыслия, ибо ежели монарх [sic] властвует без благоразумия да не твердою рукою, то сеют семена свои честолюбие и властолюбие»[30]30
  Northamptonshire RO, Fitzwilliam of Milton MSS, Political MS102 (unfoliated).


[Закрыть].

Советники Елизаветы старались хитрыми уловками и лестью убедить ее играть по их правилам, и из всех приближенных к королеве мужчин, стремившихся подчинить ее своей воле, не было мастера искуснее Уильяма Сесила, барона Бёрли, – даром что он неоднократно заявлял иностранным послам, что является всего-навсего «скромным слугой» королевы. В год ее коронации ему исполнилось тридцать восемь лет[31]31
  Или тридцать семь лет (по одним данным он родился в 1520 г., по другим – в 1521 г.).


[Закрыть]. Это был человек низкого роста, жилистый, с худым лицом розоватого оттенка, серыми глазами и темно-русыми волосами; бороду и усы его уже тронула седина, а на правой щеке виднелись три бородавки. Его отец состоял одним из пажей при гардеробной Генриха VIII и стал счастливым обладателем некогда монастырских земель, где и основал фамильное гнездо неподалеку от города Стэмфорда в графстве Линкольншир. Бёрли окончил Кембриджский университет, где обзавелся некоторым числом высокообразованных протеже, которые, как и он, получили наставление в классических предметах и протестантском учении. В делах двора он имел возможность разобраться еще в правление Эдуарда, когда впервые стал членом Тайного совета, он предложил Елизавете свои услуги по ведению закулисных переговоров возможной наследницы и управлению ее владениями. Когда же Елизавета взошла на трон, то назначила его своим главным секретарем. Уговорами Бёрли добился того, что политика религиозного примирения велась с протестантских позиций, чего в более поздние годы царствования Елизавета бы не допустила. Но тогда ей, малоопытной в государственных делах, было двадцать пять лет, чем и воспользовался ее ближайший советник, устроив в комиссию, ответственную за составление законодательных актов, своих людей[32]32
  BL, Cotton MS, Julius F. VI, fos. 167–169v; BL, Additional MS48035, fos. 141–146v; S. Alford. Burghley: William Cecil at the Court of Elizabeth I. London, 2008. P. 90–94; Guy. Children of Henry VIII. P. 179–183. О том, что такая комиссия существовала и собиралась, говорится у Саймона Адамса: Simon Adams. Elizabeth I s Former Tutor Reports on the Parliament of 1559 // EHR, 128. 2013. P. 43–47.


[Закрыть]. В том же 1559 году ему снова удалось настоять на своем. Бёрли пригрозил, что уйдет в отставку, если королева не пошлет корабли и войска против французов, оккупировавших порт Лит в Шотландии, и не окажет поддержку восставшим представителям знати, которые, вдохновленные идеологом кальвинизма Джоном Ноксом, вознамерились устроить в стране полномасштабную протестантскую революцию. У него хватило нахальства заявить Елизавете: «Служить Вашему Величеству и то делать, чего сам бы я не дозволил, надлежит признать служением бесплодным». В этой одной фразе вся суть его рабочих методов. И Елизавете ничего не оставалось, кроме как подавить самолюбие. Бёрли стал незаменим[33]33
  BL, Lansdowne MS102, fo. 1; BL, Lansdowne MS103, fo. 3; Alford. Burghley. P. 110–111.


[Закрыть].

На следующий год первый министр королевы сурово отчитал Роберта Джонсона, секретаря Николаса Трокмортона, за то, что тот в личной беседе с королевой поднял вопрос религии. «Лучше, по мнению его, я бы с Ее Королевским Величеством не обсуждал предметы столь сложные, для женского разумения чрезмерные»[34]34
  Hardwicke State Papers, I. P. 167.


[Закрыть], – писал потом Джонсон. Хотя Елизавета с отрочества исповедовала протестантизм – что после воцарения Марии, решившей вернуть страну в католичество, сделало ее положение опасным, – Бёрли считал ее недостаточно ревностной протестанткой. Королева не испытывала никакой симпатии к папству и не признавала католическую доктрину, но равно не выносила и кальвинистов (которыми Бёрли втайне восхищался), полагавших, что католиков нельзя допускать на трон как идолопоклонников. Так же непреклонно она отстаивала и точку зрения, что представительные ассамблеи, например парламент, подобные вопросы решать не вправе[35]35
  S. Doran. Elizabeth I s Religion // JEH, 51. 2000. P. 711–712; R. Bowers. The Chapel Royal, the First Edwardian Prayer Book and Elizabeth s Settlement of Religion, 1559 // HJ, 43 (2000). P. 320–321; P. Collinson. Elizabethan Essays. London, 1994. P. 87–118; Guy. Children of Henry VIII. P. 134, 137–138, 152, 161, 167, 174, 179–185.


[Закрыть].

Итак, на английском троне оказалась королева-протестантка. Однако, когда в октябре 1562 года она заболела оспой, началась паника. Болезнь стала переломным моментом, напомнив подданным о том, что королева смертна. Елизавета выжила, но в следующем году, а после и в 1566 году Бёрли тайно управлял группой лоббистов в палате общин и за ее пределами, почти не скрывая намерения заставить королеву выйти замуж либо назвать наследника, лишь бы только корона досталась протестанту. Твердо намереваясь проконтролировать этот важный для него вопрос, первый министр Елизаветы пригрозил в случае отказа лишить ее причитающейся королеве доли налоговых поступлений, которая была ей необходима. Он даже начал разрабатывать план действий: парламенту надлежало ввести законодательное условие, согласно которому в случае смерти Елизаветы наследником мог быть избран только протестант, какое бы высокое положение ни занимали претенденты-католики[36]36
  S. Alford. The Early Elizabethan Polity: William Cecil and the British Succession Crisis, 1558–1569. Cambridge, 1998. P. 97–119, 142–157, 225–232; M. Taviner. Robert Beale and the Elizabethan Polity. University of St Andrews Ph. D., 2000. P. 56–60; Alford. Burghley. P. 124–138.


[Закрыть].

Подобное превышение полномочий привело королеву в ярость. В ответ она пишет речь, которую собирается произнести на заключительной сессии парламента в 1566 году. В речи содержались слова о «подданных-склочниках», которые пытались на нее давить. Однако перед выступлением Елизавета смалодушничала и повелела сэру Николасу Бэкону, свояку Бёрли, зачитать речь от ее лица. При этом «склочников» королева вычеркнула, как это совершенно ясно из ее последней рукописной редакции[37]37
  BL, Cotton MS, Cotton Charter IV, 38 (2); CP 138/163; HMC, Hatfield MSS, XIII. P. 214–215.


[Закрыть].

Психологические трудности, с которыми столкнулась Елизавета как правитель, станут заметнее, если представить обстановку ее двора. Личные королевские покои значительно расширились усилиями как Генриха VII, так и Генриха VIII. Хотя аудиенции и официальные обеды и проводились в приемном зале, Генрих VII устроил в главных своих резиденциях несколько отдельных комнат, в совокупности называемых внутренними покоями. Здесь располагалось его личное пространство, в котором он чувствовал себя более защищенным. Генрих VIII значительно расширил эту часть дворца в рамках масштабной строительной программы, деньги на которую поступили от конфискации монастырских земель. Получившийся в результате лабиринт комнат и анфилад был заполнен шедеврами изобразительного искусства[38]38
  Описание покоев Хэмптон-корта см. в: The Diary of Baron Waldstein. G. W. Groos (ed.). London, 1981. P. 151; Paul Henztner s Travels in England during the Reign of Queen Elizabeth. H. Walpole (ed.). London, 1797. P. 56–58; G. von Bülow, W. Powell. Diary of the Journey of Philip Julius, Duke of Stettin-Pomerania, through England in the Year 1602 // TRHS, New Series, 6 (1982). P. 55.


[Закрыть]. Супруги же обоих монархов жили совершенно в отдельных, автономных «половинах» королевских дворцов со своим собственным штатом слуг.

Годы неуклонно брали свое, и со временем Генрих VIII перебрался из внутренних покоев в еще более уединенную внутреннюю опочивальню, называемую также «тайной обителью»[39]39
  S. Thurley. The Royal Palaces of Tudor England. London, 1993. P. 135–143; S. Thurley. Whitehall Palace. London, 1999. P. 37–64.


[Закрыть]. Здесь он обедал вопреки сложившейся традиции, предписывавшей монарху принимать пищу в официальной обстановке, а также надиктовывал и подписывал письма. Отсюда монарх внимательно следил за событиями внутри страны и на международной арене – даже во время болезни, в конечном итоге приведшей его к смерти. Политический курс определялся по итогам тщательных расспросов, которые Генрих учинял своим советникам. Если речь заходила о вопросах религии или международных отношений, интересовавших его более других, он лично прочитывал все документы и только после этого принимал решение[40]40
  A. Johnson. William Paget and the Late-Henrician Polity, 1543–1547. University of St Andrews Ph. D., 2003. P. 36–41.


[Закрыть].

Когда вскоре после кончины Марии Тюдор в Уайтхолльский дворец переехала Елизавета, ей достался в наследство почти что лабиринт из анфилад и смежных комнат[41]41
  The English Court: From the Wars of the Roses to the Civil War. D. Starkey (ed.). London, 1987. P. 71–118.


[Закрыть]. За большим залом, где днем или – в дни фестивалей – вечером устраивались театрализованные представления и другие увеселительные мероприятия, следовал приемный зал для официальных церемоний; за ним располагались внутренние покои, которые украшал хрустальный фонтан и потрясающие фрески работы Ганса Гольбейна-младшего, а за ними находились внешняя и внутренняя опочивальни[42]42
  J. H. Astington. English Court Theatre, 1558–1642. Cambridge, 1999. P. 96–110, 161–169.


[Закрыть]. Внутрь можно было попасть лишь минуя стражей и привратников, а общее управление осуществлялось начальником стражи, лорд-камергером и двумя обер-камергерами внутренних покоев. На первый взгляд с приездом Елизаветы мало что поменялось, если не считать того, что, когда королева не принимала гостей, внутренние покои и опочивальня являли собой пространство преимущественно женское, а во внутреннюю опочивальню мужчин не пускали вообще.

Три или четыре старшие фрейлины служили в опочивальне королевы и еще шесть или семь – во внутренних покоях. У них в подчинении находились еще три или четыре фрейлины внутренних покоев – молодые женщин в возрасте 20–30 лет. Кроме того, было также шесть фрейлин опочивальни – девушки-подростки, работавшие под началом «матери фрейлин», которая отвечала за их содержание и дисциплину. Все эти особы лично отбирались королевой и исполняли обязанности в строгом соответствии с письменными указаниями, называемыми «Правилами»[43]43
  LC2/4/3, fos. 53v-63; LC2/4/4, fos. 45–47; BL, Lansdowne MS3, fo. 191; BL, Lansdowne MS29, fo. 161; BL, Lansdowne MS34, fo. 76; BL, Lansdowne MS59, fo. 43; The English Court. Starkey (ed.). P. 147–172; C. Merton. The Women Who Served Queen Mary and Queen Elizabeth: Ladies, Gentlewomen and Maids of the Privy Chamber, 1553–1603. University of Cambridge Ph. D., 1992; J. Arnold. Queen Elizabeth s Wardrobe Unlock d. Leeds, 1988. P. 99–104; A. Whitelock, Elizabeth s Bedfellows: An Intimate History of the Queen s Court. London, 2013. P. 17–29.


[Закрыть].

В начале правления Елизавета выслушивала просителей и проводила официальные приемы советников и послов во внутренних покоях, где она бо́льшую часть времени посвящала чтению и игре на вёрджинеле, в чем, как известно, добилась немалых успехов. Также королева очень любила карточные игры, особенно primero: игрокам из колоды в сорок карт раздавалось по четыре, и исходя из полученных карт делались ставки. Когда в 1563 году французский посол Поль де Фуа прибыл к Елизавете на аудиенцию, он застал королеву глубоко погруженной в игру в шахматы[44]44
  Relations Politiques de la France et de l Espagne avec l Écosse au XVIe siècle. A. Teulet (ed.). 5 vols.. Paris, 1862. II. P. 203.


[Закрыть]. Иногда государыня занимала себя танцами или слушала музыку в исполнении ее любимых музыкантов, более двадцати из которых происходили из Италии, в том числе двое женщин-лютнисток[45]45
  Списки королевских музыкантов и размер их гонораров, а также цены на билеты см. в: E351/541–3, passim. Рассказ самой Елизаветы о любви к танцам и особенно итальянской манере танцевать приведен в: de Maisse, P. 95. См. также: SP 12/287, no. 64.


[Закрыть]. Долгие летние вечера она проводила за книгой или разговорами, наслаждаясь марципаном, засахаренными фруктами и гипокрасом (подслащенным пряным вином). Марципан был ее любимым лакомством: на Новый, 1562 год ей подарили модель старого собора Святого Павла и шахматную доску в полный размер, сделанные из «мартовского хлеба», то есть марципана[46]46
  Nichols, I. P. xxxvi—xxxvii, 118–119.


[Закрыть].

Когда королеве становилось скучно, перед ней выступала с импровизированными представлениями труппа смуглых итальянских актеров – знакомых ее музыкантов. Однажды она дозволила потешить себя женщинам-акробаткам, но действо было расценено ею как «непристойное, бесстыдное, противоестественное кувыркание итальянок»[47]47
  Journey through England and Scotland made by Lupold von Wedel in the Years 1584 and 1585. G. von Bülow (ed.) // TRHS, 2nd Series, 9. 1895. P. 223–270; Diary of Baron Waldstein, P. 59, 147, 159–163; Thomas Platter s Travels in England, 1599. C. Williams (ed.). London, 1937. P. 192–197, 200–202; Report on the Pepys Manuscripts Preserved at Magdalene College. Cambridge. E. K. Purnell (ed.). London, 1911. P. 190; E351/541 (entries from Mich. 1571–72); E351/542 (entries from Mich. 1591–1592, 1592–1593, 1593–1594, 1595–1596); E351/543 (entries from Mich. 1596–1597, 1597–1598); SP 12/287, no. 64; W. Nagel. Annalen der englischen Hofmusik: von der Zeit Heinrichs VIII, bis zum Tode Karls I. Leipzig, 1894. P. 29; Elizabeth I. G. Ziegler (ed.). Washington DC, 2003. P. 88.


[Закрыть]. Порой ее забавляла женщина-шут. В начале правления эту роль исполняла лилипутка по имени Ипполита Татарская, которой Елизавета подарила оловянную куклу. Позднее ее сменила Томасина Парижская, по описаниям женщина-карлица, которой королева пожаловала несколько старых вещей из своего гардероба для последующей продажи. Самым необычным увеселителем Елизаветы следует признать мальчика-африканца, служившего при ней пажом. Она наряжала его в куртку из белой тафты, отделанную золотыми и серебряными полосками, тафтяной камзол с тонкими серебряными пуговицами, пару вязаных белых чулок и пару белоснежных туфель и демонстрировала гостям в качестве «любопытной безделушки»[48]48
  BL, Egerton MS, 2806, fo. 70; Arnold. Queen Elizabeth s Wardrobe Unlock d. P. 104–108; C. C. Stopes. Elizabeth s Fools and Dwarfs // The Athenaeum, no. 4477 (16 Aug., 1913). P. 160; Whitelock. Elizabeth s Bedfellows. P. 84–87; I. H. Habib. Black Lives in the English Archives, 1500–1677: Imprints of the Invisible. Aldershot, 2008. P. 72–73. Я убежден, что Томасина была чернокожей африканкой, как считает ряд ученых. Я благодарен Миранде Кауфман за то, что обратила мое внимание на увеличение численности чернокожих слуг во времена правления Тюдоров.


[Закрыть].

Таким образом, при Елизавете внутренние покои и опочивальня стали пространством преимущественно женским, отчего королева политически только проигрывала. В отличие от отца и деда она не могла быстро собрать у себя советников-мужчин и подробно расспросить их о делах государственной важности. Для этого необходимо было назначать официальную аудиенцию. Ее отец Генрих VIII жил и работал в мужской среде, и заслужившие доверие короля слуги могли в любое время дня, если он не спал, беспрепятственно попасть к нему во внутренние покои и опочивальню, а порой и в «тайную обитель». Для Елизаветы же было немыслимо, чтобы мужчина, за исключением, быть может, ее личного врача, мог войти к ней в то время, когда фрейлины делали ей макияж или завивали парик, или же застать ее в ночной рубашке, ночном колпаке и вельветовых тапочках, в которых она могла провести целый день, если не нужно было выходить на улицу[49]49
  Arnold. Queen Elizabeth s Wardrobe Unlock d. P. 139–141; Whitelock. Elizabeth s Bedfellows. P. 24–27.


[Закрыть].

Бёрли принимался за дела в шесть утра. Он был готов явиться по первому зову королевы, но она не вставала так рано. Примечателен следующий ответ королевы, которой было на тот момент около сорока пяти лет, просителю, явившемуся к ней сперва в одиннадцать часов утра, а на следующий день после обеда (который в XVII веке устраивали немногим позднее полудня): «Как вам известно, по утрам я сплю»[50]50
  HMC, Bath MSS, IV. P. 186.


[Закрыть]. Кроме того, у фрейлин на одевание королевы уходило более двух часов. Целый час требовался только, чтобы поправить накрахмаленный воротничок и закрепить оборку или нижнюю юбку вокруг края барабанного фартингейла. За спиной Елизаветы придворные-мужчины шутили: быстрее оснастить корабль, чем одеть королеву[51]51
  Arnold. Queen Elizabeth s Wardrobe Unlock d. P. 110.


[Закрыть].

Так как доступ на неформальные аудиенции был весьма ограничен, контролировать советников Елизавете было труднее, чем ее отцу[52]52
  Генрих III Французский поймет, что за уединенность приходится платить. В 1584 году, устав от постоянных просителей и посетителей, он, следуя примеру Елизаветы, организовал свой двор так, чтобы у него была возможность проводить больше времени наедине с собой, в кабинете. Однако именно в личных покоях он был убит. См.: CSPF, 1584–1585. P. 184–185; M. Chatenet. La Cour de France au XVIe siècle. Paris, 2002. P. 139–140, 147–154.


[Закрыть]. С Бёрли она встречалась каждый день, иногда даже поздними вечерами – но каким образом она могла проверить, сообщил ли он ей все, что ей нужно знать? В конце концов, именно Уильям Сесил контролировал доступ к государственным бумагам, давал надлежащие инструкции английским послам, вел переговоры с иностранными дипломатическими миссиями, отслеживал корреспонденцию королевы и составлял королевские прокламации. С годами Елизавета начала замечать, что многие из ее советников действовали слишком уж «дружно», и пыталась искать независимые источники информации, когда подозревала, что ей врут; училась она и настраивать одних приближенных против других[53]53
  N. Mears. Queenship and Political Discourse in the Elizabethan Realms. Cambridge, 2005. P. 40–66; N. Mears. Politics in the Elizabethan Privy Chamber: Lady Mary Sidney and Kat Ashley // Women and Politics in Early Modern England, 1450–1700. J. Daybell (ed.). Aldershot, 2004. P. 67–82.


[Закрыть]. Знаменателен следующий случай, произошедший в 1570 году. Бёрли уже выходил из покоев по окончании аудиенции, когда королева обратилась к сэру Томасу Хинеджу, сладкоречивому члену Тайного совета, явно давая понять, что желает услышать и его мнение. Впоследствии Бёрли разнес Хинеджа столь сурово, что тот сравнивал его слова со «сполохами молний». В свою защиту Хинедж заявил, что это королева обратилась к нему с вопросом. Разве мог он ей не ответить?[54]54
  Haynes. P. 602.


[Закрыть] Елизавета, в свою очередь, была до крайности удовлетворена подобным разбирательством между двумя господами, ведь ей удалось поколебать уверенность Бёрли в его абсолютном влиянии на нее. По некоторым источникам, в отместку за подковерные интриги Бёрли, пытавшегося заставить ее выйти замуж и урегулировать порядок престолонаследования через парламент, королева иногда улыбалась Хинеджу.

Бюрократическая система, во главе которой встала Елизавета, не благоприятствовала правителю-женщине. В 1540-х годах при Генрихе VIII Тайный совет состоял из 10–19 человек и славился слаженной работой. На этот орган король возложил ответственность за отправление основных административных функций, оставив себе решение ключевых государственных вопросов. Хотя Генрих и не любил делить ни с кем королевские полномочия, регулярные заседания совета он почти никогда не посещал, поручив главному секретарю докладывать ему о решениях Совета постфактум. Ни один советник не посмел бы укрыть от короля информацию или сообщить ему ложные сведения. Как правитель-женщина Елизавета оказалась в затруднительном положении: если ее советники-мужчины не планировали в полной мере вовлекать королеву в рабочий процесс и держать ее в курсе дел, у нее самой не оставалось способа оперативно выяснить, какие шаги они вознамерились предпринять. Единственное, что можно было сделать, – это расспросить каждого по отдельности и сличить показания с тем, что ей сообщил Бёрли. С такой же проблемой столкнулась и Мария Тюдор, обнаружив в какой-то момент, что ее советники предпочитают докладывать обо всем ее супругу-консорту Филиппу II, хотя закон не допускал разночтений: королева и после замужества оставалась «первой и единственной государыней».

Елизаветинские советники собирались несколько раз в неделю в 9 часов утра. Центральной фигурой на заседаниях был Бёрли, а формат и повестка определялись самими участниками. Если возникали вопросы особой важности, Елизавета могла потребовать их рассмотрения, но обычно во время ежедневной аудиенции Бёрли просто рапортовал королеве о ходе обсуждения. Когда речь шла о важных проблемах, он составлял заметки, перечисляя аргументы за и против того или иного решения[55]55
  Например, SP 52/10, nos. 62–63.


[Закрыть]. Порой он вручал Елизавете официальный документ, называемый «предварительным консенсусом», в котором приводилась согласованная позиция членов Совета[56]56
  Например, SP 12/17, no. 1; Hardwicke State Papers, I. P. 180–186.


[Закрыть]. В иных случаях он пересказывал содержание заседаний по памяти. Секретари Тайного совета вели протоколы, но делалось это поверхностно – в основном мы находим отметки о присутствии тех или иных членов; бо́льшая часть административной работы Совета велась посредством писем. Полный отчет о содержании обсуждений и результатах заседаний сохранялся исключительно в памяти присутствующих. Нередко решение принималось, а королеву просто ставили перед фактом.

Елизавета даже не каждое свое письмо писала своей рукой, хотя большинство биографов с пользой для собственной концепции исходят из обратного. Собственноручно Елизавета обычно составляла важные депеши иностранным принцам, а также послания с соболезнованиями верным слугам, перенесшим тяжелую утрату. Как сообщает любимый крестник королевы Джон Харингтон, однажды она умудрилась одновременно писать от руки одно письмо, надиктовывать другое и поддерживать разговор[57]57
  Harington, II. P. 316–317.


[Закрыть]. И все же сто́ит отыскать черновики, как снова и снова оказывается, что письма Елизаветы и ее указания английским послам в иностранных державах на самом деле сочинялись Бёрли или иными советниками, а королеве передавались только на подпись[58]58
  Например, SP 52/8, nos. 70 (Burghley s draft); BL, Cotton MS, Caligula B. X, fos. 261–262v (final version as sent); SP 52/12, no. 20 (Burghley s draft); SP 52/12, no. 19 (final version as sent).


[Закрыть].

Наглядно этот процесс описал в 1567 году посол Испании в Лондоне Диего Гусман де Сильва, который наблюдал королеву за работой в ожидании аудиенции. Он сообщает о письме, которое требовалось послать королевскому представителю в Шотландии. «Я видел письмо, – подчеркивает Гусман, – хотя прочесть его не мог». Один из тайных советников Елизаветы, давний фаворит и королевский конюший Роберт Дадли, граф Лестер надиктовал послание секретарю на глазах пораженного Гусмана, «а после в моем присутствии взял его и понес на подпись королеве»[59]59
  CSPSp, 2nd Series, 1558–1567. P. 669.


[Закрыть].

О многом говорит записка, поданная Бёрли в 1565 году Мэттью Паркеру, первому в правление Елизаветы архиепископу Кентерберийскому, в которой главный королевский советник раздраженно сообщает, что королева, возможно, пожелает внести такую правку в письмо, какой «он дозволить не может». Здесь Сесил практически повторяет слова, сказанные им ранее, когда он угрожал Елизавете уходом в отставку, снова демонстрируя, что власть целиком сосредоточена в его руках[60]60
  Correspondence of Matthew Parker, DD. J. Bruce, T. Thomason Perowne (ed.). Cambridge, 1853. P. 223. Благодарю Стивена Олфорда за указание на этот источник.


[Закрыть]. Точно известно только об одном случае, когда в начале своего правления в подобной ситуации Елизавета проявила настойчивость и не позволила вечно сующим всюду свой нос приближенным навязать ей свою волю. В 1566 году она лично написала письмо вновь назначенному лорд-депутату Ирландии, которого тот очень ждал и факт получения которого ему было приказано скрывать:

Грамота эта да будет хранима одним Вулканом, а у вас она да пребудет лишь на время, необходимое для прочтения, и ни единой Божьей твари ни слова о ней сказать не дозволяю. Такое мое вам указание, как я на то право имею. От меня вы только такие письма получали, что были писаны моими секретарями[61]61
  Collins, I. P. 7–8; HMC, De L Isle and Dudley MSS, II. P. 2.


[Закрыть].

Установить авторство каждого из 15 000 дошедших до нас писем и приказов, посланных от имени королевы в течение сорока четырех лет ее правления, – дело долгого и кропотливого труда. По примерным оценкам, собственноручно Елизаветой написано или надиктовано не более 2400 документов[62]62
  Я опирался на письма, сохранившиеся только в черновиках или в копиях, однако с официальной подписью «написано ее собственной рукой» на обороте (см., например, SP 78/36, fos. 8–9v; SP 52/51, no. 75). У Р. Аллинсона в общей сложности 3000 писем, написанных королевой, однако это вместе с теми, что подписаны просто ее инициалами E. R.; не все из них могли быть продиктованы ею лично. См.: R. Allinson. A Monarchy of Letters: Royal Correspondence and English Diplomacy in the Reign of Elizabeth I. New York, 2012. P. xii.


[Закрыть]. Королева просто физически не могла бы уследить за всем количеством бумаг, циркулировавших при ее дворе, и в первые двадцать лет правления наиболее секретные и важные письма определенным лицам и послам составлялись советниками Елизаветы во главе с Бёрли лишь на основании ее устных указаний. Порой высшие сановники использовали столь слабый контроль над своими действиями в корыстных целях. Несколько раз в течение 1560-х годов имели место весьма вопиющие случаи – обычно дело касалось Марии Стюарт, – когда указания послам отправлялись после длительных споров между Елизаветой и Бёрли, причем последний чаще одерживал в них верх[63]63
  Например, SP 52/8, nos. 53–5 (drafts with amendments); BL, Cotton MS, Caligula B. X, fos. 218–219 (final version as sent). Известен случай, когда Елизавета и Бёрли дали сэру Николасу Трокмортону противоречившие друг другу инструкции. См.: SP 52/13, nos. 81, 83; SP 52/14, no. 1.


[Закрыть]. Аналогичным образом сами послы посылали сокращенную и вычищенную версию отчета королеве, а более полную – ее первому министру.