Текст книги "Грубая обработка"

– 26 —

Гарольд Рой сжал кулаки так крепко, что у него побелели костяшки пальцев. Если у него и был какой-то шанс спасти свое положение, то за последние полчаса он его полностью потерял. Теперь начнут распространяться слухи, с их обычной мстительной склонностью к крайним преувеличениям: «Не мог закончить серии», «Не выдерживал графика», «Пьянствовал на съемке», «Избил продюсера». Он должен будет считать за счастье, если сумеет получить работу режиссера шести – десятисекундных рекламных роликов для спутникового телевидения. Некоторые люди, попадающие в подобное положение, где-то пристраиваются, находят где-то тепло и успокоение, другие просто опускают руки и пьют водку, зализывая раны. А что имеет он? Сварливую жену, утоляющую сексуальный голод в компании профессионального уголовника. У него есть также торговец наркотиками с длинным ножом, который с радостью выпустит из него кишки при малейшем подозрении в предательстве.

Гарольду Рою было сорок девять лет, и его жизнь могла бы сложиться гораздо лучше. Он порылся в карманах, и весь его улов составил использованную бумажную салфетку и несколько фантиков.

– Ах черт!

– Что случилось? – спросил Резник.

– Кончились мятные лепешки.

– Давайте поговорим, – предложил Резник, наклонившись вперед и поставив на стол локти.

Гарольд потянул себя за галстук. Он хотел ослабить узел, но только затянул его еще туже. По его виду можно было понять, что он нуждался скорее в таблетке валиума, а не в мятной лепешке.

«Боже! – думал Гарольд, – вот оно! Почему я не делаю этого? Почему я не говорю, что мне нужно в туалет, не запираю дверку кабинки и не вешаюсь? Почему я не делаю этого?»

– Ну так как?

– Что?

– Расскажите-ка мне все.

Плечи Гарольда опустились, из груди вырвался глубокий вздох. В человеке, который сидел напротив него, Гарольд видел для себя что-то предрешенное, страшное. Об этом говорило то, как он сидел, как изучал его, сверля глазами. Что-то в этом крупном солидном человеке как бы говорило: «Хорошо, Гарольд, я все знаю, абсолютно все. Единственное, что мне нужно, – это чтобы вы сами рассказали мне обо всем. Признайтесь. Подумайте, насколько лучше вы будете себя чувствовать после этого». Он как бы говорил, что это сняло бы тяжелый груз с его плеч.

Какое-то время Гарольд Рой слышал запах ладана, видел раскачивание кадила, размытый затемненный профиль в глубине исповедальни.

Резник сидел спокойно, не двигаясь. Просто смотрел и ждал.

– Обо всем этом, – начал Гарольд, слова его выскакивали, кувыркаясь, – что было там сейчас? И в тот день, когда я… когда я ударил его… вы хотите, чтобы я рассказал об этом?

Резник не спеша выпрямился на стуле. Путаное вступление режиссера осталось без ответа. На лбу Гарольда Роя, вокруг бровей и на крыльях носа выступили капельки пота. Он взял со стола смятую салфетку и вытер лицо. Это не помогло.

– Не об этом? Резник покачал головой.

– О чем же?

– Вы знаете, Гарольд.

– О Боже! – Он опустил голову и зажал ее руками, как бы прячась от надвигающейся опасности. «Натяни себе на голову одеяло, и все страшные вещи исчезнут». Он не помнил, когда его пульс был таким частым и мощным.

– Ограбление, – спокойно подсказал Резник. – Почему бы вам не начать с этого? Затем вы постепенно можете перейти но всему остальному.

– Хорошо, – согласился Гарольд чуть ли не с признательностью. – Хорошо, я начну с этого.

Когда телефон зазвонил в первый раз, Мария принимала душ и ничего не слышала. Второй звонок застал ее на диване. Она лежала, вытянув ноги, и читала статью в «Гуд хаускипинг» о том, как следить за своим весом. Вот это здорово! Пока она дошла до конца предложения, засунула ноги в тапочки, телефон замолчал. Всего десять звонков! Кто, черт побери, бросает трубку после десяти гудков? Конечно, это не Грабянский. У него больше терпения.

Безобразие! Все эти стоящие там бутылки ждут, когда их кто-нибудь откроет. Ее рука затряслась в самый неподходящий момент, и джин полился через край стакана на халат, руки, на пол.

«Черт бы тебя побрал, Мария! – выругалась она про себя. – Ты становишься мерзкой пьянчужкой».

Она знала, что ей следует вызвать такси и отправиться в город – в кино, например. Должен же где-нибудь идти приличный фильм с хорошей старомодной супружеской изменой. Например, Кирк Дуглас бросает свои архитектурные разработки и отправляется вслед за Ким Новак, которая оставляет навсегда на остановке школьного автобуса своего ребенка и уходит в красном платье с открытой спиной и без бюстгальтера. Как называлась эта картина?

Гарольд сразу назвал бы ее. Надо будет не забыть спросить об этом у него. Он знает все фильмы между 1932 или 1933 годом и вплоть до конца шестидесятых. Гарольд может назвать актеров, режиссеров, название студии, дату выхода на экран, иногда даже название кинотеатра. Единственный, кого он не мог назвать сразу, – это сценарист. Все равно очень впечатляюще. Тип ума, для которого была создана телеигра «Счастливый случай».

До смешного тривиален этот Гарольд. Она опустила кончик языка в свой стакан. Если пить так, то стакана ей хватит на целый час, а может быть, и дольше. Нет, она была несправедлива к этому ублюдку. Он вел себя хорошо, когда ворвался в дом и обнаружил их в ванной. Джерри выпрыгнул, стоял там, протягивая… протягивая ему руку. «Давайте выйдем, нам нужно о многом поговорить». Оставил ее одну, едва удерживающуюся от того, чтобы не описаться прямо в ванной.

Когда телефон зазвонил снова, она заторопилась, споткнулась и чуть не упала.

– Где ты был? Я сижу одна целый день, страшно беспокоюсь, жду, когда ты позвонишь. Что случилось?

– Я звонил, – заявил Грабянский, – дважды.

– Значит, это был ты?

– Если ты была дома, то почему не подошла к телефону?

– Я не успела.

– С тобой был кто-нибудь?

– Никого. Я сходила с ума весь день.

– Ты пила?

– Ты хочешь сказать, что я уже и выпить не могу?

– Я ничего не говорю.

– Ты пила – вот что ты сказал.

– Я просто констатировал факт, вот и все. Ты была…

– Я знаю, знаю, я пила. А что я, по-твоему, должна еще делать? Болтаюсь здесь с утра, жду звонка. Ведь ты сказал мне, что позвонишь!

– Я звонил.

– Но это уже после обеда.

– Прости. Я был занят.

– Планировал новое ограбление? Грабянский не ответил.

– Джерри, послушай, не делай этого. Я беспокоюсь за тебя.

– Очень приятно.

– Нет, это неприятно. Я не привыкла сидеть дома и беспокоиться.

– Тогда успокойся.

– Не могу.

Снова молчание. Мария пыталась представить его. Чем он занимается? Звонит из автомата или нет? Теперь, с этими современными телефонными аппаратами, невозможно определить разницу.

– Здесь была полиция, – сообщила она.

– Что им было нужно? – Он пытался говорить спокойным голосом и тем же тоном, но это ему не вполне удавалось.

– Они знают, что я лгала.

– Откуда они могут это знать?

– Знают, и все.

– У них нет возможности узнать это.

– Он сказал мне: «Мы знаем, что, когда вы делали свое заявление, вы лгали».

– Именно так он и сказал? Этими словами?

– «У нас есть основания считать, что заявление, которое вы сделали, особенно в отношении описания тех двух людей, является ложным».

– А что ты ответила?

– Ничего.

– Совсем ничего?

– Я спросила его, почему он думает, что знает это.

– И?..

– Он как-то искоса посмотрел на меня…

– Черт!

– Вот именно.

– Он не говорил, что ты должна пойти в участок и сделать новое заявление?

– Нет еще.

– Почему еще?

– При данном положении вещей…

– Он так и сказал? Положении вещей?

– Может быть, он сказал «в данном случае».

– Ты не пошла на это? Я говорю, ты не согласилась изменять свои показания?

– Не совсем.

– Значит, ты согласилась.

– Я сказала, что, возможно, оглядываясь сегодня на то, что случилось, я допускаю, что могла ошибиться.

Грабянский выругался.

– Джерри, я только сказала: «Могла»…

– Да-да. Этот полицейский офицер, он был не в форме? Детектив?

– Констебль-детектив.

– Из какого участка?

– Откуда я знаю? Мы не обменивались адресами, когда стояли там, разговаривая.

– Это был не тот же, что раньше?

– До этого приходили два констебля и инспектор. Этого раньше не было.

– И ты говоришь, что он не просил тебя сделать новое заявление?

– Ну, он как бы предложил мне это, но не прямо.

– Ты отклонила это?

– Разве я уже не сказала тебе?

– Но ты предположила, что могла тогда ошибиться.

– Да, да, да.

– Что он сказал на это? В конце? Как он реагировал?

– Он сказал, что, если те «хитрые подонки черные, то он – дядюшка бабуина».

Мария не сразу поняла, что связь прервалась. Но почти тут же телефон зазвонил снова.

– Ты повесил трубку?

– Это был не Гарольд, а?

– Ты только что прервал разговор со мной?

– Это был не Гарольд?

– Что не Гарольд?

– Сказал им об этом? «Идите и поднажмите на мою жену. Я думаю, что она говорит неправду?»

– Да, он говорил с Гарольдом.

– О чем?

– Это было не в доме и до разговора со мной. Как раз перед тем, как он пришел но мне.

– Значит, Гарольд сказал ему.

– Зачем?

– Тот факт, что он застал нас тогда…

– Гарольду плевать на нас и на то, чем мы занимаемся.

– Я бы не хотел, чтобы ты так говорила.

– Что?

– Насчет плевать.

– Ах, извините. «Разговор шокирует леди». Я забываю, что ты человек нежного, старомодного воспитания, что тебе нравятся только такие женщины, которые вначале говорят «пожалуйста», потом «спасибо» и отказываются расстегивать свои блузки, пока горит свет.

– Ты знаешь, что это неправда.

– Я знаю.

– И тем не менее я уверен, что Гарольд…

– Гарольд обещал способствовать достижению договоренности между тобой и хозяином наркотиков. Если это не получится, то его кастрируют. Он совершенно не заинтересован в том, чтобы полиция вышла на тебя.

Молчание. Грабянский думал.

– Джерри?

– Да?

– Все будет в порядке, правда?

– Да, конечно.

– Ведь у них нет других возможностей найти тебя?

– Пока нет.

– Я рада. – Мария вздохнула.

– Я тебе позвоню, – сказал Грабянский. – Завтра.

– А ты разве не придешь?

– Уже слишком поздно.

– Тогда завтра.

– Не знаю. Посмотрю.

– Ты ведь не бросаешь меня, правда?

– Нет. – Он сказал это достаточно быстро, чтобы Мария поверила ему.

– Джерри…

– А?

– Будь осторожен, хорошо?

Он чмокнул в трубку и повесил ее. Мария не знала, что ей делать: налить ли еще джина или полежать в ванне.

Потом она нашла потрепанную книжку Джекки Коллинз, которую она уже читала раньше, и решила сделать и то и другое.

Когда Гарольд Рой кончил разговор с Резником, он чувствовал, что стал на двадцать фунтов легче, а его голова не только перестала болеть, но стала почти свежей. Он вышел из студии через заднюю дверь. Уже стало темнеть, над крышами домов загоралась вечерняя заря. Единственное, чего Резник не сделал, – не поручил Гарольду совершить полный ант раскаяния, скажем, прочитать пять раз «Отче наш» и десять раз «Аве Мария» и прослушать последние слова отпущения грехов.

Но это еще впереди.

– 27 —

– Пива, пожалуйста, – сказал Патель.

– Бочкового или бутылочного?

– Мм, бочкового.

– Пинту или половину?

– Половину.

Посмотрев через плечо, Патель увидел человека, за которым следил. Грайс опускал монеты в игральный автомат, который вспыхивал разноцветными огнями и издавал утробные электронные звуки-сигналы.

– Спасибо, – поблагодарил Патель, убрав сдачу и взяв со стойки свою кружку.

Это не вполне соответствовало инструкциям, но, какой бы мягкой ни была погода для этого времени года, когда постоишь на улице, холод пронизывает насквозь, особенно это чувствительно для спины и плеч. На улице к нему три раза подходила пожилая женщина в пальто с каракулевым воротником и каждый раз спрашивала, когда он арестует того мужчину, который без конца разглядывает в бинокль ее спальню. Ну как она может в таких условиях принимать ванну или раздеваться?

Когда Грайс вышел и остановился около одной из припаркованных машин, раздумывая в течение нескольких секунд, садиться ли ему в автомобиль или идти пешком, Патель уже принял решение. Грайс пошел направо, а Патель остался за шеренгой зеленых мусорных баков и позвонил в участок, прежде чем продолжать слежку за объектом.

Грайс шел быстро, засунув руки в карманы пальто, и не сбавлял скорости до тех пор, пока его не остановил светофор в конце бульвара Кастл. На другой стороне бульвара находился замок, сохранившийся в том виде, в каком его перестроили в семнадцатом столетии, и высоко поднимавшийся над городом на тронутой погодой и временем скале. Патель перегнал его и почти сразу свернул направо, миновал Ирландский центр, где по утрам в воскресенье продавали дублинские газеты и где по субботним вечерам выстраивались очереди, в основном из английских студентов, горящих желанием танцевать и пить аж до утра.

Трактир стоял на канале. В теплое время года столики и стулья выставлялись на улицу и сидящие за ними посетители могли наблюдать, как баржи медленно проходят через шлюз. Патель выбрал столик между игральными аппаратами и входом. Увидев прислоненный к спинке стула свернутый трубкой вчерашний экземпляр газеты «Пост», он взял его, развернул, нашел спортивный раздел и стал читать об игре в крикет в Новой Зеландии. У Ричарда Хадли теперь был соперник. Пателю повезло: несколько раз за последние два сезона ему удавалось доставать места на верхнем ярусе «Трент Бриджа» и наблюдать, как Хадли бросал мяч из-под руки, а также хитрые броски, когда мяч летел, подныривая, и практически не брался.

Человек, за которым он вел наблюдение, прошел мимо него, и Патель уже было собрался закончить со своим пивом, встать и выйти вслед за ним. Но тот проследовал к стойке бара и заказал новую порцию выпивки. Усевшись обратно, он взглянул на свои часы, потом повторил это еще дважды. «Хорошо, – подумал Патель, – значит, ждет кого-то. Хорошо». Закончив чтение репортажа о крикете, он стал рассматривать объявления. «Цены на дома стабилизировались». Может быть, ему стоит теперь подумать более серьезно о том, чтобы выехать из занимаемых сейчас двух комнат и купить собственный дом, один из тех домиков с террасами, которые расположены восточнее Дерби-роуд. Довольно близко, и он по-прежнему мог бы каждое утро ходить на работу пешком.

Патель представил себе всепонимающую улыбку, которая озарила бы лицо матери, внимательный взгляд одобрения на лице отца: его сын устраивается основательно, теперь он уже не мальчик; потом женитьба, ему нужна хорошая женщина, которая ухаживала бы за ним, за детьми.

Патель почувствовал, как кровь побежала по жилам быстрее, как только он заметил, что в дверь вошел новый посетитель. Среднего роста, обычного телосложения, с усиками; в глазах проскочила тень беспокойства, когда они остановились на подопечном Пателя. Он взял себе слабого пива и прошел за спиной Пателя в угол. Быстрое пожатие рук.

Палец Пателя двигался вниз по странице. Вполне возможно найти что-то вполне приличное менее чем за сорок тысяч, а если оплату немного растянуть…

На вновь прибывшем были темный двубортный костюм, бледно-желтая рубашка и полосатый галстук. По мнению Пателя, ему было лет тридцать с небольшим. Он мог быть торговцем автомобилями, сотрудником страховой компании, даже агентом по продаже недвижимости. Но Патель не считал, что их негромкий разговор имеет какое-либо отношение к машинам или страховке, и толстый конверт, а также сложенный лист бумаги вряд ли могут касаться торговых сделок.

Грайс неожиданно встал и направился к мужскому туалету. Патель остался ждать, наблюдая за его собеседником. Внезапно человек повернул голову и уставился прямо на Пателя. Его глаза широко раскрылись, в них мелькнул интерес. Нет, он смотрел мимо него, на женщину, которая входила с улицы, лет сорока, в короткой юбке и с красивыми ногами. Грайс почти столкнулся с ней, когда возвращался на свое место.

Двое мужчин, уже стоя, перекинулись еще несколькими фразами, затем подопечный Пателя направился к входной двери, а человек с усиками сел обратно за стол.

Патель лихорадочно перебирал в голове различные возможные варианты и решил остаться, дав возможность Грайсу уйти. Инициатива или глупость – время покажет. Он вернулся к просмотру страницы о недвижимости – Арнольд, Нью-Басфорд, Булвелл. Оставшийся чувствовал себя теперь непринужденнее, он прошел еще раз к стойке и сказал что-то женщине в короткой юбке, которая в ответ рассмеялась. Усевшись опять на свое место, он закурил сигарету и откинулся на спинку стула. Патель решил, что он приготовился к долгому ожиданию. Но произошло иначе. Сигарета, выкуренная лишь наполовину, была размята в пепельнице, человек поднялся и, уже стоя, допил свой стакан. Он успел шагнуть на тротуар, прежде чем Патель кивнул бармену и прошел к двери.

Однако детектив сумел заметить, как человек сел в черный «форд-эскорт» с радиотелефоном, люком в крыше и без единого пятнышка грязи на колесах. Не имея возможности поехать за ним, Патель достал блокнот и записал номер машины.

Резник вернулся к себе к тому времени, когда позвонил Патель. Не было никакой возможности узнать, вернулся ли Грайс в квартиру и покинул ли ее за это время Грабянский. Имелось много других дел, также требующих неотложного внимания, и держать Пателя там, чтобы следить за, возможно, пустой квартирой было бы неразумно. Резник приказал Пателю возвращаться и помочь Нейлору в его работе.

– Кофе, – крикнул Резник в комнату угрозыска. – Черный и прямо сейчас.

Содержание адреналина в его крови неустанно нарастало, и он знал, что подошел очень близко к цели, но не был уверен, надо ли сейчас предпринимать какие-либо конкретные шаги, хотя и был готов к этому.

– Джефф, – произнес он в трубку телефона. – Это Чарли Резник.

– Думал, что вы избегаете меня, – ответил Харрисон язвительно, но с осторожностью.

– Весь в делах, закрутился.

– Так же, как и я.

– Помните, что я должник? Когда и где?

– В семь? Семь тридцать?

– Трудно. Вы не сможете где-нибудь в районе девяти?

– Вы еще бываете в «Партридже»?

«Нет, с тех пор когда я был там с Рашель», – подумал Резник.

– Хорошо. Но только в девять часов.

Харрисон не возражал. Резник держал в голове четкий список тех, кому еще должен позвонить: Скелтон, Ленни Лоренс, Том Паркер, Норман Манн… Еще, пожалуй, Грэхем Миллингтон. Он набирал первый номер, когда через стекло двери заметил странное выражение лица Линн Келлог.

– Я не знала, сэр.

– Конечно, нет. Откуда вам было знать?

– Даже вообразить себе не могла.

– Естественно. – Она сидела, уперев локти в колени, опустив голову и положив лицо на ладони, и, что было на нее не похоже, не смотрела на него. – Если бы вы и знали…

Она покачала головой.

– Ее отец…

– Его здесь нет, сэр. Нет в здании. Я не знаю…

– Значит, нет.

Инспектор встал, обошел стол. В дверях появился Нейлор с кофе. Резник жестом показал ему, что сейчас это не требуется.

– Вы хорошо поработали…

– Нет!

– Вы для этого там и находились?

– Но это было не то, понимаете? Я должна была смотреть за организованными преступными группами. А здесь девушка, почти ребенок. Я просто зря потеряла время.

– Линн…

– Да. – Она посмотрела на него, ее щеки стали еще краснее, чем обычно. – Да, сэр?

– Она внизу? Линн кивнула.

– Я не знала, следует ли послать за ее матерью или нет. Суперинтендант…

– Я пойду вниз. – Резник открыл дверь кабинета. – С вами все в порядке?

– Спасибо, сэр. Все нормально.

– Напишете рапорт?

– Хорошо, сэр.

– Нейлор принес кофе, пейте его.

Он вышел, оставив ее уставившейся в график дежурств, вывешенный над его столом. Прежде чем выйти из комнаты, он махнул Нейлору, чтобы тот отнес кофе в кабинет.

Он не видел Кейт с тех пор, как ей было тринадцать лет. А после этого – только на фотографии, стоявшей на столе суперинтенданта. Сегодня он ожидал увидеть ее более зрелой, гораздо старше, но лицо, которое поднялось, чтобы посмотреть на него из-за белой рубашки сержанта охраны, было таким же молодым, какое он помнил. Хотя оно было другим. Ее глаза покраснели, щеки распухли от слез.

– Привет, Кейт.

Она прищурилась на него: еще один полицейский…

– Вы, очевидно, не помните меня…

– Нет.

– Пойдемте наверх. – Пожав плечами, она встала. – Все в порядке, – бросил он сержанту.

– Пожалуйста.

– Вы ведете меня к папе? – спросила Кейт, поднимаясь по лестнице.

– Пока нет, – ответил Резник. – Потом, когда он вернется, вы его увидите.

– Он еще не знает?

– Нет. Полагаю, что нет.

– Он убьет меня, не правда ли?

Резник улыбнулся.

– Сомневаюсь.

На лестничной площадке он спросил:

– Не хотите ли чашечку чая или кофе? Она покачала головой.

– Тогда просто посидите и посмотрите, а я выпью кофе. Они сели в столовой. Кейт смягчилась и взяла чашку чая.

Она положила так много сахара, что не могла размешать его, не пролив через края, причем капли попали и на ее джемпер. Но она, кажется, этого даже не заметила.

– У вас нет сигареты?

Резник покачал головой. «Одобрял ли отец, что девочка курила», – подумал он, потом сообразил, как глупо было сейчас, после того, что случилось, даже в голову взять такое.

После двадцати или что-то в этом роде минут тяжелого молчания и отрывочного разговора, причем поддерживал его в основном Резник, в дверях показалась Линн, которая помахала ему, дав понять, что вернулся Скелтон.

Резник постучал и вошел, а Линн осталась снаружи вместе с Кейт. Скелтон повесил пиджак на вешалку за дверью и не успел еще дойти до своего стола.

– Чарли, у вас что-нибудь ко мне?

Не последовало никакого ответа. На лице Резника было написано беспокойство. Это уже насторожило Скелтона. Он задвинул обратно стул и остался на ногах.

– Не крутите, Чарли, говорите прямо.

– Это касается вашей дочери, сэр, Кейт. Она…

– С ней все в порядке?

– Она за дверью.

Скелтон двинулся к двери, но остановился около Резника. Они смотрели друг другу в глаза, и Резник первым отвел взгляд в сторону.

– Она попала в беду?

– Да, сэр. Она… детектив Келлог была на дежурстве в торговом центре. Кейт…

– Боже! – вздохнул Скелтон. – Ее поймали? Она воровала вещи в магазине?

– Да.

– Она здесь?

– За дверью.

– Боже, Чарли. – Пальцы Скелтона легли на плечо Резника. Жизнь, казалось, уходила из его глаз. Он повернулся и пошел к столу. От его пружинящей походки не осталось и следа, его плечи, всегда прямые, сгорбились.

– Это все бесспорно?

– Она призналась.

– Понятно.

– Были и другие случаи. Кажется… кажется, это продолжалось уже довольно долго.

Скелтону приходилось иметь дело с подобными происшествиями. Родители обычно не сразу понимали, о чем идет речь. А когда наконец до них доходило, первая реакция бывала очень резкой: «Я убью этого маленького ублюдка! Что теперь его ожидает?» Сначала были воинственность, злоба, затем слезы. «Мой Терри, он в клубе для молодежи, я знаю. Моя Трейси…»

А теперь «моя Кейт».

Скелтон не произнес ни слова. Сидел, стараясь не смотреть на семейные фотографии, стоявшие на столе.

– Вы хотите ее видеть, сэр? До того, как ее допросят?

– Хорошо, Чарли. – Он выглядел, как человек, получивший удар топором по голове. – Только дайте мне пару минут, ладно? Затем пусть детектив Келлог приведет ее.

Резник кивнул и двинулся к двери. Этот путь показался ему очень долгим, и он все время ждал, что суперинтендант окликнет его, попросит вернуться, скажет еще что-либо, хотя он и не знал – что. Но ничего не случилось Резник открыл дверь, вышел и закрыл ее за собой.

– Через пару минут, – сказал он Линн.

– Слушаюсь, сэр.

Когда он посмотрел на Кейт, она отвернулась.