Текст книги "Загадка Красной вдовы"

Шкатулка без иголки

– Прошу меня понять, – продолжал Арнольд своим резким рассудительным голосом. – Я не стану притворяться, будто так уж опечален смертью Бендера. Полагаю, он поступил глупо, позволив втянуть себя в смертельную ловушку. Но конечно же, я сожалею о его смерти. Он работал на меня и был полезен. Мне определенно следовало запретить это сегодняшнее безумное представление. Мисс Бриксгем… – Он снова на мгновение включил лампочку доброты и сочувствия, посмотрев на Изабель. – Мисс Бриксгем согласна со мной, что это было именно безумие, и, насколько мне известно, пыталась в меру своих сил предотвратить это. Я не виню ее, но сожалею, что она не была откровенна со мной ранее.

Высказав этот укор, доктор Арнольд поправил галстук, одернул пальто и наконец улыбнулся Изабель, показав, что она прощена. За последние несколько часов с этой спокойной хладнокровной женщиной произошла разительная перемена: она, можно сказать, сломалась, словно сухая веточка, и теперь только что не плакала.

Г. М. беспокойно заерзал:

– Что ж, карты на столе, и вы можете исполнить свой долг. Что намерены сделать?

Арнольд пожал плечами:

– К счастью или нет, теперь это ваше дело. Я могу лишь помешать вам повесить убийцу после того, как вы его поймаете. Повторяю, это ваше дело.

– С плеч долой, да?

– Да, с плеч долой, – спокойно подтвердил Арнольд.

– И все же я не представляю, что вам удастся так легко отмежеваться от этого, – сказал Г. М., рассматривая чашу трубки. – Неужели никаких угрызений совести, а? В семье завелся безумец и… Нет, вижу, вас это не трогает. Вы распланировали жизнь, как пригородный сад; вы знаете, кого посадить за ваш стол, а кого нет, и такая мелочь, как безумный шурин, конечно же, не заставит вас забыть, что его смирительная рубашка будет помечена короной. Да?

– Восхищен вашей прямотой, друг мой, – сохраняя хладнокровие, сказал доктор, явно не выносивший прямоту ни в ком, кроме себя. – Вы забываете, что я люблю мисс Джудит Бриксгем.

– Да, знаю. Поэтому и говорю так откровенно. Видите ли, кое-что все же придется сделать. Вы не сомневаетесь в здравом рассудке мисс Джудит? Нет. А мисс Изабель?

– Как вы можете… – воскликнула Изабель.

– Спокойнее, мэм, спокойнее! Так что? Не сомневаетесь? Нет. Что ж, в таком случае остаются двое. И если вы не поможете в этом направлении, нам придется самим предпринять определенные шаги.

Арнольд задумчиво посмотрел на него:

– В данный момент я отказываюсь отвечать на этот вопрос. У меня нет оснований делать какие-либо выводы. Для этого нужно проделать определенную работу, провести опрос. Сейчас, не касаясь кого-либо еще, скажу лишь, что всегда считал и считаю лорда Мантлинга человеком в высшей степени благоразумным.

– Вот так! – пробормотал Г. М., вскинув брови. – Я закончил. Вопросов не имею. Посижу, подумаю. Дальше вы, Мастерс.

Мастерс приступил к делу в своей обычной вкрадчивой манере. До поры до времени он убедительно изображал необстрелянного юнца, чья задача состоит лишь в сборе информации от знающих людей, а потом, в неожиданный момент, набрасывался на жертву, как ястреб. Он долго пытался усадить Изабель, которая отказывалась, пока он сам не принес стул из обеденного зала. Это место как будто гипнотизировало ее. Взгляд блеклых глаз блуждал по комнате, метался от одного предмета мебели к другому, но Мастерс, руководствуясь какими-то своими соображениями, отказывался перейти в другую комнату.

– Надеюсь, вы понимаете, – доверительным тоном продолжил он, – что нам нужно выполнить формальные требования и получить от каждого из вас показания. Итак, если не возражаете, начнем с вас, доктор.

– Чтобы вы потом опрашивали мисс Бриксгем без меня? – резко спросил Арнольд.

– Сэр, мы не сделаем ей ничего плохого. А потом, знаете, вы ведь доктор, а не адвокат. Так? А теперь, будьте любезны, расскажите о ваших передвижениях этим вечером. В общих чертах.

Впервые за все время по лицу Арнольда скользнула неподдельная улыбка.

– Бог с вами, инспектор. Несчастного Бендера убил не я, если вы к этому клоните. И Джудит тоже ни при чем. Я вообще стараюсь глупостей не делать, а уж рисковать собственной шеей… Нет, я не такой дурак. – Похоже, внимание Мастерса, державшегося вначале как бы в тени, его немного удивило.

Коротко и отрывисто, словно диктуя секретарю, доктор изложил свою версию. Уловив в зеркале собственное отражение, он поправил галстук и, пока говорил, несколько раз машинально потянул белую жилетку. После обеда они с Джудит и компанией отправились в театр – смотреть «Десятиминутное алиби» на Хеймаркете.

Из театра вышли в начале двенадцатого и с тремя знакомыми поехали ужинать в клуб на Риджент-стрит, где выпили и потанцевали. Из клуба ушли без двадцати двенадцать. Из-за тумана такси шло медленно, так что к дому подъехали почти в полночь. Выслушав отчет, Мастерс выпроводил доктора из комнаты. Терлейн заметил, что желание Арнольда остаться и защищать Изабель было скорее напускным. После того как он удалился с видом победителя, инспектор обратился к мисс Бриксгем.

– Итак, мэм, – добродушным тоном начал он, – вам не следует расстраиваться ни из-за комнаты, ни из-за тех вопросов, которые я задам. Все будет хорошо, вот увидите.

– Знаю, я веду себя глупо. Не понимаю, что со мной. Просто у меня такое чувство, будто все здесь по какой-то неведомой причине изменилось. – Держась за нитку жемчуга, она сжимала и разжимала кулачки, так что на тыльной стороне ладоней появлялись ямочки. – Еще вчера, еще два часа назад я бы не поверила, что буду вот так себя чувствовать. Я в первый раз увидела эту комнату в семьдесят шестом, когда здесь умер мой отец, мне было три года. Но какой комната была тогда, я уже не помню. – Ее бледные растерянные глаза остановились. – О чем вы хотите меня спросить?

– После того как мистер Бендер вошел в эту комнату, вы ушли из столовой?

– Да. Не могла там оставаться. Гай тоже ушел. Сказал, что ему скучно. Скучно! Вы только представьте!

– Куда вы пошли из столовой?

– Наверх, в мою гостиную. Это этажом выше. А что?

– Для порядка, мэм. – Мастерс радушно улыбнулся. Терлейн заметил, что Г. М. пытается привлечь внимание инспектора, корча гримасы, придающие ему сходство с Серым Волком из известной сказки. – Нам нужно уточнять такого рода детали, вы же понимаете. Вы долго оставались наверху?

– Пока не услышала крик Джудит. Когда… – Она вдруг указала на кровать. – Этот мальчик, которого я привела сюда…

– Мы все вам сочувствуем, мэм. Скажите, с вами там был кто-нибудь? Может быть, служанка или кто-то еще?

– Да. Со мной был Гай.

Карандаш, которым Мастерс делал записи, скользнул по бумаге и едва не выпал из пальцев.

– Кхмм! – откашлялся инспектор. – Э… вот как. Да. Но он не все же время был с вами, мэм? Я в том смысле, что молодые люди… они бродят по дому…

Она посмотрела на него:

– Не понимаю, что вы имеете? Что значит «бродят по дому»? Да, он был ужасно взволнован, когда пришел ко мне в гостиную…

– Когда?

– Примерно через полчаса после начала игры. Около половины одиннадцатого. Я знаю, потому что – господи! – смотрела на часы. Это такие часы, – она пальцем описала в воздухе круг, – в которых минутная стрелка не движется, пока не истечет минута, а потом прыгает. Наблюдать это – ужасно. Вы уже думаете, что она никогда не сдвинется с места, и тут… Потом пришел Гай. Сказал, что тоже не находит себе места. Мы попытались сыграть в шахматы – мы частенько играем по вечерам, – потом в карты, а потом просто почитать. Ничего не получилось, так что в конце концов мы просто поговорили о том, что происходит.

– И мистер Гай Бриксгем был с вами все время, от половины одиннадцатого до полуночи?

– Да.

Терлейн посмотрел на сэра Джорджа, который все еще разбирался с надписью на полоске пергамента. Сдвинув пенсне на кончик носа и наклонившись так, что уши ушли в плечи, он выглядел на удивление довольным. Прекрасно! Теперь у всех в доме было алиби. Мастерсу было о чем подумать. Он помрачнел еще больше, когда со стороны Г. М. донеслось рассеянное мурлыканье, в котором можно было различить отдельные слова: «Та-та, Серый Волк… Он боится…» Мастерс оглянулся:

– Вот так. Сэр Генри? Может, у вас есть вопросы к мисс Бриксгем?

Мурлыканье стихло. Г. М. потер подбородок.

– Вообще-то, да, есть. Вы сказали, мэм, что разговаривали с племянником об этой комнате. Что он сказал о ней?

– Уверял, что все будет хорошо. Что комната совершенно безобидна. Даже посмеялся над моими опасениями.

– Насчет отравленной ловушки?

– Да. – В ее голосе чувствовалось угасшее рвение. – Сначала он сказал: «Неужели ты думаешь, что яд, даже если он и был, сохранил силу спустя многие годы?»

Г. М. нахмурился:

– Даже не знаю. Если яд убил первую жертву в 1803-м и последнюю в 1876-м, это говорит о весьма длительном периоде вирулентности. Кроме того… Послушайте, Мастерс, я тут вспомнил наш разговор сегодня за столом. Помните, несколько месяцев назад меня приглашали в Рим по делу о шкатулке Калиостро. Коллекционера, старика Бриоччи, обнаружили мертвым в его частном музее. Отравлен, но без каких-либо следов на теле. Напомните потом, я расскажу. Это к тому, что хитроумная шкатулка, которая и убила его, была изготовлена то ли в 1791-м, то ли в 1792-м, и яд сохранил свои свойства благодаря специальной защитной оболочке, уберегшей его от разложения. Не забудьте. Мисс Бриксгем, продолжайте, пожалуйста.

Изабель пристально посмотрела на него.

– Потом… Нет, это не важно. – Она снова с беспокойством огляделась. – Нет, я об этом не думала. Я сказала Гаю: «Может, и так, но кто-то… – тут женщина украдкой взглянула на Г. М., – побывал в комнате, убрал, подмел пол. Что, если этот человек заново установил ловушку с ядом для стрел?»

Мастерс снова взял инициативу в свои руки:

– Похоже, мэм, именно такой яд и использовали. Говорят, он встречается очень редко. Где, по-вашему, можно достать что-то похожее?

– Ох, я же пыталась вас предупредить! – Она сцепила руки. – Где достать, говорите? В кабинете моего племянника полно такого оружия. Я имею в виду не копья и стрелы на стене, а два или три дротика, которые он держит в коробке в ящике стола.

Мастерс даже присвистнул от неожиданности и наверняка бы сорвался с места, если бы не вмешательство Г. М.

– Да-да! Спокойно. К этому мы еще вернемся. Сейчас меня интересует ваш разговор, мэм, с племянником. Что он сказал насчет переустановки ловушки?

– Он сказал то, что успокоило меня. Я… я почти поверила ему. – Мисс Бриксгем поежилась. – Он сказал: «Неужели вы думаете, что тот, кто хотел устроить ловушку, стал бы убирать в комнате и подметать пол в проходе, вставлять обрезанные шурупы? Он наверняка постарался бы оставить все как есть, чтобы ничем себя не выдать и не вызвать подозрений. А подозрения-то как раз и возникли, ведь так?» – Она выжидающе посмотрела на него, и Г. М. одобрительно хмыкнул:

– Молодец. Я тоже об этом думал. И должен признаться, меня эти соображения тоже успокоили. Он говорил что-нибудь еще?

– Да, в общем-то… – Мисс Бриксгем замялась, словно не зная, что сказать. – Помню, он произнес такую странную реплику… Уверив меня, что комната безопасна, он вдруг добавил: «И совершенно неинтересна, если только они не догадаются насчет замазки».

– Замазки? – воскликнул Мастерс. – Замазки? Это такая штука, которой замазывают оконные рамы? – В этот момент, как показалось Терлейну, женщина едва заметно вздрогнула, но поскольку она и без того была в полушаге от истерики, причиной вполне мог быть тон старшего инспектора. – Вы об этой замазке говорите? И что же он имел в виду?

– Откуда мне знать! Гай ничего больше не сказал. Неужели вы не понимаете? – Голос у нее сорвался. – Я жду от вас помощи. И рассказываю обо всем в надежде, что вы сложите все это вместе и как-то объясните. Больше мне нечего добавить.

– А мне, мэм, хотелось бы знать, – тут Мастерс постучал по столу, – откуда мистеру Гаю Бриксгему так много известно о комнате, которую он ни разу не видел.

Она улыбнулась краешком губ.

– Гай занимается семейным архивом. Он – единственный, кто прочел все документы. Конечно, я знаю историю комнаты… – Она бросила взгляд на большой круглый стол, за которым сидел Мастерс; полированную желтоватую столешницу украшала темная геральдическая лилия. По какой-то неведомой причине и этот стол, и расставленные вокруг него шесть стульев с медной чеканкой и красными атласными сиденьями вызывали у нее едва ли не отвращение. Взгляд ее задержался на них; в колеблющемся газовом свете они, казалось, сами обрели зловещие свойства, выделяясь на общем темном фоне комнаты бледно-золотистым цветом.

– Они все сидели там, – внезапно произнесла мисс Бриксгем, указывая на стулья. – Мсье де Пари, мсье де Тур, мсье де Блуа, мсье де Реймс. Все шестеро… вместе. Видите ли…

– Не обращайте внимания, – вставил Г. М. – Помолчите, Мастерс. Вы аж побагровели от любопытства. У меня тут появилась одна жуткая идея насчет легенды относительно этой комнаты. Но услышать ее я хочу от самого Гая. Я настаиваю на этом, потому что… А теперь, мэм, у меня к вам еще два вопроса. Вы говорите, что знаете историю этой комнаты, знаете о четырех случившихся в ней смертях. Одна из них интересует меня более, чем другие. Мари Бриксгем, которая умерла здесь в декабре 1825 года, накануне своей свадьбы. Что вы знаете о ней? Я спрашивал у Гая, но он не пожелал ответить.

– А что вы хотите знать о ней?

– Не о ней. О ее женихе. Джордже Беттисоне. Кем он был?

Вопрос как будто смутил мисс Бриксгем. Она даже отвела затуманенный взгляд от круглого стола, который как будто гипнотизировал ее.

– О… да, я знаю. Он был очень модным в то время ювелиром. Роман, обернувшийся трагедией. После ее смерти его предприятие пришло в упадок, и сам он исчез. А что?

– Так-так! Будьте любезны, передайте мне тот пергамент, Мастерс. И карту. Благодарю. А теперь… – Он сполз с кровати, пересек вперевалку комнату и расправил пергамент на столе. – Вы раньше это видели?

Изабель замерла в каком-то странном напряжении и посмотрела на Г. М., как могло показаться, с отчаянием. Однако голос ее, когда она заговорила, был спокоен.

– Нет. Это ведь латынь, не так ли? Если я что-то и знала из латыни, то давно уже позабыла. И что это означает? Где вы это нашли?

– Не тревожьтесь. Видите ли, кто-то положил этот пергамент Бендеру на грудь. – Г. М. говорил об этом как бы между прочим, но его острые глазки ни на мгновение не отрывались от лица Изабель. – Это видели? – Он протянул ей карту.

– Но это всего лишь… Что это за карта? Дайте-ка посмотреть! Эту карту сегодня кто-то вытянул! Я же помню! Пиковая девятка! Ее вы тоже нашли на нем?

– Успокойтесь, мисс Бриксгем. Нет-нет, было бы слишком легко, если бы ее кто-то вытащил. Вы перепутали. Ваш племянник Алан вытащил девятку треф. Возможно, вы о ней и подумали. Благодарю, мэм, это все.

– То есть я могу идти?

– Да. И пришлите, пожалуйста, Гая. У нас к нему несколько важных вопросов.

Сопя и отдуваясь, Г. М. вернулся к своему месту на кровати. Мисс Бриксгем поднялась, но остановилась в нерешительности с таким видом, словно ее мучила физическая боль. Облизав губы, она несколько раз пыталась заговорить и в конце концов выпалила мучивший ее вопрос так, будто это было признание:

– Пожалуйста, послушайте меня. Вы должны мне сказать! Я ответила на все ваши вопросы и имею право знать. – Как ни странно, она кивком указала на ржавые стальные ставни. – Алан сказал, что это так, но мне нужно знать точно. Эти ставни действительно закреплены изнутри?

– Да, закреплены. И болты так заржавели, что их придется резать ацетиленовой горелкой. У нас все, мэм.

После ее ухода Г. М. достал табакерку и начал наконец набивать трубку, насмешливо посматривая при этом на инспектора.

– Ставни, Мастерс, весьма надежные. Вспомните об этом, когда снова увидите ваш старый bête noire[5]5
  Самое ненавистное (фр.).


[Закрыть], страшилище о тринадцати хвостах, крадущееся за вами в темноте. Хо-хо-хо! А вам не случалось попадать в кошмары с невозможными ситуациями? Ну да ладно, я сейчас о другом хочу поговорить. Помните, я тут упомянул шкатулку Калиостро?

– Да, сэр, помню. И что? Я все-таки думаю…

– В этой комнате есть очень похожая на нее шкатулка. Черт, Мастерс, что же вы так дергаетесь? Напугать можете… Ох-хо-хо! Эта так похожа на ту, как будто их изготовил один и тот же мастер. Может быть, так оно и есть.

– Но вы же сами сказали, что в комнате нет ничего необычного! – громко возмутился Мастерс.

Г. М. со вздохом поднялся и проковылял к стоявшему в левом углу комнаты туалетному столику. Оглядев засиженное мухами зеркало, мраморную столешницу и два золоченых ящичка, он потянул правый из них, который подался со скрипом и такой неохотой, что задрожала вся рама…

Тяжелая, потемневшая до черноты серебряная шкатулка девяти-десяти дюймов в длину и вполовину меньше в ширину стояла на коротких изогнутых ножках высотой около четырех дюймов. Когда Г. М. поставил ее в центр стола, все увидели, что ее округлые бока украшены рельефными фигурками безмятежных аркадцев, танцующих под звук Пановой флейты. По верхнему краю шкатулки, под самой крышкой, шла выгравированная розеточная кайма, прерывающаяся примерно на дюйм в том месте, где находилась замочная скважина. Крышка имела форму скатной крыши, стороны которой спускались к розеточной кайме. Края крышки были выровнены заподлицо со стенками, за исключением небольшого выступа над замочной скважиной с изящным ключиком.

– Ну вот, – сказал Г. М., вынимая ключ. – Вперед! Давайте, Мастерс, открывайте.

Старший инспектор потер подбородок:

– Ну, видите ли, сэр…

– У кого крепкие нервы? Попробуйте, Терлейн. Поверьте старику, шкатулка опасности не представляет. Хотите испытать?

Терлейн почувствовал, как резко участился пульс. Он вспомнил, как однажды кто-то в зоологической лаборатории предложил ему просунуть прутик сквозь сетчатое ограждение и потрогать спящую в коробке гремучую змею. То, что последовало затем, напоминало взрыв. Но ни тогда, ни теперь противиться соблазну было выше его сил.

Тогда у него было похожее чувство. Он хорошо знал, с какой скоростью прыгает гремучая змея, но не смог противостоять искушению – как и сейчас. Протянув руку, он осторожно дотронулся указательным пальцем до выступа над замочной скважиной, подцепил крышку и потянул вверх. Ничего. Он потянул посильнее. Край шкатулки оторвался от стола, но крышка не поднялась.

– Осторожнее, черт возьми! – рыкнул сэр Джордж.

Придержав шкатулку одной рукой, профессор снова потянул крышку вверх. Она немного поддалась. Терлейн просунул ноготь в образовавшуюся щель и нажал…

Что-то повернулось, щелкнуло, и шкатулка раскрылась.

От испуга его бросило в жар. Дыхание сбилось на короткие, прерывистые вдохи. И при этом ничего не случилось – лишь со дна шкатулки поднялось облачко пыли.

– Теперь понятно, в чем тут трюк? – осведомился Г. М. – Вы делали все то, что делала бы жертва, если бы шкатулку снабдили отравленной иглой. Крышка заедает не случайно. Ее умышленно сделали так, что открыть ее можно, только подсунув большой палец под выступ. Когда крышка немного поддается, вы просовываете палец, и ноготь оказывается на одной линии с крохотным отверстием. Вы надавливаете сильнее; крышка открывается. В этот момент из верхней части замка выскакивает стальная игла в одну восьмую дюйма, колет вас под ноготь и прячется еще до того, как крышка полностью откинется. Ловко, а?

Мастерс шумно выдохнул. Терлейн, еще не успевший полностью оправиться, поймал себя на том, что смотрит в открытую шкатулку. Когда-то она была выстелена чем-то вроде плюша. На дне ее лежал большой потускневший медальон. И больше ничего. Он поставил шкатулку на стол.

– Да, довольно ловко. – Он сделал усилие, чтобы произнести это ровным голосом. – Игла ранит – и никаких следов. Но никакого хитроумного устройства в этой шкатулке нет. Разве что я не почувствовал…

– Подождите! Не нагоняйте страху! Со шкатулкой все в порядке – я сам ее проверил. Никаких отравленных игл или чего-то еще в этом духе в ней нет и никогда не было. Но на крышке имеются инициалы мастера. Посмотрите внимательнее и увидите. М. Л.

Так случилось, что я знаю немного мастеров того периода. Пришлось вникать во все это, когда имел дело с другой шкатулкой. Одним из тех, кто делал такие вещицы, был француз, занимавшийся также изготовлением мебели. Никто о нем ничего не знал, кроме имени, которым он себя называл.

– Ну же, сэр? – не сдержался Мастерс.

– Звали его Мартен Лонгваль. И здесь у нас есть кое-кто, чьи два первых имени звучат точно так же. Как по-вашему, этот мастер не родственник ли нашему другу Равелю?

Получить ответ на свой вопрос он не успел. Хлопнула дверь, и раздался голос, в котором звучала такая ярость, что обернулся даже Г. М.

– Какого дьявола! – воскликнул Гай Бриксгем. – Что вы делаете с этой шкатулкой?