Текст книги "Белое отребье"
Автор книги: Джон Кинг
Жанр: Современная проза
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
Из магазина доктор проследовал в главный зал регистратуры сквозь вторые стеклянные двери. Он сказал «Привет!» женщине, сидящей за столом, и слился с толпой последних посетителей этого дня, заметив худую девочку, сидящую на одной из лавок. Она спорила с пожилым мужчиной, который мог быть ей отцом. Выглядела она как зависимая от наркотиков. Естественно, доктор подумал не о моральном аспекте. Героиновая зависимость – это болезнь, и страдающие ей люди заслуживают сочувствия, а не порицания. Тем не менее, это заболевание является ярким примером личностной слабости, которая поражает определенную группу граждан, большинство из которых вынуждены выполнять тяжелую работу. Проходя мимо, он улыбнулся девочке, и она улыбнулась в ответ.
Кафетерий был закрыт. Здесь он часто сидел, наблюдая за людьми, которые пришли повидать родственников и друзей. Это было важной составляющей его работы – знать ритм повседневной жизни. Больные значили для мистера Джеффриса гораздо больше, чем обслуживающий персонал. Здесь он видел своих пациентов в их наилучшей форме. В их славе. Кстати, в кафетерии превосходно обнажалось и поперечное сечение работников больницы.
Разные больницы – разные потребности. До своего сегодняшнего назначения он работал на южном берегу, больница обслуживала самую разную клиентуру. Местное население в основном составляли пожилые, и это отражало природу заболеваний, с которыми имели дело. В свою первую зиму на этой работе доктор Джеффрис был свидетелем эпидемии гриппа, прокатившейся по стране, – больше всего от нее пострадали старики. Величайшая растрата ресурсов и неотвратимый результат. Персонал находился под невыносимым давлением. В самые короткие сроки необходимо было наилучшим образом разобраться с ситуацией. Просчитать любые непредвиденные обстоятельства. Случались и вспышки других заболеваний, которыми страдают люди в пожилом возрасте. Он изучал их природу и результаты, его экспертиза была неоценимой. Средства были вовремя мобилизованы, деньги сэкономлены и разумно распределены.
По дороге в офис мистер Джеффрис почувствовал прилив гордости. Коридоры вокруг него скучны, лишены жизни, но в офисе он сделал все по-своему. Его кабинет выглядел настоящим прибежищем, тем местом, где он мог работать, зная, что его не побеспокоят. Интеллектуальный рай в материальном мире. Он отпер дверь и вошел внутрь. Маленькая, но удобная комната. Просители много чего могли сказать в адрес Министерства здравоохранения, но оно тем не менее работало. Против недовольных, конечно, это акт примирения, и пересматривать ситуацию уже поздно. Особенно после того, как государство справилось с проблемой.
Мистер Джеффрис включил лампу и на мгновение замер, чтобы полюбоваться видом Акрополя на своем календаре, он обожал этот вид. Затем он дотронулся руками до колонн на изображении. Представил ауру Афин и подумал о клятве Гиппократа. Вспомнил кондиционированную прохладу «Хилтона». Включил компьютер и уселся за работу.
Это был тяжелый день, и Руби выбилась из сил, когда добралась до дома. Прошлой ночью она спала всего несколько часов, и сегодня ей следовало бы оставаться дома с пультом в одной руке и кружкой с какао в другой, вместе с командой телеведущих патрулировать самые известные улицы Британии, следить за самой собой из прицельного окна вертолета, стрелять в паб в шоппинг-центре, выгонять криминальные элементы, но ее не волновали эти войны рейтингов, завтра у нее выходной, и теперь она пойдет развлекаться. Она приняла душ и вымыла голову, накрасила ногти на руках и на ногах, нарядилась перед зеркалом. Вне работы ее жизнь била ключом, она жила полной жизнью, усталость уходила прочь, сладкий мандраж приходит ровно в тот момент, когда она запрыгивает на заднее сиденье, усаживается рядом с Полой.
Машину вел Дез, его брат-близнец Дон сидел на пассажирском сиденье, и когда они сорвались с места, радио орало на полную громкость. Дон был наглым мальчишкой, всегда строил какие-то планы, мошенничал с картами, путал королей и королев, черви и бубны, готовился к новой жизни и карьере международного карточного шулера. Скоро он отправится в Монте-Карло, чтобы помочь этим денежным мешкам без подбородков избавиться от излишков своих миллионов, и пока что он еще не ошибался в своем шулерстве. На той неделе ни гроша, а завтра золотой алтын. У него всегда были мечты, он все время ждал каких-то приключений. А поскольку Дон всегда был наглым Перки, то Дез был умеренно-либеральным Пинки.[13]13
Пинки и Перки – кукольный дуэт хрюшек, героев британского детского телевизионного шоу 60-х.
[Закрыть]
Для Руби и Полы близнецы были просто парочкой отличных ребят, любителей повеселиться.
Руби не слышала слов Полы, потому что музыка была оглушительной, но они все же кивали друг другу и вертели головами, заранее точно зная, что подразумевалось в разговоре. Так оно и происходило, в пабе или клубе, они говорили часами, не слыша ни слова, вместо этого просто читали мысли друг друга. Пинки и Перки ничего не понимали в этих экстрасенсорных штуках, они просто были сделаны из другого теста, и даже если они выглядели одинаково, их невозможно было спутать. Нельзя отправиться куда-то погулять с Дезом, а под конец по ошибке оказаться с Доном. Не то чтобы Руби представляла кого-то из них в своих женихах, они были просто ее друзьями, но она знала, что так тоже иногда происходит, тогда, когда она еще училась в школе, и ее лучшая на тот момент подруга, Вив, встречалась три месяца с парнем, а потом узнала, что тот делил ее со своим братом-близнецом. Это было отвратительно, это было почти что изнасилованием, но Вив над ними сама потом зло подшутила, просто растоптала их, это выглядело как злая шутка над ними обоими, она рассмеялась в лицо своему бойфренду после того, как занималась сексом с его братом, и притворилась, что она все это знала с самого начала и предпочитала секс с его братом, а самое смешное было, что он начал ревновать и оскорблять ее, не смог перенести того, что дичь поменялась ролями с охотником, а потом она рассказала своему собственному брату о том, что случилось, добавила несколько лишних подробностей – что они оскорбляли ее и разболтали про это всем на свете.
Брат Вив, Бобби, был из того сорта психов, у которых много таких же знакомых-психов, так что она заранее имела некое представление о том, что последует за этим. Бобби разыскал близнецов и изрезал ножом от Стенли. Руби не видела, как это произошло, но она очень хорошо знала, что такое порезанное лицо, знала, какие ужасные вещи может сделать одно человеческое существо другому, не говоря уж о шоке, которым сопровождается такая травма. Она ненавидела насилие. Это было неправильно – то, что близнецы сделали с Вив, но нет никакого оправдания резать кого-то и калечить на всю жизнь.
Бобби был симпатичным парнем, она даже когда-то была в него влюблена, по крайней мере, до тех пор, пока он не покалечил близнецов. Она встретила одного из них на улице месяцем позже, и шрамы на его лице привели ее в ужас. Теперь она уже не думала, что это выглядело безобразным, но в пятнадцать лет у нее были совсем другие представления. Когда работаешь медсестрой, на многие вещи начинаешь смотреть по-другому. Теперь шрам для нее значил только след от процесса заживления раны, нечто магическое, почти волшебство. Дело в том, что Вив не переживала о том, что с ней случилось. Она представляла себе близнецов фактически одним человеком. Она этим даже гордилась. Но вся эта жестокость, ножи и стекла, это все-таки редкие случаи, если сравнивать с тем добром, которое продолжает твориться, с тем, как люди помогают друг другу и общаются друг с другом.
Насилие не было только физическим проявлением, это было еще и ментальным процессом, да, и ей нужно верить в мир и любовь, и это совсем не значит, что она тупица. Ты легко можешь понять, что палки и камни могут сломать тебе кости, но их можно срастить, а слова – они действительно ранят твою душу. Слова разрастаются у тебя в памяти как раковые клетки, глыбы протухших мыслей, которые просачиваются в твою кровь и разносятся по телу, разрушая все на своем пути. Насмешка от кого-то из знакомых, горькие и хлесткие до боли слова, но каким-то образом преподнесенные якобы с любовью, и когда ее мама заболела, у нее начались неожиданные и яростные приступы гнева. А есть еще просчитанная злоба, яд незнакомцев, снобы, которые смотрят на тебя с высоты своего носа. Те, облеченные властью. Некоторые люди используют кулаки, другие – язык. Она хотела бы знать, что сейчас с близнецами и что думают люди, глядя на их шрамы. По меньшей мере, ты можешь поработать над своими манерами, сделать себя лучше. Вот это она и пыталась сделать, старалась изо всех сил, чтобы никого не разлюбить, видеть во всех только хорошее и понимать причины человеческих поступков.
Дез и Дон совсем не были похожи на тех близнецов, теперь она даже не помнила их имен и считала, что хорошо разбирается в людях. По крайней мере, в большинстве случаев. Дезмонд и Дональд – это старомодные имена, может быть, так в их семье называли много поколений мальчиков, и она представляла, как она назовет своих детей, если, конечно, они когда-либо у нее будут, если она встретит любовь своей жизни, и Пола наклонилась и спросила, права ли она, Руби кивнула, она чувствовала себя превосходно, прекрасно, искренне, и они широко улыбнулись друг другу, ей так стыдно, что она не принесла с собой диск, ей не нравилась вся эта чушь, которую крутят по радио, это более тяжелая музыка, чем та, которую она обычно слушает, но она не ныла, вовсе нет, она была из тех женщин, которые легки и обходительны, ей казалось, что она ставит мальчишек в затруднительное положение, когда просит подбросить ее до дома. Она верила в равные возможности, свет вокруг глаз Полы дрожал, как мыльный пузырь, который ты, взболтав жидкость в чудесной бутылочке, надуваешь сквозь соломинку, кружки света выходили из ее глаз и наполняли атмосферу, выпадали из окна, и сама Пола была солью земли, для нее было пыткой бороться за себя в этой жизни, но она никогда не жаловалась, она старалась, старалась.
Дез кивал в такт музыке, с наглой, как никогда, миной, и Руби догадалась, что это он просто пытается скрыть застенчивость перед Полой. В машине стоял запах вишневого освежителя воздуха, и она знала, что Дез специально купил его сегодня, для этого вечера, для Полы.
Для начала они поехали выпить в паб на часок, а потом в «Детройт». Она не была там уже несколько месяцев и очень скучала по этому месту.
– Ебаный свет, – сказал Дон, когда Дез затормозил перед образовавшейся впереди пробкой. – Вы посмотрите на это.
На другой стороне центральной резервации был королевский «Теско», а на парковке машин что-то горело, большие хлопья дыма улетали в небо, запах пепла и бензина висели в воздухе, звуки мотора… Дез припарковался на автобусной остановке, и они вышли наружу, полиция перекрыла дорогу на круговом перекрестке. Пламя разгоралось, дым уходил все выше в небо, огонь выбрал правильное направление, взорвался бак с топливом, раздался громкий хлопок.
Руби видела, что это была машина, и понимала, что ей надо выйти и посмотреть, нет ли там раненых. Скорая еще не приехала, и она не стала терять времени, снова превратилась в медсестру и побежала, срезая путь через кустарник, к сервисному центру, переживая, с волнением и страхом представляя, что она может там увидеть. Огонь горел недалеко от бензиновых насосов. Она надеялась, что никто не сгорел, эти ужасные раны, которые так трудно лечить, и рядом стояла еще одна машина, рядом с той, которая горела, и она тоже начинала дымиться в тех местах, где огонь успел лизнуть ее и прососаться в обивку. Руби подбежала к одному из полицейских, но тот был занят, он говорил в свою рацию об угоне машины и о поджоге, так что она стала действовать по своему усмотрению, но никого из пострадавших не обнаружила, машина была пуста, и она пошла к выходу из супермаркета посмотреть, может, кто-то дополз туда, но пострадавших там тоже не было, и она не чувствовала своего веса, она просто летела.
Еще она чувствовала тепло от огня, чувствовала всем телом, и дым бил в ноздри, и она была так рада, что никто не кричит и не зовет на помощь своих мам, огонь был прекрасен, но глупо выбирать это место, чтобы поджигать машину, люди приходят сюда за покупками, а рядом насосы с бензином, и она не могла удержаться – посмотрела на ярко освещенную обочину, огонь не причинял реального вреда, огонь уходил в никуда, просто в небо, и запах был фантастическим, а цвета нереальными, как будто на шабаше костры разожгли, Гай Фокс[14]14
Гай Фокс – зачинщик мятежа 5 ноября 1605 года против короля. Каждый год англичане в честь него празднуют Ночь костров.
[Закрыть] веселится, грузит награбленный черный порох, украденный у «B&Q»,[15]15
B&Q – сеть магазинов с товарами для дома.
[Закрыть] показывая свое шоу, празднуя жизнь, прямо перед ней длинные языки оранжевого, не хватает только фейерверков и фургона с хот-догами.
Толпа быстро сгущалась, люди выходили из паба с другой стороны дороги и подходили посмотреть, работники почтового отделения, из отдела сортировки, покупатели с сумками и тележками, прохожие, толпы детишек, катающихся на велосипедах вокруг парковки, и все это превращалось в спектакль, Руби чувствовала такой же восторг, как и в детстве, на пятое ноября, только не хватает холодного воздуха, изморози и влажности темной ночи, она завернута в пальто и обмотана шарфом, держится за мамину руку, ноги замерзли, в руке бенгальский огонь, шипение белых искр, как будто прямо сейчас она смотрела на кончик бенгальского огня, в машине что-то несколько секунд прошипело белым, падающие звезды и блистательные мечты, и она была такой счастливой, ей почти что захотелось плакать, и после этого все эти годы она была спокойна, а небо не становилось снова черным, смоляным, приехала еще одна пожарная машина, а из первой достали шланг и стали лить в огонь воду, в тот же момент дымящаяся машина взорвалась огнем, полиция скомандовала всем отодвинуться назад на случай, если произойдет еще один такой же взрыв, и все просто смотрели на огонь, действительно получали удовольствие от этого зрелища, и она могла поспорить, что они думали о том же, о чем и она, Гай Фокс со своим соломенным сердцем внутри булочного тела, накрепко связанный доктором Франкенштейном, улыбающееся лицо, старомодная шляпа, счастливый дурак рад, что его сожгут, люди будут этому радоваться, она слышала, как кто-то прокричал – ДАЙТЕ ПАРНЮ ПЕННИ! – и все засмеялись, она была права, они все думали то же самое, у них одинаковые воспоминания, Руби почти что была уверена, что кто-то сейчас выйдет из супермаркета с тележкой, полной картошки, завернет картофелины в фольгу и начнет их жарить на огне, но напор воды из шлангов сильный, и она снова, увы, разочарована, потому что первый язык огня погас, она стояла рядом с тремя ребятами, и в момент, когда все отвлеклись, они стащили пиво из магазина, успели подсуетиться, вспенивали его и поливали друг друга пеной, и когда взорвалась вторая машина и все, охая и ахая, отодвинулись назад, они чокнулись, но потом пришел полицейский и ударил своей дубинкой одного из этих ребят, так что Руби расценила это как знак и отошла, приехал фургон с еще одной командой полицейских, те присоединилась к коллегам, которые уже находились там, первая машина вымокла так скоро, от нее остался только каркас, груда костей, от черной рамы шел пар, вторую машину быстро потушили, и теперь все наблюдали не за пожаром, а за полицией и ребятами, толпа, которая собралась из ничего, все больше молодежи и мужчин из соседнего паба подтягивается к этому месту, в этом нет необходимости, она надеялась, что ничего плохого не произойдет, все всегда идет своим чередом, и как только огонь погас, люди стали расходиться, а полиция, казалось, тоже потеряла интерес к происходящему, вторую машину потушили, и восторг от этого зрелища прошел.
Руби подождала еще пять минут, наблюдала за тем, как полицейские и пожарные продолжают наводить порядок, вот и скорая, приезда скорой она даже не заметила, некоторые задержались, стояли по двое, по трое. Внезапно она почувствовала приступ тоски, направилась обратно к машине, пробка рассосалась, можно было ехать дальше.
– А ты задержалась, – сказал Дон. – Для чего ты туда побежала?
– Я думала, что там есть пострадавшие. Я не могла стоять здесь и смотреть.
Он кивнул.
– Где Пола? – спросила она.
– Она пошла искать тебя. Ты ее видела?
– Нет.
– Может, мне стоит пойти ее поискать, – сказал Дез.
– Она вернется через минуту. Давай лучше здесь подождем. А потом поедем.
Дез уселся на капот, а Дон играл со своей карточной колодой. Руби посмотрела на него, пришлось признать, что он совсем неплох. Прошло десять минут, а затем появилась Пола, она тащила пластиковую сумку, наполненную банками со спагетти.
– У них специальное предложение. Дети это любят. Одна из девчонок-кассирш пошла посмотреть на пожар, так что я задержалась дольше, чем думала. Извините.
Им больше не хотелось в паб, они поехали сразу в «Детройт». Дез припарковался, и они вышли из машины пройтись, Руби подбежала к одному из вышибал и устроила перекличку, и это произвело на близнецов впечатление, люди, стоящие в длинной очереди, смотрели на них, оставались спокойными. У двери стояло четыре человека, и вышибале было около сорока, парень с золотым кольцом из монетки на среднем пальце и волосами до плеч, высокий воротник и крестик в левом ухе, выражение лица человека, который испробовал в этой жизни все, трудные времена, старая школа для настоящих мужчин, которые ни от кого не потерпят дерзостей, но когда он увидел, что Руби идет к нему, то растаял, Руби работала в его палате, когда-то доктора положили его на пару дней в больницу, привезли однажды утром, и она ухаживала за ним, когда он лежал в больнице, в этом замкнутом пространстве, и она наблюдала за ним, какой он на самом деле, вне работы, кусок стекла прошел рядом с глазным яблоком, к счастью, ничего не задел, его вытащили.
Руби провела пальцем по всей длине его шрама, очень медленно, и он смутился, и покрылся румянцем, и отвернулся от своих напарников, которые привстали на пятках, того же возраста, но другие, бритые головы и «Стоун Айленд»,[16]16
«Стоун Айленд» – марка армейской одежды.
[Закрыть] руки сцеплены на груди, когда он лежал в больнице, он рассказывал о них Руби, пили вместе, и тренировались вместе, и работали вместе, отличная команда, сколоченная на долгие годы, в состоянии зарабатывать хорошие деньги. Она попыталась вспомнить их имена, но помнила только Терри. Он говорил ей, что собирается сделать с тем человеком, который ранил его стеклом, хороший враг – мертвый враг, и она изо всех сил старалась его успокоить, какой смысл калечить людей вот так, она была тем человеком, который может исправить, и он согласился, но она все равно знала, что он сделает, как и задумал, понимала, что это вопрос его самоуважения – месть, а потом убедила себя, что все-таки он прислушался к ее словам.
Ты видишь кого-то на больничной кровати, мучительно раздумывающего, что с ним будет дальше, будет ли он калекой или умрет, и этот человек снова начинает вести себя как ребенок. Самый мужественный из них повергнут, если ты вытаскиваешь из-под него утку. Они полагаются на тебя так же, как когда-то полагались на своих мам, и с этого момента вас связывают особые узы. В детстве мамы подтирали им задницы, они уже не удивятся их капризам. Вот так это было с Терри. У нее был его телефон, ей нравилась его цепь и волосы, крашенные в желтый цвет, лицо семидесятых, рок, громкие звуки Mad и Hot Chocolate.[17]17
Mad и Hot Chocolate – названия рок-групп семидесятых.
[Закрыть]
– Она с тобой? – спросил он, глядя на Полу, которая стояла позади, остальные же вышибалы, облизывая губы, уставились на ее задницу.
– И эти двое тоже. Мы все вместе.
На мальчишек он посмотрел совсем другим взглядом:
– Проходите.
– А как же мы? – не удержался кто-то из передних, стоящих в очереди.
– Отъебись, не пори чушь, – наклонившись, сказал он.
Руби видела, что Терри поражен, его сердце разбито и истекает кровью, но после Бобби с близнецами было покончено, она надеялась, что с Пинки и Перки никогда ничего подобного не произойдет, улыбалась их кличкам, но она никогда не называла их так среди незнакомых людей. Они впрыснули Терри инъекцию и причинили ему боль, а тогда он был почти без сознания, не мог встать с постели и не понимал, где находится, все рассказывал, как работал машинистом, когда вырос, как Кейси Джонс,[18]18
Кейси Джонс – машинист поезда, единственный виновный в крушении поезда в Вагане в 1900 году.
[Закрыть] и она знала о его пристрастии к бутылке, но пыталась открыть для него другой мир. Она теперь улыбалась, заглядывая в его глаза, и он как будто понимал ее мысли и снова краснел, взрослый мужчина, но такой же как Боксер, за исключением того, что у Боксера не было подобной напряженной жизни и он не мог жить по-другому. Ей было жалко их всех, каждого в этом мире, она не обвиняла никого и ни в чем, она всегда знала, что жизнь прекрасна, но в то же время помнила, что на свете есть и сума и тюрьма, все они просто делали этот мир лучше, добавили вкуса к этой жизни, делали так, чтобы все хорошее было выдающимся.
Она не могла остановиться, подтягивалась на цыпочках и целовала его лицо в знак благодарности, как раз в то место, где был шрам, пахнущий лосьоном после бритья, она хотела провести языком по всей коже и все залечить, всем людям со шрамами на лицах и в душах, но не сделала этого, прошла за всеми, заплатила деньги и попала внутрь.
Она стояла вместе с Полой, а Пинки и Перки отправились к бару, они ощущали пульсацию музыки и слушали, как шипит дым, теплый воздух пенился у нее в ушах, и когда она выбиралась с друзьями развлечься, она была так счастлива, никаких забот о мире, как будто бы она зарабатывала только затем, чтобы веселиться, делать, что хочется, она что-то уже вложила в этот мир, все эти часы нежности-любви-заботы, она убеждала людей, что им необходимо выздоравливать, дарила им радость и вела за собой, подставляла плечо, на которое можно опереться в трудный момент, а теперь все это возвращается, если кто-то заслуживает веселья, так это она, и Доун, и Салли, и Давинда, и Боксер, и Маурин, и все остальные, и она смеялась, вспоминая об их совместной рождественской вечеринке, тогда как раз Боксер напился, а Доун этим воспользовалась, она жить не могла без секса, а Боксер не привык выпивать, выдул пару банок, и Доун утащила его в женский туалет, и там они занимались любовью в одной из кабинок, Руби об этом не знала, пока Доун не рассказала ей все на следующий день, и Доун, возможно, даже было немного стыдно за это, но все равно приняла это, сказала, что ни с кем ей не было так хорошо, только с этим дурачком, не самая веселая тема для разговора, но когда ты имеешь дело с ампутациями, или раком толстой кишки, или опухолями мозга, или сердечными заболеваниями, способ укрыться от этого – только создать настроение, и все становится веселым, как будто в мире не осталось больше ничего святого, так это понимала Доун, пьяная, как и Боксер, она любила его так же, как и все медсестры, и Доун звала его дурачком из-за одного идиота, который у них как-то раз был, стонал и жаловался: ему не нравилась еда, не нравились ирландцы и не нравились пакистанцы, не нравились пидоры, которые о нем заботятся, – никто и ничего ему не нравилось, и Руби так старалась ему угодить, а потом все-таки поняла, что ему просто-напросто не нравилось жить, она всегда очень по-доброму с ним говорила, но когда он назвал Боксера дурачком, было обидно, потому что Маурин, и Давинда, и Клайв не могли с этим ничего сделать, но – только не Боксер, и однажды, когда Боксер ушел, она пошла и дала изо всех сил пациенту пощечину и сказала ему все, что о нем думает, прямо перед всеми.
Он настучал на нее. Это грозило неприятностями, но белая ложь Маурин спасла ее от увольнения, она сказала, что тот первый начал приставать, а Доун закатила ему такую клизму со слабительным, что он неделю не вылезал из туалета. Хотела бы она, чтобы Доун сейчас была с ними, они могли бы сейчас быть все вместе, а самое смешное, что Боксер очень волновался, не задел ли он чувств Доун после вечеринки, сказав, что он предпочитает, чтобы она учила его читать и писать, а не спать с ним.
– Поберегитесь! – сказал Дон, соскальзывая на пол, почти что падая.
Руби смотрела на людей вокруг, подтянутых и здоровых, не понимающих, как сильно им повезло, мандраж перетекает из одного зала в другой.
– Я умру, пока дождусь, чтоб меня обслужили, – сказал Дез, протягивая ей бутылку.
Мужчина, одетый от «Бена Шермана»,[19]19
«Бен Шерман» (Ben Sherman) – марка молодежной одежды.
[Закрыть] забрался на стол и начал танцевать стриптиз, расстегивал пуговицу за пуговицей и делал при этом характерные движения, похлопывая запястьями по ляжкам, соблазняя дам, а его спутники скандировали – КТО СЪЕЛ ВСЕ ПИРОГИ?! – он вытянул руки вверх и сорвал с себя майку, стал обольстительнейше размахивать ей вокруг себя, а потом швырнул ее в толпу, кому-то из своих друзей, они хором кричали – ТЫ ЖИРНЫЙ УБЛЮДОК, ТЫ ЖИРНЫЙ УБЛЮДОК! – это было адресовано его мерцающему животику, жирок светился голубым, и он был счастлив этому расколбасу, он говорил: «Смотрите, девочки и мальчики, я большой жирный пузырь, мне нужно избавиться от шести камней, иначе в один прекрасный день мое сердце лопнет, и я курю очень много сигарет и выпиваю в день столько, сколько не должен пить в неделю, каждое утро своей жизни я ем свой жирный завтрак, и ем чипсы с маслом на ночь, и мое лицо в масле, и лоснится, и помятое, и я никогда-никогда не пойду по подиуму, никогда не буду страдать анорексией, но дело в том, что меня, черт побери, это не волнует, меня ничего не волнует, я слишком занят тем, что трачу время на переживания и ожидания чудесной таблетки, которая сможет сделать так, чтобы я протянул до ста, зачем выбрасывать лучшие годы и планировать жизнь вперед?» – и Руби видела, что двое вышибал уже направлялись туда, пузатый танцор сбивает столик, на котором наставлены стаканы, и расстегивает пуговицы, приспускает джинсы на дюйм вниз – и вверх, на два дюйма вниз – и вверх, на три дюйма вниз, в конце концов джинсы повисают вокруг лодыжек, и он показывает шортики «Юнион Джек»,[20]20
«Юнион Джек» (Junion Jack) – британский национальный флаг.
[Закрыть] он еще не закончил, хочет довести шоу до конца, не разочаровывать девчонок, но у него проблема с тем, чтобы стянуть джинсы через ботинки, он подпрыгивает на носке одной ноги и секунду покачивается, стол наклоняется, и он падает вперед, а его спутники не дают ему упасть, и он заканчивает шоу уже на полу, забирается на другой стол, и тут подходят вышибалы, Терри первым, на сцену, где ему и следует быть, это просто его работа, нет нужды паниковать, они просто веселятся, и вышибалы перемолвились словечком и пожали друг другу руки, все здесь друг друга знают, и все спокойно, и прекрасно, и чудесно, и она смотрит на этого парня, который двигается так легко, вы никогда не подумаете, что он носит в себе все эти кости, а еще тысячи миль нервных клеток, соединяющихся через галлоны воды, тебе нужно продолжать выпивать, ты же не хочешь обезвоживания, и она смотрит на бурлящую лаву в кружке Перки, подходят люди и говорят: «Привет», некоторых она знает, некоторых нет, их губы движутся беззвучно, и она танцует так, как она всегда танцует, чувствует себя такой счастливой, какой она всегда себя чувствует, прекрасная и мягкая музыка, без сюрпризов, ей просто нравится танцевать, не хочется думать, реальность ли то, что она видит, и чувствует, и слышит, ей нравилось это место, потому что здесь под музыку показывали картинки, кто-то через видеомагнитофон подключил канал с мультфильмами, поэтому она может танцевать вместе с Микки-Маусом[21]21
Микки-Маус, Дональд Дак, Флинстоуны – персонажи диснеевских мультфильмов.
[Закрыть] и Дональдом Даком, аплодировать, когда главный Кот увертывается от Офицера Кола, с Папаем на двери, который растягивает мышцы, а самое прекрасное, что она может обнять Пинки и Перки и радоваться, что они в другой команде и не были пойманы большим страшным волком, который пыхтит, и кряхтит, и сдувает их домик, и огни прыгают, придавая повседневным вещам необычный вид, когда ты работаешь с телами, есть два выхода, она видела, как некоторые из медсестер-студенток не могли этого вынести и бросали учебу, но она пошла дальше, для нее было самым большим чудом – прийти и смотреть, как работает тело, какое оно сложное, от мозга и сердца до ногтя на пальце, который, если его состричь, отрастает заново, и кровь течет и качается тем самым мускулом, который общепринято называть символом души, она любила это все, циники скажут, что это просто орган, часть механизма, который отработает свое и сломается, но для нее это было магией, частью которой являешься ты, твои чувства выражаются в том, как ты выглядишь и движешься, и она делала свою работу и шла домой, пила свой чай и снова выходила, может, она была эгоисткой, что так хорошо о себе думала, думала, что она изменяет мир к лучшему, но она действительно в это верила, не в том смысле, что она являлась важной особой, она ей не была, она была одним из этих маленьких людей, но это же хорошо – быть обычной, она не хотела быть знаменитой, это совсем другой мир, а она имела дело с тем, что было прямо под рукой, прямо сейчас и здесь, вот такой она была, частью своего генетического вида, смеха, отпечатков пальцев, Фреда Флинстоуна и Барни Раббла, усмехающихся, рука того человека, который ставил пластинки, поднялась, и клюв доисторической птицы лег на синюю кассету, Фред и Барни веселятся так же, как Пинки и Перки и Скуби Ду, она любила Флинстоунов, хотела бы жить в Бедроке, иметь детей, таких, как Бам и Голыш, говорить с Уилмой и Бетти и поднимать скалы с помощью динозавров, а не подъемными кранами, это был всего лишь город фантазий, Бедрок был там, где мужчины были мужественными, а женщины очаровательными, Фред и Барни спорили на экране так, как они всегда это делали, ты споришь только с теми, кого ты любишь, а потом этот спор прекращался, они мирились, они выходили на улицу, вечером, чтобы съесть гамбургер, не вылезая из авто, ночь проходит секундными вспышками, мультяшное время, и Руби не может поверить, она была в мультике и говорила до свидания персоналу клуба – вышибалам у двери – нежность, вбитая в твердую скалу, это будет длиться вечно – ветерок и громкоговорители – залезть в машину Фреда – в машину Деза – его рысаки никогда не устают – Дез умирал от голода – и теперь они все вместе, четверо – Фред, Барни, Уилма, Бетти – Дез, Дон, Руби, Пола – мультик прекращается, они едут по английским улицам, в конце концов паркуются и идут в забегаловку на круговом перекрестке, надо съесть что-нибудь, быстро покупают еду и возвращаются в машину, все голодные, умирают с голоду так же, как и Дез.
Руби и Пола ставят пластиковые тарелки на колени, рассыпают рис и фасоль, теперь ветерок успокаивает ее, близнецы на переднем сиденье вгрызаются в кебабы, Руби считает свои фасолины, красные и зеленые малышки, смятые в желе, когда она досчитывает до двадцати трех, она теряет след и начинает счет снова. Она вилкой разгребает рис по краям тарелки, вспоминая, как ее мама, миллион лет назад, сидела за столом и показывала ей, как надо правильно пользоваться ножом и вилкой, так, как подобает большой девочке, и когда ты был маленьким, ты скорее хотел вырасти, стать большим и взрослым, а потом, когда ты вырос и стал взрослым, ты снова хочешь стать маленьким.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.