Текст книги "Белое отребье"

Мистер Джеффрис записался на массаж и пришел в кабинет минутой раньше. Женщина, которая заведовала этим отделением, была очаровательной, но с грубым акцентом, от которого она пыталась избавиться, но, видимо, безуспешно. Она была очень неформальна в общении, но он не находил такой стиль обидным. Отель предлагал широкий спектр услуг и для мужчин, и для женщин. С одной стороны был салон красоты, и он отметил про себя пухлую женщину, которая пришла на маникюр. Его массажистка слегка опоздала, но из-за этого не стоило раздражаться и суетиться. Она была дружелюбной молодой женщиной из южной Испании, дочерью довольно известного художника, который переехал в Лондон и устроился фри-лансером. Мистер Джеффрис уселся и не нашел ничего стоящего, чтобы почитать. Женщина за столом предложила чашечку кофе, но он отказался. Улыбнулся, показывая, что не ее вина, что массажистка опаздывает. Он ждал. Сверил время с часами на стене. Затем свои часы. Отсчитывал каждую минуту. Он ненавидел, когда люди не были пунктуальны. Но себя контролировал. Через девять минут после того, как его сеанс массажа должен был начаться, эта женщина появилась, задыхаясь. Всего лишь пробка на дороге. Он улыбнулся и сказал ей, чтобы она не переживала.

Мистер Джеффрис прошел в комнату и снял свои боксерские шорты. Улегся лицом вниз на стол, его лицо высовывалось через специальную дырку, и он смотрел прямо на ковер внизу. Он заметил длинный локон светлых волос. Кто-бы ни пылесосил эту комнату, этот локон они забыли убрать, впрочем, массажный стол сегодня уже использовался. Видимо, это самое подходящее объяснение. Он подумал о мертвых клетках, которые отделялись от любого, кто был здесь до него. Эти волосы принадлежали женщине. Она должна быть чистой и здоровой. В другом случае она бы не останавливалась в этом отеле. Джеффрис хотел бы знать, из какой страны приехала эта женщина. Цель ее визита. Видимо, скандинавка. Фотожурналист элитного модного журнала? Или американка. Жена богатого финансиста? Или даже из Бразилии. Жена отдыхающего политика? Все это было гипотезой, и он прогнал из мыслей мягкий образ холеной, обнаженной блондинки, обеспокоенный тем, что его пенис может возбудиться. Конечно, мужчины из низших слоев могут пойти в салон массажа, чтобы получить услуги сексуального плана, но для себя он находил эту идею неприемлемой, не упоминая уже о непочтительности к своей собственной массажистке и ее многолетнему опыту. Печально, что так много вещей в обществе было опошлено кучкой эгоистов. Он свесил руки и покорился профессиональным пальцам испанки. Она была превосходной массажисткой.

Они общо поговорили несколько минут в начале сеанса и несколько минут в конце каждой сессии. В первый раз они разговаривали долго, но чем лучше чувствовали себя в компании друг друга, тем меньше им надо было слов. Теперь основное время каждой сессии проходило в расслабленном молчании. Она была профессионалом, который не позволит себе болтать о несущественных вещах. Она понимала реальные преимущества хорошего массажа. Теперь мистер Джеффрис мог ненадолго отключиться от мира. В бассейне происходило нечто иное, ему нужно было работать, чтобы забыться в движении, отогнать блуждающие мысли. При хорошем массаже ему не надо было делать ничего. Это спокойствие на массажном столе разительно отличалось от лихорадочного рабочего расписания, невыносимо давящей ответственности. Так много надо было сделать, так много взвесить. Жизни человеческих существ были у него в руках. Массажистка работала над его мускулами, а в конце повертела и потянула его конечности. Она побрызгала маслом, втерла его в кожу. В конце получасового сеанса мистер Джеффрис окончательно расслабился. Оделся, заплатил и оставил ей чаевые.

Он вернулся в свой номер и быстро переоделся, снова вызвал лифт, нажал кнопку первого этажа, проследовал в кафетерий отеля. Заказал капуччино. Официант поставил его заказ с почтительным уважением, и теперь мистер Джеффрис сидел и смаковал вкус кофе. Действительно превосходно. Он оглянулся и оценивающе оглядел столики. Мужчины и женщины сидели парами и по одному. Спокойная, тихая атмосфера. Приятный аромат перемолотых зерен кофе. Кресло, в котором он сидел, было сплетено из прутьев, а столик сконструирован по модному дизайну из отделанного железа и стекла. В этой особенной итальянской атмосфере чувствовался с умом добавленный оттенок Японии. Японские мотивы в орнаменте и свете ламп. Очень изысканно и впечатляюще.

Выпив кофе, мистер Джеффрис прошел через соседнюю дверь в ресторан. Было еще достаточно рано для ужина, но он не мог выбиваться из рабочего ритма, сегодня вечером ему нужно было возвращаться в больницу. Он попросил место рядом с окном и уселся изучать меню. Захотелось лобстеров. Он заказал лобстер с томатами, высушенными на брусчатке под солнцем. Бутылка «Перье» утолит его жажду. В ресторане сидели люди, но тем не менее было тихо. Он услышал отдаленную органную музыку и посмотрел в сторону музыкального бара, не удивился, увидев, что рояль стоит закрытым. Видел людей, сидящих в баре, но пианист пока что не приступал к работе. Принесли томаты, и он уселся, чтобы принять заслуженную пищу.

Мистер Джеффрис вовремя вернулся в свой номер, бодрый и собранный до предела. Его дыхание было ровным, а мускулы в тонусе. Он отправился в ванную и последовательно счистил с зубов вкус лобстера. Прекрасно приготовленного лобстера. Отличная еда в отличном отеле. Отличная жизнь, которой он наслаждался. Все-таки он был очень удачливым. Мистер Джеффрис разделся и вытянулся на кровати. Поставил будильник на четыре часа.

Стив был семейным человеком, все, что он имел, он заработал тяжким трудом… начиная с машины, которую он водил для того, чтобы заработать на жизнь, заканчивая домом, в котором он жил со своей женой и маленькой дочкой… и для Стива его дом был настоящим дворцом… его жена королевой… его дочь принцессой… они были единственным, что имело значение… дом – это то место, где его семья в безопасности… и в тепле… и счастлива… и это давало ему уверенность, когда он работал ночами…

водил машину… подвозил пьяных… которые не хотели платить… или нарывались на драку… на всякий случай он брал с собой дубинку… после того, как однажды ночью его ограбили и избили… когда он в первый раз сел за руль такси-малолитражки… он не хотел, чтобы его снова поймали… но все в порядке… он сможет постоять за себя… он не дурак… у него много друзей… ласковый великан… а что бросается с первого взгляда в глаза – насколько он был довольным… и все, чего он хотел от жизни, так это жениться на Кэрол и жить счастливо до конца своих дней… это было его единственной целью… ничего другого не нужно… они встречались с пятнадцати лет… а он все еще трепетал, когда делал предложение… через шесть лет… боялся, что она скажет нет… выглядел нервным, но не подумайте, что он думал о чем-то пошлом… и он отвел Кэрол в кино… на следующий день, в пабе, попросил ее выйти за него замуж… кольцо стоило больше, чем он мог себе позволить… но он не беспокоился насчет долга… Кэрол стоила каждого пенни… и он завернул это кольцо и сунул в пакет, когда она протянула ему сухарики… затем сел и ждал, пока она его найдет… она пила медленные напитки… все заканчивалось тем, что пока она пила свой коктейль, он успевал выпить две пинты пива… а она все медлила со своим коктейлем… и то же самое с сухариками… вытаскивала их один за одним… она была леди… невозможно представить ее жадно пожирающей эту еду… или чавкающей с открытым ртом… и когда она нашла кольцо, он наклонился вперед… подождал, пока она его разглядит… затем спросил ее… и мечта стала реальностью, когда она сказала да… Кэрол любила рассказывать сказки… и Стив выглядел пораженным… и в то же время обрадованным… кольцо и сухарики… это было так романтично… и каким было его лицо… она никогда не забудет его лицо, когда она сказала да… она выйдет за него замуж… и он всегда будет относиться к ней с обожанием… ничто этого не остановит… для нее он придерживал дверь открытой… слушал каждую мелочь, которую она говорила… чувствовал то, что чувствует она… и в первый раз они пошли в тот же самый кинотеатр… так что было здорово, что он сделал предложение в том же самом месте… шестью годами позже… в тот день… он просто выходил с ней погулять… и это работало в пользу обоих… она любила Стива, как никого больше, он был для нее всем… ее жизнью… это был один из тех браков, которые заключаются на небесах… настоящая любовь… они никогда не спорили… были значимы друг для друга… это было прекрасно… и Стив стал еще более счастлив, когда она почувствовала, что беременна… он не верил, что с ним это случилось… потом он готовился стать папой… клал руки ей на живот и надолго так оставлял, и они перебирали все имена… маленькие ножки пинались изнутри… вертелись и крутились… он говорил, что крошка хочет поторопиться и скорее родиться… и его руки были большими, так что он все чувствовал… и как их жизнь стала даже лучше, чем раньше… пока воды не накопились и Кэрол не попала в больницу… сложности во время родов, которые могли убить их обоих… Кэрол нужно было переливание крови, и все это время Стив провел в больнице… в ожидании… ходил домой только для того, чтобы помыться и поспать… перестал ходить на работу… а если он не работал, то ему не платили… им нужны были деньги на ребенка, но он не хотел быть вдали от Кэрол на случай, если что-то случится… и он был испуган… однажды ночью разминал ноги… гуляя по коридору… прошел мимо часовни-пристройки… зашел внутрь и сел… начал молиться… вот так это случилось… он даже об этом не думал… он был там один… наклонился вперед в своем кресле… посмотрел на кровавые шипы, впивающиеся в пластмассовую голову Иисуса… красные реки текут из-под спутанных волос… а ниже белая чистая кожа… пластмасса выглядела больше похожей на фарфор… хрупкий… на то, что ты можешь найти в старом магазине… потерянная фамильная драгоценность… освещенная лучом… страшный отблеск на грудной клетке… а Стив никогда не ходил в церковь… он не помнил, чтобы когда-нибудь молился… но вспомнил все из уроков Закона Божьего в школе… женщина, выросшая из ребра… сад Эдема и запретный плод… и он подумал о ворах, которые были рядом с Иисусом… солдаты переломали им ноги, и их вес держится за счет сердца и легких… медленная пытка, приносящая удовлетворение садистам… он не понимал, почему люди могли быть такими злыми… их ненависть и извращенность были за пределами его понимания… и Иисус звал Бога, а его веру проверяли… он хотел знать, почему его покинули… Иисус не осуждал проституток и преступников… он любил каждого… видел хорошее во всем… в конце концов… они все созданы Богом… как мог Бог дать своему ребенку умереть и не вдохнуть воздуха… Иисус налагал свои руки на хромых, и они начинали ходить… а слепые прозревали… он показал все чудеса… он не отворачивался от прокаженных… он ворвался в синагогу и перевернул их столы… чтобы вход оставался свободным… легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богачу пройти в царство Божье… все это он прекрасно помнил… надо об этом подумать… и все это вернулось к Стиву, когда он сидел в молельне… Иисус собирался взяться за эту систему… большие в годы перемен… сначала отправить людей… теперь они заперли его в сумасшедшем доме… сказали, что он был безумцем… Иисус кричит в ночи, ждет Бога-отца, который о нем позаботится… чтобы попасть на небеса, надо этого ожидать… Стив многое об этом знал… и Иисус спасся… был вознагражден… он был прав, а его лицемеры и судьи были неправы… просто вот оно так… и по этой причине они построили церкви… приделы, в которые можно прийти погреться… царила ободряющая атмосфера, и Стив стал уверенней думать о Кэрол и малышке… и он неистово молился… целый час… и был счастлив, что никого рядом не было… а в любом случае насрать на это… его не волновало, что кто-то его мог видеть… не здесь… здесь было так же, как если бы он был дома… он начинал отдыхать, как только закрывал входную дверь… рассказывать Кэрол всякие вещи… о своих страхах… и это было немножко похоже на молитву… за исключением того, что он ни о чем не прост… и есть несколько вещей, про которые ты не можешь говорить… нужно оставаться сильным… говорят, что все эти молитвы слышат… он действительно верил, что Бог сделал ему подарок… с его женой и дочерью было все в порядке… и даже после рождения свой дочери он остался сильным, и здоровым, и не превратился в церковного молельщика… ничего подобного… но он был из того типа людей, которые никогда не забывают о своих друзьях и семьях… всегда помнят доброту… честно-честно… об был труженик… гордый своими достижениями… домом и семьей… так что он не забывал… он никогда не будет груб с религиозными людьми, которые приходят и стучатся в дверь, пытаясь спасти его… он уважал их верования… и теперь он был не только муж, но и отец… он взял на себя эту роль так серьезно, что его приятели над ним посмеивались… но его это не волновало… это все было добродушным… а дело в том, что он мог позаботиться о себе… никто не мог сбить его с толку… а если Стив был счастлив, он этого не скрывал… у него была дочь… беззащитная маленькая девочка, которая полагается на него на все сто процентов… это большая ответственность, но он в состоянии с этим справиться… он знал, что некоторые люди слабы, но он сильный… жалел их за эти слабости, но контролировал свои собственные… стал столько работать, сколько никогда раньше не работал… все часы ездил… он действительно поклонялся своей дочери… был с ней мягким и играл в любую игру, в которую она хотела играть… брал ее с собой на прогулки и в паб… сажал к себе на плечи… слушал все, что она говорила… когда она уже научилась говорить… точно так же, как он слушал ее мать… и он переживал за нее… они поклялись, что если их дочь умрет, то они оба покончат с собой… вместе… но для начала надо убедиться, что в мире существуют небеса… каким-то образом они должны это узнать… а если небес нет, то они проживут вместе до конца своих дней… невозможно было представить свою жизнь друг без друга… и они прогнали страх… на какое-то время… и Стив хотел, чтобы у его дочери было все… это было, как будто у него появилась миссия… они хотели иметь много детей… пятерых или шестерых… мальчиков и девочек… кошек и собак… чем больше детей, тем больше радости… но после первого ребенка это было невозможно… Кэрол не могла больше родить ни одного ребенка… к стыду своему, они родили только одну свою особенную маленькую девочку… в пять или шесть раз более особенную… один ребенок в миллион раз лучше, чем ни одного… и они вылили всю свою любовь на нее… никогда не оставляли ее без любви… и кто-то мог смотреть на Стива извне и видеть его татуировки и бритую голову… может быть, клеймить его… по он был хорошим человеком… одним из лучших… и пока она не пошла в школу, он часто брал ее с собой на качели и каток в течение дня… делал большую часть своей работы ночью, чтобы видеть ее, когда она не спала… смотрел, как она растет… он сажал ее на карусель и кружил столько, сколько она хотела… а потом, когда ей надоедало, он ловил рукой карусель и останавливал… как будто каждая секунда отсчитывалась… и он будет помнить, что сказала его жена, когда он взял ее погулять… не делать так, чтобы она каталась до головокружения, а то она заболеет… как в тот раз… он купил для нее очень много сладостей… он не должен ее избаловать… и он хотел с ней быть каждую секунду… подниматься по лесенке на горку, пока она не повисала на ней… следить за старшими детьми… которые толкаются и пихаются, не контролируя собственной силы… нужно следить за качелями… ребенок легко может выбежать перед ними, и его ударит… Кэрол нервничала, когда он с ней уходил… ты должен смотреть за ней, Стив… не упускай ее из виду… в одну секунду оборотень схватит ее и утащит прочь… будет издеваться над ней, а потом выбросит ее на свалку рядом с обочиной… он выбросит ее с обрыва, и она будет плавать в море, и ее никогда не найдут… он порежет ее на кусочки и выбросит в мусорные корзины… у него менялось лицо, когда он представлял, что происходит что-то ужасное… если бы он поймал кого-то, кто попытается ее схватить, он его убьет… ебаный дебил… не перед ней, Стив… ты ее напугаешь… она знает, что нельзя никуда ходить с незнакомцами… но я это сделаю… я убью его на хуй… грязная ебаная педофильская мразь… плюс те, которые не забавляются с детьми, а просто их убивают… мужчины, которые гуляют и насилуют женщин… насилуют других мужчин… ублюдки, которые нападают на стариков… вламываются и избивают стариков в их собственных домах… крадут их пенсию… животные – извращенцы и раненые люди, которые не могут позвать на помощь… ты знаешь… любой, кто не может сам себя защитить… я ненавижу, мать твою, это все, Кэрол… я это ненавижу… я от этого охуеваю… и она соглашалась и успокаивала его, и ужас уходил, и снова все было в порядке… прости, любимая… это просто меня бесит… что не в порядке с этими людьми?., и Стив был семейным человеком… выпить с приятелями один или два раза в неделю… он ходил на работу и оплачивал счета… делал обычные дела… но его семья – это то, что сделало из него того человека, которым он был… его жена, и его дочь, и все остальные… их родители… братья и сестры… кузены… племянницы… племянники… соседи… он никогда не хотел заниматься чем-то другим… он действительно был самодостаточным… я не вру… он никого не трогал и не ожидал, что его кто-то будет задевать… Стив был счастливым человеком… вот так просто.

Руби остервенело отмывала один из своих ботинок, когда Салли наклонилась и сообщила ей о Роне Доузе. Сначала она не поняла этих слов, кивнула и продолжала тереть ботинок. Двадцать пять фунтов, и она их в первый раз одела, а пациент испачкал, Папа разбрызгал кожуру от морковки и фасоли. Она не могла в это поверить. Она только две минуты как на работе. Папа был плох, и она знала, что рвота – это очень больно, потому что у него в животе эти острые боли, и операция по исследованию брюшной полости в таком возрасте опасна. Она не могла на него сердиться, да плюс еще один из его сыновей вчера вечером заплатил за ее ужин, вспомнил ее по своим посещениям в больнице. Она хотела заплатить, не любила быть обязанной людям, но закончилось все бесплатным кебабом и маленьким ореховым кексом, политым медом. Папа очень старался, но не всегда мог успеть в туалет. Это не его вина. Нетвердо стоящий на ногах, он нуждался в руке, на которую можно опереться, и когда он исчез за дверцей туалета, она знала, что ему безумно стыдно. Она уговаривала его не переживать, она все это уже видела. Сколько раз за день она все это говорила? Она оставила Папу с его проблемами наедине, пошла к раковине, схватила полотенце и бутылку дезинфицирующего средства.

Но она все равно напевала, топала по жизни с мелодией в голове и весной в шагах, пораженная идеей, что весь мир – это звук, вибрация прямо в ее мозгу, мозжечок как струна, ди-джей Хромо говорил ей это прошлой ночью, а она улеглась в кровать и выключила свет, растянулась, открыла окно и включила радио, Хромо говорил, что ничего нет постоянного, просто иногда выдается случай увидеть правду.

Знала ли она о том, и сигнал был настолько ясным, что казалось, он сидит в углу ее комнаты, знала ли она, что однажды ученые доказали, что слепые атомы, из которых состоит сама жизнь, считались постоянно твердыми частицами, до тех пор, пока ученые наконец не заглянули внутрь и не обнаружили, что каждый из этих атомов состоит из вибрирующей энергии, и сидя в своем тайном уголке, он выразительно рассказывал о преимуществах относительной атомной массы, которая не отдает свой ареал, что последняя вылазка стоила спутника, и на чем он заострял внимание – на том, что было вокруг Руби, и все это не было таким, каким казалось, это вибрировало быстрее и быстрее, и это была музыка, волна, звук, который сотворил мир, как тот ящик с рисунками с червоточинами прямо перед ее глазами, и она могла видеть за формами, знала, что все это раскалывается на маленькие частички, так много, несметное количество возможностей, и ты никогда не сможешь их сосчитать, и это уже было внутри нее, понимание жизни Джонни Хромозона, это пришло из работы в госпитале, и не было конца этой работе, в трудные минуты – словно на конвейере, который никогда не выключается, вирусы, которых ты даже не видишь, лишают сил могучих людей, любители подраться, которые у них лежали, были убиты микробами, двадцать пять лет – и все накачанные мускулы не могут его спасти, не было счастливого финала, но если рассматривать вещи в частном порядке, то был, большинство пациентов выздоравливало, так что когда Хромо сказал, что мир вокруг них был дыханием вовнутрь и наружу, и этим достигаются разные цели, она поняла, могла видеть, что это правда, смотрела, как движутся стены, волны идут прямо к Поле, прошлой ночью, когда она стояла с бутылкой, торчащей изо рта, и терла зубы об стекло, пена стекала по шее, мокрые полотенца наконец вытерли блевотину больного с ее ботинка, после пяти минут оттирания, спустилась Доун и побрызгала ее ботинки духами. Руби держала ботинок перед носом, рвотой не пахло, и она снова пошла в туалет и постучалась к Папе.

– Там у вас все в порядке?

Раздался приглушенный звук, и она отступила назад. Она не могла думать о Роне, мистере Доузе, прямо сейчас, все что угодно, кроме этого, сконцентрировалась на ди-джее Хромо, будто и сейчас она могла его слышать, раз ничего не было постоянным, то ничего не имело значения, нереальное, ничто из этого не было реальным, слезы были не нужны, и не нужны машущие крыльями бабочки в ее животе, и не нужно было сдерживать тошноту.

Дверь открылась, и Папа стоял, держался за раму, глядя на пол. Она помогла ему дойти обратно до постели. Он стоял, понурив голову, опустив глаза от стыда, она хотела бы, чтобы он посмотрел, как все вокруг них движется, эти протоны снуют туда и обратно, и она хотела бы, чтобы он понял, что запахи и цвета не были такими, какими казались, это была только морковь и фасоль, не надо об этом переживать, это еда, дающая энергию, и она почти рассмеялась, думая об этом, и уложила его обратно в постель. Он взял свои четки и стал их перебирать, постоянные щелчки печалей Папы.

– Спасибо, сестра, – сказал он.

Теперь работа была сделана, и она подумала о Роне. Торопливо выходя из палаты, она услышала, как Салли говорила, что ему было восемьдесят четыре года и это отличный возраст, а Руби заплакала невидимыми слезами. Была тишина. Просто ее дыхание, тяжелое, как перепуганный старик сзади в кислородной маске, задыхающийся. Никто не умирает от старости, на самом деле нет. Руби знала, что имела в виду Салли, он мог жить дольше, чем другие люди, ну и что с этого? Просто никто не думал, что его время пришло. Насчет таких вещей испытываешь некоторое предчувствие.

Рон был таким бодрым, таким интересным человеком, он сделал в жизни больше, чем любой другой человек из всех тех, кого она когда-либо встречала, география и история слились в одно, прыжок в другое измерение, которое было более странным, чем жизнь в Хромозоне, и когда Рон стал ходить, Руби сидела в комнате с телевизором с ним и пила чай, это было почти что трансом, тем же самым, как и проснуться под песню «On the Parish». Он тоже слушал, заинтересованный в каждом человеке и каждой вещи. Ей так это в нем нравилось. Вот так она чувствовала. Когда ты стар, воспоминания гораздо более важны, чем куча денег. Это были его слова, и они затронули струны ее души. Она знала, что он подразумевал. Это было очень личным, и за это она его любила, встретила его только три недели назад, а чувствовала, будто знала его всю жизнь. Нужно крепко держаться за воспоминания. Самое ужасное, когда ты обнаруживаешь, что столько лет ты впахивал, а потом их украли, и ты заканчиваешь свои дни усталым и без награды. Она думала о своей маме и чувствовала, как холодные мурашки бегут по телу, ее кожа была почти ледяной, хотя в больнице жарко, вентиляторы лязгали в палатах, мимо которых она шла.

Руби нырнула в один из туалетов в коридоре, для посетителей и прохожих, заперлась изнутри, в кабинке, и залилась слезами, смывая всю свою показную строгость. Она всхлипывала, пытаясь успокоиться. Как будто умер ее родной дедушка. Так тоскливо. Рон был счастлив, бодрее многих людей его возраста, и он был достаточно здоров, был почти что готов выписаться и отправиться домой. Она никогда не видела его дома, но знала, как он проводил время. Не похоже, чтобы он кому-то мешал, был один, покинут.

Она просидела там добрых десять минут, вытерла лицо бумагой и пришла в себя, вышла обратно в коридор. Салли ждала ее там.

– Я видела, как ты туда пошла, – сказала она. – С тобой все в порядке?

– Думаю, да. Это правда глупо. Я едва его знала. Это просто… я не знаю…

– Маурин сказала, что тебе надо пойти выпить чашку чаю. Она знает, как ты его любила, сидела с ним у телевизора во время перерывов. Как будто он был твоим дедушкой. Он прожил долгую жизнь. Тебе стоит об этом помнить.

– Я знаю, но это все несправедливо. Я знаю, что он был старым, но такое чувство… меня не волнует, кто что скажет. От чего он умер?

– Похоже, что сердце остановилось. Оно было слабое, ты знаешь. Он умер во сне. Не мучился.

– Да, это хорошо, но я не могу даже поверить. Тебе кажется, что ты знаешь, что тебя ждет. Некоторых привозят сюда, и с этого момента они уже больше не думают о возвращении домой. Ты понимаешь, о чем я?

Салли кивнула, задумавшись. Она всегда старалась все сгладить, по меньшей мере между людьми, которых она знала, но была строга, когда это касалось общих дел. Она сама несколько раз разговаривала с Роном, о движении профсоюзов в былые времена, а Руби предпочитала слушать о странах, в которых он бывал на своем корабле. Салли больше была бойцом, чем она, не любила многих докторов, классовость и сексизм, Руби держалась подальше от этого, знала, что слишком много докторов смотрит на медсестер свысока, но полагала, что каждому стоит дать шанс.

– Давай, Руби, он не мучился и не стал дряхлым. Он был остроумным до самого конца. Его час настал, и он отправился в лучшие места. Хуже было бы, если б он мучился, ведь правда? Он умер самым лучшим способом из всех возможных, в мире со всем миром, без страха и паники. Пойдем…

Руби снова стала плакать, и Салли обняла ее. Руби знала, что нужно оставаться в здравом уме, и согласилась с тем, что он достиг зрелых лет, но почему-то ее это не успокаивало. Она хотела быть твердой, но не могла. И знала, что все это выглядит глупо.

– Иди посиди, – сказала Салли, когда она перестала плакать.

Неожиданно пришла еще и Доун и стала гладить Руби по голове.

– Давай я тебе помогу вытереться.

Она достала салфетку и стала промокать глаза и щеки Руби.

– Мистер Доуз? – спросила Доун, и Салли кивнула.

Руби посмотрела куда-то вдаль.

– Ты глупая коровушка, – засмеялась Доун, но очень по-дружески. – Он прожил дольше, чем многие люди. И умер во сне.

Руби надоело слушать про то, что он был стар и поэтому его смерть не была неожиданностью. Было много разговоров про то, что пожилые пациенты плохо обслуживаются Министерством здравоохранения, но экспертиза показала, что никто не хотел этого исправить, – вот такие дела. Выглядело так, что отъехать ночью во сне было хорошим концом жизни, которая изжила себя. Она знала, что Доун и Салли так не думают, они просто пытались ее успокоить, но то, что они говорили, напомнило ей весь этот бред. Ничего нельзя было сказать или сделать, так что она поблагодарила их и спустилась вниз, в кафетерий, и отодвинулась подальше от персонала столовой.

Она стояла за женщиной средних лет с мальчиком двенадцати или тринадцати лет, который неуклюже двигался, проблема с голенью, специальный аппарат на ноге, ждет маму, пока та подойдет к прилавку и заплатит Пегги. Он стоял позади своей мамы, превращающийся из мальчика в подростка, и Руби не могла удержаться от улыбки, вспомнив, какой она была в этом возрасте, и снова подумала о маме. Она купила банку колы и яйцо со сливками, уселась за стол и попивала газировку через трубочку, сорвала фольгу и откусила кусок с верхушки яйца, желтая капля в белых сливках, она заметила рассыпанный сахар на столе и смела его на пол, из этого сделаны маленькие девочки, сахар и специи и все смешные штучки, смотрела на мальчика, который спорил со своей мамой, и думала о черепахах, и змеях, и щенячьих хвостах. Такие вещи зависят от твоего настроения. И приняла решение.

Она не пойдет к бедному Рону, она относилась к нему как к человеку, с которым ничего не может случиться, и она думала о тех похоронах, на которых родственники постараются превратить этот досадный случай в праздник жизни, благодарить Бога за лучшие времена, – это было все, что ты можешь сделать, так что вместо мертвого человека в морге больницы она представляла наглого и очаровательного молодого морячка, с важным видом идущего по улицам Шанхая, он поворачивает в тихую аллею, следует за ребенком с босыми ногами к белой двери, платит мальчику и заходит в умело спрятанный опиумный притон, на стенах кривые доски и стеклянные ящики, драконы с огненными языками и портреты предков в рамках, раскрашенные китайские девушки сидят на подиуме, покрытом горой шелковых покрывал, витиеватая трубка передается ему.

Проводя время в надувном кресле в комнате с телевизором, он забирал Руби и рассказывал, как курил опиум, принесенный прямо с макового поля, сжимал ее руку и говорил, что это был чистый опиум, не героин, и то же самое он делал в Гонконге и Гуачжоу, перед тем как приехать в Шанхай, позднее он посещал опиумные притоны в Сан-Франциско и Нью-Йорке, Восточном конце Лондона, но с Шанхаем ничто не сравнится, настоящее богатство похоронено от мира, он мог это вдохнуть в те времена в месте с запахом чая. Он был молодым и рисковал, проводил все свое свободное время в портах, когда служил во флоте, после месяцев ничегонеделания на море они пьянствовали на пристанях, и в этих местах знали, как обращаться с матросами, во всех местах, куда они приходили, были бары и девушки, но нужно следить за собой, он бывал в каких-то грязных старых отелях, абсолютная бедность, которой ты никогда не встретишь по возвращении в Англию.

Они потеряли в Калькутте одного из своих парней, его оттащили на задние улицы и перерезали ему горло, но другой моряк побывал в тех местах в Шанхае и сказал, что это было разрешено законом, Рон не дружил с наркотиками, просто посетил несколько притонов, а когда оказался в другой части света, забыл об этом, и она могла прямо сейчас почувствовать его пальцы, мягкие в ее руке, и она сейчас путешествовала вокруг всего глобуса на «Шанхайском Экспрессе», ехала в Эпсом,[22]22
  Эпсом – крупный ипподром в Англии.


[Закрыть] потому что Рону нравились скачки, у него была особая система ставок, он ставил на лошадь, если ее имя напоминало ему что-то из его жизни, он никогда не обращал внимания на внешний вид, может быть, что-то ему напомнило его деньки, проведенные в навигации, «Шанхайский Экспресс», место и время, или год его работы в Англии, когда он уже обустроился и осел, сизифов труд в Эйнтри,[23]23
  Эйнтри – ипподром в Англии.


[Закрыть] или сына и дочку, или одного из его внуков, или любимый напиток, или паб – что угодно, что ему нравилось, и от «Шанхайского Экспресса» она отправилась к лошади, которую звали Бирманский Денек, Рон рассказывал, как они застряли на месяц в Бирме, тяжелый воздух, а волны вздымаются под муссоном, так влажно, что он был мокрым двадцать четыре часа в сутки, мириады насекомых впиваются в него, повсюду москиты, а еда настолько прекрасна, он ничего подобного раньше не пробовал, это было очень давно, до того, как карри привезли в Англию, и она засмеялась, вспомнив, как мальчишки с корабля наелись орехов бетеля и их рты стали красными, как будто окровавленные после драки, но бирманцы были приветливы, золотые люди, буддийские монахи шагали со своими чашами – это первое, что происходило по утрам, а поскольку им пришлось ждать, он мог выехать из Мьянмы и поехать в глубь страны, Мьянма – довольно большой город, с множеством золотых величественных зданий в главном дворцовом комплексе, о котором он прочитал много лет спустя, и его видно отовсюду, и в Бирме были самые красивые женщины, которых когда-либо видели его глаза, а еще персианки, бразилианки, девушки с берега Слоновой Кости, но было и еще кое-что, он и его лучший друг Фред сели в поезд в Мандалае, потом поехали в Паган, город дворцов, расположенный рядом с рекой Иравади, и это было одно из тех приключений, которые бывают только раз в жизни, дворцы, окруженные тысячами забытых ступ и пагод, устремлялись ступеньками к горизонту, ему сказали, что там было таких около десяти тысяч, и много лет спустя Руби смотрела в его глаза, сияющие воспоминаниями, а тогда Фред и Рон пошли гулять в этот пустынный город, после полудня, и забрались на одну из самых высоких пагод, уселись и смотрели, как солнце заходит над рекой, и на Востоке солнце действительно выглядит как пламенный шар, чем ближе к экватору, тем ближе к солнцу, и они спали эту ночь на вершине замка, было холодно, но оно того стоило, потому что утром они увидели, как солнце всходит снова, свет выстрелил над камнями и песком, заброшенные замки были красными, он такого никогда не видел, фантастический вид, который он никогда не забудет, и если бы через неделю он умер, он все равно знал, что был настолько удачлив, что он видел такое, некоторые люди просто не догадываются, что такое существует, у него мурашки шли по спине, когда он вспоминал это видение, ясно представлял его снова, волшебное место в волшебной стране, он чувствовал себя таким живым, когда смотрел на восход солнца, как будто он узнал все, что нужно узнать о жизни, в одну эту секунду.