Текст книги "Летальный исход"

Глава 13

– Окей, значит, чердачное окошко было открыто, – сказала Кэтлин. – И что это доказывает?

Мы сидели в ресторане «Неллиз дайнер». Мне это заведение понравилось, хотя ему было далеко до «Четырех сезонов». Снаружи оно выглядело как роскошный сидячий железнодорожный вагон в пассажирском поезде дальнего следования. А внутри тут же создавалось впечатление, что ты попал обратно в пятидесятые годы. Меня тогда еще не было на свете, но заведение «Неллиз» смотрелось именно так, как я представлял себе рестораны того времени: сверкающие поверхности, обильно украшенные хромом, отделанные винилом отдельные кабинки, ламинированные столики и стойки, которые легко убирать и вытирать, и улыбающиеся, чистенькие, милые официанты, одетые в белые рубашки с черными галстуками-бабочками и с белыми бумажными шапочками на головах. На столах: заправленные в пластик меню, приставленные к миниатюрным магнитолам, выдающим один рок-н-ролл за другим. Меню предлагало жареный лук колечками, тушеные бобы, кукурузный хлеб, пирожки с мясом, двойные «клубные» сэндвичи, свиные чопсы, тушеную говядину, пирог с курятиной, спагетти с мясными фрикадельками и жареных цыплят. Список напитков включал в себя вишневую и ванильную коку, овощной сок-шипучку и ветхозаветный молочный коктейль. На барной стойке под стеклянной крышкой демонстрировались шоколадные пирожные с орехами, шоколадные ириски и печенье, вишневые и лимонные меренги и кокосовые пирожки. У каждого пирожка был отрезан и отсутствовал хотя бы один ломтик, чтобы посетители могли видеть, что у них внутри. Официант принял у нас заказ, и я сказал Кэтлин: «Помолчи минутку», чтобы было слышно, как он передает заказ повару. Она закатила глаза.

– Один ковбой со шпорами, без «томми»; майо-клуб, кремированный, и придержи травку, – говорил официант.

– Это что еще за чертовщина?! – спросила Кэтлин.

– Аутентичный кухонный жаргон. – Я расплылся в улыбке. – «Ковбой со шпорами» – это мой ковбойский омлет с жареной картошечкой; «без “томми”» означает, что мне не нужен кетчуп. «Кремированный» значит поджарить хлеб, сделать тостик. А «придержи травку» означает, что тебе в твой «клубный» сэндвич не нужно класть салат-латук.

– Да откуда ты знаешь этот жаргон? – спросила она. – Да и зачем он тебе?

– Ну, скажи это вслух, – сказал я.

– Что именно сказать?

– Что я забавный малый.

Кэтлин долго смотрела на меня, пока не расплылась в улыбке.

– Ты и впрямь забавный малый, – сказала она. – А теперь рассказывай, почему открытое чердачное окно что-то должно означать, и что еще ты там обнаружил.

– Окей. Прежде всего, пожару требуются три условия, чтобы хорошо заняться: кислород, источник топлива и высокая температура. Это называется «пожарный треугольник». Поджигатель должен как-то подделать результаты воздействия одного или более из этих трех элементов, чтобы придать пожару вид случайного. Например, данный пожар был устроен в конце января, а чердачное окошко было открыто. Кто же в январе оставляет окна открытыми?

– Может, это пожарные его открыли уже после всего?

– Нет. Его открыл поджигатель, чтобы обеспечить приток кислорода.

В магнитоле на столике напротив Род Стюарт пел, что Мэгги Мэй украла его сердце и с этой болью ему не справиться.

– Рассказывай дальше. Ты наверняка выявил там не только одно открытое окошко, – сказала Кэтлин.

– В цокольном этаже, в подвале то есть, было по меньшей мере две точки возгорания. И еще одно: в половых досках в спальне хозяев, под их кроватью, я рассмотрел несколько отверстий. Еще такие же отверстия я обнаружил в холле и в коридоре. Видимо, они имелись и в других местах, например, на лестнице.

– И что?

– А то, что я думаю, что некто просверлил эти отверстия в половых досках. И это обеспечило мощный приток воздуха, который и питал пламя и заставлял его распространяться гораздо быстрее, чем обычно.

– Ну, хорошо, – сказала Кэтлин. – Но если этот некто расхаживал по всему дому, открывал окна и сверлил дырки в полу, особенно под кроватью, как ты считаешь, Грег и Мелани ведь не могли не слышать его возни?

– Вся подготовительная работа была проделана раньше, до того, как они вернулись домой. Они не могли заметить открытого окошка на чердаке и дырок под кроватью. Ступеньки лестницы были закрыты ковром, так что и там отверстий не видно. Поджигатель, видимо, проник в подвал до того, как они приехали, так что он не мог их потом разбудить. Я еще заметил, что дверь на чердак тоже была открыта, а вот это Грег и Мелани заметили бы, когда укладывали детей спать. Значит поджигатель, должно быть, дождался, когда вся семья уснет, после чего пробрался по лестнице наверх, открыл дверь на чердак и полил ковер в детской бензином.

– Что?! Простите меня, лейтенант Коломбо, но откуда вам известно, что он полил ковер бензином?

– Я приподнял с пола то, что от него осталось, и знаешь, что я там обнаружил?

– Пятно, которое выглядит так, словно это Христос едет на трицикле?

– Нет, я обнаружил обуглившиеся следы.

– Ага, обуглившиеся следы, – повторила она.

– Когда поливаешь ковер чем-то горючим, что потом ускоряет процесс горения, оно пропитывает всю ткань, все волокна. И когда загорается, то оставляет более сильно обожженные, обуглившиеся следы там, куда оно попало, – в частности, на полу, под ковром.

Кэтлин нахмурилась, еще не до конца убежденная.

– И как все это связано с этим соседом и с цветом дыма?

– Цвет дыма и пламени может рассказать о том, что заставляет пожар гореть. Пламя от горящего дерева желтое или красное, а дым от него серый или коричневый.

– Ну, и в чем проблема? Сосед так и сказал, что видел желтое пламя.

– Да, но еще он сказал, что дым был черный.

– И что с того?

– Черный дым означает, что горел бензин.

Тут официант принес наши заказанные блюда и поставил их на стол. Я врубился в свой омлет, но Кэтлин продолжала сидеть, уставившись на меня. Лицо у нее приобрело очень серьезное выражение.

– Донован, все эти детали и подробности… это ведь не первое твое родео, – сказала она. – Ты, несомненно, очень хорошо разбираешься в пожарах. И ты говорил, что тот парень пару лет назад пытался тебя нанять…

– Да, а что?

– Чтобы убивать людей.

Я не знал, что на это ответить, так что ждал, что она скажет дальше. Она смотрела на меня так, как будто хотела еще о чем-то спросить, но не была уверена, что хочет услышать ответ.

Когда моей дочери Кимберли исполнилось восемь, она вдруг начала расспрашивать меня о Санта-Клаусе. Но прежде чем она сумела сформулировать свой первый вопрос, я сказал: «Не спрашивай меня ни о чем, прежде чем поймешь, что готова услышать ответ». И Кимберли решила не спрашивать. Кэтлин же, напротив, должна была все узнать.

– Ты когда-нибудь такое делал? – спросила она. – Дома чьи-то поджигал?

– Тебе нужно поесть, – сказал я. – Сэндвич смотрится очень соблазнительно.

Она не ответила, так что я оторвал взгляд от тарелки и посмотрел на нее. Она буквально сверлила меня взглядом, прожигая насквозь.

– Так делал или нет? – повторила она.

Я поманил официанта и вручил ему двадцатку.

– Прежде чем займетесь кем-то еще, – сказал я ему, – принесите мне моток липкой ленты или чего-нибудь в том же роде. – Он кивнул, взял банкнот и быстренько рванул в сторону кухни. А Кэтлин я сказал: – Да, я не раз делал кое-какие ужасные вещи. Такие вещи, о которых, как я надеюсь, мне никогда не придется тебе рассказывать. И да, я умею устраивать пожары, учился этому. И нет, я никогда таких пожаров не устраивал.

– Можешь поклясться?

Я поклялся. С радостью, поскольку это было чистой правдой. И тем не менее, я решил не рассказывать ей как близко подходил к этому, и не один раз. Кроме того, я прекрасно сознавал, что, поклявшись в отношении прошлого, я никоим образом не исключал чего-то подобного в будущем.

Кэтлин некоторое время смотрела на меня, потом медленно кивнула.

– Я тебе верю, – сказала она. – Послушай, я совершенно уверена, что ты первоклассный засранец и негодяй мирового класса. Меня не удивит, если окажется, что в прошлом ты убивал людей по приказу ЦРУ. Помоги мне Бог, я даже, может быть, сумею жить с этим – конечно, в зависимости от обстоятельств… Но поскольку я теперь работаю с детьми в ожоговом центре… ну, сам понимаешь.

Я не понимал.

Клубный сэндвич Кэтлин был разрезан на четыре кусочка. Она взяла один и, рассматривая его, спросила:

– А как насчет этого брандмейстера? Если ты прав, значит, он ошибается, а он ведь эксперт, а?

Я подцепил парочку кусочков жареной картошки и отправил их в рот. Нет ничего вкуснее как следует поджаренной картошечки!

– Она кладут в масло кусочки сала, когда жарят эту картошку, – сказал я. – Поэтому жареная картошка по-французски прямо-таки вся исходит ароматами и вкуснотищей. Хочешь попробовать?

– Нет. Так что насчет пожарника?

Официант вернулся, принес мне толстый рулон прозрачной упаковочной ленты и сказал, что сейчас вернется и принесет нам еще напитки. Я кивнул и начал наматывать ленту себе на пальцы и запястье правой руки.

– Что это ты делаешь?

– Это чтобы не вывихнуть себе запястье.

Она смотрела на меня пораженным, недоумевающим взглядом, следила, как я заматываю себе кисть. Проделав это, я достал из бумажника тонкую пластинку пластика и стал засовывать ее под ленту в нижней части ладони, пристроив ее так, чтобы она закрывала пространство от мизинца до запястья.

– Поможешь мне его примотать? – спросил я.

– Ты сумасшедший, – сказала она, но обмотала мне лентой ладонь, закрыв всю пластиковую пластинку и прижав ее к ладони. Я посгибал руку, проверяя, как она движется, и решил, что сойдет.

– Так что насчет пожарника?

– А он тоже был в деле.

– Что?!

– Они ему заплатили, чтобы он ничего не заметил. Им этого не хотелось, но пришлось заплатить.

– О чем ты говоришь?!

– Этот поджигатель – мастер в своем деле. Единственное обстоятельство, в отношении которого он просчитался, это то, что пожарные прибыли на место слишком быстро. Через четыре минуты двадцать секунд – можешь себе такое представить? Еще минут пять, и огонь уничтожил бы все улики. Брандмейстер знал, что это поджог, и кое-кто из его ребят тоже это знал. Так что тот, кто этот пожар заказал – а я думаю, что это был Джо Де Мео, – должен был заняться брандмейстером.

– Ты сказал, что он только и говорит, что о своем выходе в отставку.

– Именно об этом он только и говорит.

– Значит, этот тип, Джо Де Мео, дал брандмейстеру достаточно денег, чтоб тот смотрел не туда, куда надо?

– Я думаю, что эти деньги были чем-то вроде бонуса, как бы наградой за правильное поведение. Де Мео, скорее всего просто надавил на пожарника, угрожая его жене, детям и внукам.

Композитная пластиковая пластина, прикрепленная сейчас к моей кисти, была изобретена группой инженеров из Мичиганского университета в 2007 году. Она прочная, как сталь, и тонкая и гибкая, как листок бумаги. Состоит она из глины и нетоксичного синтетического клея, и по своей молекулярной структуре похожа на кирпичную кладку на цементном растворе; такую структуру можно обнаружить в морских раковинах. Нанослои в этом пластике расположены точно так, как кирпичи в такой кладке, и связаны между собой клееобразным полимером, который образует между этими слоями взаимодействующие и объединяющие водородные связи. Чтобы изготовить такую пластинку со всеми ее тремястами слоями, требуется несколько часов. Я всегда держу ее у себя в бумажнике.

Кэтлин смотрела, как я изучаю свою руку.

– Если чиф Блаунерт замешан в этой истории и работает в качестве прикрытия, то почему он не уничтожил все улики? Ведь две недели уже прошло.

– Как я полагаю, у него не было такой возможности – вспомни про то, как это освещалось в прессе, вспомни про траурные процессии с зажженными свечами, про людей, что приходят туда днем и ночью, чтоб возложить цветы на лужайку…

– Но он же должен был понимать, что страховая компания непременно пришлет своего инспектора, чтоб осмотреть место происшествия!

– В этом-то все и дело. Он сказал мне, что не ожидал, что инспекция заявится так быстро. Это говорит о том, что пока что никто не выдвигал никаких требований, никаких претензий. Или, если даже и выдвигал, кто-то в страховой компании либо подал фальшивый отчет, либо отложил расследование.

– А ты уверен, что этот малый Де Мео имеет такую власть и влияние?

– Такую и даже больше.

Кэтлин снова посмотрела на кусочек сэндвича у себя в руке, но так к нему и не притронулась.

– Что-то не дает тебе покоя, – сказал я. – Что именно?

– Тебе грозит какая-нибудь опасность?

– Возможно. Чиф, вероятно, позвонил Де Мео нынче же утром, сразу после того, как мой человек договорился с ним о встрече. А Де Мео, вероятно, велел ему встретиться со мной и выяснить, что мне надо.

– Разве Де Мео не знает, что ты работаешь на государственную контору? Разве ему не известно, что ты немедленно сдашь его властям?

Я улыбнулся.

– Все тут не настолько черно-белое, как тебе представляется. Взять Де Мео нелегко. Он убил столько людей, что хватит на приличное кладбище.

У Кэтлин даже глаза затуманились.

– И ты готов погибнуть прямо у меня на глазах?

– Ну, не преднамеренно, – сказал я. – Но девять миллионов – это огромная куча денег, даже для Джо Де Мео.

– А что он может предпринять?

– Может послать каких-нибудь подонков, чтобы меня убить.

Она положила нетронутый кусочек сэндвича обратно на тарелку.

– Донован, я боюсь. Что, если он и впрямь пошлет кого-то, чтобы тебя убить?

– Я успею убить его первым.

– Ты на это способен?

Я улыбнулся.

– Способен.

– Ты уверен? И даже не боишься?

– Даже не боюсь, – сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало так, словно я и впрямь «даже не боялся». Потом попросил ее помочь мне обмотать липкой лентой пальцы и запястье и левой руки.

– Зачем ты это делаешь? – спросила она.

– Не оборачивайся, – сказал я. – Парни Де Мео уже здесь.

У нее по лицу тут же проскользнуло паническое выражение:

– Что?! Где?! Сколько их?

– Двое на парковке, один на кухне.

– Господи Иисусе, Донован! И что ты собираешься делать?!

– То, что считаю правильным.

– Что? Вызовешь копов?

– Нет. Правильная вещь в подобной ситуации – это убить первым того, кто торчит в кухне.

– Убить его?! – Слова прозвучали громче, чем она хотела. Я заметил, что парочка, сидевшая напротив нас, тут же обернулась в нашу сторону. Кэтлин понизила голос: – И почему это твоя первая мысль именно такая – убить его?

– Потому что я вовсе не желаю, чтобы он торчал у меня за спиной, когда я нападу на двоих других.

– Ты намерен напасть на тех, других?! На хорошо подготовленных убийц?! Нет уж! – заявила она. – Я сейчас копов вызову!

Я положил свою обмотанную лентой руку на ее ладонь и покачал головой.

– Не устраивай такой шум. Именно это я и сделаю.

Кэтлин выглядела… всем вместе и сразу. Разозленной. Испуганной. Расстроенной и утратившей все надежды. Бизнесмен, сидевший напротив нас поднялся на ноги. И вложив в свой голос достаточно угрожающую интонацию – специально для меня, – обратился к Кэтлин:

– С вами всё в порядке? Вам помощь не нужна?

Та бросила взгляд сперва на него, потом на меня, и наши взгляды встретились. Она улыбнулась этому малому и отрицательно покачала головой. Потом откинулась на спинку стула, глубоко вздохнула и медленно выдохнула. А когда заговорила, то ее голос звучал тихо, но твердо:

– Всё окей.

– Мэм? – снова спросил тот бизнесмен.

– Всё в порядке. Не беспокойтесь, – сказала Кэтлин, и этот малый уселся обратно на свое место – к большому облегчению своей жены.

Он совершенно правильно поступил: вступился за женщину в расстроенном состоянии, может, даже в бедственном положении, и произвел должное впечатление на свою супругу. Если все пройдет нормально, мы с ним, скорее всего, получим нынче ночью хорошую порцию секса.

– Ну, всё окей? – спросил я.

– Я тебе верю.

Я кивнул и вернулся обратно к своей тарелке. С замотанными руками было довольно трудно управляться с остатками моей жареной картошечки, но я справился. После чего спросил:

– Ты собираешься доесть свой сэндвич?

Глава 14

– Закажете что-нибудь на десерт? – спросил наш официант. Он выглядел несколько обеспокоенным.

– Как тебя зовут, сынок? – спросил я.

– Джаред, сэр.

Я выдал этому Джареду банкнот с лицом Франклина и спросил, заметил ли он того здоровенного малого, что вперся в кухню, того, в темном костюме и черной рубашке, который каждые тридцать секунд заглядывал в зал через стеклянное окошко кухонной двери. Джаред резко помрачнел и попытался отдать мне обратно полученную сотню.

– Правда, сэр, я не хочу ни во что вмешиваться, – сказал он.

– Не оглядывайся в сторону кухни, – сказал я. – Просто отвечай на вопросы. Где он стоит по отношению к двери?

– Как входите через дверь, он стоит справа.

– Дверь открывается в правую сторону, – сказал я, – значит, когда я войду туда, она его закроет, верно?

– Да, сэр. Что вы собираетесь делать?

– От него уже были какие-нибудь неприятности?

Джаред понизил голос до шепота:

– Он там всех перепугал. У него револьвер.

– Кто-нибудь вызвал копов?

– Нет, никто не осмелился. Их трудно за это винить.

– Хорошо, – сказал я. – Окей, вот что мы сейчас будем делать…

– Мы, сэр?!

– Совершенно верно, сынок. Ты у нас нынче будешь героем.

И я сообщил Джареду и Кэтлин свой план. Она спросила:

– А что такое «поцелуй, как в Глазго»?

– Потом объясню.

– Если все это сработает, – заметила Кэтлин.

– Сработает. Это не самые лучшие из ребят Де Мео.

– Откуда ты знаешь?

– Во-первых, я знаю самых лучших его парней, и они сейчас в Лос-Анджелесе, охраняют его самого. Во-вторых, их тут трое.

– И что?

– Если бы это были действительно лучшие, было бы достаточно и двоих. Тот, что в кухне, подготовлен хуже остальных, самый неопытный. Он родственник одного из тех поганцев, что торчат на парковочной площадке; видимо, его младший братец. Нетрудно заметить, что они похожи друг на друга. И эта информация сработает в нашу пользу.

Я расстегнул и снял свой ремень, отмерил на нем расстояние примерно в двенадцать дюймов от пряжки. Воткнул туда лезвие своего ножа и проделал небольшое отверстие. После чего повесил его свободно болтаться у себя на шее. И сказал Джареду:

– Готов, сынок?

Он посмотрел мне на руки. Сглотнул. Поглядел на Кэтлин. Та лишь пожала плечами. Он снова посмотрел на меня. Я кивнул.

– Да, сэр, – сказал он.

Я дождался, когда тот поганец на кухне снова выглянет в окно. Когда он убрался обратно за дверь, я вскочил на ноги. Джаред пошел прямо к кухонной двери, уверенным шагом, а я сразу за ним. Как только он распахнул дверь, я развернулся и прыгнул туда спиной вперед. Все остальное происходило в реальном времени, в четкой последовательности, одно за другим, и хотя я всего этого не видел, как оно происходило, я все слышал или чувствовал, как оно происходит рядом со мною. Джаред опустил голову, пригнулся и сломя голову бросился через кухню, крича во всю мощь своих легких. Официантка вскрикнула и рухнула на пол – в обмороке. Повара замахали руками и бросились врассыпную, кто куда. А я нырнул под руку этого урода, который вздумал врезать мне с мощным замахом справа, который успела бы заметить даже моя бабушка.

Задача Джареда заключалась в том, чтобы выскочить на парковку с воплем: «Боже мой, он его убил!». Это сработало бы как диверсия, как отвлекающий маневр, и порушило бы все планы тех гадиков, что торчали на парковке. Это было очень важно, потому что первое и основное правило для любого удачливого участника уличной драки, с которым он знакомится при первом же таком случае, – это не драться со своими противниками так, как они были намерены драться с тобой.

Я был уверен, что Джаред выполнит свою задачу, поэтому полностью сосредоточился на своей собственной. Пока поганец в кухне старался восстановить равновесие, пытаясь распрямиться после своего шикарного замаха, прямо как при заготовке сена, и удара, которым он пытался меня свалить, я выпрямился во весь рост и головой со всей силой врезал ему в переносицу, разом ее сломав.

Вот он, «поцелуй, как в Глазго».

Я тысячи раз проделывал это в спортзале, хотя в реальной жизни, может, всего раз двадцать. Этот «поцелуй» всегда отлично срабатывает, даже против опытных бойцов – при условии, конечно, что они ничего подобного не ожидают. Я, разумеется, никогда не стану даже пытаться бросаться головой вперед на настоящего профессионала, но в этого парня попасть было совсем нетрудно, легче, чем в тяжеленную боксерскую грушу в спортзале, где я обычно тренировался.

Инерция моего изначального удара увлекла мой лоб дальше и вниз, в его щеки, а это означало, что обломки его носа последуют туда же. Он рухнул на пол. Я заметил оттопыренную револьвером полу его пиджака сзади. Вытащил этот револьвер и сунул его себе в карман, потом перевернул засранца ногой на спину и заглянул ему в лицо. Нет, я его не узнал, но даже его собственная жена или любовница узнала бы его сейчас с большим трудом. Остатки его носа и вытекшая из него кровь размазались по всему лицу, как масло расползается по разогретой сковородке.

Если вот таким образом сломать человеку нос, это вызывает столь сильную боль, что оглушает его, практически лишает зрения, а это дает мне лишнее время, чтобы рассмотреть разные варианты дальнейших действий. Например, снять ремень, болтающийся у меня на шее, сделать петлю, пропустив конец сквозь пряжку, и накинуть эту петлю ему на шею, а потом затянуть потуже, отталкивая при этом его голову ногой в противоположную сторону. Я с трудом просунул его толстую шею в узкое пространство, образованное ремнем, застегнутым на ту дырку, которую я проковырял в нем несколько минут назад.

Поганец начал хрипеть и кашлять, задыхаясь. От его лица повсюду разлетались капли крови, как из раненного разрывным гарпуном кита. И я решил, что через пару минут он окочурится. Я рывком поднял его на ноги, но он был слишком тяжел, чтобы удерживать его в таком положении одной рукой, а он к тому же дергался и брыкался. Я открыл дверь, подтащил его к ней, так чтобы створка оказалась между нами, перекинул через нее конец ремня и подтянул парнягу повыше, дергая за ремень левой рукой. Таким образом большую часть нагрузки приняла на себя створка двери, и теперь этот поганец висел на ней, а я стоял позади. Потом я вместе со створкой сдвинулся поближе к стене, и это было отличное местечко, поскольку двое других бандитов, покинув парковку, вломились через заднюю дверь в кухню, держа револьверы наготове.

Первое, что они увидели, был их приятель, висящий в ременной петле, перекинутой через створку двери, задыхающийся, плюющийся во все стороны кровью, хватающийся за шею, брыкающийся и хватающий ртом воздух. Второе же, что они увидели следом, была часть моей башки, высунувшаяся из-за этого урода.

Тот, что выглядел очень похоже на братца гибнущего поганца, заорал: «Рэй!». Второй обозвал меня грязным словом и пригрозил пристрелить, если я не выпущу Рэя. Все остальные, кто еще оставался в кухне, давно лежали на полу или за что-нибудь спрятались – все, за исключением той официантки, которая упала в обморок. Она как раз начинала приходить в себя. Посетители, сидевшие в зале ресторана, только-только начинали осознавать, что в кухне происходит что-то не то. И я уже слышал звуки, которые обычно издает группа не знакомых друг с другом людей, когда они пытаются решить, что им делать дальше. Если у них хватит мозгов, они последуют примеру Кэтлин и быстренько залезут под столы.

– Вот что теперь произойдет, – сообщил я этим двоим с револьверами. – Вы бросите свои пушки и пинками пошлете их по полу ко мне. Иначе ваш Рэй задохнется и помрет.

Приятель Рэя ухмыльнулся.

– Я еще никому не отдавал свой ствол! – заявил он.

Я прищурился, стараясь получше рассмотреть его инструмент.

– Это у тебя «Монстер магнум»? – спросил я. – Черт побери, тебя трудно за это винить. Отличная, крутая пушка.

Парень с «магнумом» проигнорировал мое выступление и продолжал говорить, отступив на шаг в сторону от братца Рэя. Он пытался отойти от того хоть на небольшое расстояние и попасть в слепую для меня зону.

– Подумаешь, нос разбит, подумаешь, петля на шее – от этого не умирают! Вздор несешь!

Братец Рэя не был столь уверен в этом.

– Джо, заткнись! Он помирает! Ты погляди на него! Мой брат помирает! – Мне же он сообщил: – Отпусти его, Крид! Отпусти его, и мы уйдем, Богом клянусь!

Но у Джо были другие планы. Он схватил упавшую официантку, поднял ее и приставил ей к уху револьвер.

– Отпусти его, Крид, или я убью ее! Не надейся, что не выстрелю!

Она вскрикнула. Я рассмеялся.

– Думаешь, я сильно расстроюсь, если ты ее застрелишь? Кое-кто, кажется, забыл тебе сообщить, чем я зарабатываю себе на жизнь.

Рэй, поганец, висевший на двери, был тяжел, так что моя левая рука уже начала неметь от напряжения. Я понимал, что не смогу долго удерживать его в таком подвешенном положении. Ствол, который я позаимствовал у Рэя, оказался компактным оружием калибра.38, отличный выбор для револьвера, который таскают за поясом. Я достал его и сжал в руке.

– Это твой последний шанс, Крид, – сказал Джо. – Ты ж знаешь, что эта пушка сделает с ее башкой. Будет то же, что делает пуля, попав в арбуз. – Он оттянул пальцем курок и взвел его, готовый произвести театральный эффект.

И это сработало. Курок издал очень качественный, четкий щелчок, который я очень люблю слышать, особенно когда его производит именно эта модель револьвера. Я очень чувствителен к подобным звукам и отличаю уникальное звучание любой модели пистолета или револьвера, к тому же мои уши вполне способны отделить этот щелчок от хриплых всхлипываний в горле Рэя и грохота, который производили его ноги, колотящие по нижней филенке дверной створки, на которой он висел. Я слышал его даже за шумом, поднявшимся в зале ресторана где посетители уже орали, бегали, сшибали стулья и оттаптывали друг другу ноги, пытаясь сбежать оттуда. Я услышал щелчок курка револьвера Джо, и он мне очень понравился. Хотя револьвер 50-го калибра – слишком мощное оружие для использования в повседневных ситуациях, я с нетерпением ждал, когда мне удастся присоединить его к своей коллекции.

Джо выдал свою угрозу и теперь, видимо, считал себя обязанным ее выполнить. Он инстинктивно отклонил голову назад, подальше от официантки, и это подсказало мне, что он вот-вот нажмет на спусковой крючок, но сам при этом не желает, чтобы хоть часть ее мозгов угодила ему в лицо. Я покрепче сжал в руке рукоятку револьвера Рэя. Он весил всего двадцать унций и был меньше семи дюймов в длину, а в его барабане умещалось всего пять зарядов, но мне-то, чтобы убить Джо, нужен был всего один. Я не знал, какими патронами пользовался Рэй, но все равно всадил одну пулю в башку Джо, и ее, башку то есть, от этого удара отбросило назад. Он упал на пол, и из дырки у него в черепе поднялась тоненькая струйка дыма, а потом оттуда хлынула темная кровь. Я услышал непрекращающийся крик официантки и подумал, что для лечения после таких переживаний ей потребуется несколько лет.

Но на нее я не смотрел. Я был занят – глядел на братца Рэя. А тот сказал:

– Крид, пожалуйста! Отпусти его!

– Ты намерен бросить свой револьвер? – спросил я.

Он отрицательно помотал головой, и я увидел, что по его щекам текут слезы. Левая нога Рэя уже болталась неподвижно, а левая едва дергалась.

– Я люблю тебя, Рэй, – сказал я.

Я знал, что сейчас последует, поэтому выпустил Рэя как раз в тот момент, когда его братец застрелил его. После чего этот братец бросился на пол справа от меня, целясь из того положения, при котором я был более всего уязвим. Я не мог позволить ему устроиться там, так что опустился на одно колено и всадил пулю ему в левый глаз, а потом еще одну в лоб. Потом попытался толкнуть дверь вперед, но мертвое тело Рэя удерживало ее на месте, так что я отодвинулся от нее назад и проверил, не попала ли в меня пуля, пройдя сквозь тело Рэя.

Не попала.

Я дошел до тела Джо и высмотрел валявшийся в нескольких футах от него на полу «Монстер магнум». Такую дуру нужно не просто подобрать, ее нужно поднять. С известным усилием. Я проделал это и потратил несколько секунд, чтобы как следует рассмотреть пушку и насладиться этим зрелищем. «Смит энд Вессон» калибра.50 – это самый крупный, самый тяжелый и самый мощный револьвер фабричного производства во всем мире. По сравнению с ним оружие Грязного Гарри[14]14
  Грязный Гарри – полицейский инспектор, герой одноименного фильма (Dirty Harry) Д. Сегела (1972). В главной роли – Клинт Иствуд.


[Закрыть] – это просто детская игрушка, пневматический пистолетик. Я и не рассчитывал встретить оружие такого калибра, и теперь удивился, почему Джо не додумался выстрелить из него в Рэя. Пуля из патрона «магнум» 50-го калибра проткнула бы его насквозь, а потом створку двери и меня, да еще и стену позади меня.

Мне не терпелось рассказать Кэтлин, как мне все-таки повезло. Я полагал, что наконец-то нашел еще одну женщину, помимо Келли, с которой можно поговорить о подобных вещах. Келли – сущее сокровище, но в ней не найти ни капли тепла. Это наполовину убийца, наполовину хитрюга и умница. Келли вовсе не считала бы, что мне повезло; она бы просто сказала, что Джо – глупец. А про Рэя и его братца ее не следовало даже спрашивать. Уж она бы не пропустила «поцелуй, как в Глазго», она не стала бы пытаться договориться с парнем, который вывесил ее напарника на створку двери, и она в первую очередь не стала бы болтаться и ждать на парковочной площадке. Келли ввалилась бы напрямик через парадную дверь ресторана, всадила бы мне пулю между глаз и стащила бы сэндвич Кэтлин, чтобы закусить по пути домой.

Я сказал всем, оставшимся в кухне, что они уже могут вылезти наружу, велел им позаботиться об официантке, которая уже не билась в истерике, а впала в ступор от пережитого шока, забрал трофейный револьвер и вышел в зал ресторана. И обнаружил Кэтлин, прячущуюся под столом, где я велел ей сидеть и дожидаться меня. Я опустился на одно колено, чтобы получше ее видеть. Она была вся бледненькая и сильно дрожала, просто тряслась. Я положил трофейную пушку на пол и протянул ей руку. Она вскрикнула и оттолкнула мою руку. Я сказал, что все уже кончено, что она в полной безопасности, что все в полном порядке. Я хотел рассказать ей, что и как произошло, поведать ей, насколько я был шокирован, когда братец Рэя застрелил его, чтобы избавить от дальнейших мучений; я даже был готов рассказать ей больше о том, как зарабатываю себе на хлеб. Но она все продолжала кричать, а потом заявила, что больше не желает меня видеть. Я решил, что она, видимо, пребывает в расстроенных чувствах, но не мог оценить степень этой ее расстроенности.

Я снял с рук липкую ленту и сунул пластиковую пластинку обратно в бумажник. Потом вышел из ресторана, прошел к своей машине и пустился в относительно короткий путь до Манхэттена. Когда я добрался до магистрали, то позвонил сперва Лу, а потом Дарвину и выдал обоим свои претензии. Потом спросил Дарвина, не может ли он предупредить полицию, чтобы та не задерживала мою машину.