Текст книги "Graffitibook"

Глава 2

Бар «5Райтерз»,[2]2
  Райтер (от англ. writer – писатель или, скорее, автор) – художник-граффитчик, который занимается граффити как искусством. Райтинг – долгая работа, возможная только в соответствующих условиях – на легальных стенах или там, где риск попасться минимален. (В отличие от бомбера или тэггера, которые рисуют граффити «на время» и, чаще всего, на нелегальных стенах).


[Закрыть] в просторечии «Пятак», располагался на окраине Москвы и был почти незаметен взглядам непосвященных. Это был яркий пример классики уличного искусства. Имя бару дали пять художников, оставивших свои картины на стенах, дверях, стойке, столах и даже на заколоченных фанерными листами окнах. Да и зачем окна в подвале?

Пожалуй, один этот бар мог бы послужить прекрасным учебником любому начинающему райтеру. Однако собирались здесь не только новички, но и маститые художники и те обитатели улиц, которые не имели к граффити никакого отношения, но могли наскрести денег на кружку пива. Территориальные споры велись за пределами «Пятака», а здесь обсуждали коллег, дороговизну, правительство и Интернет. Морды друг другу били в меру, пили порой сверх меры, после чего отсыпались в подворотне по соседству – в общем, не скучали.

Именно здесь Эн-Би назначил встречу неугомонному и отчаянному Треффу.

К встрече Трефф готовилась тщательно. Как – тут она фыркнула – на первое свидание. В каком-то смысле так оно и было: райтеров такого уровня ей встречать пока не приходилось. А тут – надо же! – сам ее нашел.

Накопав в сети множество материалов про Эн-Би, она вдруг зацепилась взглядом за строчку: «Не-Бэнкси». Девушка усмехнулась – весьма оригинальное трактование псевдонима… оригинальное и в каком-то смысле верное. Эн-Би не был похож на Бэнкси ни по манере, ни по идеям, которые продвигал в своем творчестве. Одним был похож – он тоже прятался от любопытных глаз. Трефф поежилась от волнения, сохранила текст, чтобы не потерять его на просторах сети, и захлопнула крышку ноутбука.

Пора бы собираться.

Трефф распахнула шкаф и оглядела свой гардероб.

Рэй всегда едко прохаживался по ее внешности, и теперь, положив глаз на ту или иную вещь, она сразу вспоминала его ерничество.

Всю ее одежду Рэй делил на две категории. «Типа деловой прикид» начинался, как ни странно, с очков. Тонкие, без оправы, почти незаметные на лице. Женственные. К ним делалась «как бы прическа» – растрепанные патлы аккуратно расчесывались и собирались сзади резинкой в короткий, задорный (и женственный) хвостик. Оставалось только надеть одну из двух маечек или свитерок – смотря по погоде, – юбку и туфли на ненавистном каблуке – и можно идти хоть на свидание, хоть на встречу с заказчиком.

«Треффовый прикид» плясал от других очков – круглых, несуразных, не идущих Трефф, однако выгодно подчеркивающих те черты, которые она полагала мужскими: широкие скулы, тонкие губы, прямой, чуть с горбинкой, нос. «Как бы прическа» в этом случае представляла собой просто не слишком аккуратную, отросшую уже стрижку и называлась «гнездом сумасшедшей вороны». И без того небольшая грудь под мужской рубашкой навыпуск перевязывалась широкой лентой, легкая сутулость была неотъемлемой частью образа – даже внимательный взгляд не смог бы обнаружить признаков женской фигуры. Джинсы и кроссовки завершали дело.

На миг в голову Трефф закралась шальная мысль: а если надеть «типа деловой прикид» и появиться перед Эн-Би такой, какая она есть? Ей вдруг нестерпимо захотелось показаться в «Пятаке» в юбке или хотя бы выйти на улицу и крикнуть: «Я – Трефф! Вот она – я! Смотрите!» Чтобы в ней увидели женщину. Пусть не слишком красивую, угловатую, с манерами дурно воспитанного подростка, но женщину…

Трефф тряхнула головой и обругала себя последними словами. Размечталась, ага. Эн-Би увидит такую красоту неземную и тут же влюбится, и заживут они счастливо, и будут расписывать стены сердечками… Тьфу ты, идиотка! Эн-Би ждет парня, а значит, должен встретиться с парнем, а правду можешь засунуть себе куда хочешь. Ну, или, на худой конец, поберечь на потом. В конце концов, ты еще не видела этого Эн-Би и судишь только по его рисункам. Так что давай, собирайся и выматывайся, если не хочешь опоздать.

Трефф чуть не упустила электричку, вбежала в последнюю секунду, уселась у окна. Народу, кроме нее, почти не было – только двое мужчин среднего возраста, изрядно перебравших. Они скользнули безразличными взглядами по тощей мальчишеской фигурке и принялись громко обсуждать какого-то Ванька. Трефф не прислушивалась к их пьяной беседе, бездумно уставившись на проносящиеся за стеклом пейзажи. Глаз сам выхватывал в ярком электрическом свете расписанные граффити стены. К некоторым она приложила руку сама. Вон, например, тот смешной парень с тарелкой чипсов и пивом – издевка, карикатура. Ее первый протест против бездарной рекламы, теперь вызывающий ностальгию и умиление.

До бара она добралась уже в темноте.

«Пятак» с улицы был почти незаметен. Если бы Рэй не показал ей в свое время это странное заведение, сама она вряд ли смогла бы его отыскать среди множества похожих подвалов и подвальчиков.

Внутри было, как всегда, тесно и прокурено. Трефф, близоруко щуря глаза за стеклами очков, оглядела зал. Народу было много – погода располагала к посиделкам в приятной компании. Трефф знала – через час, максимум два, все эти люди разойдутся: кто-то отправится домой, спать, но большая часть уже присмотрела для себя хорошую стену, и в рюкзаках лежат баллончики с красками.

Только тут Трефф сообразила, что не представляет, кого ищет. Замерла у входа, оглядела зал. Червонец и Diman86 – старые знакомцы. Пара яростно жестикулирующих мальцов – явно новички в граффити. Трое здоровяков в центре зала. Взгляд задержался на незнакомом парне в камуфляже, но Трефф тут же отбросила и его – слишком молод. Когда появились первые рисунки Эн-Би, этот парень, наверное, пешком под стол ходил. Пожилой дядечка в клетчатом пиджаке, похоже, забрел сюда случайно. Женщин отбрасываем сразу… Впрочем, почему? Трефф усмехнулась, подумав, что Эн-Би может оказаться женщиной, как и она сама. Вот уж действительно, будет о чем поговорить!

Наконец Трефф принялась протискиваться к барной стойке – наверняка бармен всех знает и укажет нужного человека.

Червонец гордился своей кличкой. Ему казалось, что он выбрал весьма оригинальный способ прославиться в мире граффити – приклеивать рядом со своими работами старые, рваные червонцы. Вместо подписи. Вроде как «смотрите, деньги – ничто в нашей жизни»! Сперва он клеил купюры целиком, потом разрывал пополам, а потом приобрел штампик и принялся штамповать червонцы. Что поделаешь, разводил он руками, мировой экономический кризис, кому сейчас легко!

Сейчас Червонец сидел за столом, потягивал пиво и нервничал. Когда-то, в раннем детстве, он играл в шахматы и теперь не мог отделаться от ассоциаций. Бар напоминал шахматную доску, приготовленную к игре. Вон, в тени, за угловым столиком, сидит ферзь. В центре зала – фигуры неясного достоинства… Судя по доносившимся звукам, кони. Правда, трое. А сам он был похож на пешку. Королевскую. Которая должна была сделать первый ход. Не хватало только одной фигуры, ключевой, за которую и ведется игра – вражеского короля.

Червонец не знал, как будет разворачиваться партия, не знал замыслов ферзя – не его, пешки, это дело. Зато купюра в кармане – не червонец. Да и тот мужик обещал, что не причинит вреда Треффу. «Мы просто поиграем» – сказал он, и Червонец решил, что примет условия игры.

– Он! – тихо шепнул сидевший рядом за столиком Diman86.

Идиотское прозвище, но парень сам виноват – теггеры[3]3
  Теггер (от англ. tag – метка) – граффитчик, который занимается только теггингом – т. е. проставляет свою подпись (тег), чаще всего, в общественных местах.


[Закрыть] никак не могут понять, что есть и другие сюжеты для граффити, кроме своего незабвенного имени.

Ладони Червонца вспотели, когда он обернулся и увидел вошедшего Треффа. Как обычно, растрепанный, в своих дурацких круглых очках, – Гарри Поттер недоделанный! – тощий и сутулый. Но талант… Червонец не любил признаваться себе, и никому бы не признался вслух, но он завидовал Треффу, как никому. И теперь даже с некоторым злорадством ждал, что же будет. Но первый ход – его.

– Эй! Трефф! – вдруг закричал Червонец и принялся отчаянно махать рукой.

Трефф поморщилась. Привлекать внимание не хотелось. Впрочем, теперь Эн-Би сам узнает ее. Трефф подошла к столику Червонца и Димана, пожала им руки. Как всегда, досадно бросилась в глаза собственная тонкая, неожиданно маленькая ладонь с обгрызенными ногтями. Червонец хлопнул ее по плечу:

– Как дела, Трефф? Видел, ты разукрасил фотографию этого старого политикана из партии Согласия. И правильно, я тебе скажу, хотя сам бы на такое не решился бы.

– Говорят, партия приплачивает ребятам, чтобы охраняли территорию, – вставил Diman86.

– А причем тут я? – безразлично пожала плечами Трефф.

– Ну, руку-то мы узнаем! – подмигнул Червонец. – Но хочет Трефф темнить – пусть темнит, верно, Диман?

Кивнув ребятам, Трефф пошла дальше, к стойке. Проходя мимо столика, за которым сидели трое накачанных парней, Трефф задела одного из них локтем. Каким образом плечо оказалось у нее на пути, она понять не успела, но парень тут же вскочил, стремительно, словно разжатая пружина. Оттолкнул легкую Трефф.

– Эй, полегче! – крикнула Трефф.

Все трое вскочили из-за стола и окружили ее. Трефф выпрямилась в полный рост, делая хорошую мину при плохой игре – только драться с ними не хватало. Да каждый из них сделает ее одной левой. Трефф затравленно огляделась и шагнула к выходу. Один из парней перегородил ей дорогу. Загнанная в ловушку, она вскочила на ближайший столик, перепрыгнула на соседний, скатилась на пол, почти не видя ничего перед собой, и бросилась к выходу. В голове трепыхалась мысль – как же теперь она встретится с Эн-Би? Впрочем, сейчас главное – унести ноги.

Трефф помчалась по переулку.

Ее настигали.

– Эй! Сюда! – голос звал куда-то в темноту. Трефф остановилась в нерешительности, но времени на раздумья не было, и она нырнула в черноту провонявшего мочой подъезда. Не успела дверь захлопнуться, как в нее заколотили.

– Что вам нужно? – спросил тот же голос у Трефф за спиной.

Трефф, успевшая взбежать на один пролет вверх по лестнице, обернулась на резкий окрик. Коренастая мужская фигура в дверном проеме, освещенная слабым светом единственного фонаря. В каждой руке незнакомца – по баллончику краски. Эффектно, оценила Трефф, привалившись к стене и тяжело дыша. Надолго, конечно, он их не задержит. Как бы подъезд не стал ловушкой… Но она не одна – и на том спасибо.

– Вы хотите, чтобы ваши лица стали похожи на столики в «Пятаке»? – спросил незнакомец.

– Я помогу, – сказала Трефф.

– Спасибо, парень. В рюкзаке есть еще кэны.[4]4
  Кэн (от англ. can – баллончик) – баллончик с краской.


[Закрыть]

Трефф достала еще два баллончика и направила в глаза ближайшему парню. Троица переглянулась и ретировалась.

– Спасибо! – искренне сказала Трефф.

– Да не за что, – отмахнулся мужик. Тот самый, молодой, в камуфляже. Красивый – заметила Трефф и смутилась.

– Значит, ты и есть местная звезда? Трефф?

– Да.

Мужик взял из ее рук баллончики с краской.

– Лазурь и охра. Хороший вкус, парень. Мы сработаемся.

– Сработаемся?!

– Да. Я ищу помощника. Я не представился? Для тебя – Никита. Для всего мира – Эн-Би.

Червонец выдохнул. Вот и все. Аж вспотел. Но теперь можно расслабиться.

Только в кармане на груди, казалось, лежала бомба. Того и гляди рванет.

Червонец быстро допил пиво, распрощался с Диманом и вышел. Прислушался, огляделся – ни следа Треффа или его преследователей. Быстро двинулся к стене, недавно присмотренной неподалеку от бара. Старый гараж, каменный, стоящий далеко на отшибе.

Червонец рисовал быстро, словно краска жгла ему руки. Он придумал другой сюжет для этой стены, но тут вдруг как озарение пришло. Трехлистный клевер на расширяющейся книзу ножке, черный – точь-в-точь обозначение Треффовой карточной масти. А внизу, чуть правее ножки, Червонец пририсовал ценник. Пятьдесят евро.

Идя на свидание с Паулой и направляясь к автомобильной стоянке, Пауль чуть не наступил на мертвую птицу. Она лежала на асфальте, почти у самого подъезда, крупная, черноголовая, с тонким хохолком и нежно-палевым оперением. Шея неестественно вывернута, на острых, отороченных белым крыльях запеклась кровь. «Кошка задрала, что ли?» Пауль брезгливо потрогал трупик носком ботинка, передвинул на газон. Не хотел, чтобы птицу топтали, но закопать не было времени. Он торопился – Паула не любила ждать.

Они договорились встретиться на набережной Саара, возле детской площадки. Девушка опаздывала, и Пауль сел на скамеечку, в тени платана. Прищурившись, наблюдал, как босоногая, полуголая малышня возится в песочнице, с визгом, уханьем и бравыми возгласами: «Mama, guck mal![5]5
  «Mama, guck mal!» – Мама, смотри! (нем.)


[Закрыть]» съезжает с горки, качается на качелях, носится туда-сюда, чуть не сбивая с ног степенных взрослых. По дорожке плавно, словно водомерки, скользили нарядно одетые люди. Мороженщик, звоня в колокольчик, прокатил свою тележку. На поверхности воды играли легкие разноцветные блики. Вдалеке, на другом берегу реки, ветер раскачивал подвешенный к стреле подъемного крана пивной бочонок.

Паулю стало грустно. «Для кого-то жизнь только начинается, а я…» Он не додумал мысль до конца, прогнал ее небрежным взмахом руки, как прогоняют надоевшую муху. Не стоит паниковать раньше времени, может быть, еще все обойдется.

– Привет! – на Пауля пахнуло сладковатым ароматом цветочных духов, и он инстинктивно съежился и отвернулся, опасаясь нового приступа. Последнее время он плохо переносил резкие запахи, особенно синтетические. – Давно сидишь?

– Нет, я только что пришел.

Это было неправдой, но огорчать девушку не хотелось.

– Извини, с утра пришлось съездить на работу. Единственный выходной – и то не дадут спокойно отдохнуть. Пойдем, что ли, отсюда? – Паула покосилась на играющих детей и слегка наморщила нос. – Шумно…

Общие знакомые, словно в один голос, твердили, что Пауль и Паула удивительно похожи. Ну, прямо, как и брат и сестра, говорили. Не зря даже имена у них созвучны. Пауль недоумевал: что общего у него с ухоженной, стильной девушкой арийской наружности, светлоглазой и белокурой – разве что нос с горбинкой не вписывается в образ арийки, – от природы склонной к полноте, но при этом держащей себя в форме. Всегда одетой с иголочки: однотонная блузка, строгий брючный костюм с черным галстучком, туфли на небольшом каблуке. Ей бы стюардессой работать. На самом деле Паула работала на саарландском радио. Модератором. Нескладный и щуплый, как мальчишка, Пауль смотрелся рядом с ней бедным родственником.

Что у них действительно было похоже, так это руки. Когда Пауль и Паула складывали ладони вместе, видно становилось, что кисти рук обоих повторяют друг друга вплоть до малейших изгибов. Тонкие, «музыкальные» пальцы, средний и безымянный одинаковой длины, что вообще-то встречается редко. Разве что у Пауля рука слегка крупнее и ногти острижены коротко, по-мужски.

Это сходство, незаметное для посторонних глаз, почти интимное, казалось обоим символом какой-то особенной внутренней близости.

– Может, поднимемся на Берлинер-Променаду, посидим в кафе? – предложил Пауль. – Хочешь мороженого?

Пауль и Паула медленно шли вдоль реки. Он – полуприкрыв веки от солнечного света: мелкие серебряные волны блестели нестерпимо ярко, так ярко, что на глаза то и дело набегали слезы. Она – оживленно озираясь по сторонам.

– Смотри, лебеди с гадкими утятами, – на песчаном мелководье под присмотром двух больших белых птиц возились пушистые комки. – Да ну, давай лучше погуляем.

– Я не могу долго находиться на солнце! – взмолился Пауль. – Это гуси, на Сааре нет лебедей. Была одна семья, но их позапрошлой весной убили подростки… Забили камнями до смерти.

– Зачем?! – девушка передернула плечами, не то с отвращением, не то возмущенно.

Пауль вздохнул.

– Не знаю… Вернее, знаю, это психически неуравновешенные дети, часто из неблагополучных семей. Из Бурбаха многие… там вообще асоциальный район.

– Ну, тебе виднее…

Они поднялись с набережной на Берлинер-Променаду. Теперь Саар лежал внизу – серая шелковая лента, расстеленная на зеленом плюше газонов. Разноцветные фигурки людей суетились на берегу.

В маленьком полутемном кафе было прохладно, работал кондиционер. Пауль тяжело опустился на стул и обоими локтями оперся о столик. Есть не хотелось.

– Пожалуй, возьму себе молочный коктейль.

– Скучный ты. А я Schwarzwalder с ромом… Ну что, Пауль, – сказала Паула через десять минут, окуная ложечку в бокал с мороженым. – У меня с пятнадцатого августа отпуск. Куда поедем? Предлагаю в Испанию, Коста де ла Луз или юг Франции. Там правда, дорого, ну да ничего. Можем поехать на машине, если во Францию – сэкономим на авиабилетах.

При мысли о том, что придется восемь часов провести за рулем, Пауля бросило в жар. А потом тут же окатило холодным потом.

– Я не знаю… – промямлил он, избегая смотреть девушке в лицо. – Не знаю, отпустят ли меня… в смысле, на работе…

– Да ну эту твою работу! – бодро воскликнула Паула. – Не смеши. Вы же там ничего не делаете, в этой конторе вашей.

– Ведомство по охране окружающей среды, – подсказал Пауль, слегка уязвленный.

– Вот и я говорю. Бюрократы могут взять отпуск в любое время, все равно от них толку никакого. Так что, давай… Пятнадцатого августа, это будет суббота, можем выехать с утра. Я закажу гостиницу… наверное, нам не надо самую шикарную? Но обязательно с полным пансионом…

– Погоди, – Пауль страдальчески сдвинул брови. – Я, правда, не знаю, смогу ли взять отпуск. А про наше ведомство зря так говоришь. Очень даже есть от нас толк. Если не станет ведомства, то кто будет заботиться? А заботиться об окружающей среде обязательно надо.

– Да какая забота? Вы шесть лет добивались закрытия шахты в Кампхаузене, а теперь уже полгода добиваетесь ее открытия…

– Неправда, открытия добивается другое ведомство.

– Послушай, – сказала Паула серьезно. – Я не собираюсь торчать весь отпуск в Саарбрюккене. Я работаю шесть дней в неделю, чертовски устала и хочу отдохнуть. Если ты не хочешь – поеду без тебя, а ты сиди тут и пиши свои сказки для русских форумов или что ты там собираешься делать…

Пауль вспыхнул:

– Да, для русских. Я люблю русский язык и Россию. И я горжусь тем, что мои родители…

– Ну, хватит.

Она раздраженно отодвинула от себя бокал, бросила ложечку на блюдце и закурила.

Пауль не любил ссориться. К тому же оставаться одному почему-то было страшно. И отпускать Паулу – тоже. Все-таки поехать? Испания, Франция… тридцать пять градусов в тени… усеянный голыми телами пляж… пыльные мостовые, запах гниющих водорослей и горячий воздух, полный тяжелых морских испарений…

– Я постараюсь, Паула… Не могу ничего обещать…

– Ладно, я все поняла.

В молчании они доели мороженое, расплатились и вышли из кафе. Разговор не клеился, хорошо, хоть жара стала понемногу спадать и ветер посвежел. Наверное, ночью будет дождь.

– Я сегодня без машины. Можешь отвезти меня домой? – попросила Паула.

– Конечно, – согласился он поспешно.

Обиделась? Ну и пусть. Нечего на него давить. Он тоже имеет право распоряжаться своим временем. Пустыми отговорками Пауль пытался задавить в себе чувство тревоги.

Он проводил девушку до подъезда, привычно поцеловал в губы – с тем же успехом мог чмокнуть в щечку, такой братский получился поцелуй, целомудренный – но она вдруг отстранилась. Заглянула в глаза, пытливо, нежно, почти, как раньше.

– Пауль, скажи мне, что случилось? Я вижу, с тобой что-то не так.

Он выдавил из себя улыбку.

– Ничего.

«Может, зря не сказал ей правду? – подумал. – Она бы поняла. А может быть, и нет. Два месяца назад точно поняла бы, а теперь – кто знает…»

Дома Пауль забрался с ногами на диван, ноут положил на колени. Включил. Настроился хорошенько отдохнуть после утомительной прогулки, а потом немного поработать над романом.

В поисках вдохновения открыл знакомую страницу в Живом Журнале, взглянул… и от неожиданности чуть не уронил ноут. Неизвестный пользователь добавил новую фотографию.

На фоне грязной кирпичной стены, опустив голову и обессиленно привалившись спиной к чему-то невидимому, стоял он сам, Пауль, с мертвой птицей в руках. На этот раз он разглядел подпись в углу картинки. Тонкие, как лапки паука, буквы складывались в короткое слово – Трефф.

Что есть Трефф?

Глава 3

Трефф шла рядом с Эн-Би по темным улицам московской окраины. Она давно перестала понимать где находится. Все-таки Москва – слишком уж большой город.

Трефф молчала. Сердце еще билось после недавних событий – учащенно и испуганно, в ногах поселилась противная слабость.

Эн-Би, назвавшийся Никитой, тоже ничего не говорил. Но почему-то его молчание не смущало Трефф. Она была уверена, что это как будто затишье перед бурей и он просто выжидает. Ее собственное ожидание ворочалось внутри, не давая покоя.

Она скосила глаза и посмотрела на Никиту. Ее спутник был и похож и не похож на того Эн-Би, которого она себе представляла.

Молодой – или просто молодо выглядящий? Сколько ему может быть? От сорока до пятидесяти… Нет, скорее сорок, хотя не знай Трефф этого, решила бы, что он ее ровесник. Смуглый, с дредами и рюкзаком за спиной.

Обычный парень. Красивый.

– Вот, смотри! – голос Эн-Би заставил вздрогнуть и вынырнуть из задумчивости.

Никита показал ей на стену. И Трефф поняла, что ее ожидание закончилось.

– Мир состоит из ярлыков.

Струя краски ударила в стену, оставляя жирную черную линию. Трефф завороженно следила за рукой Никиты, выводящей неизменные NFB. Знакомые до мелочей буквы, характерно легкие, летящие. Свободные.

– Мы с тобой вне закона, брат. Мы кричим о нашей правде, и нас слышат многие. Слишком многие. Все, кто выходит на улицы городов и городишек, бедные, богатые, мужчины, женщины, белые, черные, гомосексуалисты, подростки, старики… Все! Именно потому мы опасны. Потому что мы – вне ярлыков. Вне ярлыков – вне общепринятого порядка. Значит, вне закона. Согласен?

Трефф кивнула. Никита провел последнюю черту и убрал баллончик в рюкзак.

– Моя задача – бороться с ярлыками, – сказал он, поднимаясь. – Моя подпись – «нет границ». И все думают, что я борюсь с государственными границами. Это так. Я против них, я за объединенную, интернациональную Землю. Но это – лишь внешний слой, это лишь для тех, кто не понимает большего. Я иду дальше. Я хочу сломать границы в человеческом сознании, понимаешь? Нет стереотипов. Нет ярлыков. Нет предела… таланта, возможностей, мысли! Твоей мысли, парень, в том числе.

Трефф отошла и смотрела на стену, и ей казалось, что голова кружится, словно она стоит над пропастью. Так отчасти и было: в рисунке ей виделась бездна, безграничное число слоев, смыслов, постичь которые несложно – надо только освободить сознание, перебраться за парапет искусственных ограничений и прыгнуть туда, вниз.

На стене был нарисован мозг. Удивительно подробно, ярко, объемно. Над извилинами возвышались заборы, границы, через которые пытались лезть, над которыми пытались пролетать, плыть вдоль них на лодках, копать, сверлить… Целый огромный мир схематичных человечков умещался на розовой желеобразной горе. Снизу, словно подставка, весь этот мир поддерживал позвоночный столб, сужающийся книзу. Закон перспективы, вид сверху. Верхние позвонки были прорисованы ярко и четко, нижние слипались в желто-бежевый конус.

Как рожок с мороженым, – подумалось Трефф. Розовое… Клубничное, наверное. Ей вдруг захотелось клубничного мороженого, до дрожи, до сведенных скул. Хрустящий вафельный рожок, розовая холодная мякоть, которая, чуть подтаяв, стекает по губам и подбородку… Она прикрыла глаза, а когда открыла их, снова увидела мозг. Желудок болезненно свело, словно не съеденное мороженое просилось обратно.

Трефф и раньше считала Эн-Би гением, теперь же, увидев его в работе, уверилась в этом окончательно. Всего одна картина – и весь спектр эмоций, от безумного восторга до тошнотворного отвращения.

Трефф казалось, что она может нырнуть глубже, в третий слой, в четвертый, открыть для себя все грани и смыслы… И испугалась. С трудом заставила себя оторвать взгляд от картины и посмотрела на Никиту.

– Нет границ? – услышала она хриплый голос. Не ее. Наверное, Треффа. – Анархия?

– Просвещенная анархия! Мы не собираемся ломать границы сразу, нахрапом. Нет, мы сперва подготовим почву. Мы покажем людям свободу, поманим… А потом, когда люди получат ее, они уже будут знать, как распорядиться ею!

Свобода. Все, что говорил Эн-Би, осталось в сознании этим словом. Свобода. Ее, личная, Трефф, свобода. Никита говорил, быстро, горячо. Руки, несмотря на перчатки – в краске, одежда заляпана, темные длинные дреды местами тоже попали под аэрозоль. Над верхней губой, в щетине, заблудились капельки пота. А глаза горят. И, черт возьми, как же он красив!

Эта последняя мысль была явно лишней. Трефф даже разозлилась на себя – как можно думать о свободе для всех и при этом терять самообладание при одном виде смазливого парня!

Разозлившись, Трефф, наконец, задала вопрос, который интересовал ее с самого начала:

– А я-то тебе зачем?

– Ты? – Никита улыбнулся и положил руку ей на плечо.

Трефф бросило в жар.

– Ты – талантливый парень, Трефф. А мне нужен помощник. У меня есть пара проектов, здесь, в Москве… Мне нужен человек, умный, талантливый, хорошо знающий город, умеющий постоять за себя. Ты – то, что мне нужно, парень. Если ты со мной, конечно!

– Я с тобой! – ответила Трефф и смутилась собственной горячности. И чтобы отвлечься, принялась снова рассматривать картинку.

Вблизи она казалась совсем не страшной, а фигурки, суетящиеся и копошащиеся, тщетно пытаясь разрушить границы своего мира, вызывали улыбку.

– И что же, никто из них так и не освободится?

Никита лукаво посмотрел на нее.

– А я не знаю. Я только обозначил правила игры. Ты вправе поддержать ее или нет. Если ты считаешь, что картина не закончена – закончи ее!

Он нагнулся, достал из рюкзака краску и протянул Трефф. Та приняла баллончик с трепетом и суеверным страхом… Закончить картину Эн-Би? Это шутка?

Но Никита смотрел совершенно серьезно.

Тогда Трефф подошла к стене и пририсовала еще одну фигурку. Не на мозге-мире, а рядом, чуть повыше и в стороне. Перед глазами встал образ – худенький мальчишка, сумевший освободиться, полететь, изменить правила игры… У мальчишки был немного испуганный взгляд и ноутбук на коленях. Казалось, он хотел сказать что-то миру, но, кроме змеистых проводов, его ничто не соединяло с розовой массой.

– Хорошо получилось, – серьезно сказал Эн-Би, и сердце Трефф забилось так, что готово было проделать дырку в грудной клетке. – Подпиши его.

Никита стоял прямо за ней, и она чувствовала его горячее дыхание на своей шее, пока выводила на стене привычное «Трефф».

Оказавшись дома уже утром, Трефф без сил упала на кровать. Мобильный мигал синей лампочкой, оповещая хозяйку о неотвеченных звонках, но Трефф казалось невозможным даже протянуть руку. Хотелось спать и ни о чем не думать, а, проснувшись, не спеша вспомнить в мельчайших подробностях разговор с Эн-Би, его ловкие руки, уверенно держащие баллончик с краской, его слова о свободе…

Но напряжение прошедшей ночи не давало уснуть. Трефф минут пятнадцать крутилась на кровати, не зная, куда девать ноющие руки и ноги и как приглушить гул в голове. Мысли толпились, вытесняя одна другую, и вспоминать получалось не медленно, со вкусом, сразу раскладывая по полочкам, а сумбурно, лавиной, накрывающей с головой.

Трефф поднялась, сварила кофе и включила компьютер. Написала письма заказчикам. Одному – с извинениями, что не сможет закончить проект, поскольку вынуждена срочно уехать из Москвы по делам. Второму сообщила о том, что ей не подходят предложенные им условия. Обоим порекомендовала людей, надежных и проверенных, которые сумеют выполнить работу не хуже, чем она.

Руки дрожали. Только что она осталась без дохода. Не слишком большого, но много ей и не надо – краски и картон съедали львиную долю ее бюджета, без всего остального она вполне могла обойтись. С другой стороны, Эн-Би обещал платить, и даже оставил задаток. На взгляд Трефф, слишком большой.

– У меня есть деньги, парень, – сказал Никита на ее попытки возразить. – Я всегда плачу своим помощникам, потому что даю им работу. Я покупаю твой талант, время и силы, так что побереги слова и бери деньги.

К тому же верстать сайты, видимо, все равно будет некогда. Эн-Би четко обозначил свои требования – каждую ночь Трефф работает с ним. А днем ищет стены, договаривается с «местными» и помогает в разработке эскизов. И учится. Это было для Трефф главным – она была готова стоять на стреме, таскать краски, держать лестницу – все, что угодно, лишь бы видеть рождение работ Эн-Би.

Трефф устало откинулась на спинку кресла. Спать не хотелось.

Взгляд упал на иконку текстового файла на рабочем столе. Ах, да, кажется, там что-то про Бэнкси… Трефф ткнула мышкой в иконку.

Рэй снова набрал номер Трефф Он знал, что девчонка не таскает телефон на ночные вылазки, но ведь уже утро – давно должна была вернуться! К беспокойству примешивалось чувство вины. Трефф, конечно, умница, и в обиду себя не даст, но нельзя было отпускать ее одну… И плевать, что она просила не вмешиваться.

Рэй, впрочем, все равно собирался пойти вечером в «Пятак», но нелегкая принесла Эльвиру. К тому же, как назло, ей в кои-то веки хотелось не денег, а внимания. Процесс выпроваживания затянулся надолго, и Рэй поклялся себе, что в следующий раз найдет любовницу посговорчивее.

Разумеется, когда он добрался до бара, там не было ни Трефф, ни Эн-Би, и вообще ни одной знакомой рожи, кроме шапочного знакомого Dimana86. И тот сразу ретировался, старательно делая вид, что не узнает старого райтера.

Разговорив бармена и узнав о стычке, Рэй с досадой хлопнул ладонью по столу. Обругал последними словами Трефф, себя и эту дуру Эльвиру и был готов бежать на поиски, но бармен добавил, что за Треффом и его преследователями отправились Червонец и еще один парень, черноволосый, смуглый, незнакомый. Червонец и Трефф приятельствовали, а второй парень походил по описанию на Эн-Би, и Рэй успокоился. Не сказать, правда, что слишком.

А сейчас девчонка не берет трубку!

Наконец Рэй не выдержал. До дома Трефф по начинающимся утренним пробкам он добрался за полчаса. Оставив машину у подъезда, взлетел по лестнице и принялся трезвонить в дверь.

Трефф открыла быстро, словно ждала его.

– Почему ты не позвонила?! – набросился на нее Рэй. – Ты шляешься ночью с неизвестными мужиками, ввязываешься в драки, а я должен сидеть на телефоне, не зная, где ты и что с тобой?! Ты встретила его? Как вообще все прошло?

Трефф не отвечала, просто стояла рядом и смотрела на Рэя.

– Господи, да ты на ногах не стоишь! – забеспокоился он. – Что у тебя тут? Кофе?! Нашла, что пить… И компьютер… Понятно.

Он обернулся к ней и заохал, изображая любящую бабушку:

– С нынешним цветом лица, дорогая, тебе нельзя выходить на улицы ночью. Это небезопасно для мирных граждан, которые примут тебя за привидение и получат разрыв сердца. Спать, срочно!