Текст книги "Новая исповедь экономического убийцы"

Глава 5
Спасение страны от коммунизма

У меня было романтическое представление об Индонезии – стране, в которой мне предстояло провести следующие три месяца. В некоторых прочитанных мною книгах мне встречались фотографии красивых женщин в ярких саронгах, экзотических танцовщиц с острова Бали, шаманов, дышащих огнем, воинов, управляющих длинными, выдолбленными из дерева каноэ в изумрудных водах у подножия курящихся вулканов. Особенно впечатляющими были картинки с великолепными галеонами под черными парусами. Они принадлежали пользующимся дурной славой пиратам-бугинезам, которые все еще обитали в морях архипелага и когда-то терроризировали европейских моряков, так что те, возвращаясь домой, пугали ими своих детей: «Веди себя хорошо, а не то бугинез придет». Боже, как эти картинки волновали мое воображение!

История и легенды этой страны изобилуют масштабными фигурами: гневные боги, драконы Комодо, вожди племен. Древние сказания, появившись задолго до рождения Христа, совершили путешествие над горами Азии, над пустынями Персии, над Средиземным морем и глубоко укоренились в нашем коллективном сознании. Уже сами названия островов – Ява, Суматра, Борнео, Сулавеси – будоражат ум. Это была страна мистики, мифов, эротической красоты; ускользающее сокровище, которое искал, но так и не нашел Колумб; принцесса, вожделенная, но не обретенная Испанией, Голландией, Португалией, Японией; земля фантазий и мечты.

Я ожидал слишком многого, думаю, как и те великие первооткрыватели, которые сюда стремились. Однако, подобно Колумбу, мне следовало бы умерить свою фантазию. Возможно, я уже должен был знать, что путеводная звезда не всегда указывает на тот путь, который рисуется нам в воображении. Индонезия обладала сокровищами, но она не была для меня спасительной микстурой, каковой мне представлялась. На самом деле мои первые дни в душной и влажной столице Индонезии, Джакарте, в конце августа 1971 года были ужасными.

Конечно, было красиво. Эффектные женщины в красочных саронгах[8]8
  Саронг – традиционная мужская и женская одежда ряда народов Юго-Восточной Азии и Океании. – Прим. ред.


[Закрыть]. Буйные сады, изобилующие тропическими цветами. Экзотические танцовщицы с острова Бали. Велорикши с причудливо раскрашенными высокими сиденьями, на которых развалились пассажиры. Голландские дома в колониальном стиле, мечети с башенками. Но у города было и другое, ужасающее своим безобразием лицо. Прокаженные, вытягивающие перед собой кровоточащие культи, изъеденные болезнью. Молоденькие девушки, предлагающие себя за гроши. Когда-то великолепные голландские каналы, превратившиеся в сточные канавы. Приткнувшиеся вдоль замусоренных берегов черных рек картонные лачуги, в которых жили целыми семьями. Ревущие гудки машин, удушливый дым. Прекрасная и безобразная, элегантная и вульгарная, духовная и убогая. Такой была Джакарта, где чарующие ароматы гвоздики и орхидей боролись с миазмами открытых сточных канав.

Я видел нищету и раньше. Многие из моих одноклассников в Нью-Гемпшире, обитавшие в холодных лачугах из толя, приходили в школу зимой в тонких куртках и поношенных спортивных тапочках. Их немытые тела распространяли запах пота и навоза. Я жил в глиняных лачугах с андскими крестьянами, которые питались только сушеной кукурузой и картошкой, и иногда казалось, что у новорожденного столько же шансов умереть, сколько дожить до ближайшего дня рождения. Я был знаком с нищетой, но это не подготовило меня к тому, что я увидел в Джакарте.

Конечно, наша команда жила в лучшем местном отеле, InterContinental Indonesia, принадлежавшем авиакомпании Pan American Airways. Как и все отели этой сети, разбросанные по всему миру, он отвечал всем прихотям своих состоятельных иностранных постояльцев, в частности сотрудников нефтяных компаний и их семей. В наш первый вечер в Джакарте менеджер проекта Чарли Иллингворт устроил для нас ужин в элегантном ресторане на крыше отеля.

Чарли был знатоком военной истории; почти все свое свободное время он посвящал чтению книг по истории и исторических романов о великих полководцах и военных сражениях. Он был расхожим образцом прикованного к креслу инвалида – ярого сторонника Вьетнамской войны. В тот вечер, как обычно, на нем были брюки цвета хаки и такого же цвета футболка с погонами, имитирующие военную форму.

Поприветствовав нас, он закурил сигару.

– За хорошую жизнь, – вздохнул он, поднимая бокал с шампанским.

– За хорошую жизнь, – поддержали мы его.

Чарли, весь в клубах сигарного дыма, окинул взглядом комнату.

– Мы встретим здесь прекрасное отношение, – сказал он, одобрительно кивая головой. – Индонезийцы будут хорошо заботиться о нас, так же как и сотрудники американского посольства. Но давайте не забывать, что мы здесь с важным заданием. – Он посмотрел на стопку карточек перед собой. – Да, мы здесь для того, чтобы разработать план электрификации Явы – одного из самых густонаселенных мест в мире. Но это только верхушка айсберга.

Выражение его лица стало серьезным; сейчас он напоминал Джорджа Скотта в роли генерала Паттона[9]9
  Джордж Паттон – один из главных генералов американского штаба, действующего в период Второй мировой войны, по биографии которого снят одноименный фильм с Джорджем Скоттом в главной роли. – Прим. ред.


[Закрыть], одного из своих любимых героев.

– Мы должны, без преувеличения, спасти эту страну от лап коммунизма. Как вы знаете, у Индонезии долгая и трагическая история. Теперь, готовясь войти в XXI век, страна опять оказалась на пути испытаний. Мы должны сделать так, чтобы она не пошла по стопам своих северных соседей – Вьетнама, Камбоджи и Лаоса. И ключевым моментом здесь является интегрированная система электроснабжения. Именно это, более чем любой другой фактор (возможно, за исключением нефти), обеспечит победу капитализма и демократии. Кстати, о нефти. – Он опять затянулся сигарой и перевернул несколько карточек перед собой. – Мы все знаем, насколько наша страна зависит от нефти. В этом отношении Индонезия может стать для нас могущественным союзником. Так что, когда вы приступите к разработке генерального плана, пожалуйста, сделайте все возможное, чтобы нефтяная промышленность и вся инфраструктура – порты, трубопроводы, строительные компании – смогла удовлетворять свои потребности в электроэнергии в период реализации этого 25-летнего плана.

Оторвав взгляд от карточек, он посмотрел прямо на меня.

– Лучше переоценить, чем недооценить. Вы же не хотите, чтобы на ваших руках была кровь индонезийских детей или наша собственная? Вы же не хотите, чтобы они жили под китайским красным флагом?

Той ночью, лежа в своей постели в роскошном номере пятизвездочного отеля, я вспомнил Клодин. Меня преследовали ее рассуждения об иностранном долге. Я пытался успокоить себя, вспоминая лекции по макроэкономике в Школе бизнеса. В конце концов, я нахожусь здесь для того, чтобы помочь Индонезии выйти из Средневековья и занять свое место в современном промышленном мире. Но я знал, что утром, выглянув из окна, за бассейном и цветущими садами отеля увижу нищие лачуги, разбросанные на много миль вокруг; что младенцы будут умирать от недоедания и недостатка питьевой воды, а дети и взрослые страдать от страшных болезней и жить в ужасающих условиях.

Я беспокойно ворочался в постели. Невозможно было отрицать, что Чарли и все остальные члены нашей команды приехали сюда, движимые эгоистическими побуждениями. Мы продвигали внешнюю политику США и защищали корпоративные интересы. Нами руководила, скорее, жадность, чем желание улучшить жизнь местного населения. На ум пришло слово «корпоратократия». Услышал ли я его где-то или изобрел сам, но оно точно подходило для обозначения новой элиты, задумавшей установить господство над всей планетой.

Это было спаянное братство горстки людей, имевших общие цели. Они свободно перемещались с должностей в правлениях корпораций на правительственные посты. Превосходным примером этому был Роберт Макнамара, в то время президент Всемирного банка. Ранее он занимал пост президента Ford Motor Company, во времена правления Кеннеди и Джонсона был министром обороны, а теперь возглавил самую влиятельную финансовую организацию в мире.

Я понял, что профессора в колледже не понимали настоящей природы макроэкономики: во многих случаях помощь в развитии экономики какой-нибудь страны приводит к обогащению нескольких человек на вершине пирамиды и полному обнищанию тех, кто находятся внизу. Развитие капитализма часто приводит к возникновению системы, напоминающей средневековое феодальное общество. Даже если мои профессора и понимали это, они бы ни за что в этом не признались, вероятно, потому, что колледжи спонсируются крупными корпорациями и их руководством. Такое откровение стоило бы этим профессорам их должностей, точно так же, как и мое открытие могло стоить мне потери работы.

Эти мысли не давали мне покоя, пока я жил в InterContinental Indonesia. В конце концов, я нашел способ, как защитить себя от них. Он оправдывал лично меня: я вырвался из Нью-Гемпшира, из подготовительной школы, избежал призыва в армию. Благодаря стечению обстоятельств и упорному труду, я заработал себе хорошее место в жизни. Меня также успокаивало сознание того, что я в глазах общества поступал правильно, становясь успешным экономистом. Я делал то, к чему меня готовили в Школе бизнеса. Я помогал воплотить модель развития, одобренную лучшими умами мира.

И тем не менее по ночам я часто утешал себя мыслью, что когда-нибудь расскажу правду. После этого я вгонял себя в сон, читая романы Луиса Ламора о приключениях метких стрелков-ковбоев на Диком Западе.

Глава 6
Продавая душу

Шесть дней мы провели в Джакарте: регистрировались в посольстве США, встречались с различными чиновниками и отдыхали около бассейна. Меня поразило количество американцев, проживавших в InterContinental. Я с удовольствием наблюдал за красивыми молодыми женщинами, женами высокопоставленных сотрудников американских нефтяных и строительных компаний, которые проводили дни около бассейна, а вечера – в шикарных ресторанах недалеко от гостиницы.

Затем Чарли перевез нас в расположенный в горах город Бандунг с более мягким климатом, где нищета не так бросалась в глаза, кроме того, там было меньше отвлекающих факторов. Нас поселили в Wisma – правительственном пансионе с обслуживающим персоналом. Построенный в период голландской колонизации, Wisma был райским местом. Его просторная веранда выходила на чайные плантации, покрывавшие холмы и склоны вулканических гор Явы. Кроме того, мы получили в свое распоряжение одиннадцать внедорожников «Toyota» с водителями и переводчиками. И, наконец, нам предоставили членство в эксклюзивном бандунгском гольф-клубе и офис в местной штаб-квартире Perusahaan Umum Listrik Negara (PLN), государственной электрической компании.

Мои первые дни в Бандунге были заняты встречами с Чарли и Говардом Паркером. Говарду было за семьдесят. Он вышел на пенсию с должности главного прогнозиста загруженности «Энергетических систем Новой Англии». Когда мы познакомились с ним, он прогнозировал количество энергии и генерирующей мощности (нагрузки), которая понадобится острову Ява в последующие 25 лет, а также распределял этот показатель по городам и районам. Поскольку потребности в электроэнергии в значительной степени соотносятся с экономическим ростом, его прогнозы зависели от моих перспективных оценок экономики. Остальные члены команды должны были разработать генеральный план на основе наших прогнозов, определить местосположение и тип заводов, магистральных и распределительных линий электропередачи и систем доставки топлива, чтобы этот план максимально полно отвечал нашим оценкам. Во время наших встреч Чарли постоянно подчеркивал важность моей работы и изводил меня разговорами о том, что я должен быть очень оптимистичным в своих оценках. Клодин была права: я выполнял ключевую для всего проекта работу.

– Первые несколько недель здесь, – объяснял Чарли, – должны быть посвящены сбору информации.

Мы с Говардом сидели в его шикарном кабинете, стены которого украшали батики на темы древнеиндийского эпоса «Рамаяна». Чарли попыхивал сигарой.

– Инженеры составят подробное описание существующей энергосистемы, пропускной способности портов, автодорог, железных дорог и прочего. – Он указал сигарой в мою сторону. – Тебе надо действовать быстро. К концу первого месяца Говард должен получить полное представление о том экономическом чуде, которое обеспечит новая система. К концу второго месяца ему понадобится разбивка по регионам. Последний месяц уйдет на заполнение пробелов. Это будет важнейшим моментом. В этот месяц нам придется поработать совместно. В день отъезда мы должны быть абсолютно уверены, что у нас есть вся необходимая информация. Мой девиз – «Домой ко Дню благодарения!». И никаких возвращений!

Говард казался дружелюбным, добрым дедушкой, но на самом деле это был ожесточившийся человек, чувствовавший себя обманутым жизнью. Он не смог достичь карьерных вершин в «Энергетических системах Новой Англии», и это глубоко его обижало.

– Меня обошли, – повторял он мне, – потому что я отказался купить линию, принадлежавшую компании.

Его выпихнули на пенсию. Не в состоянии сидеть дома с женой, он стал работать консультантом в MAIN. Это – его вторая командировка. Эйнар и Чарли предупредили меня, чтобы я был с ним поосторожнее. Они называли его упрямым, посредственным и мстительным.

Получилось так, что Говард стал одним из самых мудрых моих наставников, хотя в то время я не считал его таковым. Он не прошел такого обучения, как я у Клодин. Возможно, его посчитали слишком старым или слишком упрямым. А может быть, решили, что он недолго задержится на этом месте, пока ему не найдут замену вроде меня. Короче говоря, он представлял собой проблему. Говард совершенно отчетливо понимал ситуацию и то, чего от него ожидали, но не хотел быть пешкой в этой игре. Все эпитеты, которыми его награждали Эйнар и Чарли, соответствовали действительности, однако в какой-то степени его упрямство объяснялось нежеланием прислуживать им. Сомневаюсь, что он когда-либо слышал термин «экономический убийца», но Говард осознавал, что они намерены использовать его для продвижения той формы империализма, которую он не мог принять. После одной из наших встреч с Чарли Говард отвел меня в сторону. Он пользовался слуховым аппаратом и сейчас теребил маленькую коробочку под рубашкой, регулируя громкость.

– Разговор между нами, – сказал он шепотом.

Мы стояли у окна нашего с ним кабинета, глядя на стоячую воду канала, протекавшего мимо здания PLN. Молодая женщина купалась в грязной воде, стараясь прикрыть саронгом обнаженное тело.

– Они попытаются убедить тебя, что экономика собирается взмыть, как ракета, – продолжал он. – Чарли беспощаден. Не дай ему добраться до тебя.

После его слов я почувствовал внезапную слабость – и одновременно желание убедить его, что Чарли был прав; в конце концов, моя карьера зависела от расположения ко мне моих боссов.

– Конечно, экономика будет процветать, – сказал я, не отводя глаз от канала. – Смотри, что происходит.

– Понятно, – пробормотал он, очевидно, не имея представления о происходившем прямо перед нами. – Ты уже принял их линию, не так ли?

Движение на канале привлекло мое внимание. Пожилой человек подошел к берегу, спустил штаны и уселся справлять нужду. Молодая женщина видела это, но, ничуть не смущаясь, продолжала купаться. Я отвернулся от окна и посмотрел Говарду в глаза.

– Я кое-что повидал, – сказал я. – Может быть, я молод, но я только что вернулся из трехгодичной командировки в Южную Америку и знаю, что происходит, когда находят нефть. Все быстро меняется.

– Что ж, я тоже кое-что повидал, – передразнил он меня. – За много лет. И сообщу вам кое-что, молодой человек. Мне наплевать на вашу нефть и все такое. Я прогнозировал нагрузки всю свою жизнь: во времена Великой депрессии, Второй мировой войны, во времена взлетов и провалов. Я видел, что сделала 128-я магистраль, так называемое «массачусетское чудо»[10]10
  «Массачусетское чудо» – экономика штата Массачусетс в США в 1980-е годы, ранее отличавшегося высоким уровнем безработицы и слабым развитием индустрии. – Прим. ред.


[Закрыть], с Бостоном. И я знаю наверняка, что нагрузка никогда не возрастала больше чем на 7–9 процентов в год за какой бы то ни было продолжительный период. Это в лучшие времена; 6 процентов в год – более вероятная цифра.

Я пристально посмотрел на него. Какая-то часть меня подозревала, что он прав, но я хотел переубедить его, чтобы успокоить собственную совесть.

– Говард, это не Бостон. Это страна, в которой до сих пор не было электричества. Здесь все по-другому.

Он повернулся на каблуках и взмахнул рукой так, как будто собирался вымести меня из комнаты.

– Давай, вперед, – проворчал он. – Продавайся. Мне наплевать на твои результаты. – Он рывком вытащил стул из-за стола и упал на него. – Я составлю свой прогноз, основываясь на том, что думаю, а не на каких-то высосанных из пальца экономических исследованиях. – Схватив карандаш, он стал что-то писать в блокноте.

Это был вызов, который я не мог проигнорировать. Я подошел к нему и встал перед столом.

– Ты будешь выглядеть довольно глупо, если я выдам всеми ожидаемую оценку – бум, как во времена «золотой лихорадки» в Калифорнии, а ты спрогнозируешь рост электричества, как в Бостоне в 1960-е годы.

Он бросил карандаш и уставился на меня.

– Это бесчестно! Вот как это называется. Вы – все вы, – он обвел рукой кабинет, – вы все продали душу дьяволу. Вы делаете это только ради денег. Ладно, – он выдавил улыбку и потянулся рукой к коробочке под рубашкой, – я отключаю звук и продолжаю работать.

Он потряс меня до глубины души. Я выскочил из кабинета и направился к Чарли, но внезапно остановился: а что я, собственно, собираюсь сделать? Я спустился вниз и вышел на улицу. Молодая женщина выходила из канала. Ее мокрый саронг плотно облегал тело. Пожилой мужчина исчез. Несколько мальчишек с брызгами и криками резвились в канале. Пожилая женщина, стоя в воде, чистила зубы; рядом другая стирала белье.

К горлу подступил ком. Я присел на бетонный обломок, стараясь не замечать резкой вони из канала. Я пытался сдержать слезы: мне надо было понять, почему я чувствую себя таким несчастным. «Вы делаете это только ради денег». Слова Говарда снова и снова звучали у меня в голове. Он наступил на больную мозоль.

Мальчишки продолжали брызгаться. Их веселые голоса наполняли воздух вокруг. Я раздумывал, что же мне делать. Что нужно для того, чтобы стать таким же беззаботным, как они? Этот вопрос не переставал мучить меня, пока я сидел, наблюдая, как они резвятся в своем блаженном неведении, очевидно, не имея ни малейшего понятия о том, какую угрозу представляют собой эти зловонные воды. Вдоль канала шел прихрамывая горбатый старик с кривой жестянкой в руках. Остановившись, он стал наблюдать за мальчишками, и его лицо растянулось в беззубой улыбке.

Может, мне следует довериться Говарду и вместе мы сумеем найти решение? И я сразу же почувствовал облегчение. Подняв с земли маленький камешек, я бросил его в канал. По мере угасания кругов на воде исчезала и моя эйфория. Я знал, что не смогу этого сделать. Говард был стар, разочарован в жизни. Карьерные перспективы остались для него позади. Ясное дело, теперь он не хочет прогибаться. Я был молод, только начинал карьеру и вовсе не собирался заканчивать ее так, как он.

Уставясь в гниющую воду канала, я вспомнил Нью-Гемпшир, школу на холме, где в одиночестве проводил каникулы, в то время как мои одноклассники веселились на балах дебютанток. Постепенно я осознал печальный факт. Мне опять не с кем было поговорить.

В ту ночь, лежа в постели, я думал о людях, встретившихся мне в жизни: Говарде, Чарли, Клодин, Энн, Эйнаре, дяде Фрэнке. Интересно, какой была бы моя жизнь, если бы я их не встретил? Где бы я жил? Уж не в Индонезии, это точно. Я думал о своем будущем, о том, куда иду. Я обдумывал решение, которое мне предстояло принять. Чарли недвусмысленно дал понять, что ожидает от нас с Говардом показателей роста не менее 17 процентов в год. Какой же прогноз должен я составить?

Внезапно мне в голову пришла мысль, которая немного успокоила меня. Почему я раньше до этого не додумался? Решение принадлежало вовсе не мне. Говард сказал, что поступит так, как сочтет правильным, вне зависимости от моих заключений. Я мог порадовать своих боссов высокой оценкой экономического роста, но он все равно поступит по-своему; моя оценка никак не отразится на генеральном плане. Мне все время указывали на важность моей работы, но это было не так. Гора упала с моих плеч. Я провалился в глубокий сон.

Вскоре Говарда свалил сильнейший приступ амебного гепатита. Мы срочно уложили его в госпиталь при католической миссии. Врачи настоятельно посоветовали ему вернуться в Штаты. Говард заверил нас, что уже собрал всю необходимую ему информацию и вполне может закончить отчет в Бостоне. Прощаясь, он повторил мне то, о чем уже предупреждал раньше:

– У тебя нет необходимости химичить с цифрами. Я не буду участвовать в этой афере, и мне все равно, что ты там расскажешь о чудесах экономического роста!