Текст книги "Исповедь экономического убийцы"

Глава 11
Пираты в зоне Панамского канала

На следующий день правительство Панамы прислало мне сопровождающего, чтобы показать город. Фидель сразу понравился мне. Высокий, стройный, он не скрывал гордости за свою страну. Его прапрапрадед сражался вместе с Боливаром за независимость от Испании.

Я рассказал ему о своем предке – Томе Пейне и с удивлением обнаружил, что он читал «Здравый смысл» в испанском переводе. Он говорил по-английски, но его взволновало то, что я неплохо знаю язык его страны.

– Многие из ваших людей живут здесь годами и не дают себе труда изучить язык, – сказал он.

Фидель повез меня в богатый район города, который он называл Новой Панамой. Когда мы проезжали мимо небоскребов из стекла и стали, он рассказал мне, что в Панаме больше международных банков, чем в любой другой стране к югу от Рио-Гранде.

– Нас иногда называют американской Швейцарией, – сказал он. – Мы не задаем лишних вопросов.

В конце дня, когда солнце клонилось к Тихому океану, мы выехали на проспект, огибавший залив. Вдали виднелась очередь из стоявших на якоре кораблей. Я спросил Фиделя, не случилось ли чего на канале.

– Это обычная картина, – сказал он с улыбкой. – Вереницы кораблей, ожидающих своей очереди. Половина из них возвращается из Японии или идет туда. Даже больше, чем в Штаты.

Я признался, что это было для меня новостью.

– Неудивительно, – ответил он. – Североамериканцы не очень много знают об остальном мире.

Мы остановились у живописного парка. Старинные руины были увиты бугенвиллеей. Некогда это был форт, защищавший город от английских пиратов. Какое-то семейство готовилось к пикнику: отец, мать, сын, дочь и пожилой человек, должно быть, дедушка. Внезапно мне захотелось погрузиться в то спокойствие, которое, казалось, окутывало эту семью. Когда мы проходили мимо них, они заулыбались, помахали нам рукой и поздоровались на английском. Я поинтересовался, не туристы ли они. Они рассмеялись. Мужчина подошел к нам.

– Я представитель третьего поколения нашей семьи в зоне Канала, – гордо объяснил он. – Мой прадед приехал сюда через три года после окончания строительства. Он был водителем мула. Так называли трактора-тягачи, которые тянули корабли через систему шлюзов. – Он указал на пожилого мужчину. – Мой отец уже был инженером, я пошел по его стопам.

Женщина помогала тестю и детям накрывать на стол. Солнце за их спинами погрузилось в голубую воду. Сцена была полна идиллии и напоминала картину Монэ. Я спросил мужчину, были ли они гражданами США.

Он недоверчиво посмотрел на меня.

– Конечно. Зона Канала – это территория США.

В это время мальчик подбежал к отцу сообщить, что ужин готов.

– Ваш сын станет четвертым поколением?

Мужчина молитвенно воздел руки к небу.

– Каждый день молюсь Богу, чтобы Он дал нам эту возможность. Это просто чудесно – жить в зоне Канала. – Опустив руки, он посмотрел на Фиделя. – Надеюсь, что еще лет 50 мы сможем здесь удержаться. Этот деспот Торрихос мутит воду. Опасный человек.

Внезапно я как будто почувствовал толчок.

– До свидания, – сказал я ему по-испански. – Надеюсь, вы и ваша семья хорошо проведете здесь время и много узнаете о культуре Панамы.

Мужчина с отвращением посмотрел на меня.

– Я не говорю по-испански, – сказал он. Резко повернувшись, он направился к своей семье.

Фидель подошел ко мне, положил руку на плечо и крепко его сжал.

– Спасибо, – сказал он.

Когда мы вернулись в город, Фидель повез меня в район трущоб.

– Это у нас не самые страшные, – сказал он, – но и по ним кое о чем можно судить.

Через улицы, застроенные деревянными лачугами, протянулись канавы со стоячей водой. Полуразвалившиеся хибары напоминали сгнившие лодки, затопленные в выгребных ямах. К машине подбежали дети с раздутыми животами, распространяя вокруг запах гнили и нечистот. Когда машина замедлила ход, они сбились на мою сторону и, называя меня дядей, стали просить милостыню. Это моментально напомнило мне Джакарту.

Стены были покрыты граффити. Некоторые из них изображали традиционные сердца с именами влюбленных внутри, однако большая часть представляла собой лозунги, выражавшие в основном ненависть к Соединенным Штатам: «Убирайтесь домой, гринго[18]18
  Гринго – в Латинской Америке презрительное название иностранца, особенно англичанина или американца. – Прим. ред.


[Закрыть]», «Хватит гадить в наш канал», «Дядя Сэм – рабовладелец» и «Скажите Никсону, что Панама – это не Вьетнам». Однако больше остальных меня заставил поежиться вот этот: «Смерть за свободу – это дорога к Христу». Между лозунгами были наклеены портреты Омара Торрихоса.

– Теперь на другую сторону, – сказал Фидель. – Вы – гражданин США, так что можем ехать.

Под алеющим небом мы въехали в зону Канала. Я считал, что был готов к этому, но роскошь била в глаза: солидные здания, ухоженные газоны, шикарные дома, поля для гольфа, магазины и театры.

– Вот вам сухие факты, – сказал Фидель. – Все здесь – собственность США. Все частные предприятия

– супермаркеты, парикмахерские, салоны красоты, рестораны – не подчиняются законам Панамы и не платят налоги. Семь полей для гольфа на восемнадцать лунок, почтовые отделения США, американские суды и школы. Самое настоящее государство в государстве.

– Какое унижение!

Фидель пристально взглянул на меня, как будто оценивая мои слова.

– Да, – согласился он. – Очень точное слово. Вон там, – он указал на город, – на душу населения приходится менее тысячи долларов в год, уровень безработицы -30 процентов. Конечно, в трущобах, которые мы видели, никто и этого не получает, почти все безработные.

– И что предпринимается?

Обернувшись, он с грустью посмотрел на меня.

– А что можно сделать? – Он покачал головой. – Я не знаю. Но Торрихос пытается что-то делать. Думаю, это для него смерть, но он точно делает все, что в его силах. Этот человек готов погибнуть за свой народ.

Выезжая из зоны Канала, Фидель улыбнулся:

– Вы любите танцевать? – Давайте поужинаем где-нибудь? – продолжил он, не дожидаясь ответа. – Потом я покажу еще одно лицо Панамы.

Глава 12
Солдаты и проститутки

После сочного бифштекса и холодного пива мы вышли из ресторана и поехали по темной улице. Фидель посоветовал мне никогда не ходить здесь пешком.

– Если вам надо сюда приехать, берите такси прямо до двери, – сказал он. – Вон там, за забором, зона Канала.

Мы нашли стоянку, где были свободные места. Фидель припарковал машину. К нам подошел, прихрамывая, пожилой человек. Выйдя из машины, Фидель похлопал его по спине. Затем любовно провел рукой по крылу своей машины.

– Смотри, хорошенько заботься о ней. Это моя леди. – С этими словами он вручил старику долларовую бумажку.

Выйдя с парковки, мы оказались на улице, сверкающей неоновыми огнями. Мимо нас промчались двое мальчишек. Направляя друг на друга палки, они изображали перестрелку. Один из них врезался в Фиделя. Его голова едва доставала тому до бедра. Мальчишка остановился и сделал шаг назад.

– Извините, сэр.

Фидель положил обе руки мальчишке на плечи.

– Ничего страшного, парень, – сказал он. – Скажи-ка мне, в кого вы с твоим другом стреляли?

К нам подошел второй мальчишка и встал рядом с первым, защищая его рукой.

– Это мой брат, – объяснил он. – Пожалуйста, извините нас.

– Все нормально, – мягко улыбнулся Фидель. – Мне не больно. Я просто спросил его, в кого вы стреляли. По-моему, когда-то я играл в такую же игру.

Братья переглянулись. Старший улыбнулся.

– Он – генерал гринго в зоне Канала. Он пытался изнасиловать нашу мать, и я отправил его собирать вещички и уматывать туда, откуда он явился.

Фидель украдкой взглянул на меня.

– А откуда он явился?

– Из Соединенных Штатов.

– Твоя мать здесь работает?

– Вон там. – Парень с гордостью указал рукой на неоновую вывеску ниже по улице. – Барменшей.

– Ну тогда продолжайте. – Фидель вручил каждому по монетке. – Только будьте осторожны. Играйте там, где светло.

– Конечно, сэр. Спасибо. – Они умчались.

Пока мы шли, Фидель объяснил, что закон запрещает панамским женщинам торговать собой.

– Они могут работать барменшами и танцевать, но им нельзя торговать своим телом. Это разрешено только приезжим.

Мы вошли в бар, и нас сразу же оглушила популярная американская мелодия. Потребовалось некоторое время, чтобы глаза и уши привыкли к обстановке. Двое дюжих американских солдат в форме стояли у двери. Повязки на рукавах указывали на их принадлежность к военной полиции.

Фидель провел меня вдоль стойки бара, к сцене. На ней танцевали три молодые женщины. На них не было никакой одежды, кроме головных уборов. На одной – матросская шапочка, на другой – зеленый берет, на третьей – ковбойская шляпа. У них были эффектные фигуры. Они смеялись. Похоже, они играли в какую-то игру, как будто соревновались между собой в танце. Музыка, манера танцевать, сцена – все это очень походило на дискотеку в Бостоне, за исключением лишь того, что девушки были обнаженные.

Мы протиснулись сквозь группу молодых людей, говоривших по-английски. Хотя на них были футболки и джинсы, их стрижки выдавали в них солдат с военной базы в зоне Канала. Фидель похлопал официантку по плечу. Она обернулась и, радостно вскрикнув, обняла его. Группа молодых людей пристально наблюдала за этой сценой, неодобрительно переглядываясь. Интересно, подумал я, может быть, они считали, что «Замысел Провидения» распространялся и на эту панамскую женщину? Официантка отвела нас в уголок зала. Откуда-то появились столик и два стула.

Когда мы уселись, Фидель обменялся приветствиями на испанском с двумя мужчинами, сидевшими за соседним столиком. В отличие от солдат, они были одеты в рубашки и брюки с отутюженными стрелками. Официантка принесла пару бутылок пива «Balboa». Когда она повернулась, чтобы уйти, Фидель похлопал ее ниже спины. Обернувшись, женщина послала Фиделю воздушный поцелуй. Я глянул по сторонам и с облегчением увидел, что молодые люди в баре уже не наблюдали за нами, переключив все свое внимание на танцовщиц.

Большинство посетителей – англоговорящие солдаты, однако были и другие, например, двое рядом с нами – явно панамцы. Они выделялись на общем фоне, поскольку были подстрижены не по уставу и не носили футболок и джинсов. Некоторые из них сидели за столиками, другие стояли, прислонясь к стене. Казалось, они все время были настороже, как овчарки, охраняющие стадо овец.

Между столиками перемещались женщины. Они все время двигались, садились на колени посетителям, кричали что-то официанткам, по очереди пели и танцевали на сцене. На них были узкие юбки, футболки, джинсы, обтягивающие платья, туфли на высоких каблуках. Одна была одета в платье Викторианской эпохи с вуалью. На другой оказался только купальник. Разумеется, здесь могли удержаться только самые красивые. Я подумал, сколько же их едет сюда, в Панаму, и до какого отчаяния они должны были дойти, чтобы работать здесь.

– Они все приезжие? – громко спросил я Фиделя, пытаясь перекричать музыку.

Он кивнул.

– Кроме… – Он указал на официанток. – Эти из Панамы.

– А из каких стран?

– Гондурас, Сальвадор, Никарагуа, Гватемала.

– Соседи.

– Не совсем. Наши ближайшие соседи – Коста-Рика и Колумбия.

Официантка, нашедшая для нас столик, подошла к нам и уселась на колено к Фиделю. Он мягко потрепал ее по спине.

– Кларисса, – сказал он, – пожалуйста, расскажи моему североамериканскому другу, почему эти женщины уехали из своей страны. – Он кивнул головой в сторону сцены.

Три новые танцовщицы взяли головные уборы у первых. Те, спрыгнув со сцены, одевались. Заиграла сальса, и новые девушки, танцуя, сбрасывали с себя одежду в ритме музыки.

Кларисса протянула руку.

– Приятно познакомиться, – сказала она.

Затем она встала и потянулась за пустыми бутылками.

– Отвечаю на вопрос Фиделя. Они приехали сюда, чтобы спастись от зверств. Я принесу вам еще пару «Balboa».

Когда она ушла, я повернулся к Фиделю.

– Да ладно, – сказал я. – Они приехали сюда за американскими долларами.

– Да, правда. Но почему многие из них именно из тех стран, где правят фашистские диктаторы?

Я снова взглянул на сцену. Девушки со смехом кидали друг другу, как мяч, матросскую шапочку. Я посмотрел Фиделю в глаза.

– Это не шутка?

– Нет, – серьезно ответил Фидель. – Я бы хотел, чтобы это было шуткой. Большинство из этих девушек потеряли свои семьи – отцов, братьев, мужей, женихов. Вокруг них были зверства и смерть. Проституция не кажется им таким уж страшным занятием. Они могут здесь хорошо заработать, а потом уехать и начать жизнь с чистого листа: купить небольшой магазин, открыть кафе…

Его слова прервал шум около стойки бара. Я увидел, как официантка замахнулась кулаком на солдата. Тот перехватил ее руку и стал выкручивать запястье. Женщина закричала и упала на колени. Засмеявшись, он что-то крикнул своим приятелям. Те тоже засмеялись. Она попыталась ударить его свободной рукой. Он стал еще сильнее выкручивать ей руку. Ее лицо исказилось болью.

Стоявшие у двери полицейские спокойно наблюдали эту сцену. Фидель вскочил и направился к бару. Один из мужчин за соседним столиком протянул руку, пытаясь остановить его.

– Tranquilo, hermano, – сказал он. – Спокойней, брат. У Энрике все под контролем.

От сцены из темноты выступил высокий, стройный панамец. Плавностью движений он напоминал кошку. Он в мгновение ока оказался около солдата. Схватив одной рукой солдата за горло, другой он выплеснул ему в лицо стакан воды. Официантка убежала. Несколько панамцев, стоявших у стены, выдвинулись вперед, образовав полукруг позади высокого вышибалы. Подняв солдата в воздух, панамец прислонил его к стойке бара и сказал ему что-то. Затем, перекрывая шум музыки, он громко заговорил по-английски так, чтобы все его слышали.

– Вы не имеет права прикасаться к официанткам, ребята. И не трогаете остальных женщин, пока не заплатите им.

Полицейские, наконец, решили вмешаться. Они подошли к группе панамцев.

– Дальше мы сами, Энрике, – сказали они.

Вышибала опустил солдата на пол и сдавил ему горло так, что его голова откинулась назад и он закричал от боли.

– Ты понял меня? – спросил Энрике. В ответ раздался только слабый стон. – Хорошо. – Он пихнул солдата полицейским: – Уведите его отсюда.

Глава 13
Беседы с генералом

Приглашение было совершенно неожиданным. Как-то утром во время моей первой поездки в 1972 году я сидел у себя в кабинете, предоставленном мне Institute de Recursos Hidraulicos y Electrificadon, государственной электроэнергетической компанией. Я корпел над таблицей статистических данных, когда какой-то человек тихонько постучал в открытую дверь кабинета. Я пригласил его войти, обрадовавшись возможности оторваться от цифр. Он назвался водителем генерала и сказал, что ему приказано отвезти меня в одно из генеральских бунгало.

Час спустя я сидел за столом напротив генерала Омара Торрихоса. Он был одет неформально, в типичном панамском стиле: брюки цвета хаки и застегнутая рубашка с короткими рукавами, светло-голубая с тонким зеленым узором. Он был высок, строен и красив. Для человека с его обязанностями он казался удивительно расслабленным. Прядь темных волос падала на его выступающий лоб.

Он расспрашивал меня о моих недавних поездках в Индонезию, Гватемалу и Иран. Его очень интересовали эти страны. Особенно Торрихоса занимал иранский монарх, шах Мохаммед Реза Пехлеви, который пришел к власти в 1941 году, после того как Британия и Советы свергли его отца, обвинив в сотрудничестве с Гитлером¹.

– Вы можете себе это представить? – спросил Торрихос. – Участвовать в заговоре, чтобы сбросить с трона собственного отца?

Глава Панамы много знал об истории этой далекой страны. Мы беседовали о том, как в 1951 году против шаха использовали то же оружие, а его собственный премьер-министр, Мохаммед Моссадык, отправил своего правителя в ссылку.

Торрихос, как и все в мире, знал, что ЦРУ приклеило премьеру ярлык коммуниста и сделало все, чтобы вернуть шаха к власти. Однако он или не знал, или просто не упоминал о том, что рассказывала мне Клодин: о блестящем маневре Кермита Рузвельта и о том, что это положило начало новой эре империализма. Это была спичка, от которой разгорелся мировой имперский пожар.

– После восстановления власти шаха, – продолжал Торрихос, – тот запустил несколько революционных программ, направленных на развитие промышленности и на вывод Ирана на современный уровень.

Я спросил у него, почему он так интересуется Ираном.

– Хочу подчеркнуть, – ответил он, – я не слишком высокого мнения о политике шаха, в частности о его готовности сместить своего отца и стать марионеткой США, но, похоже, он делает добро для своей страны. Возможно, я могу кое-чему у него научиться. Если он выживет.

– Вы думаете, он может погибнуть?

– У него могущественные враги.

– Но и лучшие в мире телохранители.

Торрихос саркастически посмотрел на меня.

– Его тайная полиция, САВАК, имеет репутацию безжалостных головорезов. Этим друзей не завоюешь. Он долго не продержится. – Помолчав, он указал глазами на дверь. – Телохранители? У меня тоже они есть. – Он махнул в сторону двери. – Вы думаете, они спасут мне жизнь, если ваша страна захочет вдруг от меня избавиться?

Я поинтересовался, действительно ли он допускал возможность такого развития событий.

Он в недоумении поднял брови, и я понял, насколько глупо было с моей стороны задавать подобные вопросы.

– У нас есть Канал. Цена вопроса будет побольше, чем в истории Арбенса и United Fruit.

Я занимался Гватемалой, поэтому понял, что он имел в виду. United Fruit Company для Гватемалы была в политическом смысле эквивалентом Канала для Панамы. Основанная в 1800-е годы, United Fruit вскоре стала одной из наиболее влиятельных сил в Центральной Америке.

В начале 1950-х годов реформаторски настроенный кандидат Хакобо Арбенс был избран президентом Гватемалы на выборах, которые все в Западном полушарии славословили как «образец демократического процесса». В те времена менее трех процентов гватемальцев владели 70 процентами земли в стране. Арбенс обещал помочь беднякам выбраться из пучины голода и после выборов приступил к осуществлению широкомасштабной земельной реформы.

– Беднейшие слои населения и средний класс во всей Латинской Америке рукоплескали Арбенсу, – рассказывал Торрихос. – Для меня лично он был одним из героев. Но мы следили за происходящим, затаив дыхание. Мы знали, что United Fruit против реформ, поскольку сама была одним из крупнейших и наиболее жестоких землевладельцев в Гватемале. У них также были огромные плантации в Колумбии, Коста-Рике, на Кубе, Ямайке, в Никарагуа, Санто-Доминго и здесь, в Панаме. Они не могли допустить, чтобы Арбенс подал нам пример.

Я знал развязку: United Fruit начала широкую PR-кампанию в США, стараясь убедить американскую общественность и конгресс в том, что Арбенс состоял в сговоре с русскими, а Гватемала была сателлитом Советского Союза. В 1954 году ЦРУ срежиссировало путч. Американские пилоты сбрасывали бомбы на столицу – город Гватемалу. Арбенс был смещен; страну возглавил полковник Карлос Кастильо Армас, безжалостный диктатор правой ориентации.

Новое правительство было всем обязано United Fruit. В знак благодарности правительство остановило земельные реформы, отменило налоги на проценты и дивиденды, выплачиваемые иностранным инвесторам, отказалось от тайного голосования и упрятало за решетку тысячи оппозиционеров. Любой, кто осмеливался выступать против Кастильо, подвергался преследованию.

Историки связывают насилие и терроризм, воцарившиеся в Гватемале почти до конца столетия, с альянсом, который не был ни для кого секретом, между United Fruit, ЦРУ и армией Гватемалы под руководством полковника-диктатора².

– Арбенса уничтожили, – продолжал Торрихос. – Уничтожили как политика и как личность. – Помолчав, он нахмурился.

– Как мог ваш народ поверить во всю эту чушь, которую распространяло ЦРУ? Я так легко не сдамся. Армия на моей стороне. Политически меня уничтожить не удастся, – улыбнулся он. – Поэтому ЦРУ придется меня убить.

Несколько мгновений мы сидели в тишине, каждый был погружен в свои мысли. Торрихос заговорил первым.

– А вы знаете, кто владеет United Fruit? – спросил он.

– Zapata Oil, компания Джорджа Буша, нашего представителя в ООН.

– Это человек с амбициями. – Он подался вперед и понизил голос. – А сейчас я в конфликте с его дружками из Bechtel.

Это заставило меня вздрогнуть. Bechtel была самой мощной инженерной фирмой в мире, часто работавшей над реализацией проектов совместно с MAIN. Что же касалось генерального плана развития Панамы, я считал их нашими основными конкурентами в этом проекте.

– Что вы имеете в виду?

– Мы обдумываем возможность строительства нового канала, он будет на уровне моря, без шлюзов. По нему смогут проходить корабли большего водоизмещения. Возможно, японцы заинтересуются финансированием проекта.

– Они – крупнейшие клиенты Канала.

– Совершенно верно. Конечно, если они дадут деньги, они и будут строить.

До меня дошло.

– Bechtel окажется вне игры.

– Крупнейшие строительные работы в современной истории.

Он помолчал.

– Президент Bechtel – Джордж Шульц, при Никсоне – министр финансов. Можете себе представить, какое он имеет влияние – и печально известный характер. В Bechtel полно дружков Никсона, Форда и Буша. Мне говорили, что семья Bechtel дергает за ниточки в Республиканской партии.

Я почувствовал себя очень неудобно. Я был одним из тех, кто продвигал презираемую им систему, и я был уверен, что ему это известно. Моя работа, которая заключалась в том, чтобы убедить его взять иностранный займ в обмен на привлечение инженерных и строительных фирм, похоже, наткнулась на гигантскую стену. Я решил идти в лобовую:

– Генерал, – спросил я, – зачем вы меня сюда пригласили?

Взглянув на часы, он улыбнулся.

– Да, пора переходить к нашим собственным делам. Панаме очень нужна ваша помощь. Мне нужна ваша помощь.

Я оторопел:

– Моя помощь? Чем я могу помочь?

– Мы заберем Канал назад. Но этого недостаточно. Он откинулся на спинку стула.

– Мы должны стать образцом. Мы должны показать, что заботимся о своих бедных; мы должны показать, чтобы ни у кого не оставалось и тени сомнения, что наше намерение завоевать независимость не продиктовано Россией, Китаем или Кубой. Мы должны доказать миру, что Панама – это справедливая страна, что мы выступаем не против Соединенных Штатов, а за права бедных.

Он положил ногу на ногу.

– Для того чтобы сделать это, нам необходимо построить экономическую базу, причем такую, какой нет ни у кого во всем полушарии. Электричество – да, но электричество, которое дотягивается и до бедняков и субсидируется. То же касается транспорта и коммуникаций. И особенно сельского хозяйства. Для этого нужны деньги – ваши, Всемирного банка, Межамериканского банка развития.

Он опять навис над столом. Он смотрел мне прямо в глаза.

– Я понимаю, что ваша компания хочет иметь больше работы и обычно получает ее, раздувая размер проекта: делает автодороги более широкими, электростанции более крупными, порты более глубокими. На этот раз все будет по-другому. Дайте мне то, что больше всего подходит для моего народа, и вы получите подряды на все работы, которые только захотите выполнить.

То, что он предложил, было совершенно неожиданным. Его слова одновременно и шокировали, и заинтересовали меня. Это, безусловно, не соответствовало всему, чему учили меня в колледже и в MAIN. Он, конечно, знал, что игра в иностранные займы – обман и мошенничество.

Не знать этого он не мог. Эта игра велась для того, чтобы сделать богатым его, а на страну накинуть долговую удавку. Она велась, чтобы Панама навсегда была обязанной Соединенным Штатам и корпоратократии. Она велась, чтобы удержать Латинскую Америку на пути «Замысла Провидения» и в подчинении у Вашингтона и Уолл-стрит.

Он наверняка знал, что система основывалась на предположении, что все стоящие у власти продажны, а его решение не использовать систему для своей собственной выгоды будет воспринято как угроза – новая форма домино, которая может запустить цепную реакцию и в конечном итоге обрушить всю систему.

Я посмотрел через кофейный столик на этого человека, который, безусловно, понимал, что Канал давал ему особую, уникальную силу. И это делало его положение непрочным, шатким. Ему надо было соблюдать осторожность. Он уже завоевал себе репутацию лидера среди лидеров развивающихся государств. Если он, как его герой Арбенс, был намерен противостоять системе, за этим будет наблюдать весь мир. Как будет реагировать сама система? В частности, какова будет реакция правительства США? История Латинской Америки усеяна телами павших героев.

Я осознавал, что смотрю на человека, который поставил под вопрос все придуманные мною оправдания моих действий. Конечно, у него были свои недостатки, но ведь он не был пиратом, это не Генри Морган или Фрэнсис Дрейк, хулиганы-авантюристы, которые использовали каперские свидетельства[19]19
  Каперское свидетельство – особое правительственное разрешение на снаряжение собственного судна с целью захвата купеческих кораблей неприятеля. – Прим. ред.


[Закрыть] от английских королей как прикрытие для узаконивания пиратства. Картинка на рекламном щите вовсе не была обычным политическим жульничеством. «Идеал Омара – свобода; еще не изобретена ракета, которая может убить идею!» Разве Том Пейн не говорил что-то похожее?

Это заставило меня задуматься. Возможно, идеи не умирают, ну а как насчет людей? Че, Арбенс, Альенде. И сразу возник следующий вопрос: как я буду реагировать, если Торрихосу навяжут роль мученика?

К тому времени, когда мне пора было уходить, мы оба понимали, что MAIN получит контракт на разработку генерального плана, а я прослежу за тем, чтобы указание Торрихоса было выполнено.