Текст книги "Избранные мысли Джона Рёскина"

76

Искусство выполняет свою задачу не тем, что наполняет чудовищные галереи пустыми, ужасными или неприличными картинами, но тем, что восполняет удобства и облагораживает удовольствия нашей повседневной жизни; а литература выполняет свою задачу не тем, что заставляет людей тратить время на политические споры или праздные фантазии, но тем, что возвышает наше воображение до высоты всего благородного, честного и прекрасного в настоящей жизни, доставляя нам, хотя мы были бы бедны и совершенно неизвестны, сообщество мудрейших умов всех стран и веков, помогая обмену светлыми мыслями и честными намерениями самым отдаленным народам, пока, наконец, с моря беспорядочных страстей повеет тишиной, зима, леденящая мир, превратится в дни покоя и счастья. Тогда воздушные птицы могут наконец мирно вить свои гнезда, а Сын Человеческий найдет, где преклонить Свою голову.

77

Самое низменное из всех положений знания, в которых современные сирены стараются убедить людей, состоит в их усилии указать на иной источник жизни, чем любовь. Откажитесь, если можете, от восьмого члена вашего Символа веры: «Верую в Духа Святого, Господа Животворящаго», – перестаньте верить в эго, и ваше собственное существование мгновенно превратится в прах, гонимый ветром, и элементы разложения проникнут в ваши сердце и душу.

78

Нация в детстве может поддерживаться законами как больной ребенок корсетом, но когда нация стареет, она уже не в силах этим путем помочь своей сгорбленной спине.

79

Существо высшей расы наиболее совершенное, как, например, человек, неизменно должно отличаться добротой и правдивостью.

80

Чтобы научиться терпению, нужно практиковаться почти столько же, как и при изучении музыки, а мы между тем почти всегда манкируем, когда учитель приходит.

81

Лучшие мысли обыкновенно те, которые приходят без всяких усилий и неизвестно как.

Ни одно великое, умственное творение не вымучено. Великое Творение может быть создано только великим человеком, и он творит его без напряжения.

82

Никакая правда не ведет к унынию. Лучшее доказательство правого дела состоит в том, что оно имеет власть над нашим сердцем; оно приводит нас в восторг, покоряет нас и помогает нам.

Путь доброй женщины действительно усеян цветами; но они являются вслед за пройденными ею шагами, а не впереди их.

84

Не думайте, что когда-нибудь вам могут повредить усилия проникнуть в веру других людей и мысленно симпатизировать руководящим принципом их жизни. Только этим путем вы можете справедливо любить, сожалеть и оценить их.

85

Наш ум одарен массой разнообразных даров, членами, так сказать, нашего ума, и если мы не употребляем их, то являемся калеками.

86

Никакое хорошее творение не может быть совершенным, и требования совершенства, предъявляемые людьми, служат признаком ложного понимания задачи искусства.

87

Чем бы вы ни были, вы не должны быть бесполезны и жестоки. Есть один пункт, относительно которого за шесть тысяч лет обсуждения того, что дурно и хорошо, мудрые и добрые люди пришли наконец к соглашению, – эта опытом добытая бесспорная истина гласит, что Богу противнее всего люди ленивые и жестокие, что Его первая заповедь была: «Трудитесь, пока в вас свет», а вторая: «Будьте милосерды, как и Отец ваш милосерден».

88

Самые мудрые учителя те, которые меньше всего спорят.

Остерегайтесь всегда препираться из-за слов; очень часто нелегко уловить смысл их, даже если вы знаете их значение на многих языках.

89

Краткость жизни ни для одного разумного человека не может быть основанием для того, чтобы бесполезно тратить ту долю ее, которая ему дана. Ни дни наши, ни жизни не могут быть благородны и святы, если мы проводим их, ничего не делая. Лучшая утренняя молитва та, в которой мы просим, чтобы ни одно мгновение этого дня не прошло бесполезно, и лучшая благодарность перед обедом заключается в сознании, что мы честно заслужили нашу пищу.

90

Первая и последняя благородная задача воспитания заключается в умении управлять нашими мыслями.

91

Истинная вера человека направлена не на то, чтобы доставить ему покой, а на то, чтобы дать ему силы на труд.

92

Не вдумываться лучше после, но не в юности, хотя есть только одно условие, когда человек может благородно не думать – это в гробу. Не откладывайте же обдумать что-нибудь до своей смерти.

93

Детство часто держит в своих слабых пальцах истину, которую не могут удержать люди своими мужественными руками и открытие которой составляет гордость позднейших лет.

94

По мере совершения мудрых дел все более и более жизни пребывает в человеке.

95

Истинный художник тот, который, безусловно подчинившись законам искусства, обладает полной свободой фантазии.

96

Все пороки, в сущности, происходят и все силы гибнут от того, что авторитет золота заменил авторитет Бога и что люди предпочитают барыши и богатства благочестию и миру в Боге.

Грех всего мира есть, в сущности, грех Иуды. Люди не верят в своего Христа, а продают Его.

97

Вся литература, все искусство, все науки бесполезны и даже вредны, если они не помогают вам быть счастливыми, и истинно счастливыми.

По мере благородства ваших сил возрастает и ваша ответственность, если вы тратите их на дела бесполезные или дурные.

98

Будьте уверены, что никакая перемена к лучшему не может быть сделана легко и скоро, при неблагоприятных условиях и дурными людьми или даже хорошими без значительных страданий.

99

Полезнее всего было бы составить описание жизни тех людей, о которых мир и не думал и не слышал, но которые теперь исполняют главную долю всех его работ и от которых мы можем лучше всего научиться, как исполнять их.

100

Лучшая мысль не может явиться без того, чтобы ей не предшествовала худшая, которая исчезает, порождая ее. Если мы честно думаем, мысли наши не только проживут, но и погибнут не без пользы, подобно мху, который и сухой остается полезен. Но если мы думаем нечестно или злобно, мысли наши исчезают, как дождевики, рассеивая гнилую пыль.

101

Физически невозможно, чтобы истинно религиозное ведение или чистая нравственность существовали в тех классах народа, которые не зарабатывают своего хлеба трудами рук своих.

102

Уметь ясно задать вопрос – значит на две трети помочь правильному ответу.

103

В действительной практике повседневной жизни вы найдете, что всюду, где скрытность, там и преступление или опасность. Немыслимо, чтобы существовали вещи, нуждающиеся в тайне, но, напротив, достоинство и безопасность человеческой жизни находятся в прямой зависимости от ее откровенности. Нечего бояться ребенку, откровенному со своими родителями, или мужчине и женщине, ничего не желающим скрыть от Бога.

104

Мы обязаны сохранять то, что прошедшее имело сказать о себе, и высказывать всё, что будет истинно для будущего.

105

Когда человек действительно имеет возможность что-нибудь сделать, он молчит об этом. Все слова и теории кажутся ему праздными.

Разъяснять – значит даром тратить время. Человек, видящий ясно, понимает с намека; человек же, неправильно видящий, не поймет и из целой речи.

106

Есть только один путь человеку помочь Богу – это не мешать Богу помочь ему; и никогда имя Его не приемлется более всуе, чем в тех случаях, когда мы считаем исполнение дела Божья за нарушение своего.

107

Человек не может придумать ничего благороднее человечества. Он не может придумать себе вида лучшего, чем тот, какой дал ему Бог, хотя бы старался приобрести полет птиц и силу животных.

108

Говорить правду то же, что красиво писать, и является только благодаря практике; это дело не столько воли, сколько привычки, и я не думаю, чтобы можно было считать бесполезным всякий случай, помогающий проявлению или образованию этой привычки.

109

Ваш ум должен всегда быть далеко впереди ваших дел. Если вы не обдумали, то наверное поступите неправильно.

110

Только откровенно высказываясь, вы можете научиться думать. И как бы ложны ни были ваши первые мысли, старайтесь во всяком случае, чтоб они были высказаны ясно и постановлены правильно.

Честные, восторженные ошибки никогда не бывают вредны, потому что они всегда сделаны в верном направлении и упадают впереди на дорогу, а не в ров позади, и потому могут всегда быть исправлены человеком, следующим за вами.

111

Вы должны проникнуться твердой решимостью, чтобы все ваше было Божье, тогда и вы будете Божьи; и вы должны делать это просто и спокойно, думая о себе только как о существе, посланном для исполнения Его дела, и в каждую свободную минуту обдумывая то, что вам предстоит сделать в следующую.

112

Все должны в известной степени быть гениями: речками или речонками – все равно, но с чистой и светлой водою; все жизни наши должны быть не мертвыми стенами, окружающими мертвые груды разноцветных, перенумерованных предметов, а текучими водами в беспредельном пространстве бытия, наполненном неведомыми и неисчислимыми вещами, в своем течении замечая только живые берега с их цветами и освежая и отражая их – и так продолжая течь все дальше.

113

Вы должны радоваться, думая о том, что Бог сотворил неизмеримо больше прекрасного, чем в силах охватить человеческий взор, но огорчаться при мысли, что человек сделал гораздо больше зла, чем в силах постичь его душа, а рука исправить.

114

Помните, что каждый день вашей молодости безвозвратно предрасполагает вашу душу к добру или злу: или упорядочивая святые привычки любовного и нежного отношения, или проводя все глубже и глубже борозду для семян горя.

115

Помните всегда, что «mors» значить смерть и приостановка, a «vita» – жизнь и рост, и потому старайтесь всегда не мертвить, а оживлять себя.

116

Ничто не должно заслонять природу от взоров художника и Бога его души. Ни расчет, ни мнение – хотя бы самый тонкий расчет или самые мудрые суждения – не может быть допущено между Вселенной и свидетельством искусства, все достоинство которого зависит от того, что это свидетельство очевидца, а вся достоверность и значение – от личной гарантии человека, который его приводит.

117

Каждое слово имеет только то значение, в каком может воспринять его слушатель. Вы не уясните значение чести человеку бесчестному или любви тому, кто чужд ей. Стараясь низвести значение этих слов до их понимания, вы дойдете только до того, что у вас не будет больше слов для выражения чести и любви.

118

Немного значит, когда люди соединяются в культы религиозного служения, но величайшее значение имеет то, когда они соединяются, как истинные братья, в искусстве и во взаимной своей повседневной жизни.

119

Быть героем в счастье, держать себя смело и прямо при мерцающем блеске утреннего сияния, не забывать своего Бога, когда Он ниспосылает наиболее даров, не изменять людям, доверяющим нам, когда они, по-видимому, наименее нуждаются в вас, – вот что составляет нелегкое мужество.

120

Простота жизни, языка, привычек придает силу нации, а роскошь – жизни; вычурность языка и изнеженность привычек ведет к слабости и погибели.

121

Много вреда можно нанести неосторожной похвалой и осуждением, но главный вред наносится осуждением.

122

Действительная жизнь не мимолетна, нелегка и никогда не пропадает. Каждая благородная жизнь оставляет свои нити навсегда вплетенными в дело мира; и, таким образом, все более и более растет мощь человечества с здоровыми корнями и с ветвями, все выше подымающимися к небу.

123

Знание подобно ходячей монете. Человек имеет отчасти право гордиться обладанием ею, если он сам поработал над ее золотом и пробовал ее чеканить или, по крайней мере, честно приобрел ее уже испробованную. Но когда он ничего этого не делал, а получил от какого-то прохожего, который бросил ее ему в лицо, то какое же основание имеет он гордиться ею?

124

Воздержание не означает подавления или неразвития энергии, не означает приостановки в добре, как, например, в проявлении любви или веры, но, наоборот, силу и энергию, препятствующую делать то, что он считает дурным.

125

Благочестие всегда начинается со скромности. Вы должны сперва почувствовать, что вы очень ничтожны и потому вам лучше делать то, что вам велят, затем задуматься над тем, что вам велят и кто вам велит, и вы найдете всегда, что в вас есть всегда ясное понятие о том, что дурно и хорошо, которому вы по своему желанию можете всегда следовать.

126

Выносливость благороднее силы, а терпение – красоты.

127

Если человек заслуживает похвалы, старайтесь не отказывать ему в ней, иначе вы не только рискуете отклонить его от надлежащего пути, лишая его поддержки и одобрения, в котором он нуждается, но и сами лишитесь лучшего преимущества – воздать человеку должное за его труд.

128

Первая отличительная черта доброго и мудрого человека заключается в сознании, что он знает очень мало, что есть много людей, гораздо умнее его, причем он всегда желает узнать, научиться, а не учить. Желающие же поучать или управлять не могут хорошо ни учить, ни управлять. Всякое истинное дарование, даже самое скромное, всегда научает нас чему-нибудь, и притом научает легче и лучше, чем люди, стоящие высоко над ним в ореоле гордого величия своего ума. И мы впали бы в ошибку и были бы несправедливы и неумны, если бы отказались благодарно и почтительно принять это специальное посланничество только потому, что оно высказывается в простом изречении, а не в целом томе.

130

Как бы мало и незначительно ни было любое дело, но в том, чтобы сделать его хорошо, имеется нечто родственное благороднейшим формам мужественной добродетели.

131

Существуют известные вечные законы для человеческой жизни, вполне ясно различаемые человеческим умом. И поскольку они открываются людям и люди следуют им, постольку в людях и жизни и силы.

132

Самодовольное и грубое невежество произведет несовершенное, но безобидное. Невежество же недовольное и хитрое, изучающее то, что оно не в состоянии понять, и подражающее тому, чем оно не может наслаждаться, производит все самое отвратительное, унижающее и развращающее человечество.

133

Соперничество не создает ничего прекрасного, а гордость – ничего благородного.

134

Знание есть умственная пища и представляет для ума то же, что пища для тела (разница разве только в том, что ум нуждается в разнообразной пище, знание же есть только одно из многих родов его пищи), и подлежит таким же злоупотреблениям. Оно может быть подмешано и подделано так, что становится нездоровым; может быть до того рафинировано, подслащено и вкусно, что в конце концов теряет всякое питательное значение. И даже самой лучшей умственной пищей можно пресытиться, так что наживешь болезнь и смерть.

135

Симпатия знает, когда слова бессильны, какими божественными чертами и светом благочестие и милосердие могут смягчить и озолотить самое черствое и холодное лицо и как омрачается самое приятное лицо, когда эти чувства исчезают. И нет ни одной добродетели, мимолетное даже ощущение которой не налагало бы отпечатка красоты на черты лица.

136

Все искусства правильно изучаются и употребляются, когда люди имеют в виду доставить или удовольствие, или пользу другим. Ребенок, пляшущий ради собственного удовольствия, прыгающий козел и играющая лань – счастливые и прекрасные создания, но они не художники. Художник тот, кто подчиняет себя мучительному для него закону с целью доставить людям восторг, что составляет для него самого лучшую отраду.

137

Как можно больше правды в искусстве! Но правды, выраженной так, чтобы требовалась помощь воображения для того, чтобы правда стала действительностью.

138

Гениальный человек всегда более готов работать, чем остальные люди, больше извлекает добра из своей работы и так мало сознает заключающийся в нем божественный дар, что готов приписать все свои способности своей работе.

139

Все люди занимают более или менее высокую ступень той лестницы, на вершине которой неизмеримо высоко над ними стоит престол Божий.

140

В полном соответствии с величием предметов в ряду бытия находится и полнота их покорности существующим для них законам. Закону всеобщего тяготения менее спокойно и явно повинуется частичка пыли, чем солнце или луна. Океан течет и переливается под влиянием, не признаваемым реками и озерами (отливы и приливы).

141

Во всем, относящемся до человеческого ума, весьма важно не упускать из виду самый корень; по крайней мере, мы должны всегда видеть, пробовать и исследовать его потому, что часто случается, что корень здоров, а листья хотя и пышны, но бесполезны и даже ядовиты.

142

Ошибки чаще приписываются недостатку или средств, или терпения, чем смутному пониманию того, что нужно в сущности сделать.

143

Не думайте, что природа – человеческая или чья бы то ни было – испорчена и что вы составляете счастливое исключение. Не думайте, что можно служить Богу молитвой, а не повиновением Ему.

144

Весь восторг и вся любовь в искусстве сводится к простой любви того, что ее достойно.

145

Все героические дела, все чисто самоотверженные страсти нашей жизни зависят от нашей способности жить даже вопреки тени смерти; и повседневное геройство простых мужественных душ состоит в том, что они могут ожидать и встречать смерть лицом к лицу в полной уверенности, что то, что им определил Создатель, не может быть дурно.

146

Вы должны начать свое воспитание с определенной решимости узнать истину, избрав суровый и прямой путь к познанию ее. Выбор этот представляется каждому юноше и каждой девушке в известный период их жизни – выбор между легким, покатистым путем вниз, настолько широким, что мы можем, подплясывая, спускаться по нему в большой компании, и узкой, крутой тропинкой, по которой нам приходится идти одинокими. «Одиночество» слишком суровое слово для того, что я хочу выразить, а именно, что, как бы ни помогали нам и ни поддерживали нас друзья, учителя и предшественники, каждый из нас в критические минуты должен сам для себя определить, чем должна быть его жизнь, чтобы быть истинной. Для ложной жизни нам остается всегда следовать общему потоку.

Часть вторая

1

Вы должны всецело отдаться и всё отдать Христу в уверенности, что Он позаботится о том, что нужно для вас. То, о чем Он не позаботится, совсем вам не нужно, и если Он вас чего-нибудь лишит, то вам, наверное, будет без этого лучше.

2

Никогда не ищите удовольствий, но будьте всегда готовы находить во всем удовольствие. Если ваши руки заняты, а сердце свободно, то самая ничтожная вещь доставит вам своего рода удовольствие, и вы найдете долю остроумия во всем, что услышите. Но если вы обратите удовольствие в цель вашей жизни, то настанет день, когда самые комические сцены не вызовут у вас истинного смеха.

3

Помните всегда, что ваша рука ежечасно правит рулем корабля вашей жизни и что Учитель на отдаленном берегу благословенной Аравии до смертного вашего часа следит за его парусом на горизонте.

4

Большинство людей думает, что, сохраняя лучшие покои в обители сердца чистыми и избранными для Христа и украшая их массой цветов и книг, оно может оставить и Вельзевулу, на случай его посещений, если не маленькую комнату, то треножник в конторе души или хотя бы уголок в судомойне сердца, где он мог бы свободно вылизывать блюда. Но это невозможно. Вы должны очистить от него, как от чумы, все уголки вашей души.

5

Твердо знайте и глубоко чувствуйте, что вы должны каждый день вашей жизни посвящать благу других, делая для них все, что можете. Делая, а не болтая.

6

Рассматривайте все ваши дарования и знания как средства, нужные вам для помощи другим.

7

Если вы сознательно недобры ко всем, то будете часто бессознательно жестоки ко многим, отчасти вследствие недостатка живости воображения.

8

Мы должны научиться понимать ничтожество того маленького мира, в котором живем и который любим, сравнительно с тем беспредельным миром, который населяет и любит Господь, и благоговейно стремиться к тому, чтобы любовь наша не ослабевала с увеличением числа людей, на которых она распространяется, так, чтобы молитва, возносимая нами за всех угнетенных и обездоленных, была бы так же пламенна, как та, которую мы шепчем, прося у Бога облегчения случайных страданий близких нам людей.

9

Каждую плохо одетую женщину, каждого плохо одетого ребенка вы должны считать личным укором себе и тем или иным путем исправлять эти упущения ваших обязанностей, пока все люди будут нарядно одеты, как птицы.

10

Женщины обыкновенно оправдывают свою гордость и свое тщеславие тем, что роскошь содействует процветанию промышленности. Но следующий простой факт убедит всех в нелепости этого оправдания. Все ненужное, что вы покупаете будто бы для «поощрения промышленности», покупайте и немедленно сжигайте. Даже самые ограниченные женщины поймут всю нелепость таких поступков, и вы при этом можете им объяснить, что они, украшая себя ненужными вещами для мнимого содействия промышленности, а не сжигая их, к безумию присоединяют еще наглость и пошлость.

11

Настоящая, истинная и конечная причина всех бедствий, несчастий и всех ужасов европейских войн заключается в том, что вы, женщины, при всей вашей доброте, религиозности и самоотверженности по отношению к тем, кого вы любите, слишком эгоистичны и слишком маловдумчивы, чтобы заботиться о ком-нибудь вне тесного круга близких вам людей. Вы воображаете, что полны сострадания к другим. Но я скажу вам, что если бы обыкновенные войны, вместо того чтобы разорять дома крестьян и опустошать их поля, только уничтожали бы фарфоровые украшения на столах ваших гостиных, то ни одна вой на в цивилизованных странах не продолжалась бы и недели. Я скажу вам больше: в любой момент вы, если захотите, можете положить конец войне с гораздо меньшими усилиями, чем их нужно вам для приготовления вашего обеда. Вы знаете или, по крайней мере, должны знать, что каждая война, о которой вы слышите, служит причиной того, что многие жены становятся вдовами, многие дети – сиротами, и ни у кого из вас нет достаточно сердечности, чтобы считать их горе своим. Но, по крайней мере, вы могли бы вместе с ними носить траур. Итак, пусть каждая дама, считающая себя христианкой и сознающая свои обязанности по отношению к Богу, решится хоть наружно носить траур по убитым Его созданиям. Ваши молитвы бесполезны, ваши посещения церквей являются насмешкой над Богом, если в вас нет решимости на это. Пусть каждая женщина высших классов цивилизованной Европы даст себе обет – при возникновении каждой войны носить траур, т. е. глухое черное платье, без всяких украшений и претензий на нарядность, и, повторяю, никакая война не продлится и недели.

12

Ни один человек никогда не вел правильной жизни, если его не охраняла любовь женщины, не поддерживала ее смелость и не руководило ее благоразумие.

13

Жажда одобрения и рукоплескания играет последнюю роль у людей сильных и благородных и главную у людей ничтожных, а в общем служит главным стимулом человечества. В корне всех величайших усилий человечества лежит любовь к похвалам, а в основе всех великих катастроф – любовь к наслаждениям.

14

Мы питаем особенное пристрастие к иностранным словам, маскирующим смысл; их никто не понимает, но все употребляют их, и из-за них многие готовы бороться и умереть, воображая себе, что слова эти означают ту или другую дорогую им вещь; такие слова являются настоящей шкурой хамелеона, принимающей любые оттенки, соответственно фантазии людей. Нет и не было еще таких злобных хищников, таких хитрых дипломатов и таких смертельных ядов, как эти маскирующие слова; они являются неверными, несправедливыми руководителями всех человеческих мыслей. Все наши любимые фантазии, все наши дурные инстинкты мы прикрываем излюбленными маскирующими словами, прячась за ними; и слова в конце концов приобретают такое магическое значение, что вы ничего не добьетесь от нас, не прибегая к их защите.

15

Истинная книга пишется, чтобы увековечить сказанное. Автор имеет сказать нечто полезное, истинное и дивно прекрасное. Насколько он знает, никто этого еще не высказывал и, насколько он чувствует, никто, кроме него, не может так высказать. А потому он обязан высказать ясно и, если можно, звучно, но во всяком случае – ясно.

В итоге своей жизни он находит, что это единственная вещь или группа вещей, которая ему стала очевидна, что это та частица истинного знания или ясновидения, которую земля и небо дали ему возможность схватить. Ему хотелось бы запечатлеть это навеки, начертать резцом на скале, как бы говоря: «Вот то лучшее, что было во мне; в остальном я ел, спал, любил и ненавидел, как и все люди; жизнь наша подобно пару – была, и нет ее; но это та частица моего “я”, которая достойна вашего внимания, вашей памяти». Таково его «писание», таково, при всей скромности его доли, то, что внушено ему вдохновением. Такова истинная книга.

16

Мы охотно говорим о книге: «Как она хороша! В ней именно то, что мы думали!», тогда как нам следовало бы говорить совсем другое: «Как это удивительно! Я никогда не думал так прежде, а между тем это совершенно верно, и если тут есть кое-что не совсем для меня еще ясное, то я надеюсь и со временем понять и это». Ведь вы обращаетесь к автору за его пониманием, а не для того, чтобы встретить свое.

17

Природа человека добра и великодушна, но она узка и слепа и с трудом может понимать то, чего непосредственно не видит и не чувствует. Люди так же деятельно заботились бы о других, как заботятся о себе, если бы они могли так же живо воображать других, как себя. Так, жизнь многих почтенных женщин протекает в мелких заботах о самих себе. Они довольствуются ничтожными интересами и пошлыми удовольствиями своего тесного кружка, потому что им никогда не приходит в голову заглянуть за пределы его и узнать что-нибудь о том обширном белом свете, в котором их жизнь вянет, как былинка сорной травы на бесплодном поле.

18

Искусство не только не безнравственно, но помимо его в жизни очень мало нравственного; жизнь без труда преступна, а труд без искусства есть труд не людей, а животных.

19

Прекрасен будет тот день, когда все люди поймут, что красота святости должна заключаться в труде, как и в покое. Даже больше в труде, больше в нашей силе, чем в нашей немощи; больше в выборе того, что мы будем делать в течение шести дней и что будет благом к концу их, чем в том, о чем мы будем молить в седьмой как о награде и успокоении. С толпой, чтущей праздники, мы, может быть, иногда напрасно посещаем храм Божий и тщетно молим о том, что считаем милосердием; но тем немногим, которые работают, как велит Господь, незачем молить о милосердии и о благодати для их обширной обители. Наверное, благость и милосердие будут следовать за ними всюду, во все дни их жизни, и они вечно будут пребывать в доме Божием.

20

Первый урок мудрости учит нас презирать богатство, а первый урок благородства заставляет раздавать его.

21

Не должны ли мы стремиться к такому идеалу народной жизни, при котором возвышение по ступеням общественной лестницы будет не столько пленять, сколько страшить лучших людей, и когда главным стремлением каждого гражданина будет не выход из положения, считаемого непочетным, а исполнение долга, возложенного на него по праву рождения.

22

Думаете ли вы, что хоть одна женщина стала когда-нибудь лучше от того, что имела бриллианты? А между тем сколько женщин стало низкими, развратными и несчастными от желания иметь бриллианты. И стал ли хоть один мужчина лучше от обладания сундуками, полными золота? А кто измерит все зло, совершенное в мире для того, чтобы наполнить их?

23

Человеку свойственно великодушие, а не скаредность. Скаредность порождается особой причиной, как болезнь – особыми миазмами; и существенное свойство предмета, возбуждающего скаредность, состоит в том, что человек дорожит им, хотя и не может сделать из него никакого полезного употребления. Если вы можете хорошо прочесть книгу, то пожелаете, чтобы другие выслушали ее; если вы правильно можете наслаждаться картиной, то пожелаете, чтобы другие видели ее; научитесь хорошо управлять лошадью, плугом, кораблем, и вы пожелаете, чтобы ваши подчиненные стали хорошими наездниками, землепашцами или моряками. Вы никогда не будете в состоянии допустить, чтобы люди злоупотребляли теми орудиями, которыми вы мастерски владеете; но если ваше желание сосредоточивается на чем-либо бесполезном, то к этому желанию примешиваются вся гордость и все безумие вашего сердца, и вы становитесь вполне бесчеловечными, превращаясь в каких-то каракатиц, состоящих только из желудка и присосков.

24

Жизнь есть сплошная мелодия, если человек умеет правильно и вовремя брать соответствующие ноты. Но он не должен торопиться, так как терпение лежит в корне всех удовольствий и всех сил. Даже надежда перестает доставлять счастье, если к ней примешивается нетерпение.

25

Никогда путь к доброму знанию не пролегает по шелковистой мураве, усеянной лилиями; всегда человеку приходится взбираться по голым скалам.

26

Благородство жизни зависит от ее стойкости, ясности цели, спокойной и непрерывной энергии. Всякое сомнение, раскаяние, вихляние, всякие подчистки, поправки и сомнения относительно того, что лучше делать в будущем, являются жалкими недостатками.

27

Очень немного найдется людей, действительно желающих делать зло, и, пожалуй, таких даже совсем нет. Злые просто не ведают, что творят. Каин, убивая Авеля, не думал сделать чего-нибудь дурного. И среди нас есть бесчисленное множество Каинов, массами ежедневно убивающих своих братьев, не только по более ничтожному поводу, чем Каин, но даже без всякого повода, просто пользуясь плотью и кровью братьев, нимало не думая, что они поступают дурно. Вся трудность в том, чтобы раскрыть людям глаза; затронуть их чувства, повлиять на их сердце нетрудно, но нелегко воздействовать на их ум. А что толку в том, что вы измените их чувства, если они по-прежнему останутся тупоумными? Вы не всегда можете быть у них под рукой, чтобы указывать им на то, что справедливо, и потому они легко станут поступать так же несправедливо и даже, пожалуй, хуже, чем прежде. Люди часто говорят, что благими намерениями вымощен ад. Но это не верно. Нельзя вымостить бездонную пропасть, а можно вымостить только путь, ведущий к ней.

28

Правда – всегда правда, и зло – всегда зло. Только безумец, делая зло, говорит, что он делает это для чьего-то блага. И Библия резче всего клеймит подобного рода людей. Их главный и особенный способ отрицать существование Бога состоит в том, чтобы признавать всегда безусловно справедливым общественное мнение и не придавать никакого значения мнению Бога.

29

Результаты ваших дел оценят другие, ваши намерения знаете вы одни; нам же важно знать, было ли сердце ваше чисто и правдиво.

30

Люди в настоящее время в громадном большинстве случаев даже честно каются из чисто болезненного эгоизма; они готовы скорее ужасаться своему злу, чем отрешиться от сосредоточивания своих интересов на себе.