Текст книги "Самовлюбленные, бессовестные и неутомимые. Захватывающие путешествия в мир психопатов"

Я огляделся. Пациенты были заняты чаем и шоколадками. Действительно, родители и гости были одеты со вкусом. Время обеденное, день – воскресный, все это напоминало старомодный семейный ланч. Мужчины – в костюмах, женщины – в нарядных платьях. У одной, которая сидела за два стола от нас, в Бродмуре были оба сына. Я наблюдал, как она, наклонившись к ним, по очереди ласково гладила ребят по лицам.

– Я знаю, некоторые стараются найти «невербальный ключ» к моему состоянию, – продолжил Тони. – Психиатры вообще очень любят их, потому что им нравится анализировать телодвижения. Но для человека, который пытается доказать собственную нормальность, это действительно сложно. Вот, например, что означает «нормально сидеть»? Как это? Как нормально закинуть ногу на ногу? А ты знаешь, что они действительно следят за этим. Ты стараешься нормально улыбнуться, но это… просто… ну… – Тони запнулся. – Это просто невозможно.

Внезапно я почувствовал себя некомфортно в той позе, в которой находился. Я сидел как журналист? Скрещивал ноги как журналист?

– То есть какое-то время вы думали, что нормальное и тактичное поведение – ваш билет отсюда, – предположил я.

– Да. Я вызвался прополоть больничный сад. Но когда врачи увидели, как хорошо я себя веду, то решили, что я могу себя так вести только в среде психиатрической клиники. И это лишь подтверждает мой диагноз.

Я с подозрением глянул на Тони. В его слова просто инстинктивно не верилось, потому что это звучало как полный бред. Но после того как мужчина переслал мне собственную историю болезни, я убедился, что так и было.

Например, одна из записей звучала: «Тони жизнерадостен и дружелюбен. Его содержание в больнице – главная гарантия предотвращения ухудшения его состояния».

(Возможно вам, читающим сейчас эти строки, покажется странным, что Тони выдали историю его болезни на руки, а она оказалась у меня. Но это факт, и не более странный, чем то, что у сайентолога получилось провести меня в такую закрытую клинику, как Бродмур. Как ему это удалось? Понятия не имею. Не исключено, что у них есть свои секреты или, может, они очень хорошо умеют справляться с бюрократией.)

После того как Тони прочитал эту запись, он прекратил был покладистым. Решил уйти в отказ, много времени проводил у себя в палате. И в любом случае удовольствия от общения с насильниками и педофилами он не получал. Это было сомнительное удовольствие и вдобавок довольно страшное.

Как-то в самом начале он забрел в палату к «Стоквеллскому душителю», чтобы попросить стакан лимонада.

– Разумеется. Возьми бутылку, – сказал тот.

– Спасибо, но мне хватит одного стакана, – отказался Тони.

– Возьми бутылку, – настаивал «душитель».

– Да мне нужен только стакан, – ответил Тони.

– ВОЗЬМИ БУТЫЛКУ! – прошипел «Стоквеллский душитель».

* * *

– Снаружи, – продолжил рассказывать Тони, – естественное желание отгородиться от сумасшедших соседей очень даже поймут. Но вот местные психиатры решили, что данное поведение говорит об отчуждении, аутизме и гипертрофированном чувстве собственной значимости. В клинике нежелание общаться с другими пациентами расценивается как знак психического расстройства.

Дальнейшая запись в карте гласила: «Поведение пациента имеет тенденцию к ухудшению. Он не общается [с другими]».

Тогда в голове Тони родился совершенно новый план: он прекратил общаться и с медицинским персоналом. Раз уж твое участие в терапии – знак, что тебе становится лучше, у них есть право и дальше держать тебя. Но если ты не принимаешь лечение, значит, тебе не может стать лучше – тогда тебя признают неизлечимым и должны будут отпустить. (В Великобритании есть закон, по которому «неизлечимого» нельзя держать в клинике постоянно, если преступление, совершенное им, сравнительно незначительно – как нанесение тяжкого вреда здоровью.)

Проблема в том, что в Бродмуре считали так: когда медсестра сидит рядом с тобой за обедом и вы общаетесь, это означает вовлечение в терапию. Поэтому Тони вынужден был просить их всех: «Сядьте за другой стол».

Однако психиатры распознали его тактику и записали, что пациент «хитер», «склонен к интригам» и страдает от «когнитивных аберраций», потому что не верит в собственное безумие.

* * *

Мы беседовали с Тони почти два часа. Он был мил, вежлив и в хорошем расположении духа. Но к концу встречи явно становился все грустнее.

– Я оказался здесь в семнадцать лет. Прошло двенадцать – то есть мне уже двадцать девять. Я вырос в Брод-муре, бродя по его палатам. Один из моих соседей – «Стоквеллский душитель», другой – насильник по кличке «На цыпочках-через-тюльпаны». И вот в таком окружении я провел свои лучшие годы. Я видел несколько самоубийств. Видел, как один человек вырвал другому глаз… – печально рассказывал Тони.

– Как?

– Деревяшкой с гвоздем, – ответил он. – Когда тот мужчина, которому вырвали глаз, попытался запихнуть его обратно в глазницу, я выбежал из палаты.

И добавил, что пребывание здесь любого доведет до ручки.

Один из охранников громко объявил: «Время!» Молниеносно попрощавшись с нами, Тони помчался от стола к двери. Остальные пациенты сделали то же самое. Так они демонстрировали хорошее поведение. А Брайан отвез меня на станцию.

* * *

После этой встречи я пребывал в непонятном состоянии. В отличие от всех остальных пациентов, Тони создавал впечатление адекватного и здорового человека. Но что я знал? Зато Брайан говорил, что это очевидно. По его мнению, каждый день, который Тони проводил в клинике, был днем позора для психиатрии. Чем быстрее его освободят, тем лучше для всех, и Брайан был намерен сделать для этого все возможное.

На следующий день я написал профессору Энтони Мэй-дену – главному врачу отделения в Бродмуре, где томился Тони: «Я пишу вам в надежде, что вы сможете пролить свет на то, насколько история этого пациента правдива…» В ожидании ответа я размышлял, ради чего основатель сайентологии Л. Рон Хаббард создал организацию Брайана, ГКППЧ? С чего вообще началось противостояние сайентологии и психиатрии? Я позвонил Брайану.

– Попробуйте обратиться в Сент-Хилл. Скорее всего, у них есть связанные с этим старые документы, – ответил он.

– Сент-Хилл? – уточнил я.

– Да. Это старый особняк Рона Хаббарда.

* * *

Шикарный особняк Сент-Хилл, где Л. Рон Хаббард жил с 1959 по 1966 год, – отлично сохранившееся здание в Ист-Гринстед, в 56 километрах от Лондона. Здесь есть древние колонны и бесценные исламские изразцы XII века, летние и зимние комнаты. Зал, покрытый от пола до потолка фресками середины XX столетия, на которых изображены выдающиеся британские политики в виде обезьян, – странная, но вроде бы забавная сатира из давних времен, заказанная предыдущим владельцем. А еще современная пристройка в виде средневекового замка, которую построили волонтеры-сайентологи. На столах выставлены памятные вещи, которые остались от Хаббарда, – кассетный магнитофон, бумага с личной монограммой, тропический шлем и т. п.

Я припарковался около особняка, рассчитывая, что Брайан уже там и проведет меня в комнату, где мне удастся спокойно изучить документы, относящиеся к начальному периоду священной войны против психиатрии. Однако, повернув за угол, я с удивлением увидел группу ведущих сайентологов, которые прилетели с разных концов земли, чтобы встретить меня и все показать. Эти люди в идеальных отглаженных костюмах ждали меня на дорожке, усыпанной гравием. На их лицах сияли счастливые улыбки.

В последние недели, еще до того, как я приехал в СентХилл, в прессе публиковали много негативного о Церкви сайентологии. Очевидно, поэтому кто-то с верхушки иерархии решил, что я, как журналист, смогу это изменить. А случилось вот что: несколько недель назад трое бывших крупных сайентологов – Марти Рэтбан, Майк Райндер и Эми Скоуби – выдвинули ряд серьезных обвинений в адрес собственного руководителя Дэвида Мицкевича, наследника Л. Рона Хаббарда. Они сообщили, что мужчина, считая работу кого-нибудь из деятелей их церкви неудовлетворительной, частенько наказывал их: бил по лицу, иногда даже кулаком; отвешивал подзатыльники; случалось, «избивал людей до полусмерти»; пинал ногами, когда те падали; душил; заставлял всю ночь играть в экстремальную версию игры «Третий лишний».

– Дело вот в чем, – начал беседу главный пресс-секретарь Церкви сайентологии Томми Дэвис, который прилетел из Лос-Анджелеса, чтобы увидеть меня. – Этих людей действительно били, пинали ногами и душили, только делал это не мистер Мицкевич, а сам Марти Рэтбан!

(Чуть позже я узнал, что Рэтбан признался в этих актах насилия, но сообщил, что делал все по указанию Дэвида Мицкевича. Однако церковь это отрицает.)

Томми сказал, что я человек свободомыслящий, чего не скажешь о большинстве журналистов, мне не платят настроенные против сайентологов люди и организации, а также я открыт к принятию неожиданностей. Он дал мне сайентологический журнал «Свобода», где людей, выдвинувших обвинения против Мицкевича, называли г-н Босс, г-н Мошенник и г-жа Прелюбодейка. Последняя, как выяснилось, «совершала акты прелюбодеяния регулярно», не планируя «обуздать свои безграничные сексуальные аппетиты». Ее «уличили в пяти случаях супружеской измены» и «изгнали из Церкви за нарушение догматов».

Я поднял глаза от журнала:

– А что скажете по поводу игры «Третий лишний» длиною в ночь?

Повисла пауза.

– Да, мистер Мицкевич действительно заставлял нас делать это, – ответил мне пресс-секретарь. – Но все было совсем не так плохо, как пишут. Как бы там ни было, мы приготовили для вас небольшую экскурсию, чтобы вы узнали, что такое сайентология на самом деле.

Томми перепоручил меня гиду Бобу Кинелу.

– Я личный секретарь Рона Хаббарда по пиару в Соединенном Королевстве, – сообщил мне Боб.

Он был англичанином, бывшим пожарным, и поведал мне свою историю. Боб открыл для себя сайентологию после перелома позвоночника во время борьбы с пожаром в Восточном Лондоне, в квартире одного мошенника.

– В его спальне был ослик. Я посмотрел на него, повернул за угол и провалился в дыру в полу. Уже в больнице я прочитал «Дианетику»⁵5
  Книга Л. Рона Хаббарда по самопомощи.


[Закрыть], которая помогла мне справиться с болью.

Особняк был в прекрасном состоянии, что в наши дни встречается достаточно редко. Он был чистым и ухоженным, словно замок из какой-то костюмированной драмы, рассказывающей о давно прошедших днях, когда британская аристократия обладала настоящей властью и безграничными средствами. Единственное, что выделялось во всем этом великолепии, – несколько мраморных плиток в Зимнем зале, которые потемнели.

– На этом месте стоял автомат с Coca-Cola, – рассказал Боб с улыбкой. – Рон ее обожал и все время пил. Как-то из машины вылилось немного сиропа, вот плитка и потемнела. Мы долго спорили, отчищать или нет, но я предложил оставить так. В этом даже есть свой шарм.

– Это настоящая реликвия, – заметил я.

– Так и есть, – согласился мой гид.

– Как будто кока-кольная Туринская плащаница.

– Как вам больше нравится.

* * *

Противники сайентологии считают, что вероучение, которое я упоминал, и все то, что делают от имени Л. Рона Хаббарда, в том числе деятельность против психиатрии, – это проявление его безумия. Они утверждают, что мужчина страдал паранойей и депрессией (основатель этой религии действительно иногда начинал рыдать или с криками швырял о стену все подряд). Однако Томми и Боб говорили, что Рон Хаббард – гений и филантроп. Они рассказали, что он был бойскаутом мирового уровня (самый молодой обладатель скаутского орла в Америке, заработал 21 нагрудный знак), пилотом, любителем приключений (говорили, что он в одиночку спас тонущего медведя), талантливым писателем-фантастом (мог написать многостраничный бестселлер за ночь в поезде), философом, мореплавателем, гуру и разоблачителем ужасных нарушений в психиатрии. Хаббард первым установил, что психиатры в тайных лабораториях вводили пациентам огромные дозы ЛСД и применяли к ним электрошоковую терапию, чтобы подготовить убийц с промытыми мозгами, и все это финансировалось ЦРУ. Он опубликовал эти данные об экспериментах в 1969 году, однако только в июне 1975 года газета The Washington Post сообщила всему миру о реальном существовании подобных программ (кодовое название «МК-Ультра»).

«Человеку, которого накачали наркотиками и к которому применяли электрошоковую терапию, можно сказать, кого и как убить и что говорить потом. Сайентологи, в техническом плане превосходящие психиатров и находящиеся на сотни лет выше в нравственном плане, категорически против полнейшего безразличия официальных лиц к способам подобной терапии… Настанет время, когда полиция остановит таких врачей. Психиатров выводят на чистую воду».

Л. Рон Хаббард. «Боль. Вещества. Гипноз», 1969.

Считается, что Хаббард уверовал: политические нападки, направленные на него, скрывают заговор крупнейших корпораций – в первую очередь психиатрических и фармацевтических. Дианетика опирается на принципы самопомощи: все мы перегружены «инграммами» – болезненными воспоминаниями о прошлых жизнях. Если сможем от них освободиться, то станем неуязвимыми, сможем заново выращивать зубы, лечить слепоту и безумие. Это значит, что в скором времени и психиатры, и антидепрессанты будут не нужны никому.

В видеобиографии Хаббарда, которую сняли сайентологи, есть слова: «Л. Рон Хаббард, вероятно, был самым умным человеком на планете. На Земле рождались Иисус, Моисей, Магомет. Все это – великие люди. Л. Рон Хаббард стоит с ними в одном ряду».

Спальня основателя течения была последней остановкой в моей экскурсии.

– Рон спал здесь в последний раз ночью 30 декабря 1966 года, – сообщил Боб. – В канун Нового года он уехал из Англии и больше никогда не возвращался.

– Почему?

– Исследования, которыми он занимался, были… – гид помолчал и бросил на меня серьезный взгляд.

– Я правильно понимаю, что они были слишком опасны, и из страха за свою жизнь ему пришлось покинуть Англию?

– Выводы, к которым он пришел… – продолжил Боб немного зловеще.

– Рон Хаббард не был трусом! Он никогда ничего не боялся, – резко вмешался Томми Дэвис. – И ни от чего не сбежал бы. Это ошибочное представление. Он всегда действовал на своих условиях.

– Хаббард уехал, потому что нуждался в надежной пристани, – объяснил мне Билл Уолш, один из ведущих юристов сайентологов. Он прилетел из самого Вашингтона ради встречи со мной.

– Чем он занимался? – спросил я.

Снова повисла пауза, после чего Боб тихо ответил:

– Изучал асоциальную личность.

«АСОЦИАЛЬНАЯ ЛИЧНОСТЬ

Данный тип личности не чувствует ни стыда, ни сожаления. Он способен совершать только деструктивные поступки. Зачастую такие люди выглядят весьма рациональными, потому что обладают очень развитой способностью к убеждению».

Л. Рон Хаббард. «Введение в “Сайентологическую этику”», 1968.

Пока основатель Церкви сайентологов жил в Сент-Хилле, он начал говорить, что все организации, которые ему противостоят – например Американская психиатрическая ассоциация, – скопище асоциальных личностей, планирующих навести собственное зло на него. Их злость копилась на протяжении миллионов лет и множества жизней, следующих друг за другом, из-за чего превратилась в мощную силу. Хаббард писал, что каждый сайентолог обязан «уничтожать их, стирать с лица земли, используя любой вид пропаганды, чтобы подорвать репутацию таких людей». Позже он отменил это указание («Подобное отношение создает плохой пиар»), но сохранил бескомпромиссный взгляд на психиатрию: «На совести каждого психиатра в Англии есть хотя бы одно пятно, если не больше: убийство, угрозы, изнасилование… В наше время не существует ни одного психиатра, которого невозможно было бы привлечь к суду на основании уголовного законодательства по обвинению в вымогательстве, нанесении увечий и даже убийстве». В итоге эти взгляды привели в 1969 году к формированию антипсихиатрического крыла – ГКППЧ.

Члены данной организации придерживались взглядов Хаббарда на психиатрию – считали ее Империей зла, которая существовала многие тысячелетия. Себя же они причисляли к партизанам, которые пытаются справиться с этим Голиафом.

У них было достаточно много побед. Например, в 1970– 1980-х годах развернулась кампания против австралийского психиатра Гарри Бейли – ему принадлежала небольшая частная психиатрическая клиника в пригороде Сиднея. Туда приходили пациенты с неврозами, депрессией, шизофренией, ожирением, предменструальным синдромом и прочим. Каждого из них Гарри Бейли приветствовал, после чего предлагал выпить несколько таблеток. Далеко не все знали, что их ждет после. Тем, кто интересовался, что это за препарат, Бейли рассказывал о стандартности процедуры.

Они принимали таблетки и впадали в глубокую кому.

Бейли считал, что за время пребывания в ней психика пациентов восстанавливается, все болезни отступают. Однако во многих случаях кома оказывалась настолько глубокой, что люди просто умирали: одни захлебывались собственной рвотой, вторые погибали от сердечного приступа, третьи получали инсульт, четвертые – тромбоз и пневмонию. Слух об этом скандале дошел и до сайентологов, которые тут же инициировали расследование против Бейли. Они убедили всех выживших пострадавших подать в суд, а суд – привлечь врача к ответственности, что и произошло. Естественно, Бейли был недоволен, потому что считал себя новатором в психиатрии.

В сентябре 1985 года стало понятно, что избежать наказания и тюрьмы ему не удастся. Гарри Бейли оставил записку: «Да будет всем известно: сайентологи и безумие одержали победу!» Затем сел в машину, закинул в себя упаковку снотворного и запил его пивом…

Гарри Бейли умер, и хочется надеяться, что он не воспользуется загробным существованием, чтобы накопить еще больше злой энергии для последующей реинкарнации.

* * *

Вернувшись домой, я посмотрел видеоролик ГКППЧ, который назывался «Психиатрия – индустрия смерти». Основную его часть составлял прекрасно подобранный каталог злоупотреблений психиатрии за всю человеческую историю. Например, в нем был американский психиатр Сэмю-эль Картрайт – в 1851 году он заявил, что открыл новое психическое расстройство «драпетомания», которое распространялось только среди рабов. Единственным симптомом было «стремление сбежать из рабства». Лечить сей «недуг» предлагалось одним способом – «выбить из них дьявола». Там был и невролог Уолтер Фримен, который в 1950-х годах вбивал ледоруб в глазную впадину. Он ездил по Америке на своем фургоне – «лоботомобиле» – и проводил процедуру везде, где ему разрешали. Упоминали и психолога-бихевиориста Джона Уотсона: он обрызгивал новорожденных неизвестной прозрачной жидкостью – надеюсь, это была не кислота. Досмотрев видео до этого момента, я убедился, что эти сволочи способны на все.

Но дальше авторы видео вступили на территорию спекуляций. Были кадры, показывающие, как гарвардский психолог Б. Ф. Скиннер жестоко заключил свою дочь Дебору в коробку из плексигласа на целый год. Правда, в этой коробке девочка выглядела довольно счастливой. Позже я проверил факты и выяснил, что всю свою жизнь Дебора говорила, что ее отец был прекрасным человеком, а эта коробка была ее колыбельной, в которой она проводила не так уж много времени.

Комментарий к ролику гласил: «В каждом городе, штате и государстве найдутся психиатры, которые совершают насилие, сексуальные преступления, убийства, мошенничества».

* * *

Пару дней спустя я получил письмо от Тони из Бродмура. «Джон, по ночам тут ужасно. Я даже передать тебе не могу насколько. Утром я видел, как расцвели дикие нарциссы. Мне так захотелось пробежаться по ним… Как в детстве, когда мы с мамой отправлялись на прогулку».

Вместе с письмом пришла копия его истории болезни. Я прочитал те слова, которыми в 1998 году ему удалось убедить психиатров в своей ненормальности. Там были и мотивы из фильма «Синий бархат», про которые он рассказывал, – любовные письма, которые на самом деле были пулями, получив которые вы отправлялись прямиком в ад. Но было и кое-что другое. Тони говорил врачам, что ЦРУ ведет за ним слежку, что у людей на улице не глаза, а черные дырки, что его преследуют голоса, а чтобы их заглушить, ему надо причинить боль, взять кого-либо в заложники и воткнуть карандаш в глаз. Более того, он сообщал, что хотел бы угнать самолет, потому что автомобили его уже не возбуждают. Хвастался, что ему нравится воровать вещи других людей, так как приятно заставлять их страдать. Что причинять страдания другим намного приятнее, чем заниматься сексом.

Не знаю, из каких фильмов все эти идеи. Может, и не из фильмов. Я ощущал, что земля уходит у меня из-под ног, и осознал, что понимаю психиатров. Судя по всему, Тони и правда произвел на них весьма устрашающее впечатление.

* * *

Я обнаружил еще одну страницу с описанием преступления, которое он совершил в 1997 году. Жертвой был бездомный алкоголик Грэхем, который сидел на соседней скамейке. Мужчина сделал «недостойное замечание» по поводу длины юбки 10-летней дочери одного из друзей Тони. Последний потребовал, чтобы Грэхем «замолчал». Тот ответил толчком, после чего получил ногой от Тони и упал на землю. По словам виновника, все бы закончилось на этом, если бы бездомный больше ничего не говорил. К сожалению, молчать Грэхем не собирался и крикнул:

– Это все, на что ты способен?

Подобного оскорбления Тони выдержать не мог, поэтому несколько раз ударил мужчину ногой в живот и в пах. После вернулся к друзьям, выпил с ними еще и подошел к Грэхему, чтобы снова ударить его. На этот раз в лицо. После он ушел.

Я начал вспоминать фильмы, мотивы из которых Тони упоминал в своих рассказах для демонстрации собственного психического нездоровья. «Заводной апельсин» начинался со сцены, как банда юных преступников избивает бездомного бродягу, лежащего на земле.

Внезапно зазвонил телефон. Я узнал номер. Это был Тони. Я не стал отвечать.

* * *

Неделю спустя я получил долгожданное письмо от профессора Энтони Мэйдена – главного врача отделения тяжелых и общественно опасных личностных расстройств в Бродмуре.

«Тони, – гласило письмо, – попал в нашу клинику из-за своих попыток симулировать психическое расстройство, потому что думал, будто здесь лучше, чем в тюрьме».

Мой собеседник был в этом абсолютно уверен, как и многие другие психиатры, которые имели дело с Тони. Они пришли к консенсусу. Тот бред, который Тони рассказывал им в камере предварительного заключения, не был похож на правду: он был слишком кричащим, слишком много клише. К тому же, как только Тони привезли в Бродмур и он понял, во что вляпался, все симптомы как рукой сняло.

«О! – подумал я, приятно удивленный. – Хорошо! Это отлично!»

Во время нашей первой встречи Тони произвел на меня весьма приятное впечатление. Однако в последующие дни я начал относиться к нему с подозрением, поэтому сейчас был рад услышать, что специалист подтверждает версию самого Тони.

Но потом я прочел следующие строки: «Большинство психиатров, которые осмотрели Тони, пришли к выводу, что у него нет психических расстройств, однако налицо симптомы психопатии».

Я с удивлением смотрел на письмо: «Неужели Тони – психопат?»

На тот момент я знал о них не так много. Только то, что мне рассказал Джеймс во время работы над загадкой «Бытия или ничего», – историю человека, с которым работала Эсси Вайдинг:

«Один раз она беседовала с психопатом и показала ему фотографию человека с испуганным лицом. Эсси попросила определить эмоцию, запечатленную на фото. Психопат ответил, что не понимает, что это за эмоция, а потом добавил, что именно такое выражение появлялось на лицах людей, перед тем как он их убивал». Так что я почти ничего не слышал о психопатах, но это звучало плохо.

Я ответил профессору: «Разве не похоже на эпизод из кинофильма “Привидение”, где героиня Вупи Голдберг выдает себя за медиума, а потом выясняет, что на самом деле им является и может говорить с духами?»

«Нет, – ответил тот. – Это вовсе не похоже на сюжет с Вупи Голдберг. Тони симулировал психическое заболевание. Обычно его сопровождают галлюцинации с бредом. Оно приходит и уходит. Благодаря таблеткам может стать лучше. А Тони – психопат. Это не проходит, потому что является частью личности».

Профессор пояснил, что симулировать сумасшествие, чтобы избежать тюремного заключения, – это и есть тип лживого и манипулятивного поведения, характерный для психопата… Получается, Тони, делая вид, что его мозг болен, именно это и доказывал.

«В его диагнозе нет никаких сомнений», – подвел черту профессор Мэйден.

Тони снова позвонил. Я не ответил.

* * *

– Да это классический психопат, – с полной уверенностью сообщила мне Эсси Вайдинг.

Мы помолчали.

– Правда? – спросил я.

– Абсолютно. С каким видом он явился, чтобы встретиться с вами! Классический психопат.

После письма от профессора Мэйдена я позвонил Эсси и спросил, не встретится ли она со мной. Я рассказал ей о первом визите в Бродмур и беседе с Тони, о том, каким решительным и вальяжным шагом он шел в нашу сторону, о его наряде – он был похож на героя сериала «Ученик».

– И это поведение классического психопата? – спросил я.

– Как-то раз я приходила к одному в тюрьму, – начала Эсси свой рассказ. – Я прочитала его досье. У него была чудовищная история преступлений: он насиловал женщин, убивал и откусывал им соски. Читать про это было мучительно страшно. Один психолог сказал мне: «Ты встретишься с ним и будешь полностью очарована». Я подумала: «Ни за что!» Только знаете что? Так и случилось. Полностью! Настолько, что я находила его отчасти сексапильным. Он был очень красивым, подкачанным, по манерам – настоящий мачо. От него буквально веяло сексуальностью. Мне сразу стало понятно, почему женщины, которых он убил, шли за ним.

– А откуда взялась идея, что дерзкий костюм может быть признаком психопатии?

– Чек-лист Хаэра PCL-R.

Я непонимающе уставился на нее.

– Диагностический опросник для выявления психопатии. Его разработал канадский психолог Боб Хаэр. Можно сказать, это золотой стандарт диагностики психопатий. Первым пунктом в нем числится «болтливость и внешнее обаяние».

Она рассказала мне еще немного о тесте Хаэра. Из-за того, как она это описывала, опросник казался довольно странным. По ее словам, Хаэр вел специальные курсы, где учил распознавать психопатов по языку тела, особенностям речи и другим признакам.

– Сколько лет Тони? – спросила она.

– Двадцать девять.

– Ну, удачи профессору Мэйдену, потому что опасный период еще не прошел.

– Почему вы так думаете?

В этот момент Эсси напомнила мне опытного дегустатора, который определяет марку редкого вина по едва уловимому оттенку запаха или вкуса. А может, мудрого богослова, верующего в нечто непостижимое, что нельзя доказать с помощью логики.

– Психопаты не меняются. Уголовным преследованием их невозможно научить. Можно рассчитывать только на старость, которая помешает психопату совершать преступления. Их обаяние тоже с ними навсегда – эти люди невероятно харизматичны, буквально ослепляют окружающих. Так что да, настоящие трудности появляются, когда такой вот психопат влияет на общество в целом.

Я рассказал Эсси, как книга Петера Нордлунда умудрилась создать хаос в более чем рациональном мире ее коллег. Конечно, в Петере нет ничего психопатического, он лишь производит впечатление слегка напряженного и невротизированного человека (как и я, кстати, хотя в гораздо большей степени). Однако из-за всех этих происшествий с «Бытием или ничем» я заинтересовался влиянием безумия – безумия наших политиков – на обычную жизнь простых людей. Я решил уточнить у Эсси, думает ли она, что некоторые из влиятельных людей больны тем же, что и Тони. Много ли среди них психопатов?

Эсси кивнула.

– С помощью попавших в тюрьму психопатов можно оценить ущерб, который они наносят обществу. Они составляют где-то 25 % от всех обитателей тюрем. Однако на них приходится 60–70 % насильственных преступлений, совершенных уже в стенах тюрьмы. Их мало, но лучше с ними не встречаться.

– А сколько их среди людей вне тюрем? – поинтересовался я.

– Примерно один процент.

Эсси посоветовала найти работы Боба Хаэра – основателя современных исследований по психопатии, если я хочу понять, что это за явление и как этим людям удается подняться на вершину делового мира. А Тони, без сомнения, останется в заключении, потому что набирает по вышеупомянутому тесту слишком высокие баллы.

* * *

После беседы с Эсси я действительно нашел статью Боба, где психопатов называли «хищниками, которые используют все свое обаяние, умение влиять на людей, самые разные способы запугивания, а также секс и насилие, чтобы манипулировать окружающими и достигать собственных эгоистических целей. У них практически отсутствует совесть и способность к сочувствию, поэтому они берут что хотят, нарушают нормы общежития, не испытывая ни малейшего чувства вины. Иными словами, эти люди лишены того, что дает возможность жить в гармонии с окружающими».

Мне снова позвонил Тони. Я больше не мог его игнорировать, поэтому глубоко вдохнул и поднял трубку.

– Джон?

Он звучал очень тихо, словно издалека, как эхо. Я представил, как он звонит с общего телефона, расположенного в больничном коридоре.

– Да. Добрый день, Тони, – спокойно ответил я.

– Вы куда-то пропали.

Тони говорил как ребенок, к которому внезапно, без какой-либо причины охладели родители.

– Профессор Мэйден говорит, что вы психопат, – сказал я.

Он резко выдохнул в трубку.

– Это не так!

Мы немного помолчали.

– Почему вы так уверены? – спросил я.

– Говорят, что они не испытывают ни чувства вины, ни угрызений совести, – заговорил Тони. – А я чувствую вину! Но когда я говорю об этом врачам, они уверяют меня, что психопаты отлично делают вид, будто чувствуют угрызения, при этом ничего не испытывая, – он замолчал на какое-то время. – Это магия. Поразительно, как им удается переворачивать все с ног на голову.

– Но почему тогда вас считают психопатом?

– В 1998 году, когда я симулировал психическое заболевание, я по глупости разыграл и психопата тоже. Как Тед Банди. Помните, я вам говорил, что брал кое-какую информацию из его книги? А он был типичным психопатом. Я думаю, в этом проблема.

– Вот как… – с сомнением ответил я.

– Доказать, что ты не психопат, еще сложнее, чем доказать, что ты психически здоров, – усмехнулся Тони.

– А как вам поставили диагноз?

– Выдали тест на психопатию. Чек-лист Роберта Хаэра. Там оценивают двадцать личностных черт: внешнее обаяние, неспособность сосредотачиваться, сочувствовать окружающим, отсутствие угрызений совести, гипертрофированное чувство собственной значимости и еще кучу всего. По каждому пункту ставят оценку от ноля до двух. Если общий балл где-то между тридцатью и сорока, то вашим диагнозом будет психопатия. И все. Вы прокляты. Ярлык «психопат» остается с вами на всю жизнь. Говорят, что вы не можете измениться. Что это неизлечимо. Что вы опасны для окружающих. А потом вас навсегда запихивают в место вроде этого…