Текст книги "Самовлюбленные, бессовестные и неутомимые. Захватывающие путешествия в мир психопатов"

* * *

На самом деле поддельная страница студента Университета Индианы на Facebook и неправдоподобная история о гареме прекрасных француженок звучали совсем нелепо – однако попытаться предвидеть мотивы поступков такого гениального человека, как Хофштадтер, было бы бессмысленно.

Помимо прочего, Дебора была убеждена, что разгадала загадку книг. В ней действительно было недостающее звено, но не чернила, о которых думали многие, а нарциссизм каждого получателя экземпляра, который раскрывался при получении произведения.

– «Я – странная петля» рассказывает именно об этом, – сообщила Дебора. – В ней говорится, что мы проводим собственные жизни, замыкаясь на самих себе, оказываясь в том самом замкнутом круге. Сейчас многие интересуются, почему именно они получили эту загадочную книгу, но при этом говорят не о книге и ее смысле, а о себе. «Бытие или ничто» собрала круг людей и стала для них новым сосудом для самоадресации, – женщина немного помолчала, после чего добавила: – Мне кажется, это и была идея профессора.

«Бытие или ничто» и пакет, в котором ее доставили.

«Я – странная петля» в мягкой обложке

Ее теория звучала весьма правдоподобно – я решил, что ответ и правда найден… Пока через час мне не посчастливилось поболтать по Skype с Леви Шандом – вполне реальным студентом из Университета Индианы.

Он оказался очень симпатичным молодым человеком с черными волосами и меланхоличным взглядом. Парень находился в классической комнате студенческого общежития. Найти его оказалось нетрудно – я отправил ему сообщение на Facebook. Леви ответил практически сразу, потому что был онлайн, а через минуту мы уже смотрели друг на друга в камеры компьютеров.

Он уверял меня в правдивости истории – что на самом деле нашел книги под железнодорожным виадуком и дома у профессора был целый гарем.

– Вы можете в деталях рассказать, что произошло во время вашей встречи? – уточнил я.

– Я сильно волновался, потому что знал, к какой знаменитости иду, – ответил Леви. – Дверь открыла красивая девушка-француженка и попросила подождать. Я заглянул в комнату и увидел еще несколько дам.

– А вы не помните, сколько их было?

– Минимум шесть, причем самые разные – брюнетки, блондинки… Они расположились между кухней и столовой. И все были просто прекрасны!

– Это правда? – спросил я.

– Может, не француженки, а бельгийки.

– А что случилось потом?

– Из кухни вышел профессор – очень худой, но на вид вполне здоровый. Харизматичный. Он взял у меня книги, поблагодарил, и я ушел. Это все.

– Вы утверждаете, что все это правда?

– Да, каждое слово, – ответил Леви.

* * *

Но все-таки что-то было не так. И история Леви, и теория Деборы выглядели правдиво лишь в том случае, если Дуглас Хофштадтер – какой-то легкомысленный, не очень умелый шутник. Однако все факты, которые я о нем собрал, говорили об обратном. В 2007 году корреспондент The New York Times Дебора Соломон брала у него интервью и задала несколько провокационных вопросов. В своих ответах профессор показал себя весьма серьезным, а иногда даже нетерпеливым человеком.

Вопрос: После публикации книги «Гедель, Эшер и Бах» в 1979 году вы стали известным. В университетском бестселлере вы отразили параллели между интеллектом Баха, М. К. Эшера и математика Курта Геделя. В вашей новой книге «Я – странная петля», на мой взгляд, вы в первую очередь интересуетесь собственным интеллектом.

Ответ: Новая книга гораздо проще. Не такая безумная и менее смелая, наверное.

Вопрос: Вы знаете толк в том, как прорекламировать книгу.

Ответ: Нет, не знаю. Мне просто интересны вопросы сознания и души. Благодаря этому и появилась новая книга.

Вопрос: В Wikipedia пишут, что ваши книги вдохновили многих студентов начать карьеру в сфере кибернетики и искусственного интеллекта.

Ответ: Я не интересуюсь компьютерами. Эта статья содержит массу неточностей, что меня немного расстраивает.

И все в таком духе. Я выяснил, что работы профессора появились на свет в результате двух неврологических трагедий. Когда ему было 12, выяснилось, что его младшая сестра Молли никогда не будет ни говорить, ни понимать язык. «Тогда меня весьма интересовал вопрос работы своего ума, – поведал Хофштадтер журналу TIME в 2007 году. – После злополучного диагноза Молли мой теоретический интерес обрел связь с реальным миром. Жизненные обстоятельства заставили меня начать размышлять о работе мозга, о человеческом “Я” и о том, как мозг определяет личность человека».

Позже, в 1993 году, его жена Кэрол умерла от опухоли головного мозга. Тогда их детям было два года и пять лет. Это горе буквально выбило землю у него из-под ног. В книге «Я – странная петля» он утешается мыслью, что супруга живет в его собственном сознании. «Я думаю, что некоторый след ее внутреннего мира, душевного света или ее “Я” – называйте как хотите – остались во мне, – признался он в интервью Scientific American в 2007 году. – И этот след ее самой, ее души, если угодно, сохраняет силу. Я должен подчеркнуть: грустная правда о материи такова, что у меня сохранилась весьма слабая копия – словно снимок с плохим разрешением, к тому же размытый… Он не в состоянии вытащить жало смерти. Я признаю, что не могу сказать: “И не важно, что она умерла, она продолжает жить в моей голове”. Хотелось бы, но не могу. Но хоть какое-то утешение это приносит».

Ничто из этого не напоминало человека, способного завести у себя в доме целый гарем из француженок, да еще и создать непонятную головоломку из десятка книг, анонимно разосланных ученым по всему миру.

Я решил отправить Хофштадтеру электронное письмо и спросить, есть ли хоть слово правды в истории Леви Шанда о найденных под мостом книгах и француженках в квартире знаменитого профессора. Вышел на прогулку, а когда вернулся, меня ждал такой ответ:

«Уважаемый мистер Ронсон,

Никакого отношения к упомянутой вами книге «Бытие или ничто» я не имею, кроме того, что упомянут там. Я просто жертва розыгрыша.

Да, Леви Шанд действительно приходил ко мне и передал несколько экземпляров книги, а все остальное, что он сказал, – чистая выдумка. В гостиной в тот момент моя дочь занималась французским со своим учителем. Может быть, именно их беседу услышал мистер Шанд. К тому же дома с детьми мы разговариваем по-итальянски – и, насколько я знаю, мистер Шанд мог принять итальянский за французский. Но самое главное во всем этом то, что «дома, заполоненного прекрасными француженками», у меня совершенно точно нет, это полная чепуха. Скорее всего, ему хотелось, чтобы его история звучала таинственно и эффектно. Какой позор, что подобные люди не стесняются выкладывать всякую ерунду в интернет.

Искренне Ваш, Дуглас Хофштадтер».

Я ответил, что в рассказе действительно много сомнительных моментов – не только с гаремом, но и с самой коробкой книг под железнодорожным виадуком, которую нашел Леви Шанд. Может быть, он сам и является автором «Бытия или ничего»? На это Хофштадтер ответил:

«Я более чем уверен, что мистер Шанд не является автором этой небольшой белой книжечки. Ее мне прислал сам автор в количестве 80 штук (70 на английском и 10 на шведском). Они и сейчас лежат нетронутые в моем кабинете. До того как мне их прислали, я получил серию очень загадочных открыток на шведском (все прочитал, хотя не особо внимательно, и все они были бессмысленными). Разумные люди обычно не начинают общение с другим человеком с помощью разрозненных, странных зашифрованных сообщений.

Дальнейшие события были еще более запутанными: сначала мне прислали несколько экземпляров книги, потом – еще 80 штук прямо в офис. После этого появились те, что были найдены под мостом на территории университета, где я работаю. А после экземпляры стали приходить по всему миру людям, которые заняты в самых разных областях – искусственный интеллект, биология и так далее. И затем появляются странные, вырезанные ножницами слова и приклеенная записка, адресованная мне. Все это полное безумие. Я мог бы рассказать еще очень многое, но у меня нет времени.

Я много раз встречался с людьми, которые умны, психически неуравновешенны, с людьми, которые считают, будто разгадали тайну Вселенной. Этот конкретный случай для меня исключительно прозрачен, потому что, очевидно, связан с исключительной одержимостью».

Далее Дуглас Хофштадтер сообщил, что в этой загадке действительно есть отсутствующее звено, но получатели все не так поняли. Они считали, что затея была гениальной и рациональной, потому что сами они были талантливы и рациональны, ведь мы, люди, склонны думать, что окружающие похожи на нас. Но недостающим звеном был тот факт, что автор – псих, поэтому книгу невозможно расшифровать.

«Петер Нордлунд?» – подумал я.

Может ли он быть единоличным организатором всего происходящего? Однако и этот вариант виделся мне маловероятным. Успешный человек, знаменитый врач-психиатр, химик, который специализируется на белковых соединениях, что бы это ни значило, консультант в компании, занимающейся биотехнологиями и разработкой лечебных белков, – и чтобы он был исключительно одержимым психом, как сказал Хофштадтер?

Но тем же вечером в 7 часов, когда я встретился с Петером Нордлундом, быстро стало очевидно, что именно он виновник переполоха. Это был высокий человек, 50 с небольшим лет, с приятным интеллигентным лицом. На нем был твидовый пиджак. Они с супругой встретили меня на крыльце своего дома. Петер мне сразу понравился – по его лицу блуждала широкая, добрая, загадочная улыбка. Еще я отметил, что он все время заламывал руки, что выдавало в нем некую одержимость. Я тоже так делаю. У меня сразу появилось ощущение, что с точки зрения одержимости вещами, которые не имеют значения, мы с ним весьма похожи.

– Удивлен, что вы здесь, – сказал он.

– Надеюсь, приятно удивлены, – заметил я.

После короткой паузы он снова заговорил:

– Если вы изучаете книгу «Бытие или ничто», то понимаете, что никогда не узнаете, кто автор.

– Мне кажется, я уже это знаю. Я думаю, это вы.

– Я не… – Он оборвал предложение. – Я нисколько не удивлен вашему предположению.

– А оно верное? – уточнил я.

– Конечно нет, – ответил Петер.

Петер (кстати, «Петер Нордлунд» – это ненастоящее имя, и его жену зовут вовсе не Лили) принялся переминаться с ноги на ногу. Он вел себя словно сосед, к которому ты зашел в момент, когда у него что-то закипало на плите. Я понимал, что за маской дружелюбной рассеянности мужчина пытался скрыть ошеломление от моего приезда.

– Петер, – начал я. – Разрешите спросить хотя бы об этом. Почему именно эти люди были выбраны получателями книг?

Нордлунд слегка вздохнул, его лицо посветлело, словно я задал самый лучший вопрос, какой только мог.

– Что ж… – начал он.

– А ты откуда знаешь, кому отправили книги? – вмешалась в разговор Лили. Она явно злилась. – Ты же просто переводил ее.

После этих слов Петер собрался с мыслями и снова надел маску.

– Да, да, – сказал он. – Мне жаль, но, пожалуй, мы должны закончить беседу на этом. Я просто хотел вас поприветствовать. Я сказал больше, чем стоило… Пообщайтесь с моей супругой.

Мужчина улыбнулся и ушел в дом, а мы с Лили просто смотрели друг на друга.

– Я сейчас уезжаю в Норвегию, – сказала она. – До свидания.

– До свидания, – ответил я.

И направился в Лондон.

* * *

А дома обнаружил письмо от Нордлунда.

«Вы показались мне весьма приятным человеком. Первый этап этого проекта скоро будет закончен. На следующем уровне им займутся другие люди. Я не знаю, возьмут ли вас в расчет, но вы узнаете…».

«Я с радостью поучаствую в проекте, если посоветуете, как это сделать», – таков был мой ответ.

«Дело в том, что основная сложность как раз в том, чтобы знать, что делать. Это и называется жизнью. Могу вас уверить: когда наступит ваше время, вы точно узнаете об этом».

Спустя несколько недель мое время все еще не наступило. А если и наступило, то я этого не заметил, поэтому позвонил Деборе, чтобы сообщить, что головоломка решена.

* * *

Я расположился на открытой террасе Starbucks в Брунсвик-центре на Рассел-сквер в центральном Лондоне и наблюдал, как Дебора выходит из-за угла и быстрым шагом идет в мою сторону. Она села на стул рядом и улыбнулась.

– Ну?..

Я поведал ей о своих разговорах с Леви Шандом и Дугласом Хофштадтером, а затем рассказал о встрече с Петером Нордлундом и Лили, а также о последовавшей переписке. Когда я закончил, Дебора внимательно посмотрела на меня и спросила:

– И это все?

– Да. Это все произошло, потому что, по словам профессора Хофштадтера, автор – просто псих. Все искали в загадке отсутствующее звено, и вот оно.

– А…

Она выглядела разочарованной.

– Не стоит расстраиваться! – сказал я. – Только подумайте, насколько это все интересно! Разве вы не удивлены, что столько всего произошло, только потому что у какого-то человека не все в порядке с головой? Представьте, что рациональный мир, ваш мир, – это спокойный пруд. А ум Петера – это камень, который туда бросили, и по поверхности воды пошли странные круги.

Мои собственные мысли и образы вдруг очень взволновали меня. Сумасшествие Петера Нордлунда так сильно повлияло на мир! Оно спровоцировало интеллектуальные поиски, экономическую деятельность, сформировало некое сообщество. Он смог заинтересовать несравненных ученых, раскиданных по всему миру, и пробудить в них параноидальные и нарциссические чувства. Эти люди встречались в блогах и на форумах, где обсуждали различные конспирологические теории о теневой христианской организации и все такое. Один даже настолько вдохновился, что встретился со мной в кафе Сosta Coffee. Да и я сам отправился в Швецию, пытаясь решить эту головоломку. И так далее.

Я размышлял о своем тревожном мозге, о своем сорте безумия: возможно, оно было более мощным двигателем в моей жизни, чем рациональность. Я вспоминал психологов, которые говорили, что мир крутят сумасшедшие. И они имели в виду именно это: само общество, по их мнению, является выражением особого вида безумия.

Мне казалось, что сумасшествие внезапно охватило весь мир, и очень хотелось понять, так ли сильно оно влияет на эволюцию общества. Я-то как раз всегда считал, что общество – это очень рациональное явление. Но вдруг я ошибался? Вдруг оно построено на безумии?

Всем этим я поделился с Деборой. Она нахмурилась.

– Вы уверены, – спросила она, – что «Бытие или ничто» и все это возникло из-за одного сумасшедшего шведа?

2
Человек, который притворялся безумным

Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам, четвертое издание (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders, DSM-IV) – 886-страничный справочник, его издает Американская психиатрическая ассоциация и продает по $99. Он стоит на полках у психиатров по всему миру. В нем можно найти все известные на данный момент расстройства психики – их 374. Я купил его после встречи с Деборой и пролистал в поисках состояний, которые вызвали бы у больного потребность занимать ведущее положение в обществе и влиять на окружающих. Однако при наличии огромного количества информации по самым разным заболеваниям, даже весьма загадочным, вроде фроттеризма (трение о другого человека без его согласия в общественном транспорте с целью вызвать фантазии о нежных романтических отношениях с участником данного действия; большинство подобных актов происходят, когда человеку 12–15 лет, в дальнейшем отмечается тенденция к снижению их частоты), никаких данных о психопатах не было.

Может быть, среди специалистов, которые занимаются данной темой, есть разногласия по поводу психопатии, влияющей на мир? Больше всего на это походило «нарциссическое расстройство личности» – им страдают люди, которые отличаются «огромным чувством собственной значимости и лежащей на них ответственности», «постоянно заняты фантазиями о достижении невиданных успехов», «склонны эксплуатировать близких», «лишены эмпатии» и «требуют, чтобы все вокруг ими восхищались». А также «диссоциальное расстройство личности» – при нем пациенты «склонны ко лжи и манипуляциям ради личной выгоды или удовольствия (например, чтобы получить деньги, секс или власть)».

«В этом действительно что-то есть, – подумал я. – Возможно, большинство политических лидеров и крупных бизнесменов страдают от диссоциального и нарциссического расстройств, совершая злые поступки и эксплуатируя окружающих из-за своего безумного стремления к безграничному успеху и постоянному восхищению. Их психические расстройства могут управлять нашими жизнями. Пожалуй, из всех этих данных могла получиться значительная история, если я придумаю, как добыть доказательства».

Я закрыл справочник и внезапно задумался, нет ли у меня самого какого-нибудь расстройства из этих 374… И снова открыл его.

И мгновенно диагностировал у себя 12.

* * *

Генерализованное тревожное расстройство было данностью. Но я и не подозревал, что в моей жизни было такое количество психических патологий: от дискалькулии (неспособности складывать числа), из-за которой возникали напряженные ситуации с домашней работой и мамой («проблемы в отношениях родителей и детей»), до расстройства, вызванного кофеином, – как раз сегодня я потратил много времени, подбадривая свой невроз с помощью кофе, – и симулятивного синдрома, попыток избегать любой работы. Думаю, что сочетание генерализованного тревожного расстройства и симулятивного синдрома достаточно необычно, потому что непродуктивность еще более усиливала тревожность, но вот… У меня были оба расстройства. От подобных психических нарушений не спасал даже сон, потому что в процессе я сталкивался с синдромом кошмаров, при котором встречаются «сновидения о преследовании и ситуациях провала, неудачи или поражения». В каждом кошмаре меня кто-либо преследует и кричит: «Эй, неудачник!»

Я и не ожидал, что окажусь настолько сумасшедшим. Хотя читать подобный справочник при отсутствии профессионального образования не стоит. Или, возможно, Американская психиатрическая ассоциация была одержима желанием подвести каждую жизненную ситуацию под какое-либо расстройство.

По опыту общения с родственниками людей, которые действительно страдали от перечисленных заболеваний – депрессии, шизофрении, синдрома навязчивых состояний, – это были реальные и достаточно страшные болезни. Л. Дж. Дэвис в своей рецензии на DSM-IV в Harper`s Magazine написал: «Возможно, фроттерист – это беспомощная жертва, которая находится в тисках собственной мании. Но может быть, что это просто придурок, который скучает и ищет дешевых приключений».

Я не понимал, что делать со всей этой информацией, поэтому решил: если мне нужно выявить расстройства у тех, кто занимает высокие посты, необходимо получить второе мнение об авторитетности этих психиатрических ярлыков.

Я поспрашивал знакомых. Существует ли организация, которая документирует ошибочные случаи, возникающие из-за чрезмерного старания психиатров навесить ярлыки и диагностировать патологические состояния? Уже через три дня я обедал с Брайаном Дэниэлсом.

Он – сайентолог, работающий в британском отделении международной сайентологической сети «Гражданская комиссия по правам человека» (ГКППЧ). Эта отменная команда намерена доказать миру, что психиатры безнравственны и их надо остановить. Сайентологи вроде Брайана каждый день ищут информацию, которая бы подрывала уважение к деятельности таких врачей и дискредитировала отдельных представителей. Разумеется, Брайана нельзя было назвать беспристрастным судьей, особенно после истории с актером Томом Крузом, который провозгласил от лица всех сайентологов: «Мы – истинный авторитет в вопросах ума». Однако мне хотелось узнать о реально существующих ошибках психиатров, и никто не знал таких историй лучше Дэниэлса.

Но мысль о встрече с таким именитым человеком меня слегка страшила. Я был наслышан, как упорно эти люди преследовали врагов своей «веры». Вдруг я ляпну что-нибудь такое, что ему не понравится, и стану жертвой подобной травли? А этого мне совершенно не хотелось. Но все сложилось прекрасно: мы сразу поладили, ибо сошлись на недоверии к психиатрии. Само собой, у Брайана было намного больше опыта, чем у меня после самодиагностики по DSM-IV. Но это и стало общей темой для беседы.

Он рассказал о последних успехах, в особенности о недавней дискредитации весьма известного ведущего одного телешоу в Великобритании – психиатра Раджа Персоуда.

Этот доктор долгое время пользовался огромной любовью телезрителей – даже несмотря на то, что его газетные колонки по психиатрии частенько критиковали за банальность. Например, Френсис Вин написал в газете The Guardian в 1996 году:

«После ареста Хью Гранта газета Daily Mail попросила Раджа Персоуда проанализировать комментарии его жены Лиз Херли по поводу супруга. Он написал следующее: “Из того, что женщина “до сих пор в замешательстве”, следует, что ее пошатнувшееся доверие к мужу еще предстоит восстановить. А слова, что “она не в том состоянии, чтобы принимать какие-то решения относительно будущего”, предполагают неизвестность”.

Год назад, когда из больницы похитили новорожденную Эбби Хамфриз, Daily Mail поинтересовалась, какая женщина способна совершить подобный поступок. На радость всем, доктор популярно объяснил: скорее всего, похитительница испытывала “острую потребность иметь ребенка”».

И все в таком духе. По инициативе Брайана в конце 2007 года Главное медицинское управление инициировало расследование по обвинению доктора Раджа Персоуда в плагиате. Он написал агрессивную статью про сайентологов и их нападки на психиатрию. Все три сотни слов почти дословно повторяли статью профессора социологии из Университета Альберты в Канаде – Стивена Кента. Со стороны Раджа это была ошибка, потому что сайентологи тщательно проверяют и анализируют любую информацию, которая имеет к ним хоть малейшее отношение. В итоге вскрылись еще несколько случаев плагиата, доктора признали виновным и на три месяца отстранили от врачебной деятельности.

К унижению Раджа, всю жизнь анализировавшего других людей, его самого проверили и проанализировали.

The Guardian задалась вопросом: «Персоуд – нарцисс или он настолько не уверен в себе, что не может придерживаться элементарных правил научного сообщества из-за понимания, что не принадлежит к нему?»

С тех пор никто не видел ни его самого на телевидении, ни его публикаций в газетах. Брайан был доволен успехом.

– Меня интересует гипотеза, что многие политические лидеры страдают психическими расстройствами, – заговорил я.

После слов «психические расстройства» мужчина приподнял брови.

– Однако сперва я должен убедиться, что людям, которые ставят диагнозы, можно верить. Поэтому хотел бы спросить, есть ли у вас сейчас какие-нибудь значимые данные о том, что психиатрам нельзя доверять?

Какое-то время мы молчали.

И тут Брайан ответил:

– Тони.

– Кто это?

– Тони в Бродмуре, – просто сказал он.

Я внимательно смотрел на него.

Он имел в виду Бродмурскую психиатрическую больницу. Когда-то все знали ее под названием «Бродмурский сумасшедший дом для преступников». Туда в свое время попали Йен Брейди – «убийца с болот», в 1960-х годах убивший 3 детей и 2 подростков; Питер Сатклифф – «Йоркширский потрошитель», в 1970-х годах его жертвами стали 13 женщин, которых он бил молотком по затылку; Кеннет Эрскин – «Стоквеллский душитель», в 1986 году убивший 7 стариков; Роберт Нэппер, который в июле 1992 года на Уимблдонской пустоши убил женщину, нанеся ей 49 ударов ножом, прямо на глазах ее 3-летнего сына… В эту клинику отправляют педофилов, серийных убийц, садистов и других подобных личностей.

– А что он натворил? – заинтересовался я.

– Ничего, он абсолютно нормальный, – ответил Брайан. – Он попал туда, симулировав безумие, и теперь не может выбраться. Никто не верит, что он нормальный.

– В каком смысле?

– Пару лет назад его арестовали. Если не ошибаюсь, он кого-то побил. Чтобы не отправиться в тюрьму, Тони прикинулся сумасшедшим, думая, что его отправят в какую-нибудь небольшую психиатрическую клинику за городом. А его посадили в Бродмур! И выбраться не получается: чем больше он старается доказать, что здоров, тем больше они уверены в его безумии. Тони не сайентолог, но мы пытаемся помочь ему. Если хотите получить прямые доказательства, что психиатры – идиоты, которые занимаются ерундой и приписывают сумасшествие всем подряд, встретьтесь с ним. Хотите, я попробую провести вас в Бродмур?

Неужели это могло быть правдой? Неужели в этой психушке сидит абсолютно здоровый человек? Я задумался, что предпринял бы сам, если бы пришлось доказывать, что я психически здоров. Очень надеюсь, что моего разумного «Я» было бы достаточно. Вот только не исключено, что иногда я веду себя слишком вежливо и услужливо, поэтому похож на сумасшедшего дворецкого с паникой в глазах. К тому же, как выяснилось, если меня поместить в безумное окружение, я почти мгновенно становлюсь безумнее, как показал недавний вскрик на борту гетеборгского рейса Ryanair.

А хотел ли я встретиться с Тони?

– Хорошо, – ответил я.

* * *

Отделение для приема посетителей в клинике было целиком выкрашено в спокойные тона, которые часто встречаются в муниципальных центрах отдыха: персиковый, розовый и хвойный. Эстампы на стенах представляли собой пастельные картины с французскими дверями, распахнутыми навстречу пляжам на рассвете. Здание называлось Центром здоровья.

Я приехал туда на поезде из Лондона. В районе Кемптон-парк я начал зевать, скорее всего, из-за нервной обстановки – это со мной всегда происходит в стрессовой ситуации. Такое бывает у собак – волнуясь, они все время зевают.

Брайан подхватил меня на станции, и мы быстро доехали до госпиталя, по дороге пройдя два кордона.

– У вас есть мобильник? Какие-либо записывающие устройства? Хлеб с напильником внутри? Веревочная лестница? – спросил охранник на первом посту.

Мы въехали в ворота и миновали несколько рядов ограждений.

Пока ждали в приемной, Брайан сказал:

– Думаю, Тони – единственный человек во всем отделении ОТРЛ, кто может встречаться с посетителями.

– Что такое ОТРЛ? – спросил я.

– Опасные и тяжелые расстройства личности.

Повисла тишина.

– То есть он сидит в той части Бродмура, где находятся самые опасные пациенты? – спросил я.

– Безумие, не правда ли? – усмехнулся Брайан.

Начали выходить люди, к которым пришли их близкие. Все столы и стулья привинчены к полу. На лицах пациентов абсолютное спокойствие и покорность.

– Их накачали таблетками, – прошептал Брайан.

Почти все были довольно упитанными, в свободных, удобных майках и эластичных брюках. Наверное, в Бродму-ре было нечем заняться, кроме еды.

Я вдруг задумался, а нет ли тут каких-то известных личностей…

Все пили чай и уплетали шоколадки, которые брали с подносов. Многие казались очень молодыми, младше 30, и посетителями были в основном родители. Некоторые постарше, к которым пришли партнеры с детьми.

– О, вот и Тони! – воскликнул Брайан.

Я посмотрел на ту сторону комнаты. К нам направился мужчина лет 30. Первое, что мне бросилось в глаза, – его походка. Она сильно отличалась от походки остальных пациентов, которые волочили ноги. Тони шел вальяжно. Одет он был не в больничный наряд, а в полосатый пиджак и брюки. Мужчина скорее напоминал молодого бизнесмена, который стремился к успеху и хотел показать всем вокруг, что он очень, очень даже в здравом уме.

Глядя на него, я не мог не задуматься: этот полосатый костюм является признаком нормальности или, наоборот, сумасшествия…

Он протянул руку в знак приветствия. Мы обменялись рукопожатием.

– Тони, – представился мужчина и сел.

– Брайан сказал, что вы попали сюда обманным путем… – начал я разговор.

– Именно так, – кивнул Тони.

Голос у него был нормальный, да и в целом складывалось впечатление приятного человека, готового помочь.

– Мне вменили нанесение тяжкого вреда здоровью, – начал Тони. – После ареста я подумал, что мне грозит заключение сроком от пяти до семи лет. Я решил пообщаться с другими заключенными. Они сказали: «Это легко! Скажи, что ты сумасшедший. Тебя отправят в окружную больницу со спутниковым телевидением, игровыми приставками и медсестрами, которые будут приносить пиццу. Но все вышло иначе – меня запихнули в этот чертов Бродмур!

– Давно вы тут? – Двенадцать лет. Я непроизвольно ухмыльнулся, Тони ответил тем же.

* * *

Он рассказал, что притворяться безумцем не так уж и сложно, особенно в 17 лет, когда принимаешь запрещенные препараты и смотришь фильмы ужасов. Не нужно даже знать, как ведут себя настоящие сумасшедшие. Просто делай вид, что ты Деннис Хоппер из «Синего бархата». Так Тони и сделал: он сообщил приходящему психиатру, что от всего сердца любит отправлять любовные письма, а любовное письмо – это пуля из винтовки. Получив его, вы отправляетесь прямо в ад.

Подражая герою всем известного фильма, он блефовал, но это окупилось. К нему постоянно приходили новые психиатры. В свои рассказы Тони начал добавлять детали из других фильмов: «Восставших из ада», «Заводного апельсина» и «Автокатастрофы» Дэвида Кроненберга, в которой герои испытывали сексуальное наслаждение, подстраивая автомобильные аварии. Тони сообщил, что разбивает автомобили ради оргазмов, ему постоянно хочется убивать женщин, потому что он уверен: посмотрев им в глаза перед смертью, он станет нормальным.

– А последняя деталь откуда? – поинтересовался я.

– Это биография Теда Банди. Нашел в тюремной библиотеке.

Я кивнул и задумался, что, пожалуй, держать книги про Теда Банди в тюрьмах было не лучшей идеей. Брайан сидел рядом и сухо посмеивался над легковерностью и неточностью психиатров.

– Они полностью доверяли каждому моему слову, – продолжил Тони.

Когда его привезли в эту клинику, он с первого взгляда понял, что совершил огромную ошибку, и попросил срочной встречи с психиатрами.

– Я не безумен, – сообщил он.

Однако оказалось, что убедить людей в собственной нормальности намного сложнее, чем в безумии.

– Я думал, что лучшим доказательством нормальности будут беседы с окружающими на нормальные темы, вроде футбола и телепередач. Это же всем понятно, да? Например, я получаю журнал New Scientist – люблю читать о научных открытиях. И там была статья, как в американской армии шмелей учили вынюхивать взрывчатые вещества. Я решил поболтать с медсестрой и спросил, знает ли она, что армия США натаскивает шмелей на поиск взрывчатки. А позже увидел в своей карте запись: «Считает, что пчелы могут находить взрывчатку». Вот такие дела.

– А когда вы надевали этот полосатый наряд, вы понимали, что это тоже могут не так понять? – спросил я.

– Конечно. Но решил рискнуть. Тем более большинство местных обитателей – отталкивающие неряхи. Они могут не мыться и не переодеваться неделями. А я предпочитаю одеваться хорошо.