Текст книги "Правила охоты"

2

Продавец стоял за сплошной стеной из обложек журналов. Сигареты, шоколадные батончики и целлофановые пакетики сырных шариков, чипсы, свиные шкурки и всякие другие канцерогены прикрывали его фланги. Рядом с кассой стоял вращающийся стенд, увешанный белыми круглыми значками. На каждом был написан призыв на любой вкус. «Берегите китов – гарпуньте толстух». Это продавалось лучше всего, или: «Хватит мне быть хорошим мальчиком, на колени, сука».

Продавец не смотрел на них. Они ему уже надоели. Он смотрел куда-то на улицу через засиженное мухами окно витрины и качал головой.

Лукас Дэвенпорт медленно вышел из глубины магазина с номером «Дейли Рейсинг Форм» и положил два доллара и двенадцать центов на прилавок.

– Чертовы детишки, – произнес продавец, ни к кому не обращаясь. Он вытянул шею, чтобы лучше видеть, что там происходит на улице. Потом услышал, как деньги, брошенные Лукасом, звякнули о прилавок, обернулся и попытался улыбнуться, но на лице, похожем на морду таксы, только собрались морщинки. – Ну как? – с одышкой проговорил он.

– Что там происходит? – спросил Лукас, посмотрев через плечо продавца на улицу.

– Да детишки на скейтбордах. – Продавец страдал от эмфиземы легких и поэтому мог говорить только короткими предложениями. – Катаются, прицепившись к автобусу. – Он засвистел горлом. – Если они зацепятся за канализационный люк... – он шумно вздохнул, – им крышка.

Лукас выглянул в окно. На улице не было никаких детей.

– Они уже укатили, – угрюмо проговорил продавец.

Он взял журнал и прочитал первый абзац передовой статьи.

– Уже посмотрели стенд? – захрипел он. – Какой-то парень принес стихи.

– Да?

Лукас обошел вокруг прилавка и начал просматривать стопки истрепанных книг. К своей радости, он нашел тоненькую книжку стихов Эмили Дикинсон, засунутую между двумя обзорами современной литературы в твердых обложках. Дэвенпорт никогда специально не охотился за поэзией и никогда не покупал ничего нового. Он ждал, когда книга попадется ему случайно. И, что самое удивительное, именно так оно часто и получалось. «Сиротские песни» оказывались среди текстов по термоэлектрическому машиностроению или по биохимии.

Книга Эмили Дикинсон стоила один доллар в 1958 году, когда она была напечатана каким-то малоизвестным издательством с Шестой авеню в Нью-Йорке. Через тридцать лет в книжном магазине на Университетской авеню в городе Сент-Пол она стоила восемьдесят центов.

– Так что там слышно про эту лошадку? – В горле у продавца забулькало. – Про этого Воина Вабаша? – Продавец ткнул пальцем в журнал. – Ну, этого, из Миннесоты.

– Именно так я и думаю, – отозвался Лукас.

– Что?

– Он из Миннесоты. Его надо гнать хлыстом до самой фабрики «Альпо». Конечно, во всем есть свои преимущества...

Продавец ждал. Он никак не мог отдышаться и ответить остроумно.

– Если Воин будет считаться фаворитом, – продолжал Лукас, – то победитель получит большой выигрыш.

– И им окажется...

– Попробуй поставить на Солнце и Полпенса. Конечно, здесь нет гарантии, но числа подходят.

Лукас положил на прилавок книгу Эмили Дикинсон и восемьдесят центов, как было указано на ценнике, плюс пять центов налога.

– Пойду-ка я, пока ты не позвонил своему букмекеру. Не хочу, чтобы меня сцапали за то, что я продаю сведения о лошадях перед скачками.

– Как скажете, лейтенант. – Продавец со свистом вздохнул и дернул себя за вихор.

Лукас с новой книжкой поехал обратно в Миннеаполис, и там оставил свою машину в общественном гараже напротив городской мэрии. Он прошелся вокруг до отвращения безобразной старой громады из желтовато-коричневого гранита, пересек улицу, миновал прудик и вошел в здание Хённепинского центра. Затем спустился в кафетерий, купил в автомате спелое яблоко, снова поднялся наверх и с противоположной стороны здания вышел на лужайку. Лукас расположился на траве среди белых берез под теплым августовским солнцем и, откусывая яблоко, начал читать:

Никто из мужчин мое сердце не тронул,

Пока не омыл мою ножку прилив,

Потом, поднимаясь все выше и выше,

Добрался до пояса, грудь окропив.

И вот захлестнул мои хрупкие плечи

И, брызнув в лицо изумрудной росой,

Меня подхватил,

И я поплыла...

Дэвенпорт улыбнулся и снова захрустел яблоком. Когда он оторвал глаза от книги, по площади шла молодая темноволосая женщина и катила широкую коляску для двойни. Младенцы завернуты в одинаковые розовые одеяльца. У мамаши была большая грудь и тонкая талия, а черные волосы, закрывавшие щеки, как черные шелковые шторки, покачивались на ходу. На ней были надеты сливового цвета юбка и шелковая бежевая блузка. Женщина выглядела такой красивой, что Лукас непроизвольно улыбнулся от удовольствия.

Прошла еще одна женщина. Теперь уже в противоположном направлении. Блондинка с короткой стрижкой под панка, в вызывающем и безвкусном трикотажном платье. Лукас посмотрел ей вслед и вздохнул.

* * *

Дэвенпорт был одет в белую тенниску, брюки цвета хаки, голубые гольфы и сандалии с длинными завязками. Он не стал заправлять рубашку в брюки, чтобы не был виден пистолет. Смуглый стройный мужчина с черными прямыми волосами, начинающими седеть на висках, длинным носом и кривой усмешкой. Один из передних зубов у него начал крошиться, но он так и не поставил на него коронку. Если бы не его голубые глаза, он вполне сошел бы за индейца.

Глаза у него излучали тепло и снисходительность. Их теплота усиливалась от вертикального белого шрама, который начинался у волос, пересекал правый глаз, проходил по щеке и заканчивался у уголка рта. Этот шрам придавал его облику некоторый оттенок беспутства, но не заслонял его открытости и чистоты помыслов и делал его похожим на Эррола Флинна из фильма «Капитан Блад». Лукас жалел о том, что он не может похвастаться перед молодыми женщинами, что получил его от удара разбитой бутылкой в потасовке в баре Субик-Бея, где он никогда не был, или в Бангкоке. Там он тоже не был. Свой шрам Лукас получил от рыболовной снасти, торчавшей из гнилой коряги на реке Сент-Кру. Так он всем и рассказывал. Некоторые ему верили, но большинство полагало, что он просто что-то скрывает, нечто вроде драки в баре в Восточном Суэце.

И, хотя глаза излучали тепло, улыбка выдавала его.

Однажды он пошел в ночной клуб с женщиной, которая работала в зоопарке. Здесь, в подвальных помещениях, местным юнцам продавали кокаин. На стоянке рядом с клубом Лукас неожиданно встретился с Кении Макгиннессом, он считал, что тот еще в тюрьме.

– Отвяжись от меня, Дэвенпорт, – сказал Макгиннесс, отступая назад.

Обстановка на автомобильной стоянке внезапно наэлектризовалась, глаз запоминал все – и бумажки от жвачек, и выброшенные пакетики из-под четвертьграммовых доз кокаина.

– Я не знал, парень, что тебя выпустили, – улыбаясь, проговорил Лукас.

Его спутница наблюдала за происходящим широко открытыми глазами. Лукас приблизился к мужчине, запустил два пальца в карман его рубашки и слегка потянул. Это походило на то, как два старых приятеля вспоминают былые деньки.

– Убирайся из города, – хрипло прошептал Лукас. – Отправляйся в Лос-Анджелес или в Нью-Йорк. Если ты не уедешь, тебе будет плохо.

– Меня освободили условно. Я не могу уехать из штата, – заикаясь, пробормотал Макгиннесс.

– Тогда убирайся в Дулут или в Рочестер. У тебя неделя сроку, – сказал Дэвенпорт. – Поговори со своим отцом. Можешь повидать бабушку и сестру. А потом убирайся.

Он повернулся к своей спутнице, на лице была улыбка, казалось, он уже забыл о Макгиннессе.

– Ты меня чертовски напугал, – призналась женщина, когда они уже сидели в клубе. – Что там произошло?

– Кении нравятся маленькие мальчики. Он продает крэк[1]1
  Crack (англ.) – кристаллический кокаин для курения. – Прим. ред.


[Закрыть] десятилетним глупышам.

– А-а.

Она, конечно же, слышала о таких вещах, но относилась к ним так же, как к собственной смерти: отдаленная вероятность, о которой пока не стоит особенно задумываться.

Позже она сказала:

– Мне не понравилась твоя улыбка. Как ты улыбнулся. В тот момент ты походил на моих зверей.

Лукас усмехнулся.

– Правда? На кого же? На лемура?

Она слегка прикусила нижнюю губу.

– Нет. Я подумала о росомахе.

Даже если холод улыбки иногда и гасил тепло его глаз, то это случалось не часто и не отпугивало людей. А сейчас Лукас наблюдал, как блондинка с прической в стиле «панк» завернула за угол Центра и, прежде чем совсем скрыться из виду, оглянулась, посмотрела на него и улыбнулась.

Черт возьми? Она знала, что он на нее смотрит. Женщины всегда знают об этом. «Вставай, – шептал ему внутренний голос, – и иди за ней». Но он не сдвинулся с места. Их так много и все хорошенькие. Он вздохнул, растянулся на траве и снова принялся за Эмили Дикинсон.

С него можно было писать картину под названием «Удовлетворенность».

* * *

Его фотографировали из коричневато-оливкового фургона, стоявшего на противоположной стороне Седьмой южной улицы. Два полицейских из отдела внутрислужебных расследований трудились в поте лица в тесном вагончике, где на треногах стояли фотоаппарат и видеокамера.

Старший был толстяком, а его напарник – худощав. В остальном они были похожи друг на друга – оба с коротко подстриженными волосами, розовощекие, в желтых рубашках с короткими рукавами и толстых трикотажных брюках фирмы «Джей Си Пенни». Каждые несколько минут один из них смотрел в окуляр мощного телескопического объектива. Камера «Никон F3» была снабжена специальным устройством, проставляющим дату. Этот счетчик был запрограммирован до 2100 года. Когда полицейские делали фотографии, на снимке автоматически отпечатывались дата и время. При необходимости такой снимок мог послужить официальным документом, подтверждающим то, чем занимался человек, находящийся под наблюдением.

Лукас засек эту парочку через час после того, как они начали за ним следить, это было две недели назад. Он не знал, в чем была причина, но, как только он их заприметил, Дэвенпорт перестал контактировать со своими осведомителями, разговаривать со своими друзьями, с другими полицейскими. Он находился в изоляции, но не знал почему. Он обязательно отыщет причину. Это неизбежно.

А пока он проводил большую часть времени на открытом месте, таким образом заставляя следивших за ним людей прятаться в душном тесном вагончике, откуда они не могли выйти ни поесть, ни даже сходить в туалет. Лукас улыбнулся сам себе (улыбка его была неприятной, как у росомахи), отложил книжку Дикинсон и взялся за «Рейсинг Форм».

– Ты считаешь, что этот сукин сын собирается вечно здесь сидеть? – спросил толстяк, ерзая на месте.

– Похоже, что он здесь прочно обосновался.

– Я хочу в туалет, не могу больше терпеть, – продолжал старший.

– Не надо было пить «кока-колу», в ней кофеин, и хочется в туалет.

– Может быть, я как-нибудь по-быстрому выскочу...

– Если он пойдет, то мне надо будет ехать за ним. Если ты не успеешь, Бендл тебе голову оторвет.

– Но ведь ты же ему не скажешь.

– Я не могу одновременно вести машину и фотографировать.

Толстый полицейский продолжал ерзать на месте. Надо было идти, как только Лукас расположился на поляне, но тогда ему еще не хотелось так сильно в туалет. А теперь, когда Лукас может в любую минуту уйти, мочевой пузырь у него раздулся, как баскетбольный мяч.

– Посмотри, – сказал он, разглядывая Дэвенпорта в бинокль. – Он наблюдает за девушкой, которая проходит мимо. Как ты думаешь, мы из-за этого ведем за ним наблюдение? Это связано с девушкой?

– Не знаю. Здесь какая-то тайна. Пока никто не говорит ни слова.

– Я слышал, что у него есть что-то на шефа. Лукас такой.

– Должно быть, так оно и есть. Он ничего не делает. Ездит по городу на своем «порше» и каждый день бывает на ипподроме.

– У него все в порядке. Благодарности и все такое.

– Он еще и неплохо подрабатывает.

– Да.

– Кажется, убил нескольких человек.

– Пятерых. Он первый по этим делам во всей полиции. Кроме него, никто не убивал больше, чем двоих.

– Все они заслуживали того.

– И пресса его любит.

– Это все потому, что у него есть деньги, – авторитетно заявил толстяк. – Пресса обожает людей с деньгами, богатеньких. Никогда не встречал репортера, который не хотел бы денег.

На некоторое время оба задумались о газетчиках. Они походили на полицейских, только языки у них работали побыстрее.

– Как ты думаешь, сколько он зарабатывает, этот Дэвенпорт? – спросил толстяк.

Его напарник поджал губы и стал в уме подсчитывать. Заработная плата – это был серьезный вопрос.

– При его звании и должности, вероятно, он получает тысячи сорок две, может быть, сорок пять, – предположил он. – Потом еще игры, я слышал, что когда он выпускает игру, то получает целых сто тысяч, в зависимости от того, как она расходится.

– Так много? – изумился толстяк. – Если бы я получил столько денег, я бы бросил службу, купил ресторан, а может быть, бар где-нибудь на озере.

– Это точно, – согласился другой полицейский.

Они так часто говорили об этом, что он отвечал автоматически.

– Интересно, а почему они его не разжаловали в сержанты? Ну, когда его убрали из отдела по ограблениям?

– Я слышал, что он пригрозил подать в отставку и сказал, что понижения не потерпит. Вот начальство и решило, что он еще понадобится, у него ведь свой человек в каждом баре и в каждой парикмахерской. Поэтому звание осталось при нем.

– Когда он был инспектором, он был настоящей занозой, – вспомнил толстяк.

Тощий кивнул.

– Все должны были быть идеальными. Но ведь так не бывает.

Тощий отрицательно покачал головой.

– Он мне как-то признался, что это была самая собачья работа. Он понимал, что перегибает палку, но не мог остановиться. Кто-нибудь хоть чуточку сваляет дурака, так он от него не отстанет.

Они еще немного помолчали, наблюдая за своим подопечным.

– Но если он тебе не начальник, то так он парень неплохой, – повернул в другую сторону толстяк. Он знал, как нужно вести такие разговоры. – Он подарил мне одну из своих игр для моего парнишки. Там на картинке дерутся два чудовища, похожих на трехметровых тараканов.

– Ну и как, ему понравилось?

На самом деле тощему полицейскому было все равно. Он считал, что у толстяка слишком уж изнеженный мальчишка и из него получится гомосексуалист, но он никогда не сказал бы этого вслух.

– Да. Он притащил ему коробку назад и попросил расписаться на крышке. Тот так и написал: Лукас Дэвенпорт.

– Ну! Этот парень не промах, – пошутил тощий. Он замолчал, ожидая реакции. Через минуту до толстого дошло, и они рассмеялись. Этот смех оказал еще большее воздействие на мочевой пузырь. Толстяк снова заерзал на сиденье.

– Послушай, мне надо бежать, или я сейчас в штаны напущу, – в конце концов взмолился он. – Если Дэвенпорт отправится не в магазин, а еще куда-нибудь, то он поедет на машине. И, если тебя не будет на месте, когда я вернусь, я бегом догоню тебя на спуске.

– Смотри сам, тебе отвечать, – проговорил его напарник, поглядывая в окуляр. – Он только что взялся за «Рейсинг Форм». Пожалуй, у тебя есть несколько минут.

Лукас видел, как толстый полицейский выскользнул из фургона и бросился в «Пиллсбери Билдинг». Он усмехнулся про себя. Ему очень хотелось встать и уйти, зная, что полицейский в машине должен будет последовать за ним и бросить толстяка. Но могли возникнуть осложнения. Для него лучше было оставить все как есть.

Когда через четыре минуты толстяк вернулся, машина стояла на том же месте. Его коллега взглянул на него и сказал:

– Ничего.

Так как Лукас не сделал ничего предосудительного, то пленки так и не стали проявлять. Но если бы их все-таки проявили, то на всех фотографиях было бы заметно, что средний палец Лукаса выставлен вперед[2]2
  В США этот жест считается оскорбительным. – Прим. перев.


[Закрыть], из чего следовало, что он их обнаружил. Но, так как пленку не стали проявлять, это не имело никакого значения.

Толстяк снова залез в фургон, а Лукас растянулся на траве, перелистывая томик стихов. Слежка близилась к концу.

Дэвенпорт читал стихотворение под названием «Змея», толстяк смотрел на него через линзу своего «Никона», а тем временем Бешеный совершил еще одно убийство.

3

Впервые он заговорил с ней в архиве секретаря Окружного совета. У нее были волосы цвета вороного крыла и карие глаза. В маленькие ушки вдеты золотые серьги в виде колец. Она была одета в красное платье, и от нее исходил легкий аромат духов.

– Я хотела бы посмотреть досье на «Бурхальтер-Ментор», – сказала она секретарю. – У меня нет номера. Должно быть, бумаги относятся к прошлому месяцу.

Бешеный искоса наблюдал за ней. Она была лет на пятнадцать, а то и на все двадцать старше него. Привлекательная.

Он еще не начал преследовать художницу. Все его дни были наполнены думами о ней, ночи напролет ему виделись ее лицо и тело. Он знал, что обязательно ею займется, песня любви уже звучала в нем.

Но эта женщина была ему интересна. Даже более чем интересна. Он чувствовал, как осознание этого растет в нем, и наслаждался игрой света на ее изящной руке, покрытой персиковым пушком... А после художницы ведь должен быть кто-то еще.

– Это гражданские документы? – задал вопрос женщине секретарь.

– Это целая пачка бумаг на право удержания имущества по жилому комплексу недалеко от озера Нокомис. Я хочу убедиться, что по данному вопросу уже принято решение.

– Хорошо. Бурхальтер?..

– "Бурхальтер-Ментор".

Она продиктовала название по буквам, и секретарь ушел в помещение архива за нужной папкой. Она агент по продаже недвижимости, подумал Бешеный. Женщина почувствовала его внимательный взгляд и посмотрела на него.

– Вы агент по продаже недвижимости? – спросил он.

– Да.

Голос ее звучал серьезно, доброжелательно, профессионально. На губах едва заметная розовая помада.

– Я только недавно приехал в Миннеаполис, – продолжал разговор Бешеный. – Я адвокат в фирме «Фельсен-Гор». У вас не найдется минутка времени, чтобы ответить на вопрос относительно недвижимости?

– Ну конечно.

Теперь ее голос звучал дружески и заинтересованно.

– Я искал дом около озер к югу отсюда, вокруг озера Островов или озера Нокомис, в этом направлении.

– Там хорошие места, – сказала она одобрительно.

У нее были губы, которые специалист по пластической хирургии определил бы как пухлые. Когда она улыбалась, приоткрывался ряд безупречных белых зубов.

– Там сейчас продается много домов. Я как раз занимаюсь этим районом.

– Я еще не решил, что мне больше подойдет – квартира или дом...

– Дома всегда в цене.

– Согласен, но, видите ли, я не женат. И мне не особенно хочется возиться с большим двором...

– Скорее всего вам подойдет что-то вроде бунгало на небольшом участке с небольшим двориком. Там будет гораздо больше места, чем в квартире, а для ухода за лужайкой вы можете нанять человека за тридцать долларов в месяц. Это дешевле, чем плата за коммунальные услуги, которую берут за большинство квартир, кроме того, если вы надумаете продавать дом, то не останетесь в убытке.

Бешеный забрал свои бумаги и подождал, пока она получит фотокопии с нужных ей документов. Они вместе прошли по коридору к лифтам и спустились, на первый этаж.

– Гм, знаете, в Далласе существовала такая вещь, как общий список или что-то в этом роде, – заговорил Бешеный.

– Да, это называется общий список продаваемой недвижимости, – подтвердила его спутница.

– И, если я захочу поездить здесь вокруг и подобрать что-нибудь для себя, мог бы я позвонить вам, чтобы вы мне показали этот список?

– Ну конечно, именно этим я и занимаюсь. Вот, возьмите мою карточку.

Джинни Льюис. Бешеный положил визитную карточку в свой бумажник. Как только он с ней расстался, исчезло и очарование, навеянное се присутствием, он снова вспомнил о художнице и представил себе ее лицо и фигуру, как она идет по улице Святого Павла. Он жаждал ее, и агент по продаже недвижимости была почти совсем забыта. Но не полностью.

Всю следующую неделю, как только он доставал свой бумажник из кармана, он натыкался на ее карточку. Джинни Льюис с волосами цвета вороного крыла. Ее кандидатура определенно подходила.

А потом он потерпел фиаско.

Когда он проснулся на следующий день, все тело было в синяках и болело. Он принял сразу несколько больших таблеток аспирина и осторожно повернулся перед зеркалом в ванной комнате, чтобы посмотреть, что там у него на спине. Синяки начали проступать и представляли собой черные полосы на спине и плечах. Они будут выглядеть ужасно.

Наваждение, связанное с художницей, исчезло. Когда он вышел из душа, то в запотевшем зеркале увидел чужое лицо. С ним такое случалось и раньше. Краем полотенца он вытер зеркало. Это была Льюис, она улыбнулась ему, увидев, что он голый.

Ее офис находился в районе к югу от озер в помещении с большим окном, где раньше был магазин.

Бешеный объездил все вокруг в поисках удобного места для наблюдения. Он нашел местечко на стоянке автомобилей наискосок от конторы Льюис. Бешеный мог сидеть в автомобиле и наблюдать через открытое окно за тем, как она сидит в своей комнатке и разговаривает по телефону. Он следил за ней целую неделю. Каждый день, кроме среды, она приезжала сюда между половиной первого и часом и привозила с собой пакет с едой. Она ела и одновременно просматривала бумаги и редко когда уходила раньше двух тридцати. Джинни была потрясающей женщиной. Больше всего ему нравилась в ней ее походка, когда шаг начинался от бедра. Она снилась ему по ночам, ему виделось, как Джинни Льюис, обнаженная, идет к нему по траве.

Бешеный решил заехать за ней в четверг. Он нашел симпатичный домик на узкой улочке новой застройки в шести кварталах от ее офиса. Прямо напротив домов не было. Подъездная дорожка проходила несколько ниже уровня лужайки, ступеньки, ведущие к входной двери, были скрыты живой изгородью из вечнозеленых растений. Если он поедет туда вместе с Льюис и она поставит машину прямо около дома, а он выйдет через правую дверь, то будет фактически не виден со стороны улицы.

Дом казался необитаемым. По специальному справочнику, которым пользуются детективы, он разыскал фамилии соседей. Первым, кому он позвонил, оказался словоохотливый старичок. Бешеный объяснил, что хотел бы договориться о купле дома непосредственно с владельцами, минуя агентов по продаже недвижимости. Может быть, сосед знает, где они находятся. Да, он знает, в Аризоне. Он может дать их номер телефона. Они не вернутся до самого Рождества, да и то приедут только на две недели.

Обшаривая округу, Бешеный нашел маленький супермаркет, напротив станции «Стэндард», в нескольких кварталах от дома.

В четверг он сложил свои приспособления в багажник машины и надел широкое твидовое пальто спортивного покроя с вместительными карманами. Он проверил, на месте ли Льюис, а потом отправился к супермаркету, оставил там на стоянке свою машину и позвонил ей из автомата.

– Джинни Льюис, – сказала она, ее голос прозвучал сдержанно.

– Мисс Льюис? – переспросил Бешеный. Когда он произносил слово «мисс», сердце заколотилось у него в груди. – Мы с вами познакомились в архиве секретаря Окружного совета месяц тому назад. Мы с вами говорили о домах в районе озер.

На другом конце провода возникло минутное замешательство, и Бешеный даже испугался, что она забыла его. Но она заговорила.

– О да, кажется, я вас помню. Мы вместе спускались на лифте?

– Да, это именно я. Послушайте, я постараюсь объяснить покороче. Я ездил здесь в округе и смотрел дома, и у меня сломалась машина. Я подъехал к заправочной станции, там мне сказали, что ремонт займет часа два, нужно сменить водяной насос. Пока я гулял вокруг, я наткнулся на очень симпатичный домик. – Он посмотрел на бумажку, которую держал в руке, и продиктовал адрес. – Я подумал, может быть, мы могли бы договориться о времени и посмотреть его?

– Вы на станции «Стэндард»?

– Я в телефонной будке на другой стороне улицы.

– Я сейчас ничем не занята, и от меня до вас всего пять минут езды. Я бы могла взять ключи, это еще две минуты, а потом заехать за вами.

– Право, мне не хотелось бы причинять вам неудобство...

– Здесь нет никакого неудобства. Я знаю, о каком доме вы говорите. Он в очень хорошем состоянии. Удивительно, что его до сих пор еще не купили.

– Ну, в таком случае...

– Я буду у вас через десять минут.

Ей потребовалось пятнадцать минут. Молодой человек зашел пока в супермаркет, купил мороженое, сел на скамейку у автобусной остановки и начал его облизывать. Когда Льюис подъехала на коричневой машине, она сразу же его узнала. Даже сквозь слегка затененные стекла он увидел, как блеснули ее зубы, когда она улыбнулась ему.

– Здравствуйте! – сказала она, открывая ему дверцу с другой стороны. – Вы тот самый адвокат. Я вспомнила вас, как только увидела.

– Да, я очень рад. Я, кажется, не представился. Меня зовут Луи Валльён.

Хотя его родители дали ему имя Луис Валлион.

– Рада с вами познакомиться.

Ей действительно было приятно.

До дома они ехали всего три минуты. Женщина обращала его внимание на все достоинства округи. Озера расположены достаточно близко, чтобы можно было вечером совершать пробежку. Школа тоже недалеко, и это повысит стоимость, если он захочет продать дом, но и не так уж близко, чтобы ребятишки создавали какие-нибудь проблемы. Устоявшееся окружение. Соседи знают друг друга, и посторонние люди обязательно будут замечены.

– Уровень преступности в этом районе достаточно низкий по сравнению с другими районами города.

В этот момент у них над головами низко пролетел самолет, ревя моторами он пошел на посадку в миннеаполисском аэропорту. Его спутница не стала обращать на это внимание.

Валлион тоже промолчал. Он прислушивался к тому, что она говорит, ровно на столько, чтобы можно было кивнуть в нужный момент. Глубоко внутри он представлял себе, как все это будет происходить. На этот раз все должно пройти как по маслу, не как с художницей.

Да, в тот раз он сам был виноват, и нечего перекладывать вину на кого-то другого. Он допустил ошибку, и его счастье, что ему удалось улизнуть. Женщина весом в шестьдесят килограммов, находящаяся в хорошей физической форме, вполне могла оказать сопротивление. Он никогда этого не забудет.

На этот раз с Льюис он не должен ничего испортить. После его нападения она должна умереть, потому что она видела его лицо, она знала, кто он такой. Он заранее потренировался, насколько это было возможно, у себя дома, ударяя по баскетбольному мячу, который висел на крюке на двери в ванной.

Теперь Бешеный был готов. В правый карман пиджака он засунул большую картофелину в носке. Она немного выпирала, но не слишком. В кармане могло быть все, что угодно: записная книжка, безделушка. В левом кармане лежали прокладка «Котекс», клейкая лента и пара резиновых хирургических перчаток. Он не дотронется ни до одной вещи, на которой могут остаться отпечатки, пока на наденет перчатки. Он подумал об этом, мысленно представил, как он это будет делать, а вслух продолжал восклицать: «О, да!», когда необходимо было соглашаться с Льюис.

Пока они ехали, он вдруг с некоторым отвращением заметил, что, возможно, она курила. От нее исходил едва ощутимый запах никотина.

Когда они подъехали к самому дому, его желудок начал сжиматься, так же как это происходило и с художницей, и с другими.

– С виду домик ничего, – заметил Бешеный.

– Вы еще не то скажете, когда посмотрите внутри. Они замечательно отделали ванные.

Она повела его к входным дверям. С улицы за вечнозелеными кустарниками их никто не мог видеть. Джинни открыла ключом дверь, и они вошли. Дом был полностью обставлен. В холле царил такой идеальный порядок, что сразу становилось ясно, что тут давно никто не живет. Воздух был застоявшимся и слегка затхлым.

– Хотите здесь все посмотреть? – Льюис взглянула на него.

– Конечно.

Он заглянул на кухню, прошелся по гостиной, поднялся наверх, где располагались спальни, и заглянул в каждую комнату. Когда он спустился вниз, женщина стояла, сжимая перед собой сумочку, и с некоторым интересом изучала хрустальную лампу на камине.

– Сколько просят за этот дом?

– Сто пять тысяч.

Молодой человек кивнул и взглянул на дальнюю дверь в кухне.

– Там что, подвал?

– Да, наверно.

Когда она пошла к двери, он вытащил из кармана носок. Джинни сделала еще один шаг. Размахнувшись носком, как булавой, он ударил ее картофелиной сзади, по голове чуть выше левого уха.

Удар сбил ее с ног, Валлион навалился на нее сверху и ударил еще раз. Эта вела себя совсем не так как чертовка художница. Джинни в основном работала в офисе с бумагами, и руки у нее были слабыми. Она застонала в полузабытьи, он схватил ее сзади за волосы, запрокинул ей голову и запихнул в рот «Котекс». Затем натянул перчатки, вытащил из бокового кармана клейкую ленту и обмотал ей голову. Когда Джинни наконец зашевелилась, он перевернул ее и связал ей руки. Женщина начала приходить в себя, ее глаза приоткрылись. Он потащил ее вверх по лестнице в ближайшую спальню и бросил на кровать. Сначала он привязал ее руки к изголовью, а затем, широко раздвинув ей ноги, привязал их к угловым стойкам кровати.

Тяжело дыша, Бешеный чувствовал, как кровь толчками пульсирует в низу живота и начинается эрекция, а в горле клокочет возбуждение.

Он отступил и взглянул на нее как бы со стороны. Он вспомнил, что ему нужен нож. Хорошо бы нашелся хороший. Он спустился в кухню.

У него за спиной послышался стон Джинни Льюис.