Текст книги "Зима тревоги нашей. Путешествие с Чарли в поисках Америки (сборник)"

– Отлично, – сказал он. – Предлагаю групповые занятия. Мэри, наши дети и ты. Тема: мужчины и их слабости, руководство по эксплуатации.

Марджи не обратила на его язвительность ни малейшего внимания.

– Ты когда-нибудь работаешь допоздна – ну, подбиваешь счета к первому числу или еще что?

– Конечно. Только работу я беру домой.

Марджи подняла руки над головой и запустила пальцы в волосы.

– Почему? – спросила она.

– Потому что кончается на «у».

– Видишь, как многому ты можешь меня научить!

– И когда надсмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие. Выходя, они встретили одного Киринеянина, по имени Симона; сего заставили нести крест Его. И, придя на место, называемое Голгофа, что значит: Лобное место[9]9
  Матфей, 27:31–33.


[Закрыть]…

– Итан, бога ради!

– Да-да, именно так.

– Ты знаешь, что ты чертов сукин сын?

– О да, дщерь Иерусалимская.

Неожиданно она улыбнулась.

– Знаешь, что я сделаю? Я тебе такое предсказание устрою, что не порадуешься. Ты станешь большой шишкой, Итан. Все, к чему ты прикоснешься, обратится в золото, предводитель человечества! – Она быстро ретировалась к двери, на пороге помедлила и усмехнулась: – Слабо́ оправдать такие ожидания, Итан? До скорого, Спаситель!

До чего странно и яростно стучат по асфальту каблучки отвергнутой женщины.

После десяти все изменилось. Огромные стеклянные двери банка распахнулись, и в них ринулся поток клиентов за деньгами, которые они затем понесли к Марулло – закупаться деликатесами для пасхального стола. Итан крутился как белка в колесе, пока не настал «час шестой».

Пожарный колокол на башне ратуши сердито пробил полдень. Покупатели удалились с полными сумками мясных изделий. Итан занес стойки с фруктами и закрыл двери. Внезапно темнота внутри него сгустилась, он задернул зеленые шторы, и в магазине тоже стало темно. Светились только неоновые трубки в холодильнике, окрашивая помещение в призрачный синий цвет.

Итан отрезал четыре толстых куска ржаного хлеба и щедро намазал их маслом. Открыл дверцу, достал два куска плавленого швейцарского сыра и три куска ветчины. «Сыр и салат, – пробормотал он. – Сыр и салат. Когда мужчина женится, становится крылат». Верхние куски хлеба он смазал майонезом из банки, положил на сэндвичи, придавил и обрезал выступающий салат и ветчину. Так, теперь коробка молока и вощеная бумага для упаковки. Итан аккуратно заворачивал сэндвичи, когда прозвенел дверной колокольчик и вошел Марулло, толстый и широкоплечий, как медведь, короткие ручки едва прилегали к телу. Шляпу он носил на затылке, из-под нее торчала шапка густых серо-стальных волос. Жуликоватые сонные глазки Марулло слезились, зато передние золотые зубы ослепительно сияли в неоновом свете. Две верхние пуговицы на брюках были расстегнуты, из-под них виднелись теплые серые кальсоны. Марулло заложил толстенькие большие пальцы за пояс под животом и заморгал, привыкая к полумраку.

– С добрым утром, мистер Марулло. Точнее, доброго дня.

– Привет, малыш. Быстро ты закрылся.

– Весь город закрылся. Я думал, вы в церкви.

– Нет сегодня службы. Единственный день в году, когда ее нет.

– Неужели? Я и не знал. Чем могу помочь?

Короткие толстые ручки выпрямились, несколько раз согнулись и разогнулись в локтях.

– Руки болят, малыш. Артрит… Все хуже и хуже.

– Вылечить можно?

– Чего я только не пробовал: горячие компрессы, акулий жир, таблетки – болит. Тишина и порядок. Давай потолкуем о бизнесе, малыш? – блеснул зубами Марулло.

– Случилось что?

– Случилось? Что случилось?

– Погодите-ка, пока я отнесу сэндвичи в банк. Мистер Морфи попросил.

– Дополнительные услуги? Молодец. Правильно.

Итан прошел через кладовую, пересек проулок и постучал в заднюю дверь банка. Джои открыл, он отдал ему молоко и сэндвичи.

– Спасибо! Право, не стоило утруждаться.

– Это дополнительная услуга. Так Марулло сказал.

– Придержите для меня пару бутылочек колы. Во рту сушь не хуже, чем в пустыне.

Вернувшись, Итан застал Марулло за инспектированием мусорного бака.

– О чем вы хотели поговорить, мистер Марулло?

– Начнем отсюда, малыш. – Он вынул из бака листья цветной капусты. – Слишком много срезаешь.

– Чтобы вид был товарный.

– Цветная капуста идет на вес. Ты выбрасываешь деньги в мусор! Я знаю одного ловкого грека, у него штук двадцать ресторанчиков. Он открыл большой секрет: заглядывай в мусорные баки. То, что персонал выкинул, можно было продать. Ловкий парень.

– Да, мистер Марулло. – Итан суетливо направился в торговый зал, итальянец семенил за ним по пятам, сгибая и разгибая руки в локтях.

– Ты хорошенько брызгаешь овощи, как я говорил?

– Конечно.

Босс поднял пучок салата.

– Суховат.

– Черт возьми, Марулло, не стану я пропитывать его насквозь – сгниет ведь! И так воды на треть от веса.

– От воды салату только польза – будет свежий и бодрый. Думаешь, я не знаю, как надо? Начинал-то я с одной тележки – всего с одной! Я-то знаю. Либо учишься хитростям, малыш, либо ты банкрот. Так, теперь мясо: слишком много платишь оптовикам.

– Ну, мы же вроде как предлагаем покупателям говядину первого сорта.

– Первый-второй-третий – кто разберет? Что на ценнике написано, то и будет! А теперь поговорим как следует. Ты отпускаешь продукты в кредит, и это не дело. Не заплатят к пятнадцатому числу – долой таких клиентов!

– Нельзя так. Некоторые закупаются тут уже лет двадцать.

– Слушай сюда, малыш. Сетевые магазины не дадут в долг ни пенни даже Рокфеллеру!

– Да, но наши должники всегда потом платят по большей части.

– Ключевое слово – потом! Деньги-то замораживаются. Сетевые магазины берут продукты грузовиками. Мы так не можем. Тебе еще многому учиться, малыш. Люди-то они хорошие, но деньги – тоже хорошо. В баке слишком много мясных обрезков.

– Мясо попалось жирное и заветренное.

– Сперва взвешивай, потом обрезай. Заботиться нужно прежде всего о своих интересах. Иначе кто позаботится о тебе? Учись, малыш. – Золотые зубы уже не сверкали, губы Марулло сжались в нитку.

Неожиданно для себя Итан вспылил:

– Марулло, надувать покупателей я не стану!

– Никто никого не надувает. Бизнес есть бизнес, иначе в деле долго не продержишься, малыш. Думаешь, мистер Бейкер раздает бесплатные образцы?

Итан вскипел не хуже чайника.

– Нет, это ты послушай! – крикнул он. – Хоули живут здесь с середины семнадцатого века! А ты – иностранец. Что ты вообще понимаешь? С самого начала мы прекрасно ладили с соседями и были людьми порядочными. Думаешь, приперся сюда со своей Сицилии и можешь разом все изменить? Ошибаешься! Хочешь меня уволить – ради бога, хоть сейчас. И не смей называть меня малышом, не то как дам в нос!..

Марулло засиял всеми зубами сразу.

– Ладно, ладно. Не злись! Я только хотел удружить.

– И малышом хватит меня называть! Мои предки живут здесь уже две сотни лет! – Итан и сам понял, как смешно это звучит, и гнев начал улетучиваться.

– С английским у меня так себе. Думаешь, Марулло – всего лишь итальяшка, макаронник, даго? Моему роду и имени две, а то и три тысячи лет! Марулл – римский политик, о нем писал Валерий Максим. И что такое твои две сотни лет?

– Ты здесь не родился!

– Двести лет назад тебя тоже здесь не было.

От гнева Итана не осталось и следа, и он увидел такое, что заставляет иного усомниться в неизменности окружающей реальности. Иммигрант, макаронник, разносчик фруктов внезапно преобразился: высокий выпуклый лоб, мощный римский нос, глубоко посаженные глаза смотрели свирепо и бесстрашно, голова венчала мощную шею, и было в нем столько гордости и уверенности, что он вполне мог позволить себе притворяться скромным торговцем. Потрясение от подобного открытия бывает так велико, что поневоле задумаешься: что еще я пропустил в этой жизни?

– Перестаньте строить из себя макаронника, – глухо сказал Итан.

– Выгодно для бизнеса. Я учу тебя, как вести дело. Мне уже шестьдесят восемь. Жена умерла. Артрит достал. Пытаюсь тебя научить. Может, и не выйдет. У многих не выходит. И они вылетают в трубу.

– Могли бы и не напоминать, сам помню, чем закончился мой бизнес.

– Нет, ты не понял. Я пытаюсь научить тебя, как вести дело, чтобы ты больше не прогорел.

– Черта с два! У меня и бизнеса-то больше нет.

– Я же говорю – малыш.

– Послушайте, Марулло, – сказал Итан. – Я практически веду весь бизнес за вас. Занимаюсь бухгалтерией, кладу деньги в банк, заказываю продукты. Удерживаю покупателей. И они к нам возвращаются. Разве я не умею вести дело?

– Конечно, чему-то ты научился. И ты уже не тот малыш. Бесишься, когда я тебя так называю. Как же мне тебя звать? Я всех так зову.

– Попробуйте по имени.

– Нет, звучит недружелюбно. То ли дело «малыш».

– Трудно держаться с достоинством, когда тебя называют малышом.

– В достоинстве дружелюбия нет.

Итан рассмеялся.

– Если ты продавец в магазине макаронника, приходится держаться с достоинством – хотя бы ради жены и детей. Понимаете?

– Чушь!

– Ясное дело. Будь у меня чувство собственного достоинства, я бы об этом и не думал. Чуть не забыл слова, которые отец сказал мне незадолго до смерти. Предел оскорбления напрямую зависит от умственных способностей и уверенности в себе. Выражение «сукин сын» обидит лишь того, кто не вполне уверен в своей матери, а вот, к примеру, Альберта Эйнштейна они не заденут ничуть. Тогда он был еще жив. Так что продолжайте называть меня малышом и дальше, если угодно.

– Вот видишь, малыш! Звучит по-дружески.

– Ладно, пусть так. Вы вроде говорили, что я с бизнесом не справляюсь?

– Бизнес – это деньги. Дружба сюда никак. А ты, малыш, слишком по-дружески с покупателями. Так нельзя. С одной стороны дружба, с другой – бизнес и деньги.

– Что за ерунда, Марулло! Я знаю много дружелюбных и уважаемых дельцов.

– Пока не доходит до бизнеса с ними – да, малыш. Сам поймешь. Когда поймешь, будет слишком поздно. С магазином ты справляешься, но если он станет твоим – тут тебя и разорят по-дружески. Я учу тебя, как в школе. Пока, малыш. – Марулло согнул руки в локтях, поспешно вышел и захлопнул за собой дверь, и Итан ощутил, как на него пала тьма.

Раздался негромкий лязгающий стук в дверь. Итан отодвинул штору и объявил:

– Магазин закрыт до трех часов.

– Откройте, мне нужно с вами поговорить.

Вошел незнакомец – тощий и моложавый, из той породы людей, что никогда не были по-настоящему молодыми, – одет как франт, сквозь блестящие, гладко прилизанные волосы проглядывает лысина, веселые глазки встревоженно бегают.

– Извиняюсь за беспокойство. Я тут проездом. Хотел переговорить наедине. Думал, старик никогда не уйдет.

– Марулло?

– Ага. Я ждал на той стороне улицы.

Итан покосился на идеально обработанные руки незнакомца. На среднем пальце левой руки был золотой перстень с кошачьим глазом. Незнакомец заметил его взгляд.

– Я вас не грабить пришел, – успокоил он. – Познакомился вчера с вашей подругой.

– Неужели?

– Миссис Янг-Хант. Марджи Янг-Хант.

– Да что вы?

Незнакомец явно чувствовал себя не в своей тарелке и пытался поскорее нащупать подход или хотя бы найти предлог для дальнейшей беседы.

– Премилая цыпочка. Наговорила про вас много хорошего. Вот я и подумал… Кстати, меня зовут Биггерс. Работаю на «Би-Би-Ди-энд-Ди».

– Наш поставщик – «Вэйландс».

– Знаю. Об этом я и хочу потолковать. Думаю, немного разнообразия вам не повредит. Мы только начинаем работать с вашим округом. И довольно быстро расширяемся. Для начала решили пойти на кое-какие уступки в ценах. И вы сможете зашибить пару монет.

– Говорите с Марулло. У него соглашение с «Вэйландс».

– Заказываете-то вы, а не Марулло? – доверительно спросил Биггерс, не понижая голоса.

– Да, я. Марулло артрит замучил, к тому же у него есть и другие дела.

– Мы готовы сбавить цены.

– Думаю, Марулло и так сбавил их до предела. Лучше поговорите с ним.

– Ни в коем случае. Мне нужен тот, кто занимается заказами. А это вы.

– Я всего лишь продавец.

– Мистер Хоули, вы делаете заказы. Могу вам предложить пять процентов.

– Марулло это будет интересно, если качество у вас не хуже.

– Вы не поняли. Марулло мне не нужен. Пять процентов предлагаю наличными – ни чеков, ни записей, ни проблем с парнями из налоговой, просто славная зелень из рук в руки, а оттуда в ваш карман.

– Почему не предложите скидку Марулло?

– У поставщиков есть уговор о ценах.

– Ясно. Что будет, если я соглашусь на пять процентов, а потом расскажу Марулло?

– Похоже, плохо вы знаете эту публику. Расскажете ему, и он будет гадать, сколько вам предложили на самом деле. И это абсолютно естественно.

– Хотите, чтобы я надул своего работодателя? – вполголоса спросил Итан.

– Никакого надувательства! Он не потеряет ничего, а вы зашибете пару баксов. Любой имеет право срубить денег по-легкому. Марджи сказала, вы парень ловкий.

– До чего день хмурый, – проговорил Итан.

– Вовсе нет. У вас шторы задернуты. – Пронырливый гость почуял опасность: его мысли судорожно заметались, будто мышь между сыром и мышеловкой. – Сделаем вот как. Вы поразмыслите над моим предложением. Подберете для нас несколько заказов. Буду в вашем городке – зайду. Я приезжаю раз в две недели. Вот моя визитка.

Итан не двинулся с места. Биггерс выложил карточку на холодильный прилавок.

– А вот небольшой сувенир для наших новых друзей. – Из бокового кармана он достал дорогой и красивый бумажник из тюленьей кожи. Его он пристроил рядом с визиткой. – Отличная штука. Есть отделение для водительских прав, для платежных карт.

Итан промолчал.

– Заеду через пару недель, – пообещал Биггерс. – Вы пока поразмыслите. Я-то приеду непременно. У меня свидание с Марджи. Премилая цыпочка. – Не дождавшись ответа, он сказал: – Ну, я пошел. До скорого! – Внезапно он придвинулся к Итану вплотную: – Не дуркуйте! Все так делают. Все! – Он выскользнул за дверь и тихо прикрыл ее за собой.

В сгустившейся тишине раздавался гул неоновых трубок холодильника. Итан медленно повернулся к своей молчаливой аудитории – уставленным консервами полкам.

– Я-то думал, мы с вами друзья! А вы за меня даже не вступились. Эх, вы, мои ненадежные друзья-устрицы, маринованные огурчики, сухие смеси для кекса. Никаких вам больше единус. Интересно, что сказал бы святой Франциск, если бы его укусила собака или обгадила птица? Сказал бы он так: «Спасибо, мистер Пес, grazie tanto, сеньора Птица»? – В заднюю дверь застучали, потом забарабанили, и Итан быстро пошел открывать, бормоча себе под нос: – В перерыв покупателей куда больше, чем в часы работы.

Внутрь ввалился Джои Морфи, хватаясь за горло.

– Бога ради, – простонал он. – На помощь… глоток пепси-колы, или я умру от обезвоживания! Почему здесь так темно? Неужели глаза меня тоже подводят?

– Шторы задернуты. Пытаюсь отвадить мучимых жаждой банковских служащих. – Итан прошел к холодильнику, извлек покрытую инеем бутылку, открыл и потянулся за второй. – Похоже, мне тоже не помешает освежиться.

Старина Джои прислонился к стеклянной дверце и залпом осушил полбутылки.

– Эгей! – воскликнул он, заметив бумажник. – Кто-то посеял Форт-Нокс.

– Небольшой сувенир от представителя «Би-Би-Ди-энд-Ди». Пытаются навязать нам свой товар.

– Ну, сынок, торгуют они явно не орешками. Штука вам перепала отменная. Кстати, с вашими инициалами, причем в золоте.

– Да неужели?

– Вы что – не видели?

– Торговый агент только что ушел.

Джои открыл щелчком кожаный бумажник и пролистал пластиковые кармашки для визиток.

– Пора вам расширять круг знакомств, – заметил он. Добрался до отделения для купюр и воскликнул: – Широко мыслит ваш агент! – Он извлек двумя пальцами новенькую двадцатидолларовую банкноту. – Знал я, что они решили оккупировать наш округ, но не думал, что они пустят в ход тяжелую артиллерию. Вот вам и сувенир на память!

– Как там оказалась купюра?

– Думаете, я подложил?

– Джои, мне нужно с вами посоветоваться. Тот тип предложил пять процентов с любых закупок через их фирму.

– Браво-браво! Наконец-то вы разбогатеете! И слов на ветер они не бросают. Доставайте колу: это надо отметить!

– Думаете, мне стоит принять…

– Почему нет, если на цене это не отразится? Никто ничего не теряет.

– Он велел не говорить Марулло, иначе тот решит, что я получаю еще больше.

– Непременно решит. Что с вами, Хоули? Вы в своем уме? Видимо, дело в освещении. Вы весь зеленый. А я тоже? Надеюсь, вы не отказали ему сразу?

– Едва не выкинул его пинком под зад.

– Ого! Таких динозавров, как вы, еще поискать.

– Он сказал, что так делают все.

– Только предлагают не всем. Вам крупно повезло.

– Так нечестно.

– Почему же? Кто в убытке? Разве это противозаконно?

– То есть вы не стали бы отказываться?

– Отказываться?! Да я бы выпрашивал без устали! Вот только в моем деле все лазейки давно перекрыты. Если ты не президент, угодишь в тюрьму буквально за все, что попытаешься выкроить. Не понимаю я вас! Чего менжуетесь? Старина Альфио в убытке не будет, так о чем речь? Вы делаете одолжение поставщику, поставщик делает одолжение вам – хрустящее зеленое одолжение! Не глупите. У вас ведь жена и дети, а семья обходится ой недешево.

– Не пошли бы вы по своим делам…

Джои Морфи с грохотом поставил недопитую колу на прилавок.

– Мистер Хоули… Нет, мистер Итан Аллен Хоули, – холодно поправил себя он. – Если вам взбрело в голову, что я поступил бы противозаконно или склонял к этому вас, то идите-ка вы к черту!

Джои сердито зашагал к заднему входу.

– Я не так выразился! Богом клянусь, Джои, я не это имел в виду! День выдался непростой, то одно, то другое, да и праздник этот жуткий…

Морфи остановился:

– В каком смысле жуткий? Ах да! Понимаю. Еще бы не понять. Вы мне верите?

– Из года в год, с самого детства, и чем дальше, тем хуже… Так и слышится Его возглас: «lama sabachhani»[10]10
  Матфей, 27:46. «А около девятого часа возопил Иисус громким голосом: «Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?»


[Закрыть], и такое в нем одиночество…

– Итан, я вас понимаю. Осталось недолго, Итан, уже недолго. Забудь, что я сказал, ладно?

И в этот момент ударил пожарный колокол, всего один раз.

– Теперь все кончено, – проговорил старина Джои. – Кончено до следующего года. – Он тихонько выскользнул через задний вход и прикрыл за собой дверь.

Итан поднял шторы и снова открыл магазин, но торговля почти замерла: двое детишек забежали за бутылкой молока и буханкой хлеба, мисс Борчер купила на ужин отбивную из молодой баранины и банку горошка. Улицы обезлюдели. В последние полчаса перед шестью, пока Итан готовился к закрытию, не было ни души. Заперев двери и направившись домой, он вспомнил про список продуктов; пришлось вернуться, набрать две большие сумки и снова все закрыть. Ему хотелось прогуляться до набережной и посмотреть, как серые волны накатывают на пристань, вдохнуть запах моря и поболтать с чайками, стоящими клювом к ветру на плавучем причале. Вспомнилось написанное давным-давно восторженное стихотворение какой-то поэтессы, пришедшей в исступление от полета чайки, что скользила на ветру, будто по спирали. Начиналось оно так: «О, вольная птица, куда ты стремишься?» Ответа на этот вопрос поэтесса так и не нашла – впрочем, вряд он был ей вообще нужен.

Тяжелые сумки с продуктами для праздничного стола прогулке отнюдь не способствовали. Итан устало пересек Главную и направился по Вязовой улице к старинному дому семейства Хоули.

Глава 2

Мэри отошла от плиты и забрала у него одну сумку с продуктами.

– Мне столько надо тебе рассказать! Жду не дождусь!

Итан ее поцеловал, и она почувствовала, какие сухие у него губы.

– Случилось что? – спросила она.

– Так, устал.

– У тебя же был трехчасовой перерыв!

– Дел полно.

– Надеюсь, ты не расстроен!

– День сегодня печальный.

– Напротив, день – чудесный! Я тебе такое расскажу!

– Где наши дети?

– Наверху, слушают радио. У них тоже новости!

– Что стряслось на этот раз?

– Почему именно стряслось?

– Не знаю.

– Тебе нездоровится.

– Да в порядке я!

– Мне не терпится рассказать, но сначала давайте поужинаем. Ты ушам своим не поверишь!

Аллен и Мэри-Эллен скатились вниз по лестнице и вбежали в кухню.

– Он дома, – заметили они.

– Пап, у тебя в магазине продается «Пикс»?

– Если ты о хлопьях, то да, конечно, Аллен.

– Принеси нам несколько! У них на коробке маска Микки Мауса, ну, чтобы вырезать.

– Разве ты не староват для масок с Микки Маусом?

– Посылаешь им купон с коробки и десять центов, и тебе приходит такая штука для чревовещания и инструкция к ней. Мы по радио сейчас слышали!

– Расскажи отцу, чем вы хотите заняться, – напомнила Мэри.

– Мы решили принять участие в конкурсе «Почему я люблю Америку»! Первое место – поездка в Вашингтон с родителями, и куча других призов.

– Отлично, – сказал Итан. – Что это такое? Что делать надо?

– Газета Херста! – вскричала Эллен. – Конкурс проводится по всей стране. Пишешь эссе о том, почему ты любишь Америку. Победителей покажут по телевизору!

– Подумаешь, телевидение! – воскликнул Аллен. – Как насчет поездки в Вашингтон, отеля, выступления, встречи с президентом и прочих радостей? Вот это я понимаю!

– А как насчет школы?

– Все будет летом. Победителей объявят четвертого июля.

– Что ж, почему бы и нет. Вы и правда любите Америку или вы любите призы?

– Послушай, отец, – вмешалась Мэри, – не порти им удовольствие!

– Всего лишь хочу отделить хлопья от маски мыши. Они все валят в одну кучу.

– Пап, а откуда бы нам списать?

– Что списать?!

– Ну, там всякие умные штуки, которые сказали другие парни…

– Твой прадед собрал неплохую библиотеку. Книги на чердаке.

– И что там есть?

– Есть речи Линкольна, Дэниела Уэбстера и Генри Клея. Можешь еще посмотреть Генри Торо, Уолта Уитмена или Эмерсона, Марка Твена тоже полистай. Всех найдешь на чердаке.

– Пап, ты их читал?

– Ваш прадед был моим дедом. И иногда он читал мне вслух.

– Поможешь нам с эссе?

– Тогда это будет мое эссе.

– Ладно, – сказал Аллен. – Не забудешь принести «Пикс»? В хлопьях много железа, и все такое.

– Попробую не забыть.

– Можно нам в кино?

– Мы собирались красить пасхальные яйца, – напомнила Мэри. – Они уже варятся. После ужина можете поиграть с ними на террасе.

– А можно мы пойдем на чердак – полистаем книжки?

– Не забудьте потом погасить свет, – кивнула Мэри. – Однажды он горел целую неделю. Итан, это ты забыл его выключить.

Когда дети убежали, Мэри сказала:

– Разве ты не рад, что они собрались участвовать в конкурсе?

– Конечно, если только они займутся этим всерьез.

– Мне не терпится тебе рассказать! Сегодня Марджи мне снова гадала, причем трижды! Она говорит, подобный расклад никому еще не выпадал! Трижды! Карты сами так ложились, я видела!

– О господи!

– Погоди смеяться, сначала послушай! Ты вот вечно шутишь насчет высоких брюнетов. Ни за что не догадаешься, кто моя судьба! Или хочешь угадать?

– Мэри, позволь тебя предупредить.

– Предупредить?! Ты ведь понятия не имеешь! Моя судьба – это ты!

Итан выругался себе под нос.

– Чего-чего?

– Не густо, вот чего.

– Думай что хочешь, но так сказали карты! Причем трижды!

– Карты умеют говорить?

– Еще как умеют, – отрезала Мэри. – Она читала мой расклад, и все там было про тебя. Главное вот что: ты станешь одним из самых влиятельных людей в нашем городе. И произойдет это довольно скоро. Долго ждать не придется! Каждая карта, которую она переворачивала, показывала деньги и еще деньги. Ты будешь богат!

– Дорогая, – сказал Итан, – прошу, послушай меня!

– Ты сделаешь выгодное вложение!

– Чего мне вкладывать?

– Ну, после моего брата остались деньги…

– Нет! – воскликнул он. – Ни за что к ним не прикоснусь! Деньги твои, твоими и останутся. Ты сама придумала или…

– Марджи о них даже не заикнулась. И карты молчали. В июле ты сделаешь выгодное вложение, и с того момента твоему везению не будет конца! Разве не здорово? Так она и сказала: твоя судьба – Итан. Он станет самым богатым и влиятельным человеком в нашем городе!

– Черт бы ее побрал! Она не вправе…

– Итан!

– Знаешь, что она творит? И что творишь ты?

– Знаю, что я хорошая жена, а она хорошая подруга! И я не хочу ссориться при детях. Марджи Янг – моя лучшая подруга! Знаю, тебе она не нравится. Думаю, ты просто ревнуешь. У меня был чудесный день, ты же хочешь все испортить! Нельзя так, Итан! – От гнева и досады лицо Мэри пошло пятнами, и она яростно набросилась на того, кто попытался лишить ее мечты о богатстве. – Сидишь тут и разносишь всех в пух и прах, мистер Умник! Думаешь, Марджи все наврала? Вовсе нет, я сама сдвигала карты трижды! И даже если это так, она лишь хотела немного помочь, поступила по-дружески, чуток подняла мне настроение! Ну, что ты на это скажешь, мистер Умник? Какая ей с того выгода?

– Если бы я только знал, – проговорил он. – Может, просто решила подгадить. Ведь у нее ни мужа, ни работы. Наверное, дело в этом.

Мэри понизила голос и проговорила с горечью:

– Да что ты вообще знаешь? Подгадить! Ты понятия не имеешь, каково приходится Марджи. Ее постоянно преследуют мужчины. Влиятельные, женатые… шепчут ей сальности и делают неприличные предложения. Она уж и не знает, куда от них деваться! Поэтому ей нужна подруга, которой можно довериться. О, она мне такого порассказала – ты не поверишь, кто к ней подкатывает! Некоторые на людях делают вид, что терпеть ее не могут, а сами шныряют возле ее дома или звонят и настаивают на встрече. Прикидываются святошами, вечно морали читают, а потом… И ты говоришь, что она хочет нам подгадить!

– Имен она не называла?

– Нет, и это лишний раз говорит в ее пользу! Марджи никому не хочет навредить, если только ее не тронут. Среди них есть один человек, узнай я его имя – непременно поседела бы!

Итан глубоко вздохнул, задержал дыхание и выдохнул.

– Кто бы это мог быть? – продолжила Мэри. – Судя по всему, мы оба его знаем и вряд ли смогли бы в такое поверить.

– При определенных обстоятельствах она наверняка расколется, – тихо произнес Итан.

– Если ее вынудят – да! Так она и сказала. Допустим, под угрозой окажется ее доброе имя… Как думаешь, кто это?

– Кажется, я знаю.

– Знаешь? И кто же?

– Я.

Мэри изумленно ахнула.

– Итан! Опять ты дурачишься! – воскликнула она. – За тобой глаз да глаз, вечно ты меня разыгрываешь! Впрочем, это лучше, чем грустить.

– Вот так история с географией! Мужчина признается в грехах плоти, да еще с лучшей подругой жены, и над ним же насмехаются.

– Таким не шутят!

– Возможно, мужчине следует все отрицать. Тогда уж жена почтит его подозрением. Дорогая моя, клянусь тебе всем, что есть святого, что я никогда ни словом, ни делом не приставал к Марджи Янг-Хант! Теперь ты веришь, что я виновен?

– Ты?!

– Думаешь, я недостаточно хорош и не пользуюсь спросом – другими словами, на меня никто не позарится?

– Пошутить я люблю, ты знаешь. Но с таким не шутят, Итан! Надеюсь, дети не добрались до сундуков. Вечно они все разбросают и не уберут за собой.

– Попробую еще разок, моя возлюбленная супруга. Некая женщина с инициалами М. Я.-Х. по известной лишь ей причине обложила меня ловушками. Мне угрожает смертельная опасность угодить не в одну, так в другую западню.

– Почему бы тебе не поразмыслить над предсказанием? Карты говорили про июль, причем трижды – сама видела! Ты получишь кучу денег. Подумай-ка об этом.

– Ты так сильно любишь деньги, мой крольчонок?

– Что значит – люблю деньги?

– Ты любишь их настолько, что готова прибегнуть к черной магии, запретным чарам и заклинаниям или иным подобным средствам?

– Вот ты и сказал! Ты начал первый. Я не позволю тебе прятаться за словами! Люблю ли я деньги? Нет. Но и волноваться по пустякам я тоже не люблю. Мне хочется ходить по городу с высоко поднятой головой. Мне не хочется, чтобы мои дети чувствовали себя ущемленными по сравнению с другими детьми, потому что они вечно в чужих обносках. Я хочу высоко держать голову!

– Думаешь, деньги ее поднимут?

– Деньги сотрут насмешки с лиц твоих чертовых дружков-снобов!

– Над Хоули никто не насмехается.

– Это ты так думаешь! Ты просто не замечаешь.

– Потому что я себя не накручиваю.

– Ах так, попрекаешь меня своими чертовыми Хоули?

– Что ты, дорогая. Мое происхождение больше не аргумент в споре.

– Рада, что до тебя наконец дошло. В любом городе продавец есть продавец, будь он хоть трижды Хоули!

– Все еще винишь меня за банкротство?

– Нет. Конечно, нет. А вот за то, что ты сидишь в яме и не желаешь из нее вылезать, – да! Не будь у тебя голова забита морально устаревшими высоконравственными идейками, давно бы вылез. Над тобой все смеются! Благородный джентльмен без денег – хуже любого босяка! – Мэри сама испугалась своих слов, смутилась и замолчала.

– Прости, – сказал Итан. – Кое-чему ты меня научила – трем вещам, если быть точным, моя кроличья лапка. Люди не верят правде, не верят тому, что вполне возможно, и тому, что вполне логично. Теперь я знаю, где взять деньги, что помогут предсказанию сбыться.

– Где?

– Я ограблю банк.

Таймер на духовке запиликал.

– Сходи за детьми, – велела Мэри. – Запеканка готова. И свет пусть не забудут погасить.

Она прислушалась к его удаляющимся шагам.