Текст книги "Доктор Смерть"

– Твои слова должны как-то меня успокоить?

– Майло, мы имеем дело не с суперменом.

– Хорошо, потому что и я не супер-сыщик.

Он постоял на месте, размахивая пакетом с коробкой.

Латиноамериканка подняла глаза. Наши взгляды встретились, и она тотчас же снова уткнулась в газету.

– Если этот тип разгуливал по квартире, – сказал Майло, – быть может, он к чему-нибудь прикоснулся. После того, как там сняли все отпечатки. Просить о том, чтобы по квартире прошлись заново, будет очень здорово... особенно после того, как мы с тобой там все залапали.

– Я сомневаюсь, чтобы убийца наследил. Он слишком аккуратный.

– Я все равно попрошу ребят из технического отдела. – Он начал тяжело спускаться вниз, но остановился на полдороге. – Если это сообщение, кому оно было предназначено? Не широкой публике. В отличие от трупа и записки, коробку могли еще долго не найти.

– Здесь он разговаривал сам с собой, – ответил я. – Делал все возможное, чтобы усилить волнующие ощущения, оживить воспоминания об убийстве. Наверняка ему хотелось вернуться на место преступления, но это слишком опасно. Ну а чем это можно заменить? Проникнуть домой к Мейту, лично или через подставного бродягу.

Мне вдруг вспомнились слова Ричарда Досса: «...поплясать на могиле Мейта».

– Сломанный стетоскоп, – сказал я. – Если я прав насчет того, почему убийца взял черный саквояж, смысл послания очевиден: "Настоящие инструменты забрал я, тебе же остался бесполезный хлам".

Мы стали спускаться дальше. На последних ступенях Майло снова остановился.

– Меня заинтересовала мысль насчет сообщника. Еще я не перестаю думать об адвокате Хейзелдене, который давно уже должен был вернуться в город, но так и не вернулся. Потому что кто больше него общался с Мейтом? Кто лучше него знаком с квартирой и, возможно, даже имеет от нее ключ? Алекс, этот тип ведет себя не так, как должен был бы. Смотрим, что у нас есть: Мейт убит больше недели назад, Хейзелдену казалось бы, следовало устраивать одну пресс-конференцию за другой.

А он как воды в рот набрал. Больше того, скрылся в неизвестном направлении. Что, вынимает монеты из своих прачкоматов? Ставлю что угодно, этот осел от чего-то прячется. Если верить Зогби, Хейзелден представлял интересы Мейта, и другой адвокатской практики у него не было. То есть, он уделял единственному клиенту все свое внимание. Мейт был его пропуском к славе. Быть может, Хейзелдену надоела роль второй скрипки, и он захотел большего. У него на глазах Мейт отправлял на тот свет достаточное количество путешественников, и это дает ему возможность вообразить себя квалифицированным доктором Смерть. Проклятие, может быть, Хейзелден пошел учиться на юриста потому, что его не взяли в медицинский колледж!

– Любопытно, – заметил я. – Под это подходит еще кое-какая информация, выуженная мной из компьютера. Газетный отчет о пресс-конференции, которую Хейзелден все же созвал после одного из судебных разбирательств. Он сказал, что Мейт заслужил Нобелевскую премию, добавив, что и ему самому, как поверенному Мейта, должно кое-что перепасть.

Майло стиснул свободную руку в кулак.

– Я поручил его розыски Корну и Деметри, но теперь я займусь этим лично. Прямо сейчас отправлюсь к нему домой. Он живет в Южном Уэствуде. Могу по дороге забросить тебя в управление. А хочешь, поедем вместе.

Я взглянул на часы. Почти пять. День выдался длинным.

– Я позвоню Робин и поеду с тобой.

Мы перешли через улицу к машине. Заперев улики в багажник, Майло обошел машину, чтобы сесть за руль, и остановился. Оглянулся налево.

Латиноамериканка не сдвинулась с места. Майло обернулся. Ее голова дернулась – стремительно, как карта в руках шулера. Я понял, что женщина следила за нами.

Она снова уставилась в газету. Сосредоточенно. Газета задрожала. Но день был безветренный, просто ее рука не выдержала долгого напряжения. Свою сумочку из макраме женщина опустила на траву.

Майло оглядел латиноамериканку с ног до головы. Та, не обращая на него внимания, облизала губы. Еще глубже уткнула нос в газету.

Майло начал отворачиваться, и женщина метнула взгляд – молниеносный – в сторону квартиры Мейта.

– Постой-ка, – сказал мне Майло.

Он направился к женщине, и я последовал за ним. Та стиснула газету с такой силой, что бумага начала вибрировать. Поджав губы, латиноамериканка поднесла газету к самому лицу. Когда мы подошли близко, я разглядел, что это вчерашняя газета. Отборочные матчи, новые рабочие места...

Майло подошел к незнакомке.

– Мэм?

Та оторвалась от газеты и приоткрыла рот. Тонкие синеватые губы, потрескавшиеся и сморщенные, белесые по краям. Кожа лица – цвета мускусного ореха. Под глазами мешки. Возраст – между пятьюдесятью и шестьюдесятью; невысокая, полная, с круглым лицом и большими выразительными карими глазами. На ней была голубая летная куртка из полиэстера, надетая поверх белого в синий цветочек платья, доходившего до середины икр. Ткань тонкая, обтягивающая дородную фигуру, прилипающая к выпуклостям. Распухшие щиколотки, нависшие над верхним краем поношенных, но чистых кроссовок «Найк». Белые спущенные носки, открывающие покрытые ссадинами голени. Коротко остриженные ногти. Черные волосы с седыми прядками, заплетенные в косу, спускающуюся ниже талии. Кожа на шее, подбородке и бурундучьих щеках отвисла, но широкий лоб оставался без единой морщинки. Ни косметики, ни украшений. В целом она производила впечатление жительницы глухой фермы.

Работая в педиатрической клинике, я познакомился с несколькими мексиканками, сознательно выбравшими для себя такую непривлекательную внешность. Длинные волосы, неизменно заплетенные в косу, строгие платья, никакой косметики. Истая католичка, преданная супруга.

– Могу ли я вам чем-либо помочь, мэм?

– Вы... вы ведь из полиции, да?

Из сморщенного рта вырвался молодой голос, звонкий и неуверенный. Ни тени акцента; только едва заметное смягчение конечных согласных. Эта женщина запросто могла бы работать в агентстве, оказывающем секс-услуги по телефону.

– Верно, мэм. – Майло показал свой значок. – А вы...

Сунув руку в сумочку, женщина достала красный бумажник из кожзаменителя, выделанного под крокодилью кожу и показала свои документы. Так, как будто ей неоднократно приходилось делать это.

Карточка социального обеспечения. Женщина буквально сунула ее в нос Майло.

– Гиллерма Салсидо, – прочел вслух тот.

– Гиллерма Салсидо Мейт, – с вызовом поправила его она. – Его фамилией я больше не пользуюсь, но это ровным счетом ничего не меняет. Я по-прежнему жена доктора Мейта – то есть его вдова.

Глава 10

Гиллерма Мейт распрямила плечи, словно это признание придало ей силы. Отобрав у Майло свою карточку, она убрала ее в бумажник.

– Вы были замужем за доктором Мейтом? – недоверчиво переспросил Майло.

Ее рука снова нырнула в сумочку и достала другую бумагу. Копия свидетельства о браке, стертая на изгибах, выцветшая до желтизны свежих опилок. Выдана двадцать семь лет назад в городе Сан-Диего. Гиллерма Салсидо де Вега и Элдон Говард Мейт, вступающие в блаженство супружеской жизни.

– Вот, – гордо заявила она.

– Вижу, мэм. Вы живете здесь, в Лос-Анджелесе?

– В Окленде. Как только я услышала о том, что произошло... впрочем, я долго не могла решить, стоит ли мне приезжать. У меня было много работы. Я ухаживаю за выздоравливающими в санатории. Но затем все же подумала, что должна приехать. Элдон посылал мне деньги, свою пенсию. Теперь, когда его не стало, я не знаю, как быть дальше.

Приехав сюда, я не поверила своим глазам. Здесь такая путаница, все улицы перекопаны. Я села в автобус и заблудилась. Мне никогда не приходилось тут бывать.

– В Лос-Анджелесе?

– Нет, в Лос-Анджелесе я бывала. Здесь. – Миссис Мейт ткнула коротким толстым пальцем на двухэтажный дом. – Возможно, это было знамением.

– Знамением?

– Ну, то, что случилось с Элдоном. Я вовсе не хочу сказать, что я пророк. Но когда происходит что-то противоестественное, это означает, что надо решиться на серьезный шаг. Наверное, я должна все выяснить. В первую очередь, кто занимается похоронами. Элдон был неверующим, но хоронить надо всех. Он ведь не хотел, чтобы его кремировали?

– Мне ничего не известно.

– Отлично. Тогда, наверное, я сама этим займусь. Моя церковь мне поможет.

– Когда вы в последний раз видели доктора Мейта? Она поднесла палец к верхней губе.

– Двадцать пять лет и... четыре месяца назад. Как раз когда родился мой сын – его сын. Элдон-младший, но все зовут его Донни. Элдон не любил Донни – он вообще не любил детей. Он честно в этом признался, так и сказал мне в самом начале, но я надеялась, что это одни разговоры, и когда у него самого появится ребенок, он отнесется к нему иначе. Так что я забеременела. И что вы думаете? Элдон меня бросил.

– Но он продолжал поддерживать вас деньгами.

– Не совсем так, – поправила миссис Мейт. – Вряд ли пятьсот долларов в месяц можно назвать солидной поддержкой. Мне приходилось все время работать. Но Элдон действительно присылал деньги каждый месяц – почтовым переводом. Тут надо отдать ему должное. Но только в этом месяце я ничего не получила. Деньги должны были поступить пять дней назад. Надо сообразить, с кем мне переговорить. Это была армейская пенсия, ее должны были полностью переправлять мне. Вы не знаете, к кому мне обратиться?

– Думаю, я смогу дать вам номер телефона, – заверил ее Майло. – И часто ли вы с доктором Мейтом общались на протяжении этих двадцати пяти лет?

– Вообще не общались. Он просто посылал деньги. Раньше я думала: это потому, что он чувствует себя виноватым. В том, что бросил нас. Но сейчас я почти уверена, что он не испытывал угрызений совести. Для этого нужно иметь веру, а Элдон ни во что не верил. Так что, наверное, он делал так по привычке – не знаю. Пока была жива его мать, он и ей посылал деньги. Вместо того чтобы навещать ее. Вообще привычки играли в его жизни большую роль. Все неизменно вплоть до мелочей. Рубашки одного цвета, брюки одного фасона. Элдон говорил, что это позволяло беречь время для важных дел.

– Каких, например?

Миссис Мейт пожала плечами. У нее задрожали ресницы, и она покачнулась. Мы с Майло подхватили ее под руки.

– Со мной все в порядке, – миссис Мейт сердито стряхнула с себя наши руки. Одернула платье, будто мы его помяли. – Просто чуть понизилось содержание сахара в крови. Только и всего, ничего страшного. Мне надо перекусить. Я захватила поесть из дома, но на автовокзале кто-то стащил мою сумку. – Черные глаза уставились на Майло. – Я хочу есть.

Мы отвезли ее в кафе на бульваре Санта-Моника рядом с Ла-Бри. Скромные столики, окна в полоску, стойкий запах жаркого, стук и звон серебряных приборов, которые укладывали в серые пластмассовые тазы сонные официанты, на вид несовершеннолетние. Майло, как истинный полицейский, выбрал столик в глубине зала. Рядом с нами два железнодорожных рабочих расправлялись с яичницей с ветчиной – дежурным блюдом, рекламируемым на плакате у входа. Верный путь к банкротству; таких цен не было с пятидесятых годов. Вряд ли окупается стоимость продуктов.

Гиллерма Мейт заказала двойной чизбургер, булочки и бутылку диетической газированной воды.

– Ветчина с рисом, картофельный салат, кофе, – бросил официантке Майло.

Обстановка нисколько не способствовала аппетиту, но после утреннего кофе у меня во рту не было ни крошки, и я заказал ростбиф с французской булочкой, гадая, сколько лет было той корове, из которой мне нарежут мясо.

Нас обслужили быстро. Мой ростбиф оказался едва теплым и жестким, как резина. Судя по лицу Майло, его заказ оказался не лучше. Гиллерма Мейт ела жадно, пытаясь при этом сохранить достоинство. Разрезав свой чизбургер на маленькие кусочки, она со скоростью конвейера отправляла их вилкой в рот. Покончив с сандвичем, она принялась за булочки, засовывая их в рот целиком.

Наконец миссис Мейт вытерла рот и стала потягивать через соломинку газированную воду.

– Мне стало лучше. Спасибо.

– Пустяки, мэм.

– Кто убил Элдона? – вдруг спросила она.

– Сам хотел бы знать. Эта пенсия...

– Он получал две пенсии, но мне пересылал только одну – пятьсот долларов от армейского резерва. Большую, пару тысяч долларов от департамента здравоохранения, Элдон оставлял себе. Вряд ли я могла бы вытянуть из него больше. Мы ведь так и не развелись формально, а он все же присылал мне деньги. – Она придвинулась к столу. – Он получал гораздо больше?

– Простите, мэм?

– Ну, за эти убийства?

– А как вы к этому относитесь?

– Как я отношусь? Это было просто отвратительно. Элдон совершал смертный грех – вот почему я отказалась от его фамилии. Переоформила все документы на Салсидо – когда мы поженились, Элдон еще не был врачом. Он поступил в медицинский колледж после того, как ушел от меня. Уехал в Мексику, потому что к тому времени уже был слишком стар, чтобы его приняли у нас. В Окленде у меня есть знакомые, которые знают, что мы с ним были женаты. Венчались в церкви. Но я попросила их обо всем молчать. Все это так неприятно. Кто-то из друзей советовал мне обратиться к адвокату. Якобы теперь, когда Элдон стал богатым, я должна потребовать от него больше. Но я ответила, что это греховные деньги. Мне говорили, что я все равно должна их брать, чтобы отдать церкви. Но я не знаю... да, а Элдон оставил завещание?

– Пока мы ничего не нашли.

– Значит, мне придется обратиться в суд.

Майло промолчал.

– На самом деле, – снова заговорила миссис Мейт, – вначале мы все же общались друг с другом. Я и Элдон. Сразу после того, как расстались. Мы с Донни жили в Сан-Диего, а Элдон оказался совсем неподалеку, в Мексике. Потом, став врачом, он перебрался в Окленд и устроился в клинику, и тут я сделала большую глупость: взяла Донни и тоже перебралась туда. Не знаю, о чем я думала – наверное, надеялась, что теперь, когда Элдон стал врачом... В общем, это было очень глупо, но мальчик даже не знал, кто его отец.

– В Окленде у вас ничего не получилось? – спросил я.

– В Окленде-то получилось, я до сих пор там живу. Вот с Элдоном не получилось. Он не захотел разговаривать с Донни, даже не взял его на руки, не посмотрел на него. Я помню все так отчетливо, словно это произошло только вчера. Элдон был в белом халате – Донни испугался и заплакал. Элдон пришел в бешенство и заорал на меня, чтобы я срочно увела этого сопляка. И я сразу же поняла, что у нас ничего не получится.

Она взяла лист салата.

– Потом я еще дважды звонила Элдону. Ему не было до нас никакого дела. Он отказывался приехать в гости. Рождение Донни словно перекрыло в нем какой-то кран. Так что мне пришлось перебраться на противоположный берег залива в Сан-Франциско и там устроиться на работу.

Забавно, но через несколько лет я вернулась назад в Окленд, потому что там дешевле жилье, но к тому времени Элдон уже переехал на новое место. Переводы приходили из Аризоны, он устроился в какое-то государственное учреждение – какое именно, не знаю. Вот тогда мне в голову приходили мысли об адвокате.

– Почему вы не подали на развод? – спросил я.

– К чему суетиться? – пожала плечами Гиллерма Мейт. – Мне не был нужен никакой другой мужчина, военную пенсию Элдон и так присылал. Ну вы же понимаете.

– Что? – не понял Майло.

– Ну, если сразу не предпринять каких-то шагов, потом уже ничего не будет. Элдон каждый месяц присылал перевод, и мне этого было достаточно. Потом, когда он занялся убийствами, я поняла, как мне повезло, что мы расстались. Кому охота жить с таким? Я хочу сказать, когда я об этом узнала, мне стало плохо. По-настоящему плохо. Помню, впервые я увидела Эл-дона по телевизору. Представьте себе – я не видела его уже много лет, и вдруг его показывают по телевизору. Он постарел, полысел, но лицо, голос совсем не изменились. И он хвалился тем, что сделал. Я тогда подумала, что он спятил на все сто процентов. На следующий день я поменяла свою фамилию в социальном обеспечении и везде, где вспомнила.

– Значит, о новой карьере доктора Мейта вы с ним ни разу не разговаривали?

– Я с ним вообще ни о чем не разговаривала, – гневно заявила она. – Разве я вам об этом уже не говорила?

Она отодвинула тарелку. Схватила губами соломинку, и коричневая жидкость, побулькав в прозрачной трубке словно в плотницком уровне, наконец поднялась ко рту.

– Даже если это действительно сделало Элдона богатым, кем бы я выглядела, если бы вдруг потребовала у него больше денег? – Она прикоснулась к рукоятке ножа, которым намазывала на булочки масло. – Это были грязные деньги. Я всю жизнь работала не покладая рук, и ни на что не жалуюсь. Но все же скажите, он разбогател на этих убийствах?

– Не похоже на то, – сказал Майло.

– Тогда какой же во всем этом был смысл?

– Доктор Мейт утверждал, что помогает людям.

– Дьявол утверждает, что он ангел. Еще когда я познакомилась с Элдоном, он думал только о том, как помочь самому себе.

– Эгоист? – спросил я.

– А то нет. Всегда жил в своем мирке, делал то, что хотел. То есть читал, читал постоянно.

– Мэм, почему вы приехали сюда? – спросил Майло.

Гиллерма Мейт протянула руки, словно ожидая получить подарок. Ее ладони, отскобленные до белизны, были покрыты сетью коричневых морщинок.

– Я же говорила. Мне просто показалось, что я должна... На самом деле, наверное, мне просто стало любопытно.

– Что именно?

Она отодвинулась назад.

– Ну, захотелось узнать, где Элдон жил, что с ним произошло... Я никогда его не понимала.

– Как вы познакомились? – спросил я.

Миссис Мейт улыбнулась. Разгладила платье. Потянула через соломинку воду.

– Что? Вы удивлены тем, что он был врачом, а я цветная женщина?

– Ну что вы...

– Ничего страшного, я к этому давно привыкла. Когда я возила Донни в коляске, меня принимали за няньку. Потому что Донни весь пошел в отца – ну просто вылитый Элдон, а тот его по-прежнему терпеть не мог. Вот что хочешь, то и думай после этого. Но теперь меня это уже не беспокоит. Я думаю только о том, чтобы не прогневать Господа Бога – вот почему я не требовала у Элдона его кровавые деньги. Иисус бы расплакался. Знаю, вы принимаете меня за религиозно помешанную, но моя вера крепка, а когда человек живет для Бога, богатой становится его душа.

Она рассмеялась.

– Разумеется, хорошая трапеза время от времени совсем не помешает, да?

– Как насчет десерта? – спросил Майло.

Миссис Мейт сделала вид, что обдумывает его предложение.

– Только если вы сами будете.

Он подозвал официантку.

– Пожалуйста, яблочный пирог. А для дамы...

– Раз уж речь зашла о пироге, – сказала Гиллерма Мейт, – милочка, у вас есть шоколадный крем?

– Разумеется, – ответила официантка.

Записав заказ, она посмотрела на меня. Я покачал головой, и она ушла.

– Элдон не верил в Иисуса Христа, вот в чем была главная проблема, – сказала Гиллерма, снова прикасаясь салфеткой к губам. – Он вообще ни во что не верил. Вы хотели узнать, как мы познакомились? По чистой случайности. Элдон жил в доме с меблированными квартирами, а моя мать работала там уборщицей – она приехала в страну нелегально и ничего приличного найти не смогла. Отец был легальным эмигрантом – на все сто процентов. У него было разрешение на работу, и он устроился садовником в компанию «Лакетт», она тогда процветала. Когда отец получил американское гражданство, он вызвал мать из Сальвадора, но та так и не позаботилась о бумагах. Я родилась здесь, чистокровная американка. Подруги звали меня Вилли. Так или иначе, Элдон жил в этом здании, и я постоянно натыкалась на него, когда мыла лестницы или стригла цветы. Как-то раз мы заговорили друг с другом.

– Это было в Сан-Диего?

– Точно. Я только что закончила школу и помогала маме. Поступила на заочное в медицинское училище, хотела стать медсестрой.

Элдон был гораздо старше меня – ему было тридцать шесть, но выглядел он на сорок. К тому времени он уже успел потерять почти все волосы. Сначала я не обращала на него внимание, но постепенно он начал мне нравиться. Потому что он был такой вежливый. Это у него было не показное, а в крови. И тихий. А мне уже успели надоесть шумные мужчины. И еще – я тогда считала его гением. Элдон работал в химической лаборатории, у него дома было много книг – научных и всяких других. Он все время читал. Тогда это произвело на меня огромное впечатление. Я в ту пору считала, что образование – путь к спасению.

– Теперь так больше не считаете?

– Мудрец, дурак – все мы смертны. Единственный гений вон там. – Она указала на потолок. – А доказательство моих слов – разве гений может опуститься до того, чтобы убивать людей? Даже тех, кто об этом просит? Не глупо ли так себя вести, когда всем нам придется отвечать за свои деяния в другом мире?

Покачав головой, Гиллерма Мейт заговорила, обращаясь к потолку.

– Элдон, не хотела бы я сейчас оказаться на твоем месте.

Подали десерт. Дождавшись, чтобы Майло первым ткнул вилку в пирог, она жадно набросилась на свой кусок.

– Но сперва образованность доктора Мейта произвела на вас впечатление, – заметил я.

– Когда-то я была уверена, что образование – это все. Я собиралась стать дипломированной медсестрой. Когда я перебралась в Окленд, у меня появились мечты... Элдон открывает врачебную практику, я работаю вместе с ним. Но ему не было никакого дела до нас с Донни, поэтому мне пришлось работать, и я так и не закончила училище. – Она облизнулась. – Я не жалуюсь. Сейчас я забочусь о больных и престарелых, выполняю работу медсестры. И еще я узнала, что нет кратчайшей дороги к счастью, какая бы у тебя ни была профессия в этом мире. Главное – тот мир, который будет после, и единственный способ туда попасть – это Иисус. Именно этому и учила меня моя мать, вот только я тогда ее не слушала. Никто ее не слушал – ей приходилось нести это бремя. Мой отец был безбожник. Мать так и не могла наставить его на путь истинный до тех пор, пока он не заболел. И только когда боли стали невыносимыми, что ему осталось, кроме как молиться?

Ее ложка скользила по облитому шоколадом пирогу, собирая крем. Облизав ложку, миссис Мейт сказала:

– Мой отец курил всю жизнь, заработал рак легких, это перешло на кости, распространилось на всю спину. Он умер в мучениях, кашляя и крича. Это было ужасно. Элдон был потрясен.

– Элдон видел, как умирал ваш отец? – спросил я.

– А то как же. Папа умер вскоре после того, как мы поженились. Мы навестили его в больнице, и он начал харкать кровью и кричать от боли. Элдон весь стал бледным как привидение и сразу же ушел. Кто бы мог подумать, что он станет врачом? Знаете, что я думаю? Именно вид моего умирающего отца натолкнул Элдона на мысль об этих убийствах. Потому что это действительно было ужасно. Нас с мамой поддерживали молитвы, но Элдон не молился. Он отказался, даже когда мама попросила его об этом. Сказал, что не хочет становиться лицемером. Если у человека нет веры, подобное зрелище может его очень напугать.

Она доела пирог.

– Можете ли вы сказать нам что-нибудь такое, что поможет нам узнать, кто убил вашего мужа? – спросил Майло.

– Наверное, кому-то не нравилось то, чем занимался Элдон.

– Вы можете назвать кого-то конкретного?

– Нет, – пожала плечами Гиллерма. – Просто я мыслю... логически. Должно быть, полно таких, кто относился к Элдону неодобрительно. Этот человек не боялся Господа Бога. Те, кто боится Бога, не совершают убийств. Но может быть кто-то... – Улыбка. – Знаете, это мог быть кто-то похожий на Элдона. Не имеющий веры, ненавидевший Элдона. Потому что Элдон был сложной личностью – не следил за тем, что говорил и как. По крайней мере, он был таким, когда мы поженились. Это всегда настраивало против него окружающих – бывало, придет он куда-нибудь и сразу же начинает жаловаться по поводу еды, заявляется к управляющему и начинает спорить. Может быть в конце концов Элдон очень разозлил кого-то, и этот человек сказал: «Только посмотрите, чем он занимается, и это сходит ему с рук. Значит, убить человека – это все равно что зашнуровать ботинки». Потому что давайте взглянем правде в глаза. Если человек не верит в загробный мир, что остановит его от убийства, насилия, грабежа и всего остального, что взбредет ему в голову?

Майло молча тыкал вилкой в корку пирога. Я гадал, думает ли он о том же, о чем думаю я: сколько проницательности в такой короткой речи.

– Итак, – сказала Гиллерма Мейт, – к кому мне обратиться по поводу пенсии? И насчет завещания?

Мы вернулись в машину. Майло, сделав несколько звонков, выяснил телефон управления военных пенсий.

– Что касается завещания, – сказал он, – нам до сих пор не удалось связаться с адвокатом доктора Мейта. С человеком по имени Рой Хейзелден. Он с вами никогда не общался?

– Тот жирный тип, которого всегда показывали по телевизору вместе с Элдоном? Никогда. Вы полагаете, завещание у него?

– Вполне вероятно, если только оно вообще существует. В архиве округа нет никаких записей. Если я что-нибудь выясню, я обязательно дам вам знать.

– Спасибо. Наверное, я задержусь здесь на пару дней, посмотрю, смогу ли что-нибудь узнать. Вам знакомо здесь какое-нибудь приличное дешевое местечко?

– В Голливуде с этим сложно, мэм. И любое приличное место наверняка будет не дешевым.

– Знаете, а я и не говорю, что у меня совсем нет денег. Я работаю, так что с собой я захватила двести долларов. Просто мне не хотелось бы тратить лишнее.

Мы отвезли миссис Мейт на бульвар Фэрфакс, в гостиницу «Уэст-Кост-инн». Она расплатилась стодолларовой купюрой. Проводив ее в номер на втором этаже, Майло посоветовал не показывать на улице наличные.

– Вы что, меня за дуру считаете? – возмущенно спросила она.

Номер оказался крохотным, чистым и шумным, выходящим прямо на Фэрфакс. Мимо проносились машины, а вдалеке возвышалось модернистское здание телевизионной студии Си-Би-Эс.

– Может быть, схожу на шоу, – сказала Гиллерма, раздвигая занавески. Достав из сумки свежее платье, она подошла к гардеробу. – Ну, спасибо за все.

Майло протянул ей свою визитную карточку.

– Если о чем-либо вспомните, звоните мне, мэм. Да, кстати, а где ваш сын?

Она стояла спиной к нам. Открыв гардероб, долго развешивала там платье. Взяла с верхней полки дополнительную подушку. Стала ее взбивать, разглаживать, снова взбивать.

– Мэм?

– Я не знаю, где Донни, – наконец сказала она.

Ткнув подушку кулаком. Внезапно она показалась мне крохотной и сгорбленной.

– Донни очень умный, совсем как Элдон. Целый год учился в государственном университете Сан-Франциско. Я надеялась, он тоже станет врачом. У него были хорошие оценки. Он очень любил науку.

Миссис Мейт стояла, прижимая подушку к груди.

– И что было дальше? – спросил я.

Ее плечи опустились.

Я подошел было к ней, но она, отпрянув назад, положила подушку в гардероб.

– Мне сказали, это были наркотики. Подруги в церкви. Но я никогда не видела, чтобы Донни принимал наркотики.

– Быть может, он переменился, – заметил я.

Нагнувшись, Гиллерма закрыла лицо руками. Я подхватил ее под локоть. Ее кожа оказалась мягкой, клейкой. Проводив ее до кресла, я дал ей платок. Миссис Мейт долго мяла его в руках, прежде чем поднести к глазам.

– Донни стал совсем другим, – сказала она. – Совсем перестал за собой следить. Отрастил длинные волосы, бороду, стал грязным. Совсем как бездомный. Но у него был дом, вот только он не хотел возвращаться.

– Вы давно с ним не виделись?

– Два года.

Вскочив с кресла, Гиллерма стремительно вышла в ванную и закрыла за собой дверь. Некоторое время было слышно, как льется вода. Наконец миссис Мейт вышла к нам и заявила, что очень устала.

– Когда я проголодаюсь, где здесь можно будет поужинать?

– Вам нравится китайская кухня, мэм? – спросил Майло.

– Ну да, все что угодно.

Он позвонил в ресторан и попросил доставить ужин через два часа. Когда мы уходили, Гиллерма изучала программу кабельного телевидения.

Сев в машину, Майло нахмурился.

– Счастливая семейка. А? Младший – бездомный с проблемами психики, возможно, наркоман. Человек, имеющий причину убить Мейта, – возможно, мечтающий о том, чтобы стать Мейтом. Может, я ошибся, так быстро сбросив со счетов бродягу с улицы.

– Если Донни действительно умен, то, даже несмотря на психический срыв, у него хватило бы ума разработать план. Мейт отверг, бросил его самым гнусным образом. Именно такая изначальная обида ведет к жестокости. И то, что Мейт со временем стал знаменитым, лишь распалило злость. Вполне возможно, внутри у Донни все кипело, бурлило, и наконец он решил унаследовать семейное дело... Эдипов комплекс. Возможно, Мейт наконец согласился встретиться с сыном, условился о встрече в Малхолланде, потому что не хотел приглашать Донни к себе домой. Быть может, у него даже возникли какие-то опасения, поэтому он подал фургон задом. И все же Мейт не остановился – или им двигало чувство вины, или же он наслаждался опасностью.

Ничего не сказав, Майло взял телефон и, связавшись с управлением, попросил узнать, есть ли что-нибудь на Элдона С. Мейта. Ничего. Но на запрос "Элдон Салсидо" пришел ответ. Три судимости, все в штате Калифорния. Судя по биографическим данным, это был именно тот, кого мы искали.

Управление машиной в состоянии наркотического опьянения шесть лет назад, через два года кража, затем через полтора года разбой. Отбывал срок в округе Марин. Освобожден шесть месяцев назад.

– Провел полтора года в тюрьме и ни разу не позвонил матери, – сказал я. – Социальная изоляция. И от наркотиков за рулем скатился до разбоя. Стал более агрессивным.

– Это наследственное, – заметил Майло. – Будет любопытно посмотреть, что сделает скорбящая вдова, узнав, что Мейт держал в банке триста штук. Интересно, наша Алиса или еще кто-нибудь предъявит права на эти деньги? На самом деле, именно за этим и приехала сюда старушка Вилли. В конечном счете все всегда сводится к припадку гнева и деньгам. Ладно, я займусь этим Донни, но сперва давай попробуем разыскать нашего чертова адвоката.