Текст книги "От саванны до дивана: Эволюционная история кошек"

Ключом к разгадке стала форма заднего края челюсти – отростка, который выступает высоко над ее горизонтальной частью, в точности как у человека. У дальневосточных кошек эта часть крупнее и уходит вверх под прямым углом, а у степных и домашних кошек выступающая кость меньшего размера и наклонена назад.

Сравнение археологических находок прояснило суть дела. У всех четырех кошек костный отросток выступал вертикально вверх. Оказалось, что это азиатские леопардовые кошки, а не их степные или домашние родственники!

Такие результаты повергли всех в шок. Это открытие перевернуло все с ног на голову. Ведь раньше никто уже не сомневался, что одомашнивание произошло всего один раз где-то на Среднем Востоке и что через него прошли только североафриканские степные кошки.

Азиатская леопардовая кошка[56]56
  Их также называют бенгальскими кошками (не путать с одноименной домашней породой). – Прим. ред.


[Закрыть] (пятнистый зверек, который отнюдь не приходится близким родственником леопарду) отчасти подходит на роль кандидата на одомашнивание, но лишь отчасти. Эти кошки распространены по всей Азии. Они гораздо терпимее к присутствию человека, чем другие представители их рода. Поскольку их среда обитания стремительно меняется, их все чаще и чаще можно встретить на сельскохозяйственных полях или пальмовых плантациях, где они играют важную роль в контроле за популяциями крыс. И хотя эти кошки по большей части сторонятся людей, они время от времени появляются на территории деревень, едят отбросы и таскают кур. Если так пойдет и дальше, то недалек тот час, когда леопардовые кошки превратятся в завсегдатаев деревенских свалок, хотя мне доподлинно неизвестно, наблюдается ли нечто подобное в наши дни.

Вместе с тем перспектива одомашнивания леопардовых кошек не может не вызывать удивления. Помните, в третьей главе я рассказывал про исследование аффилиативного (доброжелательного) поведения у разных видов кошачьих, которое проводили сотрудники зоопарков? Африканская степная кошка оказалась одним из наиболее дружелюбных видов. Недаром ее одомашнили. Она с самого начала проявляла расположение к людям.

Азиатская леопардовая кошка

А что с враждебнейшим из враждебных? Кто оказался в конце списка? Правильно. Леопардовая кошка.

Даже несмотря на аккуратное погребение этих кошек, возникает вопрос: насколько можно приручить или одомашнить животное с таким темпераментом? Люди не станут с теплотой относиться к животному, которое не отвечает им взаимностью. Процесс одомашнивания предполагает коэволюционное развитие: кошки проявляют хотя бы немного дружелюбия, люди предлагают им еду и кров, происходит отбор наиболее ласковых особей, люди, в свою очередь, еще лучше обеспечивают их питанием и защитой, и в конце концов у людей появляются преданные поклонники, которые любят посидеть у них на руках. Вероятность такого коэволюционного обмена снижается, если кошки изначально не проявляют симпатии к человеку.

Конечно, мы никогда не узнаем, были ли найденные в Китае кошки ручными или домашними. И все же, что с ними произошло? Если бы домашние кошки скрещивались с ними, попадая в Китай, то мы нашли бы следы ДНК леопардовых кошек у современных домашних кошек подобно тому, как находим следы ДНК неандертальцев в геноме современных людей. Но таких свидетельств не обнаружилось. Леопардовые кошки не внесли вклад в генофонд современных домашних кошек.

А это значит, что леопардовых кошек с людьми связывали симбиотические отношения: они наведывались в деревни, ловили грызунов и, возможно, время от времени получали подачки. Но эти пятнистые кошки вряд ли последовали по пути своих североафриканских родственников, которые перешли к одомашниванию. И когда около 2000 лет назад в Китай завезли домашних кошек, они быстро вытеснили из деревни конкурентов: может, потому, что были ласковее или лучше ловили мышей, а может, по какой-то другой причине.

Палеонтология и смежная с ней зооархеология опираются на конкретные вещественные свидетельства того, какими были те или иные организмы в прошлом. Если вы нашли массивную бедренную кость бронтозавра, никто в здравом уме, разумеется, не станет отрицать, что эти исполинские животные населяли Землю в юрский период. Но древние ископаемые встречаются довольно редко и зачастую в плохом состоянии. О большинстве вымерших видов мы знаем по считаным образцам, по единственной сохранившейся кости или даже по отпечатку лапы. Как мы убедились, останки кошек крайне редко встречаются при раскопках. У нас очень мало материалов для изучения.

Альтернативный подход заключается в реконструкции прошлого из настоящего. Эволюционный биолог может составить филогенетическое древо современных родственных отношений, а затем на его основе сделать выводы о ходе эволюции. Например, большая и малая панды питаются бамбуком, поэтому у них есть анатомическая особенность: что-то вроде большого пальца, при помощи которого они управляются с длинными трубчатыми побегами. Раньше ученые считали эти два вида близкими родственниками, чье сходство объясняется происхождением от общего бамбукоядного предка. Однако филогенез показывает, что все было иначе: большие панды относятся к семейству медвежьих, а ближайшими родственниками малых панд являются еноты. Поэтому две панды обзавелись таким сходством независимо друг от друга; ложный палец стал результатом конвергентной адаптации к одинаковым условиям среды обитания.

В прежние времена ученые делали заключение о филогенетическом родстве на основе таких особенностей анатомического строения, как форма изгиба челюсти. Однако сбор такой информации – кропотливая задача, которая требует изучения образцов для определения мельчайших отличий в анатомическом строении. Времени на это уходит много, а в итоге вы получаете информацию о сравнительно небольшом количестве расхождений.

Сегодня биологи чаще всего конструируют филогенетические ряды на основе данных ДНК. Как я уже упоминал, главное преимущество этого подхода в том, что такую информацию можно легко и быстро собрать в больших объемах.

В идеале следовало бы совместить оба эти подхода: изучение древних костей и анализ ДНК. Останки китайских кошек давали для этого прекрасную возможность. Почему же тогда археологи просто не сделали ДНК-тест, который показал бы, что это леопардовые кошки? На самом деле все сложнее, чем может показаться.

Глава 8
Проклятие мумии

Во время лекции об окаменелых ящерицах внутри янтаря я спрашиваю у аудитории, есть ли среди них те, кто не смотрел «Парк юрского периода» (Jurassic Park). Только несколько человек поднимают руки. Научно-фантастический триллер про динозавров стал общемировым хитом. При этом лишь немногие понимают, что это не просто хороший фильм: с научной точки зрения он намного опередил свое время. Как вы, наверное, помните, в основе сюжета лежит фантастическая, на первый взгляд, мысль о том, что ДНК динозавров можно восстановить из кровососущих насекомых, застывших в янтаре более 60 миллионов лет назад. То, что 30 лет назад казалось научной фантастикой, теперь стало научной действительностью – по крайней мере, отчасти.

Ученым удалось извлечь образцы неповрежденной ДНК из многих древних находок. Ископаемые остатки времен динозавров оказались для этого слишком старыми: за прошедшие миллионы лет ДНК в них в конечном счете разрушилась; зато в более поздних образцах она часто сохраняется в целости и сохранности: в шерстистых мамонтах, которым около миллиона лет, в лошадях, которым на полмиллиона лет меньше, и даже в костях наших родственников неандертальцев, которые жили 400 000 лет назад. Похоже, все дело в температуре и влажности: чем холоднее и суше, тем лучше, и этим объясняется, почему образцы, найденные в тропиках, в основном оказываются бесполезны, а успех так часто приходит к нам с морозного севера.

Изучение древних образцов ДНК в корне изменило археологию. Генетические исследования древних человеческих останков начались с анализа ДНК египетских мумий в середине 1980-х годов и стали передовой областью науки[57]57
  В 2022 году Сванте Паабо, который руководил исследованиями мумии, получил Нобелевскую премию по физиологии и медицине за первые достижения в этой области.


[Закрыть]. Расшифровка ДНК, полученной из костей, зубов, кожи и даже из жевательной резинки, позволила лучше понять, как человечество расселилось по миру, как Homo sapiens взаимодействовали с неандертальцами, что они ели и чем болели.

Неудивительно, что такое слияние биологии и археологии привлекло к себе лучшие молодые умы. Один из них – Клаудио Оттони, сын биолога, который еще в колледже был очарован тем, как современная молекулярная генетика помогает расшифровывать прошлое человечества. В качестве объекта для своей диссертации в Университете Тор Вергата в Риме он выбрал древних скотоводов-кочевников из Центральной Сахары. Богатая археологическая культура этого региона включает в себя наскальные рисунки и свидетельства существования первых загонов для животных. При этом неизвестно, являются ли туареги, которые населяют эту территорию сегодня, потомками древних жителей пустыни. Оттони надеялся выяснить это, сравнив ДНК современных туарегов с образцами останков, найденных на месте археологических раскопок в Ливии.

Что касается расшифровки древней ДНК, проект потерпел неудачу. По предположению Оттони, ему не удалось найти пригодный для исследования образец ДНК, потому что скелеты, погребенные в песках Сахары, в течение долгих тысяч лет подвергались воздействию высоких температур. В остальном же его диссертация имела большой успех. Анализ современной ДНК дал нам представление о происхождении туарегов подобно тому, как исследование Дрисколла пролило свет на появление домашних кошек. Более того, несмотря на неудачу с древней ДНК, Оттони подтвердил в ряде научных работ, что он прекрасно владеет методами исследований. Не его вина, что ДНК зажарилась раньше, чем он успел ее изучить!

После этого Оттони получил престижную должность научного сотрудника при Лаборатории судебной генетики и молекулярной археологии в Бельгии, где он работал с именитым зооархеологом Вим Ван Ниром. Хотя Вим Ван Нир известен прежде всего своими трудами по археологии рыб, он также опубликовал несколько работ, посвященных кошкам, включая отчет о шести кошачьих скелетах в Иераконполе.

Перед Оттони стояла задача дополнить работу Ван Нира и других сотрудников центра с генетической точки зрения. Конкретного плана действий у него не было. Изначально Оттони хотел продолжить работу над расшифровкой ДНК древних людей. Но чем глубже он погружался в зооархеологию, тем больше преимуществ видел в изучении других видов. В области изучения ДНК древних людей большая конкуренция. Почему бы не подыскать себе сферу, где чуть больше свободного пространства и меньше склок? Оттони пошел на компромисс и стал одновременно изучать древних людей и древних свиней.

Проект со свиньями оказался очень успешным. Расшифровав ДНК костей, найденных на местах 48 археологических раскопок в Передней Азии (старейшему из них около двенадцати тысяч лет), Оттони доказал, что история одомашнивания свиньи намного сложнее, чем предполагали раньше. Отчет о работе произвел хорошее впечатление на научное сообщество и помог упрочить репутацию Оттони.

Оттони не раз бывал в гостях у Ван Нира и его многочисленных кошек (живых, а не археологических экспонатов), и во время этих дружеских визитов научный руководитель то и дело пытался увлечь молодого коллегу изучением ДНК древних кошачьих. «Как насчет кошек? У меня есть образцы», – вспоминает Оттони, как ученый пытался его заинтересовать. Но Оттони то по одной, то по другой причине отклонял его предложения.

В действительности Оттони боялся повторения ситуации с археологическими останками туарегов. Большинство имеющихся у Ван Нира материалов тоже поступили из пустынных районов на севере Африки. Оттони не хотел заново проделывать этот путь, опасаясь получить тот же результат: никаких пригодных для изучения образцов ДНК. Но, закончив исследование о свиньях, он наконец сдался. И решил дать древним кошкам шанс.

Одним из первых Оттони расшифровал образец ДНК кошки, которая жила на берегу Красного моря в портовом городе Беренике примерно в 150 году нашей эры, когда Египет входил в состав Римской империи. Анализ показал, что в Беренике были найдены останки леопардовой кошки. Обнаружив ее ДНК в Египте, Оттони пришел в замешательство, ведь в наши дни этот вид обитает только в Юго-Восточной Азии, по другую сторону Арабского полуострова. Он списал результат на ошибку и больше о нем не вспоминал.

Позже Ван Нир указал ему, что 2000 лет назад Береника была крупным центром на торговом пути из Южной Азии в Средиземноморье, который проходил по Красному морю. И тут же стало понятно, откуда в египетском порту на берегу Красного моря взялась ДНК кошек из Азии. Более того, эта находка наводила на потрясающую мысль о том, что 2000 лет назад в Индии или в других районах Азии люди, возможно, пытались одомашнить леопардовых кошек.

Это воодушевило Оттони. Образцы не просто содержали пригодную для исследования ДНК: их изучение могло дать неожиданные результаты. Он сосредоточил все внимание на остальных образцах Ван Нира. Обширное научное сообщество зооархеологов помогло собрать останки кошек из многих уголков Европы, Передней Азии и Северной Африки, тех, что жили во времена каменного и бронзового веков, Римской и Византийской империй и даже в Средние века в одном из торговых портов викингов на севере Германии. И все же в коллекции Ван Нира зияла дыра.

Стоит только упомянуть Древний Египет, как сразу возникают две ассоциации: пирамиды и мумии. На самом деле обе они связаны между собой, потому что пирамиды – это прежде всего огромные гробницы, в которых хранились мумифицированные тела правителей.

Искусно очищенные от внутренностей, обезвоженные, химически обработанные и завернутые в ткань египетские мумии представляют собой настоящее научное чудо. Богато украшенное погребальное облачение и саркофаги обеспечили им заслуженное место в художественных музеях по всему миру. Но большинству из нас египетские мумии известны в первую очередь по фильмам, в которых рассказывается о древних проклятиях и воскресших фараонах с их сверхъестественными зловещими силами.

Даже несмотря на то, что за ремейком «Мумии» (The Mummy) 1999 года последовало два сиквела, один приквел, четыре сиквела к приквелу и анимационный телесериал, Голливуд так и не воспользовался очевидной, на мой взгляд, сюжетной линией. Египтяне мумифицировали не только людей, но и всевозможных животных, включая змей, львов, павианов и крокодилов. Такое изобилие звериных мумий, конечно же, дает прекрасную возможность выйти за пределы обычных для таких фильмов тем древних проклятий и оживших правителей.

Когда я углубился в изучение этого вопроса, то предполагал, что кошки занимают главное место в забальзамированном египетском зверинце. К моему удивлению, это не так. Хотя собакам в Египте уделялось намного меньше внимания, их мумифицировали в гораздо большем количестве: одна из катакомб (или лучше сказать «собакокомб»?) содержала почти восемь миллионов мумифицированных псов. Но кто же на втором месте?[58]58
  А может быть, и на третьем. Ибисов – обитающих на водоемах птиц с изогнутым клювом – тоже бальзамировали в больших количествах, но точных оценок их числа нет.


[Закрыть] Кошки, миллионы кошек. Фильм под названием «Кот-мумия» непременно бы стал кассовым хитом[59]59
  Уже написав об этом, я узнал, что в 2019 году мумии кошек все же стали героями одной из серий «Скуби-Ду».


[Закрыть].

Как ни парадоксально, смерть и последующая мумификация такого огромного количества кошачьих стали результатом поклонения кошкам в Древнем Египте. В пору расцвета культа Бастет сотни тысяч египтян совершали паломничество на ежегодно устраиваемое в ее честь празднество в Бубастисе. Там в перерывах между безудержным весельем на манер нашей масленицы гуляки посещали храмовый комплекс.

Чтобы выразить богине свое почтение или попросить ее об исполнении молитв, паломники покупали мумий, которых потом оставляли в храме в качестве жертвоприношения. Каждому египетскому богу соответствовало свое тотемное животное; кошки считались олицетворением Бастет, поэтому верующие дарили ей мумифицированных кошек. Предполагается, что величина принесенной в жертву мумии напрямую зависела от важности просьбы.

Раз в год священнослужители собирали эти мумии и несли их в катакомбы на хранение. Спустя тысячелетия, когда эти подземные галереи раскопали, количество мумий в них было настолько велико, что их тоннами везли в Англию, где затем перемалывали и использовали в качестве удобрения.

В древности продажа мумий кошек шла полным ходом и, должно быть, приносила неплохие деньги на содержание храмового комплекса. По всей видимости, это было настолько прибыльно, что порой в мумиях отсутствовали сами кошки: в одном месте треть мумий содержали ил, комья глины, а одна даже мумифицированную рыбу, поскольку запас мертвых кошек, вероятно, иссяк.

Рентгенография мумий показывает, что (как бы шокирующе это ни звучало) большинство из них – это подросшие котята или молодые кошки, которых убили, задушив или сломав им шею. По-видимому, при храмах или в непосредственной близости от них находились питомники, где кошек разводили и умерщвляли, чтобы делать из них мумии. Археологам пока не удалось подтвердить существование этих зверинцев, зато они нашли похожие комплексы для выращивания птиц и крокодилов.

Долгое время эти мумии вызывали у археологов скорее раздражение, чем научный интерес, поэтому в музеях их не так много, как можно было бы ожидать. Например, из 180 000 мумий общим весом около 19 тонн, которые переправили в Британию в конце XIX века, в музеи попали считаные единицы.

Тем не менее в музейных коллекциях хватало мумий, чтобы начинающий зооархеолог увидел в этом возможность раздобыть ДНК древних египетских кошек. И Оттони запросил в Музее естественной истории в Лондоне разрешение взять у мумий маленькие образцы костей, кожи и шерсти, чтобы по возможности извлечь из них ДНК.

Поскольку я тоже когда-то работал куратором, то могу вас заверить, что музеи скептически относятся к просьбам о так называемом деструктивном отборе проб. Наши экспонаты не только ценны, но и незаменимы, поэтому любое исследование, связанное с малейшим их повреждением, нужно очень убедительно обосновать.

Удача, однако, была на стороне Оттони. До этого мумию уже обследовали при помощи рентгеновского аппарата, чтобы выяснить, что у нее внутри. Таким образом ученым удалось узнать причину смерти животного (а кроме того, понять, что внутри мумии не всегда целая кошка, даже если внешне это выглядит именно так). Но рентгеновский аппарат в музее был довольно маленьким.

Мумии кошек изготавливались двумя способами. Иногда их мумифицировали в привычном нам виде, и в этом случае в мумии легко можно было распознать кошку. Но в некоторых случаях мумии имели цилиндрическую форму, потому что кошек пеленали с поджатыми к животу лапами (передние лапы вытягивали назад, задние складывали так, будто кошка сидит, а хвост пропускали между лапами вплотную к животу).

Мумии из Британского музея относятся к последнему типу и не помещаются в камеру рентгеновского аппарата целиком. Предыдущие исследователи добились разрешения, которое полностью противоречит тому, что я говорил о неприкосновенности музейных экспонатов, и обезглавили несколько мумий, чтобы они вошли внутрь прибора. Это нанесло вред целостности экспонатов, но сыграло на руку Оттони. Урон уже был нанесен, и, вместо того чтобы разворачивать и разрезать мумию, Оттони всего лишь потребовалось разрешение заглянуть внутрь и отщипнуть кусочек кожи или костной ткани – и эта просьба в итоге была удовлетворена.

Оттони с теплотой в голосе рассказывает о том времени как об одном из самых ярких моментов своей карьеры. Подвальное помещение, расположенное глубоко в недрах музея, само по себе казалось экспонатом древней истории: кругом тишина и ряды археологических находок, ни телефона, ни других новомодных изобретений. И запах – старый, затхлый, чуточку манящий. Древние диковинки – мумии обезьян, – попрятанные по музейным шкафам, рассованные по углам и щелям.

Но мумии кошек занимают особое место в его воспоминаниях. Некоторые из них изготовлены очень небрежно: работа делалась второпях. Другие же, наоборот, искусно исполнены: полоски льна изящно переплетены, повязка на голове аккуратно сформирована и передает каждый изгиб кошачьей мордочки, сверху приклеены заостренные ушки. Глаза, нос и другие черты нарисованы на ткани, иногда красным цветом. Глядя на эти объекты, Оттони чувствовал, как переносится во времени на 3000 лет назад, в другую культуру, в другой образ жизни.

Как я уже писал, главная сложность работы с древней ДНК состоит в том, что ее структура часто сильно повреждена, и поэтому пригодных для анализа образцов нередко значительно меньше, чем в свежих материалах. В результате этого есть риск, что ваши образцы будут загрязнены современной ДНК. Ученые выяснили, что повсюду в мире – в воздухе, в воде, на различных поверхностях – присутствует ДНК, которую распространяют организмы (в том числе и вы!). Когда у вас в распоряжении образец с большим количеством ДНК, то отдельные нити чужой генетической информации на его поверхности не станут помехой: они будут почти незаметны на фоне миллионов копий ДНК самого образца. Но если вам удалось добыть из образца лишь чуточку его ДНК, то посторонние гены могут составлять значительную часть полученного материала. Поэтому существует вероятность, что, проводя анализ, вы секвенируете постороннюю ДНК, а не ДНК того образца, который пытаетесь изучить.

Конечно же, эта проблема возникает только в том случае, если ДНК, которая случайно оказалась на вашем образце, принадлежит представителю того же или родственного вида. Когда вы, скажем, изучаете древнюю кошку, а результаты анализа ДНК говорят, что это жаба, заметить ошибку нетрудно. Когда вы изучаете какое-нибудь замысловатое животное вроде утконоса, то в воздухе вокруг вас вряд ли будет парить ДНК современных утконосов (если только вы не в Австралии). Но когда вы пытаетесь добыть ДНК кошки (или, еще того хуже, человека), все куда сложнее и нужно быть очень аккуратным.

Исследователи, изучающие древние образцы ДНК, соблюдали всевозможные предосторожности, чтобы избежать загрязнения. Работая с мумиями кошек, Оттони и Ван Нир осуществляли забор материала в стерильных медицинских перчатках и масках, которые они меняли при переходе от образца к образцу, чтобы не допустить перекрестного загрязнения. По той же причине после работы с каждым из образцов они обрабатывали все инструменты и рабочую поверхность дезинфицирующими средствами. Перед транспортировкой образцы кожи и костей аккуратно заворачивали в алюминиевую фольгу и упаковывали в пластиковый пакет.

Как только образец попадал в ДНК-лабораторию, его отправляли в стерильное помещение. Сотрудники входили туда, облачившись с ног до головы в защитные костюмы. Образец обрабатывали дезинфицирующим раствором. Потом с него лезвием бритвы или шлифовальным кругом снимали верхний слой, раскрывая слои зуба или кости, которые потенциально не подвергались воздействию посторонней ДНК (стерилизовать образцы кожи и шерсти намного сложнее). После этого материал осторожно брали на анализ, истирали в порошок и подвергали химической обработке, чтобы извлечь из него генетическую информацию. Весь этот процесс повторялся многократно, и ДНК различных проб сравнивали между собой; одна и та же чужеродная ДНК вряд ли загрязнила бы образцы из разных мест.

Кроме того, Оттони воспользовался еще одной мерой предосторожности. Несмотря на уговоры своей девушки, он не стал заводить кошку. Иначе он мог бы запросто непреднамеренно принести с собой в лабораторию ДНК современной кошки (как рассказал мне Оттони, ДНК кошек используют в качестве инструмента при криминологической экспертизе, потому что их владельцы легко переносят его на себе; так, вина одного из убийц была доказана в первую очередь благодаря шерсти его кота по кличке Снежок, которую обнаружили на свитере жертвы).

Оттони поставил перед собой задачу при помощи ДНК древних кошек задокументировать историю их одомашнивания и географического распространения. Полученные им образцы варьировались не только по географии, но и по хронологии. Он надеялся, что, отследив распространение определенных вариантов ДНК (аллелей) в пространстве и времени, сможет отследить путь расселения домашних кошек и тем самым раз и навсегда обозначить маршрут, по которому они завоевали весь мир.

Изначально гипотез было три. Традиционно считалось, что по-настоящему домашними животными – а не просто комменсалами – кошки стали в Египте около 3500 лет назад, а уже оттуда стали распространяться по всему остальному миру. Но есть и заметное меньшинство, которое утверждает, что одомашнивание произошло где-то в районе современной Турции и на прилегающих к ней территориях, откуда кошек впоследствии привезли в Египет и другие страны. Поводом для возникновения этой гипотезы стала археологическая находка на Кипре, который расположен недалеко от Турции, и то обстоятельство, что кошки до сих пор пользуются в Турции всеобщей любовью. И наконец, согласно третьей теории, кошки были одомашнены и в том и в другом месте.

Проверить «египетскую» гипотезу происхождения несложно: нужно просто найти аллель, которая изначально встречалась только у древнеегипетских кошек, а теперь попадается по всему миру. Это показало бы, что именно Египет был родиной домашних кошек.

Оттони потребовалось четыре года, чтобы обработать все 352 образца. Однако результаты исследования так и не внесли ясность в общую картину. Как и при работе над диссертацией о туарегах, Оттони не удалось обнаружить пригодную для изучения ДНК в целом ряде образцов. Нужного результата у него получилось добиться в 59 % случаев – довольно впечатляющая цифра. Досадным исключением оказались мумии из Британского музея: только 6 из 74 содержали желанную ДНК. Вполне возможно, процесс бальзамирования, который включает обезвоживание и обработку различными солями и химическими растворами, повредил генетическую информацию, да и жаркий климат Египта тоже сыграл свою роль.

Отсутствие сведений о самых древних египетских образцах имело решающее значение. Оттони так и не нашел аллель, которая присутствовала бы в египетских мумиях возрастом около 2500 лет, а много веков спустя встречалась бы у кошек по всей Европе. К сожалению, та же аллель присутствовала в Иордании, Турции и Болгарии примерно в то же время, что и у египетских кошек. В теории полученные из древних образцов сведения могли указать на место возникновения этой аллели и тем самым обозначить путь, по которому она распространилась по свету, но для этого требовалось приложить усилия. Исследование древних мумий могло бы дать хороший результат.

Совершенно неожиданно самое потрясающее открытие касалось древней Европы. Считалось, что европейские лесные кошки водились по всей Европе и в Турции, но сведения Оттони говорили об обратном. Ни в одном из 72 турецких образцов не оказалось ДНК европейских лесных кошек. Трое из них произошли от дальневосточных кошек (еще одно свидетельство в пользу попытки одомашнивания этого подвида?), а остальные были североафриканскими степными кошками. Ареал обитания европейских степных кошек полностью соответствовал их названию и не выходил за пределы Европы.

Такой результат может показаться не слишком впечатляющим. Прежние представления ученых об историческом распространении подвидов диких кошек оказались не совсем верными – ну и что? Всегда хорошо прояснить ситуацию, но разве эти новые знания имеют какое-то значение для ответа на вопрос о происхождении домашних кошек?

Оказывается, да. Археологические находки из еще более древних поселений показывают, что аллель, найденная у североафриканских степных кошек из Турции, попала в юго-восточные области Европы примерно 6000 лет назад. Что примечательно, люди точно так же мигрировали в этот регион из Турции, принеся с собой земледелие. Позже команда польских ученых обнаружила, что кошки с турецкой аллелью появились в Центральной Европе одновременно с земледельцами, примерно 5000 лет назад.

Из этого следует, что за 2000 лет до получения в Египте аттестата о зрелости, турецкие кошки североафриканского происхождения уже сопровождали человека на пути его переселения из Турции в Европу. Если эти кошки совершили свое путешествие в качестве питомцев, а не комменсалов, тогда египетская гипотеза происхождения домашних кошек была бы отброшена – или, по крайней мере, уже не была бы единственным объяснением. Вторая версия сводилась к тому, что мигрирующие кошки оставались всего лишь спутниками-комменсалами, которые двигались по пути распространения земледелия и сопутствующего ему обилия грызунов.

Следовательно, главный вопрос состоит в том, какие отношения связывали этих кошек-переселенцев с людьми, которых они сопровождали. Мы уже знаем, как найти на него ответ: по изотопам! Исследователи, которые обнаружили аллель древних североафриканских диких кошек в Польше, воспользовались теми же методами изотопного анализа, которые ранее применяли для определения того, чем питались найденные в Китае леопардовые кошки.

Но на этот раз методика анализа была несколько иной. Когда животные, в том числе и люди, питаются культурами, которые выросли на удобренных навозом полях, то уровень одного из изотопов азота у них значительно выше, чем у тех, кто ест некультивированную пищу. У хищников, чья добыча питалась растениями, выращенными на удобрениях, уровень этого изотопа тоже повышенный. Конечно, такой подход не даст ответов на все вопросы – ведь кот мог ловить добычу на полях земледельцев независимо от того, был он для них питомцем или просто нахлебником, – зато он поможет получить представление о том, насколько близкие отношения связывали кошек с людьми.

Польские ученые провели два исследования. Сначала они сравнили уровень изотопа азота в костях мигрировавших кошек, найденных на раскопках, с уровнем того же изотопа в останках европейских лесных кошек, которые жили на территории Польши еще в доаграрную эпоху. Если бы пришлые кошки питались грызунами с возделываемых полей, то, согласно предположению ученых, уровень изотопа азота у них был бы выше, чем у европейских лесных кошек. Далее они сравнили показатели изотопа у мигрирующих кошек, людей и собак, живших в одном и том же месте в одно и то же время. Если бы этих кошек держали в качестве домашних животных, то, по мнению ученых, у них было бы примерно такое же количество изотопов, как у людей и собак.

По результатам исследований польские кошки оказались ровно посередине. Уровень изотопов у них был выше, чем у европейских лесных кошек в доаграрную эпоху, но ниже, чем у собак и людей. Это свидетельствовало о том, что кошки обитали бок о бок с людьми, лакомясь крысами и другими вредителями с возделываемых человеком полей, но при этом, в отличие от собак, их нельзя было назвать в полном смысле слова домашними питомцами.