Текст книги "12 правил жизни. Противоядие от хаоса"

Правило 1
Распрямитесь и расправьте плечи

Лобстеры и территория

Если вы похожи на большинство людей, вы вряд ли вспоминаете о лобстерах², пока один из них не попадет к вам на тарелку. Однако эти интересные и вкусные ракообразные определенно заслуживают внимания. Их нервная система сравнительно проста, для нее характерны большие, четко просматриваемые нейроны – волшебные клетки мозга. Благодаря этому ученые смогли создать очень четкие нейронные схемы лобстеров. Это помогло нам понять структуру и функции мозга, а также поведение более сложных живых существ, включая человека. У лобстеров с вами гораздо больше общего, чем вы могли бы подумать, особенно когда вы раздражены и красны, как рак:)

Лобстеры живут на дне океана. Им необходимо пристанище, пространство, где они могут охотиться на добычу, хватать и подбирать все съедобное, что движется само или падает сверху, из непрерывного хаоса резни и смерти. Им нужно какое-то безопасное место, где можно заниматься охотой и собирательством. Им хочется иметь дом.

И это желание может обернуться проблемой, потому что лобстеров много. Что если двое из них займут одну территорию на самом дне океана одновременно, и им обоим захочется там жить? Что если сотни лобстеров захотят жить и обеспечивать семью на одном переполненном пятачке из песка и мусора?

Перед другими живыми созданиями тоже встает такая проблема. Когда певчие птицы весной прилетают на север, они погружаются в жесткие территориальные споры. Песни, которые они поют, человеческому уху кажутся умиротворенными и прекрасными, а на самом деле это вой сирен и вопли о собственном превосходстве. Певчая птица – не только музыкальный виртуоз, но и маленький воин, провозглашающий свой суверенитет. Взять хотя бы крапивника – крохотную напористую насекомоядную певчую птичку, распространенную в Северной Америке. Новоприбывший крапивник хочет обеспечить себе защищенное место, недоступное ветру и дождю, чтобы построить там гнездо. Возле этого места он должен иметь возможность добывать пищу, и оно должно привлекать потенциальных партнерш. А еще крапивник хочет убедить своих конкурентов держаться от него подальше.

Птицы и территория

Когда мне было десять лет, мы с папой соорудили домик для семейства крапивников. Он выглядел как конный фургон конестога. Вход в него располагался с фронтальной части и был размером с четвертак. Это делало домик удобным для крапивников, ведь они совсем крохи, и неподходящим для других, более крупных птиц, которые не могли туда протиснуться. У моей соседки постарше тоже был птичий домик – мы сделали его примерно в то же время из старого резинового сапога. Поместиться там могла уже птица размером с малиновку. Соседка с нетерпением ждала дня, когда же этот сапог станет обитаем.

Вскоре крапивник обнаружил наш домик и обосновался там. Ранней весной мы слышали его долгие трели, повторявшиеся вновь и вновь. Но когда наш жилец свил гнездо в своем крытом вагончике, он стал таскать маленькие ветки в соседский резиновый сапог. Крапивник забил его до отказа, так что ни одна птица, большая или маленькая, не могла уже туда попасть. Наша соседка была, мягко говоря, не в восторге от такого упреждающего удара, но делать было нечего. «Если мы сапог снимем, очистим и снова повесим на дерево, крапивник просто опять набьет его ветками», – сказал мой папа. Крапивники маленькие, хорошенькие, но беспощадные.

Как-то зимой, впервые спустившись с холма на лыжах, я сломал ногу и получил немного денег по школьному страховому полису, придуманному, чтобы хоть как-то вознаграждать невезучих и неуклюжих детей. Я купил кассетный магнитофон, настоящее высокотехнологичное новшество по тем временам. Папа предложил, чтобы я посидел с этим магнитофоном на газоне за домом и записал пение крапивника, а потом включил запись и посмотрел, что получится. И вот я вышел на яркое весеннее солнышко и записал несколько минут пения крапивника, яростно заявлявшего округе о своих территориальных претензиях. А потом я дал крапивнику послушать его же собственный голос. Маленькая птичка, размером с треть воробья, стала пикировать на меня и мой кассетник, проносясь то в одну, то в другую сторону в считанных дюймах от динамика. И мы видели множество примеров такого поведения, даже безо всякого магнитофона. Стоило птице покрупнее присесть на одном из деревьев вблизи крапивникова дома, как этот маленький камикадзе норовил сбить ее с ветки.

Крапивники и лобстеры непохожи. Лобстеры не летают, не поют и не сидят на деревьях. У крапивников перья вместо твердого панциря. Крапивники не могут дышать под водой, и их редко едят с маслом. Но кое-что общее у них есть, и это кое-что важное. И первые, и вторые одержимы статусом и положением, как и многие другие создания. Норвежский зоолог и специалист по сравнительной психологии Торлиф Скьердеруп-Эббе еще в 1921 году заметил, что даже обычные цыплята выстраивают «порядок клёва»³.

Распределение, кто есть кто в цыплячьем мире, играет важную роль в выживании каждой птицы, особенно во времена дефицита. Птицы, которые всегда первыми получают доступ к любому корму, что по утрам рассыпают во дворе, – это цыплятки-селебрити. За ними следует второй состав – прихлебатели и подражатели. Затем идут цыплята третьего эшелона, и так далее, вплоть до замызганных, ощипанных, неказистых и негодных, которые занимают низшее положение в цыплячьей иерархии, положение неприкасаемых.

Подобно жителям пригородов, цыплята живут общиной. Певчие птицы, такие как крапивники, живут иначе, но все равно в рамках иерархии доминирования, просто она распространяется на большую территорию. Самые смелые, сильные, здоровые и удачливые птицы занимают лучшую территорию и защищают ее. Поэтому они более склонны привлекать самых лучших самок и обзаводиться крепким и успешным потомством. Защита от ветра, дождя и хищников, а также легкий доступ к высококачественному питанию делает их существование гораздо менее напряженным, чем оно могло бы быть в иных условиях. Территория имеет значение, и разница между территориальными правами и социальным статусом невелика. Зачастую это вопрос жизни и смерти.

Если заразная птичья болезнь проносится по местности, где певчие птицы живут в четкой иерархии, скорее всего, заболеют и умрут наименее склонные к доминированию, живущие в наиболее тяжелых условиях особи из низших птичьих сословий⁴. То же самое происходит и с районами, где живут люди, когда по планете распространяется вирус птичьего гриппа или другой болезни. Бедные и усталые умирают первыми, причем в большем количестве. Они также гораздо больше подвержены неинфекционным болезням, таким как рак, диабет и сердечно-сосудистые заболевания. Как говорится, когда аристократия простудилась, рабочий класс умирает от пневмонии.

Поскольку территория имеет значение, а лучшие места всегда в дефиците, поиск территории у животных порождает конфликт. Конфликт, в свою очередь, создает другую проблему: как выиграть или проиграть так, чтобы несогласные стороны не понесли слишком большие потери. Последнее особенно важно. Представьте, что две птицы спорят из-за желаемого места гнездования. Этот спор может быстро перерасти в настоящую физическую схватку При таких обстоятельствах одна птица, скорее всего, более крупная, победит, но даже победитель может быть ранен в бою. Это значит, что третья птица, у которой нет повреждений, бывшая доселе внимательным наблюдателем, может вмешаться и одержать верх над покалеченным победителем. Это совсем не хорошо для обеих ссорившихся птиц.

Конфликт и территория

За тысячелетия животные, которые должны уживаться на одной территории, научились многим трюкам, позволяющим устанавливать господство и минимизировать возможный ущерб. Например, поверженный волк переворачивается на спину и подставляет свое горло победителю, который в такой ситуации не снизойдет до того, чтобы его разорвать. Новому доминирующему волку может потребоваться партнер по охоте, пусть даже настолько жалкий, как только что побежденный противник. Примечательные ящерицы, бородатые агамы, миролюбиво закидывают свои передние лапы друг на друга, чтобы продемонстрировать желание и дальше существовать в социальной гармонии. Дельфины создают специальные звуковые импульсы во время охоты и когда сильно взволнованы, чтобы уменьшить потенциальный конфликт между доминирующими и подчиненными членами группы. Такое поведение свойственно сообществу живых существ.

Лобстеры, блуждающие по океанскому дну, – не исключение⁵. Если вы поймаете несколько таких созданий и перенесете их на новое место, вы сможете наблюдать их ритуалы и техники, формирующие статус. Каждый лобстер сначала будет исследовать новую территорию, отчасти для того, чтобы закартографировать детали, а отчасти чтобы найти хорошее убежище. Лобстеры узнают и запоминают многое о том, где живут. Если вы напугаете лобстера возле его жилища, он молниеносно ретируется и спрячется. Если вы напугаете его вдалеке от дома, он тут же начнет продвигаться к ближайшему подходящему укрытию, которое он заприметил раньше и о котором вспомнил теперь.

Лобстеру нужно безопасное место, где можно спрятаться и отдохнуть, где над ним не властны хищники и силы природы. Когда лобстеры вырастают, они линяют, сбрасывают свои панцири, что делает их мягкими и беззащитными на длительный период времени. Нора под скалой – подходящий дом для лобстера, особенно если она расположена там, куда можно приволочь ракушки и всякие обломки, чтобы закрыть вход. Сам лобстер при этом уютно обустраивается внутри.

На любой новой территории может быть лишь ограниченное количество качественных убежищ, где можно спрятаться. Они в дефиците и высоко ценятся. Лобстеры, которым убежищ не досталось, постоянно ищут такие места. Это значит, что, проводя разведку, они частенько сталкиваются друг с другом. Исследования показали, что даже лобстер, выросший в изоляции, знает, что делать, когда такое случается⁶. Сложные оборонительные и агрессивные механизмы поведения встроены прямо в его нервную систему. Он начинает приплясывать, как боксер, открывать и поднимать клешни, пятиться, двигаться вперед, из стороны в сторону, зеркалить оппонента, размахивать туда-сюда раскрытыми клешнями. Кроме того, у лобстера есть специальное сопло под глазами, которое он может использовать, чтобы направлять потоки жидкости на противника. Эта жидкость содержит коктейль химических элементов, сообщающих другим лобстерам размер, пол, состояние здоровья и настроение особи.

Иногда лобстер по размеру клешни нового знакомого может сразу определить, что он меньше своего соперника, и ретируется без боя. Химическая информация, которая поступает со струей жидкости, может производить такой же эффект, убеждая менее здорового или менее агрессивного лобстера отступить. Это разрешение спора первого уровня⁷.

Если два лобстера очень близки по размеру и способностям, или если обмен жидкостями оказался недостаточно информативным, они перейдут ко второму уровню.

С безумно вибрирующими усиками и клешнями, опущенными вниз, один будет наступать, а другой пятиться. Потом защищающийся будет двигаться вперед, а агрессор отступать. После нескольких подобных раундов самый нервный из лобстеров может почувствовать, что продолжать не в его интересах. Он рефлекторно взмахнет хвостом, отпрянет и исчезнет, чтобы попытать счастья где-то в другом месте. Если же никто не дрогнет, лобстеры перейдут на третий уровень разрешения конфликта, и это уже настоящий бой.

Теперь разъяренные лобстеры приближаются друг к другу, злобно протягивая раскрытые клешни, готовые к схватке. Каждый старается перевернуть другого на спину. Опрокинутый лобстер понимает, что противник может нанести ему серьезные увечья. Он сдается и уходит, глубоко оскорбленный, разнося бесконечные сплетни о победителе у того за спиной. Если ни один из лобстеров не смог перевернуть другого, или если поверженный лобстер все равно не ушел, они переходят на четвертый уровень. Это уже экстремальный риск, тут уже надо понимать: один или даже оба лобстера выйдут из этой схватки раненными, возможно, смертельно.

Ракообразные движутся друг на друга, все больше ускоряясь. Их клешни раскрыты, так что каждый может схватить соперника за конечность, за усы, за глаз – за любую открытую и незащищенную часть тела. Захватив ее, лобстер резко метнется назад, не разжимая намертво стиснутых клешней, и постарается вырвать то, что схватил. В споре, который настолько обострился, уже обычно четко выявляются победитель и проигравший, и вряд ли последний выживет, особенно если он или она останется на территории, занятой победителем, смертельным врагом.

Проиграв битву, вне зависимости от того, насколько агрессивно он держался прежде, лобстер теряет желание сражаться вновь, даже с другим соперником, которого он раньше побеждал. Поверженный лобстер утрачивает уверенность в себе, порой на долгие дни. А иногда поражение имеет и еще более тяжелые последствия. Если доминантный лобстер потерпел суровое поражение, его мозг практически растворяется. Потом он отращивает себе новый мозг – мозг подчиненного, более подходящий для нового, более низкого положения⁸. Его изначальный мозг просто не справляется с этой метаморфозой – из короля в дворовые псы. Единственный выход – раствориться и вырасти заново. Каждый, кто пережил болезненное поражение в любви или в карьере, должен почувствовать что-то вроде родства с некогда успешным ракообразным.

Нейрохимия поражения и победы

Химический состав мозга у лобстера-проигравшего значительно отличается от состава мозга лобстера-победителя. Это отражается даже в их позах. Уверен ли лобстер в себе или раболепствует, зависит от соотношения двух химических веществ, управляющих связью между нейронами, – серотонином и октопамином. Победа увеличивает долю первого по отношению ко второму.

Лобстер с высоким уровнем серотонина и низким уровнем октопамина – это дерзкий, назойливый моллюск, который не склонен отступать, когда ему бросают вызов. Все потому, что серотонин помогает регулировать гибкость. У гибкого лобстера удлиняются конечности, и он кажется высоким и опасным, как Клинт Иствуд в спагетти-вестерне. Если лобстеру, который только что проиграл битву, дать серотонина, он вытянется, будет наступать даже на тех, кто его победил, будет сражаться дольше и жестче⁹.

Лекарства, которые прописывают людям, страдающим от депрессии, – селективные ингибиторы обратного захвата серотонина – производят во многом похожий химический и поведенческий эффект. Одна из наиболее ярких иллюстраций продолжающейся эволюции жизни на Земле – то, как прозак бодрит лобстеров¹⁰.

Высокий уровень серотонина и низкий октопамина характеризует победителя. Противоположная нейрохимическая конфигурация – высокий уровень октопамина и низкий серотонина – порождает побежденного, сутулого, заторможенного, изможденного, готового спрятаться за чужую спину лобстера, который склонен зависать в переулках и исчезать при первом намеке на неприятности. Серотонин и октопамин также регулируют движения хвоста, с помощью которого лобстер может быстро ретироваться, когда ему нужно скрыться. Чтобы запустить этот рефлекс у побежденного лобстера, нужно совсем немного. Эхо такой реакции можно наблюдать в обостренном рефлексе Моро, который проявляется в рамках посттравматического синдрома у солдат или у детей, которых били.

Принцип неравного распределения

Когда побежденный лобстер возвращает себе мужество и осмеливается снова драться, вероятность того, что он опять проиграет, гораздо выше, чем можно было бы предположить, исходя из статистики его предыдущих боев. Его соперник, на счету которого недавняя победа, напротив, скорее всего, выиграет. Принцип «Победитель получает все» в мире лобстеров работает так же, как в человеческих обществах, где топовый 1 % имеет столько же добычи, сколько низшие 50 %^п, и где богатейшие 85 человек имеют столько же, сколько низшие 3,5 миллиарда.

Жесткий принцип неравного распределения касается не только сферы финансов. Он актуален везде, где требуется творческий труд. Большинство научных публикаций принадлежат маленькой группе ученых. Крохотная группка музыкантов создает почти всю коммерческую музыку. Книги только горстки авторов представлены повсюду. Полтора миллиона названий книг продаются каждый год в США, и только 500 из них расходятся тиражом более 100 тысяч экземпляров¹².

В классической музыке то же самое: всего четыре великих композитора – Бах, Бетховен, Моцарт и Чайковский – написали почти всю музыку, которую исполняют теперь оркестры. Кстати, Бах работал настолько плодотворно, что потребовались бы десятилетия, просто чтобы переписать его партитуры от руки, и обычно исполняется только малая часть его удивительного наследия. То же самое с наследием трех других членов группы гипердоминантных композиторов: лишь малая часть их работы широко известна. То есть лишь малая доля музыки, написанной лишь малой частью композиторов, когда-либо писавших музыку, составляет практически всю музыкальную классику, которую знают и любят в мире.

Этот принцип иногда называют законом Прайса – в честь Дерека Джона де Соллы Прайса¹³, исследователя, который открыл его применение в науке в 1963 году. Смоделировать этот принцип можно, используя график в форме латинской буквы L. Количество людей указывается на вертикальной оси, а продуктивность или ресурсы – на горизонтальной. Суть принципа была открыта еще раньше. Итальянский эрудит Вильфредо Парето (1848–1923) заметил, что его можно применить к распределению благ, в начале XX века. Подходит принцип для любого общества, когда бы то ни было излучавшегося, вне зависимости от формы правления. Также он применим к населению городов (в очень ограниченном числе городов живут практически все люди на земле), к массе небесных тел (очень малое их число содержит всю материю), к распространенности слов в языке (90 % коммуникаций происходит с использованием всего 500 слов) и ко многому другому. Иногда принцип Прайса называют также эффектом Матфея (Евангелие от Матфея 25:29), отсылая к, возможно, самому жесткому утверждению, которое приписывают Иисусу Христу: «Ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у не имеющего отнимется и то, что имеет». Если твои заповеди подходят даже ракообразным, сомнений в том, что ты Сын Божий, уже не остается.

Но вернемся к нашим своеобразным моллюскам: лобстерам не нужно много времени, чтобы оценить друг друга и понять, с кем можно воевать, а кому лучше дать дорогу. И как только они это понимают, складывается весьма устойчивая иерархия. Все, что требуется от победителя, – грозно махнуть усами, и бывший соперник исчезнет, оставив вместо себя лишь облачко песка. Более слабый лобстер прекратит попытки борьбы, примет свой низкий статус и будет держать ухо востро. Доминирующий лобстер, напротив, будет занимать самые лучшие убежища, хорошенько отдыхать, есть лучшую еду – всячески демонстрировать превосходство на своей территории. Да еще и ночью будет выволакивать подчиненных ему лобстеров из укрытий, чтобы напомнить им, кто здесь босс.

Все девушки

Самки лобстеров тоже жестоко сражаются за территорию, когда становятся матерями¹⁴. Они безошибочно определяют главного парня, и их к нему непреодолимо влечет. По моим оценкам, это великолепная стратегия. Ее используют женские особи многих биологических видов, включая человека. Вместо того чтобы самостоятельно проводить сложные вычисления и определять лучшего мужчину, самки решают эту задачу с помощью механических манипуляций, проделанных самой иерархией. Они позволяют самцам бороться и подбирают себе любовников из тех, кто оказался наверху. Практически то же самое происходит с ценообразованием на фондовой бирже, где ценность любого предприятия определяется конкуренцией всех со всеми.

Когда самки лобстеров готовы сбросить свои панцири и немного смягчаются, они начинают интересоваться поиском партнера. Они принимаются крутиться вблизи доминантного лобстера, распространять привлекательные запахи и афродизиаки, чтобы соблазнить его. Агрессия сделала его успешным, значит, он склонен к доминированию и чувствительности. Кроме того, он большой, здоровый и сильный. Не так легко переключить его внимание с борьбы на спаривание. Но если он достаточно очарован, то направит свою активность на самку. Это такие «Пятьдесят оттенков серого», самая быстро продаваемая бумажная книга всех времен и народов, версия для лобстеров, вечный архетипический романтический сценарий в духе «Красавицы и чудовища». Это тот самый поведенческий паттерн, который постоянно представляется в сексуально-литературных фантазиях, так же популярных среди женщин, как откровенные фотографии обнаженных женщин – среди мужчин.

Стоит, однако, отметить, что мощная физическая сила – это еще недостаточно надежная база для продолжительного доминирования, что удалось продемонстрировать голландскому приматологу Франсу де Ваалю¹⁵. В группах шимпанзе, которые он изучал, самцы, пользующиеся успехом в течение длительного времени, должны были подкреплять свое физическое превосходство более сложными способами. Даже самый брутальный и деспотичный шимпанзе может быть повержен двумя соперниками, каждый из которых в три раза меньше него. Самцы, которые дольше прочих занимают высокое положение, склонны формировать взаимовыгодные коалиции со своими соплеменниками с более низким статусом и заботиться о самках и их детенышах внутри своей группы. Целовать детей и использовать это как уловку хитрые политики научились еще миллионы лет назад. Лобстеры же сравнительно примитивны, так что они довольствуются подходящим для них сценарием «Красавицы и чудовища».

Когда Чудовище благополучно очаровано, успешная самка (имеется в виду самка лобстера) раздевается, скидывая панцирь, и предстает перед самцом мягкой, уязвимой, готовой спариваться. В подходящий момент самец, теперь превратившийся в заботливого любовника, откладывает сперму в подходящий сосуд. После этого самка тусуется неподалеку, а затем снова твердеет на пару недель (еще один феномен, не то чтобы совсем неизвестный в человеческой среде). Оплодотворенная, она возвращается на свое постоянное место обитания. Тогда новая самка начинает делать то же самое, и так далее. Доминантный самец со своей прямой спиной и уверенной осанкой получает не только жилье первого класса и охотничьи угодья. Он получает и всех девушек. Если ты самец лобстера, то это самое главное, ради чего стоит добиваться успеха.

Почему это все так актуально для нас? По удивительному количеству причин, не считая комически очевидных. Прежде всего, мы знаем, что лобстеры, в той или иной форме, существуют больше 350 миллионов лет¹⁶. Это очень долго: 65 миллионов лет назад еще жили динозавры. Это временная дистанция, которую мы даже не можем себе представить. А для лобстеров динозавры – эдакие нувориши, которые появились и исчезли в потоке почти бесконечного времени. Это значит, что иерархии доминирования, по сути дела, были постоянной особенностью среды, к которой адаптировались все сложные формы жизни. Треть миллиарда лет тому назад мозг и нервная система были сравнительно просты. Тем не менее у них уже имелись структура и нейрохимия, необходимые для обработки информации о статусе и обществе. Важность этого факта трудно переоценить.