Текст книги "Властители Индийского океана. Становление морских связей между Европой и Азией"

Таким образом, сражение при Чауле можно смело назвать одним из решающих событий в истории Востока, особенно в истории Индии. Оно не только обеспечило свободу европейцев в Индийском океане, по которому осуществлялись все их связи с Востоком, но и подтвердило, что Индостан, где сходились все главные морские пути, как главный центр контактов выбран правильно. Ну а с точки зрения моряков, моральный эффект этого сражения был даже больше, чем битвы при Малабаре. Дело в том, что при Малабаре азиатские силы были представлены обычными торговыми судами, вооруженными для самообороны против пиратов, и грозными только своей численностью. А в Чауле флотилия Красного моря состояла из галер, которые в этот период были единственным классом кораблей, спроектированных специально для военных целей. Что касается влияния сражения Алмейды на историю Индии, оно стало актом, помешавшим вырвать с корнем еще на стадии слабых ростков связи европейцев с Индостаном, с весьма сомнительной перспективой повторной посадки семян в течение ближайшего века или двух. Если бы сопротивление европейцев при Чауле оказалось слабым, Хуссейн непременно пошел бы дальше и уничтожил горстки португальцев в факториях Кочина, Каннанура и Квилона. В этом бы ему с радостью помог саморин Каликута. Всем делам местного населения с европейцами был бы положен конец. Купцы, с удовольствием продававшие свои товары португальским агентам, никогда бы не осмелились возобновить свою прибыльную деятельность, даже если бы из Лиссабона снова прибыл флот для повторного открытия торговых путей.

Конечно, король Мануэл имел возможность отправить на Восток достаточно сильный флот, чтобы обстрелять и установить блокаду половины индийского побережья, но это не принесло бы большого дохода в сравнении с использованием того же количества судов для торговли. Португальских исследователей вело на Восток вовсе не желание территориальных завоеваний, а возможность ведения очень прибыльного бизнеса. А если бы торговые отношения с Индостаном оказались слишком рискованными, король Мануэл вполне мог попытать счастья в других восточных регионах, которых, кстати, было немало. Это, к примеру, Малайский архипелаг, Иран, Цейлон. Все они пока еще были неиспользованными источниками богатства. Если бы португальцы покинули Индию, как сферу своих коммерческих интересов, ее история пошла бы по иному пути, потому что западные нации, пришедшие туда позже, в основном следовали в направлении, некогда указанном португальскими судами.

Когда вице-король получил сообщение о сражении, в его распоряжении оставались только те суда, которые накануне осенью ушли от Албукерки. По прибытии их капитаны доложили вице-королю в Кочине, что они покинули адмирала из-за его действий. Якобы он вел себя так, будто не думал ни о чем, кроме удовлетворения своих амбиций завоевателя, что не являлось частью его миссии. Предвзятое отношение Алмейды к территориальной экспансии было хорошо известно, и брошенные дезертирами семена попали на благодатную почву. Уверенный в отсутствии необходимости строительства укрепленной цитадели на Ормузе, Алмейда отправил султану на попутном судне письмо, в котором проинформировал, что отказывается, как португальский вице-король, санкционировать требования Албукерки относительно выделения площадки и материалов для строительства, и предложил показать адмиралу это письмо. Когда оно прибыло, португальский адмирал находился на Сокотре, но по возвращении в Ормуз в следующем году султан отказался ему помогать и предъявил в качестве обоснования своей позиции письмо Алмейды. Также он сообщил Албукерки первую информацию о сражении при Чауле, равно как и о том, что флот Хуссейна не вернулся в Египет и все еще стоит в Диу. Сообщение было вполне точным, хотя истина заключалась в том, что Хуссейн и его люди боялись возвращения домой. Они считали, что миссия не выполнена и неудача будет стоить командиру головы, а его люди будут проданы в рабство.

Сенсационные новости требовали серьезного обдумывания. Нельзя сказать, что отказ Алмейды санкционировать его действия поставил Албукерки в серьезное положение командира, превысившего свои полномочия. Его действия были разрешены самим королем. Но открытый отказ вице-короля ослабил его позиции у султана, дал понять, что на поддержку из Индии рассчитывать не стоит, причем именно тогда, когда она была больше всего необходима. Он задумался и о более важной проблеме. Когда Албукерки отплыл из Лиссабона, король Мануэл тайно передал ему назначение на должность преемника Алмейды, когда истечет четырехлетний срок пребывания вице-короля в должности. Об этом не знал никто, кроме португальского короля и Албукерки. Четыре года подошли к концу, и Албукерки был вынужден признать, что положению его страны на Востоке угрожает присутствие мощного вражеского флота, причем именно тогда, когда с точки зрения закона на него легла ответственность за все. Дела в Ормузе отошли на второй план. Все указывало на необходимость срочного ухода к Малабарскому берегу, чтобы взять на себя контроль над ситуацией. Некоторая задержка была вызвана необходимостью дождаться окончания зимних муссонов и была использована для того, чтобы вернуть султана Ормуза в подчиненное положение.

Со сменой муссонов Албукерки немедленно вышел в море, но только на своем корабле, отправив четыре корабля, остававшиеся с ним, на Сокотру, чтобы защищать остров от возможного нападения флота Хуссейна. Его переход был достаточно рискованным, поскольку по пути было необходимо пройти Диу, где и находился флот Красного моря. Но Хуссейн, знавший о присутствии Албукерки в Ормузе, сначала не получил информации о его отплытии, а потом уже было слишком поздно пытаться его перехватить, что, он несомненно, попытался бы сделать. Поэтому Албукерки прибыл в Кочин без происшествий. Здесь он столкнулся с неожиданным приемом. Как и многие люди, имеющие твердое мнение по важным вопросам, вице-король считал людей, имеющих другое мнение, едва ли не своими личными врагами. И когда Албукерки предъявил ему приказ о своем назначении, Алмейда наотрез отказался передать должность, мотивируя это вредом политики Албукерки для национальных интересов. Было весьма рискованно не подчиняться указаниям суверена, однако Алмейда никогда не боялся ответственности за свои поступки и никогда не прибегал к полумерам. Поэтому, когда его блестящий соперник выразил протест, он просто запер его в форте Каннанура. Такому решению вице-короля Албукерки не мог сопротивляться. Его поддерживали только офицеры и матросы его флагманского корабля, а в распоряжении Алмейды были команды четырех судов, дезертировавших с Ормуза, капитаны которых опасались возвышения Албукерки из-за возможных негативных последствий для себя. Однако адмирал принял ситуацию, которую он не мог изменить, с философским спокойствием, уверенный, что рано или поздно она разрешится в его пользу. Долго ждать ему не пришлось.

А пока вице-король тратил много времени и энергии на решение других важнейших вопросов. Флот Красного моря не напал, как ожидалось, на португальские поселения Малабарского берега, но и не ушел дальше Диу. То есть он все еще находился у индийских берегов, и уже одним только своим присутствием создавал угрозу. Местные правители западной части Индостана с тревогой наблюдали за ним, чтобы вовремя понять, в каком направлении выгоднее всего направить свою будущую политику. Симпатии мусульман, естественно, были с Хуссейном, но индусы хотя и втайне, но все же предпочитали португальцев. При таком положении дел задержка атаки обычно приписывается страху, и, понимая это, Алмейда решил, что, если Хуссейн не собирается напасть на него, значит, он сам нападет на Хуссейна. Ему только пришлось дождаться очередного прибытия судов из дома. Когда долгожданные суда прибыли, Алмейда сам принял над ними командование, и действовал с большим мастерством. Возможно, именно жажда славы, непременной спутницы важной победы, повлияла на его решение арестовать Албукерки, который, как было хорошо известно, тоже страстно желал схватиться с Хуссейном. И к тому же Алмейда рвался отомстить за гибель сына, лично нанеся удар. Когда окончание сезона летних муссонов позволило ему начать операцию, Алмейда вышел в море на девятнадцати судах и после захода по пути на рейд порта Дабул ясным осенним утром подошел к Диу.

После сражения при Чауле прошел уже почти год, и все это время флот Красного моря бездействовал в порту, одинаково не желая ни наступать на противника, ни возвращаться домой. Хуссейн действительно не собирался домой, и даже разрешил части своих людей постоянно жить на берегу. В результате, когда появился Алмейда, на мусульманских галерах находились неполные команды. Правда, в какой-то степени его защищали городские укрепления. Ни форты, ни что-нибудь другое уже не могло задержать португальского командира, который вошел в гавань, взял на абордаж и сжег все корабли Хуссейна, кроме четырех самых крупных, которые оставил себе в качестве призов. Сражение было ожесточенным, но коротким. С берега никто не стрелял, либо потому, что индусы боялись атаковать, либо их союз с египтянами перешел в стадию взаимного равнодушия из-за отсутствия практических результатов. В результате город уцелел, хотя некоторые офицеры Алмейды и требовали его разграбления. Однако адмирал довольствовался отправкой предупреждения правителю Гуджарата о том, что если он еще когда-нибудь станет досаждать португальцам, то поплатится за это городом. Одновременно он потребовал для португальцев права свободного пользования гаванью для ведения мирной торговли. Уничтожение мощного флота египетского султана стало для Ближнего и Среднего Востока серьезным уроком, который так никогда и не был забыт. Прошло много лет, и уже другое поколение сделало попытку – на этот раз последнюю – помешать интересам европейцев на Индостане, и даже тогда одних только слухов о подходе португальского флота оказалось достаточно, чтобы положить конец предприятию и повернуть несостоявшихся рейдеров обратно в Аден. Ни один индийский правитель, враждебно относившийся к европейцам, с тех пор не мог рассчитывать на эффективную помощь с этой стороны. Все они хорошо усвоили, что, занимая недружественную позицию, могут рассчитывать только на себя. Этот факт Албукерки впоследствии часто подчеркивал в переговорах с местными правителями.

Заново подтвердив незыблемость европейского господства в Индийском океане, завершив войну Аравийского моря, Алмейда вернулся в Кочин, но, в каком направлении он бы предпринял свои последующие действия, мы уже никогда не узнаем, потому что очень скоро из Европы прибыл очередной португальский флот и ему был вручен приказ о передаче своих полномочий Албукерки и возвращении домой. Этим приказом уже никак нельзя было пренебречь, тем более что его привез лично маршал Коутиньо, командующий самого высокого ранга на службе португальской короне. Албукерки был тотчас освобожден, и началось его правление. С поистине королевским великодушием он воздержался от применения дисциплинарных мер к дезертировавшим с Ормуза капитанам. Он только сообщил им, что не нуждается больше в их услугах, и предложил вернуться домой, чтобы их дальнейшую судьбу решил король. Возможно, на решение Албукерки повлияла отвага, проявленная ими в сражениях при Ормузе и Сокотре, в Маскате и других местах.

Алмейда вскоре отплыл в Лиссабон, но был убит на берегу в районе мыса Доброй Надежды, пытаясь помочь команде судна, которая подверглась нападению кафров (не кафров, то есть банту, а готтентотов. – Ред.). С его гибелью Португалия лишилась отличного государственного деятеля, имевшего иногда спорные и даже экстремистские взгляды, но, безусловно, отважного и всегда ставившего интересы страны выше собственных. (Франсишку Алмейда погиб в возрасте около 60 лет (родился около 1450 г.). – Ред.)

Ормуз и Чаул навечно вошли в анналы военной истории как памятники беспримерного мужества португальцев и силы их оружия. В первом сражении командир весьма преклонных лет (в 1507 г. Албукерки (родился в 1453 г.) было 54 года. – Ред.) атаковал с энергией и блеском, которые ничто не могло превзойти. Во втором – чудеса храбрости и мастерства в обороне продемонстрировал командир, совсем недавно вышедший из юношеского возраста. Оба сражения помогли жителям Востока по-новому взглянуть на странных белых людей, прибывших в Индийский океан с берегов Северной Атлантики. (Египтяне были отлично знакомы с португальцами, испанцами, итальянцами и другими по Средиземноморью. – Ред.)

Глава 5 Действия Албукерки на западном побережье Индии

Когда Афонсу Албукерки вышел из заключения в камере крепости Каннанур, чтобы занять высокий пост, пожалованный ему сувереном, ему уже было 63 года. (В 1510 г. ему было 57 лет. – Ред.) В таком возрасте немногие могут похвастаться наличием достаточных физических сил, чтобы выполнять напряженную работу в условиях тропического климата. Во многих отношениях его замечательная карьера сходна с судьбой Блейка (Роберт Блейк, 1599–1657, английский адмирал, сподвижник Кромвеля. В 1648 г. командовал кавалерийскими отрядами, воюя против сторонников короля (роялистов). В 1649 г., хотя не был моряком, был назначен командующим флотом. В 1650 г. разбил роялистскую эскадру при Картахене. Во время англо-голландской войны 1652–1654 гг. командовал эскадрой в Ла-Манше и Северном море. Воевал с испанцами – в Средиземном море, а также в других местах. В 1657 г. разбил испанцев при Санта-Крус (о. Тенерифе). – Ред.). Оба получили возможность достичь заметного положения уже в весьма зрелом возрасте, и оба за короткий период совершили множество великих дел, которых с избытком хватило бы, чтобы равномерно распределить по жизни восьмидесятилетнего человека и прославить его. Ни один из них, строго говоря, не был морским офицером, оба оказались в море далеко не молодыми людьми и с тех пор беззаветно посвятили себя новой службе. Албукерки обычно с гордостью называл команды португальских судов в Индийском океане «мои рыцари» и объяснял невозможность сделать обычный подарок крупному азиатскому правителю тем, что у него под рукой нет ничего ценного, поскольку он всегда в море. Более того, оба великих человека встретили смерть в своих адмиральских каютах, так и не вернувшись к родным берегам, хотя, когда Блейк испустил свой последний вздох, на горизонте уже показался Плимут.

Оба были великолепными командирами, на их решения всегда влияли твердые религиозные убеждения, и оба оставили свой след в истории в особой сфере ведения войны, когда театр военных действий расположен очень близко к границе между морем и сушей или на ней. Речь идет о нападении на враждебные флоты в защищенных гаванях или на сильные береговые укрепления. Отличительные черты этого вида операций от любых других связаны со сложностями, вызванными необходимостью лоцманской проводки. Они в какой-то мере сходны с учетом естественного рельефа местности в наземных сражениях. В столкновениях в открытом море подобные усложняющие факторы полностью отсутствуют.

Предшественник Албукерки Алмейда никогда не считал, что рутинные обязанности гражданской власти требуют постоянного присутствия вице-короля в его штаб-квартире в Кочине, и лично отправлялся в море, чтобы вести боевые действия. Албукерки пошел еще дальше и лишь периодически за весь долгий срок своего правления сходил на берег. Хотя к концу этого срока он расширил португальские владения в азиатских широтах с трех маленьких факторий суммарной площадью около десяти акров (то есть менее 5 гектаров) до обширного списка морских портов со столицей и резиденцией правительства на Индостане, который он превратил в торговый центр Индийского океана. Его управление было децентрализованным. Использовалась система, при которой торговые и гражданские вопросы поручались помощникам, иногда священнослужителям. Судя по процветанию, в котором Албукерки оставил португальские владения на Востоке, помощников он выбирал тщательно, и были они весьма компетентными людьми. Вице-король был главой всех подразделений португальского правительства на Востоке. Только Албукерки был путешествующим инспектором, а не постоянно находящимся на месте службы главой исполнительной власти. Все его внимание неизменно было сосредоточено на расширении и укреплении морского и коммерческого господства своей страны на Востоке.

В начале своего правления Албукерки больше всего тревожило отношение Египта к форпостам Португалии на Востоке. Сами португальцы еще не осознали, насколько глубокое впечатление на восточные умы произвели сражения при Чауле и Диу, и беспокойство Албукерки укрепляли бесчисленные слухи о том, что египетский султан ведет активное строительство второго флота Красного моря. Поэтому одним из его первых действий после вступления в должность стал сбор всех капитанов и других старших офицеров – морских и сухопутных – на своем флагманском корабле, чтобы разъяснить им следующее: угроза продолжает существовать, и вопрос, сумеет ли Португалия сохранить связь с Индией в будущем, остается открытым. Чтобы положить конец неопределенности относительно того, кто будет господствовать в части Индийского океана между Индостаном и Египтом, Албукерки решил взять инициативу в свои руки и решить вопрос на вражеской стороне спорных вод, а не на индийской. Для этого он намеревался, как только в его распоряжении окажется достаточное число судов, отплыть в сторону Суэца и уничтожить вражеский флот еще до того, как он выйдет в море.

Но прежде чем его планы осуществились, они оказались под серьезной угрозой, равно как и жизнь генерал-капитана. Вместе с приказом о замене Алмейды Албукерки маршал Коутиньо привез распоряжение о наземной атаке на Каликут, который следовало разграбить и сжечь. За всю историю своего пребывания в Азии португальцам не приходилось действовать по хуже разработанному и хуже исполненному плану. Его выполнение было сопряжено с большим риском, по большей части никому не нужным и бесполезным, и результатом могло считаться лишь утоление ненасытной жажды мести. Саморин Каликута был, несомненно, обозлен и настроен на мщение, но в этом португальцы могли винить только самих себя, поскольку сами же дважды обстреливали город с моря. К тому же они фактически подвергли город девятилетней блокаде. А после поражения в море в битве при Малабаре и на суше, когда ему так и не удалось взять Кочин, саморин оказался бессильным и больше не мог причинить португальцам никакого вреда. В их же интересах было бы во всех отношениях лучше при таких обстоятельствах предложить ему условия мира, а не доводить до отчаяния новыми нападениями. Если бы к саморину Каликута обратились так же, как Алмейда – к правителю Камбея после уничтожения вражеского флота в Диу, с обещанием прекратить противостояние, если он позволит португальцам вести мирную торговлю, тот наверняка принял бы все условия. Но только король Мануэл никак не мог утолить жажду мести и в результате навлек несчастье на своих подданных.

Атака, когда она, наконец, состоялась, была не только ненужной и необоснованной, но и плохо управляемой, частично из-за излишней самоуверенности португальцев, частично из-за неправильной организации командования. Европейцам еще предстояло усвоить тот факт, что восточный воин – намного более серьезный противник на суше, чем на воде, и что, вытаскивая из ножен меч, имеешь меньше шансов на успех, приближаясь к окруженному стеной городу, чем входя в Ормузский пролив. Даже суждения Албукерки здесь оказались неверными, хотя он бы, конечно, оценил ситуацию и исправил ошибки раньше, когда еще не было слишком поздно, если бы командовал всей операцией сам. Но атака велась при всех недостатках двоевластия из-за отсутствия четкого разграничения обязанностей у португальцев. Албукерки был наместником короля восточнее мыса Доброй Надежды, но Коутиньо являлся маршалом Португалии и в качестве такового всегда являлся высшим командиром на поле боя в отсутствие короля. Никто из них не желал уступать в том, что считал своей сферой ответственности, и, в конце концов, проблема решилась с помощью компромисса. Было решено, что оба командира будут атаковать Каликут отдельно и независимыми силами. Их взаимодействие ограничивалось тем, что они атаковали в одно и то же время и обещали, если понадобится, оказать друг другу взаимную поддержку. Оба одновременно высадились с кораблей, которые стояли на рейде примерно в четырех милях от города, но по суше направились к разным точкам. Коутиньо добрался до города первым и открыл ворота с легкостью, которая, безусловно, вызвала бы подозрения более осторожного командира. Решив, что сопротивления не будет, Коутиньо позволил своим людям рассеяться и заняться грабежом и, когда это произошло, подвергся неожиданной атаке большого отряда старых опытных солдат саморина, которые до поры до времени выжидали, прячась в своих домах. Португальцы обратились в паническое бегство и были бы уничтожены до единого человека, если бы в этот момент не появился Албукерки со свежими силами и не прикрыл отступление к шлюпкам. Маршал был убит, а Албукерки получил серьезное ранение.

В глазах азиатов этот заслуженный отпор испортил репутацию непобедимых, которую португальцы получили после сражений при Малабаре, Ормузе, Чауле и Диу. Новости распространились быстро, и жители Востока лишь укрепились в своем мнении, что белые люди неуязвимы только на воде. То, что столь блестящий командир, как Албукерки, оказался на Востоке, чтобы восстановить репутацию, было очень важно для престижа белых людей Европы. Сиюминутная победа индусов только затруднила последующие операции Албукерки и на некоторое время поставила под вопрос общий успех.

Нападение на Каликут имело место поздней осенью, то есть в период северо-восточных муссонов, попутных при плавании из Индии в Красное море. Следовательно, у Албукерки еще оставалось несколько месяцев, чтобы осуществить запланированную экспедицию в Красное море, но из-за ранения он не мог в ней участвовать до февраля. Если бы он знал о погоде и судовождении в этой части океана все то, что выяснил позже, то не сомневался бы, что уже тогда начинать экспедицию было поздно. Но арабские лоцманы не спешили делиться секретами, и потому португальцы находились в невыгодном положении по сравнению с их противниками. Они плавали в неизученных морях и ничего не знали о навигационных опасностях. В феврале вице-король отплыл из Кочина, идя вдоль Малабарского берега, чтобы присоединить к своей флотилии корабли из Каннанура и с острова Анджадип (Анджидив). Там он получил донесение, изменившее все его планы. Информацию принес индусский «солдат удачи» по имени Тимоджа, который, преследуя собственные цели, был чрезвычайно дружелюбен с португальцами и был полезным информатором относительно внутренних дел. Иногда он даже предоставлял своих наемников в распоряжение португальцев.

Сообщение Тимоджи касалось политического кризиса в крупном городе Гоа, который находился в дне пути от Анджадипа. В этом городе была великолепная гавань, и он имел лучшее географическое положение из всех городов западного побережья Индостана к югу от Бомбея, кроме Кочина, при этом был удобнее, чем Кочин, для торговли. Гавань Гоа образуется северным или главным ответвлением реки Мандави, на южном берегу которой в XVI веке и стоял город – в пяти километрах от устья, выходя на внутреннюю якорную стоянку. Немного ниже располагалась другая – внешняя стоянка, как раз на отмели, которая находилась между мысами по обе стороны от устья. Во времена Албукерки нижняя стоянка судов охранялась фортом на южном мысу, известном под названием Панджим. Форт построили в четырех или пяти милях от города. Город и его окрестности удачно защищал рукав реки, который ответвлялся от главного русла примерно в девяти милях от устья и тек к морю южнее. Город располагался в дельте, и дополнительный речной рукав образовывал естественный защитный ров, прикрывающий тыл. Он был недостаточно глубок, чтобы по нему плавали суда – только баржи и лодки, но и недостаточно мелок, чтобы его можно было перейти вброд. Брода имелось только два, да и те были проходимыми только при отливе. Поэтому в военном отношении порт был защищен со всех сторон. Отмель являлась препятствием для нападения с моря. Только очень опытные местные лоцманы, прекрасно знающие фарватер, могли провести здесь судно. А два рукава реки были естественными преградами для нападения с суши, если не считать бродов.

Во время летних муссонов Гоа недоступен для судов с большой осадкой извне из-за бурунов на отмели, но этот недостаток разделяют и остальные порты Малабарского берега, за исключением Кочина, который частично окружен лагунами. Однако ни один из них не было так легко защищать от сухопутной атаки во времена Албукерки. Правда, Кочин расположен слишком далеко на юге, чтобы стать идеальным торговым центром западного Индостана. И там меньше воды на отмели. Поэтому, оценивая все факторы в комплексе, можно сказать, что Гоа обладал большим числом преимуществ, чем любая другая гавань к югу от Бомбея, для португальцев, которым не принадлежали территории внутри Индии, но которые были необычайно сильны на море. В XV веке Гоа был столицей самого сильного мусульманского государства в Западной Индии, хотя и с большим индусским населением. Им управлял сахиб или хан, и его территория тянулась внутрь страны до границы плоскогорья Декан, а на север – до соседнего города Дабул. Являясь крупным мусульманским центром, Гоа привлекал многочисленных последователей этого вероучения со всей Южной Азии. Поэтому после уничтожения Алмейдой в сражении при Диу принадлежавшего султану Египта флота Красного моря члены команд, сумевшие добраться до берега и не имевшие возможности вернуться домой, потянулись из Гуджарата в Гоа. Здесь они осели, дав хану хорошо обученных, а потому в высшей степени полезных солдат. До тех пор его армия состояла по большей части из тюрок. Старый хан умер, а его наследник отсутствовал в городе, отправившись в экспедицию в глубь страны с большинством своих войск. Порядок поддерживался лишь небольшим отрядом. И это в центре мусульманского государства, где было большое, угнетаемое и потому готовое к бунту индусское население. Согласно донесению Тимоджи, недовольные индусы поддержат захват города португальцами, который он настойчиво предлагал провести Албукерки.

Только то, что он уже находился на пути к Красному морю, удерживало Албукерки от искушения согласиться. Старый хан Гоа был членом тройственного союза индийских правителей, которые были решительно настроены против европейцев. Остальные два члена союза – саморин Каликута, не изменивший своей позиции, и правитель Камбея, который видел свои ошибки в свете от пламени горящих кораблей. Поэтому никакого нарушения условий мира не будет; но будет нападение на сильного и постоянного врага. И в стратегическом отношении Гоа, с точки зрения португальцев, имел все мыслимые преимущества, являясь одновременно естественной гаванью и естественной крепостью, которая рано или поздно потребуется, если, конечно, и далее будет проводиться политика превращения Индии в крупный центр коммерческой деятельности на Востоке. Существовали и другие весомые причины для его захвата. Имея крупные судостроительные верфи, Гоа всегда являлся угрозой для португальских судов, передвигавшихся в северном направлении. Оттуда в любой момент могли появиться немалые силы противника, если только не подвергать его постоянной блокаде. Но его положение было настолько выгодным, а армия хана такой могущественной, что вопрос о взятии города долго не рассматривался даже Албукерки. И Гоа продолжительное время оставался серьезной и пока нерешаемой проблемой, с которой военачальникам короля Мануэла приходилось считаться. Все в одночасье изменилось после доклада Тимоджи, который утверждал, что девятнадцать кораблей, которые имелись в распоряжении Албукерки, – достаточная сила, и нельзя не воспользоваться уникальной возможностью.

Албукерки имел обыкновение, когда требовалось сделать сложный выбор, советоваться со своими старшими офицерами. Поэтому он собрал их на борту и объяснил ситуацию. По его мнению, было бы лучше придерживаться первоначального плана и следовать на поиски флота Красного моря, а не испытывать судьбу в Гоа. Он считал устранение угрозы со стороны арабов самой главной задачей текущего момента, и, если говорить об общих принципах, несомненно, был прав, если, конечно, это было осуществимо. Но почти все офицеры высказались за Гоа – одни потому, что не имели четких идей относительно глобальных проблем, другие потому, что их привлекала перспектива богатой добычи. Но адмирал был вынужден обратить самое серьезное внимание на аргументы третьих – той части своих подчиненных, куда входили опытные профессиональные моряки. По их мнению, поскольку сезон зимних муссонов теперь может закончиться до того, как они прибудут в Аден, шанс достичь Суэца в этом сезоне невелик, в то время как до Гоа можно добраться за день. И Тимоджа неоднократно повторял, что если идти в Гоа, то немедленно или не идти совсем, потому что очень скоро изменение направления муссонов закроет порт до осени.

Военные советы обычно являются средством, к которому прибегают слабые командиры, которые хотят переложить ответственность за решение на других. Но Албукерки еще в Ормузе доказал, что умеет принимать решения, даже вопреки настойчивым требованиям большинства подчиненных. И не слабость, а сила заставила его согласиться с мнением офицеров, что в тот момент действительно имело смысл идти в Гоа, а не в Суэц. Тем не менее ответственность за решение лежала исключительно на нем, и изменение планов было столь серьезным, что не могло не вызвать тревогу. Адмирал предвидел, что не взятие крепости, а ее последующее удержание станет испытанием силы и мужества португальцев. Взятая крепость, безусловно, подвергнется нападениям главных сил нового хана, когда завершится его поход в глубь страны, и хотя сама позиция была достаточно сильна, португальцы не могли рассчитывать на получение подкрепления в течение пяти месяцев после того, как летние муссоны, которые должны вот-вот начаться, закроют гавань. В случае если крепость защитить не удастся, португальцам придется вернуться на борт своих кораблей, которые не смогут выйти из бухты, и вопрос обеспечения людей продовольствием и пресной водой станет очень остро.