Текст книги "Подводная археология. Древние народы и страны"

Джордж Басс
Подводная археология. Древние народы и страны

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2003

© Художественное оформление, ЗАО «Центрполиграф», 2003

Введение

На недавней конференции, посвященной подводной археологии, было предложено подыскать более привлекательный термин для этой быстро развивающейся области исследований. Но ни одно из названий не кажется подходящим. «Морская» археология подразумевает, что исследования проводятся исключительно в морях, в то время как многие находки совершаются в реках, озерах и даже колодцах; «гидроархеология» может означать также и исследования древних источников воды; такой гибрид, как «аквалогия», тоже не кажется слишком удачным.

Подводную археологию, по всей видимости, стоит называть просто «археологией». Мы ведь не называем тех, кто работает на вершине Нимруд-Даг в Турции, «горными археологами», а тех, кто проводит раскопки в гватемальском Тикале, – «археологами джунглей». Все эти люди пытаются найти ответы на вопросы, связанные с прошлым человечества, и каждому из них приходится раскапывать и опознавать древние здания, гробницы и даже целые города с разными памятниками материального искусства. Является ли исследование древнего судна и его груза или обвалившихся стен древней гавани чем-то иным? То, что подобные сооружения находятся под водой, конечно, предполагает использование особых инструментов и средств, точно так же как исследование обширной равнины требует фотографирования с воздуха, использование магнитных детекторов и бурения скважин, а это отличается от раскопок каменных орудий труда и костей в пещере эпохи палеолита.

К примеру, археологи воссоздают жизнь древнегреческого города Коринфа, раскапывая различные объекты, составляя их каталоги, публикуя снимки керамики, скульптур и монет, переводя разные надписи. Некогда на Ямайке располагался оживленный город Порт-Роял, который во время землетрясения 7 июня 1692 года неожиданно исчез под волнами. В ходе исследований обнаруживают многие объекты, наносят на карту стены и улицы, доставляют на поверхность керамические, металлические и стеклянные изделия. Можно ли говорить о какой-то особой разнице между этими двумя местами раскопок, за исключением того, что во втором случае исследователям приходится носить у себя на плечах запас воздуха?

Археологи обычно специализируются по отдельным географическим, культурным или хронологическим областям либо же по определенным аспектам, таким, как архитектура, письменность, скульптура или керамика, но никто не специализируется по типу окружающей среды, в которой ему приходится работать. Опыт, приобретенный в сухих условиях американского Юго-Запада, например, вряд ли пригодится во время раскопок в подобных засушливых районах Ближнего Востока. Но при этом археолога, имеющего опыт работы под водой, насколько мне известно, часто приглашают на те или иные исследования только потому, что участок расположен на дне водоема. Одинаковые методы погружения или доставки груза, применяемые в обоих случаях, играют не более важную роль, чем, скажем, один и тот же тип подъемного крана, при помощи которого поднимают каменные блоки в Мексике или Греции; оператор такого крана не становится археологом, специализирующимся по архитектуре.

Точно так же, как некоторые методы стратиграфических раскопок, составление планов, восстановление керамических изделий и радиоуглеродная датировка применимы ко всем наземным раскопкам по всему миру, так и многие методы работ под водой применимы ко всем местам вылазок археологов под водой. В обоих случаях эти методы заслуживают публикации, чтобы с ними могли ознакомиться и другие специалисты. Так, физик может специализироваться по радиоуглеродной датировке и предлагать свои услуги на любом участке; опытный водолаз также может помочь археологам, но ни физик, ни водолаз не будут оценивать историческую значимость находок. Специалисты только предоставляют информацию и дают советы археологам.

Может показаться, что не стоит труда доказывать неотделимость подводной археологии от общей, но некоторые считают ее отдельной областью практики, лежащей за пределами археологии как таковой. К сожалению, по этой теме было написано немало всякой чепухи. Один известный археолог недавно заявил, что подводная археология – это глупость, и данной точки зрения придерживается не он один. Этот человек, пожалуй, с интересом станет раскапывать канализацию древнего общественного здания, изучая сочленения и диаметр труб. Но разве изучение конструкции древнего судна является менее серьезной задачей? Очевидно, что корабли играли очень важную роль в жизни народов, обитающих на берегу моря, но при этом о них часто забывают в учебниках и руководствах, посвященных описанию самых различных объектов, таких, как черепица, одежда, крепостные стены, ювелирные украшения, монеты и мебель.

Благодаря подводным исследованиям можно получить ценные сведения не только о конструкции судов или о торговых маршрутах, хотя многие исследователи, знакомые с подводной археологией, и не пишут от этом. Они забывают: грузы старинных судов могут многое поведать нам о технологии, искусстве и истории. Почти все сотворенное человеческими руками, от крохотных обсидиановых лезвий до огромных храмовых колонн, в то или иное время перевозилось на кораблях и, соответствующим образом, терялось в море. Другие артефакты попадали на дно озер, колодцев, рек и морей, их роняли с утесов, лодок и мостов, специально кидали в море в качестве подношения какому-нибудь божеству или прятали под водой. Следует упомянуть и о наземных объектах, которые со временем погрузились в воду, – например, вследствие землетрясений. Многие сооружения изначально находились на поверхности и оказались на дне в результате изменения уровня моря. Особенно это касается земель, затопленных из-за сооружения искусственных водохранилищ.

Вплоть до недавнего времени предполагалось, что на этих участках можно лишь собирать разрозненные объекты для последующего подъема их на поверхность. Термин «подводная археология» вызывал в воображении образы суровых искателей приключений, обладающих завидной физической формой, но вряд ли отличающихся какими-то другими качествами. Вслед за ними всплывают картины потонувших сокровищ, которые находят ныряльщики с гарпунами в руках. Подобные эпизоды конечно же имели место и даже продолжают случаться в наши дни, но уже не так часто. Приблизительно по такому же пути развивалась и наземная археология. Первые открытия делали те же отважные исследователи, немногим отличавшиеся от простых охотников за древними сокровищами. Со временем места наземных раскопок становились национальным достоянием и защищались особыми законами. В наши дни винить в том, что подводные раскопки ведутся любителями, археологам нужно лишь самих себя. Они ведь научились водить джипы, что немногим менее трудно и опасно, чем плавать с аквалангом. Акваланг всего лишь предлагает новые возможности исследования археологических участков. Однако следует помнить: путь этот проторили любители-водолазы, а не профессиональные ученые; именно любители обнаружили исторические места, проводили первые раскопки и указали направление дальнейших исследований. Мы должны отдать им дань уважения, несмотря на все допущенные ими ошибки.

Но некоторые известные водолазы до сих пор утверждают: археологи не могут научиться нырять достаточно хорошо, чтобы должным образом проводить раскопки под водой. Мне кажется, такие утверждения лишены всякого обоснования, особенно в свете работ, проделанных у турецкого острова Ясси-Ада, где пришлось совершить почти шесть тысяч погружений до участка кораблекрушения, расположенного на глубине от 100 до 150 футов. Поначалу раскопки велись непосредственно на уровне дна моря и приблизительно теми же методами, что и на земле. В состав экспедиции входили те же люди, которые обычно участвуют в наземных исследованиях: археологи, студенты (некоторые уже с опытом раскопок), специалист по античности, историк искусств, архитектор, художники и фотографы. Многие из них никогда до этого не занимались подводным плаванием. Кроме того, там присутствовали геолог, врач и механик, хотя на протяжении трех месяцев все необходимые механизмы обслуживали сами студенты.

Примечательно: наиболее передовые методы составления планов, столь необходимые для любых научных раскопок, разработали не профессиональные водолазы, имеющие за плечами годы работ под водой, а те, кто учился подводному плаванию в практических целях. Часто успешные проекты делались вопреки советам водолазов, которые считали предлагаемые методы нереальными. Досадно, что простые водолазы, стремясь сохранить монополию на подводные работы, часто преувеличивают трудности работы под водой. Для того чтобы стать археологом или архитектором, требуются годы учебы, в то время как подводному плаванию у Ясси-Ада мы обучали немногим более недели. Конечно, новички должны, как минимум, сезон работать под наблюдением более опытных членов команды, поскольку подводное плавание связано с определенным риском. Сейчас члены экспедиции соблюдают более строгие меры предосторожности, чем те, которыми руководствовались во времена предводительства профессионалов.

Не хотелось бы делать какие-то общие выводы, но я заметил: из более чем пятидесяти лучших археологов экспедиции не все обязательно были лучшими водолазами. И с другой стороны, за одним исключением, никто из тех, кто вошел в команду исключительно в качестве водолазов, не проявил достаточно научного интереса, чтобы заниматься более чем рутинными задачами.

Возможно, именно развитие методов картографии и техники раскопок, о которых упоминалось выше, и дало повод обвинять подводных археологов в излишней заинтересованности в специальных приспособлениях и механизмах, в том, что они якобы основное внимание уделяют технологии, а не историческому значению находок. Но любой археолог, участвовавший в раскопках как на земле, так и под водой, понимает: под водой приходится разрешать уникальные проблемы в целях сохранения исторических объектов. И как раз попытки решить возникающие вопросы и служат поводом для созыва конференций по подводной археологии.

Другой распространенный миф гласит: подводная археология якобы очень дорога – согласно некоторым авторитетам, работы под водой в десять раз дороже исследований на поверхности земли. Но к примеру, раскопки судна эпохи бронзового века у мыса Гелидония, принесшие весьма важные результаты, за год стоили не дороже аналогичных раскопок на земле. Полные раскопки кораблекрушения византийской эпохи у Ясси-Ада за четыре сезона стоили не больше, чем год раскопок на любом из наземных участков, о которых я могу вспомнить. В обоих случаях значительная часть суммы была потрачена на эксперименты и закупку оборудования, которое можно использовать в других раскопках.

Итак, мы видим: подводная археология позволяет собирать ценный исторический материал, сравнимый с тем, что мы находим на земле; подводные раскопки могут проводить обычные археологи, и стоят такие исследования не намного дороже, чем наземные. Следовательно, подводного археолога от его сухопутного коллеги отличают лишь специфические методы раскопок и консервации, определяемые самой средой, в которой ему приходится трудиться. «Проблемы, с которыми сталкивается подводная археология, – пишет доктор Стивен де Борхеги, чья работа упоминается ниже, – следует рассматривать как всего лишь продолжение проблем, встающих перед наземной археологией и уже решенных ею».

Таким образом, книга о подводной археологии должна быть в первую очередь посвящена технике, точно так же как и книги о воздушной съемке для археологии, о физике для археологии и о консервации для археологии. Но эта книга не технический учебник. Еще не настало то время, когда методы будут отшлифованы до такой степени, чтобы предлагать конкретные решения по каждой отдельной проблеме, возникающей на том или ином типе участка. Это скорее большой очерк на тему подводной археологии, чтобы продемонстрировать, что это такое и как она достигла современной стадии развития.

Книга поделена на главы, описывающие технические методы, используемые в реальной практике. Внутри глав не проводится деление по типам участков, таких, как затонувшие города, кораблекрушения или гавани, за исключением тех случаев, когда они представляют отдельные технические проблемы. Книга по подводной археологии не может, например, быть историей кораблестроения или развития торговых путей, тем более что для этого пришлось бы привлекать данные, полученные не только в результате подводных, но и наземных исследований.

Определенную трудность представлял выбор участков для освещения их в книге. Если водолаз проводит раскопки в Средиземном море на глубине 90 футов, то это явно подводная археология. Но если он стоит по пояс в воде во французской гавани или в датском фьорде, то можно ли применить то же название? Или если он погружает руку в ручей или неглубокую реку и достает хорошо сохранившийся древний объект? Пытаться определить, на какой глубине начинается собственно подводная археология – все равно что пытаться определить, сколько волос должно быть на голове, чтобы человек не считался лысым. Поэтому я решил описывать все участки, хоть сколько-нибудь лежащие под водой, потому что все они хотя бы по степени сохранности отличаются от наземных. Я также решил включить участки, находившиеся под водой лишь на протяжении некоторой части исследований; остатки кораблекрушения можно изучать так, как если бы они находились на земле, только для начала нужно их найти и доставить на поверхность.

После того как выбран тип участков, остается выбрать, какие из них стоит упоминать в книге, – ведь невозможно описать все подводные археологические проекты. Кроме того, раз я пожелал показать возможности подводной археологии, то надеюсь подчеркнуть ее важность на примере тех артефактов и той информации, которые нельзя получить на поверхности земли. По возможности я старался привлекать в качестве примеров участки разных стран и исторических периодов. Это привело к тому, что многие средиземноморские раскопки не упомянуты в данной книге; их весьма много, и они освещаются в других публикациях. При этом мне пришлось отвлечься от своей основной специальности – археологии античного периода – и цитировать специалистов, более осведомленных в иных областях.

Читателю, уже знакомому с подводной археологией, может показаться, что в книге слишком терпимо описываются некоторые исследования прошлого, а ведь не все они проводились научными методами. Однако в такой молодой области исследований даже самые серьезные ученые не застрахованы от ошибок, и здесь не место критиковать усилия первопроходцев. Я надеюсь, последующие страницы докажут важность подводной археологии и покажут ее блестящие перспективы.

Глава 1
Работа под водой

Археологи приспособились к работе в любой среде из тех, что встречаются на поверхности нашей планеты, но ни одна из них не является настолько чуждой, как подводная. Из-за плотности воды даже тихие течения кажутся намного более разрушительными, чем большинство ветров под открытым небом; в стремительном потоке водолазу приходится держаться за укрепленные объекты, чтобы не быть унесенным прочь. Тьму илистой реки не может рассеять даже самый мощный фонарь. И что хуже всего, водолаз должен всегда носить с собой запас воздуха для дыхания.

Но именно во многом благодаря этим трудностям подводная археология и имеет такое важное значение. Артефакты, находящиеся под бушующими волнами, оказываются хорошо защищенными от самого разрушительного фактора – человека. Горшки на морском дне никто не использует, поэтому они и не бьются. Свинцовую обшивку с древних кораблей никто не сорвет подобно тому, как сорвали свинцовые скобы с древних стен. Никто и не подумает бросать медные, бронзовые и золотые украшения в плавильный котел, а ведь именно так погибли многие произведения искусства на земле. В пресных водах севера хорошо сохраняются дерево и ткани; они могут лежать даже в соленых морях, если их быстро покроет ил или песок.

Некоторые из трудностей подводных исследований можно сравнить с трудностями работы на поверхности. Подводный археолог защищается от холода резиновым костюмом, а не шубой. Порезы и ссадины могут привести к инфекциям, но не более опасным, чем в жарких и влажных джунглях. Ныряльщиков, исследующих остатки древнего кораблекрушения, могут напугать акулы, но ведь и на земле не один исследователь подвергался нападению со стороны кабанов или диких собак. Водолаз-археолог должен опасаться мурен, обитающих в пустых кувшинах из-под вина, но и на поверхности ни один исследователь не засунет руку в расщелину или горшок, не проверив предварительно, нет ли там скорпионов. Ядовитых рыб следует избегать точно так же, как и ядовитых змей на земле, а надоедливые жалящие черви – своего рода подводный аналог слепней.

Из всех подводных трудностей и неудобств только одну можно назвать исключительной для данной среды. Водолаз не сможет дышать, если не будет получать воздух из баллона на спине или по шлангу с поверхности. Важно также принимать во внимание давление воды, которое увеличивается по мере погружения. Оно не вредит телу водолаза – человеческая плоть состоит по большей части из жидкости и потому сжимается не более, чем окружающая вода, но оно сжимает наполненные воздухом полости, такие, как легкие, пазухи и полости уха. На глубине в несколько футов человеку уже трудно вдохнуть воздух полной грудью (при условии его наличия), поэтому воздух должен иметь такое же давление, что и окружающая вода, или большее. На определенной глубине пазухи и полости могут быть раздавлены.

Основная задача подводного снаряжения любого типа – обеспечить поступление к водолазу воздуха под давлением, достаточным для дыхания; благодаря этому давлению полости в его теле также заполняются воздухом. Обычно водолазы надевают металлический шлем со стеклянным окном или иллюминатором; этот шлем привинчивается к костюму из прорезиненного брезента, покрывающего все тело за исключением рук. Воздух поступает в шлем по шлангу из компрессора на борту корабля и заполняет не только шлем, но и весь костюм выше пояса. Естественно, водолаз сразу бы всплыл на поверхность, если бы у него не было тяжелых свинцовых пластин на груди и спине, а также груза на башмаках. Но даже в этом случае он может всплыть, если не станет выпускать излишек воздуха через односторонний клапан в шлеме.

Водолазы в тяжелых скафандрах открыли большинство самых важных археологических участков в Средиземном море, но на раскопках такое снаряжение не нашло широкого применения. Оно лишает работника подвижности и аккуратности, необходимых при исследовании мелких деталей корпуса корабля, а свинцовые подошвы могут легко раздавить хрупкие объекты (ил. 1, 2). При этом сам вес скафандра позволяет выполнять тяжелые работы, например откалывать при помощи кувалды и зубила горные породы морского дна.

Гораздо более легкое, простое и дешевое снаряжение – так называемый самодостаточный дыхательный аппарат для плавания под водой, или скуба. Имеется несколько типов таких аппаратов, самый распространенный из которых – акваланг, разработанный Эмилем Ганьяном и Жаком Ивом Кусто в 1942 году (рис. 1). Ныряльщик несет на спине один или несколько баллонов с воздухом, сжатым под давлением около тонны на квадратный дюйм. Воздух выходит из баллона через небольшое отверстие, проходит через регулятор давления и поступает в шланг, соединенный с загубником; выдыхаемый воздух, содержащий опасный углекислый газ, тут же удаляется из системы. В регуляторе имеется резиновая мембрана, которая с увеличением давления воды по мере погружения пропускает больше воздуха. Очевидно, что чем глубже погружается аквалангист, тем больше расход воздуха; при этом во всех баллонах имеется резервный запас, который можно получить, только повернув особый вентиль на баллоне.

Аквалангист, в отличие от водолаза в тяжелом костюме, не шагает по дну, а быстро плавает при помощи резиновых ластов. Он может поддерживать равновесие благодаря свинцовым грузам, прикрепленным к поясу, и потому не тонет и не всплывает. Его глаза и нос покрывает резиновая маска со стеклянным иллюминатором; в чистой воде видимость приблизительно такая же, как и на земле, правда, при этом видимые размеры объектов увеличиваются на одну треть, в силу разницы показателей преломления света в воде и воздухе. Важно, чтобы маска покрывала и нос, – так водолаз может выдохнуть в нее воздух и отрегулировать давление; в противном случае давление воды могло бы раздавить стекло и повредить его лицо. По этой же причине аквалангист не должен вставлять в уши затычки, которые используют некоторые пловцы, так как под давлением они могли бы вдавиться внутрь.

Рис. 1. Снаряжение аквалангиста: баллоны с воздухом, костюм, нож, пояс с грузом, измеритель глубины, часы, маска, регулятор, ласты, доска для записей и графитовый карандаш. В ящике возле сетки находятся кронциркуль, молоток, складной метр, линейки, уровень и ярлычки для объектов

Для защиты от холода подводный пловец обычно надевает костюм из прорезиненного неопрена, состоящий из штанов и куртки, с длинными или короткими рукавами, а также капюшона и носков. Такой костюм иногда называют «мокрым», потому что он не защищает тело аквалангиста от воды. Обычно он обтягивает тело, но некоторое количество воды всегда может проникнуть внутрь. Она быстро нагревается телом и служит прекрасным изоляционным материалом. Другой тип костюма, «сухой», плотно прилегает к запястьям, лодыжкам и лицу, не позволяя воде проникнуть внутрь. Под ним можно носить теплое нижнее белье, что очень удобно для работы в холодных водах. Такая одежда может пригодиться даже в относительно теплом Средиземном море вследствие большой скорости, с какой вода поглощает человеческое тепло.

На запястье водолаз носит водонепроницаемые часы, измеритель глубины и, если ему приходится разведывать местность или уплывать от известной точки, – компас. На поясе или на ноге желательно иметь нож, чтобы перерезать водоросли, которые могут опутать акванавта. При необходимости следует иметь при себе и другое оборудование, например дубинку для отпугивания акул или подводный фонарь.

Есть и другие виды автономных подводных аппаратов. Один из них используется на флоте в военное время и предназначен для того, чтобы на поверхности не появлялись пузыри, указывающие на местоположение пловца. Выдыхаемый воздух проходит по трубке в химический фильтр, который очищает его от углекислого газа. Одновременно добавляется кислород под давлением, чтобы компенсировать недостаток кислорода, потребленного водолазом. Такое снаряжение особенно опасно для новичков, и его не следует использовать на глубине более 25 футов из-за возможности кислородной передозировки.

Нечто среднее между обычным снаряжением и аквалангом представляет кальян, или наргиле, в силу очевидных причин названный так по аналогии с турецкими курительными приборами. Это снаряжение почти такое же, как и акваланг, за исключением того, что воздух поступает в регулятор не из баллонов, а по шлангу, соединенному с компрессором на поверхности (ил. 4). Такой костюм очень удобен тогда, когда водолазам не нужно удаляться на большие дистанции от одного места, ведь в таком случае нет опасности истощить запас воздуха; можно постоянно общаться с подающим воздух лицом на лодке или барже; мала вероятность взрыва из-за повышенного давления; компрессоры для подачи воздуха дешевле и надежнее баллонов.

До сих пор мы рассматривали проблему давления в связи с трудностями дыхания водолаза, но существуют и другие аспекты этого вопроса. По мере погружения и вдыхания все более сжатого воздуха водолаз получает больше азота, на долю которого в воздухе приходится более 80 процентов. Этот азот оказывает влияние на деятельность мозга, то есть тормозит ее, что известно под названием «азотный наркоз»; симптомы такого наркоза схожи с алкогольным опьянением. Согласно одному правилу, каждые 50 футов погружения соответствуют бокалу сухого мартини. Разные люди по-разному реагируют на повышенное содержание азота, но большинство замечают эффект на глубине 100 футов (около 30 м), а погружение на глубину 200 футов представляет опасность даже для опытных водолазов. Бывали случаи, когда водолазы на больших глубинах без всяких причин вынимали загубник. По мере подъема (если человек способен на подъем) эффект наркоза пропадает.

Хотя азотное опьянение и может послужить причиной ошибок в измерениях и оказать воздействие на способность к суждениям на глубине 120 футов (около 36 м), мне неизвестны случаи серьезных нарушений исследований на этой глубине, особенно среди тех, кто выполнял давно знакомую и привычную работу. Например, при составлении карты кораблекрушения на глубине 150 футов человек вполне может заранее разработать план действий и точно выполнить его за пятнадцать минут погружения; это похоже на то, как актер заучивает роль. Вообще, лучше заранее рассчитать все действия, потому что на глубине очень неприятно наблюдать за партнером, который имеет лишь общее представление о работе, подплывает не к тому концу корабля, втыкает колышки не там, где нужно, и в конечном итоге сводит на нет все усилия.

Когда водолаз всплывает, действие «азотного наркоза» уменьшается, но тут его подстерегает другая опасность – декомпрессия, или кессонная болезнь. Пока тело находилось под давлением, вдыхаемый сжатый воздух свободно растворялся в крови. В этом нет ничего опасного, пока человек не поднимется на поверхность. Чтобы понять, что произойдет в этом случае, достаточно открыть бутылку шампанского: при резком понижении давления растворенный в шампанском газ образует пузырьки. Точно так же образуются пузырьки и в крови водолаза, быстро поднимающегося с глубины на поверхность, а это может привести к параличу или даже смерти.

Кессонной болезни можно избежать, только если подниматься согласно графику, разработанному в военно-морском флоте. Всплывая через определенные промежутки времени на определенное расстояние, водолаз получает возможность постепенно вывести сжатый газ из кровеносной системы организма. Чем глубже он ныряет или чем дольше остается на глубине, тем медленнее он должен подниматься. Согласно стандартам декомпрессионной таблицы Военно-морского флота США, водолаз, погрузившийся на глубину 100 футов и пробывший в воде на протяжении 40 минут (начиная с момента погружения), должен за полторы минуты подняться на глубину 10 футов и провести там 15 минут. Если он погружается на ту же глубину на 50 минут, то он за 1,3 минуты должен подняться на глубину 20 футов и оставаться там в течение 2 минут; затем он поднимается на глубину 10 футов и остается там 24 минуты; только после этого можно выходить на поверхность. Но если 50 минут он провел на глубине 180 футов, то он должен останавливаться каждые 10 футов и выжидать различные промежутки времени; полный срок декомпрессии в таком случае превышает 2 часа.

Строгое следование графику не исключает проявления кессонной болезни, однако резко сокращает ее вероятность. Поскольку от нее пострадал даже Лорес Джолин, на мой взгляд самый заботящийся о безопасности член экспедиции в Ясси-Ада (у него временно парализовало нижние конечности), я решил соблюдать советы одного известного физиолога. Врач экспедиции тщательно осматривает каждого члена команды и выносит окончательное решение по поводу погружения; водолазы должны хорошо спать по ночам, чему способствует выключение электрогенератора в нужное время; один день в неделю должен быть объявлен выходным, когда погружения не производятся; следует запретить потребление пива, вина и крепких алкогольных напитков, за исключением вечера перед выходным днем; стандарты таблицы военно-морского флота требуется соблюдать с большим запасом. Если, к примеру, осуществляется погружение на 100 футов, то мы следуем графику для глубины в ПО футов; если погружение длится полчаса, то берем график для 40 минут. Таким образом, мы часто тратили времени на декомпрессию вдвое больше, чем положено, но зато после тысячи погружений без единого несчастного случая члены команды привыкли к такому положению вещей и сами уже не хотели его менять.

Единственное средство от кессонной болезни – снова оказаться под давлением и понижать его постепенно, следуя особому расписанию. В каждой экспедиции, занимающейся погружениями, должна быть декомпрессионная барокамера и члены экспедиции должны уметь ею пользоваться (ил. 3). Во время любого погружения на лодке или барже должно находиться достаточное количество людей, но врач всегда обязан следить за пациентами, принимать решения, в случае необходимости помещать людей в камеру, закрывать дверь и наполнять ее сжатым воздухом. Рекомендуется проведение еженедельных тренировок по пользованию барокамерой, хотя было бы неразумно в действительности подвергать «пациентов» воздействию давления. В Ясси-Ада мы никогда не погружались без запасного компрессора, который бы подавал воздух в случае поломки основного, а также без запасных баллонов.

Барокамера может оказаться полезной и при лечении другого опасного расстройства – эмболии легких. Если водолаз резко поднимается на поверхность, по разным причинам задержав дыхание, – например, в панике, – воздух внутри его расширяется по мере уменьшения внешнего давления, и сосуды в легких разрываются. Во многих случаях сразу же происходит смерть; летальный исход возможен при неправильном подъеме с глубины менее 10 футов (3 м). Лучшее средство избежать эмболии – тренировка, которая внушает водолазам чувство уверенности в себе.

О других расстройствах и опасностях можно прочитать в любой книге, посвященной работе под водой, но описанные выше уже дают представление о технической сложности подводных раскопок. Представьте себе разочарование археолога, который вынужден посещать место раскопок всего лишь по 45 минут в день, двумя короткими пробежками! А ведь так и обстоит дело, если участок находится на глубине 120 футов. Конечно, в силу этих причин под водой необходимо использовать более совершенные методы картографии и промеров, чем те, что применяются на суше; необходимы и новые инструменты, такие, как эрлифт, или «подводный пылесос», взамен лопат и тачек.

Ограниченное количество времени, которое специалист может провести на месте раскопок, на той глубине, где обычно находят остатки кораблекрушений, требует увеличения штата профессиональных археологов по сравнению с наземными экспедициями. На суше один специалист способен руководить двадцатью – тридцатью рабочими. Он составляет план работ и делает записи по мере раскопок. Под водой же археолог может пробыть не дольше любого другого человека, а между тем заставлять принимать решения неспециалистов было бы неразумно. По этой причине по крайней мере один член каждой команды водолазов должен обладать необходимыми знаниями по археологии и должен уметь принимать решения без помощи руководителя, который сам посещает место раскопок всего лишь два раза в день.