Текст книги "Книга магии"

Я возвращалась к себе в магазин, внимательно разглядывая тротуар – нашла в сточной канаве обшарпанный цент и голубую девчоночью заколку-бабочку, довольно-таки грязную. Я открыла дверь и вошла. Все было на своих местах. Я прошла в кухню, потирая шрам на шее. Иногда его дергает от холода. Я открыла волшебный ящик со старьем, бросила заколку и цент. Помешала содержимое, не зная, что попросить. Иногда он сам подсказывает. Но только когда заряжен. Итак, в наличии: обрывок билета, свечной огарок от фонаря из тыквы, сверкающий алый брелок-башмачок на цепочке, линейка, засохший оранжевый маркер, мраморное яйцо для штопки, три заколки… – барахло, которое волшебный ящик делал просто так, забавы ради. Я задвинула ящик.

Остаток дня тянулся, как ириска. Купер уселся у кассы. Такса тявкала на него, пока он не огрызнулся и не зашипел в ответ. Одна из черных кис жалобно кричала. Все получили по сардине и кое-что еще, и на некоторое время в магазине установилась тишина. Я задумалась, как избавиться от пожирательницы игрушек. Как, интересно, она распознает дорогие для человека игрушки? Как она стала такой? Следует ли людям ее опасаться, или же с Селмой случилось что‐то другое?

И вообще, действительно ли произошло нечто из ряда вон выходящее, или мы просто изменились за эти годы? Как же я не спросила Селму, продала ли она свои коллекционные карточки? Фарки – трепло, каких свет не видывал. И чокнутый к тому же. Ведь сжег весь заряд волшебного ящика из‐за обычной сигареты. Игрушки. Дорогие человеку вещи. Наверху в шкафу стоит коробка с двумя старыми, набитыми ватой игрушками – Терри и Бумером. Что случится со мной, если пожирательница игрушек их съест?

Я смухлевала, закрыв магазин на пятнадцать минут раньше срока. Когда все рольставни были опущены, я открыла клетки и выпустила «содержимое», как люди их называют, будто собаки, кошки и хорьки – вещи, отданные на хранение за ненадобностью. Купер подремывал около кассы. Я его растолкала.

– Куп, отведи их наверх.

И он отвел. Спрыгнул на пол со стуком двадцативосьмифунтовой гири, оглядел постояльцев и повел их к маленькой дырке в двери, ведущей наверх. Я наблюдала: хорьки спешили – чапоньки-лапоньки за котами, и завершала шествие такса. Она задержалась на мгновение в дырке, слегка покачиваясь, и полезла внутрь.

Закрыв магазин, я собрала весь мусор, наполнила плошки свежей водой и отправилась за питомцами. Я медленно поднималась по лестнице с обшарпанными ступеньками, где только по краям сохранился красный цвет. Я прошла мимо запертой двери на второй этаж. Эту часть я называла наследством. За этой дверью в углу сгорбился блестящий музыкальный автомат, ожидающий монетку. На стене висели две лосиные головы, словно угрожающие друг другу, стоял шкаф с первыми изданиями Киплинга, старинными игрушками, лучшими долгоиграющими пластинками и сотней других расчудесных вещей, которые никем другим не ценились бы так высоко, мои восхитительные драгоценности. Пир для пожирательницы игрушек? Наверное.

Я вскарабкалась на следующий пролет лестницы и вошла в свою квартиру. Квартира у меня что надо: три спальни, кухня, удобная ванная комната и библиотека. Не понимаю тех, кто устраивает в квартире гостиную, когда можно устроить библиотеку. Возле книжных полок – мягкий обшарпанный диван и два столь же мягких кресла, обтрепанные там, где Купер, да и другие коты, точили когти. На консоли стоит старый телевизор с девятнадцатидюймовым экраном, на соседней тумбочке – проигрыватель. Все работает. Зачем менять вещи, если они работают? Я подогрела в микроволновке остатки куриного рагу по-китайски и положила на тарелку хрустящую лапшу. Потом пошла в спальню и открыла шкаф.

Терри и Бумер хранились в большой коробке из-под зимних сапог. Я вытащила их и внимательно осмотрела. Терри – набитый ватой игрушечный терьер. Сейчас он похож на мешок с комковатой свалявшейся начинкой. Остались только фетровые круги с глазами-пуговками, а уши давно утратили жесткость. Кое-где у Бумера виднелись полоски, единственное свидетельство тигровой породы, два уса и безвольно обвисший хвост. Я поймала себя на том, что глажу эти помятые тряпичные игрушки, словно домашних любимцев. Я снова уложила их в коробку и прикрыла оберточной бумагой.

– Спокойной ночи.

В детстве я всегда с ними так прощалась, когда они лежали на моей кровати, той же самой, на которой я сижу сейчас. Игрушки впитали целые озера детских слез, пролитых из‐за мальчишек, не замечавших меня, и из‐за проваленных экзаменов. Они сопровождали меня, когда я уехала учиться в колледж, и украшали мою кровать в спальне. И вернулись со мной в родную Такому.

Я накрыла коробку крышкой. Почему я их не выбросила? Правда, что в них такого, помимо куска облезшей ткани с дешевым наполнителем? Ответ дурацкий и простой: Терри и Бумер – мои друзья, свидетели тысячи придуманных игр. Они были со мной, когда казалось, что в целом свете я никому не нужна.

Я представила, как миссис Мего их ест. Уничтожает успокаивающие объятия после липких ночных кошмаров, слезы из‐за Стива, порвавшего со мной на глазах у всех в школьном автобусе. Желтые зубы рвут потрепанную ткань, жуют старую вату.

Нет. Надо остановить пожирательницу игрушек. Но как?

Решение казалось очевидным. Поедая любимые кем-то игрушки, она молодела. Что, если дать ей что‐то ненавистное? Хранит ли кто нелюбимые игрушки?

Я пыталась вспомнить игрушки, которые мне не нравились. Отвратительные уродцы: обезьяна ростом с двухлетнего ребенка, казалось, она хватает меня эластичными руками, кукла-модель с раскрашенными глазами шлюшки и сжатыми губами серийного убийцы. Ой, был ведь еще клоун с огромным ртом, красными губами и тусклыми темными глазами. Что с ними стало? Двух кукол папа отдал в благотворительный магазин. Одну я закопала у автобусной остановки.

У своего бизнеса есть определенные недостатки: в рабочее время хозяин не может бросить магазин. Особенно если клиент пожелает забрать своего любимца. Весь следующий день я висела на телефоне, обзванивала секонд-хенды, разыскивая игрушечных обезьян и клоунов. Потом я попытала счастья у старьевщиков и коллекционеров. Ни обезьян, ни клоунов я не нашла, но пара магазинов, работавших до позднего вечера, предложили мне коллекционных кукол.

Оба магазинчика располагались далеко от Уэджа, района, где я живу. Автобусы туда не ходили. У меня есть старенький «Шевроле» универсал – «селебрити», которым я пользуюсь, когда мне нужны колеса. Я езжу на нем уже много лет. Как и телевизор, он выполняет все мои прихоти, и менять его нет нужды. Я добралась до магазинчика Марселлы. Ее куклы были безупречны – нарядно одеты, упакованы в коробки, но абсолютно неинтересные. В магазинчике «Старая игрушка Раймонда» мне повезло больше. Я вошла в захламленную комнату, пахнущую дешевыми сигарами и средством для чистки мебели. Продавец, наверное, Раймонд, махнул рукой в сторону стеклянных витрин в конце магазина и вернулся к чтению старого выпуска журнала Tiger Beat.

Да тут золотая жила! Передо мной в трех стеклянных витринах сидели ужасные куклы. Большинство – в плохом состоянии. Какая‐то Барби насмешливо смотрела на меня, не разжимая губ. Куколка в комбинезоне сгорбилась в витрине. Там же лежала ярко раскрашенная марионетка бандита-мексиканца с маниакальным взглядом, с патронташем на груди и длинными ружьями в обеих руках, по шесть в каждой. Но не было ни одной куклы, от которой бы по спине пробежал озноб.

На одной витрине лежал пупс с невероятно широко раскрытыми синими глазами, открытым ртом с двумя крошечными зубами. Он тянул ко мне толстые ручонки. В бледно-розовом одеянии, напоминавшем больничные рубашки, он походил на чертенка. По его лицу, покрытому царапинами, и розовым пластиковым рукам было понятно, что он пожаловал сюда из коробок с игрушками «Макдоналдса», из серии ужасов. Да, именно так. Никто не хочет поиграть с пластиковым Бургер-вором?

Я с трудом оторвала хозяина от сигареты и кофе, чтобы отпереть витрину, и вышла из магазина с добычей – дьяволенком в коричневом пакете. Прежде чем завести машину, я позвонила Фарки.

– Кажется, у меня есть то, что нам нужно. Приходи.

Я не оставила ему времени на вопросы. Когда он примчался, я впустила его, открыв стеклянную дверь и подняв кулису рольставни. Он вошел, стряхивая капельки дождя и сжимая руки перед собой, чтобы унять дрожь, никак, впрочем, не связанную с погодой.

– Где твое пальто?

– Продал старьевщику, – резко ответил он. – Что у тебя?

Иногда человеку можно помочь, но бывает, что все надежды напрасны. Я кивнула на пакет, лежащий на столе.

– Там кукла, которую наверняка боялись и ненавидели. Если миссис Мего съест игрушку, она, возможно, разрушит ведьму изнутри.

– Да, как противоположность любви.

Он прошел в кладовку, оставляя мокрые следы на полу, и взял пакет, не заглядывая в него. Посмотрел на меня.

– Спасибо.

– Да ладно.

Я вытерла руки о джинсы, но чувство вины не прошло. Хотелось предложить ему еды, денег, кофе, но я удержалась от этого порыва. Он ушел с пакетом в руках. Как только я открыла ему дверь, проливной дождь глухо забарабанил по бумаге.

Вот так-то. Я вновь заперла дверь, погасила все огни, кроме сделанной на заказ неоновой лампы в витрине, и поднялась по обшарпанным ступенькам. Остановилась на площадке и даже нащупала ключ на связке, но потом решила, что сегодня неподходящее время разглядывать сокровища и ворошить милое сердцу прошлое. Вместо этого я поднялась в квартиру, подогрела пирог с курицей и съела его на диване под внимательными взглядами постояльцев. Когда я улеглась спать, пришел Купер, сел на подушку и замурлыкал мне в ухо. Я закрыла глаза и принялась размышлять, удастся ли Фарки подсунуть ядовитую куклу пожирательнице, пойдет ли он к ней работать или откажется и что с ним будет, если он попадет в тюрьму… Я притворилась, что все это меня не касается. Утром в половине седьмого я перестала делать вид, что сплю, встала и в пижаме спустилась в закрытый магазин.

Постояльцы последовали за мной вниз и неохотно разошлись по местам. Не знаю, как Купер объясняет им, что делать? С тех пор как он у меня поселился, жизнь стала намного легче. Я раздала завтрак, налила воды, сменила подстилки. Опять поднялась наверх, оделась и пошла открывать магазин.

Дождя не было. Работа шла ни шатко ни валко. Я раздавала корм, выгребала дерьмо, шарила в Интернете. Продала один поводок и приняла на постой черного котенка. Блэки мне оставили на месяц. Зачем люди берут домой котенка аккурат перед тем, как уехать в отпуск на целый месяц? Ума не приложу.

Я положила руку на волшебный ящик. Едва жужжит. Поднялась наверх и покопалась в столе в поисках хлама. Потом спустилась и положила в ящик аптечную резинку, пальчиковую батарейку, изогнутую скрепку, визитку службы по уборке помещений, магнит на холодильник и три монетки. Волшебному ящику все равно, что я брошу внутрь, главное – он получил подарок.

В полдень я повесила табличку «Скоро вернусь» и отправилась в кафе. Селма стояла за прилавком. Я заказала латте с ванилью.

– На кого оформляем заказ? – спросила она.

– Селма, это же я, Селтси.

Она подняла глаза от кассы, встретила мой взгляд и устало улыбнулась:

– Да-да, конечно. Прошу прощения.

Она взяла деньги и дала сдачу.

Я села за стол у окна. Когда прокричали «Келси», я пошла за кофе. Да. Так Селма записала имя. Пока я получала кофе, одна из служащих врезалась в прилавок и разлила молоко на пол. Селма повернулась к ней:

– Убери. И будь внимательнее. На тебя столбняк напал, ты под кайфом или что-о-о?

Девушка смотрела на Селму широко раскрытыми глазами. Она сжала губы, пробормотала «извините» и начала уборку. Я ушла. Такую Селму я не знала. Интересно, станет ли она прежней, если убить пожирательницу игрушек?

В магазине я проверила сроки возвращения питомцев хозяевам, прикрепила табличку «Скоро вернусь», прицепила к ошейнику таксы поводок, собрала мешки с дерьмом и отправилась на прогулку в Ронз-парк.

Парк расположился по другую сторону зеленой изгороди, недалеко от магазина. В парке Райт были фонтан и игровая площадка, ботанический сад и образцы деревьев со всего мира. В парке Ронз – другие достопримечательности Такомы: статуя мужчины с загипсованной ногой, который просит женщину понести его портфель. Еще одна изображает человека с протезом, а самая душераздирающая, на мой взгляд, – «Изгнание китайцев из Такомы».

Конечно, это не то, что мы любим вспоминать, а то, что не должно забываться. Я как раз шла вокруг скульптурной группы людей, которых заталкивали в поезд, когда меня нашел Фарки и уныло приветствовал. В его голосе не слышалось ни радости, ни ожидания, ни злости. Ничего. Джинсы, кроссовки и зеленая куртка с капюшоном промокли под дождем.

– Ну как? – спросила я.

Он уселся на мокрую скамейку, словно не слышал. Я тоже присела на краешек, завернувшись в плащ. Фарки медленно достал пачку сигарет. Я подождала, пока он прикурил сигарету, затянулся и выпустил клубы дыма.

– Не так, как хотелось бы, – печально сказал он. – Может, так и должно было быть? Я думал об этом. Что, если она съест куклу, та ее убьет, а я тут в машине, и кругом мои отпечатки пальцев?

– Я тебя понимаю, – кивнула я.

Об этом мы не подумали.

– Так что же случилось?

Еще одна затяжка. Он пожал плечами:

– Я все думал, как ей предложить куклу. Я положил бумажный пакет в рюкзак. Приехал к миссис Мего, как обычно, бросил рюкзак на переднее сиденье «мерса». Она влезла в машину, как всегда, протискиваясь задницей вперед, и вдруг, ни слова не говоря, потянулась ко мне. Селтси, она открыла рюкзак! Нет, не открыла, а разорвала и сожрала ту куклу, как я ем бигмак, когда голоден. Потом она сидела на заднем сиденье, тяжело дыша. Я и не думал, что она такая сильная. Я боялся, что она увидит, как я смотрю на нее в зеркало, боялся обернуться. Потом она сказала:

– Выпусти меня. На сегодня достаточно.

Я открыл ей дверь, и она вышла. Она была молодой и сильной, но на этот раз иначе. Страшно. Вот и все, что я могу сказать. Она чуть ли не налегла на меня грудью, но не по-женски. Как… короче, я отступил назад. «Приноси еще. Ты знаешь, что мне нужно. Достань для меня». Она посмотрела на меня… угрожающе. Мне стало не по себе.

Он хмыкнул, еще раз затянулся, глядя грустными преданными глазами.

– По-моему, я влип еще глубже.

Мы молчали. Такса заскулила и поставила грязные лапы на колени Фарки. Он потрепал ее голову и почесал за ушами. Он прав: добычу еды для пожирательницы игрушек карьерным взлетом не назовешь.

– Что теперь? – угрюмо спросил он.

Угрюмо, потому что знал ответ.

– Не знаю.

– Может, спросишь?

Я сердито поджала губы оттого, что он это предложил.

– Я не люблю спрашивать, – сурово оборвала я.

Еще одна длинная затяжка. Он бросил сигарету, медленно встал и выдохнул:

– Тогда мне крышка.

И пошел прочь. Я смотрела ему вслед. Что я могла сделать? Я ни в чем не виновата. Он мне не друг… больше. Я ему ничего не должна, и так очень много для него сделала. Я вернулась в магазин, только раз убрав за таксой.

Когда руки заняты работой, мыслям ничто не мешает. И это плохо. Я снова подумала о том, сколько раз Фарки меня обманывал. Потом добавила к этому то, сколько раз он меня подводил. Я закрыла магазин, навела порядок и невольно представила, как он сидел за красным столом, по его лицу текли кровавые ручейки, а мой папа прикладывал лед к его брови. Тогда мы его спасли. Но какое отношение это имеет к нынешним событиям?

Я вздохнула и погладила волшебный ящик. Чуть-чуть жужжит. Нет, вопросы истощили бы его. Я выдвинула его и заглянула вовнутрь. Закладка. Ой, здорово! Такими закладками обычно награждают в школах. Я взяла ее в руки: с одной стороны были нарисованы Артур и Бастер Бакстер, с другой была надпись: «Молодец, Селма! Хороший доклад по книге». Я закрыла ящик.

Закладка могла лежать там годами, застряв где‐нибудь между ящиками, а потом упала. Но я знала, что это не так, и знала, что это значит. Я погасила свет и потащилась наверх.

Как-то в школе мне пришлось делать доклад по физике. Дедушка распилил для меня батарейку пополам, а потом папа поднял капот машины и рассказал, как работает аккумулятор. В нем кислота и металлические пластины с противоположными зарядами, и поток электронов движется от одной пластины к другой.

Но лишь годы спустя я поняла, что происходит с книгами. Дьюи был блестящим ученым, жаль, что слишком мало людей знает о его вкладе в дело сохранности библиотек. Об этом обычно умалчивают библиотекари и книготорговцы. Книги хранят так, словно надеются на неминуемую катастрофу. Однажды я разговаривала с Дуэйном, и он объяснил мне, что случилось с библиотекой в Александрии. Небрежное, необдуманное расположение манускриптов и свитков могло породить мощный поток между разнополярными томами, и волна растущей энергии послужила причиной пожара.[4]4
  Джон Дью́и (1859–1952) – американский педагог и философ-прагматик.


[Закрыть]

Библиотека у меня небольшая, но впечатляющая. В основном книги в твердом переплете. С иллюстрациями. Пара старинных книг в мягкой обложке. Публицистика служит изоляционным материалом, отделяя друг от друга тома авторов-гениев, но все равно следует соблюдать осторожность. Однажды я поставила на одну полку «Шок будущего» рядом с «Двадцать тысяч лье под водой». Никогда больше не сделаю такой ошибки! И не поставлю более трех томов поэзии на одну полку. Юмористические же издания вообще лучше хранить в защитных пластиковых конвертах. Но и в таком виде держать несколько книг рядом взрывоопасно. Ладони вспотели, прежде чем я зажгла в комнате свет.[5]5
  Элвин Тоффлер. «Шок будущего».


[Закрыть]

Я долго смотрела на корешки: если вытащу неподходящий изолятор, мне расскажут то, чего никто не должен знать. Что же именно я хотела узнать? Я хотела помочь Фарки. Может, втиснуть «Тома Сойера» рядом со сказкой «Мышь и ее дитя»? Нет, мне нужно что‐то более близкое к обстановке. Мне надо узнать, как избавиться от пожирательницы игрушек. «Плюшевый кролик» стоял рядом со «Справочником деревьев», изданным Саймоном и Шустером. А за ним – «Век сказок», в котором полно умирающих монстров. Возможно, это то самое!

Прошептав молитву, я вытащила справочник. «Кролик» привалился к сказкам. Я унесла книжку на кухню, тихо прикрыв за собой дверь, села за стол – нужно было выждать немного времени, не слишком долго. Я отчетливо вспомнила, как книга «Записки о Галльской войне» Гая Юлия Цезаря просвистела через всю комнату и ударилась о стену так, что корешок лопнул. Встала. Черт, ходить не могу. Ждать тоже. Магия не любит, когда от нее чего-то ждут. Я сделала себе бутерброд: бекон, салат, помидор, пара ломтиков сыра. Водрузила еду на стол и заварила чаю. Я поставила чашку с блюдцем, старательно делая вид, что совсем позабыла о книге, и села пить чай. Пришел Купер и попросил кусочек бекона. Кушай, милый, не жалко. Он уселся на стол и составлял мне компанию до тех пор, пока я не услышала вожделенный звук: глухой стук падающей книги.

Я осторожно прокралась в библиотеку, быстро вернула на место справочник и склонилась над упавшим томом. Сборник афоризмов Бартлетта. Да уж, кажется, придется поломать голову. Я опустилась на колени рядом с книгой, делая вид, что смотрю вообще в другую сторону, потом быстрым взглядом «сфотографировала» открывшуюся страницу.

«Противоположность любви – не ненависть, а безразличие»: Эли Визель. Вот оно! Я вложила закладку Селмы в томик в знак благодарности и осторожно поставила его на полку. Таааак… Это меняет дело. Теперь мне нужно найти игрушку, к которой хозяин был совершенно безразличен. Безразличен, как я понимаю, не в смысле «это не мое, я с Барби не играю», осознанно безразличен. И я понимала, что это значит.

У моей мамы была сводная старшая сестра. Звали ее Тереза. Они никогда не встречались. Но похоже, она считала, что сестры, даже не знавшие друг друга, все-таки родня, потому что дважды вторгалась в мою жизнь. Когда мне исполнилось восемь, спустя несколько лет после смерти мамы, Тереза позвонила папе и дедушке, сказав, что будет в Такоме и хочет меня увидеть. Так я узнала о ее существовании. Все жутко стеснялись, она не притронулась к обеду, который мы для нее приготовили, но предложила свою помощь папе и дедушке, «когда придет время», обучить меня всяким «женским штучкам».

Потом она исчезла, но два года подряд присылала мне подарки ко дню рождения, которые обычно опаздывали на месяц. Сначала пришел пакет с игрушками Beany Babes – дешевая подделка, которую бесплатно кладут в «Макдоналдсе» в «Хэппи милз», а вовсе не их коллекционные сестрички. Потом книжка про Нэнси Дрю. Книжку я благополучно сдала в букинистический магазин, выгодно обменяв ее на несколько выпусков серии про Дока Сэвиджа. Но эти куклы из «Макдоналдса»… Я нахмурилась. Нужно ли хранить такую ерунду? Если только, как говоривал папа, в коробке под названием «На всякий случай», чтобы подарить или кому-нибудь так отдать. Все-таки вещи новые – мало ли, могли кому-то пригодиться, но для нас они были бесполезны. Как пятое колесо в телеге. «Нужны как собаке пятая нога», – говаривал дедушка. Кофейник – френч-пресс или дешевая подставка для айпада, которого у меня никогда не было. Носки – длинные, до колена, для подарков на Рождество. Друзья дарят нам такое годами, а мы при случае передариваем.

Коробка «На всякий случай» хранилась у меня глубоко в шкафу во второй спальне, закрывая, вместе с другими коробками, вход в тайник. Я вытащила ее на свет божий и принялась за поиски. Вот набор носков с нарисованными кошками и собаками, под ним – упаковка со щипцами для завивки волос. Завтра же отнесу весь этот хлам в благотворительный магазин! Но, копая глубже, я обнаружила пакет с Beany Babes. Я увидела розового бегемота, вытащила его и хорошенько рассмотрела. На нем висела этикетка производителя: мне старательно объяснили, что это именно бегемот, а не кто-то там еще. Понять самостоятельно, что изображает бесформенный розовый пузырь, наполненный пластиковыми шариками, было невозможно. Я, прищурившись, пригляделась к уродцу. Нравится мне эта штука или нет? Жалко ли его или обидно оттого, что я получила такой подарок? Ничего подобного. Он был мне безразличен, как я своей тетке.

Я выставила ящик с «чужими» сокровищами в коридор, чтобы снести их вниз. Бегемот был маленький, с мой кулак. Хватит ли этого безразличия, чтобы уничтожить пожирательницу игрушек? Что ж, узнать можно только одним способом. Теперь передо мной стояла еще одна задача: доставка. Как скормить игрушку нашей даме?

У меня зазвонил телефон. Мобильник. Телефон на стене служил для деловых разговоров, а по мобильному мог позвонить либо друг, либо рекламщик. Номер был незнакомый, и отвечать я не стала. Но мне оставили сообщение, и, прослушав его, я тут же перезвонила Фарки.

– Сегодня вечером я должен ей что‐нибудь принести. Так она приказала. Не то, говорит, позвоню в полицию и скажу, что ты продавал наркоту перед торговым центром.

– Вот как?

Молчание.

– Селтси, она угрожала мне полицией, но, я боюсь… все гораздо хуже, – он перевел дыхание, – потому что у нее моя футболка.

Бывает время для размышлений и время для действий. Так говорил мой отец. Помню, как он закрыл собой незнакомого подростка, и пуля, предназначенная тому, попала в ногу отцу. Он так и не избавился от хромоты. Но я никогда не слышала, чтобы он об этом сожалел.

– Давай ко мне. Минут через пятнадцать.

Я отключила мобильник. По спине пробежал холодок – я знала, что нужно делать, но думать об этом не могла. Боялась, что струшу. Не сказала бы, что поступаю хорошо, но ведь у меня не было выбора!

Положив розового бегемота на стол, я вернулась в спальню, вытащила старую коробку из-под обуви и, понимая, как трудно расставаться с любимой игрушкой, решила действовать вслепую: что первым рука нащупает, то и вытащу. Мои пальцы коснулись изношенной материи, и я тут же узнала Терри. Я достала его из коробки, отправив одинокого Бумера обратно в шкаф.

Сжимая Терри в объятиях, неторопливо отнесла на кухню. Не могла себе представить, что будет со мной, когда миссис Мего его съест. Я надеялась, что он ничего не почувствует, что Бумеру не будет одиноко. Когда‐то у Терри были ярко-черные глазенки-пуговки. Я смотрела на полинявшие фетровые круги, на остатки засохшего клея, раньше прочно державшего их на местах, потом обняла и расцеловала игрушку на прощание. И положила Терри на стол.

Я справлюсь, так надо.

Я вытащила шкатулку для шитья. Руки работали, а в голове мелькали тревожные мысли. Я делаю это не только ради Фарки! Взяв в руки ножницы, я вспорола игрушке живот. Может, Терри поможет Селме и хозяевам пластиковых солдатиков. Кто знает, сколько жертв на счету пожирательницы игрушек? Сколько ей лет и как долго живут такие ведьмы? Я раздвинула разноцветную набивку в животе Терри и вложила туда неинтересного мне бегемота, прикрыв мягкой ватой, вдела серую нитку в иголку и зашила игрушку. Терри заметно потолстел.

У меня было странное чувство, что это уже не Терри. Интересно, а если бы я вскрыла его и вытащила бегемота, стал бы он прежним Терри? Назад пути не было. Я нашла под раковиной коричневый бумажный пакет, бросила в него игрушку, зажав ее голову в руках и лаская свисающие уши.

– Прощай! – сказала я дрожащим голосом и заплакала.

В дверь позвонили.

Я взяла сумку и спустилась по лестнице. Фарки ждал на улице. Я открыла стеклянную дверь, потом подняла полотно рольставни. Вечерело. Осенний дождь прекратился. Мокрые улицы блестели, и последние ручейки, журча, стекали в канаву.

– Вот.

Я протянула Фарки пакет и сняла с вешалки ветровку.

– Ты со мной?

Я кивнула. Мы вышли во дворик за домом. Я села в машину и открыла дверцу.

– Сколько лет, сколько зим…

Фарки сел в машину и оглянулся.

– Ты, я и Селма на заднем сиденье, на том, которое «смотрит назад». Возвращаемся с «Норвескона».[6]6
  Региональный конвент научной фантастики, проходящий в штате Вашингтон, – ежегодный научно-фантастический конвент, впервые проведенный в 1978 г.


[Закрыть]

Я промолчала.

– Как же я любил этот слет! Каждый год твой дедушка дарил нам приглашения, как подарки на Рождество.

Я опять кивнула.

– Куда ехать?

После этого наш разговор превратился в инструктаж. Мы выехали из Уэджа и поехали через Хиллтоп. Дом пожирательницы игрушек находился на границе района Эдисон. Интересно, снимала ли она жилье или была полноправной его владелицей? Я увидела маленький серый домик с белой отделкой – ни лучше, ни хуже соседних. По мощеной дороге я въехала на стоянку и припарковалась за «Мерседесом». Выключила мотор и фары. Мы сидели в темноте. В одном из окошек горел свет, зашторенный желтый квадрат.

– Наверное, надо отнести ей пакет, – нерешительно сказал Фарки.

Я молча кивнула. Лучше не разговаривать, а то закричу, что я передумала, отдайте мне моего Терри. Верните мне собачку, которая столько лет охраняла меня от ночных кошмаров! Я коснулась пакета кончиком пальца. Терри покончит и с этим кошмаром. Я всегда знала, что никакие черные тучи не обидят меня, пока Терри в моих объятиях. Он примет последний бой. Мой маленький храбрец…

Миссис Мего, высокая женщина с угловатой фигурой, стояла на пороге дома, черный силуэт в залитом светом дверном проеме. Фарки открыл дверцу машины, и кабина осветилась. Она могла меня видеть! От этой мысли по спине пробежал холодок. Фарки захлопнул дверцу, свет погас, и я смотрела, не дыша, как он понес пакет с игрушкой.

Она не дождалась, шагнула к Фарки, требовательно протягивая руки. Он держал игрушку перед собой, слегка подавшись назад. Миссис Мего выхватила пакет и разорвала его. Бумага, зашуршав, упала, и старуха вцепилась в Терри. Я невольно вскрикнула, когда она поднесла игрушку к лицу. Она широко открыла рот и закусила Терри посередине туловища, постепенно вгрызаясь в него, обеими руками заталкивая в глотку голову и хвост. И жевала, жевала…

Вдруг она остановилась. Покачнулась. Я зажгла фары. Она задыхалась. Она рвала ногтями рот!

Я никогда не считала Фарки храбрецом. Я видела, как он старательно избегал драк в начальной школе, плакал, подвергаясь издевкам на первом курсе. А сколько раз он обманывал, чтобы выкрутиться из щекотливой ситуации, я и счет потеряла. Но он прыгнул на ведьму. Одной рукой он держал ее голову, другой заталкивал набивку и ткань ей в рот. Старуха упала навзничь на ступеньки, а он прижал ее грудь коленом и двумя руками вталкивал в нее игрушку.

Я вышла из машины и подошла поближе. Я никак не могла взять в толк, что происходит. Чем яростнее Фарки заталкивал ей в рот игрушку, тем меньше становилась миссис Мего. У нее укорачивались конечности и все тело, руки-палки висели безвольно, туловище на моих глазах превращалось в кожу и кости. Фарки тяжело дышал, запыхавшись от борьбы. Когда он остановился, в квадрате света от распахнутой двери мы увидели плоское, словно картонное тело в несоразмерной кукольной одежде с безобразной пластиковой головой, зеленоватой от света моих фар. Вдруг голова повернулась набок, и я узнала этот профиль! Фарки отшатнулся и, спотыкаясь, отошел.

Волшебный ящик пытался мне все объяснить, но у него не хватило сил. Блестящий красный башмачок. Рубиново-красный.

– Уходим, – сказала я.

– А как же…

– Оставь, кто‐нибудь да уберет. Нам здесь делать нечего.

Мы возвращались в магазин молча, радио и то не включали. Вышли из машины молча, я захлопнула дверь.

– Это был Терри? Твой любимый пес? – тихо произнес Фарки.

Я ушла от него, подняла полотно рольставни, отперла стеклянную дверь и вошла в дом. Потом закрыла за собою дверь и поднялась наверх, где Купер и постояльцы смотрели по телевизору канал Animal Planet. Я села рядышком, и такса тут же залезла ко мне на колени. Я ее приласкала. Интересно, изменилась ли я теперь, после гибели Терри? По крайней мере, я ничего не чувствовала. И решила, что ничего не изменилось.

Около полуночи я выключила телевизор. Все спали. Я оставила их в темноте и пошла на кухню. Открыв ноутбук, я кое‐что поискала. Ответ нашелся быстро. Мего. Игрушечных дел мастер. Автор серии кукол по мотивам «Волшебника страны Оз». И Злой волшебницы тоже.

Любил ли кто-то эту куклу, наделив ее жизнью? Или ненавидел?

Моя магия не дала мне ответа.

В пижаме мне было холодно, а когда я улеглась в постель, стало, казалось, еще холоднее. Лет десять прошло с тех пор, как я спала в обнимку с мягкой игрушкой. Скучаю ли я по какой‐нибудь игрушке? Что за глупости! Я закрыла глаза.

* * *

Неделю спустя я наведалась в «Дорогой кофе». Уж и не знаю, на что я надеялась. От Фарки не было ни слуху ни духу.

– Ну что ж, – сказала я себе. – Черт с ним. А чего ты хотела?

Правда, чего?

Выбрав такое время дня, когда в кафе нет особой запарки, я решительно шагнула в дверь кофейни и встретилась глазами с Селмой.

– Латте с ванилью, цельное молоко, двенадцать унций. Черничный маффин подогреть.