Текст книги "Скотный двор. Эссе"

– Не понимаю. Никогда бы не поверил, что на нашей ферме может случиться такое. Должно быть, в нас какой-то изъян. Я вижу только одно решение: больше работать. Отныне я буду вставать по утрам на час раньше.

И он удалился своей грузной поступью в сторону карьера. Там он наполнил две телеги камнями и привез их одну за другой к ветряной мельнице, прежде чем наступила ночь.

Животные жались к Кашке и молчали. С пригорка, на котором они лежали, открывался широкий вид. Они видели почти весь Скотный двор: длинный выгон, тянущийся до большой дороги, луг, рощу, пруд, вспаханные поля, где зеленели густые всходы пшеницы, и красные крыши фермерских строений с дымом, курившимся над трубами. Стоял погожий весенний вечер. Лучи заходящего солнца золотили траву и живые изгороди с надувшимися почками. Никогда еще ферма – и ведь это была их ферма, вся до последнего дюйма – не казалась животным такой желанной. Кашка глянула на склон холма, и глаза ее заволокло слезами. Она думала и не знала, как выразить словами, что они совсем не к этому стремились годы назад, когда отважились бросить вызов человеческому роду. В ту первую ночь, когда старый Мажор призвал их к Восстанию, они и помыслить не могли о подобной кровавой расправе. Если ей и рисовались картины будущего, то это было общество, в котором животные равны, не испытывают голода и принуждения, работают по своим способностям, а сильные защищают слабых, как сама она защищала отбившихся утят в амбаре, когда Мажор произносил свою речь. А вместо этого – она не понимала почему – они пришли к тому, что все боятся раскрыть рот, повсюду рыщут свирепые собаки, твои товарищи признаются в ужасных преступлениях, и их рвут на куски у тебя на глазах. Она не помышляла о восстании или неповиновении. Она понимала, что даже сейчас им живется лучше, чем при Джонсе, и что самое важное – не дать вернуться людям. Что бы ни случилось, она останется верна общему делу, будет упорно трудиться, выполнять приказы и идти за Наполеоном. И все же не к этому животные стремились, не ради этого рвали жилы. Не ради этого строили мельницу и шли под пули Джонса. Такие мысли одолевали Кашку, хоть она и не могла выразить их в словах.

Наконец, отчаявшись найти нужные выражения, она решила излить душу в песне и затянула «Зверей Англии». Другие животные подхватили песню и пропели ее три раза – очень слаженно, но так протяжно и печально, как никогда еще не пели.

Едва они завершили песню в третий раз, как к ним приблизился Визгун с двумя собаками, и вид его намекал, что у него серьезный разговор.

Он объявил, что особым указом товарища Наполеона «Звери Англии» упраздняются. Отныне петь это запрещено.

Животные оторопели.

– Почему? – воскликнула Мюриел.

– В ней больше нет нужды, – сказал Визгун строго. – «Звери Англии» были песней Восстания. Но Восстание уже свершилось. Последним его актом стала сегодняшняя казнь предателей. Враг, как внешний, так и внутренний, побежден. В «Зверях Англии» мы выражали нашу мечту о лучшем грядущем обществе. Но теперь такое общество построено. Очевидно, эта песня устарела.

Как бы ни были животные напуганы, наверняка кто-то из них выразил бы недовольство, но тут овцы заблеяли свое «четыре ноги – хорошо, две – плохо» и не смолкали несколько минут, тем самым решив исход разговора.

Вот так «Звери Англии» канули в Лету. Вместо нее поэт Мизинец сочинил другую песню, которая начиналась словами:

Мой Скотный двор, Мой Скотный двор, Тот, кто вредит тебе, снищет позор!

И ее пели каждое воскресенье по утрам после поднятия флага. Но почему-то ни слова, ни мотив этой песни не вызывали у животных такого подъема чувств, как «Звери Англии».

Глава 8

Через несколько дней, когда животные отошли от ужаса, вызванного казнями, кто-то вспомнил – или вроде как вспомнил, – что Шестая Заповедь гласит: «Животное да не убьет другое животное». И пусть никто не говорил об этом при свиньях и собаках, все чувствовали, что недавние убийства никак с заповедью не вяжутся. Кашка попросила Бенджамина прочитать ей Шестую Заповедь, но Бенджамин, как обычно, сказал, что не хочет ввязываться в такие дела, и тогда она обратилась к Мюриел. Вот что гласила Заповедь, прочитанная Мюриел: «Животное да не убьет другое животное без причины». Каким-то образом последние два слова выветрились из памяти животных. Но они убедились, что Заповедь не нарушали; в самом деле, для убийства изменников, вступивших в сговор со Снежком, причина была еще какая.

Весь год животные трудились даже больше, чем в предыдущий. Стоило огромных усилий заново отстроить ветряную мельницу со стенами вдвое толще прежних и закончить все к намеченному сроку, не считая обычной работы по хозяйству. Животным временами казалось, что они работают больше часов в день, чем при Джонсе, и питаются не лучше. По воскресеньям утром Визгун зачитывал им длинный свиток, прижав его копытом, где в цифрах доказывалось, что производство всех видов кормов возросло на двести, триста, пятьсот процентов. Животные не видели причин не верить ему, особенно учитывая, что они уже не очень ясно помнили, какой была жизнь до Восстания. Но бывали дни, когда им хотелось, чтобы их кормили чем-то посущественнее цифр.

Все приказы теперь объявлял Визгун или еще кто-нибудь из подсвинков. Наполеон появлялся на публике не чаще пары раз в месяц. При этом его сопровождала не только собачья свита, но и черный петух, который шагал перед ним на манер глашатая и предварял его речь зычным «кукареку». Поговаривали, что даже в хозяйском доме Наполеон живет отдельно от остальных. Питался он тоже отдельно – ему прислуживали две собаки – и ел с фарфорового сервиза, который при Джонсе стоял в серванте в гостиной. Также объявили, что день рождения Наполеона причислен к памятным датам наравне с годовщинами Восстания и Битвы при коровнике, и его также полагается отмечать ружейным залпом.

Наполеона теперь называли не просто по имени, а только официально: «наш Вождь, товарищ Наполеон», и свиньям нравилось одаривать его такими титулами, как Отец животных всего мира, Гроза рода человеческого, Мудрый пастырь, Лучший друг утят и т. п. Визгун не мог сдержать слез, превознося в своих речах мудрость Наполеона, его добросердечие и глубокую любовь ко всем животным, даже – и в особенности – к животным угнетенным, продолжавшим жить в невежестве и рабстве на других фермах. Стало обычным делом приписывать Наполеону любое достижение и удачу. Часто можно было слышать, как курица говорит товарке: «Под руководством нашего Вождя, товарища Наполеона, я сумела снести пять яиц за шесть дней»; или как пара коров на водопое хвалят вкусную воду, приговаривая: «До чего же превосходная вода, спасибо руководству товарища Наполеона!» Чувства жителей Скотного двора к своему Вождю были выражены в стихотворении Мизинца, озаглавленном «Товарищ Наполеон»:

 
Ты, друг безотчих!
Ты, источник отрады!
Владыка ведра помоев!
Как душа моя рада
И горит огнем, когда твои очи,
Властны, покоя полны,
Мне светят солнцем средь тьмы,
Товарищ Наполеон!
Ты, дарователь блага,
Что милей всего твоим чадам —
Дважды в день их брюхо набито,
Есть солома, чтоб спать на ней сыто,
Каждой твари, мелкой, большой ли,
Мирный сон в своем стойле,
Пока бдит над ними он,
Товарищ Наполеон!
Вот мой первенец, что мне дорог,
Хоть он еще мал, и не боров,
Лишь со скалку или бутыль,
Но его идеал – это ты,
Его жизнь и судьба – твои,
И звучит его первый визг:
«Товарищ Наполеон».
 

Наполеон стихотворение одобрил и повелел записать его на другом торце амбара подобно Семи Заповедям. Над стихотворением Визгун изобразил белой краской портрет Наполеона в профиль.

Тем временем при посредстве мистера Клянчера Наполеон вступил в запутанные переговоры с Фредериком и Пилкингтоном. Бревна все еще ждали покупателя. Из них двоих Фредерик проявлял больше нетерпения, но не давал подобающей стоимости. В то же время опять пошли слухи, что Фредерик со своими людьми думает напасть на Скотный двор и разрушить мельницу, вызывавшую в нем дикую зависть. Про Снежка поговаривали, что он все так же скрывается в Пинчфилде. В разгар лета животных взбудоражило известие, что три курицы добровольно признались в заговоре под влиянием Снежка с целью убить Наполеона. Их тут же казнили и предприняли новые меры для охраны Вождя. Отрядили четырех собак сторожить по ночам его кровать – по одной на каждом углу – и назначили подсвинка по имени Синяк пробовать всю еду Наполеона, чтобы убедиться, что она не отравлена.

Примерно в то же время объявили, что Наполеон распорядился продать бревна мистеру Пилкингтону; кроме того, он собирался заключить договор на обмен некоторыми товарами между Скотным двором и Фоксвудом. Отношения между Наполеоном и Пилкингтоном, хотя осуществлялись они только через Клянчера, стали почти дружескими. Животные не доверяли Пилкингтону, как и всякому человеку, но он не вызывал у них такой неприязни, как Фредерик, которого они боялись и ненавидели. Чем ближе дело шло к осени и завершению строительства мельницы, тем упорней делались слухи о грозящем Скотному двору вероломном нападении. Говорили, что Фредерик вознамерился пойти на них с двадцатью людьми, и у каждого – ружье в руках. Якобы он уже подкупил магистрат и полицию, так что завладей он купчей на Скотный двор, никто не сказал бы ему и слова поперек. Кроме того, из Пинчфилда долетали ужасные истории, как Фредерик измывается над своей скотиной. Он забил до смерти старую клячу, морил голодом коров, заживо сжег собаку в печи, а по вечерам забавы ради стравливал петухов, привязав им к шпорам обломки лезвий. Кровь животных вскипала от ярости, когда они слышали, что творилось с их товарищами, и иногда они рвались всем скопом напасть на Пинчфилд, чтобы прогнать людей и освободить животных. Но Визгун советовал набраться терпения и довериться чутью товарища Наполеона.

Так или иначе, все гневались на Фредерика. Однажды воскресным утром в амбар вошел Наполеон и объяснил, что он никогда и думать не думал продавать бревна Фредерику; он сказал, что считает ниже своего достоинства вести дела с подобными мерзавцами. Голубям, которых все еще посылали возвещать Восстание, запретили приземляться в Фоксвуде, а лозунг «Смерть человечеству» сменили на «Смерть Фредерику». На исходе лета вскрылось очередное злодеяние Снежка. В пшенице выросло полно сорняков, и выяснилось, что это Снежок наведывался на ферму по ночам и подмешивал к хорошим зернам сорные семена. Молодой гусак, вовлеченный в этот заговор, признал вину перед Визгуном и тут же покончил с собой, проглотив ядовитые ягоды паслена. Также животным сообщили, что Снежок никогда – хотя многие так считали – не награждался медалью «Скот-Герой I степени».

Это был не более чем слух, который распустил сам Снежок вскоре после Битвы при коровнике. Его не только не наградили, но и отчитали за проявленную в бою трусость. И снова некоторые животные пришли в замешательство, но Визгун поспешил заверить их, что память – штука ненадежная.

Осенью ценой грандиозных, изнурительных трудов – ведь уборку урожая никто не отменял – мельница была построена. Оставалось еще установить оборудование, и Клянчер вел переговоры о его покупке, но само здание было готово. Вопреки всем трудностям, несмотря на отсутствие опыта, примитивные инструменты, суровую зиму и коварство Снежка, работа завершилась в срок – день в день! Измотанные, но гордые животные водили хороводы вокруг чудесного плода своих трудов, казавшегося им даже прекрасней первой мельницы. Тем более что и стены теперь были в два раза толще. Ничто кроме взрывчатки не сможет их обрушить! Когда же они думали, каких трудов им это стоило, какие сложности они преодолели и какие колоссальные перемены наступят в их жизни, как только замашут крылья мельницы и заработают генераторы – когда они представляли все это, усталость отступала, и они пускались в пляс вокруг мельницы с криками ликования. Сам Наполеон в сопровождении собак и петуха осмотрел готовое здание; он лично поздравил животных с их достижением и объявил, что присваивает мельнице свое имя.

Через два дня животных созвали на внеочередную сходку в амбар. Повергнув всех в шок, Наполеон объявил, что продал бревна Фредерику. Завтра приедут его фургоны и начнут перевозку. Все это время, пока Наполеон для отвода глаз дружил с Пилкингтоном, он вел тайные переговоры с Фредериком.

Все отношения с Фоксвудом прекратились; Пилкингтону послали оскорбительную ноту. Голубям велели избегать ферму Пинчфилд и поменять лозунг «Смерть Фредерику» на «Смерть Пилкингтону». Кроме того, Наполеон заверил животных, что слухи о скором нападении на Скотный двор совершенно ложны, а россказни о жестокости Фредерика к своим животным сильно раздуты. Все эти сплетни, по всей вероятности, распространял Снежок со своими агентами. Теперь выходило, что Снежок скрывается вовсе не в Пинчфилде, даже никогда там не бывал; он жил – и притом, как поговаривали, припеваючи – в Фоксвуде, поскольку давно уже продался Пилкингтону.

Свиньи визжали от восторга, превознося чутье Наполеона. Задружившись для вида с Пилкингтоном, он вынудил Фредерика дать за бревна на двенадцать фунтов больше. Но непревзойденная прозорливость Наполеона, по словам Визгуна, заключалась в том, что он не доверял никому, даже Фредерику. Фредерик хотел расплатиться за бревна чеком, который представлял собой обычную бумажку с обещанием выплатить указанную сумму. Но Наполеон был не промах. Он потребовал оплату настоящими пятифунтовыми банкнотами, причем не после доставки бревен, а до нее. И Фредерик уже заплатил, так что на эти деньги они смогут купить оборудование для мельницы.

Между тем бревна спешно увозили. Когда исчезло последнее, животных снова созвали в амбар на внеочередное собрание, дабы полюбоваться на банкноты Фредерика. Нацепив две медали и блаженно улыбаясь, Наполеон возлежал на застеленном соломой помосте, а рядом на фарфоровом блюде из хозяйского дома высилась аккуратная пачка денег. Животные медленно тянулись гуськом мимо помоста и смотрели во все глаза. А Боец опустил морду и понюхал банкноты, зашуршавшие от его дыхания.

Три дня спустя случился жуткий переполох. Бледный как смерть Клянчер примчался на велосипеде, бросил его во дворе и побежал в хозяйский дом. Через минуту из комнаты Наполеона раздался сдавленный рев ярости. Новость разлетелась по ферме точно лесной пожар. Банкноты оказались фальшивкой! Фредерик получил бревна задаром!

Наполеон тут же созвал животных и страшным голосом вынес Фредерику смертный приговор. Когда его поймают, сказал он, его сварят заживо. И сразу предупредил животных, что после такого вероломства надо готовиться к худшему. В любой миг Фредерик со своими людьми может устроить давно задуманное нападение. На всех подходах к ферме расставили часовых. Кроме того, отправили четырех голубей с миролюбивым посланием в Фоксвуд, надеясь тем самым восстановить добрые отношения с Пилкингтоном.

Следующим утром на Скотный двор напали. Животные завтракали, когда примчались дозорные и доложили, что Фредерик с соратниками уже вошел в бревенчатые ворота. Животные храбро бросились навстречу врагу, но на этот раз победа досталась им не так легко, как в Битве при коровнике. На них шли пятнадцать человек, почти каждый второй с ружьем. Приблизившись ярдов на пятьдесят, они открыли огонь. Животные не выдержали ужасного грохота и жгучего града дроби и быстро отступили, как ни подбадривали их Наполеон и Боец. Некоторые были ранены. Попрятавшись по надворным постройкам, они осторожно выглядывали сквозь щели и дыры в досках. Все пастбище, а с ним и мельница, оказалось в руках врага. Даже Наполеон, похоже, растерялся. Он молча ходил взад-вперед, подергивая напряженным хвостом и тоскливо посматривая в сторону Фоксвуда. Если бы Пилкингтон со своими людьми пришли им на помощь, они могли бы отбиться. Но тут прилетели четыре голубя с ответной запиской от Пилкингтона. В ней карандашом было накарябано: «Так вам и надо».

Тем временем Фредерик со своими людьми подошли к мельнице. Животные, наблюдавшие за ними, возмущенно заголосили. Два человека достали лом и кувалду. Они собирались снести мельницу.

– Невозможно! – выкрикнул Наполеон. – Мы построили стены слишком толстые, чтобы их сломать. Им не снести ее и за неделю. Мужайтесь, товарищи!

Но Бенджамин не сводил глаз с людей. Двое с кувалдой и ломом пробивали дыру у основания мельницы. Бенджамин медленно и с легкой усмешкой покачивал своей длинной мордой.

– Так я и думал, – сказал он. – Не видите, что они делают? Сейчас насыпят туда пороху.

Животные ждали, охваченные ужасом. Теперь они тем более не смели высунуть носа из укрытий. Через несколько минут люди бросились врассыпную от мельницы. Затем раздался оглушительный грохот. Голуби вспорхнули в воздух, и все животные кроме Наполеона распластались на брюхе, укрыв морды. Когда они встали на ноги, на месте мельницы висело большущее облако черного дыма. Ветер медленно унес его. Мельницы больше не было!

При виде этого мужество вернулось к животным. Гнев на такое гнусное злодеяние пересилил страх и отчаяние, которые владели ими минуту назад. Они издали яростный клич и, не дожидаясь приказа, бросились все, как один, на врага. На этот раз они не чувствовали жгучей дроби, градом осыпавшей их. Это был бой не на жизнь, а на смерть. Люди без конца палили из ружей, а когда животные приблизились, начали лупить их палками и подкованными сапогами. Почти все животные получили ранения, а корова, три овцы и два гуся были убиты наповал. Даже Наполеону, который отдавал команды с тыла, срезало дробью кончик хвоста. Но и людям досталось. Троим Боец проломил череп копытами, четвертому корова вспорола рогом живот, а еще с одного Джесси с Ромашкой едва не стащили штаны, порванные на лоскуты. Когда же девять собак из личной охраны Наполеона, которым он приказал обойти людей с фланга за изгородью, бросились на них со свирепым лаем, людей охватила паника. Они поняли, что рискуют попасть в окружение. Фредерик прокричал им уносить ноги, пока не поздно, и в следующий миг трусливый враг обратился в бегство. Животные гнали людей до края поля и успели раз-другой наподдать им, пока те продирались через терновую изгородь.

Животные победили, но истекали кровью и еле держались на ногах. Они медленно побрели назад на ферму. При виде разбросанных по полю мертвых товарищей у них ручьем лились слезы. Ненадолго они задержались в скорбном молчании рядом с тем местом, где стояла мельница. Да, ее больше не было – от их трудов почти ничего не осталось! Даже фундамент разворотило. В прошлый раз, когда они отстраивали мельницу, животные могли использовать те же камни, но теперь и они исчезли. Их разбросало взрывом на сотни ярдов. Словно бы мельницы никогда не существовало.

На подходе к ферме к ним подскочил Визгун, который почему-то не участвовал в бою; он весь сиял и вертел хвостиком. И животные услышали со стороны подворья размеренную пальбу из ружья.

– В честь чего палят? – спросил Боец.

– В честь нашей победы! – воскликнул Визгун.

– Какой победы? – удивился Боец.

Колени у него были содраны до крови, он лишился подковы и расколол копыто, а в задней ноге засел заряд дроби.

– Какой победы, товарищ? Разве мы не прогнали врага с нашей земли – священной земли Скотного двора?

– Но они уничтожили мельницу. А мы два года над ней трудились!

– Ну и что? Построим еще. Захотим, так возведем хоть шесть мельниц. Ты не ценишь, товарищ, какое большое дело мы сделали. Враг оккупировал эту самую землю, на которой мы стоим. Но мы, спасибо руководству товарища Наполеона, отвоевали каждый ее дюйм!

– Значит, мы отвоевали то, что и так было нашим, – сказал Боец.

– Это наша победа, – подытожил Визгун.

Они доковыляли до двора. Дробины, засевшие в ноге Бойца, причиняли жгучую боль. Он подумал, какой тяжкий труд ему предстоит на строительстве новой мельницы, мысленно примеряясь к нему. И впервые осознал, что ему уже одиннадцать лет, и его могучие мускулы, возможно, не те, что прежде.

Но при виде реющего зеленого флага под грохот новых выстрелов – всего дали семь залпов – и с Наполеоном, который произнес речь со словами благодарности за проявленную храбрость, животные почувствовали, что они и вправду одержали великую победу. Павших в бою погребли с почестями. Боец и Кашка везли телегу, переделанную в дроги, а во главе процессии шел лично Наполеон. Целых два дня животные праздновали. Песни чередовались с речами и залпами, каждому животному даровали по яблоку, каждой птице – по две унции[8]8
  2 унции = 56,7 грамма.


[Закрыть] зерна, а собакам – по три галеты. Было объявлено, что битва получит название Битвы при мельнице, и Наполеон учредил новый знак отличия, «Орден зеленого знамени», которым наградил себя. Во всеобщем ликовании никто уже не вспоминал про неудачу с банкнотами.

Несколько дней спустя свиньи наткнулись на ящик с виски в подвале хозяйского дома. При заселении они не обратили на него внимания. Тем вечером из дома слышалось громкое пение, в котором ко всеобщему удивлению различались обрывки «Зверей Англии». Около половины десятого Наполеон вышел с черного хода в шляпе-котелке мистера Джонса, обежал кругом двор и снова скрылся за дверью. Поутру дом был тих, как никогда. Свиньи не показывались. Только ближе к девяти из дома вышел Визгун, с трудом переставляя ноги, – вид у него был понурый, глаза мутные, хвост обвис – очевидно, он серьезно занемог. Он созвал животных и сказал, что должен сообщить им ужасное известие. Товарищ Наполеон был при смерти!

Животные горестно заголосили. У дверей хозяйского дома постелили солому, все ходили на цыпочках. Со слезами на глазах животные спрашивали друг друга, что же делать, если не станет Вождя. Пошел слух, что Снежок ухитрился-таки отравить Наполеона. В одиннадцать часов Визгун сделал новое заявление. Товарищ Наполеон издал торжественный указ – свое завещание животным: распитие спиртного должно караться смертью.

К вечеру, однако, Наполеону, по всей видимости, полегчало, а следующим утром Визгун смог сообщить, что тот идет на поправку. Вечером того дня Наполеон вернулся к работе, а еще через сутки стало известно, что он поручил Клянчеру купить в Уиллингдоне пособия по пивоваренному и винокуренному делу. Неделю спустя Наполеон приказал распахать загончик за садом, который ранее намеревался отвести под пастбище для ушедших на покой животных. Им объяснили, что пастбище вытоптано и нужен пересев; но вскоре выяснилось, что Наполеон решил засеять его ячменем.

Примерно в то же время произошел странный случай, озадачивший животных. Около полуночи во дворе раздался грохот, и все выскочили из хлева. В свете полной луны они увидели под торцевой стеной амбара, где были написаны Семь Заповедей, разломившуюся надвое стремянку. Рядом без сознания растянулся Визгун, там же валялись фонарь, кисть и разлитая банка белой краски. Визгуна поспешно окружили собаки и, едва он очухался, проводили в хозяйский дом. Всем животным было невдомек, что это значит, только старый Бенджамин покачал головой с понимающим видом, но ничего не сказал.

А через несколько дней, когда Мюриел перечитывала Семь Заповедей, она заметила новую деталь, выветрившуюся из памяти животных. Они-то думали, что Пятая Заповедь гласит: «Животное да не пьет спиртного», но там были еще два слова, которых они не помнили. Заповедь гласила: «Животное да не пьет спиртного сверх меры».