Текст книги "Молли Мун и волшебная книга гипноза"

Джорджия Бинг
Молли Мун и волшебная книга гипноза

© Е. Токарева, перевод, 2014

© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2014

Издательство АЗБУКА®

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

С любовью посвящается Марку, который вдохновлял меня, поддерживал и иногда смешил.

Глава первая

Молли Мун грустно рассматривала свои розовые пятнистые лодыжки. Ноги стали крапчатыми, как колбасный фарш. И вода в ванне не виновата в этом. Они всегда были такими – бледными, тощими, с торчащими острыми коленками. Можно помечтать, что когда-нибудь эти ноги станут самыми красивыми на свете. Ведь превратился же гадкий утенок в прекрасного лебедя. Хотя надежды мало…

Девочка откинулась на бортик ванны. Уши и кудрявые каштановые волосы погрузились в воду. На желтом, засиженном мухами потолке блеклой полоской мерцала лампа дневного света. В углу расползлась влажная клякса, обрамленная бахромой облупившейся краски. На пятне росла какая-то гадкая плесень. Вода налилась в уши, и все звуки теперь доносились будто сквозь густой туман. Мир уплыл далеко-далеко.

Молли закрыла глаза. Обшарпанная ванная комната ветхого Хардвикского приюта исчезла. Девочка представила, что взлетает в воздух, будто птица. С высоты видит серую шиферную крышу в окружении заросшего ежевикой сада. Потом взмывает все выше и выше. Пологий склон холма, на котором стоит деревня Хардвик, раскидывается под ней, как крупномасштабная карта. Еще выше, пока убогое здание Хардвикского приюта не становится совсем крошечным! Все вверх и вверх! Вот уже весь город Брайерсвилль расстилается как на ладони. Еще выше! Вот разбегаются вдаль окрестные поля и леса. На горизонте показалось побережье, доносится плеск волн. Мысли девочки взлетели выше облаков. И вот Молли уже в космосе и оттуда смотрит на далекую Землю. Там она будет парить долго-долго.

Молли любила представлять, что улетела с Земли. Это был ее способ отдыхать. И нередко, когда ей удавалось расслабиться, ее охватывало какое-то особенное чувство. Вот и сегодня на девочку нахлынуло это странное ощущение. Будто с ней вот-вот должно случиться что-то загадочное, удивительное.

Когда такое чувство посетило Молли в прошлый раз, она нашла на тротуаре пакетик конфет. А в позапрошлый раз ей удалось вечером смотреть телевизор целых два часа вместо одного. И ей ничего за это не было!

И какой же приятный сюрприз ждет ее сегодня? Она открыла глаза и снова очутилась в ванне. Вгляделась в свое лицо, вкривь и вкось отраженное нижней стороной хромированного крана. О боже! Неужели она такая уродливая?! Этот розоватый комок теста – ее лицо?! И эта картошка – ее нос?! А эти маленькие зеленые блестки – глаза?!

Снизу донесся громкий стук. Будто молотком колотили по дереву. Странно. Вроде бы ничего не ремонтируют… И вдруг Молли поняла, что молоток тут ни при чем! Кто-то долбил в закрытую дверь ванной! Плохо дело. Девочка вскочила и здорово стукнулась головой о водопроводную трубу. Грохот становился все громче. К нему добавились разъяренные вопли:

– Молли Мун, а ну открывай дверь! Сейчас же! А не то я ее сама открою своим универсальным ключом!

Девочка услышала, как звякают ключи в связке. Она посмотрела в ванну и ахнула. Вода стояла намного выше, чем дозволялось правилами! Молли пулей выскочила из ванны. Вытащив сливную пробку, она потянулась за полотенцем.

Еле успела! Дверь распахнулась. Мисс Гадкинс влетела в комнату и метнулась к ванне. Вода с бульканьем утекала в дырку. Обнаружив это, директриса кровожадно наморщила облупленный нос. Закатав рукав кримпленового платья, она сунула пробку на место.

– Так я и думала, – прошипела она. – Преднамеренное нарушение правил приюта!

Мисс Гадкинс злобно сверкнула глазами, достала из кармана рулетку и вытянула из коробочки длинную металлическую ленту. Причмокивая болтающейся во рту вставной челюстью, она измерила, насколько высоко стоит вода. Ее подозрения подтвердились! Уровень воды намного превышал красную линию, нарисованную вдоль бортика.

Из щели между оконными створками тянуло ледяным сквозняком. От холода Молли стучала зубами. Несмотря на это, у девочки вспотели ладони. Они всегда потели у нее от волнения и страха.

Мисс Гадкинс стряхнула рулетку и вытерла ее о рубашку Молли. Со звонким щелчком лента втянулась в коробочку. Молли собрала все силы и взглянула в лицо директрисе. Из-за коротко стриженных седых волос и обильной растительности на костлявом лице та больше напоминала мистера, чем мисс.

– Ты наполнила ванну на тридцать сантиметров, – прошипела мисс Гадкинс. – К этому нужно добавить воду, утекшую в канализацию, пока я стучалась в дверь. Итого, высота воды в ванне была целых сорок сантиметров! Правила, как тебе хорошо известно, дозволяют наполнять ванну только на десять сантиметров. Ты превысила разрешенный уровень в четыре раза. Значит, использовала воду, предназначенную для четырех купаний. Следовательно, Молли Мун, тебе запрещается принимать ванну еще три недели! А в наказание… – Мисс Гадкинс схватила зубную щетку Молли.

У девочки душа ушла в пятки: она поняла, что старуха применит свой любимый воспитательный прием.

Мисс Гадкинс оглядела Молли тусклыми черными глазками. Лицо старой женщины вдруг перекосилось: она языком сняла вставную челюсть, покрутила во рту и поставила на место.

– На этой неделе будешь отвечать за туалеты. – Директриса ткнула в Молли зубной щеткой. – Унитазы должны сверкать белизной. А чистить ты их будешь вот этим. И не смей брать обычную туалетную щетку! Я буду за тобой присматривать.

Мисс Гадкинс в последний раз удовлетворенно причмокнула вставной челюстью и вышла. Девочка без сил присела на край ванны. Значит, то предчувствие, что посетило ее сегодня, на самом деле было не к добру. Молли с отвращением взглянула на облезлую зубную щетку. Она надеялась, что Рокки поделится с ней своей. Рокки был ее единственным другом.

В задумчивости она накручивала на палец нитку, вылезшую из застиранного, потертого полотенца. До чего же здорово, наверное, завернуться в мягкий, пушистый, белый халат. Такой, о каком поют в рекламе по телевизору:

 
Мягкость – удивительная!
Нежность – восхитительная!
«Облако девятый номер» —
Самый лучший порошок!
 

Молли любила рекламу. Яркие короткометражки показывали, какой радостной и уютной бывает жизнь. Буквально уводили ее в свой сверкающий мир. Многие ролики были дурацкими. Но у девочки завелось несколько любимых, совсем не глупых. Их персонажей она считала своими друзьями. Они всегда радовались, когда Молли мысленно приходила к ним в гости.

 
Роскошь, мягкость, наслажденье.
Не порошок, а загляденье!
 

Задребезжал звонок, созывающий на вечернее собрание.

Молли нехотя стряхнула грезы о белом банном халате и поморщилась. Опять опоздала. Как всегда! Везде она приходит не вовремя! Все шишки валятся ей на голову. Ее даже прозвали Бедствие Ходячее, или просто Бедища. Она такая неуклюжая и вечно на что-нибудь натыкается. Были у девочки и другие прозвища. Например, Бубнила: ребята говорили, будто ее монотонный голос навевает на них дремоту. А еще Лупоглазая, из-за ее близко посаженных, чуть-чуть навыкате темно-зеленых глаз. Только Рокки да кое-кто из сирот помладше звали ее просто по имени – Молли.

– Молли! Молли!

По коридору сломя голову мчались дети. За их спинами Молли разглядела темно-коричневое лицо Рокки. Он махнул ей, поторапливая. Молли схватила зубную щетку и побежала в спальню. Вместе с ней жили еще две девочки – Гизела и Синтия.

В коридоре Молли столкнулась с Роджером Фиббином и Гордоном Бойлзом. Они грубо оттолкнули девочку.

– Беда, прочь с дороги!

– Отвали, Лупоглазая!

– Молли, скорее! – крикнул Рокки, засовывая ноги в шлепанцы. – Нельзя опять опаздывать!

А то у Гадкинс истерика начнется… И она подавится своей вставной челюстью! – весело добавил он и широко улыбнулся подруге.

Рокки всегда умел подбодрить. Он так хорошо ее знал!

А начиналось это так.

И Молли, и Рокки попали в Хардвикский приют десять лет назад. Белая девчушка и черный мальчуган.

Молли мисс Гадкинс нашла в картонной коробке на крыльце приюта. Рокки обнаружили в коляске на автостоянке позади Брайерсвилльского полицейского участка. Могли бы и вовсе не найти, но он вопил во всю мочь.

Старуха Гадкинс не любила младенцев. Эти крикливые, мокрые, вонючие существа вызывали у нее отвращение. А уж о том, чтобы менять им пеленки, не могло быть и речи. Для ухода за Молли и Рокки она наняла миссис Тринкелбери. Тихая вдова и раньше помогала выхаживать младенцев-подкидышей.

Миссис Тринкелбери всегда давала младенцам имена по той одежде или предметам, в которых их нашли. Например, Мозес Корзинс лежал в плетеной корзинке, а Лента Атлас была одета в распашонку с атласными лентами. Поэтому Молли и Рокки тоже получили экзотические имена.

Фамилию Мун Молли получила благодаря надписи «Шоколадный зефир, фабрика Муна». Строчка была напечатана розовыми и зелеными буквами на стенках картонной колыбельки. Внутри коробки миссис Тринкелбери нашла леденцовую палочку «Лолли» и дала девочке имя Лолли Мун. Однако мисс Гадкинс отвергла имя Лолли, и малышку стали звать Молли. Молли Мун.

Имя Рокки пошло от красной коляски, в которой его нашли. На откидном верхе коляски было написано: «Пурпурный рокер Скарлет».

Рокки был хорошо сложен. Крепкий, что камень, и на редкость спокойный. Безмятежность его происходила от мечтательности. Однако она была совсем иного рода, чем у Молли. Та словно спала на ходу, пытаясь в грезах укрыться от мрачной действительности. А Рокки будто бы размышлял над удивительным миром, который простирается вокруг. Даже в младенчестве он нередко лежал в своей колыбельке, словно задумавшись, и тихонько что-то мурлыкал.

У малыша было симпатичное лицо и низкий хрипловатый голос. Миссис Тринкелбери говорила, что когда-нибудь он станет рок-звездой и будет петь песни о любви, которые так нравятся дамам. Потому она дала ему имя Рокки Скарлет. И оно очень ему подходило.

Миссис Тринкелбери не блистала умом, но сердце у нее жалостливое. Маленьким Молли и Рокки повезло, что их вынянчила добрая старушка. Если бы они с младенчества попали к злющей мисс Гадкинс, то решили бы, что весь мир такой же плохой, как она. И сами могли вырасти плохими.

У миссис Тринкелбери они научились доброте. Она качала их на толстой коленке. Они засыпали под ее тихое пение. По ночам, если дети спрашивали, почему их подкинули под чужую дверь, она отвечала, что они стали сиротами, потому что злой кукушонок вытолкнул их из гнездышка. А потом пела им колыбельную. Вот такую:

 
Простите, ребятки, того кукушонка,
Что вытолкнул вас из гнезда.
Его мама-кукушка учила с пеленок
Толкаться везде и всегда.
 

Иногда Молли и Рокки сердились на своих неведомых родителей за то, что те их бросили. Тогда песня доброй старушки успокаивала детей.

Но миссис Тринкелбери недолго жила в приюте. Как только Молли и Рокки выросли из пеленок, ее отослали прочь. Теперь она заходила раз в неделю, чтобы прибраться и постирать. Молли и Рокки мечтали, что в приют попадут еще младенцы-подкидыши. Тогда миссис Тринкелбери вернулась бы. Но этого никак не случалось. Бывало, поступали малыши, но они уже умели ходить и говорить. Мисс Гадкинс назначала Молли и Рокки к ним в няньки. Самой маленькой девочке, Руби, уже исполнилось пять лет, и она давным-давно не нуждалась в пеленках, даже по ночам.

Близился вечер.

Молли услышала далекий приглушенный скрежет – это часы в комнате мисс Гадкинс пробили шесть.

– Опять опоздали! – охнула Молли, сдергивая халат с крючка за дверью.

– Будет теперь орать как ненормальная, – подхватил Рокки, и друзья помчались по коридору.

На бегу друзья привычно огибали все препятствия. Они проделывали этот путь уже тысячи раз. Свернули за угол, скользя по вытертому линолеуму, и через три ступеньки поскакали вниз по лестнице. Затаив дыхание, на цыпочках прокрались по квадратным каменным плиткам вестибюля мимо комнаты с телевизором. Наконец бесшумно скользнули в дубовую дверь общего зала.

Вдоль обшитых деревянными панелями стен стояли навытяжку девять детей. Четверым из них еще не было семи лет.

Молли и Рокки пристроились в конец шеренги, рядом с пятилетними Руби и Джинкс. Они надеялись, что мисс Гадкинс еще не добралась до их имен в списке. Молли скользнула взглядом по хмурым лицам ребят постарше. Самая противная девчонка в приюте, Гизела Хеккерсли, мстительно прищурила глаза, а Гордон Бойлз провел ребром ладони по горлу, будто ножом.

– Руби Эйбл! – зачитала мисс Гадкинс.

– Я, мисс Гадкинс, – пропищала маленькая Руби из-за плеча Молли.

– Гордон Бойлз!

– Здесь, мисс Гадкинс, – отозвался Гордон и скорчил Молли рожу.

– Джинкс Эймс!

Руби ткнула Джинкса в бок.

– Здесь, мисс Гадкинс, – откликнулся тот.

– Роджер Фиббин!

– Здесь, мисс Гадкинс, – буркнул высокий тощий мальчишка, стоявший рядом с Гордоном, и злобно взглянул на Молли.

– Гизела Хеккерсли!

– Здесь, мисс Гадкинс.

Молли вздохнула с облегчением. Ее имя было следующим.

– Джерри Оукли!

– Здесь, мисс Гадкинс, – откликнулся семилетний Джерри и сунул руку в карман, из которого рвалась на свободу маленькая ручная мышка.

– Синтия Редмон!

– Здесь, мисс Гадкинс, – ответила Синтия и подмигнула Молли.

Молли не на шутку встревожилась – когда же назовут ее имя?!

– Крейг Редмон!

– Здесь, мисс Гадкинс, – проворчал брат-близнец Синтии.

Мисс Гадкинс, похоже, забыла про Молли…

– Джемма Пейтел!

– Здесь, мисс Гадкинс.

– Рокки Скарлет!

– Здесь, – отозвался запыхавшийся Рокки.

Мисс Гадкинс захлопнула журнал.

– Как обычно, Молли Мун сегодня не пришла.

– Я здесь, мисс Гадкинс.

Молли не верила своим ушам. Значит, директриса нарочно назвала ее имя в самом начале, чтобы подловить на опоздании!

– Сейчас уже не считается, – возразила мисс Гадкинс, кривя губы. – Сегодня вечером будешь мыть посуду! Эдна будет рада уйти пораньше.

От огорчения Молли даже зажмурилась. Надежда на то, что сегодня с ней произойдет нечто особенное, улетучилась. Похоже, этот вечер будет таким же, как и все прочие, – полным неприятностей.

Началась традиционная вечерняя служба. В это время пели церковные гимны и читали молитвы. Обычно всех перекрывал раскатистый голос Рокки, но сегодня он пел тихо, словно берег дыхание. Молли надеялась, что зимой у него не будет бесконечных приступов астмы.

Едва закончилась последняя молитва, прозвучал гонг к ужину, и тяжелая дверь в столовую распахнулась.

Мальчики и девочки поспешили к столу. Оттуда навстречу им тяжелыми волнами накатывал запах протухшей рыбы. Ребята не раз видели эту рыбу в пластиковых ящиках в переулке за кухонными дверями. По ней ползали жуки и мухи. Воняла она так, будто пролежала там неделю. Все знали, что Эдна, приютская кухарка, опять запекла рыбу под толстым слоем жирного сырно-орехового соуса. Соус помогал отбить гнилостный вкус. Этому приему она научилась, когда служила на флоте.

Сама Эдна была огромной и мускулистой, с седыми космами и приплюснутым носом. Она стояла возле стола и пристрастно следила, чтобы каждый из ребят съел все без остатка.

С татуировкой на плече (о ней ходило немало толков) и солеными грубостями на языке, Эдна походила на просмоленного пирата. Ее норов притаился внутри, будто спящий дракон. Но если разбудить этого зверя, он показывал зубы и изрыгал пламя.

Дрожащие от страха дети, сдерживая тошноту, безропотно выстроились в очередь. Эдна щедрой рукой раскладывала по тарелкам пахучие порции.

– Эдна, у меня аллергия на рыбу, – попыталась выкрутиться Молли.

– А ну живо взять на борт проклятую тресковую отбивную! – хрипло скомандовала повариха, вытирая нос рукавом халата.

– Эту треску и правда здорово избили, – шепнула Молли другу.

Она с тоской смотрела на тарелку с едой.

Вечер близился к концу. До отхода ко сну Молли оставалось еще отбыть наказание. Она должна была помыть посуду. Как обычно, Рокки вызвался помочь.

– Можем сочинить песню о мытье посуды, – сказал он. – Наверху все равно сидят Гордон и Роджер. Опять будут задираться.

– Они просто тебе завидуют. Сходи да отлупи их хорошенько, – предложила Молли.

– Не хочу руки марать.

– Ты же терпеть не можешь мыть посуду!

– Как и ты. А вдвоем быстрее управимся.

И на исходе такого заурядного вечера двое друзей отправились вниз в буфетную, где их дожидались горы немытой посуды.

Как показали дальнейшие события, предчувствие Молли Мун не обмануло. Нынче вечером и впрямь должно было произойти нечто весьма необыкновенное. И это нечто неуклонно приближалось!

В подвале стояла холодина. С труб над головой капала вода. В стенах зияли дыры, из которых тянуло стылостью, плесенью и мышами.

Молли повернула кран, и оттуда сердито брызнула тоненькая струйка чуть теплой воды. Рокки отправился за жидкостью для мытья посуды. Из коридора доносилось ворчание Эдны. Она катила по наклонному полу тележку, нагруженную одиннадцатью тарелками из-под запеченной жирной рыбы.

Молли скрестила пальцы, моля сама не зная кого, чтобы Эдна оставила тележку с посудой у входа в буфетную и ушла. Но вряд ли это произойдет. Скорее всего, она войдет и тут же начнет ругаться. Такова уж Эдна.

Рокки вернулся с бутылкой моющего средства. Он плеснул немного пенящейся жидкости в раковину. Затем принялся изображать персонажа из их любимого рекламного ролика.

– О мамочка! – воскликнул он, обращаясь к Молли. – Почему у тебя такие мягкие руки?

Молли и Рокки часто разыгрывали в лицах рекламные клипы. Они знали десятки их наизусть, слово в слово. Им нравилось воображать себя героями рекламы.

– Ах, милый! – капризно пропищала Молли. – Они такие мягкие, потому что я пользуюсь самым лучшим средством для мытья посуды. Все остальные марки просто губительны для кожи. Лишь «Пенистое чудо» нежно и ласково!

Вдруг их воображаемый мирок оказался грубо разрушен. На плечо Молли тяжело опустилась громадная, как лапа динозавра, рука Эдны. Молли в страхе метнулась в сторону, ожидая, что в следующее мгновение на голову ей хлынет поток ругани.

Но вместо этого над ухом прогудел тошнотворно-слащавый голос:

– Ступай, детка, я сама помою. Иди поиграй.

«Детка»?! Молли изумилась. Не ослышалась ли она? Эдна никогда не разговаривала по-доброму. Обычно Эдна была чудовищно груба и сердита. Но сейчас она улыбалась, и улыбка ее была оскаленной, щербатой.

– А мисс Гад…

– Не волнуйся, – успокоила Эдна. – Иди отдохни. Посмотри этот чертов телик.

Молли растерянно обернулась к Рокки. Тот ответил ей озадаченным взглядом. Затем оба воззрились на Эдну. Перемена в кухарке обескураживала. Дети удивились бы гораздо меньше, если бы у нее на голове вдруг выросли тюльпаны.

И это было только первое из череды необычайных событий, случившихся на этой неделе…

Глава вторая

Коли наступает в жизни черная полоса, кажется, она никогда не закончится. У Молли в этом был богатый опыт – слишком уж часто ей не везло. Если бы она только знала, какое множество интереснейших приключений ждет ее в ближайшем будущем, то, возможно, сильнее радовалась бы наступающему дню. Однако, едва открыв глаза поутру, Молли с первой же минуты поняла: день не заладился. А случилось вот что.

Она проснулась оттого, что у нее над ухом оглушительно задребезжал колокольчик. Гизела, толстая дура и любимица мисс Гадкинс, обожала будить Молли всякими жестокими способами. Гизела уже зачесала назад черные, до плеч волосы, связала их лентой и теперь пыталась втиснуться в узкую синюю школьную форму.

– Слышь, Лупоглазая, сегодня на физкультуре будет кросс, а на первом уроке – контрольная на пятьдесят слов, – ехидно объявила она и отошла, весело помахивая колокольчиком и радуясь, что испортила Молли настроение.

Молли быстро оделась и заглянула в спальню, где жили Рокки и Гордон. Гордон швырнул в нее мокрым бумажным стаканчиком вместо приветствия. Рокки напевал про себя, ничего не замечая.

– Рок, – тихо позвала Молли. – Ты не забыл, что сегодня контрольная?

Они было попытались повторить трудные слова за завтраком, но добились только того, что у них отобрали тетрадки с домашними работами. Потом злобная старуха с восторгом наблюдала, как Молли драит унитазы зубной щеткой. От всего этого к половине девятого девочку начало тошнить.

До школы было идти всего четверть часа. По пути и без того поганое утреннее настроение только ухудшилось.

Брайерсвилльская начальная школа, в которой учились все сироты, занимала такое же, как и приют, серое каменное здание. По дороге один из деревенских мальчишек швырнул в Гизелу водяную бомбу. Та увернулась, и бомба попала точнехонько в Молли, промочив ее насквозь. Гизела со своими приспешниками – четырьмя старшими приютскими детьми – решили, что это очень смешно.

Молли и Рокки пропустили утреннее собрание, пытаясь высушить куртку на теплой батарее в девчоночьей раздевалке. Они понимали, что опоздают и на первый урок, а это было чревато уж совсем большими неприятностями.

– Опоздали! – проскрипела их учительница миссис Жаббс, когда они наконец появились на пороге. – И к тому же пропустили собрание!

Я назначу вам наказание позже. Ап-чхи! – Миссис Жаббс разразилась оглушительным чихом.

Она всегда чихала, когда сердилась.

Молли вздохнула. Опять наказание!

Воспитательные методы миссис Жаббс отличались завидной изобретательностью – Молли уже не раз выпадал случай испытать это на собственной шкуре. Например, в десятый раз поймав Молли на том, что та жует клочок бумаги, миссис Жаббс усадила ее в углу класса и заставила съесть целую стопку бумаги. У Молли ушло на это два часа. Было ужасно невкусно! Даже закрыв глаза, трудно представить себе, что бумажная масса – бутерброд с кетчупом или пончик. Вкус-то все равно остается бумажным.

Молли терпеть не могла миссис Жаббс и радовалась, что той не повезло с внешностью. Почти лысая, с опухшим, точно заплаканным, лицом, учительница обладала внушительным животом, который смахивал на резиновый мешок с водой. Так ей и надо, уродине! «Может быть, стоит пожалеть миссис Жаббс за громкое урчание в животе и за аллергию на все на свете?» – иногда думала Молли. Но ненависть к училке неизменно оказывалась сильнее.

Впрочем, от приступов чихания миссис Жаббс иногда бывала кое-какая польза – во время их было легко списывать. Только вот на сегодняшней контрольной это не спасет, потому что ни Рокки, ни Молли попросту не подготовились. Они уныло уселись за изъеденные жучками парты в переднем ряду.

И кто только выдумывает такие контрольные?! Надо было не просто правильно написать слова, но и разъяснить их значение. Молли и Рокки блуждали вслепую в дебрях неведомых слогов, пытаясь угадать ответ.

Наконец время вышло. Миссис Жаббс собрала тетради, дала классу задание по английскому и уселась проверять контрольные. Начала она с работы Молли. Не прошло и двух минут, как на весь класс заскрипел ее пронзительный голос, то и дело прерываемый залпами яростного чихания. У Молли в животе все сжалось: началась очередная взбучка. Терпение таяло. В конце концов, есть же предел! Молли с головой закрылась в своей «противоругательной скорлупе» и отключилась. Она давно научилась вот так уходить в себя, чтобы жестокий язык миссис Жаббс не ранил ее слишком сильно. Мысленно она улетала все дальше и дальше. Вскоре гнусный голос миссис Жаббс звучал уже едва слышно, а крапчатый рисунок на ее бесформенной юбке слился в размытое лилово-оранжевое пятно.

– И слово «бесславный» ты тоже объяснила неправильно, – скрипела училка. – Ап-чхи! На самом деле оно означает «позорный, достойный осуждения», и, надо сказать, оно напрямую относится к твоей работе. Слышишь, Молли? А?

Молли выпрямилась.

– Молли Мун! Да слушаешь ты меня или нет, негодная девчонка?

– Извините, что разочаровала вас. В следующий раз я постараюсь получше.

Миссис Жаббс фыркнула, чихнула и села. В ее крови пульсировал адреналин.

Молли мысленно поставила сегодняшнему утру десять баллов из десяти за гнусность. Но днем случилось нечто куда более страшное, и учителя оказались ни при чем.

После обеда Молли со всем классом переодевалась к кроссу. Шел проливной дождь. Дорожки, что бежали с холма в лес, раскисли от грязи. По окнам раздевалки стекали мутные струйки. Молли никак не могла отыскать спортивный ботинок. Когда он наконец нашелся и девочка вместе с Рокки вышла под дождь, весь класс уже был далеко впереди. Рокки хотел нагнать остальных, но бежать по скользкой земле оказалось очень трудно. Миновав заболоченный лесок, Молли совсем выбилась из сил. Да и Рокки начал задыхаться. Они присели передохнуть на скамейку под деревом. Кроссовки насквозь промокли, коленки посинели от холода, но под пластиковыми дождевиками было очень жарко. Рокки снял дождевик и завязал его вокруг пояса.

– Побежали дальше, – сказал он. – А то совсем отстанем.

– Может, лучше вернуться? – предложила Молли.

– С ума сошла? – раздраженно воскликнул Рокки. – Хочешь, чтобы тебя опять наказали?

– Я не сошла с ума, просто не люблю бегать.

– Давай побежали.

– Нет… не хочется.

Рокки склонил голову набок и задумчиво всмотрелся в ее лицо. Он битых десять минут помогал ей найти кроссовку, а теперь она хочет впутать его в еще бо́льшие неприятности.

– Молли, – проговорил он, едва сдерживая злость. – Если останешься, нас заставят бежать еще два круга. Хотя бы попробуй.

– Нет, и пробовать не стану. Все равно у меня ничего не получится.

Рокки возмущенно воззрился на нее.

– Знаешь, ты могла бы неплохо бегать, если бы захотела. А если научишься хорошо бегать, тебе это понравится. Но ты ведь и пробовать не хочешь! – Рокки поднял голову и посмотрел на дождевые тучи. – И так во всем! Если у тебя что-то не получается, ты просто бросаешь это. И тогда у тебя не получается еще сильнее, и ты совсем перестаешь пробовать, и тогда получается еще хуже, а потом…

– Да замолчи же! – Молли очень устала, и меньше всего ей хотелось выслушивать нотации от лучшего друга.

На самом деле она была потрясена, что Рокки заговорил подобным образом. Обычно он был очень терпим и легок в общении. А если что-то не нравилось, он чаще всего не обращал на это внимания или просто отходил в сторону.

– А потом, – продолжал Рокки, – начинаются проблемы. – Он глубоко, шумно вдохнул. – И знаешь что? Мне до смерти надоело видеть, как ты без конца попадаешь в беду. Можно подумать, ты нарочно накликаешь на себя неприятности. Словно тебе нравится, что тебя любят все меньше и меньше.

Эти неожиданные слова больно задели Молли. Раньше Рокки никогда не критиковал ее. Девочка пришла в ярость.

– Да тебя и самого не слишком-то любят! – парировала она.

– Это потому, что я всегда с тобой, – небрежно бросил Рокки.

– Ничего подобного, тебя тоже никто видеть не хочет, – огрызнулась Молли. – Не такой уж ты идеальный. Вечно весь в своих мыслях, будто живешь на другой планете. Общаться с тобой – все равно что пытаться завести разговор с марсианином. И положиться на тебя нельзя. Бывает, я тебя часами дожидаюсь! Вчера, например, я тебя полдня прождала в раздевалке. И вечно скрытничаешь, куда-то исчезаешь! Где, например, ты был вчера после школы? В последнее время ты пропадаешь по сто раз на дню! Пусть меня считают чокнутой, но и ты в глазах других такой же странный! Чудной бродячий менестрель!

– И все равно меня любят больше, чем тебя, – уверенно сказал Рокки и отвернулся.

– Что ты сказал?

– Я сказал, – громко повторил Рокки, – что меня любят больше, чем тебя.

Молли встала и окинула Рокки испепеляющим взглядом.

– Я пошла, – заявила она. – Ты считаешь себя лучше меня. И знаешь что? Можешь бежать, сколько хочешь. Догоняй остальных. Иди завоевывай себе популярность. Я тебя удерживать не стану.

– Да не сердись же ты так. Я просто хотел помочь, – сказал Рокки и нахмурился.

Но Молли разъярилась не на шутку. У нее внутри будто что-то взорвалось. Она и так знала, что ее любят меньше, чем Рокки. Но слушать об этом у нее не было ни малейшего желания. Ее задирали все, кому не лень, а к Рокки никто особо не приставал. Он был уверен в себе, погружен в свои мысли и неуязвим для насмешек. Его трудно было вывести из себя. Гизела и ее компания старались держаться от него подальше. В школе у него было полно друзей. Многие из ребят втайне хотели походить на него.

Молли возненавидела его за предательство. Она впилась в него свирепым взглядом. В ответ он только беспечно надул щеки, будто говоря: «Ну и надоела же ты мне!»

– Сейчас ты похож на большую толстую рыбу, – тихо сказала Молли. – Может, кто-нибудь из твоих новых друзей примет тебя за умного. – Она отошла от него, топая ногами, и во все горло завопила: – Ненавижу эту школу! Она самая гадкая на свете! До чего же мне плохо!!!

Молли сломя голову неслась сквозь кусты. Не будет она бежать этот гнусный кросс. И вообще сегодня не вернется в эту мерзкую школу. Она пойдет в свое тайное убежище. Туда, где ее никто не найдет. И пусть они кричат и бранятся, пока не лопнут от злости!