Текст книги "Молли Мун и волшебная книга гипноза"

Глава десятая

После ужина Молли покорно направилась к комнате мисс Гадкинс. На ее стук директриса открыла дверь. Увидев Молли, она поспешно прижала к лицу носовой платок.

В гостиной было темно. Обшитые деревянными панелями стены покрывала шоколадно-коричневая краска. Громоздкая мебель сливового цвета словно заполняла собой все пространство. На полу лежал узорчатый серый ковер. Пахло нафталином и хересом. К этому примешивался едва ощутимый запах антисептического полоскания для рта. К стенам прижались два стола, накрытые кружевными скатертями, но на них не было ни одной фотографии в рамке. Мисс Гадкинс не имела ни семьи, ни друзей. Комнату освещали три лампы под абажурами с бахромой, в их свете едва различались картины на стенах. На всех изображены темные леса, темные реки и темные пещеры.

Пока Молли размышляла, до чего же тут зловеще, к ней подскочила Петулька. Она положила к ногам девочки камушек и лизнула в коленку. Молли погладила собачку.

– Петулька, веди себя прилично, – проговорила мисс Гадкинс. Потом приказала: – Сидеть.

Молли и Петулька дружно сели. Петулька на пол, Молли – на жесткую табуретку у потухшего камина. На мгновение в комнате воцарилась тишина. Ее нарушало лишь причмокивание мисс Гадкинс и, казалось Молли, гулкий стук ее собственного сердца.

Девочка ужасно волновалась. Мисс Гадкинс была ее самой серьезной противницей. Вдруг ничего не получится? Тем более что под рукой нет ни деревянной ложки, ни чего-нибудь подобного, что бы послужило маятником и отвлекло внимание директрисы. Но решимость девочки подогревалась ненавистью. Молли была уверена, что та сознательно, а значит, злонамеренно устроила так, чтобы Рокки уехал, не попрощавшись с ней.

Тишину разорвали часы с кукушкой. Они издали ржавый, гулкий скрежет и громко возгласили: «Ку-ку!» Молли подскочила. Мисс Гадкинс только фыркнула. Часы прокуковали еще шесть раз. Пыльная деревянная птица со сломанным клювом снова и снова выскакивала из домика. Наконец она прокуковала последний раз и окончательно исчезла внутри.

Мисс Гадкинс отвернулась от окна и заговорила:

– Как тебе известно, Рокки уехал. На нем лежало множество обязанностей, и теперь их придется исполнять кому-то другому. Я решила, что это будешь ты. Ты из тех детей, кому тяжелый труд будет только на пользу. Эта твоя выходка в столовой, спровоцировавшая Эдну, была крайне вульгарной. Вину я возлагаю целиком на тебя.

Когда мисс Гадкинс повернулась к Молли, та сидела, опустив глаза.

– Будь любезна, смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.

Молли скрипнула зубами и посмотрела на директрису. Едва войдя в комнату, она принялась «будить» в своих глазах то особенное чувство. И теперь, стоило ей взглянуть в скучные, безрадостные глаза мисс Гадкинс, как вся недавно обретенная сила, подобно лазерному лучу, впилась в самые глубины старушечьего мозга. Мисс Гадкинс дернулась и отвела взгляд. Ей стало как-то неспокойно.

– Благодарю, вот так-то лучше, – кое-как выдавила она из себя, стараясь говорить равнодушно.

Директриса поежилась. Она встревожилась: не вызвано ли это необычное, внезапно нахлынувшее на нее ощущение приступом учащенного сердцебиения. Впрочем, хлебнув хереса, она почувствовала себя немного лучше.

– Как я уже сказала… – Их взгляды встретились.

Взгляд Молли притягивал старуху, как яркий свет бабочку. Она не могла отвести глаз и все смотрела и смотрела. И вдруг случилось нечто странное. Вся злоба мисс Гадкинс куда-то исчезла, и вместе с ней испарились и мысли. Она не помнила, что собиралась сказать. Понимала только, что ей очень нравится смотреть в зеленые глаза Молли. Они навевали приятную расслабленность и сладкую дрему. Вдруг мисс Гадкинс будто куда-то провалилась.

Глаза Молли запульсировали, по телу разлилось уже ставшее привычным чувство слияния. Нервы Молли напряглись до предела.

Внезапно голова мисс Гадкинс свесилась набок, язык вывалился изо рта, вытолкнув вставную челюсть. Теперь директриса была в ее полной власти.

Молли заговорила, и ее голос звучал для мисс Гадкинс как ангельское пение.

– Агнесса Гадкинс, слушайте меня внимательно. Вы находитесь в моей полной власти. – Голос Молли шелестел, как волны прибоя. Мисс Гадкинс кивнула. – С этой минуты вы никогда не обвините меня ни в чем плохом. Вы полюбите меня так же, как полюбила Эдна… и еще в десять раз сильнее. Вы дадите мне все, о чем я попрошу. – Мисс Гадкинс покорно кивала. – И в первую очередь я хочу знать номер телефона Рокки. Скажите мне немедленно.

– У меня нет записей. Я уничтожила номер, – монотонно, как робот, сказала мисс Гадкинс и покачала головой.

Молли оторопела. Видимо, мисс Гадкинс была загипнотизирована не так глубоко, как ей казалось, раз у нее остались силы сопротивляться. Молли усилила мерцание в глазах.

– Мисс Гадкинс, вы должны сообщить мне номер, – с нажимом произнесла она.

– Это правда, – механически ответила мисс Гадкинс. – Я не храню записи. Всегда их уничтожаю, когда дети уезжают. Приятно видеть, как они уходят. Хорошо бы, они все ушли и оставили меня в покое. Все, кроме тебя, Молли, – всхлипнула мисс Гадкинс. – Молли, не уходи…

Молли пропустила мимо ушей ее мольбы. Вот как. Значит, мисс Гадкинс уничтожает записи о детях. Какая мерзость!

– Вы должны вспомнить название города, куда он уехал, – сурово приказала Молли. – Или фамилию приемных родителей. Я хочу, чтобы вы вспомнили!

Мисс Гадкинс послушно заглянула в глубину своего опутанного гипнотической паутиной разума.

– Семью звали… Алабастер, а город… город… не помню… Длинный адрес. Где-то в Америке, недалеко от Нью-Йорка.

– Вы должны вспомнить! – Молли едва не разбудила мисс Гадкинс криком. Чтобы удержать директрису, она добавила гипнотической силы. – Вы должны вспомнить название города. – Мисс Гадкинс тупо стояла, вращая глазами. – Ну же, – поторопила Молли. – Думайте!

– То ли Полчестер, то ли Пилчестер, то ли Порчестер, – пробормотала мисс Гадкинс. – Что-то в этом роде.

– Где хранятся записи? – требовательно спросила Молли. – Покажите. Не могли же вы выкинуть все о Рокки. Не верю.

Мисс Гадкинс покорно побрела к серому канцелярскому шкафу в углу.

– Здесь, – показала она. – Вот все папки.

Молли оттолкнула мисс Гадкинс и подскочила к шкафу. Записей о Рокки там действительно не было. Зато она отыскала папку со своим собственным именем и вытащила ее.

Старая дама застыла у стола, как часовой. Молли нетерпеливо развязала шнурки и увидела внутри «своей» папки только метрику и один-единственный листок.

– И это все, что у вас есть про меня? Больше ничего… никаких сведений?

– Все, – подтвердила мисс Гадкинс.

Молли прочитала записи на листке и похолодела.

Имя: Молли Мун.

Дата рождения:?

Место рождения:?

Родители:?

Как попала в Хардвикский приют: подкидыш.

Описание ребенка:?

А чуть ниже корявым почерком мисс Гадкинс было дописано:

Ребенок ничем не примечательный. Без способностей. Отстающая. Непривлекательная.

И все.

Молли незрячими глазами уставилась на листок. Никогда в жизни девочка не чувствовала себя таким ничтожеством. Она открыла метрику, которую видела впервые. Она помнила только, как ее фотографировали для документа. Мисс Гадкинс всегда держала детские метрики наготове. Вдруг каким-нибудь иностранцам захочется усыновить ребенка.

С первой страницы маленькой книжечки взволнованно улыбалась шестилетняя Молли. Она радовалась, что ее фотографируют, а мисс Гадкинс потом ругалась на нее за эту улыбку. Молли стало очень жалко маленькую девочку на снимке. С ненавистью она глядела на негнущуюся спину старой девы. Как человек может жить, если в нем нет ни капли доброты? Потом, окинув взглядом неуютную комнату, она загорелась любопытством. Интересно, какие данные содержала бы папка самой мисс Гадкинс? Об этом она и спросила директрису.

От слов мисс Гадкинс мрачная комната стала еще темнее и холоднее.

– После моего рождения моя мать попала в психиатрическую лечебницу. Отец пил. Я ушла жить к тетке. Она была злая и била меня. И дядя тоже бил. Они были очень, очень строгие.

Такого Молли не ожидала. На миг ее охватила жалость к мисс Гадкинс. Видимо, ей в жизни пришлось даже хуже, чем Молли. Но девочка быстро взяла себя в руки и выкинула сочувственные мысли из головы. Она достала из папки свою метрику и листок с записями и сунула их в карман. Потом вытерла о юбку вспотевшие ладони.

– А сейчас, мисс Гадкинс, я погружу вас в транс еще глубже, и вы будете повиноваться всему, что я скажу.

Мисс Гадкинс кивнула, как заводная игрушка.

Девочка облизала губы. Всю жизнь Молли была мишенью для издевательств директрисы. Пришла пора отмщения.

Через двадцать минут Молли вышла из комнаты мисс Гадкинс. Петулька трусила за ней. Девочка чувствовала в себе такие силы, о которых раньше даже и не подозревала.

Генеральная репетиция к конкурсу талантов была назначена на восемь часов в парадном зале. Молли села на верхнюю ступеньку лестницы, чтобы получше видеть.

Когда мисс Гадкинс ступила на импровизированную сцену, наскоро устроенную перед камином, Молли глубоко и удовлетворенно вздохнула. Старуха вырядилась на славу! На ней была розовая ночная рубашка с оборочками и высокие резиновые сапоги. На голову она напялила лифчик, а на шею вместо ожерелья повесила на веревочке свою вставную челюсть.

– Добрый вечер, дорогие мои, – ласково пропела она. Без вставных зубов ее рот превратился в бесформенную, словно резиновую, полость. Директриса задрала рубашку, продемонстрировав всем свои панталоны. – Опля!

Ребята притихли и оторопело уставились на ее белые, морщинистые ноги. Перемена в директрисе была разительной и страшной. Как будто в комнате вдруг приземлился марсианин.

– Начинаем представление! – торжественно провозгласила мисс Гадкинс.

Щелкая в воздухе вставными челюстями, словно кастаньетами, и притопывая резиновыми сапогами, она пустилась плясать зажигательное фламенко. Танцующим шагом сошла со сцены и уселась на стул возле стены.

Отовсюду слышались сдавленные, испуганные смешки. Тут мисс Гадкинс на миг стала самой собой и раздраженно проскрипела:

– Гордон Бойлз! Сейчас же выплюнь жвачку!

Гордон вжался в стул. Он бы предпочел, чтобы его отругала прежняя мисс Гадкинс. От вида преображенной воспитательницы у него мурашки ползли по коже.

– Простите, мисс Гадкинс, – пискнул он, вытащил жвачку изо рта и сунул ее в карман.

На сцену вышла Молли.

– Фу-у! Прочь со сцены, Бубнила-нудила! – хором завыли Синтия и Крейг.

Молли уставилась на свои пыльные ботинки и, сосредоточившись, принялась накачивать энергию в глаза.

– Что стряслось? Забыла свою колыбельную? – вопили ребята.

– А ну, хватит, – рявкнула мисс Гадкинс и лязгнула в воздухе зубами-кастаньетами. – Кто будет шуметь – укушу!

Все моментально притихли. Молли медленно подняла глаза. Из них словно исходили яркие лучи; они шарили по зрителям, как прожектора по темному морю. Лучи схватили, обездвижили, пригвоздили к месту каждого, кто встретился с ними взглядом. Молли казалось, что она играет в компьютерную игру. Когда ее глаза брали в плен очередную жертву, девочка чувствовала, как рушатся защитные барьеры противника.

Ее взгляд медленно скользил по рядам. Самыми легкими жертвами стали Джемма, Джерри, Руби и Джинкс, но даже ребята постарше оказались нетрудной добычей. Взгляды, в которых неизменно сквозили презрение и неприязнь к Молли, один за другим гасли и становились тусклыми, невыразительными. Вдруг кто-то похлопал Молли по плечу.

– Моя очередь первая, – послышался гнусный шепоток Гизелы.

Молли обернулась и бросила взгляд на противницу. Узкие глазки Гизелы с вызовом уставились на Молли. Внезапно ее лицо странно задергалось. Гизела не понимала, что с ней творится. Она смотрела на Молли – противную, некрасивую. Обычно она не удостаивала Бубнилу и секундным вниманием, а сейчас чувствовала, что собственные глаза отказываются подчиняться. Гизела пыталась отвести взгляд, но не могла – Моллины глаза притягивали ее. Она ощущала себя пловцом, уносимым речным течением. Вот он отчаянно цепляется за берег, а потом все-таки разжимает руки. Так и Гизела в конце концов не выдержала. Она сдалась.

В комнате наступила мертвая тишина. Все сидели как громом пораженные.

Широко распахнув глаза, Молли огляделась, очень довольная собой: в этот раз ей не пришлось даже пускать в ход голос!

– Через минуту я сяду. Потом хлопну в ладоши. После этого вы выйдете из транса и не будете помнить, что я вас гипнотизировала. С этого мгновения, как только вспомните те гадости, которые когда-нибудь говорили или проделывали с Молли Мун, вы будете бить себя по голове тем, что в этот момент окажется у вас в руках.

Молли спустилась со сцены, села на свое место и громко хлопнула в ладоши. Ей не хотелось под гипнозом внушать всеобщую любовь к себе. В этом не было нужды. Она всего лишь хотела убедиться, что может загипнотизировать толпу, и ей это удалось. Комната вокруг нее стала понемногу оживать.

Молли вытащила из кармана листок бумаги, найденный в папке у мисс Гадкинс, и с отвращением разорвала его.

До сих пор, всю ее жизнь, Молли Мун доставались лишь синяки и шишки. А теперь она намеревалась получить все, что причиталось ей по праву! Так пусть же ее жизнь станет похожей на волшебный мир рекламы! Этот мир совсем близко, он ждет ее. Поеживаясь от радостных предчувствий, Молли начала представлять себе все то, чем она всегда хотела обладать. Она набьет карманы деньгами, выигранными на конкурсе талантов, но это только для начала. Овладев гипнозом, никогда не будет нуждаться в деньгах. Что же касается людей – Молли твердо обещала себе, что больше никому не позволит толкать ее, щипать, обижать, командовать ею, не обращать на нее внимания! Она добьется успеха, и пусть весь мир взирает с благоговением на то, как из невзрачной скорлупы в него является новая, блестящая, ослепительная Молли Мун!

Глава одиннадцатая

На следующее утро обитателей Хардвикского приюта разбудил запах теплых круассанов и пиццы. Расплывающийся по комнатам аромат свежей выпечки прекрасно соответствовал радужному настроению Молли.

В столовой плескалась и бурлила атмосфера Италии. Эдна притащила свою стереосистему, и из динамиков гремела опера. Столы оказались завалены книгами об Италии.

– Эдна, вы побывали в библиотеке? – Молли взяла с тарелки хрустящий круассан и сладкую булочку.

– Да. Я фанат всего итальянского, – любезно пояснила Эдна, как будто Молли об этом не знала. – Обожаю Италию, а особенно – итальянскую кухню. Итальянцы молодцы, черт бы их побрал. Умеют жить! – Она собралась налить Молли горячего шоколада.

– Эдна, позволь, я сама ей налью. – Мисс Гадкинс, улыбаясь беззубым ртом, отобрала у упирающейся Эдны кувшин с шоколадом. – Молли, девочка моя, куда бы ты хотела сесть?

С почтением, будто королевскую особу, директриса провела Молли через всю столовую и усадила на лучшее место у окна. Ребята робко перешептывались. На шее у мисс Гадкинс при каждом шаге по-прежнему покачивалась вставная челюсть. Этим утром вместо лифчика на ее голове красовались розовые панталоны. Она надела свой обычный кримпленовый костюм, только теперь он был изрезан сверху донизу и светился дырами и прорехами, точно рыбацкая сеть. Обновленный наряд походил на творение свихнувшегося модельера.

– Какой красивый у вас костюм, – похвалила Молли.

– О, спасибо, девочка, спасибо. Я сама его смастерила. Всю ночь ножницы из рук не выпускала!

Неожиданно сзади раздался громкий визг. Мисс Гадкинс обернулась, и ее лицо приняло привычное злобное выражение. В конце концов, гипноз ничуть не изменил ее отношение к другим детям! Затем она разглядела причину шума: Гизела Хеккерсли изо всех сил молотила себя кружкой по голове. Горячий шоколад залил ей лицо.

– Гизела, что это ты делаешь?! – завопила мисс Гадкинс, потом быстро обернулась и уже другим, заискивающим тоном проговорила: – Молли, прости.

Послышался еще один крик – это Роджер вылил молоко себе на макушку. Мисс Гадкинс ринулась на него разъяренным коршуном.

– Роджер Фиббин, ты провинился! В наказание я тебя укушу. – Клацая на каждом шагу челюстями-кастаньетами, она вприпрыжку подбежала к столику Роджера и пребольно ущипнула дрожащего мальчика вставными зубами за руку.

– Уйя-а! – взвыл Роджер.

Молли зажмурилась. Она не внушала мисс Гадкинс быть такой злобной.

– По-моему, Агнесса, черт бы ее побрал, слегка спятила, – заговорщицки шепнула на ухо девочке Эдна.

Покидая столовую, Молли бросила озабоченный взгляд на Гордона Бойлза: тот остервенело колотил себя по голове круассаном.

В тот день Молли прогуляла школу. Все утро Эдна и мисс Гадкинс находились в ее полном распоряжении. Кухарка готовила умопомрачительные лакомства, а директриса массировала ноги. Петулька восседала на коленях у девочки. К полудню Молли чувствовала себя прекрасно отдохнувшей и готовой ко всем грядущим испытаниям.

Остальные дети отправились в город пешком, но для Молли Эдна подогнала микроавтобус, сама отнесла в машину ее рюкзак и распахнула перед девочкой заднюю дверь. Потом села на переднее сиденье рядом с мисс Гадкинс. Держа на коленях Петульку, Молли с ветерком доехала до брайерсвилльской ратуши.

Автобус остановился перед каменным зданием в викторианском стиле. Резные башенки венчали позеленевшую от времени крышу. Полукруглые лестницы расходились в обе стороны от входа, будто усы Лука-Порея из сказки про Чиполлино. По лестнице сновали дети в ярких праздничных костюмах. Сверкали блестками нарядные платья девочек, на головах мальчиков красовались высокие цилиндры. Кто-то облачился в сценический костюм для пения, кто-то – для танцев. Некоторые завернулись в широкие плащи фокусников. Другие готовились исполнять сценку из пьесы. Иные же щеголяли широкими клоунскими штанами или кошачьим хвостом. Все собирались демонстрировать на конкурсе свои таланты. И при каждом ребенке были мамы и папы. Молли с трудом протолкалась сквозь возбужденную толпу. Родители поправляли детям прически, подкалывали банты и шлейфы на платьях, давали последние наставления.

– Джимми, заткни их всех за пояс. Покажи, на что способен!

– Салли, не забывай улыбаться, когда поёшь.

– Анжелика, помни, самое главное – твои глаза.

«Вот уж верно», – подумала Молли, поднимаясь по лестнице.

Никто не заметил неуклюжую девочку, с трудом проталкивающуюся через взбудораженную толпу.

Крепко прижимая к груди рюкзак, куда была надежно упрятана книга по гипнозу, Молли наконец добралась до стола в вестибюле.

– Имя? – осведомилась дама в очках со сверкающей оправой.

– Молли Мун.

– Адрес?

– Хардвикский приют для сирот.

Дама протянула Молли карточку с ее именем.

– Перед началом представления обязательно пройди за кулисы, там скажут, когда ты будешь выступать. Желаю удачи, – ласково улыбнулась секретарь.

– Спасибо, она мне понадобится.

По выложенному паркетом коридору Молли прошла в парадный зал. Там длинными рядами стояли металлические кресла с красными брезентовыми сиденьями; некоторые оказались уже заняты. Посреди помещения Молли заметила небольшое возвышение с шестью креслами. Наверное, там должно сидеть жюри.

В коридоре тем временем звенели голоса, распевающие музыкальные гаммы: участники конкурса разогревались перед выступлением. Молли прошла мимо Гизелы и Синтии, дружно скорчивших ей рожи, и свернула в комнату за кулисами. Внезапно она словно попала в клетку, полную ярких птиц. Причем все они пищали и кудахтали. Мамы и папы суетились над детьми, а те хлопотали над костюмами. Воздух звенел от радостного возбуждения.

При виде всех этих счастливых семей Молли Мун горько вздохнула. Она тихонько отошла в уголок и присела возле телевизора. Ей казалось, что по справедливости именно она должна победить в состязании. Все эти дети не знали и малой доли тех бед, с какими пришлось столкнуться ей. Уверенность Молли в себе постепенно таяла. Девочка уставилась в телевизор, надеясь, что он успокоит. Ладони между тем потели все сильнее и сильнее.

В рекламной паузе показывали ролик «кьюта». Человек, который красовался на громадном плакате у въезда в Брайерсвилль, теперь на экране опрокидывал себе в рот банку сладкого напитка. Молли почувствовала себя вполне уютно и сосредоточилась на знакомом тексте.

– О-о, как ты крут, дай отпить твой «кьют»! – повторяла она за женщиной в искрящемся купальнике. Потом отозвалась на мысли счастливого обладателя «кьюта»: – С банкой «кьюта» в руке мир кажется лучше! – Теперь, как знала Молли, глубокий голос где-то за кадром должен был произносить: – «Кьют»… утолит не только жажду!

Молли смотрела знакомые сцены и внезапно страшно заскучала по Рокки. Они часто веселились, разыгрывая рекламные ролики «кьюта». Как ей хотелось, чтобы они оба вдруг оказались на этом райском пляже!..

Тут в костюмерную зашла миссис Жаббс. Оглушительное чихание учительницы мгновенно вернуло Молли с небес на землю.

– А-а-апчхи-и-и! Ох, – громко вздохнула учительница, вытирая нос платком. – Не ожидала увидеть тебя здесь. Вот уж не подозревала, что у тебя есть какие-то особые таланты.

– Скоро вы еще больше удивитесь, – холодно пообещала Молли.

– А знаешь, я ведь заседаю в жюри, – сообщила миссис Жаббс и опять чихнула.

– Знаю, и мне не терпится выступить перед вами, – бодро заявила Молли, после чего миссис Жаббс заковыляла прочь.

Еще минут через пять в костюмерную вошел мужчина в сверкающем красном жилете и начал раздавать карточки с номерами.

– Можно мне выступить самой последней? – вежливо попросила Молли.

– Пожалуйста. – Распорядитель выдал девочке табличку с номером тридцать два и забрал карточку с ее именем.

Когда конкурс начался, Молли вышла из костюмерной. Она встала за кулисами, с краю, там, где на высокой табуретке сидела женщина, поднимавшая и опускавшая занавес. Отсюда была видна вся сцена. После каждого выступления женщина тянула за веревку, и тяжелое бархатное полотно опускалось, взметая вихрь пыли. Тогда конферансье – тот самый человек в красном жилете – выходил перед закрытым занавесом и объявлял следующий номер.

Молли внимательно наблюдала за выступлениями конкурсантов. Танцовщицы, чечеточники, жонглеры, мимы, балерины, мальчик с барабанами, исполнивший пятиминутное соло на ударных, и девочка, изображавшая телезвезд. Кое-кто из детей выносил с собой ноты и отдавал их пианисту. Тот сидел за белым роялем на краю сцены. Перед Молли прошли чревовещатели, певцы, музыканты, клоуны. Многие оказались не в силах преодолеть робость. Закончив выступление, маленькие конкурсанты спускались со сцены в зрительный зал.

И каждый раз у Молли от страха сосало под ложечкой.

Она прильнула к щелочке в занавесе, чтобы рассмотреть публику. Прямо у сцены, радостно распахнув глаза, сидела миссис Тринкелбери. Увы, Молли разглядела только первые несколько рядов, куда доставал свет от рампы. Весь остальной зрительный зал был погружен в темноту. Она запаниковала. Если ей не видны глаза зрителей, как она поймет, что они все сосредоточены на ней? Вдруг какая-нибудь мамаша в последнем ряду полезет в сумочку за носовым платком или кто-нибудь в жюри наклонится завязать шнурок? Тогда они не будут смотреть Молли в глаза. А если хоть один человек останется незагипнотизированным, тайна будет раскрыта. Молли не знала, как загипнотизировать толпу при помощи голоса. Глава об этом оказалась вырвана из книги. Она была на грани провала!

– Номер двадцать семь, Гизела Хеккерсли! – Гизела выскочила на сцену.

Молли готовилась насладиться восхитительным зрелищем – накануне вечером она успела поработать со своей обидчицей. Но сейчас предвкушение позора врага отступило на второй план. Девочку занимало только одно – как увидеть всю публику?!

Гизела начала танцевать. Танцевать ли?! Она неуклюже переваливалась по сцене, скакала и топала ногами, будто гоняла мышей в подполе. При этом она еще и пела. Точнее, так выкрикивала и тянула слова, что в целом это очень напоминало кошачий концерт. Да и текст несколько отличался от первоначального:

 
Простите меня за плохую фигуру,
Простите за то, что я бью малышей.
А все потому, что я полная дура,
И гнать меня надо отсюда взашей!
 

Закончив выступление, под молчание потрясенных зрителей и судей Гизела спустилась со сцены, лучезарно улыбаясь, словно ее номер был достоин «Оскара». Лишь через минуту в зале кое-где послышались жиденькие хлопки.

– О боже, – простонала женщина на табуретке. – С таким выступлением она вряд ли может рассчитывать на победу.

– Номер двадцать восемь, – объявил конферансье, и у Молли в животе начались колики.

Уверенность вытекала, как вода из разбитой чашки. Ее пугала темнота в зрительном зале. Молли села и постаралась успокоиться, вызвать знакомое напряжение в глазах, но сомнения мешали сосредоточиться. Провал неминуем. И тут Молли, словно по волшебству, озарил спасительный план.

– Номер тридцать, – провозгласил конферансье.

Молли не отрываясь смотрела в пол.

Под тридцатым номером выступал мальчик, подражавший голосам птиц. Зрители восторженно заахали. Тридцать первой на сцену вышла девочка, одетая греческой богиней. Пока она пела, Молли изо всех сил пыталась взять себя в руки. Сейчас или никогда!

Она сосредоточила в глазах побольше энергии и тронула конферансье за плечо. Когда тот обернулся, девочка впилась взглядом в его глаза.

Покончив с конферансье, Молли повернулась к женщине, раздвигавшей занавес, – их глаза встретились…

Номер тридцать первый закончил выступление. Когда стихли аплодисменты, на сцену выскочил веселый конферансье.

– А теперь последний по очереди, но никак не по своим талантам, – объявил он. – Выступает номер тридцать второй! Молли Мун!

Молли вышла на сцену. Руки у нее вспотели так, что с ладоней чуть ли не капало. В лицо ударил жаркий луч прожектора. Молли прошла к микрофону. У нее внутри все переворачивалось от страха. Вдруг возникло ощущение, что она все забыла и теперь не сможет загипнотизировать даже мышонка, не говоря уже о зрительном зале, полном жителей Брайерсвилля. Она взглянула вниз. Зал казался черной пещерой. В это мгновение она почувствовала, что все зрители до единого смотрят на нее. Воздух загустел от напряжения. Тишину нарушал лишь чей-то сдавленный кашель да чихание миссис Жаббс.

– Добрый день, леди и джентльмены, – взволнованно начала Молли. – Меня зовут Молли Мун, и сегодня я продемонстрирую вам свой талант.

Я умею читать мысли.

По рядам пролетел заинтересованный шепоток.

– Для того чтобы читать мысли, мне нужно вас видеть. Поэтому, леди и джентльмены, а также мальчики и девочки, я хочу, чтобы в зале включили свет.

Прикрыв глаза ладонью от света прожекторов, Молли посмотрела вверх.

– Уважаемый осветитель, пожалуйста, выключите софит и включите свет в зале.

В два щелчка тот погасил прожектор и включил длинные ряды ламп над зрительскими креслами. Зал оказался полон публики. В первом ряду Молли заметила Гизелу – та остервенело колотила себя по башке кошачьим хвостом.

– Дорогие зрители, еще раз добрый день, – продолжила Молли, понемногу успокаиваясь. – Теперь я готова показать вам мои способности. Только сначала мне нужно сосредоточиться. Вскоре я начну получать от вас телепатические сообщения и расскажу, о чем вы думаете.

Молли уставилась в пол.

На взгляд публики, девочка демонстрировала неплохой актерский талант. Она стояла, правдоподобно изображая сосредоточенность. Разумеется, вся эта затея с чтением мыслей – чистой воды розыгрыш, но исполняла свою роль школьница очень хорошо. Интересно посмотреть, как она будет читать мысли. Наверное, в зрительном зале несколько подсадных уток, которые будут подыгрывать ей, притворяясь, что видят ее в первый раз.

Потом конкурсантка снова подняла глаза, и каждый человек в зале с удивлением подумал, что, если присмотреться, эта малышка гораздо симпатичнее, чем видится на первый взгляд. В ней есть что-то особенное. Бледная, ничем не примечательная девочка вдруг показалась довольно обаятельной. Чем дольше зрители разглядывали Молли, спрашивая себя, как могли не заметить очарования крошки, тем сильнее затягивал их ее завораживающий взгляд.

– Я не отниму у вас много времени, – между тем говорила Молли, медленно пробегая взором по рядам зачарованных лиц, восторженных глаз, приоткрытых губ.

Ей хватало одного мига для понимания, что человек попался в ее сети. Чувство слияния становилось сильнее и сильнее. Молли сама удивилась, как легко вся публика, включая жюри, оказалась в ее власти. Миссис Жаббс сидела разинув рот, как жаба. Миссис Тринкелбери подергивала щекой, как будто ей смешинка в рот попала.

Единственной загвоздкой была дама в шестом ряду.

– Мадам в шестом ряду, да-да, вы! Будьте добры, снимите, пожалуйста, очки.

Когда женщина сняла темные очки, Молли обнаружила, что она уже в трансе. От нее едва не ускользнул мальчишка в задних рядах, выходивший в туалет, но Молли успела зачаровать его, когда он возвращался на место. С остекленевшими глазами мальчуган опустился в кресло. Вот теперь Молли была уверена: зрители, все до единого, крепко зажаты в ее кулаке, пусть и немного вспотевшем. Она не упустила даже осветителя.

– Пожалуйста, погасите свет в зрительном зале, – обратилась она к нему.

Очутившись в сияющем луче прожектора, она вновь заговорила с публикой.

– Вы в моей власти. Вы забудете о том, что я вышла на сцену читать мысли. Вы запомните, что я вышла на сцену и была лучшей. – Четкие инструкции Молли гулко отдавались под высокими сводами зала.

Молли начала свое представление. Все сидели, откинувшись на спинки кресел, и благоговейно взирали на нее. Молли Мун танцует и поет так хорошо, ее движения так отточенны и музыкальны!

У них на глазах рождается новая звезда, думали зрители. Эта девочка необычайно красива и талантлива, у нее такое доброе лицо, она способна стать всеобщим кумиром. И как легко и грациозно танцует! Кажется, будто ее ноги совсем не касаются сцены. Она поет как ангел и при этом успевает шутить. Какие смешные у нее шутки! Над ними хохочешь до колик…

В действительности Молли просто стояла на сцене и описывала зрителям, что они должны сейчас видеть и слышать. Прежде чем завершить сеанс, Молли отдельно обратилась к миссис Жаббс.

– С этой минуты вы станете рассказывать каждому встречному, какая вы жестокая и злая учительница, – велела Молли, и в знак согласия миссис Жаббс открыла и закрыла рот, как толстая карасиха.

Потом Молли хлопнула в ладоши и мгновенно вывела всех из транса. Публика разразилась громкими аплодисментами, криками «браво!» и приветственным свистом. Номер тридцать второй – Молли Мун! Несомненно, победительницей станет она! Кто же еще! Да остальные ей и в подметки не годятся! Она в тысячу раз талантливее! Вот она стоит на сцене, в обычной юбке и блузке, лишний раз доказывая, что самые вычурные костюмы без таланта не стоят ломаного гроша. Молли Мун, великолепная артистка, не нуждается в блестящих нарядах и гриме! Эта девочка ни на кого не похожа. В нее влюбляешься с первого взгляда. Есть в ней какая-то особенная магия, тайное очарование, присущее только великим звездам…