Текст книги "Гении Возрождения. Леонардо, Микеланджело, Рафаэль и другие выдающиеся живописцы, ваятели и зодчие"

Автор книги: Джорджо Вазари
Жанр: Изобразительное искусство и фотография, Искусство
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 15 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Возвратимся, однако, к тому, о чем говорилось раньше. Когда работы в Монторио, к полному моему удовлетворению, были закончены, я вернулся во Флоренцию на службу герцога Козимо, и было это в 1554 году. Отъезд Вазари огорчил Микеланджело и в равной степени и самого Джорджо, так как враги его ежедневно, то так, то эдак, ему докучали, они неукоснительно писали друг другу ежедневно. Когда же в апреле того же года Вазари известил Микеланджело о том, что у Лионардо, его племянника, родился младенец мужского пола и что был он крещен в присутствии почетной свиты благороднейших женщин, продолжая род Буонарроти, Микеланджело ответил Вазари в таких словах:
«Дорогой друг Джорджо! Послание Ваше доставило мне удовольствие величайшее, так как я убедился, что Вы все-таки не забываете бедного старика, а еще больше тем, что Вы присутствовали на торжестве, Вами описанном, увидев рождение еще одного Буонарроти: за это известие благодарю Вас, как умею и как могу; однако вся эта пышность, право же, очень мне не понравилась, ибо не должен человек смеяться, когда весь мир плачет. И, по моему разумению, не нужно было Лионардо устраивать такой праздник по случаю того, что кто-то родился, и веселье такое следовало сберечь до того дня, когда умрет хорошо поживший жизнь. Не дивитесь тому, что не ответил Вам сразу: сделал я это для того, чтобы не быть похожим на купца. Ибо, скажу я Вам, что если бы заслужил хотя бы одну из тех похвал, которыми Вы меня осыпали в Вашем письме, то мне казалось бы, что, отдаваясь Вам душой и телом, я Вам что-то дал и заплатил лишь самую небольшую часть того, что я Вам должен, однако я ежечасно признаю себя Вашим должником намного больше того, сколько я должен Вам заплатить; а так как я уже стар, надеюсь свести с Вами счеты не в этой, а в другой жизни: потому прошу Вас потерпеть и остаюсь Вашим; здешние же дела – без изменения».
Еще при Павле III герцог Козимо послал Триболо в Рим, чтобы увидеть, удастся ли тому уговорить Микеланджело возвратиться во Флоренцию для завершения ризницы Сан Лоренцо. Но Микеланджело отговаривался тем, что он, состарившись, уже не может возложить на себя тяжесть трудов, и, приводя многочисленные доводы, настаивал на том, что уехать из Рима не может. Тогда Триболо начал в конце концов расспрашивать его о лестнице библиотеки Сан Лоренцо, для которой по указаниям Микеланджело было заготовлено много камня, но не было ни модели, ни даже уверенности в том, какой должна быть ее форма, и хотя и сохранились отметки на земле в кирпичной кладке и кое-какие наброски из глины, все же настоящего и окончательного решения найти не могли. Но, как ни умолял Триболо, ссылаясь и на герцога, тот ничего другого не отвечал, кроме того, что ничего об этом не помнит.
Герцог Козимо приказал Вазари написать Микеланджело с просьбой рассказать, какой же в конце концов должна быть эта лестница; может быть, из дружеского чувства он будет вынужден сообщить что-нибудь такое, благодаря чему она будет закончена, после того, как будет получено его решение.
Вазари написал Микеланджело о том, чего хочется герцогу, и о том, что все предстоящее строительство будет касаться его как исполнителя, что он выполнит это с тем старанием, которое, как это знал Микеланджело, он прилагал к его вещам, как к своим собственным. В ответ на это Микеланджело распорядился, как следует строить лестницу, в следующем собственноручном письме от 28 сентября 1555 года:
«Мессер Джорджа, дорогой друг. Что касается лестницы библиотеки, о которой столько мне говорили, поверьте мне, что, если бы я мог вспомнить, как ее задумал, я бы не заставил просить себя. Мне, правда, представляется в уме, как во сне, некая лестница, но я не думаю, чтобы она была именно такой, о какой я тогда думал, ибо представляется мне нечто нескладное. Все же сейчас ее опишу: а именно, будто бы взял я несколько овальных ящиков с днищем в одну пальму каждый, но разной длины и ширины, и самый большой и первый я будто поместил на полу на расстоянии от стены с дверью, зависящим от того, какой вы пожелаете сделать лестницу: отлогой или крутой. На первый ящик я положил бы второй, настолько во всех направлениях меньше первого, чтобы он над ним выступал не более того, сколько требуется для подъема ноги, так, чтобы в направлении двери ящики по отношению друг к другу уменьшались и отступали опять-таки ради подъема и чтобы верхняя, самая маленькая, ступень равнялась проему двери. А к описанной овальной части лестницы должны примыкать как бы два крыла с той и с другой стороны, со столькими же ступенями, но не овальными. Средняя из этих лестниц предназначается для государя – от середины до верха названной лестницы, а повороты названных крыльев должны возвращаться к стене, от середины же вниз до самого пола они должны, как и вся лестница, отстоять от стены приблизительно на три пальмы так, чтобы нижняя часть помещения не была занята ничем и оставалась свободной со всех сторон. Я описываю смешные вещи, но отлично знаю, что вы кое-что полезное в них найдете».
В те же дни Микеланджело написал Вазари также и о том, что после смерти Юлия III и избрания Марцелла враждебная ему свора снова начала докучать ему из-за избрания нового первосвященника. Узнав об этом, герцог, которому такие приемы очень не нравились, приказал написать Джорджо и передать ему, что тот должен уехать из Рима и переселиться во Флоренцию, где названный герцог не хочет от него ничего, как только время от времени с ним советоваться по поводу выполняющихся по его проектам архитектурных работ, и что от названного государя он будет получать все, чего только пожелает, не делая ничего собственноручно. И снова через мессера Лионардо Мариноцци, тайного советника герцога Козимо, к нему были направлены послания от Его Превосходительства, а также и от Вазари. И вот, когда умер Марцелл и папой был избран Павел IV, который сразу же, когда тот явился приложиться к его туфле, сделал ему много предложений, желая закончить строительство Сан Пьетро, и напомнил ему, что им, по-видимому, были уже приняты на себя обязательства, Микеланджело сдержал свое слово, и, придумав какие-то извинения, он написал герцогу, что в настоящее время перейти к нему на службу не может, а также отправил письмо Вазари в следующих собственных его выражениях:
«Мессер Джорджо, друг любезный. Призываю Бога в свидетели, что против моей воли с применением величайшего насилия я был вовлечен десять лет тому назад папой Павлом III в строительство Сан Пьетро в Риме и если бы я до сегодняшнего дня продолжал работать в названном строительстве, так как оно велось тогда, я бы добился такого его состояния, что мне и самому захотелось бы отправиться восвояси; но из-за нехватки денег оно сильно затянулось и затягивается именно тогда, когда дело дошло до частей его самых сложных и трудных, так что если я теперь его брошу, это будет значить только то, что я, к величайшему своему стыду погрешив, лишусь награды за труды, которые я переносил в течение названных десяти лет из любви к Господу. Я Вам все это наговорил в ответ на Ваше письмо и так как я получил письмо от герцога. Меня очень удивило, что Его Высочество соизволил написать мне так ласково. Благодарю за это Господа и Его Превосходительство как умею и как могу. Я теряю нить, ибо лишился и памяти, и мозгов, и писать мне очень трудно, ибо не в этом мое искусство. В заключение хочу, чтобы Вы поняли, что выйдет, если я брошу упоминавшееся строительство и уеду отсюда: прежде всего обрадуются кое-какие воры, для строительства же это будет причиной его крушения, а может быть, и его прекращения навсегда».
Далее, чтобы оправдаться перед герцогом, Микеланджело писал Джорджо о том, что в Риме он имеет в своем распоряжении и дом, и много имущества не на одну тысячу скудо, а кроме того, что ему отравляют жизнь и почки, и бок, и камни, как у всех стариков, как это может засвидетельствовать его врач магистр Эрельда, которому он воздает хвалы на втором месте после Бога за дарованную жизнь, и поэтому он по названным причинам и не мог приехать, и что в конце концов у него хватит духу только на то, чтобы умереть. Он просил Вазари, как и во многих других, сохранившихся у него его письмах, попросить прощения у герцога, а помимо этого (как я уже говорил) он писал и самому герцогу, перед ним оправдываясь: будь Микеланджело в состоянии сесть на лошадь, он прибыл бы во Флоренцию тотчас же. Так его трогала нежность и любовь его к герцогу, что, как я полагаю, он после этого не смог бы покинуть Флоренцию и вернуться обратно в Рим, а между тем ему нужно было работать на многих участках упомянутого строительства и закончить его так, чтобы в нем ничего уже нельзя было изменить.
В это время кто-то сообщил ему, что папа Павел IV собирается поручить ему привести в порядок стену капеллы со Страшным судом, ибо, как он заявил, фигуры, там изображенные, слишком непристойно выставляли свои срамные части.
Когда же мнение папы довели до сведения Микеланджело, он на это ответил: «Скажите папе, что дело это небольшое и порядок навести там нетрудно. А он пусть наведет порядок во всем мире, навести же порядок в живописи можно быстро».
У Микеланджело отняли должность управителя канцелярии в Римини (он так и не захотел поговорить с папой, который ничего об этом не знал), должность же эту перехватил у него папский кравчий, которому хотели платить сто скудо в месяц за счет строительства Сан Пьетро; но когда Микеланджело на дом принесли ежемесячную получку, он ее не принял. В том же году приключилась смерть Урбино, его слуги, или же, говоря вернее, его товарища, каковым его можно назвать и как он сам его называл: он поступил к Микеланджело в 1530 году во Флоренции, когда кончилась осада и когда ученик его Антонио Мини уехал во Францию; услуги он оказывал Микеланджело огромнейшие, и за двадцать шесть лет службы и дружбы Микеланджело обогатил его, любил же он его так, что во время его болезни он, несмотря на старость, ходил за ним и спал ночью не раздеваясь, охраняя его. Поэтому после его смерти Вазари прислал письмо, чтобы утешить Микеланджело, на что получил нижеследующий ответ:
«Мессер Джорджо, дорогой мой. Писать мне трудно, но, в ответ на письмо Ваше, кое-что все же расскажу. Вы знаете, как умер Урбино: было это для меня от Бога величайшей милостью, несмотря на то, что горе мое было тяжким и скорбь бесконечной. Милость же состояла в том, что так же как живя он поддерживал и мою жизнь, так и умирая он научил и меня умирать не с отвращением к смерти, а со стремлением к ней. Был он при мне двадцать шесть лет и показал себя и редкостным, и верным, и вот теперь, когда я обогатил его и уповал на то, что будет он опорой и отдохновением моей старости, он от меня ушел, и не осталось мне другой надежды, как только свидеться с ним в раю. И для меня это было ознаменовано Господом в счастливейшей смерти, ему дарованной, ибо гораздо горше, чем умереть, было ему оставить меня в этом предательском мире со столькими невзгодами, хотя большая моя часть ушла вместе с ним и не осталось мне ничего, кроме бесконечной горести. Остаюсь преданный Вам».
При Павле IV он был занят по укреплениям Рима в разных частях города; привлекался к этому и Саллустио Перуцци, которому, как говорилось в другом месте, папа этот поручил возвести ворота замка св. Ангела, ныне наполовину разрушенные. Он занимался также расстановкой там статуй, осматривал модели скульпторов и поправлял их. В это время к Риму подходило французское войско, и Микеланджело считал, что городу придется плохо. Тогда, вместе с Антонио Франчезе из Кастель Дуранте, которого, умирая, Урбино оставил ему в доме в качестве слуги, Микеланджело решил бежать из Рима; и тайком отправился в горы Сполето, где он посетил некоторые места, населенные отшельниками. В это же время Вазари ему написал и прислал небольшой труд флорентийского гражданина Карло Ленцони, завещанный им перед смертью Козимо Бартоли, с просьбой напечатать его и направить Микеланджело. И как только труд этот был закончен, Вазари и переслал его в эти дни Микеланджело, который, получив его, ответил так:
«Мессер Джорджо, дорогой друг. Я получил книжечку мессера Козимо, которую Вы мне высылаете, и прилагаю при сем благодарность; прошу Вас передать ему таковую, а также мой привет. В эти дни, наряду со многими неприятностями и расходами, я получил большое удовольствие в горах Сполето от посещения отшельников, так что я вернулся в Рим меньше чем наполовину, ибо поистине мир только в лесах и обретаешь. Сказать Вам мне больше нечего; рад, что Вы здоровы, кланяюсь Вам. Сентября 18 дня 1556 года».
Для времяпрепровождения Микеланджело работал почти ежедневно над тем Оплакиванием из четырех фигур, о котором уже говорилось и которое он как раз тогда и разбил по следующим причинам: действительно, в камне было много наждаку и был он твердым, и от резца часто сыпались искры, или возможно, что человек этот судил о себе так строго, что не удовлетворялся никогда тем, что делал; ведь, по правде говоря, из его статуй, в зрелые его годы, закончены лишь немногие, отделанные же до конца были выполнены им в молодости: таковы Вакх, Оплакивание Целительницы лихорадки, флорентийский гигант, Христос из Минервы, и ведь таковые невозможно ни увеличить, ни уменьшить ни на йоту без ущерба для них. Остальные же, такие, как статуи герцогов Джулиано и Лоренцо, Ночь, Аврора и Моисей, не считая двух других, вместе взятые, не достигают одиннадцати; остальные же, говорю я, были не завершены, а таких большинство, ибо и сам он любил говорить, что, если бы его удовлетворяло то, что он делает, он выпускал бы очень мало, а то и вовсе ничего. Отсюда мы видим, насколько он продвинулся вперед в своем искусстве и в своем суждении; достаточно было ему раскрыть статую и обнаружить в ней мельчайшую погрешность, он тотчас же оставлял ее и бросался на другой мрамор, считая, что ему не придется возвращаться к старому; и часто он говаривал, что в этом и была причина, почему он высек так мало статуй и написал так мало картин. Оплакивание это, разбив его, он подарил Франческо Бандини. В то время Тиберио Кальканьи, флорентийский скульптор, очень сдружился с Микеланджело, с которым его познакомили Франческо Бандини и мессер Донато Джаннотти. Навестив однажды Микеланджело в его доме, где находилось и разбитое Оплакивание, он в ходе продолжительной беседы задал ему вопрос, почему он разбил и погубил плод столь дивных трудов, а тот ответил, что виноват в этом несносный Урбино, его слуга, который что ни день понукал его завершить работу, и что, между прочим, отломился там кусок локтя у Мадонны, а он ее и раньше возненавидел, так как очень много пришлось с ней возиться из-за трещины, которая была в камне, и вот, наконец, лопнуло у него терпение, он ее и разбил и хотел совсем все разбить, если бы Антонио, слуга его, не посоветовал подарить ее ему такой, какая она есть. Услышав это, Тиберио рассказал обо всем Бандини, которому хотелось иметь что-нибудь выполненное рукой Микеланджело; тогда Бандини уговорил Тиберио пообещать Антонио двести скудо золотом и сам попросил Микеланджело разрешить Тиберио закончить работу для Бандини по моделям Микеланджело, труды которого даром не пропадут. Микеланджело согласился и сделал им этот подарок. Работу тотчас же оттуда унесли, а Тиберио сложил ее вместе и восстановил не знаю уж сколько ее кусков, но из-за смерти Бандини, Микеланджело и Тиберио она так и осталась незаконченной. В настоящее время ею владеет Пьерантонио Бандини, сын Франческо, на своей вилле в Монтекавалло.
Возвратимся, однако, к Микеланджело. Ему после этого необходимо было найти еще какой-нибудь кусок мрамора, чтобы ежедневно проводить время, занимаясь ваянием: и вот поставили другую глыбу, в которой было уже начато другое Оплакивание, отличное от предыдущего и значительно меньшее по размерам.
На службу к Павлу IV поступил архитектор Пирро Лигорио, который был поставлен во главе строительства Сан Пьетро и который в свою очередь начал мучить Микеланджело, и поговаривали о том, что Микеланджело впал в детство. Поэтому, рассерженный этим, он чуть было не вернулся во Флоренцию, но, пока он все тянул с отъездом, Вазари снова стал донимать его письмами: однако, понимая, насколько он постарел, он, дожив до восемьдесят первого года и переписываясь по-прежнему с Вазари, которому послал много разных сонетов духовного содержания, писал ему, что близко его конец, что нужно понять, куда направлены его мысли, и что, читая его письма, Вазари увидит, что приближается его двадцать четвертый час и что нет в нем мысли, в которой не была бы изваяна его смерть. В одном из своих посланий он писал так: «Да рассудит нас Бог, Вазари, за то, что столько лет Вам докучаю: знаю, что Вы справедливо мне скажете, что стал я стар и выжил из ума, решив сочинять сонеты. Но так как многие говорят, что я впал в детство, я и решил делать то, что мне полагается. По письму Вашему я вижу, как Вы меня любите, и будьте уверены в том, что и мне хотелось бы сложить свои кости рядом с прахом отца моего, как Вы меня о том просите. Но если я отсюда уеду, то это было бы причиной великого бедствия для постройки Сан Пьетро, великим стыдом и величайшим грехом. Когда же постройка будет возведена настолько, что изменить ее будет уже невозможно, тогда, надеюсь, исполню и все то, о чем Вы мне пишете, хотя не грех было бы досаждать иным хапугам, которые ждут не дождутся моего отъезда».
В этом же письме был и следующий, написанный им собственноручно сонет:
Уж дни мои теченье донесло
В худой ладье, сквозь непогоды моря,
В ту гавань, где свои груз добра и горя
Сдает к подсчету каждое весло
В тираны, в боги, вымысел дало
Искусство мне, – и я внимал, не споря;
А ныне познаю, что он, позоря
Мои дела, лишь сеет в людях зло.
И жалки мне любовных дум волненья:
Две смерти, близясь, леденят мне кровь,
– Одна уж тут, другую должен ждать я;
Ни кисти, ни резцу не дать забвенья
Душе, молящей за себя Любовь
Нам со креста простертую объятья.
Из него видно, что он уже готов был отойти к Богу и готов был оставить заботы об искусстве из-за происков враждебных к нему художников и по вине иных начальников этого строительства, которые, по его словам, охотно погрели бы на нем руки. По приказанию герцога Козимо Вазари ответил Микеланджело кратким письмом с уговорами возвратиться на родину и сонетом на те же рифмы.
Микеланджело не прочь был уехать из Рима, но он настолько переутомился и постарел, что хотя он и решил воротиться, как об этом будет сказано ниже, однако желание было сильнее немощной плоти, державшей его в Риме. И случилось так, что в июне 1557 года, после того как он сделал модель травертинового свода, которым перекрывали нишу королевской капеллы, возникла из-за невозможности пользоваться обычным путем ошибка, так как производитель работ вымерил все тело свода одним кружалом, а их нужно было бесчисленное множество. А так как Микеланджело считал Вазари своим другом и доверял ему, он отослал ему собственноручные рисунки со следующими подписями под двумя из них.
«Кружало, помеченное красным, производитель работ счел пригодным для всего тела свода, и только когда он начал переходить к вершине, где свод полукруглый, он заметил ошибку, обусловленную этим кружалом, как это видно здесь на рисунке, по черным пометкам. С этой ошибкой свод настолько продвинут, что придется разбирать много камней, так как в этом своде совсем нет кирпича, но все из травертина, диаметр же кругов имеет двадцать две пальмы без опоясывающего их карниза. Эта ошибка, хотя я и сделал модель, как это я делаю всегда, произошла от моей старости, из-за которой я не мог часто ходить на стройку; и я-то думал, что названный свод уже выведен, а он не будет закончен и за всю эту зиму, и если бы мог я умереть от стыда и горя, уже не было бы меня в живых. Уведомьте, прошу Вас, и герцога, почему я до сих пор не приехал во Флоренцию».
И далее, под другим рисунком, где он нарисовал планы, он написал следующее:
«Мессер Джорджо. Чтобы лучше понять трудность этого свода и проследить его зарождение от самой земли, пришлось разделить его на три свода по высоте нижних окон, которые разделены пилястрами и которые, как Вы видите, наполовину пирамидальны в пределах вершины свода, как и плоскость и стороны остальных сводов. Их пришлось выводить при помощи бесчисленного множества кружал, ибо они так часто меняются со всех сторон и от точки, что твердого правила установить невозможно, а круги и квадраты, которые образуются в их толще, должны уменьшать и увеличивать в стольких направлениях и должны сходиться в стольких точках, что правильный способ определить трудно. Тем не менее при наличии модели, которую, как всегда, делаю, никак нельзя было допускать такой ошибки, вздумав вывести с одним кружалом все эти три оболочки; вот почему и получилось, что приходится со стыдом и убытками столько разбирать и что до сих пор еще разбирают множество камней. Свод, ниши, проемы, как и все нижние части, все – из травертина, что до сих пор в Риме не делалось».
Видя эти неприятности, герцог Козимо разрешил Микеланджело не приезжать во Флоренцию, заявив, что его душевное спокойствие ему дороже и чтобы он во что бы то ни стало продолжал работы в Сан Пьетро и успокоился бы. Поэтому Микеланджело на том же листе написал Вазари, что благодарит герцога как только умеет и может за такую доброту его, добавив: «Пусть Господь надо мной смилостивится, чтобы я мог служить ему своей немощной особой, ибо память и ум мои уже ушли, дожидаясь его в иных краях». Письмо это написано в августе 1557 года. Так Микеланджело узнал, что герцог уважал его жизнь и честь больше, чем он сам, ему поклонявшийся. Все эти письма, и многие другие, менее важные, мы храним у себя, написанные его рукой.
Микеланджело дошел до той точки, когда он видел, что в Сан Пьетро мало что делалось, сам же он уже протянул большую часть фриза над внутренними окнами и над наружными парными колоннами, расставленными по круглому карнизу там, где позднее, как будет сказано дальше, должен быть утвержден купол, так что поддерживавшие его близкие друзья, такие, как кардинал Карпи, мессер Донато Джаннотти, Франческо Бандини, Томмазо де’Кавальери и Лоттино, настаивали на том, чтобы он, видя, что возведение купола задерживается, сделал хотя бы его модель. Колебался он много месяцев; в конце концов он приступил к делу и мало-помалу вылепил небольшую глиняную модель, чтобы он смог потом, руководствуясь ею как образцом и пользуясь планами и разрезами, им нарисованными, заказать деревянную модель больших размеров.
Однажды приступив к ней, он закончил ее в течение немногим больше одного года, поручив ее мастеру Джованни Францезе и вложив в нее немало стараний и трудов. Величину же он придал ей такую, что ее размеры и пропорции в малом в точности отвечали древним римским пальмам в большой постройке, осуществленной в полном своем совершенстве; в модели же он тщательно выполнил все членения колонн, без капителей, дверей, окон, карнизов и выступов, а также все прочие мелочи, понимая, что в таком произведении меньшего не сделаешь, поскольку у христиан, да и во всем, пожалуй, мире, не найти и не увидеть постройки более украшенной и большей по размерам.
И если мы теряли время на запись вещей и менее значительных, то кажется мне необходимым, гораздо более полезным и нашим долгом описать, каков же был проект, согласно которому Микеланджело собирался придать зданию и куполу задуманные им форму, порядок и общий вид, и потому с наивозможнейшей краткостью мы приведем его простое описание, ибо, если, как это было в наши дни, когда при жизни Микеланджело строительство это претерпело столько мучений, то же самое случится, упаси Боже, и после его кончины по зависти и злобе дерзостных людей, то пусть писания мои, каковыми бы они ни были, окажут помощь тем верным людям, на кого будет возложено осуществление замыслов сего редкостного человека, а также пусть они обуздают злую волю тех, что вздумал бы их исказить, а в то же время пусть они пойдут на пользу, доставят удовольствие и просветят умы тем талантам, друзьям нашего дела, которые им занимаются.
И для начал сообщу о том, что, в соответствии с моделью этой, сделанной по указаниям Микеланджело, весь скромный внутренний пролет купола окажется равным ста восьмидесяти шести пальмам и речь идет при этом о его ширине от стенки до стенки. Он покоится на большом, идущем кругом внутреннем травертиновом карнизе, утвержденном на четырех поднимающихся от земли больших парных столбах, с резными капителями коринфского ордера и с собственными архитравом, фризом и карнизом, также из травертина, и этот карниз, огибающий кругом все большие ниши, опирается и лежит на четырех больших арках трех ниш и входной части, образующих крест в этой постройке; там же, где начинает вырастать самое начало купола, начало это отмечено основанием из травертина с площадкой шириной в шесть пальм, по которой ходят, и это основание круглое, наподобие колодца, и толщина его составляет тридцать три пальмы и одиннадцать унций, а высота до его карниза – одиннадцать пальм и десять унций, верхний же карниз равен примерно восьми пальмам, а его выступ – шести с половиной пальмам. В это круглое основание входят, чтобы подняться в купол, через четыре входа над арками ниш, вся же толщина этого основания разделена на три части: внутреннюю, равную пятнадцати пальмам, наружную в одиннадцать пальм и среднюю в восемь пальм одиннадцать унций, что и составляет вместе толщину, равную тридцати трем пальмам, одиннадцати унциям. Средний проем полый и служит проходом, высота которого равна двум квадратам; он идет кругом и объединяется полуциркульным сводом, а в каждом из четырех входов в восемь дверей с четырьмя лестницами, из которых одна поднимается к уровню карниза первого основания и ширина ее равна шести пальмам с половиной, вторая поднимается к внутреннему карнизу, опоясывающему купол, и ширина ее равна восьми пальмам и трем четвертям; по каждой из них легко можно пройти внутри и снаружи этой постройки; от одного же входа до другого по кругу двести одна пальма, а так как таких расстояний четыре, то всего кругом будет восемьсот шесть пальм. Далее можно подняться с площадки этого основания, на котором стоят колонны и пилястры и которое служит далее фризом, обходящим изнутри окна, и имеет высотой четырнадцать пальм с одной унцией. Снаружи по верху и низу этого основания проходят узкие карнизы, выступающие всего на десять унций, и все это из травертина. В толще третьей части, над той, что внутри, которая, как сказано, должна иметь толщину, равную пятнадцати пальмам, в каждой четвертой части сделана лестница, одна половина которой выходит на одну сторону и вторая половина на другую, ширина которой – четыре с четвертью пальм, а ведет она к основанию колонн. На этом уровне, по отвесу над толщей основания, вздымаются восемнадцать весьма мощных травертиновых столбов, каждый из которых украшен снаружи парой колонн, а внутри парой пилястров, о чем будет сказано ниже, всю же ширину между столбами занимают окна, через которые в абсиды проникает свет. Столбы обращены боками к средней точке купола, и длина их равна тридцати шести пальмам, а спереди – девятнадцати с половиной. Снаружи к каждому примыкают по две колонны с цоколем их основания в восемь пальм и три четверти и высотой в полторы пальмы; ширина основания равна пяти пальмам и восьми унциям, высота его… (Пропуск в печатных изданиях.) пальмам и одиннадцати унциям; ствол колонны равен сорока трем с половиной пальмам, у основания – пяти пальмам и шести унциям, наверху же – четырем пальмам девяти унциям; высота коринфской капители – шесть с половиной пальм, а с киматием – девять пальм. Колонны эти видны только на три четверти, ибо четвертая их четверть сливается с углами, состоящими из половинок столба, которые своими углами выходят вовнутрь; посреди же внутренней стороны находится вход в виде двери с арочным завершением шириной в пять пальм и высотой в тринадцать пальм и пять унций; вход этот был затем заложен вплоть до капителей пилястров и колонн и слился с двумя другими пилястрами, подобными тем, которые выступают, отвечая наружным колоннам, чередующимся, как украшение, с шестнадцатью окнами, расположенными вокруг названного купола и имеющими в свету ширину в двенадцать с половиной пальм и высоту около двадцати двух пальм. Снаружи они украшены архитравами разной формы, шириной в две и три четверти пальмы, а внутри они украшены также разными ордерами с их фронтонами, прямыми и в четверть круга; снаружи они шире, а изнутри уже, дабы пропускать больше света, и потому же внутри они снизу скошены, чтобы свет падал на фриз и на карниз, проходящие между каждой парой плоских пилястров, соответствующих по высоте наружным колоннам. Итак, всего там тридцать шесть наружных колонн и тридцать шесть внутренних пилястров, а на внутренних этих пилястрах архитрав высотой в четыре пальмы и пять четвертей, фриз – в четыре с половиной пальмы и карниз в четыре и две трети и с выносом в пять пальм. Над карнизом проходит балюстрада, чтобы можно было ходить кругом безопасно, а чтобы удобно было подниматься туда же с площадки, на которой стоят колонны, в толще проема на пятнадцать пальм поднимается еще одна лестница такого же рода и таких же размеров с двумя ветвями, то есть подъемами, до верха колонн, капителей, архитрава, фриза и карниза, и, не мешая свету проникать в окна, лестница эта наверху становится витой той же ширины и доходит в конце концов до площадки, от которой начинается изгиб купола. Весь этот порядок, все распределение и все украшения настолько разнообразны, удобны и крепки, прочны и богаты и так хорошо принимают распор обоих сводов купола, закругляющегося над ними, все это так хитроумно и так хорошо продумано, а позднее настолько отлично было сложено, что глазам тех, кто это дело знает и в нем понимает, никогда не могло представиться ничего более изящного, более прекрасного и более искусного: таковы стыки и связи отдельных камней; такова прочность и вечность каждой части, такова предусмотрительность, с какой отведена дождевая вода по многочисленным скрытым желобам, и в конце концов таково совершенство, до которого все доведено так, что все другие постройки, виданные и возведенные до сего дня, ничто по сравнению с величием этой, и величайший ущерб принесен был ей теми, кого это касалось и кто не приложил к этому всех своих усилий, ибо следовало возвести это столь прекрасное и потрясающее сооружение до того, как смерть отняла у нас мужа столь редкостного.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?