Текст книги "Великолепная Софи"

– Мисс Софи, чтоб вас черти взяли, сидите смирно! – рявкнула Джейн Сторридж и встряхнула девушку.

– Нет, конечно! – ответила Сесилия. – Но Евгения никогда не носит модных платьев. Она говорит, что в жизни есть более важные вещи, чем одежда.

– Что за глупости! – фыркнула Софи. – Конечно есть, но не тогда, когда переодеваешься к ужину. Кто она такая?

– Мисс Рекстон. Чарльз с ней помолвлен, и несколько минут назад мама предупредила меня, что сегодня вечером Евгения ужинает с нами. В суматохе, связанной с твоим приездом, мы об этом совсем забыли. Пожалуй, она уже торчит в гостиной, поскольку славится исключительной пунктуальностью. Ты готова? Можем идти вниз?

– Если только моя дорогая Джейн немножко поторопится! – сказала Софи, протягивая горничной другую руку и лукаво глядя в нахмуренное лицо мисс Сторридж.

Горничная криво улыбнулась, но ничего не сказала. Ловко застегнув крошечные пуговички, она набросила на плечи хозяйки шитый золотом шарф и выразила свое одобрение едва заметным кивком. Софи наклонилась и поцеловала ее в щеку, сказав при этом:

– Большое спасибо! А теперь ложись в постель и даже не мечтай о том, что я позволю тебе раздеть меня, потому что этого не будет! Спокойной ночи, дорогая Джейн!

Сесилия, пораженная до глубины души, спросила, когда они спускались по лестнице:

– Полагаю, она давно живет с тобой? Боюсь, мама будет неприятно поражена, если увидит, как ты целуешь служанку!

Софи недоуменно приподняла брови:

– В самом деле? Джейн была горничной моей матери, а после ее смерти стала нянчить меня. Надеюсь, мне удастся не совершать ничего такого, что неприятно поразит мою тетю.

– О! Разумеется, она отнесется с пониманием, учитывая обстоятельства! – поспешно заверила ее Сесилия. – Просто это выглядит очень странно, знаешь ли!

Упрямые огоньки, вспыхнувшие в ясных глазах кузины, говорили о том, что ей не понравилась критика ее поведения, но поскольку они уже подходили к двери гостиной, то она сочла за лучшее промолчать и позволила проводить себя в комнату.

Вокруг камина сидели леди Омберсли, два ее старших сына и мисс Рекстон. Все они обернулись на звук открываемой двери, и двое джентльменов встали; Хьюберт посмотрел на Софи с нескрываемым восхищением, а Чарльз окинул гостью весьма критическим взором.

– Входи же, дорогая Софи! – доброжелательно приветствовала племянницу леди Омберсли. – Видишь, я уже надела вместо шали твою прекрасную мантилью! Какое изумительное кружево! Оно привело мисс Рекстон в восхищение. Позволь представить тебе мисс Стэнтон-Лейси, моя дорогая Евгения. Сесилия уже должна была сообщить тебе, Софи, что вскоре, к нашей общей радости, мисс Рекстон станет членом нашей семьи.

– Да, разумеется! – с улыбкой ответила Софи и протянула руку. – Желаю вам счастья, мисс Рекстон, как и моему кузену. – Коротко пожав вялую ладонь мисс Рекстон, она повернулась к Чарльзу и протянула ему руку. – Здравствуйте!

Он ответил ей рукопожатием и обнаружил, что она разглядывает его не менее критически, чем он ее. Это одновременно и удивило, и позабавило его, отчего он улыбнулся.

– Как поживаете? Не стану уверять, будто прекрасно вас помню, кузина, поскольку уверен: у нас обоих сохранились друг о друге весьма смутные воспоминания!

Она рассмеялась:

– Истинная правда! Даже тетя Элизабет не узнала меня! Кузен – Хьюберт, верно? – расскажите мне, будьте любезны, о Саламанке и Джоне Поттоне! Оба устроены благополучно?

Она шагнула в сторону, чтобы поговорить с Хьюбертом, и леди Омберсли, с тревогой наблюдавшая за старшим сыном, с облегчением отметила, что он смотрит на Софи вполне дружелюбно и даже одобрительно. На его губах играла легкая улыбка, и он продолжал наблюдать за Софи до тех пор, пока его внимание не отвлекла невеста.

Досточтимая Евгения Рекстон была стройной молодой женщиной, чуть выше среднего роста, которая привыкла к тому, что ее называют высокой и элегантной. У нее были благородные черты лица, и в целом она производила впечатление симпатичной особы, разве что чуточку бесцветной. Одета она была приличествующим случаю образом, хотя и очень скромно: в платье сизого крепа, строгий цвет которого недвусмысленно свидетельствовал о том, что она носит траур. Волосы ее, уложенные в высокую прическу, отличал цвет, средний между каштановым и золотистым. Руки и ноги у нее были узкими, а грудь – довольно худой, хотя и редко выставляемой на обозрение, поскольку ее матушка решительно возражала против корсажей с низким вырезом (как, например, тот, что украшал платье мисс Стэнтон-Лейси). Она была дочерью графа и, хотя старалась не гордиться этим публично, прекрасно сознавала свое высокое происхождение. У нее были изящные манеры, и она искренне стремилась к тому, чтобы в ее обществе люди чувствовали себя легко и непринужденно. Евгения вознамерилась проявить особенную снисходительность по отношению к Софи, но когда встала пожать ей руку, то обнаружила, что смотрит ей в лицо снизу вверх, а в таком положении трудно проявлять снисхождение. На мгновение она даже рассердилась, но тут же взяла себя в руки и со спокойной улыбкой негромко обратилась к Чарльзу:

– Какая высокая эта мисс Стэнтон-Лейси! Рядом с ней я чувствую себя карлицей!

– Даже слишком высокая, – согласился он.

Она не могла не радоваться тому, что кузина явно не привела его в восторг, поскольку, даже рассмотрев, что Софи далеко не столь красива, как она сама, у мисс Рекстон сложилось стойкое убеждение, что она столкнулась с яркой и удивительной молодой женщиной. Теперь она признала, что ее ввели в заблуждение большие и ясные глаза Софи; а вот остальные ее черты были не столь замечательны. Евгения произнесла:

– Пожалуй, но совсем немного; в остальном же она очень мила.

Софи тем временем подошла к тете и присела рядом с ней, и только тогда Чарльз заметил маленькую, словно игрушечную, левретку, старательно жавшуюся к юбкам своей хозяйки и явно испуганную таким количеством незнакомых людей. Удивленно подняв брови, он сказал:

– Кажется, у нас две гостьи. Как ее зовут, кузина?

Он опустил руку, подзывая к себе собачку, но Софи ответила:

– Тина. Боюсь, она не пойдет к вам, поскольку очень застенчива.

– О, пойдет, да еще как! – отозвался он и щелкнул пальцами.

Софи почувствовала, что ее раздражает холодная самоуверенность Чарльза, но, увидев, что он оказался прав и ее левретка кокетливо предлагает ему свою дружбу, простила его, решив, что он не может быть настолько плохим, как его изобразили.

– Какое славное маленькое создание! – приветливо заметила мисс Рекстон. – Обычно я неодобрительно отношусь к животным в доме – моя мама, дорогая леди Омберсли, не соглашается иметь даже кошку, – но уверена, что ваша собачка станет исключением.

– А нашей маме очень нравятся домашние собаки, – сообщила Сесилия. – У нас всегда живет какая-нибудь, правда, мама?

– Толстые и перекормленные мопсы, – уточнил Чарльз, недовольно глядя на мать. – Должен признаться, что предпочитаю эту элегантную леди.

– О, это еще не самое замечательное животное из домашних любимцев кузины Софи! – провозгласил Хьюберт. – Погоди, Чарльз, скоро ты увидишь, кого еще она привезла с собой из Португалии!

Леди Омберсли беспокойно заерзала, поскольку не успела сообщить старшему сыну о том, что отныне в классной комнате поселилась обезьянка в красном кафтане. Но Чарльз ограничился тем, что сказал:

– Насколько я понимаю, кузина, вы привезли с собой коня. Хьюберт только о нем и говорит. Испанских кровей?

– Да, и выдрессирован мамелюками[21]21
  Военная каста в средневековом Египте, состоявшая из юношей-рабов тюркского и кавказского происхождения. Юноши обращались в ислам, обучались арабскому языку и тренировались в лагерях-интернатах для несения военной службы.


[Закрыть]. Он очень красив.

– Держу пари, кузина, что вы первоклассная наездница! – воскликнул Хьюберт.

– Не знаю. Но мне часто приходилось ездить верхом.

В этот момент отворилась дверь, но не для того, чтобы, как ожидала леди Омберсли, впустить ее дворецкого с докладом, что ужин подан. В комнату вошел ее супруг, сообщив, что должен взглянуть на свою маленькую племянницу перед тем, как отправиться в «Уайтс». Леди Омберсли полагала, что он и так поступил невежливо, решив пропустить домашний ужин в честь мисс Рекстон, а тут еще пришлось терпеть его небрежно-непринужденное поведение, но она постаралась ничем не выдать своего раздражения, ограничившись тем, что заметила:

– Как видишь, любовь моя, она не такая уж и маленькая.

– Боже правый! – воскликнул его светлость, когда Софи поднялась с места, чтобы приветствовать его. Он рассмеялся, обнял ее и сказал: – Так-так-так! А ты почти такая же высокая, как и твой отец, дорогая моя! Дай-ка взглянуть на тебя! И дьявольски похожа на него!

– Мисс Рекстон, лорд Омберсли, – с упреком сказала его жена.

– Э! О да, здравствуйте! – бросил его светлость, одарив мисс Рекстон благосклонным кивком. – Я считаю вас членом семьи, так что предпочитаю обходиться без церемоний. Пойдем, присядем вместе, Софи, и ты расскажешь мне, как поживает твой отец.

Затем он увлек племянницу на софу и завел с ней оживленный разговор, вспоминая всякие забавные случаи тридцатилетней давности, от души смеясь над ними и имея вид человека, начисто позабывшего о том, что собирался ужинать в клубе. Он всегда благосклонно относился к симпатичным молодым женщинам, а если они помимо очарования обладали еще и живостью характера, точно угадывая, как он намерен флиртовать с ними, то милорд получал истинное наслаждение от пребывания в их обществе и отнюдь не спешил с ними расставаться. Дассет, несколько минут назад заглянувший в гостиную, чтобы объявить о том, что ужин подан, моментально оценил обстановку и, обменявшись взглядами с хозяйкой, удалился, чтобы распорядиться насчет еще одного прибора за столом. Когда он вернулся и доложил, что все готово, лорд Омберсли воскликнул:

– Что такое? Наступило время ужина? В таком случае я все-таки останусь дома!

Он предложил руку Софи, самым замечательным образом проигнорировав мисс Рекстон, которая по праву могла первой рассчитывать на его внимание, и, когда они уселись за стол, потребовал, чтобы племянница объяснила ему, какая блажь ударила в голову ее отцу, погнав его в Перу.

– Не в Перу, а в Бразилию, – поправила дядюшку Софи.

– Это почти одно и то же, моя дорогая, – такая же несусветная глушь! Не знаю никого, кто так же много странствовал бы по свету! Этак он в следующий раз отправится в Китай!

– Нет, в Китай отбыл лорд Амхерст, – сказала Софи. – Еще в феврале, если я не ошибаюсь. А в Бразилии потребовалось присутствие сэра Горация, потому что он хорошо разбирается в португальских делах и, как все надеются, сможет убедить регента вернуться обратно в Лиссабон. Видите ли, маршал Бересфорд[22]22
  Уильям Карр Бересфорд (1768–1856) – виконт, английский генерал, маршал Португалии.


[Закрыть] растерял всю свою прежнюю популярность. Ничего удивительного! Он понятия не имеет, как располагать к себе людей и внушать им доверие. К тому же он начисто лишен такта.

– Маршал Бересфорд, – сообщила Чарльзу мисс Рекстон своим хорошо поставленным голосом, – друг моего отца.

– Тогда вы должны простить меня за то, что я сказала, будто он лишен такта, – тут же заявила Софи и едва заметно улыбнулась. – Хотя это и правда, никто не сомневается в том, что ко всему прочему он обладает многочисленными достоинствами. Очень жаль, что он так оплошал и выставил себя на посмешище.

При этих ее словах лорд Омберсли и Хьюберт рассмеялись, мисс Рекстон ощутимо напряглась, а Чарльз метнул на кузину недовольный взгляд, словно был вынужден изменить свое первоначально благоприятное мнение о ней. Его невеста, которая неизменно вела себя сухо и чопорно, как того требовали строгие правила приличия, не могла, разумеется, заставить себя вести разговор через стол, и продемонстрировала превосходство своего воспитания, проигнорировав неуместное замечание Софи и заговорив с Чарльзом о Данте, уделяя особое внимание переводу мистера Кэрри. Он вежливо слушал ее, но когда Сесилия, следуя чуждому условностям примеру своей кузины, присоединилась к их беседе, заявив, что отдает предпочтение лорду Байрону, он не сделал попытки осадить ее, а, напротив, обрадовался тому, что она приняла участие в дискуссии. Софи горячо одобрила вкус Сесилии, заявив, что ее собственный экземпляр «Корсара»[23]23
  Поэма лорда Д. Г. Байрона, написанная в 1814 году, являющая собой образец байроновского романтизма.


[Закрыть] зачитан буквально до дыр и скоро распадется на отдельные странички. Мисс Рекстон заметила, что ничего не может сказать относительно достоинств поэмы, так как ее матушка не держит в доме произведений его светлости. Поскольку скандальный разлад в семейной жизни лорда Байрона живо обсуждал весь город, ходили упорные слухи, что, вняв настойчивым уговорам друзей, он намеревается покинуть страну, и после замечания мисс Рекстон дальнейший разговор на эту тему мог показаться неприятно вульгарным и сомнительным. Поэтому все испытали облегчение, когда Хьюберт, заявив, что на дух не переносит поэзию, принялся взахлеб расхваливать недавно прочитанный новый роман – «Уэверли»[24]24
  «Уэверли, или Шестьдесят лет назад» – исторический роман Вальтера Скотта, вышедший в свет в 1814 году. Он стал так популярен, что все последующие произведения Вальтера Скотта публиковались как романы «от создателя “Уэверли”».


[Закрыть]. И вновь мисс Рекстон не смогла поразить собравшихся своим просвещенным мнением, снисходительно заметив, что, на ее взгляд, упомянутый роман отнюдь не является чем-то выдающимся. В разговор вмешался лорд Омберсли, высказавшийся в том духе, что все они, дескать, чересчур уж увлекаются всякими новинками, тогда как для него и «Руководство для любителей скачек» Раффа является вполне заслуживающим внимания чтением. Он отвлек Софи от общего разговора, забросав ее вопросами о своих старых приятелях, которые сейчас украшали своим присутствием самые разнообразные посольства и которых она могла знать.

После ужина лорд Омберсли в гостиной уже не появился: «зов фараона»[25]25
  Карточная игра.


[Закрыть] оказался слишком силен, чтобы он мог его проигнорировать. Со стороны мисс Рекстон было очень мило предложить разрешить детям сойти вниз, и она добавила, одарив Чарльза ангельской улыбкой, что еще не имела счастья повидаться со своим маленьким другом Теодором после того, как он вернулся домой на пасхальные каникулы. Однако когда ее маленький друг наконец явился, на плече у него сидел Жако, отчего она испуганно вжалась в кресло и разразилась протестующими возгласами.

Итак, наступил ужасный момент истины, и (как с горечью отметила леди Омберсли) благодаря прискорбному неумению мисс Аддербери справиться со своими юными подопечными, случился он в самое неподходящее время. Чарльз, поначалу радостно изумленный, быстро опомнился при виде явного неодобрения, выказанного мисс Рекстон. Он заявил, что каким бы желанным гостем ни считалась в классной комнате обезьянка – кстати, этот вопрос еще предстояло обсудить, – но ее присутствие в гостиной матери было решительно неуместно; после чего тоном, не допускающим возражений, велел Теодору унести ее прочь. Мальчик сердито насупился, и на мгновение его мать испугалась, что станет свидетельницей ужасной сцены. Но скандалу не дала разразиться Софи, заявившая:

– Да, отнеси ее наверх, Теодор! Мне следовало бы предупредить тебя, что больше всего на свете Жако не любит больших компаний! И поспеши, пожалуйста, потому что я намерена показать тебе одну очень занятную игру в карты, которой научилась в Вене!

С этими словами она вытолкала мальчика из комнаты и поспешно закрыла за ним дверь. Обернувшись и заметив, что Чарльз вперил в нее ледяной взгляд, она сказала:

– Я вызвала ваше неудовольствие тем, что привезла детям домашнего любимца, который вам не понравился? Уверяю, обезьянка совершенно безобидна, и вы можете ее не бояться.

– Я нисколько ее не боюсь! – коротко бросил Чарльз. – Было чрезвычайно любезно с вашей стороны подарить ее детям!

– Чарльз! Чарльз! – воскликнула Амабель, дергая брата за рукав. – А еще она привезла нам попугая, и он так замечательно разговаривает! Вот только Адди все время накрывает клетку шалью, уверяя, что разговаривать его научили ужасные грубые моряки. Скажи ей, чтобы она этого не делала!

– О боже, я окончательно погибла! – с комическим ужасом вскричала Софи. – А ведь продавец обещал мне, что несносная птица не скажет ничего такого, что заставило бы слушателей краснеть! И что же теперь делать?

Но Чарльз лишь рассмеялся и произнес:

– Ты должна каждый день читать ему коллекту[26]26
  В католическом и лютеранском богослужении (латинского обряда) краткая молитва, читаемая обычно в начале мессы и передающая в сжатой форме смысл текущего дня или праздника.


[Закрыть], Амабель, чтобы наставить его на путь истинный. Кузина, дядя Гораций заверил нас, что вы – скромная маленькая девочка, которая не доставит нам никаких неприятностей. Вы здесь еще и дня не пробыли, и мне страшно представить, что вы натворите к концу недели!

Глава 4

Нельзя сказать, что устроенный леди Омберсли ужин в кругу семьи оказался таким уж удачным, но он побудил присутствующих к некоторым размышлениям. Мисс Рекстон, которая воспользовалась представившимся случаем, когда остальная компания собралась за карточным столом (где каждый играл за себя), чтобы сблизиться с будущей свекровью и побеседовать с ней с глазу на глаз, возвращалась домой в твердом убеждении, что, сколь бы мало ни было вреда от Софи, воспитывали ее чрезвычайно дурно и она нуждается в тактичном наставлении. Она заверила леди Омберсли в своем искреннем сожалении по поводу того, что постигшее ее семью горе вынудило отложить их с Чарльзом свадьбу, поскольку она искренне полагает, что могла бы оказать своей свекрови значительную моральную поддержку и утешение в ее нынешних невзгодах. Когда же леди Омберсли с некоторым вызовом возразила, что отнюдь не считает визит племянницы невзгодой, мисс Рекстон улыбнулась ей с таким видом, словно давала понять, что одобряет стремление будущей свекрови выглядеть независимо и доброжелательно. Сжав ее руку, она сообщила, что с нетерпением ждет того момента, когда сможет избавить леди Омберсли от многих обязанностей, тяжкой ношей лежащих на ее плечах. Поскольку это могло означать только то, что молодая пара намерена занять целый этаж семейного особняка, леди Омберсли погрузилась в пучину глубокого отчаяния. В подобных планах не было ничего необычного, но леди Омберсли могла бы перечислить множество примеров, когда они привели к краху, как в доме Мельбурнов. Мисс Рекстон наверняка не создаст невыносимую атмосферу в особняке Омберсли своими истерическими выходками или отвратительными скандалами, но подобные соображения служили леди Омберсли слабым утешением. Столь же невыносимой, как и безумное поведение леди Каролины Лэм[27]27
  Каролина Лэм, более известная как леди Каролина Лэм (1785–1828) – британская аристократка и писательница, известная своим романом с лордом Байроном. Ее мужем был Уильям Лэм, второй виконт Мельбурн.


[Закрыть], для нее станет твердая решимость мисс Рекстон во что бы то ни стало оказать благотворное влияние на своих молодых деверей и золовок, равно как и убеждение, что ее долг в том и состоит, чтобы взвалить на свои плечи сию обременительную ношу, которая вовсе не была в тягость самой леди Омберсли.

Чарльз, у которого по окончании вечера состоялся серьезный разговор с невестой, прежде чем он помог ей подняться в экипаж, отправился к себе в спальню со смешанными чувствами. Он не мог не признать справедливость критики Евгении, но ему как человеку прямолинейному пришлась по душе открытая и искренняя манера поведения Софи, и он упрямо отказывался признать, что она важничает и самым неподобающим образом выставляет себя напоказ. Он вовсе не думал, будто она задирает нос и берет на себя слишком много, хотя и не мог объяснить, почему с ее появлением атмосфера в доме существенно изменилась. А в том, что это ее заслуга, он не сомневался, причем вряд ли ему это нравилось.

Что же до самой Софи, то она отправилась к себе с ощущением, что ей тоже есть о чем поразмыслить, причем намного больше, чем гостеприимным хозяевам. Она была уверена, что в доме далеко не все гладко. Сесилия винила во всем Чарльза, и, разумеется, небезосновательно. Но Софи не была юной барышней, только что вышедшей из пансиона, и ей понадобилось всего несколько минут, чтобы разобраться в характере лорда Омберсли. Вне всякого сомнения, и здесь на Чарльзе лежала львиная доля ответственности, а поскольку остальные члены семьи попросту боялись его, то в том, что он, упрямый и властный от природы, не встречая достойного сопротивления, превратился в домашнего тирана, не было ничего удивительного. Софи не верила в безнадежность его характера, и не только потому, что с ним подружилась Тина, но и потому, что он разительно изменился, едва рассмеявшись. Пока что самым плохим его поступком был выбор будущей жены – исключительно скучной и унылой особы. Она испытывала сожаление оттого, что столь многообещающий молодой человек готов был связать судьбу с той, кто будет потворствовать самым невыносимым и отвратительным чертам его характера.

Софи решила, что о детях, пожалуй, волноваться не стоит, хотя острый ум подсказывал ей, что с мистером Хьюбертом Ривенхоллом не все в порядке. Она подозревала, что его гнетет какая-то тайная тревога, о которой Хьюберту удавалось ненадолго забывать, когда он восхищался Саламанкой или играл в карты с младшими братьями и сестрами. Но когда его не занимали подобные заботы, беспокойство возвращалось, и он замолкал до тех пор, пока кто-нибудь не обращал на него внимания, и тогда юноша моментально принимался болтать без умолку, что, похоже, вполне устраивало его родственников. Софи, судя по собственному опыту общения с молодыми офицерами, была склонна полагать, что он попал в какую-нибудь глупую историю, на деле куда менее серьезную, чем ему представлялось. Разумеется, было бы лучше, если бы он рассказал о ней старшему брату, потому что никто, глядя на мистера Ривенхолла, ни на миг не усомнился бы в том, что он способен справиться с любыми неприятностями. Но поскольку Хьюберт явно боялся подобного шага, то было бы неплохо убедить его довериться своей кузине.

А Сесилия, такая милая и столь же беззащитная! Вот ее судьбу устроить будет куда труднее, хотя Софи, воспитанная в совсем других правилах, и полагала ужасной несправедливостью, что девушку заставляют выйти замуж против ее воли, при этом она вовсе не намеревалась поощрять дальнейшие притязания Огастеса Фэнхоупа. Обладая практичным складом ума, она не могла рассчитывать, что из мистера Фэнхоупа выйдет хороший муж. У него не было решительно никаких средств для содержания семьи, и к тому же под влиянием очередного посещения своей музы он был склонен забывать о таких приземленных вещах, как приглашение на ужин или доставка важной корреспонденции. Однако даже таким он выглядел куда предпочтительнее мужчины средних лет, умудрившегося подцепить свинку. Поэтому если страсть Сесилии к Огастесу окажется не просто влюбленностью, ее друзьям придется побеспокоиться о том, чтобы подыскать ему какую-нибудь презентабельную и хорошо оплачиваемую должность, на которой его смазливая внешность и очаровательные манеры будут важнее сумасбродных привычек. Софи долго пыталась придумать, что это может быть за место, и сама не заметила, как заснула.

В особняке Омберсли-хаус завтрак подавали в гостиной в задней части дома. В девять часов за столом сидели всего три дамы, поскольку лорд Омберсли, привыкший вести ночной образ жизни, никогда не покидал свою комнату раньше полудня, а двое его старших сыновей позавтракали часом ранее и отправились на верховую прогулку в Парк.

Леди Омберсли, состояние здоровья которой делало ночной отдых редким удовольствием, постаралась использовать бессонницу с пользой, планируя всевозможные развлечения для племянницы. Окуная гренку в чай, она предложила устроить вечерний прием с танцами. Глаза Сесилии радостно вспыхнули, но тут же погасли, когда она скептически заявила:

– Если только Чарльз позволит!

– Родная, ты же знаешь, что Чарльз отнюдь не возражает против скромных увеселений. Несомненно, я вовсе не имею в виду, что мы дадим шумный и роскошный бал!

Софи, с ужасом наблюдавшая за тем, как томно и медлительно тетушка поглощает гренки с чаем, позволила себе вмешаться:

– Дорогая сударыня, я бы предпочла, чтобы вы не утруждались ради меня и не вводили себя в расходы!

– Я твердо намерена устроить в твою честь званый вечер, – решительно заявила леди Омберсли. – Я обещала это твоему отцу. Кроме того, я и сама не чужда развлечениям. Уверяю тебя, обычно мы ведем далеко не столь размеренный и скромный образ жизни, как сейчас. Когда я вывозила в свет мою дорогую Марию, мы дали бал, два раута, венецианский завтрак[28]28
  Прием, который начинается днем и продолжается до позднего вечера.


[Закрыть] и маскарад! Но тогда, – со вздохом добавила она, – еще была жива бедная кузина Матильда, и именно она рассылала все пригласительные билеты и заказывала угощение в «Гунтерсе»[29]29
  Знаменитая чайная и кафе на Беркли-сквер в Лондоне, открытая на месте лавки сладостей в 1757 году. Просуществовала до 1956 г.


[Закрыть]. Я очень скучаю по ней: она скоропостижно скончалась от воспаления легких.

– Да, но если все это доставляет вам такое беспокойство, сударыня, умоляю, забудьте об этом! – сказала Софи. – Уверяю, мы с Сесилией прекрасно справимся сами, а вам совершенно ничего не придется делать, разве что выбрать себе платье и принимать гостей.

Леди Омберсли уставилась на нее в полной растерянности.

– Но, милочка, ты же не можешь заниматься этим сама!

– Еще как могу! – ответила Софи и ласково улыбнулась тете. – Я ведь устраивала все вечера и приемы сэра Горация с тех пор, как мне исполнилось семнадцать! Кстати, я только что вспомнила об одной вещи, которую должна сделать немедленно! Где мне найти «Банк Хоара»[30]30
  Английский частный банк, старейший в Соединенном королевстве. Основан в 1672 году сэром Ричардом Хоаром, лорд-мэром Лондона.


[Закрыть], тетя Лиззи?

– Найти «Банк Хоара»? – тупо переспросила леди Омберсли.

– Ради всего святого, зачем он тебе понадобился? – спросила Сесилия.

Софи даже удивилась.

– Как это зачем? Чтобы предъявить им доверенность сэра Горация, зачем же еще? – ответила она. – Я должна побывать там как можно скорее, иначе сама окажусь в затруднительном положении. – Заметив, что тетя и кузина по-прежнему пребывают в полном недоумении, она выразительно приподняла брови. – Что я такого сказала? – осведомилась она с изумлением, к которому примешивалась досада. – Неужели вы не слышали о «Банке Хоара»? Сэр Гораций держит в нем свои сбережения!

– Да, дорогая, я понимаю, но ведь у тебя нет счета в банке! – запротестовала леди Омберсли.

– Увы, нет! И это очень печально! Но мы договорились, что я могу снимать деньги со счета сэра Горация для своих надобностей. И для оплаты домашних расходов, разумеется, вот только сейчас у нас нет дома, – пояснила Софи, щедро намазывая маслом четвертый ломтик хлеба.

– Милая моя! Но молодые девушки никогда… Я сама ни разу в жизни не была в банке своего супруга! – растерянно заявила леди Омберсли.

– Нет? – удивилась Софи. – Очевидно, он предпочитает сам оплачивать свои счета? Но сэра Горация ничто не раздражает так сильно, как постоянное обращение к нему за деньгами! Он еще несколько лет назад обучил меня банковским премудростям, и с тех пор мы живем весьма довольные друг другом. – Она наморщила лоб. – Надеюсь, Санчия тоже овладеет этим искусством. Бедняжка! Он будет очень раздосадован, если ему самому придется изучать счета и выплачивать жалованье.

– Никогда не слышала ни о чем подобном! – объявила леди Омберсли. – Право слово, Гораций… Но не будем об этом! Дорогое дитя, тебе не понадобится снимать со счета деньги, пока ты живешь со мной!

Софи не могла не рассмеяться, столкнувшись с твердой убежденностью тети в том, что «Банк Хоара» является обителью порока, но ограничилась тем, что сказала:

– Нет, непременно понадобится! Вы и понятия не имеете, насколько дорого обходится мое содержание, сударыня! И сэр Гораций строго-настрого предупредил меня о том, что я не должна становиться для вас обузой.

Сесилия с округлившимися от изумления глазами спросила:

– Разве твой отец не ограничивает тебя в тратах?

– Нет. Да и как он может это делать, находясь вне пределов досягаемости и не имея представления о том, что мне может понадобиться, причем немедленно? Он знает, что я не стану залезать в долги и жить не по средствам. Но я не намерена докучать вам обсуждением своих дел! Просто подскажите мне, в какой части города находится «Банк Хоара».

К счастью, поскольку ни одна из дам не имела ни малейшего представления о местонахождении банка, в эту минуту в комнату вошел мистер Ривенхолл. На нем был костюм для верховой езды, и он заглянул в гостиную только для того, чтобы узнать у матери, нет ли у нее поручений, которые он мог бы выполнить в Сити. Таковых у нее не оказалось, но миледи не преминула (несмотря на его вероятное неодобрение) поведать ему о нелепом желании Софи посетить «Банк Хоара». Он воспринял эту новость с видимым хладнокровием и даже глазом не моргнул, узнав о том, что она имеет полное право снимать деньги со счета своего отца. Мистер Ривенхолл ограничился кратким замечанием:

– Весьма необычно!

Но, пожалуй, он был скорее изумлен, нежели озадачен.

– «Банк Хоара» находится у ворот Темпл-Бар[31]31
  Ворота, которые в течение нескольких веков стояли на западной границе лондонского Сити.


[Закрыть], – добавил он. – Если у вас срочное дело, сегодня утром я еду в Сити и буду счастлив сопроводить вас.

– Благодарю! Надеюсь, у моей тети нет возражений, и я с радостью поеду с вами. Когда вы собираетесь отправляться?

– Когда вам будет удобно, кузина, – учтиво ответил он.

Подобная вежливость предвещала приятную поездку и внушила всегда склонной к оптимизму леди Омберсли надежду на то, что Чарльз проникся к кузине столь редкой для него приязнью. Его расположение весьма окрепло оттого, что она не заставила себя ждать, а Софи, в свою очередь, не могла совсем уж плохо думать о мужчине, владевшем прекрасной парой лошадей, запряженных в двуколку. Она устроилась рядом с ним на сиденье, а когда экипаж тронулся, на запятки вскочил грум; Софи, сама бывалая наездница, хранила одобрительное молчание, наблюдая за тем, как Чарльз ловко укрощал пыл своих застоявшихся лошадок. Решив приберечь окончательные выводы до тех пор, пока не увидит, как он управляется с парой или четверкой, она тем не менее преисполнилась уверенности в том, что он сможет оказать ей существенную помощь в деле покупки запряжных лошадей для собственного выезда. Немного помолчав, она поинтересовалась:

– Я должна купить себе экипаж, но не знаю, что предпочесть – двуколку или фаэтон с высокой посадкой. Что бы вы порекомендовали, кузен?

– Ни то, ни другое, – ответил он, придерживая лошадей на особенно крутом повороте.

– Вот как! – удивилась Софи. – А что же мне тогда купить?

Он мельком взглянул на нее:

– Вы ведь говорите несерьезно, верно?

– Несерьезно? Совсем напротив, я серьезна как никогда!

– Если вам захочется прокатиться, я как-нибудь отвезу вас в Парк, – пообещал он. – Полагаю, что в конюшне найдется лошадь или даже две, достаточно спокойные, чтобы ими могла править леди.

– Нет, боюсь, это меня не устраивает! – отказалась Софи, качая головой.

– В самом деле? Почему нет?

– Я могу взбудоражить лошадь, – любезно ответила Софи.

На мгновение Чарльз растерялся, но потом рассмеялся и сказал:

– Прошу прощения, у меня не было намерений оскорбить вас! Но в Лондоне экипаж вам не понадобится. Без сомнения, вы будете выезжать с моей матерью, а если вам понадобится съездить куда-либо по своим делам, вы всегда можете вызвать один из экипажей для личного пользования.

– Это, – сказала Софи, – очень любезно с вашей стороны, но меня решительно не устраивает. Где в Лондоне можно купить экипаж?