Текст книги "Великолепная Софи"

– Вы едва ли можете разъезжать по городу на двуколке! – сказал он. – И фаэтон с высокой посадкой я тоже не считаю подходящим для леди. Управлять им не так-то легко. Мне бы, например, не хотелось, чтобы кто-либо из моих сестер предпринял бы такую попытку.

– Не забудьте сказать им об этом, – учтиво откликнулась Софи. – Интересно, как они относятся к тому, что вы им велите? У меня никогда не было брата, поэтому мне трудно судить об этом.

В разговоре возникла неловкая, но короткая пауза, пока мистер Ривенхолл, не привыкший получать отпор, вновь обрел присутствие духа. Следует признать, он сделал это довольно быстро.

– Пожалуй, он бы вам не помешал, кузина! – раздраженно заявил он.

– Не думаю, – нимало не смутившись, ответила Софи. – То немногое, что я успела узнать о братьях, заставляет меня лишь радоваться, что сэр Гораций не подарил мне ни одного.

– Большое спасибо! Полагаю, что знаю, как должен отнестись к вашим словам!

– Что ж, весьма вероятно, поскольку, несмотря на то что вы придерживаетесь многих устаревших представлений, я, в общем-то, не считаю вас тупым.

– Премного благодарен! У вас есть еще какие-либо критические замечания?

– Да. Не злитесь и не раздражайтесь, когда управляете норовистой парой лошадей! Последний поворот вы прошли слишком быстро.

Поскольку мистер Ривенхолл полагал себя кем-то вроде верха совершенства, то этот выпад не пробил его броню.

– Что вы за несносная девчонка! – гораздо дружелюбнее воскликнул он. – Довольно! Не можем же мы ссориться всю дорогу до Темпл-Бар! Давайте заключим перемирие!

– Как угодно, – любезно согласилась она. – Лучше поговорим о моем экипаже. Если я захочу купить лошадей, мне следует отправиться в «Таттерсолс»[32]32
  Лондонский аукцион чистокровных лошадей и специально отведенное место на ипподроме, где принимают ставки при игре на скачках. Назван в честь основателя аукциона лошадей в Лондоне Р. Таттерсола (1724–1795).


[Закрыть]?

– Ни в коем случае!

– Дорогой кузен Чарльз, что вы хотите этим сказать – я неправильно произнесла его название или в Лондоне имеется лучшее место?

– Ни то ни другое. Я хочу сказать, что женщины не посещают «Таттерсолс»!

– Только и всего? Это еще один запрет для ваших сестер или мне тоже будет неуместно туда идти?

– Крайне неуместно!

– А если вы будете меня сопровождать?

– Я на это не соглашусь!

– И что же мне делать в таком случае? – растерянно спросила она. – Джон Поттон – превосходный грум, но я не доверю ему покупку лошадей для себя. Впрочем, я бы не доверила ее никому, за исключением разве что сэра Горация, который совершенно точно знает, что мне нравится.

Он понял, что она говорит совершенно искренне, а не с целью подразнить его, как подумал было вначале.

– Кузина, если вы твердо намерены сами править экипажем, я предоставлю в ваше распоряжение свое тильбюри[33]33
  Легкая открытая двухколесная карета. – Примеч. ред.


[Закрыть] и даже подберу лошадь, которую можно будет запрячь в него.

– Вашу собственную? – уточнила Софи.

– Ни одна из моих лошадей вам не подойдет, – отрезал он.

– Ладно, забудьте! – сказала Софи. – Я предпочту обзавестись собственным фаэтоном и упряжкой.

– Вы имеете хотя бы малейшее представление о том, сколько вам придется выложить за чистокровную пару, умеющую ходить в упряжке? – спросил он.

– Нет! Вот вы мне и скажите! Думаю, не больше трехсот или четырехсот фунтов?

– Сущий пустяк! И ваш отец, разумеется, нисколько не будет возражать против того, что вы выбросите три или четыре сотни фунтов за пару лошадей!

– Ничуть, разве что я позволю обвести себя вокруг пальца и куплю какую-нибудь выставочную лошадь с травмированными ногами или слишком сильно выбрасывающую копыта, отчего она начнет задыхаться уже к концу первой мили.

– В таком случае советую подождать, пока ваш отец не вернется в Лондон. Он, без сомнения, подберет вам то, что нужно! – только и смог сказать мистер Ривенхолл.

К его удивлению, Софи не стала спорить и промолчала, но почти сразу же потребовала, чтобы он сказал ей, как называется улица, по которой они ехали. О фаэтоне и упряжке она больше не заговаривала, и мистер Ривенхолл счел, что она просто слишком избалована и иногда полезно вернуть ее с небес на землю. Стараясь смягчить впечатление от суровой отповеди, он обратил внимание девушки на местные достопримечательности, мимо которых они проезжали, и задал несколько вопросов о видах Португалии. Когда они подъехали к Темпл-Бар, он остановил двуколку возле узкого входа в «Банк Хоара» и непременно вошел бы с ней внутрь, если бы она не отказалась от его помощи, заявив, что ему лучше бы провести своих лошадей шагом, поскольку она не знает, надолго ли задержится, а на улице дует порывистый ветер. Итак, он остался ждать ее снаружи, решив, что, сколь бы непривычным ни выглядел визит молодой леди в банк, да еще и без сопровождения, ничего плохого там с ней не случится. Примерно двадцать минут спустя она появилась вновь в сопровождении одного из старших служащих, который галантно помог ей подняться в экипаж. Они вели себя так, словно их связывала давняя дружба, но на язвительный вопрос кузена, заданный им на обратном пути, она ответила, что видела этого человека впервые.

– Вы меня изумляете! – воскликнул мистер Ривенхолл. – А я‑то думал, что он качал вас на коленях, когда вы были ребенком!

– Вряд ли, – в тон ему ответила Софи. – Во всяком случае, он об этом ни словом не обмолвился. А куда мы теперь направляемся?

Он сообщил ей, что у него есть кое-какие дела неподалеку от собора Святого Павла, добавив, что не задержит ее больше чем на пять минут. Если это был намек на то, сколько времени она провела в банке, то он не достиг цели, поскольку Софи учтиво ответила, что совсем не прочь подождать. Ее выпад оказался куда более успешным: мистер Ривенхолл начал склоняться к мысли, что в лице мисс Стэнтон-Лейси встретил достойного противника.

Когда он наконец остановил лошадей на улице неподалеку от собора Святого Павла, Софи протянула руку и сказала:

– Я подержу вожжи.

Он не стал возражать, хоть и не верил в то, что она способна справиться с его горячими лошадками, но грум уже держал их под уздцы, поэтому никаких неприятностей не предвиделось.

Софи посмотрела, как он вошел в высокое здание, и стянула с руки одну из своих бледно-лиловых лайковых перчаток. Дул довольно сильный восточный ветер – достаточно сильный для того, чтобы подхватить подброшенную вверх дамскую печатку и зашвырнуть ее в канаву на другой стороне улицы.

– Ой, моя перчатка! – воскликнула Софи. – Пожалуйста, поймайте ее, пока ветер не унес! О лошадях не беспокойтесь, я сумею с ними справиться!

Грум оказался в затруднительном положении. С одной стороны, хозяин прямо приказал ему не оставлять лошадей без присмотра, а с другой – кто-то должен спасти перчатку мисс Стэнтон-Лейси, а на улице было безлюдно. Судя по долетавшим до него обрывкам разговора, молодая леди знает, как управлять упряжкой, и этого будет достаточно, чтобы самостоятельно удержать лошадей хотя бы минуту. Тем более что они стояли совершенно спокойно. Грум прикоснулся к шляпе и бросился на другую сторону улицы.

– Передайте своему хозяину, что здесь слишком прохладно, чтобы заставлять лошадей стоять без движения! – крикнула ему вслед Софи. – Я прокачусь по соседним улицам и вернусь забрать его, когда он будет готов!

Грум, уже наклонившийся за перчаткой, развернулся так стремительно, что едва не упал. Он прекрасно видел, как управляющая экипажем мисс Стэнтон-Лейси быстро удаляется по дороге. Он предпринял отчаянную, но запоздалую попытку догнать ее, но коляска свернула за угол как раз в тот момент, когда ветер сорвал с его головы шляпу и покатил ее вниз по мостовой.

Минуло почти полчаса, когда двуколка вновь появилась на горизонте. Мистер Ривенхолл, ожидавший ее появления со скрещенными на груди руками, получил прекрасную возможность лично убедиться, как безошибочно его кузина прошла поворот и как ловко она управляется с хлыстом и вожжами. Но, похоже, это зрелище не доставило ему ни малейшего удовольствия, поскольку он наблюдал за приближающимся экипажем нахмурившись и так сжав губы, что они превратились в тонкую линию. Грума нигде не было видно.

Мисс Стэнтон-Лейси, остановившись точно напротив него, жизнерадостно воскликнула:

– Прошу прощения, что заставила вас ждать! Дело в том, что я совсем не знаю Лондона и немножко заблудилась, поэтому мне пришлось трижды спрашивать дорогу. Но где же ваш грум?

– Я отправил его домой! – ответил мистер Ривенхолл.

Она взглянула на него сверху вниз, и в ее выразительных глазах заплясали лукавые искорки.

– Это очень благоразумно с вашей стороны! – одобрительно сказала она. – Мне нравится, когда всё предусматривают. Вы бы не смогли поссориться со мной по-настоящему, если бы этот человек стоял позади нас и слышал бы каждое слово.

– Как вы посмели взять моих лошадей? – громовым голосом спросил мистер Ривенхолл. Он сел на свое место и коротко бросил: – Немедленно дайте мне вожжи!

Она беспрекословно повиновалась, отдав ему и хлыст, и произнесла обезоруживающим тоном:

– Да, это было не очень вежливо с моей стороны, но, согласитесь, вы не должны были разговаривать со мной словно с глупой девчонкой, неспособной справиться с вьючным осликом.

Мистер Ривенхолл в ответ лишь плотнее сжал губы, и это свидетельствовало о том, что вряд ли он способен с чем-либо согласиться.

– Признайте, по крайней мере, что я могу управлять вашей упряжкой! – сказала Софи.

– Радуйтесь тому, что я поумерил их прыть! – гневно бросил он в ответ.

– Как это мелочно с вашей стороны! – поддела его Софи.

Упрек и впрямь выглядел мелочным, и он это понимал, но все еще не мог успокоиться и выпалил:

– Вы ездили по Сити одна, и на запятках даже грума не было! Весьма достойное поведение, клянусь честью! Очень жаль, кузина, что правила приличия на вас не распространяются! Или в Португалии так принято?

– О нет! – ответила она. – В Лиссабоне, где меня знают, я, разумеется, не могу позволить себе подобные вольности. Ужасно, правда? Уверяю вас, все эти чопорные горожане таращились на меня во все глаза! Но пусть вас это не смущает: в Лондоне меня никто не знает!

– Я нисколько не сомневаюсь, – с сарказмом заметил он, – что сэр Гораций был бы в восторге от такого поведения!

– Нет, – сказала Софи, – скорее, сэр Гораций ожидал бы, что вы предложите мне хоть недолго править своей коляской, чтобы иметь возможность самому рассудить, в состоянии ли я справиться с парой ваших горячих лошадок, – любезно пояснила девушка.

– Я не позволяю никому – никому – управлять моими лошадьми!

– В целом, – согласилась Софи, – полагаю, вы правы. Просто удивительно, как быстро неуклюжая пара рук способна порвать мягкие лошадиные губы!

Мистер Ривенхолл заскрежетал зубами.

Софи вдруг рассмеялась.

– Прошу вас, не стоит сердиться, кузен! К тому же для этого нет никаких оснований! – попросила она. – Вы же сами видите, что лошади совершенно не пострадали! Так вы поможете мне выбрать пару для себя?

– Я не желаю иметь ничего общего с этим безумным прожектом! – резко бросил он.

Софи даже бровью не повела.

– Очень хорошо, – сказала она. – Быть может, в таком случае вам не составит труда подыскать мне подходящего мужа? Я хочу выйти замуж, и, насколько мне известно, у вас имеется определенный талант в этой области.

– Неужели вы начисто лишены возвышенных мыслей и чувств? – едва сдерживая гнев, спросил мистер Ривенхолл.

– О да! Вы бы удивились, если бы узнали, насколько мне несвойственна возвышенность!

– Не сомневаюсь!

– Ведь с вами, мой дорогой кузен, – продолжала Софи, – мне ни к чему проявлять сдержанность. Умоляю, найдите мне подходящего супруга! У меня масса недостатков, поэтому в муже меня устроит минимальный набор добродетелей.

– Ничто, – заявил мистер Ривенхолл, сворачивая на Хеймаркет и демонстрируя кузине, как нужно вписываться в поворот с точностью до дюйма, – не доставит мне большего удовлетворения, чем выдать вас замуж за человека, который сумеет обуздать ваши безумные наклонности!

– Прекрасно сработано! – одобрительно отозвалась Софи. – Но что было бы, окажись на дороге бродячая собака или какой-нибудь бедолага, вздумавший перейти улицу в этот самый момент?

Чувство юмора выдало мистера Ривенхолла. С трудом сдерживая улыбку, он заметил:

– Просто диву даюсь, кузина, как вас до сих пор никто не придушил!

И тут он обнаружил, что кузина его не слушает. Она отвернулась, глядя куда-то в сторону, и прежде чем он сумел рассмотреть, что же так привлекло ее внимание, она быстро сказала:

– Остановитесь, прошу вас! Я только что увидела старого знакомого!

Он выполнил ее просьбу и только потом увидел – правда, слишком поздно, – кто идет навстречу по улице. Ошибиться, глядя на безупречную фигуру и золотистые кудри, выбивающиеся из-под изогнутых полей касторовой шляпы, было невозможно. Мистер Огастес Фэнхоуп, заметив, что какая-то леди в коляске машет ему рукой, остановился, сорвал с головы шляпу и, держа ее в руке, с интересом воззрился на Софи.

Он и впрямь был очень красивым молодым человеком. Вьющиеся от природы волосы пышной волной обрамляли мраморно-белое чело. Ярко-синие глаза, в которых застыло мечтательное выражение, столь гармонично смотрелись под высокими изогнутыми бровями, что вызвали бы восхищение даже у самого предвзятого критика; его губы были очерчены столь изящно, что при виде их любой скульптор непременно схватился бы за резец. Он был среднего роста, прекрасного телосложения, и для того чтобы сохранить изумительную фигуру, ему не требовалась диета из картофеля, вымоченного в уксусе. Да ему бы это и в голову не пришло, поскольку особое очарование мистеру Фэнхоупу придавало то, что он вообще не обращал внимания на собственную внешность. Наверняка он не мог не сознавать, что вызывает у окружающих восхищение, но был целиком и полностью поглощен стремлением стать большим поэтом и почти не слушал того, что говорят ему, и полностью игнорировал то, что говорят о нем; поэтому даже самые злостные его недоброжелатели (такие как мистер Ривенхолл и сэр Чарльз Стюарт) вынуждены были признать, что восхищение окружающих еще не проникло сквозь мантию задумчивой рассеянности, в которую он облачился.

Но в его взоре, обращенном на мисс Стэнтон-Лейси, сквозила не только рассеянность, что не укрылось от мистера Ривенхолла, правильно истолковавшего неуверенную улыбку, появившуюся на губах мистера Фэнхоупа. Тот понятия не имел, что за леди столь дружески протягивает ему руку. Однако он принял ее и поздоровался меланхолически томным голосом.

– Брюссель, – пришла ему на помощь Софи. – Мы танцевали кадриль на балу у герцогини Ричмонд, помните? Да, кстати, вы знакомы с моим кузеном, мистером Ривенхоллом? Вы должны знать, что я остановилась у своей тети, на Беркли-сквер, и намерена провести у нее несколько месяцев. Вы непременно должны нанести нам визит: она будет в восторге!

– Разумеется, я помню вас! – сказал мистер Фэнхоуп, хорошее воспитание которого с легкостью позволило ему солгать. – Чрезвычайно рад новой и столь неожиданной встрече с вами, сударыня! Я обязательно доставлю себе удовольствие и загляну к вам на Беркли-сквер.

Поклонившись, он отступил назад. Лошади, которым передалось нетерпение мистера Ривенхолла, дружно рванули вперед. Сам же он не удержался и съязвил:

– Как вы, должно быть, рады тому, что встретили старого знакомого так скоро после своего приезда!

– Чудесно, не правда ли? – согласилась Софи.

– Надеюсь, он сумеет вспомнить, как вас зовут, прежде чем воспользуется вашим приглашением навестить вас.

Губы девушки дрогнули, но ответила она совершенно спокойно:

– Можете не сомневаться: если не вспомнит, ему кто-нибудь непременно подскажет.

– Вы ведете себя неприлично! – вспылил он.

– Вздор! Вы злитесь, потому что я прокатилась на ваших лошадях, – ответила она. – Не расстраивайтесь! Больше этого не повторится.

– Уж об этом я позабочусь! – резко ответил он. – Позвольте заметить вам, дражайшая кузина, что я был бы очень благодарен, если бы вы воздержались от вмешательства в дела моей семьи!

– Ага, понятно, – сказала Софи, – я очень рада это слышать. В будущем, если у меня возникнет желание сделать вам приятное, я буду знать, что именно от меня требуется. Впрочем, это маловероятно, но нужно быть готовым ко всему, вы не находите?

Он повернулся и взглянул на нее прищуренными глазами, выражение которых трудно было назвать дружелюбным.

– Неужели вы настолько неблагоразумны, что решили скрестить со мной шпаги? – спросил он. – Я не стану делать вид, будто не понял, что вы имеете в виду, кузина, и без обиняков скажу вам свое мнение на этот счет! Если вы воображаете, что я позволю этому щенку жениться на моей сестре, то глубоко заблуждаетесь, в чем непременно убедитесь, узнав меня лучше!

– Фи! – сказала Софи. – Лучше следите за лошадьми, Чарльз, а свои напыщенные речи приберегите для кого-нибудь другого.

Глава 5

– Для одного утра очень даже неплохо! – заметила Софи.

А вот мистер Ривенхолл был удовлетворен куда меньше. Его мать пришла в смятение, обнаружив, что, вместо того чтобы проникнуться симпатией к своей кузине, он с явным неудовольствием отнесся к тому, что она задержится у них на несколько месяцев.

– Скажу вам откровенно, сударыня, мне это решительно не нравится! – заявил он. – Одному Богу известно, когда вернется мой дядя! А мне остается лишь надеяться, что вам не придется пожалеть о том дне, когда вы согласились принять опеку над его дочерью! Чем скорее вы сможете удовлетворить прочие его ожидания и выдать ее замуж за какого-нибудь беднягу, тем лучше будет для всех нас!

– Господи помилуй, Чарльз! – пролепетала леди Омберсли. – Чем же она так тебя разозлила?

Он отказался отвечать на этот вопрос, заявив, что Софи – наглая, упрямая и дурно воспитанная молодая особа и что он сомневается в том, будто найдется идиот, который согласится сделать ей предложение. Его мать воздержалась от расспросов о том, какие еще недостатки и прегрешения он обнаружил в своей кузине, но воспользовалась моментом, чтобы предложить устроить вечерний раут с танцами в качестве первого шага в поисках супруга для Софи.

– Я ни в коем случае не намерена устраивать что-то грандиозное, – поспешно добавила она. – Возможно, пар десять или около того в гостиной!

– Сделайте одолжение! – ответил он. – Это избавит вас от необходимости приглашать молодого Фэнхоупа!

– О, естественно! – согласилась миледи.

– Должен предупредить вас, мама, – сказал Чарльз, – что сегодня утром мы его встретили! Моя кузина приветствовала его как давнего доброго знакомого и даже пригласила навестить ее здесь!

– О Боже! – вздохнула леди Омберсли. – Какое несчастье, право слово! Но, Чарльз, осмелюсь предположить, она действительно знакома с ним, потому что в прошлом году она жила в Брюсселе вместе с твоим дядей.

– Она! – гневно вскричал Чарльз. – Да он не отличил бы ее от китайского императора! Зато сюда явится непременно! Предоставляю разобраться с этим вам, сударыня!

Произнеся эти крайне несправедливые слова, он быстрым шагом вышел из комнаты матери, оставив ее в полном недоумении относительно того, каким образом, по его мнению, она должна разобраться с утренним визитом молодого человека безупречного происхождения, к тому же сына ее старинной подруги. Миледи пришла к выводу, что он и сам этого не знает, а потому запретила себе об этом думать, сосредоточившись на куда более приятной задаче – выборе гостей для званого вечера, который она намеревалась устроить через два месяца.

От этого занятия ее отвлекло появление племянницы. Вспомнив мрачные и неприятные слова Чарльза, миледи, постаравшись принять строгий вид, поинтересовалась у Софи, чем она так его рассердила. В ответ Софи только рассмеялась и ошеломила свою тетю, заявив, что не сделала ровным счетом ничего особенного, разве что угнала его коляску и полчаса каталась на ней по Сити.

– Софи! – ахнула ее светлость. – Чалых лошадей Чарльза? Да как ты смогла удержать их?

– По правде говоря, – призналась Софи, – мне было чертовски трудно управлять ими! Ох, прошу прощения! Я не должна была так говорить, моя милая тетя Лиззи! Ну же, не хмурьтесь! Это все влияние сэра Горация: иногда я говорю ужасные вещи, но, поверьте, я пытаюсь сдерживать свой окаянный язычок! Нет-нет, не тревожьтесь и о любимцах Чарльза! Скоро он успокоится и смирится. Осмелюсь предположить, что если бы он не решил жениться на этой унылой девице, то не стал бы таким сварливым и раздражительным!

– Ох, Софи! – невольно вздохнула леди Омберсли. – Признаюсь тебе по секрету, что я так и не смогла полюбить мисс Рекстон, как ни старалась!

– Полюбить ее! Это решительно невозможно! – воскликнула Софи.

– Да, но я должна это сделать, – горестно промолвила леди Омберсли. – Она такая примерная и добропорядочная девушка, и я уверена, что она хочет стать мне послушной дочерью, поэтому с моей стороны очень дурно не желать такой почтительной невестки! Но стоит мне представить, как совсем скоро она будет жить в этом доме… Нет, я не должна так говорить! Это крайне непорядочно, и ты должна забыть о том, что я тебе сказала! Пожалуйста, Софи!

Софи пропустила ее слова мимо ушей и воскликнула:

– Жить в этом доме! Вы, должно быть, шутите, сударыня!

Леди Омберсли кивнула.

– Видишь ли, моя милая, в этом нет ничего необычного. У них будут собственные апартаменты, разумеется, но… – Она оборвала себя на полуслове и тяжело вздохнула.

Софи несколько мгновений пристально смотрела на нее, но, к большому удивлению тети, ничего не сказала. Леди Омберсли попыталась отогнать от себя неприятные мысли и заговорила о приеме, который собиралась устроить. Племянница присоединилась к обсуждению ее планов с энтузиазмом и рассудительностью, которые повергли миледи в изумление. Впоследствии она так и не смогла объяснить ни себе, ни Чарльзу, как получилось, что она во всем согласилась с Софи, но по окончании весьма продолжительной дискуссии, которая не только потрясла миледи, но и оставила у нее твердое убеждение, что такую заботливую и милую племянницу, как Софи, еще поискать, она с чистой совестью доверила Софи и Сесилии заниматься всеми приготовлениями, равно как и смирилась с тем, что сэр Гораций (посредством дочери) возьмет на себя все расходы по организации сего мероприятия.

– А теперь, – жизнерадостно заявила Софи Сесилии, – ты подскажешь мне, где мы можем заказать пригласительные билеты и куда вы обычно обращаетесь за легкими закусками и напитками. Не думаю, что их приготовление стоит доверять повару тети, иначе он будет настолько занят, что у него не останется времени ни на что другое, а это причинит всем нешуточные неудобства, чего бы мне ни в коем случае не хотелось.

Сесилия смотрела на нее круглыми от изумления глазами.

– Но, Софи, мама сказала, что это будет скромный маленький прием!

– Нет, Сеси, это сказал твой брат, – возразила Софи. – Прием же, напротив, будет очень большим.

Селина, которая также принимала участие в совещании, прозорливо поинтересовалась:

– А мама знает об этом?

Софи звонко рассмеялась.

– Еще нет! – призналась она. – Вы думаете, что она испытывает предубеждение против больших приемов?

– О нет, что вы! На бал, который она давала в честь Марии, были приглашены более четырехсот гостей, верно, Сесилия? Он маме очень понравился, поскольку увенчался грандиозным успехом, с которым все ее поздравляли. Так, во всяком случае, говорила мне кузина Матильда.

– Да, но сколько это будет стоить? – задумалась Сесилия. – Она не осмелится! Чарльз ужасно разозлится!

– На этот счет можете не беспокоиться! – успокоила сестер Софи. – Расходы возьмет на себя сэр Гораций, а не Чарльз. Составь список всех своих друзей, Сеси, я добавлю к нему своих знакомых, которые сейчас находятся в Англии, а потом мы с тобой пойдем и закажем пригласительные билеты. По моим расчетам, более пятисот штук нам не понадобится.

– Софи, – слабым голосом пробормотала Сесилия, – мы что, собираемся разослать пять сотен пригласительных билетов и даже не скажем об этом маме?

В глазах кузины заплясали лукавые огоньки.

– Конечно же скажем, глупенькая! Но только после того, как разошлем пригласительные, и даже твой ужасный брат не сможет отозвать их обратно!

– Ой, как славно! – вскричала Селина и затанцевала по комнате. – Он будет в ярости!

– Не могу поверить, что это происходит на самом деле! – выдохнула Сесилия, вся дрожа от испуга и восторга.

Сестра постаралась приободрить ее, но положение спасла Софи, заявив, что Сесилии не придется нести никакой ответственности, ей не грозит неудовольствие брата и какие-либо упреки с его стороны, поскольку он будет совершенно точно знать, кто во всем виноват.

А мистер Ривенхолл тем временем отправился в гости к своей невесте. В мрачный и какой-то безжизненный дом Бринклоу на Брук-стрит он прибыл, все еще кипя от негодования. Впрочем, будучи по натуре человеком упрямым, он, едва услышав, что невеста разделяет его неприязнь к кузине, резко переменил свое мнение и заявил, что девушке, способной так ловко управляться с его чалыми, как это сделала Софи, можно простить многое. Из особы, заслуживающей самого сурового порицая, Софи быстро превратилась в незаурядную молодую женщину, чья непосредственность стала глотком свежего воздуха в эпоху жеманства и чванства.

Его рассуждения пришлись не по нраву мисс Рекстон. Ездить по городу одной, без сопровождения, представлялось ей верхом неприличия, о чем она тут же не преминула заявить вслух. Но Чарльз лишь улыбнулся в ответ.

– Нет, ты права, конечно, но, полагаю, в случившемся есть доля моей вины: я действительно разозлил ее. Ничего особенно страшного не случилось: если уж она способна справиться с моими резвыми и норовистыми лошадьми, значит, она прекрасная наездница. Тем не менее, если это будет зависеть от меня, она не обзаведется своим экипажем, пока остается под опекой моей матери. Господи помилуй, тогда мы просто не будем знать, где она и что с ней, ведь, насколько я успел узнать свою несносную кузину Софи, мирное катание по Парку ее никак не устроит!

– Ты говоришь это со спокойствием и самообладанием, которые делают тебе честь, мой дорогой Чарльз.

– Увы! – перебил он ее и удрученно рассмеялся. – Она довела меня до белого каления!

– В этом нет ничего удивительного. Взять коляску джентльмена, не спросив на то его разрешения – свидетельство поведения, которое иначе как неприличным и назвать нельзя. Даже я ни разу не попросила тебя передать мне вожжи!

На лице Чарльза отразилось веселое изумление.

– Моя дорогая Евгения, надеюсь, до этого никогда не дойдет, потому что я отвечу тебе отказом! Тебе ни за что не справиться с моими лошадьми.

Не будь мисс Рекстон так хорошо воспитана, подобное бестактное замечание вызвало бы гневный отпор с ее стороны, поскольку она считала себя неплохой наездницей; и хотя в Лондоне она никогда не выезжала одна, ей принадлежал элегантный фаэтон, в котором она каталась, когда бывала в родовом поместье в Гемпшире. В любом случае она сочла себя обязанной выдержать небольшую паузу, прежде чем продолжить разговор. Во время этого краткого перерыва она решила показать Чарльзу и его противной кузине, что леди, воспитанная в строгих правилах приличия, может быть ничуть не менее выдающейся наездницей, чем вульгарная молодая особа, с ранней юности шатавшаяся по континенту. Мисс Рекстон несколько раз удостаивалась комплиментов по поводу своего умения ездить верхом и знала, что безупречно держится в седле. Она сказала:

– Если мисс Стэнтон-Лейси интересуют подобные вещи, то, быть может, она согласится как-нибудь покататься со мной в Парке. Это может заставить ее задуматься и все-таки отказаться от глупого намерения обзавестись собственным выездом. Давай поедем вместе, дорогой Чарльз! Я знаю, что милая Сесилия не расположена к подобным упражнениям, иначе я пригласила бы ее присоединиться к нам. Но Альфред с удовольствием составит мне компанию, а ты возьми с собой кузину. Скажем, завтра? Пожалуйста, уговори ее поехать с нами!

Мистер Ривенхолл был человеком нетерпимым и не питал особой симпатии к младшему брату своей Евгении, стараясь по возможности избегать его общества, но благородство мисс Рекстон поразило его в самое сердце. Еще бы, она предложила прогулку, которая, как он знал совершенно точно, не доставит ей удовольствия, и потому сразу же согласился с ее предложением и рассыпался в благодарностях. Она улыбнулась и сказала, что теперь у нее нет других устремлений, кроме как во всем помогать ему. Чарльз по своей природе не был склонен к театральным жестам, но сейчас он поцеловал ей руку и выразил горячую убежденность в том, что может всецело полагаться на нее в любой затруднительной ситуации. Мисс Рекстон повторила свои слова, недавно сказанные леди Омберсли: дескать, она очень сожалеет, что обстоятельства вынудили ее отложить свой союз с ним, особенно учитывая нынешнее непростое положение семейства Омберсли. Она склонялась к мысли о том, что прискорбное состояние здоровья леди Омберсли не позволяет ей управлять домом так, как того хотел бы Чарльз. Пожалуй, доброе сердце миледи сделало ее чересчур терпимой, а усталость и апатия, вызванные недомоганием, заставляют ее закрывать глаза на пороки, кои легко сможет исправить любящая невестка. Мисс Рекстон призналась, что очень удивилась согласию леди Омберсли взять на себя ответственность за дочь своего брата – очень странного и своеобразного человека, по словам ее отца, – к тому же на неопределенное время. После этого она искусно перевела разговор на мисс Аддербери и мягко раскритиковала эту, безусловно, во всех отношениях замечательную женщину, которой, увы, недостает хороших манер и строгости, дабы установить строгий надзор над своими излишне предприимчивыми подопечными. Но тут она допустила ошибку: мистер Ривенхолл не пожелал выслушивать критику в адрес Адди, которая направляла его первые шаги на жизненной стезе; что же касается его дяди, то пренебрежительное замечание лорда Бринклоу моментально заставило его ощетиниться и встать на защиту родственника.

– Сэр Гораций, – сообщил он мисс Рекстон, – человек выдающихся достоинств и настоящий гений дипломатии.

– Но в том, что касается воспитания собственной дочери, он проявил себя далеко не лучшим образом! – насмешливо заметила мисс Рекстон.

Он рассмеялся и сказал:

– Ладно! В конце концов, я не думаю, что Софи доставит нам серьезные неприятности!

Когда приглашение мисс Рекстон было передано Софи, та с восторгом приняла его, велев мисс Джейн Сторридж тщательно отутюжить платье для верховой езды. Этот наряд, когда она появилась в нем на следующий день, вызвал жгучую зависть у Сесилии и изрядно поразил ее брата, который не мог даже надеяться, что бледно-голубой костюм с эполетами и аксельбантами а‑ля гусар и рукавами, до локтя украшенными тесьмой, придется по вкусу мисс Рекстон. Довершали ослепительный туалет перчатки из голубой лайки, полусапожки, стоячий воротник, отороченный кружевами, муслиновый шейный платок и шляпа с высокой тульей, похожая на кивер, с длинным козырьком и плюмажем из страусовых перьев. Облегающая амазонка подчеркивала все достоинства роскошной фигуры Софи, а из-под полей ее шляпы очаровательно выбивались блестящие каштановые кудри; но мистер Ривенхолл, когда сестра потребовала подтвердить ее уверенность в том, что Софи выглядит великолепно, лишь поклонился и ответил, что не может быть судьей в подобных вопросах.