Текст книги "Фьямметта"

Кто-нибудь придерется и скажет, что та была лишена царства, сыновей, мужа и наконец самой жизни, я же потеряла только; возлюбленного. Согласна; но судьба с этим возлюбленным отняла у меня все счастье; и то, что в глазах людей осталось мне как блага, есть совершенно противоположное, потому что супруг, богатство, родственники и все прочее только меня тяготят и противоречат моему желанию: если бы они были отняты от меня вместе с моим возлюбленным, тогда мне была бы полная свобода привести в исполнение мое намерение, что я и сделала бы; если же бы я его исполнить не могла, то тысячу способов смерти были бы к моим услугам, чтобы прекратить мои мученья. Итак, я справедливо считаю мои муки более тяжелыми, чем все вышеперечисленные.

Гекуба мне кажется весьма горестной, оставшаяся одною зреть жалкие обломки столь великого царства, столь удивительного города, гибель такого доблестного мужа, стольких сыновей и дочерей прекрасных, стольких невесток, внуков, богатства, власти, убийство стольких царей, уничтожение троянского народа, падение храмов, удаление богов; и видела и вспоминала Гектора, Троила, Деифоба и Полидора с другими, вспоминала, как они погибли у нее на глазах, как пролита была кровь ее супруга, недавно еще почитаемого и державшего в страхе всех, как Троя, богатая народом и высокими дворцами, разрушена и сожжена греческим огнем; и наконец с какою горечью приходило ей на память, как Пирр принес в жертву ее Поликсену?[189]189
  Сын Ахилла Неоптолем убил в конце Троянской войны Приама и принес в жертву тени отца привезенную на европейский берег Геллеспонта плененную Поликсену. Другое имя Неоптолема – Пирр – получило распространение в эпоху эллинизма и Рима, откуда и перешло в новые европейские литературы.


[Закрыть] С большою, разумеется. Но коротка была ее печаль; немолодой и слабый дух не выдержал всего этого и замутился, так что она в безумии стала лаять в полях.[190]190
  Ср. у Данте («Ад», XXX, 16–21): // Гекуба, в горе, в бедствиях, в плену, // Увидев Поликсену умерщвленной, // А там, где море в берег бьет волну, // Труп Полидора, страшно искаженный, // Залаяла, как пес, от боли взвыв: // Не устоял рассудок потрясенный. // Ср. также: Овидий, «Метаморфозы», XIII, 568–569.


[Закрыть]

Я же твердою и не замутненною памятью, к моему несчастью, все возвращаюсь к печали и все больше и больше нахожу причин жаловаться, а потому мою продолжительную скорбь, как она ни была легка, считаю я (как уже не раз говорила) более тягостной, нежели более сильную, но длящуюся короткое время.

Полной досадной горечи мне представляется и Софонисба, которую печаль вдовства и радость свадьбы, соединившись, делали одновременно горестной и веселой, что была пленницей и супругою, лишенной царского достоинства и снова им облегченною и наконец во время этих же коротких переживаний отраву выпила. Я вижу гордую Нумидийскую царицу, как вышла замуж (когда неудачно пошли ее родственников дела) она за Сифакса, как стала пленницею Массиниссы царя, лишена царства и снова получила его в неприятельском стане, назвав супругом Массиниссу. С каким презреньем должна была она смотреть на земное непостоянство и печально справлять новую свадьбу, не полагаясь слишком на летучую судьбу! Ее конец отважный доказывает это; потому что, не проведя еще дня одного после свадьбы, она думала удержаться у власти, не приняв в сердце нового супруга, как прежнего Сифакса, она смелою рукою взяла от раба, подосланного Массиниссою, сильный яд, бесстрашно выпила его с презрительными словами и вскоре умерла. Как печальна была бы ее жизнь, если б она продолжилась! Теперь же ее можно считать не столь бедственной, принимая во внимание, что смерть почти предупредила скорбь, мне же давала ее долгое время, дает помимо моей воли и будет давать, все усиливая.

После нее, исполненной такой печали, мне видится Корнелия, которую судьба так вознесла, которая сначала была супругой Красса[191]191
  Красс, Марк Лициний (ок. 115-53 до н. э.) – римский политический деятель, полководец и знаменитый богач.


[Закрыть], затем великого Помпея, что доблестью достиг владычества над Римом; потом она почти бежала (когда судьба переменилась) с мужем сначала из Рима, затем из Италии, преследуемые Цезарем. После многих несчастий оставленная им на Лесбосе, дождалась там его самого, потерпевшего поражение в Фессалии и потерявшего свои войска[192]192
  Во время Гражданской войны войска Цезаря нанесли армии Помпея решительное поражение при Фарсале в Фессалии (48 г. до н. э.).


[Закрыть]. Но кроме того последовала за ним в Египет, уступленный самим Помпеем юному царю, и куда он отправился морем, ища восстановить свою власть покорением востока, – и там нашла в морских волнах лишь его обезглавленный опозоренный труп. Все эти бедствия вместе и каждое в отдельности должны были, без сомнения, сильно удручить ее душу; но мудрые советы Катона Утического и отсутствие надежды на возвращение к жизни Помпея в короткое время утешили ее скорбь; меж тем как я пребываю, тщетно надеясь и не будучи в состоянии прогнать эту надежду, без утешителя и советника, кроме старой кормилицы, поверенной моих бедствий, более преданной, нежели рассудительной (потому что, не раз желая исцелить мои муки, она их только усиливала).

Многим кажется, что бедствия Клеопатры, царицы Египетской, превосходят значительно все мои, потому что немала была ее горечь после совместного царствования с братом[193]193
  Т. е. Птолемеем XII, египетским царем в 51–47 гг. до н. э.


[Закрыть] быть вверженной в темницу, но она смягчалась надеждою на помощь; выйдя из темницы и сделавшись подругою Цезаря, затем покинутая им, она легко могла бы показаться достигшей высшей скорби, если бы не коротка была любовная тоска того или той, у которых желанье быстро переходит с одного предмета на другой, чему она частые давала доказательства. Если бы бог дал мне такое утешение! Не было и нет никого (кроме того, кто законно мог бы это сделать), кто имел бы право сказать, что ему, а не Панфило я принадлежала, живу и буду жить такою же; не думаю, чтобы любовь к кому-нибудь другому смогла вытеснить его из моей памяти. К тому же хотя она и горевала по отплытии Цезаря, но горе ее утешалось более сильной радостью иметь от него сына[194]194
  У Клеопатры родился сын Цезарион, которого она считала сыном Цезаря.


[Закрыть] и быть восстановленной в царском достоинстве. Такая радость смогла бы победить печали и не такой женщины, как она, которая, как я уже сказала, любила ненадолго.

Но, к усилению ее печали, она вышла замуж за Антония, возбудила его льстивыми ласками к междоусобной войне против ее брата, как бы надеясь этой победой достигнуть высоты римской империи; после же двойного проигрыша со смертью мужа и лишением надежды она представляется горестнейшею меж женщин. Действительно, даже если не считать смерти столь дорогого супруга, огромная печаль – одним сражением потерять высокую мечту всемирного господства, но она нашла скоро единственное леченье скорби, то есть смерть, хоть и жестокую, но не длительную; ведь в краткий час две змеи из груди могут высосать и кровь и жизнь. Сколько раз от горести, не меньшей, чем ее (пусть многим кажется, что по причинам меньшим), хотела я последовать ее примеру, но меня не допускали или удерживала боязнь позора!

Приходит мне на память величье Кира[195]195
  Кир (558 – ок. 528 до н. э.) – персидский царь. Он был убит по приказу скифской царицы Тамирисы. Об этом рассказывает писатель V в. Орозий («История», 11,7). Ср. Данте, «Чистилище», XII, 55–57.


[Закрыть], кроваво Тамиридой умерщвленного, огонь и вода Креза[196]196
  Крез (ок. 560–546 до н. э.) – последний лидийский царь, славившийся своим богатством. Был побежден и пленен Киром.


[Закрыть], богатое царство Персея[197]197
  Персей (212–166 г. до н. э.) – последний царь Македонии; был покорен римлянами и умер в плену.


[Закрыть], великолепье Пирра[198]198
  Пирр (ок. 318–272 до н. э.) – Царь Эпира. После ряда выигранных сражений, он был разгромлен римлянами при Беневенте и погиб в бою при осаде Аргоса.


[Закрыть], всемогущество Дария[199]199
  Дарий – последний персидский царь (с 335 до 330 до н. э.), побежденный Александром Македонским.


[Закрыть], жестокость Югурты[200]200
  Югурта (ок. 154–105 до н. э.) – последний нумидийский царь, долгие годы воевавший с Римом и разгромленный Марнем. Война с Югуртой описана Саллюстием.


[Закрыть], тиранство Дионисия[201]201
  Дионисий (или Диои; 409–354 до н. э.) – сиракузский тиран, ученик Платона. Его крайний деспотизм вызывал возмущение, Дионисий был убит.


[Закрыть], гордость Агамемнона и многое другое. Все были поражены бедствиями, подобными вышеописанным, или других оставили безутешными; всем им внезапные причины помогали, так что не могли они почувствовать всей тягости, не будучи в ней долгое время, как я была.

Меж тем как я в уме перебирала древние бедствия, как вы слыхали, ища трудов и слез, что были бы подобны моим, чтоб я, имея сотоварищей, не так печалилась, мне вспомнились горести Тиэста и Терея[202]202
  Микенский царь Атрей убил сыновей своего брата Тиэста и накормил его их мясом. Так же отомстила фракийскому царю Терею его жена Прокна, она убила сына Итиса и накормила Терея его мясом. См. прим. 9, 93, 139 и прим. Боккаччо к стр. 12.


[Закрыть], что оба погребли в себе плачевно своих детей. И я не знаю, какая сила их удержала вскрыть свои внутренности острым мечом, чтобы открыть выход непокорным детям, ненавидящим место, куда они вошли, и опасаясь жестоких укусов, не имея иного места для других детей. Но они, как могли, в одно и то же время угасили и гнев, и печаль и гибелью почти утешились, сознавая, что без вины несчастными народ их сделал; со мной же этого не случилось. То, что боли мне давало, снискивало состраданье, а муки мои открыть я не смела; а если бы посмела, имела, как и другие, утешенье.

Приходят мне на ум слезы Ликурга[203]203
  Речь идет об эпизоде, рассказанном Стацием в «Фиваиде» (кн. V): немейский царь Ликург горько оплакивал смерть своего сына Архемора, ужаленного змеей.


[Закрыть] и его семейства при известии о смерти Aрхемора от змеи, и слезы Аталанты[204]204
  Сын Мелеагра и Аталанты Партенопей погиб во время похода Семерых вождей против Фив.


[Закрыть], матери Партенопея, павшего под Фивами; их чувства мне так близки и так понятны, что даже если б я испытала что-нибудь подобное, лучше оценить их не могла бы. Полны они невыразимой горести, но каждый с такою славой в вечность перешел, что этому почти можно было бы радоваться; семь царей почтили погребение Ликурга и учредили бесчисленные игры, а Аталанта прославлена жизнью и кончиною своего сына. Мои же слезы ничто не вознаградило; а если б это было, то я, считавшая себя несчастней всех на свете и бывшая, может быть, таковою, скорей могла бы утверждать противное.

Представляются также мне труды Улисса, смертельные опасности, чрезмерные события, претерпенные им не без печали; но мои я почитаю большими, и вот почему. Во-первых, и самое главное то, что он был мужчиною; следовательно, по природе более вынослив, чем нежная и молодая женщина, крепкий и смелый, привыкший к трудам и бедствиям, сроднившийся с ними, он за покой считал труды; мне же, нежной, среди изнеженности в комнате моей, привыкшей к усладам сладостной любви, малейшее страданье тяжело; он был гоним и в разные края носим Нептуном и от Эола терпел гоненье, а я мучусь неутомимым Амуром, владыкою и победителем Улиссовых мучителей; и если ему встречались смертельные опасности, он сам искал их (а кто может пенять, найдя то, чего искал?), я же, несчастная, охотно бы жила в покое, если б могла, и постаралась бы избегнуть того, к чему была принуждена. К тому же он не боялся смерти и полагался на свои силы; я же ее боюсь; и, вынуждаемая скорбью, часто стремилась к ней. Он ждал от своих трудов и опасностей вечной славы; я же от своих, если б они были открыты, могла бы получить только позор и нареканье. Так что его страдания моих не превосходят, но значительно превзойдены; тем более, что написано о нем гораздо больше, чем было на самом деле, мои же бедствия гораздо многочисленней, чем я могу рассказать.

После всех этих тяжкими мне кажутся вопросы Ипсипилы[205]205
  Ипсипила была брошена Ясоном. См. Овидий. «Героиды». VI.


[Закрыть], Медеи, Эноны[206]206
  Энона была женой Париса, покинувшего ее ради Елены. См. Овидий, «Героиды», V.


[Закрыть] и Ариадны[207]207
  См. прим. 36. Ср. у Овидия («Героиды», XVII, 195–198): // Были обмануты так Ипсипила, за ней – Ариадна; // Сетовать много пришлось им на обещанный брак. // Слышала я, что и ты, наслаждавшись так долго Эноной, // Бросил, неверный, ее полную нежной любви.


[Закрыть], слезы и скорбь которых считаю очень похожими на мои; потому что каждая из них, обманутая своим возлюбленным, как я, проливала слезы, испускала вздохи и бесплодные страдания терпела; хотя, если они скорбели, как я, то слезы их окончились праведною местью, мои же не пришли еще к концу такому. Ипсипила, почитавшая Ясона, связанная с ним законными узами, увидев его отнятым Медеею, как я, конечно, имела основанье горевать; но провиденье, праведным на все взирающее оком (только не на мои страданья), вернула ей отчасти желанную радость, дав увидеть, как Медея, отнявшая у нее Ясона, сама покинута им для Креузы. Конечно, я не говорю, что мои страданья прекратились бы, случись подобный случай с той, что у меня похитила Панфило (если не я его отняла бы у нее), но скажу, что отчасти уменьшились бы. Медея также местью усладилась, хотя жестокою к самой себе явилась не менее, чем к неблагодарному любовнику, убив в его присутствии своих детей от него и спаливши царских гостей вместе с новой возлюбленной. Энона также, пробывши в горе долгое время, наконец увидела, что неверный и бесчестный любовник понес заслуженную кару за попранный закон и вся страна его попалена огнем; но я предпочту свои печали такому мщенью.

Ариадна, сделавшись супругою Вакха, увидела с неба, как обезумела от любви к пасынку та Федра, что прежде согласилась оставить ее на острове, чтобы самой принадлежать Тесею. Так что, все передумав, себя считаю я первой по несчастью.

Но если, госпожи, мои рассуждения вы почитаете пустыми и слепыми, как доводы ослепленной любовницы, считая слезы других большими, нежели мои, тогда последнее, единственное добавление я сделаю. Завистник всегда несчастнее того, кому завидует; из всех вышеприведенных я – наиболее несчастная, потому что я завидую их несчастьям, считая их меньшими, нежели мои.

Вот, госпожи, как сделала меня несчастной древняя обманщица судьба, к тому же, подобно лампе, которая перед тем, как погаснуть, вспыхивает большим огнем, так сделала и она; потому что, дав мне, по-видимому, некоторое облегчение, снова еще более несчастной меня сделала. И, отложив все другие сравнения, одним вам постараюсь объяснить новые скорби и утверждаю с тою серьезностью, с какою могут утверждать подобные мне несчастные, что теперь мои страдания настолько тяжелее, насколько возвратная лихорадка, при одинаковом приходе холода и жара, сильнее поражает больных, чем первая. Но так как усиление страданий, но не выражений, могла бы я вам дать еще, если я вас несколько растрогала, чтобы не надоесть длительностью рассказа, способного вызвать слезы, если кто-нибудь из вас их проливал или проливает, и чтобы не тратить времени, которое определено мне на плач, а не на повествования, – я решаюсь умолкнуть, уверяя, что рассказ мой по сравнению с тем, что я чувствую, есть как нарисованный огонь по сравнению с настоящим, который жжет, пылая. Молю бога, чтоб он ради ли ваших молитв, ради ли моих послал на это пламя воду моей ли смертью горестной, иль радостным Панфило возвращеньем.

Глава девятая

в которой госпожа Фьямметта обращает речь к своей книге: каким образом, куда и к кому идти ей и кого беречься; и заканчивает повесть

Маленькая моя книжечка, как будто извлеченная из гробницы твоей госпожи, вот ты пришла к концу, как я желала, быстрее, чем мои печали идут; влюбленным женщинам тебя я представляю такою, как ты есть, написанною моей рукою и часто орошенною моими слезами. Если тебя вести будет сострадание (как я надеюсь), они тебя охотно примут, и, если законы любви еще не изменились, не стыдись в такой скромной одежде явиться хотя бы к самой знатной из них, раз она тебе в приеме не отказывает. Тебе не нужно другой внешности, кроме той, что я тебе дать пожелала; ты должна быть довольна походить по виду на мое житье, что, будучи несчастнейшим, тебя облекло в плачевную одежду, как и меня. Итак, не заботься ни о каком украшении (как Это делают другие), ни о роскошной обертке, разноцветно украшенной, ни о гладком обрезе, ни о прелестных миниатюрах, ни о заставках: не подходит все это к тем жалобам, что заключаются в тебе; оставь широкие поля, разноцветные чернила, лощеную бумагу – счастливым книгам; тебе же пристало идти с растрепанными волосами, исполненной пятен туда, куда тебя я посылаю, и возбуждать рассказом о моих бедствиях святую жалость в тех, – что будут тебя читать[208]208
  Это обращение к своей книге перефразирует, почти точно повторяя, начало «Печальных элегий» Овидия (I, I, 1 сл.).


[Закрыть]; если знаки ее заметишь на прекрасных лицах, вознагради за это, как можешь. Не так мы с тобой низвергнуты судьбою, чтобы не быть в состоянии дать того, что могут дать несчастные; пример для тех, кто счастлив, чтобы они обуздали свое благополучие, боясь сделаться нам подобными; поставь (как это ты можешь) им в пример меня, чтобы, если они и осторожны в любви, то сделались еще осторожнее в виду тайных обманов со стороны молодых людей, страшась подвергнуться нашим несчастиям.

Иди; не знаю, какой шаг тебе подходит: спешный или спокойный, не знаю, в какие места тебе прежде всего следует направляться; не знаю, как и где ты будешь принята: куда судьба тебя направит, туда и иди, твой путь едва ли может быть определен; все звезды покрыты тучами, да если б даже все они были видны, жестокая судьба лишила тебя возможности сообразить по ним свое спасение; итак, тебя я покидаю, как судно, без руля и без ветрил брошенное в море; и поступай различным способом сообразно различию места.

Если ты попадешь случайно в руки тех, что так счастливы в своей любви, что наши страдания высмеивают и принимают за безумные, там смиренно переноси их насмешки, которые лишь незначительная часть наших несчастий, а им напомни о превратности судьбы; она ведь может нас с ними поменять местами и смехом отплатить за смех. Если же тебе встретится, которая при чтении прослезится над нашими бедствиями и свои слезы присоединит к моим, той покажись печальной и жалостной и смиренно умоляй, чтобы она просила за меня того, кто, златокрылый, в одно мгновение обтекает свет, пусть он, слух преклонив к молитвам, может быть, более достойным, чем мои, страданья мне облегчит; а я, кто бы она ни была, возношу за нее свой голос, который дан несчастным и который доходчив до неба, чтоб никогда с нею не случались несчастия, подобные моим, чтобы всегда боги были милостивы и благосклонны к ней и чтоб ее любовь счастливо, по ее желанью, длилась долгие годы.

Но если, переходя с рук на руки среди толпы влюбленных дам, ты попадешь к нашему врагу, воровке счастья нашего, – беги, как из нечестивого места, и краем не показывайся на воровские глаза, чтобы вторично не доставить ей удовольствия чтением о моих несчастьях, виновницей которых была она; если же насильно тебя удержит и захочет прочитать, пусть мои беды исторгнут у нее не смех, но слезы, чтобы она засовестилась и вернула моего возлюбленного. Как будет счастлива такая жалость и как плодоносны твои труды.

Беги очей мужчин и, если попадешься им на глаза, скажи: «Неблагодарная порода, обманщики глупых женщин, вам не пристало видеть благочестивые вещи». Но если попадешься тому, кто корнем был моих бедствий, издали ему закричи: «Ты, что непреклонней дуба, беги отсюда, не прикасайся ко мне, насильник! Твоя измена родила все заключенное во мне. Но если хочешь, как рассудительный человек, меня прочесть, читай и, может быть, раскаешься в вине пред той, что ждет твоего возврата, чтобы простить тебя; но если этого желания ты не имеешь, неприлично смотреть на слезы, что льются из-за тебя, особенно если ты упорствуешь в прежнем желании их усугублять». Если же какая-нибудь дама удивится грубости твоего языка, скажи ей, что грубое такого же языка и требует, а украшенной речи лишь души ясные и времена спокойные ищут. Скорей удивительно, скажи, что хватило силы у духа и руки написать эту краткую беспорядочную повесть, принимая в соображение, что все время печальную душу должны были угнетать любовь и ревность.

Ты можешь совершенно засады не страшиться, никакая зависть тебя не укусит, лишь тому позволь это сделать, кого найдешь, в чем я сомневаюсь, несчастнее себя, который тебя считал блаженнее, чем он. Я даже не знаю, куда тебя можно поразить, так ты истерзана вся судьбою, более изранить тебя невозможно, ни ниспровергнуть еще ниже. Если бы даже судьбе все не хватало и она пожелала бы нас стереть с лица земли, то мы так закалились в бедствиях, что теми же плечами, которыми выдерживали и выдерживаем их доселе, меньшие выдержим легко; итак, пусть делает, что хочет.

Живи, ничто тебя не лишит жизни, служи через страданья госпожи своей примером вечным для всех счастливых и несчастных.

Примечания Боккаччо к «Фьямметте»

Кадм был сыном царя Агенора, правившего Сидоном[209]209
  Сидон – финикийский город (ныне город Сайда в Ливане).


[Закрыть]. У него был брат по имени Феникс и сестра по имени Европа, которую похитил Юпитер, обернувшись быком. Царь Агенор послал Кадма и Феникса на поиски их сестры Европы. Отчаявшись найти ее, Кадм прибыл в Беотию, где возле грота сразился со змеем и одолел его. Там же посеял Кадм зубы змея, из которых взошли вооруженные воины; едва лишь выбросила их земля на поверхность, как они поубивали друг друга.

Лахесис – одна из трех богинь, отмерявших жизнь человека.

* * *

Прозерпина была дочерью богини Цереры, родом из Сицилии. Когда Прозерпина собирала цветы у подножия горы Этны, ее похитил Плутон, владыка преисподней. Он утащил ее в свое царство и сделал женой. И потому говорит Данте:

 
Ты кажешься мне юной Прозерпиной,
Когда расстаться близился черед
Церере – с ней, ей – с вешнею долиной.[210]210
  Данте, «Чистилище», XXVIII, 49–51.


[Закрыть]
 

Эвридика была женой Орфея. Беззаботно гуляя по лугу, наступила она на Змею, и та ужалила ее в пятку. Тут же скончалась Эвридика и очутилась в Аду. Ради нее отправился в Ад Орфей, и так дивно он играл на кифаре, что вернули ему Эвридику, но с одним условием – на обратном пути он не должен смотреть назад. Но у самого выхода благоразумие покинуло Орфея; желая увериться, идет ли жена следом, он оглянулся и вновь потерял ее.

Атрей был братом Тиэста, сыном Тантала, отцом Агамемнона и Менелая. Он изгнал из царства своего брата Тиэста, ибо тот согрешил с его женой. Мысль о мщении не оставляла Атрея, и под предлогом, что он хочет помириться с братом, Атрей уговорил Тиэста вернуться. На самом деле он задумал неслыханное зло: велел убить сыновей Тиэста и подать их мясо отцу на обед. От подобной жестокости разгневались боги и сделали так, что солнце над Землей не поднималось два дня.

* * *

как богини, сошедшие к Парису – Здесь мадонна Фьямметта имеет в виду пир, на который были приглашены все боги и богини, кроме богини раздоров из долины Иды[211]211
  Т. е. богиня Эрида.


[Закрыть]. Та разгневалась и, желая рассорить пирующих, подбросила им золотое яблоко редкой красоты, на котором было написано: «Предназначено самой прекрасной». Паллада, Венера и Юнона – каждая требовала яблоко, доказывая, что оно принадлежит именно ей. Рассудить спорящих ведено было Парису, ему предстояло решить, кому из них предназначается яблоко. Суд состоялся в роще Иды возле Трои, куда и сошли три прекрасных богини, употребив все свое искусство, чтобы казаться еще лучше. Каждая обещала Парису свою великую милость: Паллада – сделать его самым разумным, Венера – дать в жены самую красивую женщину, Юнона – сделать его самым могущественным и богатым. И судья решил, что яблоко принадлежит Венере. Потому и говорит мадонна Фьямметта, что она пустила в ход все свое искусство, чтобы показаться Панфило как можно красивее.

* * *

святейшая Венера – Венера имеет двоякий облик: Венера законная и Венера запретная. Первая соединяет жену и мужа, потому и зовется святейшей; вторая внушает мужу желание обладать чужой женой, как своей, а жене – страсть к чужому мужу, как к своему собственному.

* * *

Феб – так поэты называют солнце.

Ганг – это река, которая протекает на востоке, отчего полагают, что Феб поднимается каждое утро из ее вод.

Геслеридские воды – это море, омывающее Испанию.

Арктур – это звезда, которая царит зимой.

наш сын крылатый – то есть Купидон, который царит в восьмой сфере, что превыше всех других семи планетных сфер.

* * *

Феб, победивший великого Пифона – Феб был богом мудрости и красноречия. Пифон – змей, которого Юнона наслала на мать Феба Латону. Мстя за оскорбление, нанесенное его матери, Феб убил Пифона.

настроивший парнасскую кифару – Парнас – это гора в Беотии, возле города Фив, где в древности была школа поэтов, посвященная Фебу – богу мудрости и красноречия. Там же бил священный источник муз; каждый, кому доводилось испить из него, становился поэтом.

из-за Дафны – Дафна, прекрасная юная дочь Пенея, была первой любовью Феба. Спасаясь от преследовавшего ее бога, Дафна молила о помощи отца своего Пенея, и тот превратил ее в дерево, которое назвал лавром. Лавровые гирлянды с тех пор постоянно носил Феб, ими же венчают поэтов.

из-за Климены – Климена была матерью Фаэтона[212]212
  По другим мифам Климена была женой Япета и матерью Атланта, Прометея и Эпиметея. Здесь и далее Боккаччо следует той трактовке мифа, которая содержится в «Метаморфозах» Овидия.


[Закрыть]. В нее влюбился Феб, она понесла от него и родила Фаэтона. Однажды тот попросил у отца своего Феба позволения править солнечной колесницей. Феб согласился, но Фаэтон не смог управлять ею, отчего и погиб.

из-за Левкотои – Левкотоя была дочерью Оркама, царя Ахимении, и Эвриномы. В нее влюбился Феб и, не видя иного способа обладать ею, принял облик матери Левкотои Эвриномы и таким образом достиг цели.

из-за многих других – Феб влюблялся и во многих других, о которых здесь не упоминается: ни о Цирцее, ни о Клитии[213]213
  О любви Феба к океаниде Критии рассказывает Овидий («Метаморфозы», IV, 256–284).


[Закрыть], которую он превратил в гелиотроп. И потому говорит Овидий:

 
Vortitur ad Solem mutataque servat amorem.[214]214
  «Метаморфозы», IV, 270: // Вертится Солнцу вослед и любовь, изменясь, сохранила.


[Закрыть]
 

влюбленный, пас он стада Адмета – Феб влюбился в дочь фессалийского царя Адмета. Горя желанием находиться поближе к ней, он обернулся пастухом и сторожил стада Адмета. Таким путем он мог предаваться любви с дочерью Адмета.

под видом белой птицы – Юпитер влюбился в Леду и, не зная, как добиться ее любви, обернулся лебедем. Когда Леда вышла на берег моря, он в облике лебедя слетел к ее лону и обладал ею. От этого родились Кастор, Поллукс и Елена, которую затем украл Парис, и т. д.

то обернувшись тельцом – На этот раз Юпитер влюбился в Европу, дочь царя Агенора, сестру Кадма и Феникса, и не знал, как добиться ее. Однажды, когда Европа собирала цветы на лугу, Юпитер, обернувшись тельцом, приблизился к ней и стал всячески ласкаться. Покорность тельца угодила Европе, и она решилась сесть ему на спину. В тот же миг Юпитер умчал ее, пересек море, прибыл на Крит, где смог обладать ею.

То же он сделал для Семелы – Нимфа Семела была дочерью Кадма, в нее был влюблен Юпитер, от которого она родила Вакха.

для Алкмены, обратившись в Амфитриона – Алкмена была женой Амфитриона, в нее влюбился Юпитер и, стремясь остаться с нею наедине, он принял облик Амфитриона и таким путем добился ее, от чего родился Геракл.

для Каллисто, приняв вид Дианы – Каллисто, юная девушка из Аркадии, была дочерью Ликадиона; она была посвящена Диане, богине лесов и охоты. В Каллисто влюбился Юпитер и обладал ею, приняв для этого облик Дианы. Каллисто понесла и родила Аркада, который тоже вырос охотником. Юнона, стремясь отомстить ей за Юпитера, превратила Каллисто в медведицу. Аркад, который был, как уже сказано, сыном Каллисто, пошел на охоту и повстречал медведицу. Никак не подозревая, что это его мать, он натянул лук, готовясь поразить зверя. Но Юпитер в награду за любовь, которую дала ему Каллисто, вознес ее на небо вместе с Аркадом. Вот почему существуют Большая Медведица и Малая Медведица.

для Данаи, сделавшись золотым дождем – Даная была дочерью царя Акрисия. В нее влюбился Юпитер, и, так как Данаю заточили в башню, он проник к ней в виде дождя. От их любви родился доблестный воин Персеи, который впоследствии отрубил голову Медузе, чей взгляд превращал людей в камень.

И гордый бог войны – Марс, бог войны, влюбился в Венеру, которая была женой Вулкана, кузнеца Юпитера, и предавался любви с нею. Феб выдал Вулкану их секрет, и тот, желая отомстить любовникам, выковал железные Сети, столь тонкие, что они были невидимы. Сети он развесил у ложа, где они предавались любви, и когда Марс возлег с Венерой, оба запутались в них, как птицы в силке. Так и застиг их Вулкан, и чтобы хорошенько пристыдить, созвал всех богов, и все боги явились.

трезубая молния – Молнию называют трезубой, потому что она производит тройственное действие: расщепляет, сжигает и изгоняет.

о смерти Адониса – Адонис был сыном Мирры, дочери Кинира. Она влюбилась в отца и, обманув его, предавалась с ним любви, от чего родился Адонис, который вырос прекрасным охотником. В него влюбилась Венера, богиня сладострастия. Адонис погиб на охоте в погоне за диким кабаном. Венера спешила к нему на помощь, но не успела. Безутешно рыдала она над телом возлюбленного и обратила его в цветок. Обо всем этом рассказывает Овидий конце десятой книги «Метаморфоз».[215]215
  Ст. 520–559, 708–739.


[Закрыть]

грозную львиную шкуру – По повелению своей мачехи Юноны, которая давала ему чудовищные поручения, Геракл отправился в Немейскую рощу, где обитал лев, пожиравший всех, кто проходил мимо. Тяжело досталась Гераклу победа. Одолев льва, Геракл снял с него шкуру и в честь этой битвы постоянно носил ее.

великого Антея – Снова Юнона дала поручение Гераклу, на этот раз она послала его в Ливию, где он сразился с силачом – гигантом Антеем. Как только Антей касался земли, силы его удваивались, и с великим трудом Геракл одолел его.

и вывела из ада пса – то есть трехглавого Цербера, охранявшего вход в ад. Тогда ради Тесея, который хотел увести Прозерпину, Геракл направился в ад (о чем рассказывает Сенека в первой трагедии[216]216
  Т. е. в трагедии «Федра»; ср. 922–953: // …концом и был Алкид, // Который, пса из Тартара влача…


[Закрыть]), то при возвращении ему удалось силой связать и увести с собой Цербера, адского пса.

Клитемнестра была женой Агамемнона; во время похода мужа на Трою она осталась дома, и вот в его отсутствие она влюбилась в Эгиста и совершила с ним плотский грех. Когда Агамемнон вернулся победителем из Трои, она убила его, накинув ему на голову одеяние.

Скилла была дочерью царя Ниса, она влюбилась в критского царя Миноса, который враждовал с ее отцом, царем Нисом. На голове последнего рос золотой волос, который делал его непобедимым на войне. Чтобы угодить своему возлюбленному Миносу, Скилла отрубила отцу голову и преподнесла ее Миносу. Отчего, указывает Овидий[217]217
  См. «Метаморфозы», VIII, 1-151.


[Закрыть], она превратилась в жаворонка, а отец ее – в зяблика. Вот почему зяблик – вечный враг жаворонка.

наши голубки – Поэты полагают, что голубки посвящены Венере.

* * *

Нептун, бог моря, влюбился в прекрасную юную дочь Пития из Фессалии, которую звали Феникс, Когда она гуляла вдоль моря, Нептун схватил ее и насладился ею. Желая отблагодарить ее, бог обещал исполнить любое желание девушки. Феникс захотела стать мужчиной, так и было. Кроме того Нептун сделал так, что Феникс стал неуязвим для железного оружия. Потом он погиб в бою с дапифами, ибо на него свалилось дерево, и он превратился в птицу, которую зовут Фениксом.[218]218
  У Овидия он назван Кенеем (см. «Метаморфозы», XII, 169–531).


[Закрыть]

Алфей – Его именем называется река в Греции, в Ахайе. Он влюбился в Аретусу, служительницу Дианы. Убегая от Алфея, Аретуса звала на помощь свою богиню и, выбившись из сил в борьбе с Алфеем, обратилась в реку, названную его именем.[219]219
  Ср. Овидий, «Метаморфозы», V, 577–641.


[Закрыть]

Семирамида была женой царя Нина, царицей Вавилона. Она влюбилась в собственного сына и издала неслыханные законы, согласно которым мать могла предаваться любви с сыном, а сестра – с братом.[220]220
  О легендарной царице Ассирии и Вавилона Семирамиде сообщает греческий писатель Ктесий из Книд (конец V – начало IV в. до н. э.), а также Геродот, Диодор Сицилийский и Юстиниан. По их рассказам она домогалась любви своего сына Ниния и была убита им.


[Закрыть]

Библида была дочерью Милета, мать ее звали Кианой. Библида влюбилась в собственного брата по имени Кавн. Поскольку любовь ее была безысходна, Библида обратилась в источник, названный ее именем, о чем и говорит Овидий:

 
Sic lacrimis consumpta suis Phoebeia Biblis
Vertitur in fontem, qui nunc quoque vallibus illis
Nomen habet dominae nigraque sub ilice manat.[221]221
  «Метаморфозы», IX, 663–665: // Так же, слезой изойдя, и несчастная Фебова внучка, // Библида стала ручьем, сохраняющим в этих долинах // Имя своей госпожи и текущим под иликом черным.


[Закрыть]
 

Клеопатра была сестрой египетского царя Птолемея. Она была до такой степени сладострастной, что воспылала похотью к брату, за что тот заключил ее в тюрьму и лишил доли царства. Когда вслед за Помпеем в Египет пришел Цезарь, Клеопатра влюбилась в него. Цезарь освободил ее из тюрьмы, обладал ею и вернул причитавшееся царство. После смерти брата Клеопатра стала править Египтом.

* * *

Церера на Эрисихтона – Эрисихтон, родом из Фессалии, слыл величайшим богоненавистником. Чтобы доказать свое презрение Церере, он вырубил рощу, где рос гигантский дуб, посвященный богине. Разгневанная Церера наслала на него такой голод, что Эрисихтон ничем не мог насытиться и пожрал самого себя. Церера была богиней плодородия.

* * *

Изида – На острове Крит жил бедняк по имени Лигд, у него была жена, которую звали Телетуса. Когда она затяжелела, Лигд наказал ей, что если она родит сына, то пусть выкормит, а если дочь – утопит, потому что не хотел обручать ребенка с нищетой. Горько тосковала Телетуса, и однажды привиделась ей во сне Изида, которой поклоняются египтяне, населяющие долину Нила. Богиня утешила женщину и велела ей сберечь девочку, которая должна родиться. Вскоре Телетуса разрешилась от бремени и обманула мужа, сказав ему, что родила сына. Она нарекла ребенка Ифис – по имени деда, растила его и одевала как мальчика. Так прошло восемь лет, Телетуса подыскала ему в невесты девочку по имени Ианта. Подходило время свадьбы, и мать молила Изиду, по чьей воле она спасла дочь, сделать Ифис мужчиной, чтобы он мог предаваться любви с Иантой, своей женой. Склонилась к мольбе Изида и в первую же ночь обратила Ифис в мужчину.[222]222
  Этот миф изложен у Овидия («Метаморфозы», IX, 666–797).


[Закрыть]