Текст книги "Нематериальное наследие. Карьера одного пьемонтского экзорциста XVII века"

Впрочем, изучение практики наделения приданым и наследования также не помогает прояснить контекст, в котором разрабатываются семейные стратегии: в этом случае остаются скрытыми сложные схемы материальной и психологической, эмоциональной и политической поддержки, которые часто выходили за рамки узкой группы совместно проживающих лиц.

Скорее мы можем предположить, что в значительной части изменения происходили за пределами внутренней структуры семьи, большой или нуклеарной, формально остававшейся неизменной на протяжении столетий и более или менее нечувствительной к глубоким экономическим, политическим и религиозным преобразованиям. Эти изменения нужно прослеживать на примере менее однородных и организованных внешних взаимоотношений между структурными семейными ядрами, в тех формах солидарности и избирательного сотрудничества, которые позволяли выживать и обогащаться; в обширной сфере оказываемых и ожидаемых услуг, сфере информационных обменов, взаимности и покровительства.

Итак, анализ семейных стратегий сантенцев обойдет стороной резидентные группы. Речь пойдет о семье в смысле группы лиц, не живущих вместе, но связанных узами кровного родства или образующих альянсы и псевдородственные объединения, которые встраиваются в смутную институциональную реальность Старого режима в виде стержня, скреплявшего социальные связи перед лицом житейской неопределенности, хотя бы на уровне небольшого местечка.

Рассказанные ниже семейные истории, основанные почти исключительно на сведениях, полученных из нотариальных актов, не представляют из себя реконструкцию стандартных ситуаций, а выявляют компоненты, составляющие некую модель. Итак, я рассмотрю три истории издольщиков, образующих, как мы увидим, социальную группу, в которой наиболее простым и законченным способом реализуются стратегические приемы, лежащие в основе поведения и системы ценностей всех сантенцев в конце XVII в. Использование этой модели в более широких или более узких рамках, ее вариации, большая или меньшая возможность выбора – все это приводит к различиям в практике тех или иных социальных групп и слоев, что не отменяет ее полного и всестороннего соответствия правилам поведения семей испольщиков. Их основу вновь составляют поиски защищенности, при которых сохранение статуса и его передача из поколения в поколение являются не самоцелью, а обязательной предпосылкой поведения, обеспечивающего владение информацией и управление природной и социальной средой.

5. Джован Баттиста Перроне женился на Лючии сразу после эпидемии чумы 1630 г. У них было много детей, но до нас дошли сведения только о семи, которые пережили родителей: Франческина и шесть сыновей. Джован Баттиста умер относительно молодым и, по всей вероятности (я не нашел его завещания), поставил условием для получения наследства совместное хозяйствование детей при главенстве старшего сына, Джован Доменико, родившегося в 1631 г. Джован Доменико стал для братьев непререкаемым авторитетом, «поскольку мы относились к нему, – скажет Секондо, четвертый сын, в одном из нотариальных актов, – как обычно относятся к отцу»[38]38
  ASCC, Регистрация, Сантена, vol. 3, с. 188, Завещание второго Перроне из Сантены, 23 ноября 1678 г.


[Закрыть]. Однако неделимость с точки зрения наследования не означает – ни в этом, ни в других случаях, когда речь идет о семьях арендаторов нашей зоны, – проживания под одной крышей, поскольку смысл экономической стратегии этой кровнородственной группы заключается как раз в разделении очагов по производственным единицам. Они были привязаны к двум фермам: Секондо и Бернардино к «Виньяссо» маркиза Бальбиано, где испольщиком был отец; Джован Доменико и Джоаккино к «Бролье» – это имя хозяев – они заключили контракт еще при жизни отца. Два других брата, Антонио и Джованни, только преодолевшие тридцатилетний рубеж, в 1678 г. подверглись уголовному преследованию вместе с племянником Джован Баттистой – видимо, они совершили какое-то тяжелое насильственное преступление, документы о котором до нас не дошли, но оно «навлекло на них опалу государя из‐за деяния, в коем их обвинили»[39]39
  Ibid.


[Закрыть]. Таким образом, они были отлучены от доли в общем имуществе во избежание обычной в подобных случаях конфискации, которая нанесла бы ущерб неделимому достоянию группы. В дальнейшем они находились в бегах и, вероятно, скрывались от правосудия, причем Джованни, который тем временем женился на Марии Спинелло, также уроженке Сантены, вскоре умер.

1678 г. был чрезвычайно тяжелым для семьи и вследствие других событий. 14 ноября неожиданно – как записано в приходской книге – в возрасте всего сорока семи лет скончался Джован Доменико; он едва успел уладить дела, чтобы избежать потери имущества в результате конфискации и, скорее всего, позаботился о помощи сыну и братьям в их неприкаянном положении. Он оставил завещание, в котором определенно запретил детям делить имущество до достижения всеми двадцати двух лет. Если бы кто-то захотел отделиться раньше, наследства бы он не получил. У него было три сына и две дочери, опекать которых было поручено дяде Джоаннино по прозвищу Мороне, новому главе семьи.

Итак, 1678 г. стал сложным поворотным пунктом в истории семьи: утрата взрослого мужчины не могла быть восполнена за счет других ее членов, преследуемых правосудием; наем слуги также не являлся выходом из затруднения. Как следствие, заключается новый контракт с собственниками: Бернардино и Секондо переходят на «Бролью», более крупный участок, а Джоаннино с сыновьями и племянниками получает «Виньяссо». Общеизвестный и признанный профессиональный опыт, встроенность в политические и корпоративные связи в коммуне, вес, который они приобрели, неоднократно выступая в качестве распорядителей в ассоциации Тела Христова, придали им, по всей видимости, достаточную правоспособность, так что проступки, совершенные родственниками, не могли ей повредить. Впрочем, всего через три года, в 1681‐м, Антонио и его племянник Джован Баттиста получили прощение и смогли вернуться домой.

Семья Перроне

Антонио, естественно, не участвовал в разделе между братьями, но это было, как мы уже сказали, ухищрение, предназначенное для посторонних, и его восстановление в правах собственности, по-видимому, не встретило никаких препятствий. Более того, он получил значительную долю имущества, постепенно приобретенного семьей до того и во время того, как Антонио скрывался от правосудия. Семейные проблемы никак не замедлили покупку собственности, которая, судя по всему, была важнейшей задачей в стратегии семьи Перроне: только за период 1675–1681 гг., который, безусловно, не был для нее самым спокойным, была приобретена небольшая ферма с гумном и огородом, а также более 3 джорнат земли у пяти разных крестьян из Сантены и Камбьяно за 868 лир. Они прибавились к 5 джорнатам альтен, записанных Джован Доменико на свое имя в кадастре Вилластеллоне, к 6,62 джорнаты, которыми братья пользовались совместно только на территории Кьери и Сантены, и к другим землям – я не смог уточнить их местоположение, но об их наличии свидетельствуют данные нотариальных актов, где Перроне упоминаются в качестве владельцев собственности, граничившей с чужими продаваемыми или покупаемыми участками.

К своему возвращению Антонио стал относительно богат: после 1685 г. и трех покупок он получил – за четыре года – 3 с половиной джорнаты и стал жить в небольшой ферме Тетти-Джирó, доставшейся ему в результате нового раздела, не оформлявшегося у нотариуса. Антонио всегда оставался независимым собственником и не входил в разряд издольщиков.

До 1689 г. братья Перроне на разных началах, коллективном и индивидуальном, приобрели еще не менее 9 джорнат, которыми управлял Антонио, либо поставляя фермам дополнительную рабочую силу, либо принимая избыточные рабочие руки из семей братьев-арендаторов. Однако в 1688 г. в возрасте сорока пяти лет умирает Бернардино; и на сей раз, как только истек срок контрактов, происходит обмен фермами, с методичностью, подчеркивающей структурность сложной стратегии Перроне. В 1690 г., когда составлялись списки по налогам на соль, у Джоаккино в «Бролье» было 11 взрослых ртов и 2 пары волов (он платил за них целых 48,10 лиры в год); Секондо с 8 взрослыми ртами и 3 волами в «Виньяссо» выплачивал 30,10 лиры. Антонио платил всего за 3 рта, и у него не было скотины[40]40
  ASCC, Тетрадь с перечнем ртов и платы за использование скота за 1690 г.


[Закрыть].

Итак, мы добрались до 1690‐х гг. Это ключевое время для истории Джован Баттисты Кьезы, период тяжелого кризиса: война, неурожаи, непогода шесть лет подряд обрушиваются на деревню. Семья Перроне рискует распасться: в 1693 г. умирает Джоаннино, в 1694 г., не достигнув сорока, при родах гибнет жена Антонио, в 1696 г. скончался Секондо. Антонио, последний представитель старшего поколения, становится главой семьи и должен прокормить много ртов, за исключением Джован Баттисты, старшего племянника, сына Джован Доменико, который становится издольщиком на ферме «Пессионе» генерального инспектора финансов Гараньо. Прежние издольные контракты семьи оказались утрачены, возможно, потому, что распад демографической структуры вышел за рамки, допустимые при избранной стратегии. Всем сыновьям и племянникам с трудом удается обрабатывать принадлежащие семье земли, унаследованные или приобретенные, и тем самым выживать, но свою роль с этой точки зрения мужчины выполняют хорошо: Антонио заявляет о наличии 10 взрослых ртов[41]41
  Ibid (1698 г.).


[Закрыть]. Между 1689 и 1698 гг. приобретений не зафиксировано, напротив, за 250 лир было продано полторы джорнаты земли, и только в 1700 г. снова куплена одна джорната за 220 лир.

Когда в 1701 г. умирает Антонио, у него остается шесть взрослых племянников; трое его малолетних сыновей поступают под опеку нового главы семьи Джован Баттисты, старшего из племянников, который к этому времени снова стал издольщиком. Семья встречает новый век, еще раз укрепляя нерушимые связи между собственностью на землю и издольщиной и готовясь на новом витке возобновить ту стратегию, которая позволила ей выжить в течение тяжелого предшествующего десятилетия.

Таков хронологический порядок событий. Восстановление истории семьи с помощью не слишком красноречивых документов вроде завещаний и договоров купли-продажи столь же увлекательно, как и разгадывание головоломки: постепенно вскрывающиеся совпадения и связи вызывают чувство удовлетворения – возможно, для читателя неочевидное. Как бы то ни было, благодаря повседневным подробностям семейной жизни можно осветить существенные черты логики социальных действий при Старом режиме.

Трудность типологического обобщения описанных способов поведения вытекает ровно из того факта, что используемые конкретные формы организации не разрабатываются заранее вне общей схемы мышления, обуславливающей цели и ожидания. Это относительно гибкие формы, которые приспосабливаются к ситуациям, возникающим в ходе развития жизненных циклов, в результате действия внешних политических и экономических событий, самых неожиданных происшествий. Описываемое общество, как и любое другое, состоит из индивидов, сознающих долю непредсказуемости при планировании любого типа поведения. Неуверенность вытекает не только из сложности предвидения будущего, но и из неизменного понимания ограниченности информации о силах, действующих в данной социальной среде. Нельзя сказать, однако, что перед нами общество, парализованное нерешительностью, чуждающееся всякого риска, пассивное, замкнувшееся в незыблемых ценностях самозащиты. Совершенствование прогнозов ради повышения безопасности является мощным стимулом технического, психологического, социального обновления, а выбор стратегии, примеры которого предоставляет семья Перроне, входит в арсенал приемов, призванных управлять средой[42]42
  Я хочу подчеркнуть существенное отличие этой интерпретации от некоторых недавних высказываний в неоклассическом духе, которые исходят из анахронистического представления о рациональном хозяйствующем человеке, который избегает инноваций потому, что при аграрной докапиталистической экономике предпочтительно не идти на связанный с ними риск. Типичная работа такого рода: McCloskey D. N. English Open Fields as Behavior towards Risk // Research in Economic History: An Annual Compilation of Research. Vol. I (1976). P. 124–170. Из истории семьи Перроне, на мой взгляд, следует, что они использовали сложную стратегию, в которой осторожность и диверсификация деятельности не исключали предпринимательской инициативы.


[Закрыть].

Индивид, принимающий решения с определенным расчетом полезности, делающий выбор в рамках некоего набора альтернатив, обладающий устойчивым представлением о распределении вероятностей по каждой совокупности будущих событий и максимизирующий ожидаемое значение, – это в большой степени теоретическая фикция даже для современного общества. Однако именно этот образ человека совершенно рационального, психологически единообразного, готового прилагать максимум усилий, всегда не равнодушного к экономическим стимулам, во всеоружии данных, которые служат ему для действий, лишенного социальных связей и памяти породил противоположный этноцентрический образ крестьянина Старого режима, подвластного стихиям, традиции, нестабильности, неспособного на активные и продуманные поступки. Середины между понятой таким образом рациональностью и полной пассивностью животного не существует. Жесткое ограничение истории семьи ее внутренней историей также является производным от этого образа человека Старого режима, особенно крестьянина, – всецело подчиняющегося велениям природы и общественных институтов: «Приход, – говорил Тюрго, – представляет собой скопление хижин и не более деятельных, чем эти хижины, жителей»[43]43
  Цит. по: Tocqueville A. de. L’Ancien Régime et la Révolution. Vol. I. Paris, 1952. P. 121 [Токвиль А. де. Старый Порядок и революция / Пер. с франц. М. Федоровой. М., 1997. С. 44–45. – Прим. ред.].


[Закрыть].

Ментальный мир, внутри которого развернулась проповедь Кьезы, был миром общества в поисках безопасности: экономическое благополучие служило целью, подчиненной расширению и укреплению социальных связей, на которых основывались те же возможности выживания. Именно в этом контексте приобретают значение формы объединения семей как стратегический элемент достижения безопасности. Очевидно, что эти отношения строятся прежде всего на кровном родстве и альянсах, но эта сфера предпочтений может быть расширена или сокращена, в ней существуют варианты выбора и иерархические структуры. Хотя именно неопределенность порождает нормы, позволяющие всем прогнозировать поведение каждого человека, сама сложность прогнозирования придает этим нормам гибкость, неоднозначность, необходимость непрерывного приспособления.

С этой точки зрения можно еще раз рассмотреть некоторые важные характеристики деятельности братьев Перроне. Прежде всего, это строгая эндогамия, в рамках которой альянсы заключались или поддерживались преимущественно с другими семьями издольщиков данной зоны, в частности Лиза и Моссо. Объяснения рискуют оказаться слишком шаблонными: проживание в арендуемых хозяйствах, в стороне от деревень, где часто селились мелкие собственники, создавало условия для групповой солидарности между фермами, где нередко обитало по нескольку семей издольщиков с общим двором. Однако соперничество при заключении контрактов, сложные комбинации с сохранением семейной собственности и получением аренды противоречат такому простому прочтению, не говоря уже об общественном престиже, который заставлял рассматривать вступление в родство с мелкими собственниками, балансировавшими между потреблением и наемным трудом, между выживанием и голодом, как утрату положения по социальной шкале и понижение статуса, если не удавалось или не было намерения взять хозяйство в аренду, дабы дифференцировать виды своей деятельности. Большое сходство между издольщиками не подлежит сомнению в силу общих условий существования, культуры, принадлежности к одним и тем же религиозным ассоциациям, из‐за постоянной зависимости от знатных семейств и их агентов, но и клиентских отношений с ними, по причине частых посещений города ради доставки господской части продуктов; из‐за самой аграрной технологии, различавшейся в зависимости от размеров обрабатываемого участка, от качества смешанной разбивки участков и от наличия более или менее пригодных орудий и скота. В целом эта группа характеризовалась больше договорами на аренду, чем собственностью – и, таким образом, большей открытостью для социально экзогамных браков.

Отлучение женщин от наследования вполне определенно: они не только не получают земли по завещанию или в приданое, но и вообще передаваемые и выплачиваемые в этой группе приданые, по всей видимости, никак не связаны с уровнем богатства: они колеблются между 100 и 200 лир.

Это обстоятельство не противоречит относительно значимой роли женщин в семье, поскольку они гарантируют преемственность во внутреннем ядре ветви. Вдова главы семьи пожизненно пользуется наследством мужа наряду с сыновьями, по завещанию ей обеспечивается щедрое пропитание. Кроме того, она участвует – что случается редко в семьях мелких собственников, где, как правило, единственным патроном является мужчина, – в опеке над младшими детьми вместе с зятем, новым главой семейства.

Престиж издольщиков в обществе довольно велик: хотя все Перроне неграмотны, в касающихся их официальных актах перед их именами ставится титул мессере (крестьяне им не обладают, если не владеют относительно большим имуществом). И еще: в то время как прибавка к приданому, которую муж дарит жене при составлении брачного договора, составляла по правилам, существовавшим в округе Кьери, четверть от его суммы и не менее того, как часто практиковалось и среди крестьян, подарки на свадьбу были весьма существенными. В этом регионе подарки, benisaglie, делаются в денежной форме, они являются частью приданого невесты и в некотором смысле указывают на значимость и весомость отношений родства, дружбы и клиентелы, которыми располагает семья. Для женщин из семейства Перроне они почти всегда превышают 50 лир. Выше было сказано о принадлежности Перроне к корпорации Тела Господня: два старших брата неоднократно занимали должность распорядителя имуществом братства как раз тогда, когда были главами семьи; их похоронили в гробнице, предназначенной для посмертного упокоения членов ассоциации.

Следует высказать еще два общих соображения. Прежде всего, хотя у нас нет данных о точных размерах всех арендаторских хозяйств, в целом по всей совокупности известных нам случаев их величина намного превосходит размеры собственности каждой отдельной крестьянской семьи в общине. И эта величина довольно устойчивая, поскольку сама система издольщины должна обеспечивать равновесие между отдельными культурами (пахота, виноград, луг, лес и огород), которое трудно нарушать на коротком отрезке времени, – оно, с точки зрения собственника, предназначено для того, чтобы рабочая сила использовалась наилучшим образом, причем арендаторы не страдали бы от избытка ртов для прокорма, а господская доля была предельно большой. В отличие от других ситуаций, здесь пребывание семьи на одном и том же участке выглядит довольно длительным – в случае с ее основателем Перроне и его сыном Джован Доменико более тридцати лет. Впрочем, эти данные подтверждаются для других семей издольщиков Сантены, но не являются общим правилом: иногда происходят перемещения семей и, вероятно, отдельных лиц между фермами, в том числе и разных собственников в связи с потребностями в рабочей силе и в зависимости от размеров хозяйства, которые отличаются большой устойчивостью. Во всяком случае, крестьяне обладают, по всей видимости, значимыми контрактными полномочиями, основанными на связях и профессиональной квалификации, которые трудно представить в виде количественной модели. Впрочем, за всем этим можно разглядеть высокую степень внутренней кооперации между раздельно проживающими группами, жестко управляемыми главами семей. Последние распоряжаются коллективами до 20–30 и более взрослых, перемещая их от хозяйства к хозяйству, от одной совместно проживающей семьи к другой, некоторым образом гарантируя и для собственника постоянно возобновляемый источник рабочей силы и орудий труда, технических навыков и политической преданности, дисциплины и стабильности. Что об этом думали сами собственники и их агенты, нам не дано узнать, но мы можем предположить наличие устойчивого взаимного интереса в использовании столь гибкого и действенного механизма.

В случае с Перроне владение землей играло основополагающую роль, и не только во время кризиса 1690‐х гг., но и вообще в течение всего непростого жизненного цикла братьев: оно выручало в период преследований со стороны правосудия, как было с Антонио, в моменты ранних смертей взрослых мужчин, при избытке сыновей и племянников, которых требовалось содержать на трудных этапах обычного демографического процесса или при возникновении сложностей с возобновлением договора на аренду. Собственная земля служила прибежищем, делавшим возможной и одновременно необходимой кооперацию между семейными группами братьев. Гибкость, придаваемая таким способом данному типу экономической организации, гарантирует одновременно относительно стабильный доход и прочное положение, на которых строится выживание всего коллектива.

Во всяком случае, такая модель, как мы увидим, получила распространение среди всех семей издольщиков в этом регионе, хотя на примере семейства Перроне она достигла в известном смысле образцовой завершенности.

Здесь наличие крупных собственников не мешало издольщикам присутствовать на земельном рынке, хотя и поделенном на мелкие участки. Расторжение арендного договора не было здесь так жестко регламентировано, как на других территориях, где практиковалась издольщина; это же относится и к перемещению семей. Существовали и другие элементы, увеличивавшие контрактные преимущества издольщиков, более широкие, чем в зонах, где единственным слабым инструментом в руках крестьян при заключении договоров служила конкуренция между собственниками с целью получить наиболее подготовленного арендатора[44]44
  Таким образом, здесь мы видим некоторое отличие от случая в Эмилии-Романье, изученного в работе: Poni C. Fossi e cavedagne benedicon le campagne. Bologna, 1982. P. 283–356. Однако я не уверен, что и в Средней Италии владение землей не играло в семьях издольщиков важной роли.


[Закрыть].

Иная судьба долевой аренды в Пьемонте и других областях Северо-Западной Италии, с конца XVIII в. часто сменявшейся различными формами с использованием наемного труда, явилась, вероятно, важным следствием различия в соотношении сил: именно гибкость, присущая системе с точки зрения крестьян, мешала собственникам найти экономически более выгодное решение в рамках юридических обязательств и устоявшихся обычаев клиентских взаимоотношений. За весьма схожими формами договорных статей в контрактах половничества кроется разный контекст, позволяющий, как мне кажется, объяснить ту относительную легкость, с которой издольщина исчезает в этом регионе и, возможно, в Северной Италии в целом, по сравнению с центральными областями полуострова, где она надолго сохранилась. Однако именно сила, а не слабость позиции крестьян способствовала ее вытеснению и склоняла к решениям капиталистического типа[45]45
  Я не согласен с картиной, представленной в исследовании: Giorgetti G. Contadini e proprietari nell’Italia moderna. Rapporti di produzione e contratti agrari dal secolo XVI a oggi. Torino, 1974, автор которого слишком сближает в своем анализе Северную Италию со Средней с точки зрения многовекового ужесточения условий издольных договоров, достигшего пика в XVIII–XIX вв. (в особенности см.: P. 282–340). Распространение и живучесть издольной аренды за пределами итальянской территории недавно вызвали новый интерес со стороны исследователей аграрной истории и экономики. Многие стратегические аспекты дифференциации культур, видов деятельности и связей придают этому типу сельскохозяйственного контракта особую гибкость. Ср.: Cheung S. N. S. The Theory of Share Tenancy, with Special Application to Asian Agriculture and the First Phase of Taiwan Land Reform. Chicago, 1969; Sharecropping and Sharecroppers / Ed. by T. J. Byres (The Journal of Peasant Studies. Vol. X (1983). № 2–3, специальный выпуск).


[Закрыть].

Итак, вернемся к исходному пункту: продолжительная дискуссия по поводу семьи как единицы проживания никак не затронула обширное исследовательское поле, чрезвычайно важное в социологическом смысле, а именно область стратегий сотрудничества между несколькими группами, которые в описаниях отдельных «раздач» выглядят изолированными. На мой взгляд, пора уже двинуться в этом направлении при исследовании эволюции семьи в Новое время: по-видимому, изоляция семьи с совместным проживанием является тенденцией, нарастающей за долгий период, хотя внешне доминирующая форма семьи не меняется. Иной способ производства и общественная организация социальной помощи лицам, исключенным из хозяйственной деятельности, не столько изменили структуру семейных групп, сколько сузили значение сложных стратегий сотрудничества и поддержки. Иерархизация структур и подчинение решений групповой политике постепенно теряют свою важность: с точки зрения индивида, им становится трудно следовать, они уже мало приемлемы морально и психологически.

Таким образом, история семьи должна изучаться в контексте. Рассмотрение отдельной семьи часто будет уводить нас в сторону, хотя бы в том смысле, что оно заставляет предполагать наличие одинаковых условий для равных людей, но этот тезис опровергается, как только мы начинаем рисовать более сложную картину. В самом деле, семья как совокупность родственников и сотрудничающих с ними союзников строится не как однородная группа индивидов с равными правами и обязанностями, а как дифференцированный и иерархизированный, хотя и вполне сплоченный комплекс. В рамках схемы, где признается авторитет главы семьи, избранного по старшинству или по другим критериям, существуют ядра, посвятившие себя разным, но дополняющим друг друга видам деятельности (в случае с Перроне издольщики и управляющие земельной собственностью, но можно встретить и другие сочетания, хотя формально-логически они тождественны). Здесь смешаны элементы равенства (его утверждают мужчины, наделенные одинаковыми правами как в отношении наследования и деления имущества, так и с точки зрения внешнего престижа) и неравенства (приданые дочерей Джован Доменико составляли 100 лир, дочерей Секондо 150 лир, дочерей Джованнино 200 лир), что позволяет сохранить сопряженную собственность, паритет социального статуса, общие союзы, заключенные в интересах коллектива вне зависимости от разных характеристик и жизненных обстоятельств каждой отдельной группы рода, каждого индивида в группе.

6. Другие крупные семьи издольщиков, например Лиза и Моссо, многочисленные фамилии, очень похожие по своему социальному положению и экономико-демографическому потенциалу на Перроне, мало отличались от них своей историей и поведением. Моссо даже прибегли к более гибкой стратегии, поскольку к сочетанию издольщина/собственность они прибавили должность агентов феодального синьора, жившего в Кьери.

Однако и на более низких уровнях внутри данной социальной группы действует тот же механизм, причем некоторые его особенности усугубляются – например, становится более тесной клиентская связь с собственником, что имеет значение для накопления, размещения и сохранения ресурсов.

Дифференциация видов деятельности, их включение в стратегию, охватывающую несколько фронтов, сочетают в себе экономическое и социальное планирование, иногда образуя весьма сложные переплетения. Возможность действовать сразу в нескольких сферах зависит не только от демографического потенциала, доступного для мобилизации, но и от общественного положения, от престижа и богатства, накопленного в ходе предшествующей истории семьи. Издольщики, таким образом, используют куда более изощренную стратегию, чем та, которую в каждом конкретном случае могут избрать мелкие собственники или бедняки. Однако то, что мне представляется общим для них, – это цели, логика, ментальная схема. Посмотрим теперь, слегка спускаясь по социальной шкале, как эта стратегия меняется применительно к семьям издольщиков, менее обеспеченным людьми и собственностью.

Генеалогическое древо Кавальято

История трех братьев Кавальято, сыновей Мартино, подтверждает факт наличия самой модели: двое из них арендаторы, а младший обрабатывает собственные наделы семьи. При четком разграничении супружеских групп внутренняя кооперация постоянно поддерживается путем обмена участками, денежными средствами и, возможно, услугами, орудиями, животными. Впрочем, единство семьи, родовая дисциплина вытекают из принятой раз и навсегда логики: Мария Кавальято, сестра упомянутых братьев, выйдя замуж за другого издольщика, привнесла в новую семью это понимание семейной политики и передала его детям в завещании, написанном в 1688 г. Она оставила им свое приданое, «с просьбой к своим вышеназванным сыновьям, совместным наследникам, жить в мире и взаимном расположении, не верить дурным наветам, а также хорошо относиться к вышеназванным незамужним дочерям, уважать их и держать в доме, пока они не будут выданы замуж, чтобы они могли выполнять общие работы по дому, какие смогут»[46]46
  ASCC, Регистрация, Кьери, 1688, vol. I, с. 602, Завещание вдовы Дж. Франческо Тамиатто.


[Закрыть]. Рекомендации указывают на возникновение возможных трений в ходе столь необходимого, но и столь репрессивного по отношению к личным карьерам и устремлениям сотрудничества.

Функции взаимодополнения между прямым управлением семейной землей и издольными контрактами в случае с Кавальято четко выявляются в момент кризиса, наступившего вслед за смертями старших братьев: младший постепенно становится опекуном племянников-сирот, он участвует в судебных процессах, начатых невестками, оставшимися вдовами, в составлении приданых для племянниц. Однако такое развитие событий было подготовлено всей жизнью семьи Кавальято: их постоянной заботой являлась покупка земли, на которую расходовались все излишки, накопленные в удачные годы при работе в хозяйствах на условиях аренды. Логика была очевидной и отчасти подсказанной самими нобилями, с которыми арендаторы были связаны неоднозначными отношениями издольщины. Сразу после смерти Марк’Антонио, издольщика аббата Бенсо Сантены (речь идет о 1681 г.), сам аббат предложил вдове и тогда еще малолетним детям своего бывшего работника, прежде чем расстаться с ними, выкупить одну джорнату земли. Расставание не стало знаком разрыва покровительства и связи: младшие Кавальято несколько лет спустя станут издольщиками Бенсо.

Переплетение гарантий, лояльности, защиты является важным элементом эксплуатации земли и подчеркивает двойственный характер вертикальных социальных связей: позиции крестьян, покоящиеся на контрактных преимуществах и моральном долге, уравновешиваются зависимостью, смягчающей конфликты интересов, которые могли возникнуть при разделе урожая или вследствие задолженности крестьянина. Такова была одна из распространенных схем, игравших главную роль в системе связей пьемонтской деревни XVII в. Система, учитывающая уже не только горизонтальные связи между родственниками, но и вертикальные связи сети клиентел, протекций и лояльности, погружает историю семьи в значимый контекст, объясняющий поступки и стратегии, в котором отдельные группы не изолированы, а призваны делать выбор в рамках извилистого пути сложной социальной сети, обеспечивающей их выживание.

История Перроне во многих отношениях подтверждается историей Кавальято и наводит на мысль, несколько упрощающую положение вещей: о способе поведения, несмотря на сопряженные с ним сложности, всегда сулящем удачу. Конечно, в случае с Кавальято действуют те же самые правила, они касаются обширных пространственных рамок, обеспечивающих постоянный демографический обмен. Группа имеет высокую степень эндогамии, уровень выплачиваемых и получаемых приданых довольно низкий в сравнении с экономическим и социальным весом семьи (все еще 150–200 лир), значимость вдов глав семьи велика, поскольку они выступают в качестве опоры в условиях риска и напряженности. Однако в ситуации Кавальято наряду с активными инвестициями в землю большую роль играет энергичная деятельность по выдаче денежных ссуд бедным крестьянам, преподобному Негро или торговцам зерном, которым они дают в кредит избытки своей продукции. Здесь также заметны прочные связи с некоторыми местными нобилями, Бенсо и Бертоне (второй сын был у них издольщиком в Сан-Сальвá). В целом речь идет об отлаженном механизме, не свободном от кризисов, но функционирующем без особых трудностей и устраняющем отдельные недочеты благодаря обращению к разного рода ресурсам.