Текст книги "Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века"

Поражение в Крыму

Поражение непобедимой, казалось бы, России в Крымской войне потрясло всю державу. В числе главных причин неудачи были недостатки стоявшего на вооружении огнестрельного оружия. К тому же его неэффективность усугублялась недостатками в обучении солдат, неудовлетворительным техническим обслуживанием и ремонтом. Более того, вооружение русской пехоты технически отставало от вооружения союзников. К 1852 году Россия справилась с переделкой кремневых ружей в ударные мушкеты, но «переделочных» мушкетов хватало лишь для действующей армии. По словам британского обозревателя, «мануфактуры Тулы, Златоуста и Санкт-Петербурга вряд ли способны восполнить ежедневные потери». Многие солдаты все еще были вооружены кремневыми ружьями, причем находившимися в столь плачевном состоянии, что российское правительство вот-вот «могло увидеть свои армии с непригодными для стрельбы мушкетами»[96]96
  The Times. 1855. 17 December. № 83; Frasers Magazine. 1854. September. № 50. P. 367; [Федоров 1911: 19, 22].


[Закрыть]. Однако главная слабость заключалась не в системе замков, а в устройстве стволов: в то время как западные державы перешли на нарезные стволы, обеспечивавшие более меткую и дальнюю стрельбу, русская пехота была вооружена почти исключительно гладкоствольными мушкетами. По оценкам генерала Тотлебена, не более 5 % российских войск в Крыму имели нарезное оружие, в то время как треть французской и половина британской пехоты были вооружены винтовками [Зайончковский 1852:25; Beyrau 1984:100; Showalter 1975:99]. К концу войны британские полки снабжались энфилдовскими винтовками, использовавшими пули Минье, – последним, высшим достижением дульнозарядной системы ружей. Часто приводятся данные о том, что в битве при Альме у русской армии численностью 35 000 человек имелось 2 000 винтовок, а у французских и британских солдат – 15 000 винтовок. К концу войны винтовки получили 13 % российских пехотинцев, тогда как 80 % оставались вооружены ударными гладкоствольными ружьями, а 7 % все еще воевали кремневыми ружьями. Военный историк Федоров негодовал: «…все эти недостатки были немыслимы у союзников, прекрасно вооруженных и обильно снабженных всем необходимым» [Федоров 1904: 145][97]97
  См. также [Федоров 1904: 8; Федоров 1938–1939, 1: 6; Мавродин, Мавродин 1981:27–29].


[Закрыть].

Это означало, естественно, что в бою русские солдаты оказывались в заведомо проигрышном положении. Их гладкоствольные ружья били всего на 300 ярдов, причем в цель попадала только пятая часть пуль. Союзники, чьи винтовки имели дальность действия до 1200 ярдов, могли вести огонь по самым удаленным артиллерийским позициям. Даже у гладкоствольных французских ружей дальность стрельбы достигала 600 ярдов. Описывая катастрофическое для русских сражение у Черной речки, американский посланник в Санкт-Петербурге Томас Харт Сеймур сообщал: «Русские потеряли нескольких своих лучших генералов: до них дотянулись кровожадные [пули] Минье»[98]98
  Thomas Hart Seymour to Department of State, № 45, 11 August 1855 // Despatches from U. S. Ministers to Russia. Roll 16. Microcopy № 35. RG 59. NA.


[Закрыть].

Крымская война продемонстрировала возрастающую роль стрелкового оружия. Но русская тактика, основанная на старом оружии и устоявшихся методах обучения, не соответствовала требованиям нового оружия, подобного тому, каким обладали англичане и французы. По словам Сирила Фоллса, превосходство британцев в стрельбе (не только в качестве оружия, но и в умении им пользоваться) позволяло пехоте действовать тонкими линиями. У французов передвижению колонн предшествовали застрельщики. Русские, напротив, продолжали отдавать предпочтение скоординированному движению глубоко эшелонированных масс в тесном строю и не придавали значения меткости стрельбы и действиям отдельных отрядов вне строя. «Их пехота была храброй и выносливой, но при этом медлительной и тупоголовой, а действия в плотном строю не позволяли ей полноценно использовать свою огневую мощь» [Falls 1953: 26; Showalter 1975: 99].

Не лучше было и состояние артиллерии. Поскольку британские и французские винтовки могли поражать цели на больших расстояниях, пушки потеряли возможность прикрывать пехоту. Пехота же из-за той же малой дальнобойности не могла защищать свою артиллерию при Альме и Инкермане, и поэтому, как писал Брюс Меннинг, «вражеские стрелки безжалостно расстреливали русские артиллерийские расчеты, которые осмеливались сопровождать пехоту в атаку» [Menning 1984: 39]. Неудивительно, что артиллеристы несли мало потерь от снарядов противника – почти все жертвы среди них пали от винтовочных пуль.

Как сформулировал Б. Лидделл Харт, «русские практиковали громоздкие построения в стиле плац-парада и перемещались по полю боя плотными массами, не принимая во внимание усовершенствования в огнестрельном оружии» [Liddell Hart 1960: 322][99]99
  См. также [Федоров 1904: 8; Федоров 1938–1939, 1: 6]. Тот же вывод сделан в [Luvaas 1959: 2]. Быстрое внедрение англичанами энфилдовских ружей с пулями Минье могло проводиться, в частности, для того, чтобы преодолеть существовавшее превосходство русских в артиллерии. Согласно одной газетной публикации, «русская полевая артиллерия представляется не хуже, если не лучше, британской; пушки сделаны из более тяжелого металла. Нельзя ли в определенной степени свести на нет мощь русской полевой артиллерии?» (The Times. 1854. 27 December. Р. 5).


[Закрыть].

После начала Крымской войны российское правительство приняло ряд мер по увеличению поставок большего количества современного огнестрельного оружия. Во-первых, определенный технический прогресс был достигнут собственными силами уже в ходе войны: был уменьшен калибр российских гладкоствольных мушкетов. В 1854 году армия начала переоборудование гладкоствольных стволов в нарезные под пулю Минье, а в 1855 году была принята на вооружение цилиндрическая пуля Нейслера. Новая система, хотя и не без проблем, удвоила дальность стрельбы – до 600 ярдов – и повысила огневую мощь пехоты[100]100
  См. [Отчет 1860, 5: 301–308; Федоров 1904: 26; Козырева 1973: 449]. Как ни удивительно, перед самой войной русское правительство запросило и получило от Британского артиллерийского комитета комплект чертежей оборудования для производства конических пуль Минье, изобретенного англичанином Джоном Андерсоном. Однако сведений о том, что эта техника была изготовлена в России вовремя для того, чтобы использоваться в ходе Крымской войны, не имеется [Rosenberg 1969: 84–85].


[Закрыть]. Количество винтовок, выдаваемых пехоте, было увеличено с 26 на полк до 26 на батальон. В дополнение к этим техническим изменениям была организована дополнительная учебная подготовка офицеров по обращению с винтовками и уходу за ними [Циркуляр 18576:196; Федоров 1904:30–31]. Хотя дальнобойность и меткость русского гладкоствольного оружия все еще отставали от этих же характеристик винтовок противника и хотя использование дульнозарядных ружей не позволяло вести быструю стрельбу, но даже эти относительные успехи заставили «Таймс» всего через год после завершения боевых действий предсказать, что, «если Россия будет вовлечена в новую войну, ее армия в применении стрелкового оружия не будет уступать остальной Европе столь же сильно, как это было в прошлом»[101]101
  The Times. 1857. 4 April. Р. 7.


[Закрыть].

Во-вторых, правительство усиленно приобретало оружие за рубежом. Одной из причин таких закупок являлась недостаточная мощность всех трех казенных заводов по производству стрелкового оружия и нехватка частных заводов, которые могли бы исправить положение. Заграничные закупки сами по себе не были редким явлением. Британцы в это время тоже обращались к иностранным источникам, и довольно скоро, во время Гражданской войны, так же повели себя США. И в прошлом российское правительство было вынуждено размещать за границей крупные военные заказы, а на российских заводах по производству стрелкового оружия было принято собирать продукцию из деталей, закупленных за границей [Вешняков 1870: 133]. Однако условия военного времени значительно затруднили закупку оружия у традиционных поставщиков. В 1854 году российское правительство заказало 50 000 гладкоствольных ружей и 10 000 винтовок у льежской фирмы Фаллиса и Трампана, но англичане чуть раньше заказали там же 60 000 винтовок. Льежские оружейники, пользуясь острой нуждой России, подняли цены на российские заказы, а оружие поставили некачественное. Российские военные историки по сей день недоумевают по поводу высокой стоимости и низкого качества выполнения того заказа [Федоров 1904:13–14][102]102
  См. также [Гнатовский, Шорин 1959; Зайончковский 1951].


[Закрыть]. В довершение всех проблем Пруссия в апреле 1855 года запретила экспорт оружия в Россию через свои границы; Балтийское море в тот период считалось весьма небезопасным в отношении ценных перевозок на судах. До конца войны в Россию поступило всего 3000 бельгийских винтовок [Федоров 1904: 13–14; Curtiss 1965: 127].

То, что с началом войны российское правительство обратилось с заказом на стрелковое оружие именно в Льеж, было вполне естественно. Льеж, один из старейших и известнейших центров оружейного производства, долгое время поставлял в Россию огнестрельное оружие и оружейных мастеров. Однако по разным причинам Льеж не мог удовлетворить потребности российской армии в стрелковом оружии, и правительству пришлось обратиться в другое место. Британский специальный парламентский комитет по стрелковому оружию рекомендовал своим властям заказывать оружие в Соединенных Штатах, и Россия тоже обратилась к этому относительному новичку в производстве огнестрельного оружия, и в частности к самому известному американскому производителю оружия Сэмюэлу Кольту.

Закупки оружия в Соединенных Штатах: Россия и Кольт

В первые 100 лет после обретения Америкой независимости коммерческие контакты между Россией и Соединенными Штатами были хоть и ограниченными, но проходили на фоне дружественных политических отношений. Этой атмосфере способствовали общая враждебность к Англии, стремление молодого американского правительства избежать затруднений в международных делах и безразличие американского общественного мнения к деятельности России в Центральной Европе. Министр Томас Харт Сеймур резюмировал официальную позицию Вашингтона:

Как бы мы ни относились к деспотической сути Российской державы, ее правительство неизменно дружелюбно к правительству Штатов, и мы можем продолжать торговлю с ней и развивать ее, если захотим, не одобряя ее политику и не вступая в компромисс с нашими республиканскими принципами[103]103
  Thomas Hart Seymour to Department of State, № 3, 8 May 1854 // Despatches from U. S. Ministers to Russia. Roll 16. Microcopy № 35. RG 59. NA. См. также [Малкин 1939: 97; White 1905: 454]. Кроме того, сведения, пусть и не всегда научно обоснованные, о дружественных отношениях между Россией и Америкой можно найти в [SaulN. Е. 1972:160; Holze 1953:194–203; Robinson 1935: 256–260; Golder 1926: 466; Tarsaidze 1958].


[Закрыть].

Республиканские принципы не препятствовали бизнесу, и благодаря интересу России к американским технологиям и мнению американских государственных деятелей и бизнесменов, что россияне также привержены прогрессу и процветанию, возникла атмосфера взаимовыгодного сотрудничества. Предполагалось, что русский царь, как и американские предприниматели, стремится пустить в дело неиспользованные ресурсы.

В настоящий момент царь искренне желает соединить телеграфом и железной дорогой все важные пункты своих обширных владений. <…> Таким образом, определяя свой путь, Россия поможет Америке следовать своим. Николай уже продемонстрировал не только готовность, но и рвение импортировать американские предприятия в свою империю, и ни наши интересы, ни интересы республиканских принципов, которые мы поддерживаем, не требуют от нас отступления. Мы знаем, что для врачей, инженеров, механиков и производителей из Соединенных Штатов открылось широкое поле для деятельности; и кто может предвидеть все многочисленные выгоды, которые будут извлечены из такой связи для продвижения либерализма в одной стране и прогресса торговли – в обеих?[104]104
  The Times. 1855. 12 January. Р. 10. Статья, перепечатанная из The New York Herald, обосновывала дружественное отношение Америки к России во время Крымской войны.


[Закрыть]

Если обратиться к более низким ступеням общественной иерархии, бизнес обещал счастливый союз мужика и механика:

Кто знает сегодня, сколь великое и доброе влияние для дела Свободы и Реформ оказывает слияние нашей механики с крестьянством Российской империи? Кто знает, может быть, через несколько лет крепостной ныне русский будет стоять вольным человеком у дверей своего коттеджа и, увидев, как проплывает мимо паровоз, снимет фуражку <…> и возблагодарит Бога, что механикам с вашингтонской земли было позволено разбросать в дремлющей России семена общественной свободы[105]105
  American Genius and Enterprise II Scientific American. 1847. September. № 2. P. 397. Цит. no: [Marx 1964: 205–206].


[Закрыть].

Несмотря на благоприятный политический климат, стремление американских предпринимателей продавать продукты или инновации россиянам и любопытство россиян к американским технологиям, на путях взаимовыгодной торговли существовало множество препятствий. Ни та ни другая страна не вела крупной внешней торговли. Например, объем внешней торговли России составлял примерно 30 % от внешней торговли Франции, 18 % – от Великобритании и лишь немного превышал объем торговли Австрии с населением втрое меньшим российского. Правление Николая I характеризовалось высокими таможенными тарифами; торговля с Америкой увеличилась только после снижения тарифов в 1857 году [Pintner 1984:3; Blackwell 1968:173–174][106]106
  Официальные статистические данные по русской торговле не дают всеобъемлющей картины и структуры русско-американских торговых отношений. В них не отражены правительственные закупки, а также поставки оборудования, станков и инструментов. Кроме того, значительная часть торговли осуществлялась через посредников. См. [Государственная внешняя торговля 1855–1865]. Более подробный анализ проблемы см. в [Kirchner 1975: 44–45, 66, 69].


[Закрыть]. Социальное, политическое и экономическое устройство государства представляло собой серьезное препятствие для российского предпринимательства, и получить официальную регистрацию было очень непросто как иностранцам, так и русским. Корпоративные уставы подлежали одобрению в Министерстве финансов и Государственном совете и утверждению лично царем, затем их следовало официально опубликовать, и лишь после всего этого корпорация могла начать свою деятельность. Хотя российское патентное законодательство не проводило различий между российскими подданными и иностранцами при выдаче патентов и предоставлении прав на создание мануфактур, мануфактура, принадлежащая иностранному владельцу, облагалась более высоким налогом, если патент не был передан российскому подданному или если иностранец не принял – хотя бы временно – русского подданства. Кроме того, хотя процедура приема заявок на патенты в Министерстве финансов казалась простой, рассмотрение дел, по словам американских представителей в России, затягивалось на долгое время в ущерб американским изобретателям. «Американские изобретения ценятся настолько высоко, что при наличии больших возможностей для их внедрения для многих достойных изобретений, которые ежегодно публикуются в Соединенных Штатах, открылось бы прибыльное поле применения»[107]107
  Е S. Claxton to Department of State, 2 October 1857, Moscow // Despatches from U. S. Consuls in Moscow, 1857–1906. Roll 1. Microcopy № 456. RG 59. NA. Cm. также [Carstensen 1984: 39; Kirchner 1981: 87; Crisp 1976: 11].


[Закрыть].

Крымская война осложнила деловые отношения, а поставки товаров сделались из-за нее рискованным и ненадежным делом. С другой стороны, война превратила Россию в особо привлекательный рынок для производителей оружия и боеприпасов. Сотрудники американского консульства в Санкт-Петербурге определенно смотрели на состояние торговли оружием с оптимизмом:

Имеется возможность для заключения договоров на поставку нарезных мушкетов станочного производства, которые были бы предпочтительнее ручных льежских. <…> Это правительство легко можно было бы убедить заказать обширный набор оборудования для производства стрелкового оружия, что было [ранее] достигнуто с английским правительством[108]108
  G. M. Hutton to Department of State, 17 November 1856. Despatches from U. S. Consuls in St. Petersburg, 1803–1906. Rolls 5–6. Microcopy № 81. NA.


[Закрыть].

«Таймс» уверяла:

Русские получают большие запасы оружия и боеприпасов из [Новой Англии]. <…> Если «Самуэль Эпплтон» – судно, часть груза которого, по всеобщему мнению, составляли оружие и боеприпасы, – сможет войти в [Балтийское море] раньше англичан, можно резонно предположить, что ему вполне хватит времени, чтобы какой-нибудь лихой шкипер успел до конца сезона доставить в Балтийский порт столько пороха, чтобы хватило разнести всю Европу на куски[109]109
  The Times. 1855. 6 November. P. 6; [Kirchner 1975: 140]. Следует отметить, что британское правительство протестовало по поводу поставок оружия и боеприпасов в Россию, утверждая, что тем самым Соединенные Штаты нарушали закон о нейтралитете. См. United States Congress, Senate, 34th Congress, 1st session. Senate Executive Documents. № 27, 29, 34.


[Закрыть].

В действительности проницательный консульский чиновник чуть-чуть опоздал, поскольку у русского правительства уже наладилась связь с Сэмюэлом Кольтом. Крупнейший из американских производителей оружия уже отправился в Санкт-Петербург, чтобы встретиться с императором всероссийским Николаем I.

Первые контакты Кольта с Россией

Российские военные обратили внимание на Кольта задолго до Крымской войны. С 1837 по 1840 год русские военно-морские инженеры изучали американские методы постройки и вооружения кораблей, руководили строительством парового фрегата «Камчатка» в Нью-Йорке и следили за экспериментами Кольта по береговой обороне и подводным взрывчатым веществам[110]110
  Nile’s National Register 61 (2 October 1841): 80; [Огородников 1902: 126–127];
  Thomas Hart Seymour to Department of State, № 78, 28 May 1856 // Despatches from U. S. Ministers to Russia. Roll 17. Microcopy № 35. NA; The Times. 1855. 12 January. R 10; Ibid. 1857. 14 November. P. 8; [Lundeberg 1974: 4–5, 19].


[Закрыть]. В 1841 году российский посланник в Вашингтоне Александр Бодиско, узнав о револьверах Кольта и их использовании во Флориде, организовал через капитана Мэтью С. Перри, исполнявшего в то время должность коменданта Нью-Йоркской военно-морской верфи, посещение российской военно-морской миссией завода Кольта в Патерсоне. По имеющимся сведениям, капитан И. И. фон Шанц, которому вскоре предстояло стать командиром «Камчатки», предложил Кольту «поставить свои изобретательские способности на службу Николаю I». Кольт воспользовался возможностью подарить Российской военно-морской комиссии один из револьверов, чтобы тем самым усилить рекламу своей продукции [Lundeberg 1974: 18, 25][111]111
  Этот случай упоминается и в [Edwards 1953: 128]. Как пишет биограф Кольта Р. Л. Уилсон, «среди известных получаталей подарочного оружия Кольта периода его работы в Патерсоне были <…> русский царь Николай I». См. [Wilson 1985: 56, 50, 125–126, 132–136].


[Закрыть].

В начале 1850-х годов русские использовали множество каналов для ознакомления с американским оружием в целом и с продукцией Кольта в частности. Помимо этого первоначального контакта, установленного военно-морской миссией, русские следили также за разработками и испытаниями новых систем оружия через иностранную военную прессу, налаживали связи через иностранных коммерческих агентов в Санкт-Петербурге, отправляли военных агентов в Европу и Соединенные Штаты и поддерживали деловое общение по дипломатическим каналам. Никакими доказательствами того, что эти усилия были хорошо скоординированы, мы не располагаем, но все же после Крымской войны они открыли путь для более систематических закупок оружия и внедрения новых систем.

К 1850 году русские офицеры, как и их европейские коллеги, были хорошо знакомы с документами, касавшимися револьвера Кольта. Капитан А. П. Горлов, сыгравший важную роль в русских закупках и разработке стрелкового оружия, уделил много внимания Кольту в статье о револьверах в «Артиллерийском журнале» в 1855 году. Горлов признал Кольта изобретателем первого годного для практического применения револьвера. Такое же мнение можно найти в других статьях русских офицеров того времени, и уже один этот факт прибавил уважения к револьверу. Горлов рассказал читателям историю револьвера Кольта и представил перевод технического описания из патента Кольта на его усовершенствования от 1849 года. Резюмировав результаты испытаний и сведения, доступные из патента, Горлов сравнил модели Кольта с их «многочисленными воспроизведениями», в частности с английским револьвером Адамса. Хотя считалось, что последний обладает большей скорострельностью, Горлов в целом дал преимущество Кольту, прежде всего потому, что его оружие позволяло достичь более высокой меткости стрельбы [Горлов 1855][112]112
  Годом позже эту статью перепечатали в «Морском сборнике» [Горлов 18566].
  Горлов использовал для своей работы французские версии брошюры Кольта «Armes a feu a culasse tournante du colonel Saumel Colt» (Brussels, 1854) и описания патента.


[Закрыть].

В другом обзоре систем револьверов, существовавших на 1855 год, его автор К. Костенков отмечал, что, хотя честь изобретения револьвера не принадлежит Кольту, именно ему мы обязаны усовершенствованиями конструкции: надежность и прочность механизма, плавность и бесшумность взвода, меткость прицельной стрельбы, ударная сила пули являются достоинствами столь важными, что рядом с ними недостатки – вес и некоторое неудобство – уже несущественны. И даже эти недостатки не столь заметны, как у предшествовавших моделей [Костенков 1855: 16].

В заметке в «Морском сборнике» читателей, предположительно впервые использующих револьверы, уверяли, что модель Кольта также прекрасно обеспечивает безопасность[113]113
  Несчастия от револьверов // Морской сборник. 1855. № 6. С. 156.


[Закрыть]. Еще один офицер отметил, что револьвер Кольта, который энергично рекламировал сам Кольт, «явился повсеместно в продаже и употребляется ныне везде, где только происходят военные действия» [Константинов 1855: 48–49].

Русское правительство воспользовалось существующей связью с иностранной производственной фирмой, чтобы установить личный контакт с Кольтом. По иронии судьбы, несмотря на дипломатическое и военное соперничество, именно английская фирма обеспечила первый личный контакт (за исключением российской военно-морской миссии) между Кольтом и российскими военными. «Ферт и сыновья», известные производители стали из Шеффилда, продавали высококачественную сталь для стволов как Кольту, так и российскому правительству. По словам их петербургского агента Джеймса Фретвелла, посетившего лондонскую фабрику Кольта в 1853 году, «русские, особенно император, любят все новое в огнестрельном оружии». Что еще важнее для Кольта, у русских «много денег, и они благосклонны к американцам». Фретвелл предложил свои услуги на тот случай, если Кольт распространит свой патент на Россию[114]114
  Fretwell to Colt, 19 April 1853, London H Folder «Firth and Sons». CPFAM Records.
  RG 103. CSL. Ферт начал выстраивать в России рынок своей стали для инструментов и напильников. См. [Carstensen 1983: 140–159].


[Закрыть].

С началом Крымской войны российские военные агенты были отправлены в Европу для заказа винтовок и пороха. Как отмечалось выше, оружие в Россию давно поставлялось из Льежа. Генерал Г. А. Глинка, сторонник льежского оружия, критиковавший американское за его якобы сомнительное качество, был отправлен в Льеж для заказа винтовок [Константинов 1855: 48–49][115]115
  См. также [Терентьев 1860; Ковалевский 1903: 75].


[Закрыть]. Кольт, по своему обыкновению, оказался готов воспользоваться удобным случаем, когда его бельгийский агент, патентный поверенный Дж. Сейнтхилл, представил российскому посланнику в Брюсселе чертежи револьвера Кольта, копию доклада о боеприпасах и статью самого Кольта. В свою очередь посланник познакомил Сейнтхилла с генералом Глинкой. Две недели спустя Сейнтхилл написал Кольту: «Я видел русского Глинку, имел с ним долгую беседу и устранил несколько заблуждений, которые он питал по поводу оружия полковника Кольта». В то же время Кольт встретился с Эдуардом Стёклем, русским поверенным в делах в Вашингтоне, который уже получил от Сейнтхилла заявку на патентование револьвера Кольта. Стёкль не только выразил желание помочь Кольту в получении заказов на оружие от своего правительства, но и организовал первый визит Кольта в Россию[116]116
  Sainthill to Colt, 27 October 1853,12 November 1853, and 2 March 1854, Brussels // Box 13. CPFAM Records. RG 103. CSL; [White 1905: 454; Федоров 1904: 19].


[Закрыть].

Закупки оружия в Америке в военное время

Известность Кольта и его личные контакты произвели впечатление на российское правительство, и оно запросило от американского промышленника винтовки, револьверы, лицензию на производство его моделей в России и станочное оборудование. О серьезности намерений российского правительства свидетельствует тот факт, что оно трижды приглашало Кольта в Россию; во время каждого визита он имел аудиенцию у царя, встречался с великими князьями и офицерами. Когда Кольт в октябре 1854 года впервые приехал в Россию, Николай I, живший тогда в Гатчинском дворце в полусотне верст от Санкт-Петербурга, специально приехал в Зимний дворец, чтобы встретиться с американцем. Второй раз Кольт был приглашен в 1856 году и присутствовал на коронации Александра II. Во время своего последнего визита в 1858 году он провел свои самые обширные демонстрации собственных изделий и подарил 14 гравированных и инкрустированных золотом револьверов моделей 1851 и 1855 годов с императорской монограммой Александру II и великим князьям Михаилу и Константину[117]117
  U. S. Legation, St. Petersburg, 29 October 1854, Documents Received, 1853-58, vol. 4342, «Department of State Foreign Service Posts», RG 84, NA; Alden to Colt. CPFAM Records, RG 103, CSL; Tarassuk L., Wilson, R. L. The Russian Colts // The Arms Gazette. 1976. August-Octob er. Уилсон и Тарасюк утверждают, что поездка Николая была «секретной». Однако кажется сомнительным, даже учитывая понятное желание не афишировать переговоры об оружии, что император путешествовал тайно. В. В. Мавродин описывает также револьверы Кольта из собрания Эрмитажа [Мавродин 1975: 36]. В ходе этих трех визитов Кольт получил от русских правителей множество подарков, в том числе табакерки, украшенные бриллиантами и царской подписью, и «двенадцать весьма своеобразных чайников разного размера, используемых в России для нагрева воды, кофе, чая и т. д., известных в Санкт-Петербурге под названием “самивар” (sic!)». Столь же богатые подарки Кольт получал от короля Сиама, принца Альберта, султана и других коронованных правителей по всему миру. (Colt to Joslin, 15 October 1856, St. Petersburg, Box 15, Samuel Colt Papers, CHS).


[Закрыть]. Кольт в свою очередь хотел массовых продаж, гласности, патентов и применения своих револьверов. Хотя ни Кольт, ни русские не получили всего, чего хотели, российское правительство начало важные деловые и производственные отношения, которые должны были окупиться в ближайшие десятилетия.

Российское правительство, вынужденное с началом Крымской войны искать новых поставщиков оружия, направило с секретной миссией в Соединенные Штаты эксперта по стрелковому оружию капитана Отто Лилиенфельда для закупки мушкетов. Узнав, что многие американские оружейные заводы работают на полную мощность, выполняя английские заказы, Лилиенфельд решил, что российское правительство может заключить договор только с Кольтом, который в то время переделывал гладкоствольные ружья в нарезные и имел в Лондоне и Хартфорде заводы, производственные мощности которых намного превосходили возможности любого другого частного производителя оружия. 12 июля 1855 года Лилиенфельд и Кольт заключили контракт на поставку в Россию к 28 апреля 1856 года 50 000 нарезных стволов, переделанных из гладкоствольных[118]118
  Catacazy to Hamilton Fish, 11 April 1870, Washington, «Notes from the Russian Legation in the U. S. to the Department of State, 1809–1906. Roll 4, Microcopy № 39, NA; [Федоров 1904:19–20]. Александр Тарсаидзе без документального обоснования утверждает, что визит состоялся «незадолго до Крымской войны» [Tarsaidze 1950: 32]. В ежедневной русской армейской газете указывалось, что Лилиенфельд, разработавший карабин собственной системы и ставший впоследствии директором Сестрорецкого завода стрелкового оружия, успешно совершенствовал свое техническое образование в Америке, но не сообщалось, когда и где именно он находился там. См. [Л. П. 1870].


[Закрыть]. Британцы внимательно следили за происходившим, и некий капитан Джервис из управления артиллерии докладывал в министерство иностранных дел: «Насколько я понимаю, Кольт переделал в нарезные 25 000 старых мушкетов, которые Кошут заказал в Штатах, но не оплатил, и теперь они ожидают отправки в Россию»[119]119
  Captain Jervis (Office of Ordnance) to Foreign Office, 16 July 1855. New York, Foreign Office Records, FO 65/464, PRO.


[Закрыть].

Российское правительство интересовалось также и теми самыми револьверами, с которых начался путь Кольта к всемирной славе. Перед отъездом из Санкт-Петербурга в 1854 году он принял заказ на поставку для русского флота 3000 револьверов образца 1851 года. К несчастью как для русских, так и для Кольта, в апреле 1855 года Пруссия запретила ввоз оружия в Россию через свои границы[120]120
  Colt to Sergeant, 20 April 1855. Hartford, Box 3, Folder «Colt», CPFAM Records, RG 103 CSL; [Объявление 1856]; [Федоров 1904: 15].


[Закрыть]. Это не остановило изобретательного Кольта, и 29 мая его секретарь из Хартфорда сообщил Стёклю, что заказ был отправлен в Антверпен. После этого и Кольт, и российское правительство вновь услышали об этом оружии лишь в августе от бдительной «Таймс», сообщившей, что в Ахене на границе с Пруссией была конфискована партия из 145 тюков хлопка, следовавшая из Антверпена в Санкт-Петербург, и в каждом тюке было обнаружено по 24 револьвера[121]121
  Joslin to Stoeckl, 29 May 1855. Hartford. Box 13, Cylinder 46, CPFAM Records, RG 103, CSL. Изъятие оружия грозило нанести ущерб репутации Кольта и его бизнесу с британцами, и в архивах компании есть несколько писем о том, как минимизировать ущерб: Sergeant to Colt, 24 August 1855, London. Box 9, Folder S, CPFAM Records, RG 103 CSL, с приложением вырезки из «Таймс» (недатированной, но с упоминанием письма от 11 августа); Sainthill to Sergeant, 17 August 1855, Brussels. Box 13, Cylinder 56, CPFAM Records, RG 103 CSL. См. также [Rosa: 1985: 48–50; Rosa 1976: 96].


[Закрыть].

Конфискация оружия, предназначенного для России, привела к расторжению июльского контракта русских с Кольтом. По настоянию Лилиенфельда в контракте полная оплата была предусмотрена после доставки заказа в Россию. Кольт попросил о продлении контракта, утверждая, что после конфискации револьверов в Ахене разработал дополнительные меры предосторожности[122]122
  Федоров цитирует письмо Кольта в Артиллерийский департамент [Федоров 1904: 20]. Текста этого письма не оказалось ни в Colt Papers, ни в CPFAM Records. Федоров в своей работе ссылается на неопубликованные материалы генерал-квартирмейстера Управления вооружений Главного артиллерийского управления № 2323 за 1854 год. Согласно путеводителю по архивам, переписка по поводу заказов ружей в Америке хранится в Артиллерийском музее в Санкт-Петербурге, который ныне именуется Военно-историческим музеем артиллерии, инженерных войск и войск связи (далее будет упоминаться как ВИМАИВиВС). См. [Ермошин 1957: 86].


[Закрыть]. Лилиенфельд отказался, заявив, что условием заказа переделки гладкоствольных мушкетов была максимально быстрая поставка винтовок в войска. Через два месяца после истечения крайнего срока русские сообщили Кольту, что контракт нарушен и заказ будет аннулирован. Кольт потребовал от российского правительства компенсации за разрыв контракта, утверждая, что Лилиенфельд отложил приемку оружия. По словам Федорова, задержки с приемкой действительно имели место, но их причиной являлось низкое качество нарезов. Этот предлог представляется правдоподобным в свете оценки одного из собственных агентов Кольта, Чарльза Сизара: «…партия оружия по [русскому] заказу была наихудшей <…> в продукции Хартфордского оружейного завода» из-за «грубой небрежности в части доводки и проверки»[123]123
  Samuel Colt to Joslin, 3 September 1856, Moscow. Box 15, Samuel Colt Papers, CHS. Кольт добавил: «Время уходит без какой-либо очевидной пользы с точки зрения бизнеса. Я в стране уже более трех недель, но все, что мы успели сделать – это <…> поставить человека на ремонт сломанных или неисправных ружей из последних 3000, доставленных м-ром Сизаром» (Samuel Colt to James Colt, 21 September 1855, Hartford. Box 42, Folder «James Colt, 1850-55», CPFAM Records, RG 103, CLS). Одновременно русское правительство вело переговоры с другими американцами, но без особых результатов. Согласно Федорову, в 1855 году некий торговец Петерс вызвался поставить русскому правительству от 50 000 до 150 000 винтовок на неназванном, по соображениям секретности, пограничном пункте. Россия согласилась купить 50 000, но наотрез отказалась от авансирования заказа. Когда же Петерс стал настаивать на авансе в 100 000 рублей под предлогом того, что коммерческие агенты в Нью-Йорке требуют предоплаты за доставку, «стало очевидно, что американцы, не имея никаких средств для выполнения заказа, надеялись воспользоваться стесненным положением русского правительства для своих корыстных целей». По мнению Федорова, писавшего задолго до советской эпохи, «до чего вообще доходила бесцеремонность различных оружейных фабрикантов, желавших воспользоваться стесненным положением России, нагляднее всего характеризует попытка заказать оружие в Америке» [Федоров 1904: 18–19].


[Закрыть].

18 марта 1856 года был подписан Парижский мир, положивший конец Крымской войне. Хотя у России уже не было насущной потребности в переделанных мушкетах, Кольт энергично преследовал Лилиенфельда, пытаясь пересмотреть условия контракта или убедить российское правительство взять оружие «без изменений» – эта фраза могла означать для русских либо принятие переделанного оружия любого качества, либо вывоз гладкоствольных мушкетов без нарезов. Кольт надеялся, что Лилиенфельд, тогда находившийся в Нью-Йорке, даст своему правительству благоприятный отчет о состоянии мушкетов. «Его отчет может быть полезен для меня <…> в том, чтобы убедить его правительство закупить мушкеты в их нынешнем состоянии <…> и оплатить их в Нью-Йорке»[124]124
  Colt to Joslin, 2 August, 18 August, 3 September, 30 September, and 4 October 1856, St. Petersburg and Moscow. Box 15, Samuel Colt Papers, CHS.


[Закрыть].

Но Лилиенфельд не мог отмахнуться от назойливого Кольта, поскольку планы российского правительства не ограничивались простыми закупками оружия. Трудности, с которыми было сопряжено приобретение оружия в военное время, еще в 1854 году побудили русских приобрести у Кольта нечто более ценное в долгосрочной перспективе – лицензию на производство или сборку его револьверов на Тульском и Ижевском оружейных заводах. Согласно отчету Комитета по усовершенствованию штуцеров и ружей, к 1855 году Тульский оружейный завод начал выпуск трех моделей револьвера Кольта, а первые упоминания об офицерах, вооруженных револьверами, появились в приказе Военного министерства от 14 сентября 1855 года[125]125
  Первое сообщение о продаже такого оружия морским офицерам появилось в: Морской сборник. 1855. Т. 15, № 3. С. 292. По данным Федорова, револьверами Кольта были вооружены командиры полков в Севастополе [Федоров 1904: 39]. См. также [Зыбин и др. 1898: 1]. В [Мавродин 1975: 34–36] цитируются неопубликованные документы из ВИМАИВиВС. Описание тульских револьверов, хранящихся ныне в советских музеях, см. в [Денисова 1953:121].


[Закрыть]. В своем отчете за 1855 год Горлов признал, что револьверы Кольта уже производились на российских заводах стрелкового оружия:

В тех государствах, у коих г. Кольт не взял привилегии, револьверы этой системы изготовляются на различных оружейных заводах, по американским чертежам и образчикам. Так и на наших оружейных заводах приготовляются американские пистолеты-револьверы г. Кольта трех сортов… [Горлов 18566: 445][126]126
  Вполне вероятно, что флотская модель 1851 года, производившаяся на Ижевском заводе стрелкового оружия, экземпляр которой принадлежит ныне Элу Уизерхеду, относится к числу этих револьверов.


[Закрыть].

Лицензионное соглашение предполагало еще одну покупку, представлявшую особый интерес для русского правительства: оборудование. По словам советского историка Тульского оружейного завода, ссылающегося на неопубликованные материалы из советских архивов, Кольт еще в 1855 году предлагал предоставить станки и инструменты, необходимые для производства 80 000 винтовок ежегодно [Ашурков 1983: 50][127]127
  См. также [Исторический обзор 1873:5]. Позднее советский историк Ижевского завода стрелкового оружия косвенно указал, что станки для нарезки каналов стволов «появились» в конце 1850-х годов. См. [Александров 1957: 57–61].


[Закрыть]. В военное время русские, определенно удрученные ходом событий и не уверенные в возможности такой закупки, были осторожны. Но в июне 1855 года Лилиенфельд начал переговоры с Кольтом об экспериментальной установке нескольких станков. Официальная военная миссия Соединенных Штатов, посетившая Россию в 1855 году, подтвердила, что «русские офицеры сейчас находятся в Соединенных Штатах, чтобы закупить оборудование для изготовления ружей-мушкетов того же калибра, что и те, которые используются сейчас, под бельгийские [Минье] пули для нарезного канала»[128]128
  Mordecai. Report… Р. 159; Colt to Joslin, 2 August and 4 October 1856. Box 15, Samuel Colt Papers, CHS – касательно станков и оборудования. См. также The Times. 1854. 11 December. Р. 10.


[Закрыть]. По контракту, подписанному 1 октября 1856 года, незадолго до отъезда из России Кольт обязывался установить на Сестрорецком оружейном заводе 34 станка для изготовления деревянных частей оружия и нарезки стволов [Ашурков 1983: 58]. Совершая поездку в Россию в 1856 году, Кольт надеялся получить дополнительные заказы на инструменты и оборудование:

Я пытался вбить в их мозги, насколько важно для них иметь полный комплект оборудования по изготовлению винтовок, а не обходиться какими-то его частями, а также что они не смогут устроить здесь хорошую мануфактуру дешевле, чем это обошлось бы в Англии; по нынешним официальным сообщениям, на это требуется 150 000 фунтов стерлингов, и подготовка к производству винтовок будет стоить примерно на 50 000 фунтов стерлингов дороже.

Позднее Кольт уверял, что оборудование для нарезки каналов, «предоставленное нами Императорскому правительству России, изготовлено из материалов высочайшего качества, снабжено самыми совершенными механизмами и имеет самое высокое качество из всех используемых в наши дни»[129]129
  Colt to Joslin, 2 August and 4 October 1856, Stettin and St. Petersburg. Box 15, Samuel Colt Papers, CHS; Colt to C. F. Dennet, 27 September 1859, Hartford. Box 13, CPFAM Records, CSL; Box 41, Folders «Miscellaneous», «Colt Collections of Firearms», CPFAM Records, CSL. Похоже, Кольт наводил справки о состоянии дел со своей заявкой на патент (Colt to Caeser, 6 April 1857, Hartford. Box 15, Samuel Colt Papers, CHS).


[Закрыть].

Для наблюдения за установкой оборудования Кольт отправил в Тулу своего шурина. Хотя в письме в «Таймс» корреспондент нервно утверждал, что Кольт посетил Тулу и что «российское правительство решило реорганизовать Тульский оружейный завод» и, насколько ему известно, «поставить во главе американца», этого так и не произошло[130]130
  «Jarvis letters», 5, 12, and 26 April 1858, Hartford. Samuel Colt Papers, CHS; The Times. 1857. 6 January, in Box 44, «Scrapbook, 1854–1860», CPFAM Records, RG 103, CSL.


[Закрыть]. Крупномасштабная передача технологии оставалась делом будущего. Тем не менее российские закупки не только самого оружия, но и техники стали важным шагом в модернизации российского оружейного дела. При всем этом ни Россия, ни Кольт не получили ощутимой прямой выгоды от закупок военного времени, что говорит о наличии важных факторов, ограничивавших модернизацию вооружений в России.

Россия и Колот: ограничения на закупки оружия в военное время

По причине изоляции России во время Крымской войны закупка оружия у традиционных поставщиков, таких как Бельгия, усложнилась и стала обходиться дороже. Хотя американские производители оружия, особенно Кольт, обладали избыточными производственными мощностями и были всемерно готовы продавать оружие (как выяснилось, всем участникам боевых действий), использование новых источников было столь же трудным и дорогостоящим, что и традиционных. Как уже отмечалось, партию револьверов Кольта конфисковали на границе с Пруссией, а заказанные мушкеты из-за промедлений с производством вовсе не пригодились в войне. Хотя русское правительство и демонстрировало готовность использовать новые источники оружия, документов, свидетельствующих, что новое оружие сыграло сколь-либо заметную роль на поле боя, не имеется.

Любопытно, что, невзирая на высокую оценку в российской военной прессе винтовок и револьверов Кольта, правительство после первой неудачной попытки не стало заказывать их, тем более в военное время. От новых заказов его удерживали дороговизна и опасности, связанные с транспортировкой. Но крупным заказам препятствовали еще четыре причины: сомнения в эффективности нового оружия, техническая критика инноваций Кольта, иностранная конкуренция и радужные перспективы отечественной промышленности.