Текст книги "Арена 13. Воин"

6. Смерть

В видении девушка носит красные ботинки. Ее ноги забрызганы артериальной кровью. Это может быть ее кровь.

«Амабрамдата», Книга пророчеств гентхаев

Квин

Я открыла глаза и с внезапной острой болью вспомнила, что Лейфа здесь больше нет. Он ушел больше месяца назад, и я по нему скучала.

Отчасти мне хотелось попросить, чтобы он не уходил, но я понимала, что совершу ошибку. Экспедиция за Барьер отправилась бы с ним или без него, а если он уступит свое место, то будет сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Я знала: он гордится тем, что его выбрали, и верит, что раздобудет сведения, которые помогут нам уничтожить Хоба.

Потом я вспомнила, что сегодня мой день рождения. Это и обрадовало, и опечалило меня.

Я была счастлива, что мне семнадцать – я еще на год приблизилась к тому, чтобы стать взрослой. А когда это произойдет, отец, надеюсь, перестанет обращаться со мной как с ребенком. Мне хотелось, чтобы он обращался со мной так же хорошо, как с Адой и Тиной. В восемнадцать лет я стану совершеннолетней, и он больше не сможет отказать мне в уважении. Остался всего один год!

Но этот день всегда был в то же время и печальным событием: в мой первый день рождения умерла моя мать. Я пыталась представить ее лицо: отец говорил, что я на нее похожа. Я не помнила ее, но мама жила в моей памяти благодаря историям, которые он рассказывал мне и Тине, когда мы были детьми.

Я быстро оделась и села перед зеркалом. Первым делом я взглянула на номер 13, который вытатуировала на лбу. Много лет назад, задолго до рождения отца, бойцы Арены 13 наносили такие татуировки как символ гордости, знак того, что они должны продемонстрировать миру. На пряжке отцовского пояса красовался такой знак, но ему никогда и не снилось, что я сделаю такой же на своем лице. Он был в таком шоке, когда впервые увидел мой лоб!

Я пристально посмотрела на девушку в зеркале и задала обычный вопрос:

– Девушка в зеркале на стене,

Кто всех быстрее, поведай мне?

Я наблюдала, как ее губы зашевелились, когда мы ответили вместе:

– Квин!

Это была часть более длинного ритуала, через который я проходила перед битвой, чтобы успокоить нервы и укрепить веру в себя.

Потом я спустилась к завтраку.

Ада уже была внизу; она подошла ко мне и обняла.

– С днем рождения, Квин! – Она с улыбкой протянула мне сверток. – Открой его позже, и, если тебе не понравится, не бойся мне об этом сказать. Мы сможем вместе вернуться в магазин и обменять подарок на что-нибудь другое.

Я ответила улыбкой на улыбку:

– Спасибо, Ада. Я уверена, что он окажется идеальным.

Я внимательно посмотрела на нее. В последнее время Ада казалась гораздо счастливее, но я знала, что она все еще скучает по своему мужу Талу, которого убил на арене Хоб. Она до сих пор выглядела не старше своих тридцати с небольшим лет. Я слышала истории о других дважды рожденных, которых покупали у Торговца – их души были заключены в фальшивую плоть. По меньшей мере один из таких людей быстро состарился и умер, не прошло и года, но Ада пока казалась совершенно здоровой и все еще молодой.

Тут вошли отец и сестра. Оба они принесли подарки, с виду очень маленькие, и я гадала – что же такое в свертках.

На отце начал сказываться возраст, и это меня огорчало. Я хотела, чтобы он оставался в расцвете сил, но понимала, что однажды он станет стариком. Морщины на его лице сделались глубже, но хуже всего была печаль в его глазах. Спустя столько лет он все еще скучал по моей маме, и годовщина ее смерти всегда заставляла его тосковать. Она стала жертвой осеннего гриппа, который пронесся по Джиндину, погубив сотни жителей.

– С днем рождения, Квин, – сказал отец, расцеловал меня в обе щеки и быстро обнял. Потом протянул мне маленький сверток: – Здесь то, что принадлежало твоей матери…

Я начала открывать подарок, но он покачал головой и положил на мою руку ладонь:

– Откроешь позже, когда останешься у себя в комнате. И пожалуйста, надень это вечером на свой праздник.

Я сказала «спасибо», потом обнялась с Тиной и поблагодарила ее за подарок, решив открыть позднее и его тоже.

Мы все уселись завтракать, в том числе сын Тины Робби – светловолосый бледный и грустный малыш. Как обычно, я всячески старалась его развеселить, но добилась только легкой улыбки.

Я не предвкушала вечеринку в честь моего дня рождения – мне не нравилась вся эта суета, – но у меня не хватало духу жаловаться, потому что праздник радовал отца. Кроме того, придут всего несколько членов семьи и близких коллег.

Прежде чем отправиться на работу, я поднялась в свою комнату, чтобы открыть подарки. К своему ликованию, я увидела, что Ада купила мне пару мечей-тригладиусов для боя на арене. Рукояти был изукрашены, клинки идеально сбалансированы; наверное, они стоили целое состояние. Я еще не открыла остальные подарки, но этот наверняка станет самым лучшим… Но это не значит, что я кому-нибудь об этом скажу!

Потом я открыла подарок Тины. Она хотела мне угодить, но такое я бы сама не выбрала. Она, без сомнения, ожидала, что я надену это длинное темно-бордовое платье с кружевами у ворота и на подоле на сегодняшний праздник. Я и вправду носила платья, но предпочитала короткие и облегающие, обтягивающие тело, которое (хоть и не годится себя хвалить) я довела до совершенства. Я не из тщеславия работала над тем, чтобы оно оставалась таким. На мне не было ни унции жира, и каждый мускул был натренирован с тем, чтобы служить мне на Арене 13.

Тина так и не оправилась после смерти своего мужа Керна, которого, как и Тала, убил на арене Хоб. У нее все еще было слабое здоровье, и я не хотела ее огорчать. Вечером я стисну зубы и ради нее надену это платье.

В конце концов я открыла отцовский сверток. Там оказалась единственная сережка в виде крошечного белого волка, красиво сработанная из серебряного сплава. К подарку прилагалась записка: «Я подарил это твоей матери Джаканде как символ моей любви много лет назад, в день, когда мы поженились. Сережек было две, но вторая пропала, и осталась только эта. Пожалуйста, носи ее. С любовью, твой отец Тайрон».

Уши у меня были проколоты, но я редко носила ювелирные украшения. Для этой сережки я сделаю исключение.

Я осторожно вставила ее в левое ухо – с той стороны, где я коротко стригла волосы, чтобы они не закрывали шрам. Потом рассмотрела в зеркале свое лицо. Маленький волк поблескивал в солнечном свете поздней осени, почти горизонтально струившемся в окна.

Я ошиблась. Это было даже лучше мечей.

Я всегда буду ее носить.

Я пошла через город к административному зданию. Отец, самый успешный механик Джиндина, имел самую большую команду бойцов и лаков, и это часто требовало от меня тяжелой утренней работы. Временами ее становилось так много, что она отнимала еще и солидную часть дня. Но сейчас, во время перерыва между сезонами, сражений в Колесе не было, и я думала, что все обойдется малым: просто пара унылых часов возни с бумагами, в том числе с зарплатными ведомостями, а потом я смогу вернуться домой и потренироваться.

Административное здание – большое, вытянутое, двухэтажное – выкрасили снаружи в серый цвет, что очень подходило к происходившим в нем скучным делам.

Когда я к нему подошла, сердце мое упало. И мне стало еще хуже, когда я увидела, кто ждет меня на улице. Джон, который был моим бойфрендом до Лейфа. Джон красавец, и когда-то я сходила по нему с ума, но все это осталось в прошлом. Теперь я была с Лейфом и никогда не смотрела на других парней. К несчастью, Джон все еще думал, что может меня вернуть.

Приблизившись, я увидела, что он держит сверток.

– С днем рождения, Квин! У меня есть для тебя подарок, – сказал Джон.

Я заколебалась. Если я откажусь, это ничего не изменит. Я не хотела его поощрять, но совершенно не хотела оскорблять или причинять боль.

– Она новая, – сказал он, взглянув на мою сережку. – Подарок от Лейфа?

Я покачала головой. Лейф ничего не подарил мне перед тем, как уйти за Барьер. Я слегка обиделась – в конце концов, он же знал, что до моего дня рождения осталось всего несколько недель, – но всерьез не винила его: он был так захвачен приготовлениями к отъезду. Может, он вспомнит о подарке, когда вернется.

В любом случае, в прошлом году он купил самый лучший подарок в моей жизни – пару красных ботинок «триг» для сражения на Арене 13.

– Нет, это от отца, – ответила я.

– А что купил тебе Лейф? – не унимался Джон.

– Прости, Джон, мне надо идти. У меня сегодня много дел.

– Если он не вернется, Квин, я хочу, чтобы ты знала – я всегда буду с тобой.

– Он вернется, Джон, не сомневайся! – сердито огрызнулась я и рванулась мимо него в здание, игнорируя протянутый сверток.

Гнев послужил мне топливом для работы. Никогда еще я не разбиралась со счетами и балансами так быстро. Потом я вернулась домой для энергичной тренировки в зале, который обустроил отец; размерами и формой зал был точной копией Арены 13.

Я работала с новым лаком. Ада для меня ввела в него шаблоны, и трудиться приходилось немало. Большую часть дня я провела танцуя позади лака, совершенствуя Улум – звуковой код, который давал нам возможность общаться во время боя, – а Ада наблюдала за нами. Вы общаетесь со своим лаком, топая по полу, и стук говорит ему, какую позицию занять и какой маневр выполнить. У каждого бойца есть свой личный, уникальный код, чтобы противник не смог его понять.

Под конец я танцевала перед лаком, как при атаке, пытаясь избавиться от все еще кипевшего во мне гнева. Я знала, что Лейф не виноват и выполняет важную миссию, но обстоятельства отобрали его у меня, да так быстро, что он даже не подумал о моем дне рождения.

Все шло хорошо, и Ада была довольна увиденным, но в конце концов объявила о завершении тренировки:

– На сегодня достаточно, Квин. Пора готовиться к твоему празднику!

Я скорчила гримасу, хотя знала, что она права. Мне хотелось сделать все возможное ради отца и сестры, поэтому я спустилась, чтобы умыться и переодеться в подаренное Тиной платье.

Праздник запомнился мне не очень хорошо. Я все еще сердилась, но мне пришлось улыбаться и казаться веселой. Может, я выпила слишком много пунша, или он был крепче обычного – но как бы то ни было, вечер пролетел быстро. Я помню, как танцевала с молодым человеком, которого мне представили впервые – он и его родители были на нашем празднике неожиданными гостями. Парня звали Гудвин, и он уделял мне много внимания.

После праздника отец отвел меня в свой кабинет. Такое случалось редко, и я поняла – он хочет сказать мне что-то важное. Я гадала, не выставила ли себя дурочкой на празднике и не собирается ли он меня отчитать. Но когда я уселась лицом к нему по другую сторону стола, он тепло улыбнулся, и я поняла, что неприятности мне не грозят.

Как обычно, отец прихлебывал из бокала красное вино.

– Похоже, нынче вечером ты отлично провела время, – сказал он.

– Было весело. Спасибо за праздник…И еще раз спасибо за подаренную сережку, – сказала я, прикоснувшись к ней.

– Молодой человек, с которым ты танцевала…

– Ты имеешь в виду Гудвина?

Хотя по большей части я была с Гудвином, я танцевала еще и с одним из сыновей Воуда.

– Да, юного Гудвина. Его родители только что сделали официальное предложение о помолвке. Он их старший сын. Они пришли сегодня на праздник, чтобы оценить тебя и твою семью, и увиденное им понравилось.

Я была ошеломлена. Некоторые из богатейших семей Джиндина все еще верили в браки по расчету. Это был способ консолидировать богатства: старший сын наследовал бо́льшую их часть, и вкупе с приданым невесты это помогало сохранить положение в обществе.

– Я отказываюсь! – сказала я, встав и чувствуя, как лицо мое горит от гнева.

– Конечно, отказываешься. Пожалуйста, сядь, дочка, и выслушай до конца то, что я должен сказать, – спокойно проговорил отец.

Я села и сделала глубокий вдох, стараясь совладать с гневом:

– Я люблю Лейфа и надеюсь, что однажды мы поженимся!

– Знаю… Когда-нибудь я буду счастлив, стоя рядом с тобой, дать вам обоим мое благословение. Я прошу лишь одного – чтобы ты была вежлива с Гудвином. Сейчас вы познакомились. Тебе нужно только еще дважды побыть в его компании – и тогда мы сможем ему отказать. Зачем его расстраивать? Его родители хорошие люди, рано или поздно он будет для кого-нибудь превосходным мужем…

– Но не для меня! – огрызнулась я.

– Конечно, не для тебя, Квин. Но зачем его обижать? На следующей неделе его родители устраивают прием и пригласят нас. Через неделю состоится третья вечеринка, на нейтральной территории. Все, что ты должна сделать – потанцевать с Гудвином и побеседовать с ним. Нынче вечером тебе это, похоже, не было в тягость. А после мы сможем дать вежливый официальный отказ. Ты сделаешь это ради меня?

Отказаться было трудно. Отец Гудвина являлся совладельцем одного из самых больших игорных домов. Чтобы объединить город и скрепить альянс с гентхаями, Тайрону требовалось удержать такого человека на своей стороне.

Я вздохнула и кивнула, соглашаясь. Но это был не лучший конец моего дня рождения.

7. Каменный мост

И они пришли наконец ко второй реке, и увидели, что карта была верна. И там они увидели истинное чудо – мост, построенный из камня. Не без оснований его потом назвали Мостом Сожалений.

«История Конфликта», Эйтель Пессимист

Лейф

Теперь нам пришлось идти пешком, и только спустя три дня мы добрались до реки, которую видели с высоты над Серым Городом.

Моста здесь не было, но река оказалась широкой и мелкой; в некоторых местах вода доходила нам лишь до лодыжек. Мы легко перешли ее вброд, а после, не останавливаясь, продолжили путь на север.

Мы углубились во второй еловый лес, но местность оказалась холмистой, и нам мешали глубокие коварные овраги, тянущиеся с востока на запад. Пришлось потратить много дней на то, чтобы вернуться и поискать обходной путь. Карта была начерчена без масштаба, поэтому не указывала четкого пути через лес.

Каждый вечер, перед самым закатом, мы останавливались, и Гаррет аккуратно вносил в карту поправки, стараясь добавлять детали к рисунку, который раньше изображал только общие очертания. Был учтен каждый овраг и отмечен самый быстрый и самый прямой путь на север.

Карта показывала горы и Серый Город; рядом с последним Гаррет нарисовал предупреждающий знак – череп, давая знать тем, кто последуют за нами, что города надо избегать.

В конце концов между деревьями мелькнула вторая река, отмеченная на карте, – в этом рисунок оказался точным.

«Еще неделя ходьбы, – подумал я, – и мы должны выйти к городу на острове и к Высокой Стене за ним».

С лесистого склона я посмотрел вниз, на реку, до которой теперь осталось меньше дня пути. Внизу на лугу росли отдельные широколиственные деревья и кусты. Вскоре мы покинем укрытие соснового леса и станем более уязвимыми для нападения с воздуха.

Солнце садилось, тени в долине удлинялись. Я уже раньше заметил то, что принял за брод на реке – место с мелкой водой и камнями у самой поверхности, – но теперь воздух стал более прозрачным, и я понял, что это мост, отмеченный на карте отца. Я показал на него Гаррету.

– Я вижу его! – воскликнул он. – На этот раз нам не придется мочить ноги.

Мы направились к реке, выбирая самый легкий путь между деревьями и кустами.

Не прошло и суток, как мы уже стояли на берегу, дивясь на мост ниже по течению на некотором расстоянии от нас.

Река разлилась широким бурным потоком, ее дальний берег выглядел устрашающе далеким. Никогда еще я не видел таких рек: в сравнении с ней чахлые речки Мидгарда казались едва ли не грязными ручейками. Но самым великим чудом был каменный мост: он тянулся над рекой тринадцатью длинными изящными широкими арками. Карта никак не могла передать его великолепия.

В Мидгарде строили только однопролетные мосты из дерева и веревок, нуждавшиеся в постоянном подлатывании. Этот же мост выглядел так, будто простоял века и может продержаться до конца времен.

– Как можно построить такой мост? – спросил я. – Как вообще можно было хотя бы начать его строить?

Каменные опоры уходили прямо в ложе реки. Какие приспособления могли сдержать воду, пока работали каменщики?

Мы разбили лагерь на речном берегу, но на некотором расстоянии от моста. До сих пор ничто не говорило о присутствии джиннов, но будь поблизости люди, мост наверняка был бы частью их торгового пути.

Когда солнце село, Гаррет уснул, а я остался стоять на часах. Все прошло без происшествий, и вскоре наступила моя очередь отдыхать. Сперва я мирно спал, но потом мне снова приснилось хлопанье крыльев. На этот раз мне снилось нечто большее, чем темнота и полог древесных ветвей над головой. Я снова очутился в центральном дворе Серого Города и снова обернулся, чтобы увидеть, как рой крылатых созданий влетает в открытый дверной проем высоко в стене. Время как будто застыло. Мгновение превратилось в вечность, мой ужас ушел, и я смог внимательно рассмотреть их.

Они были слишком далеко, и я не мог точно определить их размер, но теперь понял, что их тела напоминают тела насекомых, разделенные на три части, и поблескивают серебром словно отлично отполированные доспехи. Но головы их выглядели очень странно, что-то в них выводило из равновесия… Вот только на таком расстоянии я не мог определить, что именно.

Внезапно крылатые создания составили в небе силуэт серебристого папоротника…

И тут я проснулся оттого, что Гаррет начал меня трясти. Через его плечо я увидел, что серые облака на востоке слегка окрасились розовым: почти рассвело.

– Почему вы меня не разбудили? – спросил я.

– Я знал, что не смогу снова заснуть, а ты устал, – ответил Гаррет. – Ты бы сделал для меня то же самое. Держи завтрак…

Я сел и, взяв кусок холодного мяса, без энтузиазма принялся его жевать. Мы не рисковали развести костер: по другую сторону моста могло залечь в ожидании все что угодно.

– Я слышал в ночи какие-то звуки, – сказал Гаррет. – Где-то рядом с центральным пролетом. Как будто женский плач. И посмотри-ка туда!

Он показал на мост. В сером предрассветном мареве было видно, что над ним в вышине кружат черные птицы. Сердце мое пропустило удар, но потом я понял, что они совсем не похожи на крылатых созданий, несущих смерть с неба. Птицы летали слишком далеко, чтобы я мог точно определить их вид, но они напомнили мне грифов, которые парили над бойней и Колесом в Джиндине.

– Похоже, нас ждет богатое событиями утро. Давайте выступим, – предложил я и начал было вставать, но Гаррет положил ладонь на мою руку.

– Думаю, нам надо вернуться, – сказал он. – Двинемся обратно к Барьеру.

Я удивленно посмотрел на него:

– Вернуться? Почему?

– Мы прошли долгий путь и многое видели, Лейф, куда больше, чем я ожидал. Мы добрались до второй реки. Мы узнали, кто угрожает нам с воздуха, и выяснили, что эта угроза находится рядом с разрушенным городом. Мы должны принести добытые знания другим – пока еще можем.

Я испытующе посмотрел на него, но гентхай отвернулся.

– Вы думаете, что-то должно случиться, да? Дело в мосте?

Гаррет кивнул и показал на реку:

– Если я попытаюсь перейти по нему, я умру. Мне снился каменный мост. Я погибну на нем.

– Тогда вы возвращайтесь, Гаррет. Унесите с собой то, что мы узнали, и вы спасете жизни людей. Но я должен идти дальше. Здесь можно еще столько всего увидеть, и я собираюсь пройти весь путь до конца. Я хочу проследовать по маршруту на отцовской карте, посмотреть на Высокую Стену, ворота…И выяснить, можно ли через них проникнуть. Я хочу доставить эти сведения гентхаям. Если они проедут через Барьер, им нужно будет знать как можно больше.

Наступило молчание. Я сделал большой глоток из фляги и уставился на другой берег реки. Она бурлила не так сильно, как вчера; теперь, несмотря на быстрое течение, вода лизала берега в успокаивающем ритме. Но река казалась очень глубокой.

Гаррет снова повернулся ко мне.

– Не думай, что я боюсь, – сказал он. – Но если я сейчас погибну, я не смогу принять участие в том, чего ждал всю жизнь. Когда армия воинов-гентхаев переправится по мосту, чтобы напасть на джиннов, я хочу быть вместе со всеми.

– Тогда вы заслуживаете того, чтобы быть с ними. Возвращайтесь.

Гаррет нахмурился и покачал головой.

– Нет. Дай мне гхетту! – потребовал он.

Я вздохнул, вынул из куртки маленький кусок белой волчьей шкуры и протянул ему. Внезапно я понял, что задумал Гаррет, но ничего не мог с этим поделать. Он схватил залог любви и швырнул его в реку. Гхетту подхватило течение, а потом она утонула.

– Я хотел ее пристыдить, – сказал Гаррет. – Я надеялся, что Мейре станет больно, когда ей отдадут это после моей смерти. Видишь ли, она уже три раза отказывала мне, а когда я начал настаивать, назвала меня болваном. Но теперь это не важно. Да и кто может ее винить? Такой человек, как я, не создан для женитьбы. – Гаррет встал и, решительно глядя на мост, начал прилаживать за спиной щит и длинный меч. – Воину не нужна женщина, – сказал он без тени горечи в голосе. – Может, я никогда не проеду по этому мосту вместе с армией, но сейчас я храбро встречу смерть. Пойдем. Помни меня, Лейф. Если ты благополучно вернешься назад, расскажи другим о том, что я совершил.

Я готовился выступить с тяжелым сердцем: Гаррет заразил меня ощущением грядущей беды. Может, мы оба умрем на этом мосту…Я задумался, увижу ли снова Квин.

Вскоре мы уже шагали по мосту, который вблизи впечатлял еще больше. Он был таким широким, что пять или шесть человек смогли бы проехать по нему в ряд; но там, где арки соединялись, он сильно сужался, и в таких местах свободно по нему прошла бы только одна лошадь. Однажды армия гентхаев и вправду может проследовать по этому мосту, но только гуськом, и любой фургон с припасами придется или бросить, или выпрячь из него лошадей и перетащить через реку.

Мы шагали по мозаике из серых, голубых и красных плит. На нашей стороне мост окаймляли парапеты, и примерно через каждые двадцать шагов на них красовались очень искусно вырезанные из камня головы хищных животных и птиц. Посередине первого пролета из парапета торчали две черные металлические пики, и я задумался – зачем они нужны.

Я пристально посмотрел на центральный пролет, над которым все еще кружили грифы. У меня на глазах три птицы нырнули вниз, к мосту. Солнце теперь стояло над самым горизонтом, как зловещий красный глаз, выглядывающий из-за перистых облаков и превращающий воды реки в кровь, и в неярком свете я увидел, что рядом с левым парапетом кто-то сидит.

– Гаррет, видишь? Вон там… Прямо под теми птицами!

– Люди, – ответил Гаррет. – Пятеро. Трое из них дети. Похоже, их привязали к мосту.

Его ответ меня поразил. Единственным выжившим людям полагалось находиться взаперти за Барьером. Люди – здесь?! Такое противоречило всему, во что верили обитатели Мидгарда. Что это значит? Тут потрудились джинны?

Мы сорвались на бег, домчались до центрального пролета и остановились, потрясенные видом учиненной здесь бойни. Справа, рядом с восточным парапетом, лежали трое мертвых мужчин. Их раздели догола и четвертовали. Над ними на ограде торчали семь пик, и на три пики были насажены головы; лица и бороды покрывала запекшаяся кровь.

На трупах пировали три грифа, перья на их шеях были в крови. Третий гриф клевал самую дальнюю из трех голов.

Гаррет побежал вперед, и птицы, взлетев, начали угрожающе кружить.

Я свернул к западному парапету: здесь семь пик пустовали, но под ними лежали две бледнокожие женщины с золотистыми волосами, привязанные к железным кольцам, вделанным в основание низкой стены. На их телах, прикрытых лохмотьями, я не увидел ран, но в волосах запеклась кровь.

Самым жалостным зрелищем были трое детей не старше двух лет от роду. Они сжались рядом со своими матерями и при моем приближении начали истерически вопить.

Женщины не издали ни звука, но смотрели на меня широко раскрытыми глазами, как будто утратили рассудок. Я опустился на колени, вытащил нож и разрезал веревки, которыми были связаны их руки и ноги.

Женщины даже не попытались шевельнуться, поэтому я взял одну из них за руку и осторожно поднял; она встала, пошатываясь.

Вторую поднять оказалось трудней, а едва встав на ноги, она начала трястись. Дети завыли еще громче, но недостаточно громко, чтобы заглушить звук, который внезапно донесся с северного берега реки: грубый, угрожающий рев медной трубы.

Гаррет показал на пролет моста, упирающийся в дальний берег.

– Воины! – крикнул он. – Они идут сюда!

Я поднял одного ребенка и схватил за руку ближайшую женщину.

– Пошли! – закричал я и повел ее к южному берегу.

Вторая женщина заковыляла за нами. Гаррет поднял оставшихся двух детей и понес их под мышками.

Едва мы добрались до следующего пролета, как я увидел, что за нами, крича, кто-то бежит, и понял: нас догонят задолго до того, как мы доберемся до берега. Я выпустил руку женщины и сунул ей ребенка. Она стояла съежившись, как будто ожидала, что ее ударят.

Я попытался ей улыбнуться, но, по правде сказать, моя улыбка получилась скорее похожей на гримасу.

– Туда! – закричал я, показав на берег. – Иди!

Она не двигалась, поэтому я слегка ее подтолкнул. Тут Гаррет начал реветь, кричать и махать им руками, как дикий сумасшедший великан; женщины и дети при виде такого отпрянули и наконец-то начали уходить.

А мы с Гарретом повернулись лицом к погоне. Гентхай вытащил свой длинный меч и, посмотрев вправо и влево, словно оценивая пространство от парапета до парапета, несколько раз взмахнул мечом и удовлетворенно крякнул.

– Сколько их там? – спросил я.

– Всего-навсего девять, – ответил Гаррет, – так что вряд ли стоит разделяться. Пусть шестеро будут мои, а трое – твои.

Сняв из-за спины лук, колчан, щит и короткий меч, я пристроил лук с колчаном рядом с парапетом. Потом поднял меч и щит и сделал несколько пробных взмахов.

– Первый удар – мой, – сказал Гаррет. – Скорость уступает место силе!

Я кивнул и шагнул назад, дав ему побольше места, чтобы он встретил первого врага.

Длинным мечом чаще всего пользовались сидя верхом, и лучшие воины держали два таких меча – по одному в каждой руке. Для пешего это оружие было куда менее удобным; тут многое зависело от ритма, от умения использовать вес меча, совершая им взмахи наподобие маятника. Но Гаррет превосходно умел обращаться с таким оружием и был достаточно высоким и сильным, чтобы пускать его в ход с опустошающим эффектом.

Я наблюдал, как первый воин бежит к Гаррету, держа у самого бока копье с зазубренным наконечником. Очень бледнокожий мужчина был одет в шкуры, украшенные звериными черепами; его золотистые волосы – того же цвета, что и у женщин, – висели длинными косами, и в них, похоже, были вплетены зубы.

Он миновал узкое место моста; за ним по пятам следовали двое других. Только когда они появились, я понял, что все трое сжимают одно и то же длинное копье, держа его как таран.

Имей они дело с многочисленными рядами врагов, такая тактика себя бы оправдала, но против длинного меча Гаррета она была безумием. Он шагнул в сторону и взмахнул мечом с такой силой, что начисто отделил голову первого человека от тела, а потом глубоко вонзил клинок в грудь второго.

Третий выпустил древко копья, упал на колени и потянулся к висящему на боку топору, но я шагнул вперед и обезглавил его быстрым, нацеленным в горло ударом.

Гаррет еще не успел извлечь свой меч из тела второго человека, поэтому я вышел вперед, чтобы встретить следующую атаку.

Я ждал, слегка расставив ноги, балансируя на пятках и высоко подняв щит, чтобы прикрыть голову. Передний воин метнул в меня топор. Я легко отразил его, и топор, крутясь, перелетел через парапет. Внизу раздался всплеск.

Потом, повинуясь воинским инстинктам, я крутанулся вправо, оказался среди атакующих и первому из них раскроил лоб острым краем своего щита, а второго убил коротким рубящим ударом по шее.

Они оба завопили, но я все равно успел расслышать нетерпеливый крик Гаррета:

– Пригнись!

Я тут же упал на колени – как раз вовремя, чтобы увидеть, как мелькнул длинный меч, описав смертоносную дугу там, где секунду назад находилась моя голова.

Спустя несколько мгновений все было кончено. Три раза клинок Гаррета описывал ужасную дугу, и когда я встал на ноги, все наши враги лежали мертвыми или умирали.

Но потом на дальнем берегу снова раздался рев рога.

Гаррет повернулся, вгляделся туда и покачал головой:

– Их слишком много. Иди. Я задержу их сколько смогу.

Я замотал головой.

– Мы будем сражаться вместе!

Гаррет положил длинный меч на плиты у своих ног и снял висящий за спиной щит.

– Я буду биться здесь. – Он показал на место, где парапеты сближались. – Тут они смогут добираться до меня только по одному. Но ты иди – другого выхода нет. Один из нас должен вернуться, иначе наше путешествие было напрасным.

Гаррет рассуждал здраво, но я не мог заставить себя его покинуть. Я видел, что к нам мчатся вражеские воины, и перестал считать их, дойдя до двадцати. Их было не меньше тридцати. Враги настолько превосходили нас числом, что если я останусь, мы погибнем оба.

– Тогда позволь мне это сделать. Я задержу их, а ты уходи, – сделал я последнюю попытку, понимая, что напрасно трачу слова.

– Я видел это во сне! – крикнул Гаррет. – Я погибну здесь, на этом мосту! Даже если я убегу, я умру прежде, чем доберусь до берега. По крайней мере, у тебя есть шанс. Уходи немедленно, пока еще не поздно! Возьми карту!

Он протянул ее мне, и я, сунув карту за пазуху, повернулся, чтобы посмотреть на врагов.

Первый почти добежал до места, где мост сужался; Гаррет поднял короткий меч и щит и шагнул вперед, чтобы встретить воина. Раздался звон металла о металл, а потом – более глухой звук клинка, пронзившего ткань, плоть и кость.

Я повернулся и, оставив лук и колчан, но захватив щит и меч, побежал к южному берегу.

Две женщины почему-то задержались на краю моста. А потом, к своему смятению, я увидел, что враги стоят на обоих берегах – наверное, они некоторое время наблюдали за нами, ожидая, когда мы попадем в ловушку посреди моста. В следующий миг я разглядел, что у воинов, собравшихся полукругом перед женщинами, темная кожа и они в доспехах из синих металлических колец.

В утреннем свете клинок сверкнул красным, и я услышал вопль женщины. Я побежал быстрее. Противников было четверо или пятеро – не слишком много, если я атакую быстро и решительно.

Один из них держал за ногу ребенка. Я услышал, как одна из женщин начала кричать; слова ее лились невнятным потоком и оказались напрасны. Ребенка швырнули высоко вверх, он перелетел через парапет и упал в воду. Женщина завопила тонким высоким голосом; похоже, она была на грани безумия. Вопль ее внезапно оборвался, а потом двух других детей тоже швырнули в реку, и их унесло течением.