Текст книги "Добро пожаловать в Найт-Вэйл"

Глава 11

Джеки опустила стекло машины (в ее машине все было ручное, кроме коробки передач, которая была чуть менее ручной и принцип работы которой не мог понять даже ее автослесарь. «Это даже не коробка передач. Это просто мешок с камнями, привязанный тросиком к переключателю скоростей. Как эта машина вообще ездит?» – спросил он ее, когда она в последний раз заезжала сменить масло. Ее ответ, как и любой ее ответ на все вопросы, не касавшиеся ее ежедневной жизни, свелся к пожатию плеч, и она перестала об этом думать в ту же секунду, как люди вокруг переставали ей об этом напоминать) и позволила солнцу проделать со своим лицом разные штуки. Бивший в лицо воздух приятно освежал ее и казался таким реальным, как ничто из случившегося в тот день.

Ей был очень нужен кто-то, кто понимал мир, кто изучал его во всей его объективности. Ей нужен был ученый. К счастью, Найт-Вэйл всего несколько лет назад обзавелся несколькими из них.

Они приехали одновременно, поскольку ученые – стайные животные. Вожаком у них был милый человек по имени Карлос, который стал встречаться с Сесилом, ведущим местной радиостанции, после того как чудом остался в живых в ходе яростной атаки крохотной цивилизации, жившей под дорожкой номер 5 боулинг-клуба «Цветок пустыни» и комплекса игровых автоматов. Вполне обычный способ начать отношения, как это часто бывает.

Джеки всегда думала, что они прекрасная пара, хоть Карлос и больше обычного погружался в то, что называлось «наукой», а Сесил иногда проявлял чрезмерный энтузиазм по отношению… ну, ко всему. К тому же сам факт, что Карлос был «пришлым», казался необычным. Найт-Вэйл принимает не очень много новых жителей, и большинство родившихся здесь людей никогда отсюда не уезжает. Карлос всем понравился, ведь всем нравилось большинство неместных (или «чужаков», как любовно нарекли их обитатели Найт-Вэйла, выкрикивавшие это прозвище всем незнакомцам, встречавшимся им на улице). Он был довольно милым, довольно симпатичным и довольно смышленым, чтобы стать достойным порицания, но, несмотря на все это, никто не опасался его мудреной науки и стильной прически.

Поскольку Сесил открыто говорил о Карлосе в своем радиошоу, их отношения со всеми их недостатками и изъянами стали в Найт-Вэйле предметом почти не прекращавшегося обсуждения, что сделало эти две личности достойными любви. Они превратили эти изъяны в обычную небрежную, удобную, непрочную и прекрасную структуру, в которую в конечном итоге трансформируются любые долговременные отношения.

С ее стороны вся эта идея взаимоотношений представляла собой чистейшую гипотезу. Сама она чувствовала себя слишком юной, чтобы раздумывать о своей жизни, не говоря уже о том, чтобы приблизить к ней чью-то еще жизнь, так что она никогда и не искала подобного общения. Время от времени Джеки смутно думала о свиданиях, как человек думает о том, что в конечном итоге станет известным, сделается владельцем замка или начнет выращивать бараньи рога. Все это достижимые, реалистичные цели, но, превратив их в чистую фантазию, она уже не беспокоилась о том, чтобы достигать или отстаивать их.

Время от времени она ловила себя на том, что думает о любви, когда смотрит на множество сверкающих в ночном небе спутников-шпионов или когда у ветра по непонятной причине появлялся привкус кислых персиков, или когда она произносила слово, казавшееся непохожим на те слова, которое она обычно произносила. Тогда она размышляла, что случится, если соединить с кем-то свою жизнь, или просто провести с кем-то несколько минут, или просто коснуться кого-то или на кого-то взглянуть, или просто что-то… что-нибудь…

«Сегодня мне хотелось бы встретить кого-то особенного», – подумала Джеки.

«КИНГ-СИТИ», – было написано на бумаге, лежащей у нее на ладони.

Джеки смяла листок и прижала его к рулю. Она не совсем осознавала, что ведет машину.

Она свернула на боковую дорожку, где располагалось всего два заведения – лаборатория Карлоса и пиццерия «Большой Рико». Пиццерия боролась за выживание с тех пор, как пшеницу и ее производные объявили вне закона. Это стало результатом долгой и не очень-то интересной истории, суть которой сводилась к тому, что пшеница и ее производные превратились сначала в змей, а потом в злых духов, что привело к смерти некоторого числа граждан.

Джеки припарковала машину на асфальте, волнообразно вздувшемся под напором корней стоявшего рядом дерева, которое под шинами ее притормозившей машины начало беспокойно биться, что никак не улучшило настроения Джеки.

Лаборатория Карлоса располагалась на задворках научного района, представлявшего собой весьма неухоженную часть города. Здесь строилось несколько новых лабораторий, однако облагораживание не нравилось научному сообществу, которое сопротивлялось новым инвестициям, крепко держась за свою историю и культуру.

Считалось вполне в порядке вещей, когда в одном квартале бок о бок жили океанологи и физики-ядерщики. Во многих других городах это могло показаться преддверием социальной катастрофы, но в научном квартале Найт-Вэйла все вполне мирно уживались друг с другом.

Конечно, существовали некоторые принципиальные разногласия и открытые конфликты между, скажем, астрономами и орнитологами, каждые из которых считали своих оппонентов шарлатанами. Трудно поддерживать дружеские отношения между двумя научными группами, если основной принцип одной из наук состоит в том, чтобы опровергнуть существование другой, как в случае метеорологов и геологов.

Лаборатория Карлоса была любезно помечена простой светящейся желто-черной вывеской «ЛАБОРАТОРИЯ» и написанным от руки объявлением на выходящем на улицу окне:

МЫ ОТКРЫТЫ!

Дверь была не заперта и вела в маленькую приемную, как у врача, но с меньшим количеством смертельных капканов. Джеки миновала ее и прошла в собственно лабораторию.

Карлос и его команда, состоявшая из пяти ученых, столпились у стола. Их окружали ряды мензурок, в каждой из которых что-то пузырилось; на стене висела доска с цифрами и словом «наука!», написанном множеством декоративных шрифтов. Некоторые итерации обрамляли цепочки из нарисованных розовым мелом сердечек. Все это напоминало обычную университетскую лабораторию.

– Прошу прощения, – сказала Джеки.

Никто из ученых ее не заметил. Все они были одеты в белые халаты и сосредоточенно что-то писали в своих планшетах. Это называется «проводить эксперимент».

Она подошла поближе, чтобы посмотреть, над чем они экспериментировали. Под лабораторными лампами помещался розовый пластиковый фламинго.

– Теперь осторожно, – говорил Карлос. – Мы не знаем, как действует это или что-то еще.

Ученые дружно кивнули и застрочили в своих планшетах.

– Мы очень мало понимаем.

Снова кивнули, снова застрочили.

– Прошу прощения, Карлос, – повторила Джеки.

Он обернулся. В нем действительно было что-то чрезвычайно привлекательное. Наверное, волосы. Или манера держаться. Люди красивы, когда занимаются чем-то красивым. Возможно, он провел большую часть жизни, занимаясь чем-то красивым, и это к нему прикипело. Он улыбнулся. Зубы у него были ровные, как памятники на военном кладбище.

– Здравствуй, Джеки. Извини, я занимался наукой. – Он помахал рукой над фламинго. – Это очень научный материал. А вот тут уравнение, – продолжил он, показав на какие-то цифры на доске. – Очень важно иметь уравнения.

– Понимаю. Как Сесил?

– Переполнен энтузиазмом, поглощен работой, очень мало понимает в науке. Я его очень люблю. Все как всегда.

Ученые кивнули и принялись писать в планшетах. Важна любая информация, даже если причины этого не очевидны в данный момент. Причина чего-либо редко является очевидной в данный момент или даже в конечном итоге, но где-то она существует, словно луна, сошедшая с орбиты и ставшая уже не луной, а просто куском чего-то, что существовало когда-то, а теперь, вращаясь, улетает в никуда. Ученые записывали именно эту метафору. Метафоры – значительная часть науки.

– Мне нужна твоя помощь, Карлос.

– Джеки, есть совсем мало вещей, которые я люблю больше, чем помогать людям. Наука и Сесил – две из них. Но у меня в разгаре важный эксперимент, и мне кажется, что если мы поднажмем, то, возможно, поймем, почему этот эксперимент так важен. Главное – выяснить, почему мы делаем то, что уже делали, и я полагаю, что мы почти у цели.

– Ладно, старик, но…

– К тому же Джози попросила нас взглянуть вот на это, а я ей кое-чем обязан. И не просто кое-чем. Я обязан ей очень многим. Я бы выразил это уравнением, но это все фигурально, а фигуральная математика – штука сложная.

– Карлос, вот посмотри. – Джеки вытянула левую руку.

Ученые ждали с повисшими в воздухе карандашами, не уверенные, какие наблюдения им следует вести в данный момент. Она проделала с листком бумаги все обычные манипуляции. Бросала его на пол, рвала на кусочки, швыряла на газовую горелку. Черт подери, даже ела. А почему бы нет?

Все кончалось одинаково: она снова держала в руке листок бумаги, несмятый, торчавший, словно приклеенный.

Карлос уронил планшет.

– Ты тоже? – спросил он.

– Я тоже?

– Дай-ка посмотреть. – Он взял листок бумаги и внимательно его изучил.

Когда он разжал пальцы, листок снова оказался у нее в руке. Ученые глазели на это, разинув рты, прижав планшеты к бокам. Один из них явно перенапрягся и выключился.

Карлос забегал по лаборатории, включая и выключая горелки, яростно щелкая выключателями. Другие ученые помогали своему коллеге перезагрузиться.

– Начинаем сейчас же! – крикнул Карлос.

– Это хорошо! – крикнула она в ответ. – А почему мы кричим?

Глава 12

– Вот что нам известно на данный момент. Состав графита именно такой, какой можно ожидать найти в графите. Состав бумаги в точности такой, какого ожидаешь от бумаги. Все составляющие таковы, как мы и предполагали, хотя их совокупность удивляет.

– Объект выглядит как не представляющий физической опасности. Ментально он вызывает привязанность более сильную, чем даже притягательность, вероятно, объясняемую его свойствами. В конечном итоге – а я говорю это как человек, приехавший сюда, чтобы проводить кратковременные исследования совместно со здешним муниципальным колледжем, – этот город по большей части состоит из необъяснимого.

Прошу прощения, что отвлекаюсь. И еще: не могла бы ты прекратить швырять в меня эту бумагу? Я знаю, что она до меня не долетит, но это действует мне на нервы, а я все же тебе помогаю. Спасибо. Извини, что сорвался. Хорошо, что я это сказал. Нет, все нормально.

Кинг-Сити – небольшой городок с населением чуть больше десяти тысяч человек, расположенный в округе Монтерей. Можно посмотреть его фотографии в Интернете. Просто введи любую фразу в поиск изображений, и его фото появится первым. Это не кажется чем-то необычным, это лишь одно из множества мест, где люди живут необычной жизнью.

– Ты не первая с таким листком бумаги, кого я видел. Не важно, кто еще это был. Это важно для них, но не для тебя. Я не очень много над этим думал, так что для меня это тоже не важно. Я лишь предположил, что это очередная кратковременная странность, объяснение которой найдется само собой даже раньше, чем Сесил закончит свой эфирный день. Но все это продолжается уже несколько недель. И я не понимал, что все дело тут в бумаге. Интересно, на что еще она способна?

Ты сказала, что твоя жизнь стала другой с тех пор, как ты получила эту бумагу. Словно ты больше не ты, а прошлое – не твое прошлое, и планируемое тобою будущее теперь невозможно. Это распространенное ощущение, которое мы обычно испытываем, когда просыпаемся или когда к нам в душе приходят мысли, кажущиеся нам чужими. Но если продолжать испытывать это ощущение и прочно связать его с этой бумагой, то можно с уверенностью сказать, что эти два фактора взаимосвязаны.

Вот, посмотри на это уравнение. Я понятия не имею, что оно означает. Оно и впрямь длинное. Я собираюсь добавить еще пару переменных. Прекрасно, просто прекрасно. Ниланджана, пожалуйста, напишите его на доске.

Следующим логичным шагом стало бы отправиться непосредственно в Кинг-Сити. Посмотрим, можно ли все это объяснить через простую пространственную близость и станет ли листок бумаги реагировать по-иному, когда он объявит о местоположении, а не о пункте назначения.

Да, Ниланджана, пожалуйста, нарисуйте еще одно слово «наука» в сердечке. Поместите его рядом с новым уравнением. Спасибо, Нильс.

Но добраться до Кинг-Сити не так-то легко. Добраться куда-нибудь из Найт-Вэйла вообще весьма сложно, поскольку нас окружает обширная пустыня, а наша реальность, по-видимому, не совсем точно совпадает с реальностью остального мира. Однако Кинг-Сити – особенно трудный случай.

Взгляни на эту карту. Стэн, пожалуйста, поместите карту на проектор. Нет, не этот слайд. Это изображение пчелы с пометкой «Кровавая клятва». Это относится к проекту по апиологии. Да, и три следующих слайда тоже. Это мое фрилансерское исследование о пчелах. Вот почему оно помечено как «Исследовательские записки».

Ладно, хорошо. Вот карта. Это карта нашего региона со всеми дорогами и автотрассами, и я хочу вам всем кое-что показать. Начнем здесь и постараемся лазерной указкой проложить маршрут от Найт-Вэйла до Кинг-Сити. Доезжаем до шоссе 800, а потом поворачиваем вот тут и съезжаем… Ой, пропустили. Значит, возвращаемся, возможно, пытаясь срезать вот по этой короткой горной дороге. Вы доверяете горам, верно? Не все доверяют. В любом случае мы оказываемся на много километров в стороне. Видите? Никакие дороги здесь не соединяются. Похоже на то, что существуют две различные дорожные системы, которые, кажется, должны соединяться, но в действительности не соединяются.

Вот здесь, на следующем слайде, мы спускаемся уровнем ниже до конных и походных маршрутов, небольших проселков и всего такого. Прямо сейчас не стану все это отслеживать, но поверьте: нет никакой последовательности в ходьбе, езде или другом способе перемещения, который позволил бы нам добраться отсюда в Кинг-Сити. Это очень странно, поскольку мы можем найти множество дорог, чтобы попасть, скажем, в Соледад, что всего в нескольких километрах по шоссе от нашей цели. Да, очень легко, попав в Соледад, проехать по шоссе в Кинг-Сити. Действительно, если вы выедете из Соледада, это вам удастся. Но если вы начнете двигаться из самого Найт-Вэйла, тогда, попав в Соледад, вы не найдете пути до Кинг-Сити.

Выражаясь научным языком – странно. Очень странно. Это не имеет никакого смысла, верно? Вы тоже думаете, что это не имеет никакого смысла? Кивните, если это не имеет никакого смысла. – Все кивают. – Вот видите, мы все согласны, что это не имеет никакого смысла. Но это все лабораторная работа. А что нам говорит лабораторная работа? Почти все. Лаборатории очень важны.

С Кинг-Сити что-то не так. Это самый научный ответ, который я могу вам дать. И мне кажется, что ехать туда опасно. Ведь ты этого все равно не сделаешь. Но даже попытка может нанести непоправимый вред твоей личности или сознанию твоей личности. Я бы этого не рекомендовал.

Можешь попытаться поговорить с нашим мэром. У нее есть некоторый опыт общения с другими мирами. Кто-то еще с таким же опытом мне в голову не приходит. Кроме, разумеется, меня. У меня обширный опыт. Но я не люблю говорить о себе. Это субъективно и ненаучно.

Большинство людей не уезжают отсюда. Большинство людей лишь приезжают, а потом остаются, остаются и остаются. Честно говоря, я понятия не имею, как долго я здесь нахожусь. Время здесь течет абы как и все такое. Но не очень долго. Я пробыл здесь не очень долго.

Ой, извини, мне надо идти. Или тебе надо идти. Я останусь здесь, здесь я делаю дело. Но дело в том, что вот-вот начнется шоу Сесила, а я его никогда не пропускаю.

Нет, по-моему, я пробыл здесь совсем недолго, – заключил Карлос.

Глава 13

В закусочной «Лунный свет всю ночь» на шоссе 800 подавали нормальный кофе. И нормальные пироги.

Иногда пироги и кофе были невидимыми, и для людей, которым нравятся невидимые пироги или кофе, это считалось большим плюсом. И вот почему: если вам что-то нравится и это подают только в одном месте в городе, эта вещь вызывает у вас сильные эмоции, невзирая на качество.

Так что для людей, любящих невидимые пироги, эти пироги в «Лунном свете» казались настоящим чудом, хотя в действительности были просто сносными.

Диане не нравились невидимые пироги. А вот ее приятель по Ассоциации родителей Стив Карлсберг относился к тем, кто вставал на защиту непопулярного десерта.

– Этот пирог недооценивают, – говаривал Стив в промежутке между кусками. – Его надо смаковать, как смакуют шотландский виски, кинзу или соленый лизунец.

На Диану такие убеждения не действовали. Она уделяла внимание не аромату (пирог им не обладал), а текстуре (ею он тоже не обладал).

Но теперь Диана сидела в «Лунном свете» не со Стивом. У нее была встреча с Дон. Они редко пересекались на работе и еще реже вне работы. Тому было много причин, но ни одна из них не интересна. Не каждый заводит дружбу со всеми.

У Дианы было немного друзей. Она отдалилась от приятелей детства и школьных подруг из-за возраста, менявшихся обстоятельств и высокого процента таинственных исчезновений и смертей в Найт-Вэйле. Где-то лет в двадцать пять она оказалась на похоронах своей единственной подруги детства (Синтия Йин, с которой они познакомились в третьем классе на занятиях по музыкальной цензуре, пережила три нападения НЛО, годовое тюремное заключение по вердикту Городского совета за неправильное голосование на муниципальных выборах и столкновение со стаей уборщиков улиц, но умерла от рака печени, который не могли диагностировать больше года) и задумалась: а стоит ли иметь друзей и вообще заводить какие-то связи, если мир так легко их у вас отбирает?

Позже она продолжала заводить друзей, но все они, как и Стив, становились друзьями по обстоятельствам. С кем-то она работала в Ассоциации родителей. Другие были завсегдатаи «Лунного света». Даже люди и разумные пятна, которые часто ходили той же дорогой по району, что и она, и были скорее знакомыми, нежели друзьями, но она знала их по именам. (Некоторые из них, поравнявшись с ней, даже нашептывали ей на ухо всякие интересные секреты.)

Почти всю ее жизнь заполнял Джош, который не был другом и зачастую вел себя недружелюбно, но тем не менее поглощал всю ее жизнь без остатка. Она с волнением и тревогой ждала того дня, когда он достаточно повзрослеет и в ее душе появится место для кого-то еще, хотя она и не представляла, для кого именно.

В любом случае Дон опаздывала. И это устраивало Диану.

Лаура, одна из штатных официанток, стояла у столика, и из ее груди, рук и шеи ветвились длинные растения с пышными листьями. Посетители срывали у нее с ветвей плоды, рассматривая каждый яркий шарик в поисках вмятин и обнюхивая его – свежий ли.

Диана записала кое-что, о чем собиралась поговорить с Дон. Она хотела знать очевидное: как дела, как семья, есть ли у тебя семья (это в скобках, поскольку Диана не исходила из того, что у каждого есть «семья»), как самочувствие, назови всех, с кем ты когда-либо работала, и так далее.

Но все это лишь подводило к реальной причине их разговора – к Эвану. А его звали Эван? Она посмотрела в блокнот. «ЭВАН», – было написано там незнакомым почерком.

– Эван, – произнесла Диана вслух.

– Привет, Диана! – крикнула через проход Лаура, по ее бокам дергались гроздья ягод ежевики и помидоров. – Рада тебя снова видеть. К тебе через минуту кто-то подойдет, да?

Диана улыбнулась и помахала рукой. По деревянным конечностям Лауры текла кровь. Посетители перестали брать еду и неловко глазели на нее.

– Ой, простите, позвольте, я вам все заменю. Сейчас вернусь.

Истекая кровью, Лаура пробиралась к кухне. Одна ветка зацепилась за раковину и сломалась. Лаура начала плакать, все еще проталкиваясь к кофеварке. Лицо ее становилось все бледнее, пока обрубок ветки фонтанировал кровью в кофейные чашки.

– Черт побери, – бормотала она. Слезы капали у нее с лица и, как роса, оседали на уже заляпанных кровью листьях. – Вот руки-крюки. Прямо размазня какая-то.

Светловолосый мужчина в белом фартуке, по всем признакам красавец (и по тем же признакам безликий), шел за ней с подносом грязной посуды. Когда он огибал край стола, Диана увидела, что это Трой.

Она вскочила на ноги раньше, чем поняла, что делает. Он на нее не взглянул. Так и протопал мимо со своей посудой. Она хотела что-то сказать, но не знала что, поэтому просто пошла следом за ним. Это точно был Трой. Надо ли идти за ним на кухню? Она не знала, пока не наступил этот момент.

Он приближался к серебристой вращающейся двери, они уже прошли знак со стрелкой, указывающей в сторону туалетов, давно миновали ту точку, где ее присутствие казалось бы уместным, а она все еще ничего ему не сказала.

Мужчина (теперь она сомневалась, что это Трой, возможно, просто знакомый ей человек, или даже вообще незнакомый) обернулся и посмотрел на Диану. Прислонившись к двери спиной, чтобы открыть ее, он окинул Диану взглядом.

– Прошу прощения, – произнесла она громче, чем намеревалась, – это туалет?

Он ничего не ответил. Дверь закрылась, потом вновь открылась, потом стала все тише колебаться на петлях. Мужчина, похожий на Троя, исчез.

– Что ты делаешь, Диана? – послышался голос Лауры. Она не улыбалась. Ее ветви все еще роняли на пол капельки крови.

– Ничего. Я просто…

– Туалеты вон там. – Диана показала на ведущую в кухню дверь.

– Нет, там, – повторила Лаура. Ее лицо не выражало ничего, кроме дежурного доброжелательства.

Диана направилась к туалету, однако ей не нужно было туда, поэтому она притормозила, возвращаясь в ресторан мимо кофейного прилавка и заглянув на кухню. Там она никого не увидела.

– Туалеты прямо, – произнесла Лаура с другого конца зала. Она показала направление своей покрытой листьями рукой. Лицо ее больше не выражало доброжелательства, взгляд застывших глаз был холоден.

Диана повернулась, вошла в туалет и с минуту постояла перед зеркалом. Это был Трой, она знала это. Ну а может, и не он. Вообще-то она пришла сюда, чтобы разузнать об… Этане? Эллене? Она не могла вспомнить имени. У нее не было никакой уверенности в себе. Она крикнула в раковину. Та ничего не ответила. Она снова крикнула, подумав, услышат ли ее люди в зале. Но никто не зашел. Она засомневалась, кричала ли она вообще, или же только собиралась закричать. У нее запершило в горле.

Диана ополоснула раковину, включила сушилку, а потом вернулась на свое место. Там сидела Дон.

– Официантка сказала, что ты в туалете. Просила присесть. Извини, что опоздала.

– Привет, Дон. Рада тебя видеть. – При этих словах у нее перехватило пересохшее горло, и она старалась, чтобы ее голос звучал спокойно.

– А это что такое? – Дон схватила блокнот, который Диана оставила лежать на столе.

– Нет, не надо… – начала Диана. – Это так, просто…

Дон расплылась в улыбке, начав читать.

– Ну, во–первых, я в порядке. А как ты? У тебя есть ручка? – Диана указала на ручку, лежавшую рядом с набором для специй. – А, прекрасно. – Взяв ручку, Дон начала помечать вопросы, отвечая на них. – Семья отлично. Моя сестра беременна. Отец на пенсии и делает гамаки. Это хобби, сама понимаешь. Он сделал их тысячи и складывает в огромную кучу на лужайке перед входом. Общественность района обеспокоена, поскольку считает это политическим заявлением, некой концептуальной художественной инсталляцией, касающейся существования гор.

– Черт! Это очень противоречиво, – сказала Диана, нащупав брешь в разговоре, чтобы вставить словечко. – В том смысле, что мне нравятся горы и все такое, однако я понимаю, что это противоречивая точка зрения. Я бы никогда не стала навязывать ее другим.

– Верно, ну, только это совсем не то, что он пытается делать. Не наседай на моего папу. Ты его не знаешь. Ему просто нравится делать гамаки, а потом складывать их в кучу. Это то, что он всегда любил.

– Извини. Я вовсе не это хотела сказать. Я рада, что твой отец счастлив.

– Он говорит, что иногда прибегают ребятишки, пытающиеся стащить гамаки из его кучи, чтобы повесить их между двух деревьев и на них валяться. Ему удается прогнать большинство этих вандалов. Он раздражается, когда об этом говорит, но, между нами, по-моему, ему нравятся подобные приключения. – Дон отметила следующий пункт в списке и добавила: – Да, у меня есть семья. Было бы разумнее поставить это на первое место.

Диана не думала, что в этот день выйдет что-нибудь путное. Ее затошнило в туалете, и она еще больше обрадовалась, что не заказала никакой еды, видимой или невидимой.

– Самочувствие хорошее, – продолжала Дон, занеся ручку над следующим вопросом. – Недавно у меня случилась мигрень, хотя, конечно, я не знала, что это именно она, пока мне кто-то не сказал.

– Конечно, – сказала Диана. Почему конечно?

– И еще пищевое отравление. Пришлось пропустить пару дней.

– У тебя случилась мигрень от пищевого отравления?

– Что? Нет, а почему именно от него? Просто пищевое отравление. Каждый вторник к нам приходит разносчик лососины и оставляет свежий товар на крыльце. В последнее время качество, похоже, ухудшилось. Обычно он оставлял живую рыбину и уходил. Мы открывали дверь и видели мокрое существо с испуганными, немигающими глазами, бившееся у нас под дверью. Мы приканчивали его стрихнином, а потом делали вкусные стейки, салаты и пасту. Но в последнее время он оставляет мокрые кучки ободранной розово-серой мякоти, которая, надеюсь, и есть лососина. Честно говоря, мне кажется, что он бросает ее с тротуара, даже не подходя к двери.

– Я никогда не слышала, чтобы какое-то мясо вызывало пищевое отравление. Только пшеница и ее производные.

– Ну, я, конечно, тоже, но, съев лососину, доставленную на этой неделе, которая оказалась особенно влажной и рыхлой, мы со Стюартом оба немного приболели. Несколько дней не вставали с постели.

– Стюарт твой муж? – спросила Диана.

– Кто-кто?

– Стюарт.

– Кто такой Стюарт?

– Ты только что сказала, что его зовут Стюарт. Мужчину, с которым ты живешь.

– Я живу одна, Диана. Одна-одинешенька.

Диана вдруг почувствовала, как будто слова, которые она произносила, искажались у нее во рту и звучали совсем по-другому. Части разговора никак не связывались между собой. В конце концов ее может стошнить, но она совсем недавно заходила в туалет. Было бы странно так быстро туда вернуться. Мысль об этом небольшом конфузе придержала ее желудок.

– С кем ты совсем недавно ела лосось?

– Ни с кем. Одна. Я же сказала, что это, по-моему, моя первая встреча с кем-то больше чем за месяц. Очень рада, что ты меня пригласила.

– Верно. А я рада, что ты согласилась со мной встретиться.

Из-за края стола показалась рука в серой перчатке, державшая две чашки кофе, и осторожно поставила их перед женщинами. Они сделали вид, что не заметили ее. Они смотрели друг на друга и деликатно выжидали, пока рука выставляла на стол еду, которую они вообще-то не заказывали: греческий салат Диане и омлет по-денверски для Дон. Рука изящным движением все расставила и снова исчезла под столом.

– Это насчет… – Дон посмотрела на список Дианы. – …Эвана?

Диана отодвинула салат, приложив руку к животу.

– Да. Я помню, что работала с Эваном. Помню, как он исчез из офиса в тот самый день, когда ты заболела. Он позвонил мне, когда ты снова вышла на работу, и когда я прошла к его кабинке, где, как я была уверена, он работал, никакой кабинки там не оказалось. Просто растение, фотография и стул.

– М-м-м. – Рот у Дон был набит омлетом. Она казалась очень голодной. Наверное, восстанавливалась после пищевого отравления.

– И ни ты, ни Катарина не помните никого по имени Эван, кто бы работал вместе с нами?

– Извини, не помню, – ответила Дон, проглотив омлет. Диана ощутила в горле какой-то позыв, и ей понадобилась пара секунд, чтобы взять себя в руки.

– Вот ведь как бывает, – сказала она чуть позже. – Как можно сидеть рядом с коллегами и вообще их не помнить?

– Ну, Диана, я…

– Ты не звонила, что приболела. Катарина чуть было не послала кого-то из нас к тебе домой, чтобы разыскать тебя, Дон. Но потом ты возвращаешься на работу, и Катарина говорит: «Нет, я полностью в курсе», – а ты заявляешь: «Да, пищевое отравление». Но я говорю тебе, что до того, как ты вернулась, у всех в офисе было такое ощущение, что ты пропала вместе с… – Диана заглянула в блокнот – …вместе с Эваном. Мы чуть было не задействовали Тайную полицию шерифа.

Дон положила ручку на стол и подвинула блокнот к Диане. Ее губы с крошками омлета сжались в жесткую тонкую нитку.

– Диана, расскажи мне, что ты помнишь об этом Эване.

– Помню, что работала с ним. Многие годы.

– Он любил спорт?

– Не знаю.

– Кино? Телешоу? Книги? Какие-то породы собак? Как он одевался?

– Помню светло-коричневый пиджак.

– Что еще? Какого цвета рубашки? Какого он был роста? Женат или нет? Сколько ему было лет? Сказал ли он что-нибудь запоминающееся? Он когда-нибудь шутил с тобой? Или, может, его как-то осенило на совещании? В каком отделе работал Эван, Диана?

Долгая пауза превратилась в короткую, в мимолетное мгновение, в ничто.

– Я не хочу выставлять тебя сумасшедшей, Диана. Правда не хочу. Послушай, я просто счастлива, что у меня есть подруга, с которой можно выйти куда-то. Даже не помню, когда я в последний раз куда-то с кем-то выходила. Но вот что я тебе скажу: у нас в офисе никогда не было никакого Эвана. – Лицо Дон побагровело, она тяжело дышала. Казалось, она была в ярости, но, возможно, это просто сказывались последствия пищевого отравления.

Диана заметила, как знакомый светловолосый мужчина нырнул под прилавок. Она медленно сосчитала до десяти, но тот не вынырнул. Может, она ничего и не видела. Может, она начала существовать всего несколько секунд назад и придумывала каждое мгновение до настоящего момента, чтобы объяснить, каким образом оказалась сидящей на этом месте в этой закусочной.

Дон отхлебнула глоток кофе, чтобы заполнить молчание. Молчание затянулось дольше, чем они обе ожидали, поэтому кружка вскоре опустела. Она поставила пустую кружку на стол и вытерла с губ остатки омлета и кофе.

– Иногда единственное, что мы знаем наверняка – это то, что мы чувствуем. Я верю тебе, Диана. Я с тобой не согласна, но я тебе верю.

Диана ощутила, как чья-то рука нежно коснулась ее ладони и ласково по ней похлопала. Дон держала кофейную кружку обеими руками. Диана посмотрела на свою руку и заметила быстрое движение руки в серой перчатке, исчезнувшей под столом.