Текст книги "Торговые банкиры. Известнейшие мировые финансовые династии"

Бриллианты почти навсегда

«Хамбро» продемонстрировал свойственные торговым банкам чутье и гибкость, когда основал свой бриллиантовый бизнес. Все начиналось как импровизация. В 1941 г., после вторжения нацистов в Бельгию и Голландию, в Антверпене и Амстердаме были уничтожены исторические центры торговли алмазами и бриллиантами, которые веками находились в руках еврейских коммерсантов. Одних убили, других депортировали. Немногим счастливчикам удалось добраться до Лондона, ближайшего центра торговли бриллиантами. Кое-кому удалось вывезти свои бриллианты. Драгоценные камни легко перевозить. Можно перевезти целое состояние в жилетном кармане.

Лондонское министерство торговли поощряло беженцев заново открывать магазины на западной границе Сити, в Хаттон-Гарден, традиционном лондонском центре торговли бриллиантами и жемчугом. Хаттон-Гарден – скромная улица, застроенная старыми домами; окна во многих выбиты. Улица послужила бы прекрасной декорацией для боевиков с драками и убийствами в духе Раймонда Чандлера, не предпочитай Чандлер залитые солнцем улочки Южной Калифорнии. Убогость зданий кажется почти напускной, призванной закамуфлировать тот факт, что в этих убогих конторах из рук в руки переходят огромные ценности. Вот дом с облупившимся фасадом и грязными окнами; на третьем этаже стоит человек и разворачивает пакет, в котором находятся бриллианты стоимостью в миллион с лишним долларов. Конечно, он может как следует рассмотреть камни при том условии, что день солнечный. Кроме того, о цвете и блеске камней можно судить, если окна выходят на север или восток. В типичном лондонском тумане даже самый белый камень кажется желтоватым.

Это живописный, старомодный и изящный район. В переулке стоит любимый паб торговцев бриллиантами, «Старая митра», основанный в 1546 г., единственный паб в Лондоне, рядом с которым растет вишня.

В таком непритязательном месте беженцам было легче почувствовать себя как дома. Они бы охотно возобновили свой бизнес, но у большинства из них было туго с наличными деньгами. Отто Оппенгеймер из «Даймонд трейдинг компани», дочерней компании «Де Бирс», обратился в банк «Хамбро». Не согласятся ли они помочь дилерам, которые торгуют алмазами и бриллиантами? Хотя подобную операцию трудно назвать традиционной для старинного торгового банка, за ней стояло финансирование международной торговли, так почему бы не рискнуть?

«Хамбро» изучили вопрос, и система им понравилась. Более того, они испытывали теплое сочувствие к торговцам бриллиантами, с которыми у них, как казалось, много общего. Торговцы бриллиантами, подобно торговым банкирам, – довольно замкнутая группа, куда нелегко попасть чужаку. Доверие и прямота – вот их девиз, воображение и опыт – их актив. Торговцы бриллиантами – крайние индивидуалисты, каждый работает на себя; лишь у немногих имеется по паре доверенных служащих. У многих даже конторы нет; они носят свой товар – маленькие белые пакетики, в которых хранятся камни, – в карманах, когда ходят обедать в «Даймонд Клаб» или на Бриллиантовую биржу, где камни показывают потенциальным покупателям.

Дело это клановое, подобно коммерческим банковским операциям, когда люди абсолютно доверяют друг другу. По Хаттон-Гарден ходят люди с бриллиантами на сотни тысяч фунтов, которые были переданы им под честное слово. В захудалой конторе один человек показывает другому несколько камней, стоящих целое состояние, а потом деликатно выходит, дав покупателю возможность внимательно осмотреть их.

Никаких контрактов не составляют. Ничего не записывается. Все сделки совершаются устно, «под честное слово». Стандарты деловой этики среди бриллиантовых аристократов Хаттон-Гарден столь же высоки, как и среди «королей Сити». Любого дилера, нарушившего нормы, тут же исключают из всех «бриллиантовых клубов». До конца жизни он больше не получит ни одного алмаза, ни одного бриллианта.

В «Хамбро» ничего не знали о торговле бриллиантами. Как всегда в таких случаях, банк консультировался у лучших специалистов. Выяснилось, что 75 процентов всех бриллиантов поступает из Африки, в основном из Южной Африки и Конго. Тамошняя алмазодобывающая промышленность – монополист. Впрочем, никто как будто не против, а «Алмазную корпорацию», которая скупает по контракту камни, добытые за пределами Южно-Африканского Союза, поддерживает южноафриканское правительство.

Все помнят, что случилось в конце 1920-х гг., после открытия богатейшего алмазного месторождения Намаква-ленд, когда все боялись снижения цен. В ближайшем будущем можно не опасаться того, что предложение превысит спрос. Добыча алмазов – дело трудное и медленное. Чтобы получить один алмаз в один карат, рабочие должны взорвать, раздробить и рассортировать свыше 250 тонн «голубой глины», кимберлитовой алмазосодержащей брекчии.

Банк «Хамбро» открыл особый филиал в начале Чартер-хаус-стрит, в нескольких шагах от Хаттон-Гарден, наискосок от белого нового здания «Даймонд трейдинг компани», куда прибывают все алмазы из Южной Африки. Раз в месяц для счастливчиков из «списка покупателей» устраивают «показ». Некоторые дилеры годами ждут возможности попасть в заветный список. Спрос на бриллианты всегда превышает предложение, и «Даймонд трейдинг компани» находится в завидном положении: она выбирает дилеров и распределяет доступные запасы.

В сфере торговли алмазами не принято торговаться. Дилер берет партию товара по цене, которую назначает компания, или отказывается от нее. Он не имеет права разбить партию на части. Если ему приглянулся какой-то красивый камень, он должен взять и мелкие камни, которые идут «в нагрузку» к красивому. Тем не менее дилеры идут на такие условия. Красивый камень стоит жертв. Торговец понимает: три четверти всех алмазов годятся только для промышленного применения, большую их часть дробят в абразивный порошок. Но оставшаяся четверть «драгоценных» алмазов составляет 80 процентов всего ежегодного оборота, который приближается к 100 млн фунтов стерлингов. Дилеры не возражают даже против того, чтобы заплатить наличными вперед. Только потом они получают свои партии алмазов.

В «Хамбро» учатся быстро. Посетителей филиала на Чартерхаус-стрит внимательно рассматривают и проводят в небольшую комнатку у входа. Проблемы безопасности волнуют всех. Дилеры приносят свои алмазы, которые на месте осматривает «алмазный контролер», член Торговой палаты. Затем сотрудники их упаковывают и пересылают по почте. У алмазных дилеров есть специализация. Одни занимаются необработанными алмазами, другие – бриллиантами; одни специализируются на мелких камнях, другие – на крупных. Хотя торговаться нельзя, существует активный рынок среди тех торговцев, которые хотят избавиться от камней помельче, которые им дают «в нагрузку» к красивым камням, которые им и хотелось заполучить.

Прибыль дилера зависит от его умения добиться такой профессиональной огранки, чтобы устранить изъяны с минимальной потерей для веса камня. На данном этапе дилерам требуется помощь банка. Банк «Хамбро» помогал оснащать мастерские дилеров, ввозил современное оборудование и инструменты. Банк заботился и о формальностях, связанных с импортом и экспортом драгоценных камней. Таможенный контроль очень строг; все камни обязательно проверяют на ценность и когда они прибывают в Англию, и когда покидают страну. Кроме того, дилерам требуется финансирование для экспорта промышленных алмазов в Соединенные Штаты. Кроме того, всегда необходимо покрывать убытки и отвечать по искам.

В «Хамбро» заботятся обо всем. Довольные клиенты рассказывают о банке своим знакомым, а те – своим. Хотя размер прибыли очень невелик, рыночные цены очень высоки, и в «Хамбро» говорят, что в «алмазном бизнесе дела идут неплохо».

За последние годы Лондон немного сдал позиции в области алмазной торговли. Одни дилеры вернулись назад, в Антверпен и Амстердам; другие эмигрировали в Израиль или Нью-Йорк. «Хамбро» относится ко всем превратностям судьбы с обычным философским спокойствием. Никто не переживает из-за мелких кризисов. Однажды утром из Ганы прибыли две партии бриллиантов. В одном пакете действительно были бриллианты; когда вскрыли другой пакет, то нашли в нем только стружку. После нескольких телефонных звонков делом занялись страховщики Ллойда; такова общемировая практика.

Бриллианты, как и торговые банковские операции, – занятие для джентльменов. Какое-то время назад случился переполох: двум международным мошенникам удалось пробиться к известному дилеру. Он обладает репутацией осторожного человека, но в тот день он не проявил достаточно осторожности. Обычно дилеры позволяют потенциальным покупателям осмотреть камни. Если камни понравились покупателю, их упаковывают в небольшие пакеты, заклеивают и опечатывают их. Пакеты остаются у продавца. У покупателя есть 48 часов на то, чтобы решить, берет он камни или нет. После того, как два «покупателя» не вернулись, дилер вскрыл пакеты. В одном из них оказалась галька.

– Дилер застрахован, и все же то, что произошло, – очень плохо, – говорит представитель «Хамбро». – Ведь камни ему не принадлежали. В алмазном бизнесе дилер, как ожидается, должен обезопасить себя – и против насилия, и против мошенничества. Однако преступления совершаются в ряде «алмазных» центров, а в последнее время – даже на Хаттон-Гарден. В наши дни торговец бриллиантами не впустит к себе в офис человека, если он его не знает. Все это очень, очень печально – конец великой традиции.

«Золотая лихорадка»

Иностранная валюта – традиционный главный продукт крупного торгового банка. В «Хамбро» всегда занимались обменом валюты, но до Первой мировой войны операций с валютой было мало. Мировые валюты были стабильными; их поддерживали золотовалютные резервы, не было контроля обмена, и операции по обмену иностранной валюты не производили особого впечатления. В период между двумя мировыми войнами международные кризисы, девальвация, революции и строгий валютный контроль сделали обмен валюты очень важным делом. Европейцы стремились перевести свои накопления в безопасную страну, часто ценой огромных потерь.

Неудивительно, что многие специалисты по обмену валюты в Сити приехали из континентальной Европы. Они были свидетелями астрономической инфляции в Германии и Австрии после Первой мировой войны, когда в Лондоне никто не понимал этого странного, приводящего в замешательство явления. Можно сказать, что у «валютных специалистов» компьютерные мозги; они способны предвидеть кризисы, могут говорить по телефону одновременно с тремя абонентами в трех разных городах Европы, производят молниеносные подсчеты в «форвардных швейцарских франках» (швейцарские франки, которые купят или продадут позже) и, кажется, расцветают в атмосфере хорошо организованного бедлама. Они спекулируют в крошечных пределах «долгосрочных фунтов стерлингов», «форвардных долларов» и «евродолларов» (обычные американские доллары, которые находятся во владении человека за пределами Соединенных Штатов), стараются предвидеть риски, атаки и кризисы, гадают, не изменят ли немцы стоимость своей валюты, не собираются ли американцы девальвировать доллар. («Доллар никогда не уничтожится после нападок из-за рубежа. Только американцы способны уничтожить доллар».)

Специалист «Хамбро» по слиткам, И.И. Мокатта по прозвищу Джок, сидит в отделе обмена валюты, окруженный многочисленными телефонами, телетайпными аппаратами и счетными машинами. За кризисами иностранных денег, отражающими утрату уверенности в той или иной валюте, часто следуют поставки золота между странами. А рост продаж золота, в свою очередь, вызывает увеличение долларовой массы. Вот почему специалист по слиткам должен знать все об иностранной валюте.

Мокатта – старший партнер фирмы «Мокатта и Голдсмид, лимитед» (Mocatta & Goldsmid, Ltd.), которая несколько лет назад стала дочерней компанией «Хамбро». Фирма «Мокатта и Голдсмид» была основана в 1684 г. – за десять лет до основания Английского Банка, и ее название в Сити произносят с почтением. По сравнению с «Мокатта и Голдсмид» даже Бэринги и Ротшильды кажутся выскочками. Это одна из трех фирм торговцев слитками (наряду с Samuel Montagu & Co. и Sharpe, Pixley & Co.); вместе с представителями двух фирм, «ответственных» за торговлю слитками (Ротшильды и Johnson Matthey), они встречаются каждое утро в половине одиннадцатого в банке Ротшильдов, где совершается архаическая процедура «золотого фиксинга», о которой будет рассказано в главе, посвященной Ротшильдам. С ее помощью устанавливают официальную цену на золото.

Немногие разбираются в хитросплетениях торговли слитками («Я ничего не понимаю в слитках», – признается Джослин Хамбро), но золото обладает завораживающей силой. Золото – монетный (валютный) металл, а не товар; его ценность не подкреплена потребностями современной промышленности; более того, собственно золотом сейчас почти никто не пользуется, кроме златокузнецов и дантистов. Но с незапамятных времен золото считалось основной международной валютой во всем мире. Все уважают золото; золото нужно всем. Коммунистов не прельщает капитализм, но золото, символ капитализма, они ценят. Мир изменился.

Улучшились добывающие технологии; диктаторы, экономисты и некоторые банкиры (например, Ялмар Шахт) продемонстрировали, что какое-то время можно обходиться и вовсе без золота, но люди рано или поздно возвращаются к нему как к символу стабильности.

Сейчас как никогда актуальны слова Гете из «Фауста»: Nach Golde drangt / Am Golde hangt / Doch Alles («Вся суть в кармане, все кошелек, а нам простым богатства не дал Бог»). Подозрительный французский крестьянин не доверяет никому, меньше всего своим родным и своему правительству. Он убежден в том, что все банкиры – мошенники, а все сборщики налогов ополчились против него. Он доверяет только крошечным золотым слиткам, которые он копит, и монетам с портретом Наполеона. Как ни странно, промышленная бесполезность золота делает его независимым от закона спроса и предложения. Золото олицетворяет стабильность. Французский крестьянин прав.

Лучшие годы золота пришлись на ужасные 1930-е гг., когда утечка капитала и «горячие деньги», неожиданные законы и конфискации, предпринятые нацистами, вынуждали многих переправлять свои деньги через Атлантику. В начале войны, когда фунт стерлингов подвергался строгому обменному контролю, лондонский рынок золота закрылся. Он вновь открылся 22 марта 1954 г. Теперь жители стран, где не имеет хождения фунт стерлингов, могут покупать золото в Лондоне, однако англичанам это запрещено.

Во времена кризиса золото нужно всем, и цена на него растет. Осенью 1960 г., накануне президентских выборов в Америке, Мокатту буквально изводили – тогда судьба доллара беспокоила всех, а цена золота взлетела до 40 долларов за унцию (официальная цена золота составляет 35 долларов за унцию, по этой цене ФРС США выкупит золото, представленное к продаже). В наши дни цена золота колеблется от 35,07 до 35,12 долларов за унцию. Во время кубинского кризиса цена взлетела до 35,30.

Почти все сделки с золотом проходят через государственные центробанки, которые выравнивают разницу в платежах при помощи золота, но большой поток проходит и через политически неблагонадежные страны, где люди копят золото как единственный символ денежной безопасности и финансового постоянства. Англичане золота не копят; они никогда не были народом, помешанным на золоте. Так же поступают и скандинавы, которых не так часто завоевывали, чтобы они предпочитали переводить свои запасы в золото. Самым крупным тезавратором золота в Западной Европе является Франция. Швейцария производит большие закупки, как и Германия (где существует налог на золото). Бельгийцы и жители Нидерландов также покупают много золота, что неудивительно, ведь их достаточно часто завоевывали.

Огромное количество золота поставляется в Бейрут, где известные коммерсанты режут золотые слитки на слитки меньшего размера и ставят на них свое клеймо, которое в тех регионах пользуется таким же уважением, как и клеймо Английского Банка. Почти все бейрутское золото окольными путями переправляется в Индию. Гражданам Индии строго запрещено ввозить золото, но индийские отцы дочерей брачного возраста должны дать за ними приданое в золоте – пусть даже в виде тонкого браслета. Пока индийские девушки выходят замуж, по всей стране будет наблюдаться нелегальная жажда золота. Почти все золото ввозят в Индию арабские контрабандисты, которые получают колоссальные прибыли и несут колоссальные убытки, если их ловят. Судя по «Отчету Рэдклиффа», в Индию попадает золота на «миллионы, миллионы и миллионы фунтов в год, никто точно не знает на сколько».

Мокатта, сдержанный брюнет, говорит отрывистыми предложениями на специфическом жаргоне, видимо считая, что все знают о золоте столько же, сколько и он. На самом же деле специалистов по золотым слиткам так же мало, как великих виноделов или великих скрипачей. В число сделок Мокатты входят покупка и продажа золота в нужное время в нужном месте, а также поставки золота – по воздуху или по воде. Некоторые партии золота, которые он поставляет, не проходят через Лондон; так бывает, например, когда он закупает золото в России и продает его в Испании.

Ценности, с которыми Мокатта имеет дело, огромны, но размер прибыли от таких операций невелик. На слитке весом в 400 унций, который стоит около 5 тыс. фунтов стерлингов, его прибыль иногда составляет всего 3 шиллинга 6 пенсов. Он имеет дело с тоннами золота – одна тонна стоит 1 млн 150 тыс. долларов, – и крошечное колебание в цене может означать существенную разницу. Поставка осуществляется в течение 48 часов после завершения сделки, и он обязан провести операцию даже в том случае, если цена на золото повысилась. На лондонском рынке занимаются только «чистым» золотом, то есть слитками не менее 995-й пробы, которые весят 350–430 унций (около 9,9—12 кг).

Мокатту всегда преследует один и тот же кошмар: дефицит золота в день поставки. Кошмар однажды едва не стал явью, когда однажды, после особенно суматошного дня, когда он вел переговоры с Бейрутом, Цюрихом, Мадридом, Гонконгом, Нью-Йорком, Франкфуртом и Брюсселем, он внезапно обнаружил, что ему не хватает 3 тонн золота. Было почти пять часов вечера. Он знал, что на свете есть только одно место, где он может получить золото, – если еще не слишком поздно. Один знакомый, который в тот день случайно оказался в кабинете Мокатты, помнит памятный разговор, который Мокатта вел с Английским Банком.

– Извините, – сказал Мокатта, когда дозвонился до абонента. – Я вас поймал на пороге?.. Надеюсь, вы успеете на свой поезд… Итак, три тонны, о которых мы с вами говорили утром… Да. Они еще у вас?.. По той же цене?

По словам знакомого, Мокатта прикрыл трубку ладонью и вздохнул с облегчением, а потом с небрежным видом продолжал:

– Да. Я его возьму. Большое спасибо. До свидания!

– И тогда, – говорит знакомый, – он вытер лоб, вздохнул, взял свой котелок. Проведя целый день за подсчетом процентов, прибыли, расчетов, купив и продав золота на двадцать миллионов долларов, он отправился играть в бридж.

Свой личный золотой запас Мокатта хранит в историческом здании фирмы «Мокатта и Голдсмид», расположенном на соседней Трокмортон-авеню. Вход в здание ничем не примечателен, обстановка выглядит откровенно убогой. Сокровище хранится в темнице, которая могла бы понравиться разве что графу Монте-Кристо, но больше никому.

Когда я туда пришел, меня приветствовал седовласый выдержанный клерк, который сказал:

– У нас здесь внизу бывает очень мало чужаков.

Он спустился по лестнице; я последовал за ним. Мы подошли к двери с табличкой: «Посторонним вход воспрещен». Открыв внешнюю решетку, мы очутились в небольшом помещении, похожем на мастерскую: на стене разные инструменты, газетные вырезки, плакаты с девицами.

В темнице было время чая. Два крепких охранника пили чай и читали газету. В стеклянной витрине я увидел весы, сделанные фирмой «Де Грейс Шорт и Кº, Лондон», которые отмечают тысячную долю унции и настолько чувствительны, что будут реагировать даже на солнечный свет. Вес золота округляют до четверти унции. Вес платины, которая гораздо дороже – одна унция стоит около 50 фунтов стерлингов, – округляют до одной тысячной доли унции. Клерк положил на левую чашку весов почтовую марку и запер стеклянную витрину. Через несколько секунд весы медленно качнулись влево.

Меня попросили встать на определенный квадрат на деревянном полу; оказалось, что это – крышка люка, как на сцене. Мы с клерком начали медленно спускаться в подземное хранилище – две сырые, темные комнаты со старомодным сейфом в углу.

Клерк набрал комбинацию и открыл сейф. Он был наполнен золотыми слитками и плоскими кусками бесцветного металла размером примерно с плитку швейцарского шоколада; «шоколадки» были небрежно завернуты в старые газеты. Это была платина со штампом Английской платиновой плавильни в Шеффилде, пробы 999,7. Каждая такая плитка весила около 160 унций (около 4,5 кг) и стоила восемь с лишним тысяч фунтов стерлингов.

Через решетчатую дверь мы перешли в комнату поменьше, освещенную двумя яркими лампочками. Там пахло сырым камнем. В одном углу лежала кучка золотых слитков в форме кирпичей. Кучка была не слишком большой, высотой футов пять (около 1,5 м). Я спросил клерка, сколько стоит лежащее там золото.

– Примерно два миллиона фунтов, – ответил он, пожав плечами. – Никогда нельзя быть уверенным. При виде этой кучи все всегда очень волнуются. На самом же деле я служу здесь сорок с лишним лет и уже привык к ней. Но я никогда не позволял своей жене сюда спускаться. Лучше не стоит. В основном эти слитки изготовлены в Англии.

Слитки меня разочаровали. В них не было блеска, они были сильно поцарапаны и казались не золотыми, а скорее оранжевыми.

Клерк сказал:

– Я где-то читал, что все золотые запасы мира составят всего лишь груду размером пятнадцать на пятнадцать ярдов (13 на 13 м). Подумать только, сколько насилия было совершено ради такой груды золота! – Он снова пожал плечами; золото ему не нравилось.

Там же лежали мешки, заполненные маленькими «слитками контрабандистов» и монетами – соверенами, наполеондорами, швейцарскими вренелями, американскими «орлами». Клерк сказал, что на Ближнем Востоке старые соверены стоят больше, чем новые, с головой королевы, потому что тамошним покупателям не нравятся монеты с женской головой.

– Золота там столько же, но они платят за такие монеты меньше. Очень странно, правда?

В другом углу лежала большая куча из более крупных, грязноватого вида кирпичей. Это было серебро. Каждый кирпич весил 78 фунтов (около 35 кг). В отличие от золота, которое является монетным металлом, серебро – товар, и сейчас спрос на него так велик, что примерно год назад мировые запасы истощились. В дело вступили спекулянты; за несколько месяцев цена на серебро подскочила почти на 30 процентов. Цена платины (которую применяют, среди прочего, в транзисторах и электрооборудовании) всегда устойчивее. Ее рынок ограничен. Платину производят всего три страны – Южная Африка, Канада и Россия.

Люди в темнице на Трокмортон-авеню всегда знают, когда где-то на земле «что-то затевается». Внезапно поток золота увеличивается, и крепкие охранники в «мастерской» работают сверхурочно, пакуя и распаковывая золотые слитки.

Мы с клерком снова встали на передвижную крышку люка, которая подняла нас в «мастерскую». Тот день был спокойным. В мире не случилось никакого крупного кризиса. Только обычные поставки в швейцарский Цюрих. Служащие разложили слитки по картонным коробкам – пакуют всегда по два слитка в одну коробку. По их словам, такие коробки практичнее, чем деревянные ящики, которые использовались раньше. Золотые слитки присыпали стружкой, коробку закрыли, обвязали с обеих сторон металлическими полосами и взвесили (около 22 кг). Надписали цифру на коробке черными чернилами. Запечатали красной печатью. Служащие переставили коробку на тележку. Пройдет немного времени, и золото погрузят в грузовик с пуленепробиваемыми стеклами и рацией и отвезут в лондонский аэропорт. Служащие хранилища надеялись, что грузовик не задержится и они смогут вовремя пойти домой.