Текст книги "Рыцарь в сверкающих доспехах"

Она чуть помедлила.

– Я хочу сейчас же уйти, – подчеркнул Николас, но Даглесс только отмахнулась.

– В то время все были уверены, что четвертый ребенок леди Сидни был сыном лорда Николаса, который был на несколько лет моложе любовницы. Говорят также… – гид заговорщически понизила голос, – что младенец был зачат на этом столе.

Экскурсанты дружно ахнули, разглядывая раскладной дубовый стол, стоявший у стены.

– Далее, лорд Николас…

Но тут из глубины комнаты донесся оглушительный звон. Он то раздавался, то смолкал, не давая гиду говорить.

– Не возражаете, если я все же продолжу? – спросила гид, но шум не утихал.

Даглесс не нужно было оглядываться, чтобы увидеть, кто открывает и закрывает оборудованную сигнализацией дверь и почему он это делает. Она стала поспешно пробираться назад.

– Мне придется просить вас уйти, – сурово объявила гид. – Можете вернуться тем же путем, которым пришли.

Даглесс схватила Николаса за руку и потащила обратно.

– Подумать только, чтобы такие пустяки передавались из одного столетия в другое! – взорвался Николас.

Даглесс с интересом уставилась на него.

– Так это правда? Насчет леди Арабеллы? И стола? – выпалила она.

Николас грозно нахмурился.

– Нет, мадам, все произошло не на том столе, – отрезал он, удаляясь.

Даглесс облегченно вздохнула. Значит, неправда? Не то чтобы ей было неприятно, но все же…

– Я отослал настоящий стол Арабелле, – бросил он, не оборачиваясь.

Даглесс поперхнулась и, не теряя времени, поспешно бросилась за ним.

– Ты наградил ребенком… – начала она, но, когда он остановился и надменно воззрился на нее, тут же замолчала. Он действительно умел посмотреть на человека так, что сразу становилось ясно: перед тобой – истинный аристократ.

– Посмотрим, успели ли жалкие олухи похозяйничать в моем кабинете, – пояснил он, отворачиваясь.

Даглесс пришлось бежать за ним, чтобы не отстать.

– Туда нельзя, – предупредила она, когда он положил ладонь на ручку двери с табличкой «Вход воспрещен». Но Николас, проигнорировав ее, открыл защелку. Даглесс прикрыла глаза и затаила дыхание, ожидая услышать знакомый противный звон. Но все было тихо. Она нерешительно открыла глаза и увидела, что Николас исчезает за дверью. Оглядевшись, чтобы убедиться, что их никто не видит, она пошла следом, уверенная, что сейчас их встретит толпа служащих.

Но в комнате не было ни единой души. Только до самого потолка высились горы ящиков. Судя по надписям, в них были бумажные салфетки и всякая утварь для кафе. За ящиками скрывались изумительные панели, которые так и не увидит публика. Какая жалость!

В этот момент Николас открыл дверь в следующую комнату, и Даглесс пришлось поторопиться. Они прошли еще через три комнаты, и с каждым новым помещением все яснее становилась разница между отреставрированной и оставленной в прежнем виде частью дома. Здесь их встретили разбитые камины, поломанные панели и потолки, роспись которых была уничтожена протечками. Какой-то современник королевы Виктории заклеил панели обоями, от которых до сих пор остались следы клея и обрывки бумаги.

Наконец Николас привел ее в маленькую комнату, где лепнина потолка стала грязно-коричневой от дождевой воды, а широкие доски пола наполовину сгнили. Стоя в дверях, она видела, как Николас с грустью оглядывает комнату.

– Здесь жил мой брат, и я сам приходил сюда всего две недели назад, – тихо обронил он, но тут же пожал плечами, словно стыдясь, что открыто выказал сожаление. Осторожно пройдя по гнилым доскам, он протянул руку и нажал на стенную панель. Ничего не случилось.

– Замок заржавел, или кто-то забил дверь, – пробормотал он и, внезапно придя в бешенство, принялся колотить в панель кулаками.

Позабыв о том, что доски пола могут в любую минуту провалиться, Даглесс в отчаянии метнулась к нему, обняла и положила его голову себе на плечо.

– Шшшш, – прошептала она, словно ребенку. – Тише.

Николас прильнул к ней, так сильно стиснув, что она едва могла дышать.

– Я хотел, чтобы меня помнили как покровителя наук и знаний, – едва не всхлипывал он. – Я платил монахам, которые переписывали книги. Десятки книг. Я начал строить Торнуик. Я… но все в прошлом.

– Шшшш, – утешала Даглесс, обхватив его широкие плечи.

Николас отстранился и поспешно отвернулся. Но Даглесс успела заметить, как он вытирает слезы.

– А они запомнили только историю со столом и Арабеллой, – выдавил он, снова поворачиваясь. Лицо исказилось свирепой гримасой. – Если бы я только выжил… если бы я выжил… все бы изменилось. Я должен узнать, что именно стало известно моей матери. Она считала, что обнаружила нечто такое, что обелит мое имя и спасет от казни. И, как только я узнаю правду, немедленно должен буду вернуться. Должен изменить все, что говорят сейчас обо мне и моей семье.

И тут Даглесс отчетливо поняла, что он говорил и говорит ей правду. Она испытывала к родным такие же чувства. И не хотела, чтобы в истории ее семьи сохранились только те глупости, которые она успела наделать за свою жизнь. Хотелось, чтобы ее помнили за добрые дела. Прошлым летом она вызвалась помочь детям, которые не могли читать. Четыре лета подряд проводила три дня в неделю в приюте, где работала с детьми, которые по большей части видели в жизни слишком мало доброты.

– Мы все узнаем, – тихо пообещала она. – Если какие-то сведения сохранились до наших дней, мы их найдем, и в этом случае я уверена, что тебя отошлют обратно.

– Ты знаешь, как это делается?

– Не знаю. Но может, это просто произойдет, как только мы поймем, что тебе следовало узнать.

Николас нахмурился, но, осознав сказанное, немного успокоился и даже заулыбался.

– Ты изменилась. Смотришь на меня по-другому. И не говоришь, что я лгу.

– Не-ет, – медленно протянула она. – Ни один актер не способен играть так достоверно.

Ей не хотелось думать о сказанном. Человек из шестнадцатого века не может попасть в будущее, но… но это произошло.

– Посмотри! – вдруг воскликнула она, показывая на то место на панели, которое он только сейчас обрабатывал кулаками. Маленькая дверца оказалась приоткрытой. Николас рывком распахнул ее.

– Мой отец говорил о тайнике только брату, но Кит показал мне его за неделю до своей гибели. Тайна его существования умерла вместе со мной.

С этими словами он сунул руку в отверстие и вынул сверток пожелтевших, ломких от времени бумаг. Приглядевшись к ним, он ахнул.

– Я сам положил их сюда несколько дней назад. Бумага была совершенно новенькой.

Даглесс взяла у него бумаги, развернула с краю и попыталась прочесть. Бумаги были исписаны сверху донизу от одного края до другого. Никаких полей. Но, как ни старалась Даглесс, не смогла разобрать ни единого слова.

– А вот и твое сокровище.

Он показал Даглесс маленькую желтовато-белую, покрытую резьбой шкатулочку. Девушка различила крохотные фигурки людей и животных.

– Это слоновая кость? – восхищенно спросила она. Нечто подобное Даглесс видела в музеях, но никогда не держала в руках. – Она прекрасна. Настоящее сокровище.

Николас рассмеялся:

– Это еще не сокровище. Сокровище внутри. Нет, погоди, – остановил он Даглесс, пытавшуюся открыть шкатулку. – Понимаешь, я ужасно проголодался.

Он сунул бумаги обратно в тайник, словно никогда в жизни больше не желал их видеть, после чего взял у нее шкатулку и положил в только что купленную сумку.

– Хочешь заставить меня ждать, пока ты не поешь?! – негодующе осведомилась Даглесс, не веря собственным ушам. Николас рассмеялся:

– Рад видеть, что женская природа не изменилась за последние четыреста лет.

Даглесс самодовольно усмехнулась:

– Не умничай, не то я напомню, у кого хранится твой обратный билет.

Она посчитала, что этого достаточно, чтобы усмирить его, но лицо Николаса смягчилось. А взгляд из-под полуопущенных ресниц заставил сердце забиться сильнее. Он шагнул вперед; она отступила.

– Ты слышала, – тихо сказал он, – что ни одна женщина не может устоять передо мной.

Даглесс прижалась к стене, задыхаясь под его взглядом. Николас двумя пальцами приподнял ее подбородок. Неужели собирается поцеловать?

Даглесс сгорала от возмущения и… предвкушения. Предвкушение победило: она закрыла глаза.

– Я пущу в ход все приемы обольщения, чтобы добраться до отеля, – сказал он изменившимся тоном. Даглесс мгновенно поняла, что он просто дразнит ее, прекрасно понимая, какое действие производят его нежные взгляды. Глаза ее тут же распахнулись. Она выпрямилась. Он пощекотал ее подбородок совершенно отцовским жестом. Так в сериалах неотразимый частный детектив обращается со своей неуклюжей секретаршей!

– Впрочем, может, и не стоит пускаться в подобные приключения. Ты утверждала, что нынешние женщины сильно отличаются от женщин моего времени, – хмыкнул он, закрывая потайную дверцу. – Увы, это эпоха женского…

– Равноправия, – бросила она, представляя себе лежавшую на столе леди Арабеллу.

Николас пожал плечами:

– Уверен, что не смог бы очаровать женщину вроде тебя. Ты сказала, что любишь…

– Роберта. Люблю, – твердо заявила Даглесс. – Может, вернувшись в Штаты, мы все с ним выясним. А может, он узнает, что браслет у меня, и приедет сюда.

Нельзя забывать Роберта! По сравнению с этим человеком Роберт кажется совершенно безопасным.

– Вот как, – бросил Николас, направляясь к двери.

Даглесс едва поспевала за ним.

– И что это означает?

– Только то, что означает.

Но Даглесс отчаянным рывком загородила дверь.

– Если хочешь сказать что-то, не молчи.

– Этот Роберт приедет за украшением, но не за женщиной, которую любит.

– Конечно, он приедет за мной, – отрезала она. – Просто… просто Глория – избалованная девчонка, но она его дочь, и Роберт, конечно, поверил ей. И перестань так смотреть на меня! Роберт – прекрасный человек. По крайней мере, его будут помнить за то, что он делал на операционном столе, а не за…

Она осеклась, увидев лицо Николаса.

Повернувшись, он направился к двери.

– Николас, мне очень жаль! – воскликнула она, поспешив за ним. – Я не хотела сказать ничего подобного! Не ты виноват, что остался в памяти людей только как любовник Арабеллы. Это наша вина! Слишком много смотрим телевизор, слишком часто читаем «Нэшнл инкуайрер». Наша жизнь переполнена сенсациями. Колин, пожалуйста!

Даглесс остановилась и устало опустила голову. Неужели он сейчас уйдет и тоже бросит ее?

Она не видела, как он вернулся и дружески обнял ее за плечи.

– Интересно, здесь продают мороженое?

Дождавшись ответной улыбки, он снова приподнял ее подбородок и вытер одинокую слезу.

– Опять у тебя глаза на мокром месте? – тихо спросил он.

Даглесс покачала головой, не доверяя собственному голосу.

– Тогда пойдем. Если я верно помню, в этой шкатулке лежит жемчужина величиной с мой большой палец.

– Правда? – ахнула Даглесс. Она совсем забыла про жемчужину! – И что-то еще?

– Сначала чай. Чай, булочки и мороженое. Потом я покажу тебе, что там лежит.

Они вместе вышли из заброшенных комнат, миновали очередную группу и оказались во дворе.

В кафе командовал Николас. Даглесс сидела за столом и ждала, пока он разговаривал с женщиной за прилавком. Та качала головой в ответ на его вопросы, но Даглесс почему-то казалось, что он получит все, что только пожелает.

Николас обернулся и поманил ее к себе. Они вышли из кафе и побрели по саду, остановившись только под тенью тиса, усыпанного красными ягодами. Обернувшись, Даглесс увидела женщину и мужчину, тащивших два больших подноса с чаем, пирожными, маленькими сандвичами со срезанными хлебными корочками и любимыми булочками Николаса.

Николас, не обращая внимания на официантов, расстилавших покрывало на траве, грустно вздохнул.

– Это был мой цветник, – пояснил он. – А вон там находился насыпной холм.

После ухода официантов Николас помог ей сесть на покрывало. Она налила чай, добавила молока, наполнила тарелку едой и протянула ему.

– Сейчас? – спросила она.

– Сейчас, – улыбнулся он.

Рука Даглесс нырнула в сумку. На свет появилась старая хрупкая шкатулка из слоновой кости. Затаив дыхание, она открыла крышку.

Внутри оказались два поразительно красивых кольца тонкой работы: одно с изумрудом, одно с рубином, с золотыми ободками в виде сплетавшихся драконов и змей. Николас взял кольца и, улыбаясь, надел их на пальцы. Она даже не удивилась, когда они оказались ему впору.

Но в шкатулке еще оставался небольшой сверток из старого, потертого бархата. Даглесс осторожно вынула сверток и развернула.

На ее ладони лежала овальная брошь с крошечными золотыми фигурками.

– Что это? – спросила она.

– Мученичество святой Варвары, – объяснил он, словно удивляясь ее невежеству.

Даглесс так и предположила, потому что крохотный золотой человечек готовился отсечь голову крохотной золотой женщине. Фигурки окружал широкий эмалевый ободок абстрактного рисунка с каймой из маленьких жемчужин и алмазов по краям. С золотой петли на броши свисала жемчужина, размером действительно с большой палец. Жемчужина была барочной, неправильной формы, но даже через столько лет сохранила свой блеск.

– Изумительно, – прошептала Даглесс.

– Она твоя.

– Я не могу это взять, – возразила она, хотя пальцы сомкнулись на украшении.

– Это женская безделушка, – рассмеялся Николас. – Можешь оставить ее себе.

– Но она слишком дорогая и древняя. Ей место в музее. Нужно…

Николас молча взял у нее брошь и приколол между крыльями воротничка.

Даглесс вынула из сумочки пудреницу, открыла и посмотрелась в зеркало. При виде собственного лица она поспешно заявила:

– Мне нужно в дамскую комнату.

Николас откровенно засмеялся, когда она вскочила.

Оказавшись в туалете, она мгновенно припала к зеркалу и отошла, только когда появилась еще одна женщина. Возвращаясь к Николасу, она не смогла устоять перед искушением взглянуть на открытки и сразу поняла, почему Николас так не хотел подпускать ее к стенду. Там, в самом низу, красовался портрет пресловутой леди Арабеллы. Даглесс взяла одну открытку. Заплатив, она спросила кассиршу, нет ли в продаже книг о Николасе Стаффорде.

Кассирша покровительственно улыбнулась:

– Все молодые леди спрашивают о нем. Обычно у нас есть открытки с его портретом, но сейчас они закончились.

– О нем ничего не написано? О его деяниях… не только в отношении женщин? – допытывалась Даглесс.

Кассирша злорадно ухмыльнулась:

– Вряд ли он славился своими деяниями. Единственное, что о нем известно, так это попытка собрать армию и свергнуть королеву. За это его приговорили к смерти. Если бы он не умер сам, его бы обезглавили. Этот молодой человек был настоящим распутником.

Даглесс взяла открытку и пошла к выходу, но, что-то вспомнив, обернулась:

– Что случилось с матушкой лорда Николаса после его смерти?

Лицо женщины просветлело.

– Леди Маргарет? О, это была великая женщина! Позвольте-позвольте… кажется, она снова вышла замуж. Как его звали? О да. Хейрвуд. Она вышла за лорда Ричарда Хейрвуда.

– Не знаете, она оставила какие-то документы после своей кончины?

– О, понятия не имею.

– Все бумаги Стаффордов хранятся в Гошоук-Холле, – раздался голос от двери. Это оказалась гид, лекции которой Николас так грубо помешал.

– А где этот Гошоук-Холл? – вскинулась Даглесс, сгорая от смущения.

– Рядом с деревней Торнуик.

– Торнуик, – повторила Даглесс и чуть не завопила от радости, но вовремя опомнилась. И едва успела поблагодарить женщину, прежде чем выбежала в сад. Николас растянулся на покрывале, прихлебывая чай и доедая булочки. – Твоя мать вышла за Ричарда… э… Хейрвуда, – задыхаясь, выпалила она, – и все бумаги находятся…

– В Гошоук-Холле? – подсказал он.

– Да, это рядом с Торнуиком.

Николас отвернулся.

– Моя мать вышла за Хейрвуда?!

Даглесс уставилась ему в спину. Неужели из-за того, что он умер с клеймом государственного преступника, мать, чтобы не остаться в нищете, была вынуждена выйти за какого-то подлого деспота?! Его старой, дряхлой матери пришлось терпеть негодяя, который обращался с ней как с вещью?!

Плечи Николаса затряслись. Даглесс подлетела к нему и положила руку на плечо.

– Николас, ты не виноват. Ты был мертв и не мог ей помочь.

Что это она говорит?!

В этот момент Николас обернулся, и оказалось, что он… смеется!

– Мне следовало бы знать, что она приземлится на все четыре лапы! Хейрвуд! Она вышла за Дики Хейрвуда! – едва выговорил он сквозь смех.

– Расскажи мне все, – попросила Даглесс с горящими глазами.

– Дики Хейрвуд – неуклюжий, нескладный, безволосый осел!

Даглесс нахмурилась.

– Именно осел. Зато богатый. Да, очень богатый. Радостно узнать, что мать не осталась с единственным сундуком и без медной монеты в кармане.

Все еще улыбаясь, он налил Даглесс чашку чаю и взял у нее маленький бумажный пакет.

– Нет, – начала было она, но он уже увидел открытку с портретом леди Арабеллы, после чего уставился на Даглесс с таким понимающим видом, что ей захотелось выплеснуть чай ему на голову.

– Интересно, нет ли у них еще и открытки со столом? – хмыкнул он.

– Понятия не имею, о чем ты, – надменно бросила она и, не глядя на него, выхватила открытку и положила в пакет. – И это нужно для расследования. Портрет может помочь нам…

Под страхом смерти она не могла придумать, чем им поможет портрет матери незаконного ребенка Николаса. Поэтому Даглесс поспешила переменить тему:

– Ты съел все булочки?! Нет, иногда ты бываешь настоящей свиньей!

Николас смешливо фыркнул.

– Что скажешь, если мы проведем ночь в этом городе? Утром я куплю Арманта и Рейфа.

Даглесс не сразу сообразила, что он имеет в виду, но тут же вспомнила американские журналы, которые он листал в саду.

– Джорджио Армани и Ралф Лорен? – уточнила она.

– Да. Одежда твоего времени. Когда я вернусь домой в Торнуик, никто не скажет, что и у меня остался всего один сундук и больше никакого имущества.

Даглесс проглотила маленький сандвич. Если она в ближайшее время не найдет Роберта и своих вещей, скоро ей тоже придется покупать одежду.

Николас подложил руки под голову и стал разглядывать облака. Даглесс тихо вздохнула. Завтра они пойдут в магазин, послезавтра – поедут в Торнуик, где попытаются выяснить, кто оклеветал Николаса перед королевой.

Но сегодня… сегодняшнюю ночь они проведут в одном гостиничном номере.

Глава 8

Даглесс сидела на заднем сиденье большого черного такси в окружении покупок. Все как в прошлый раз, когда она корчилась в крошечном прокатном автомобильчике Роберта, стараясь выгородить место среди багажа Глории. Но сейчас рядом с ней расположился Николас, вытянув длинные ноги. Он был целиком поглощен видеоигрой, которую они купили сегодня утром.

Даглесс откинула голову и закрыла глаза, вспоминая последние события. После чая в Белвуде она вызвала такси и попросила отвезти их в приличный отель в Бате. Водитель остановился у прелестного здания восемнадцатого века, где она сумела получить номер на двоих. Ни она, ни Николас не упомянули о возможности взять отдельные комнаты.

Даглесс потихоньку восхищалась обстановкой номера, оклеенного цветастыми обоями. На двуспальных кроватях лежали белые покрывала с желтой каймой.

Николас провел ладонью по обоям и поклялся, что, когда вернется домой, непременно найдет кого-то, чтобы расписал стены дома лилиями и розами.

Они вселились в отель, а потом пошли гулять, рассматривая витрины дорогих магазинов. Ближе к вечеру Даглесс увидела кинотеатр «Американское кино».

– Мы всегда можем пойти в кино и поужинать хот-догами и попкорном, – пошутила она. Но Николас был так заинтригован, что засыпал ее вопросами. Пришлось купить билеты. Ей показалось смешным, что в «Американском кино» шел английский фильм «Комната с видом», но они действительно купили американские хот-доги, попкорн, кока-колу и «ризез»[7]7
  Популярный сорт конфет с начинкой из арахисового масла производства фирмы «Херши».


[Закрыть].

Уже знакомая с аппетитом Николаса, Даглесс приобретала все в таком количестве, что они едва пробрались на свои места.

Попкорн Николасу понравился. В отличие от кока-колы. Хот-доги он съел без особого удовольствия, зато чуть не заплакал от восторга, когда на языке таял шоколад с арахисовым маслом.

Еще до начала фильма Даглесс попыталась объяснить, что такое кино и какими большими могут выглядеть люди, но Николас был так поглощен конфетами, что не слишком внимательно слушал.

Правда, он немного удивился, когда погас свет, и чуть не сорвался с места, услышав музыку. А при виде неестественно больших людей так перепугался, что Даглесс едва не уронила свой попкорн.

И вообще наблюдать за Николасом было куда интереснее, чем смотреть фильм, тем более что Даглесс уже видела его дважды.

По дороге в отель он изводил ее вопросами. Его так поразили технические аспекты, что он почти не обратил внимания на сюжет. Кроме того, одежда показалась ему странной. Даглесс долго объясняла, что мода времен короля Эдуарда VII уже «устарела»[8]8
  Король Эдуард VII правил после королевы Виктории, в начале XX столетия.


[Закрыть].

В отеле они дружно воспользовались туалетными принадлежностями, лежавшими в сумке Даглесс, и всем тем, что лежало в маленькой корзинке отеля. Даглесс собиралась спать в трусиках и лифчике, поэтому, приняв душ, накинула халат, предоставленный отелем. Она хотела сразу же лечь в постель, но Николас попросил почитать ему, так что она вынула из сумки Агату Кристи и читала, пока он не заснул.

Перед тем как выключить свет, девушка немного постояла над Николасом, глядя на мягкие черные локоны, разметавшиеся по белоснежной наволочке. Наконец она порывисто нагнулась и коснулась губами его лба.

– Спокойной ночи, мой принц, – прошептала она.

Николас, не открывая глаз, сжал ее пальцы.

– Я всего лишь граф, – прошептал он, – но все равно спасибо.

Смутившись, Даглесс отстранилась и легла в постель. Несмотря на усталость, она никак не могла заснуть и долго прислушивалась, гадая, не приснится ли ему очередной кошмар. Но все было тихо, и она наконец задремала.

Проснулась Даглесс только утром. Николас уже встал и ушел в ванную. На секунду ей стало ужасно жаль, что она, как предыдущей ночью, не спала в его объятиях, но девушка тут же упрекнула себя. Она любит Роберта, не так ли? Нельзя же быть настолько легкомысленной, чтобы разлюбить человека всего за несколько дней, да еще из-за единственной глупой ссоры!

Кроме того, трудно представить себя влюбленной в человека, который никогда не принадлежал ей и не будет принадлежать. Да и как любить мужчину, который каждую секунду может исчезнуть в клубах дыма так же быстро, как появился? Способна ли она на такое? Из ванной вышел Николас, босой и полуобнаженный, в одних брюках, вытирающий полотенцем мокрые волосы. Ничего не скажешь, бывает зрелище куда хуже, чем вид широкой голой груди красавца графа, решила Даглесс и, откинувшись на подушки, вздохнула.

Услышав вздох, Николас взглянул на нее и нахмурился:

– Собираешься целый день проваляться в постели? Мы должны найти цирюльника и сбрить это. – Он провел рукой по отросшей щетине.

– Сейчас очень модно не бриться несколько дней. Даже кинозвезды приезжают на официальные церемонии с легкой щетиной, – сообщила Даглесс. Но Николасу такая идея не понравилась. Он сказал, что признает либо бороду, либо абсолютно гладкие щеки, и «ничего промежуточного». Даглесс пришлось воспользоваться бритвой и крошечным пакетиком крема для бритья, предоставленным отелем, чтобы показать ему, как бриться. К сожалению, не успела она оглянуться, как он провел пальцами по лезвию и порезался. И долго смеялся над Даглесс, поднявшей шум из-за пустякового пореза.

Позже, одевшись и подкрепившись обильным английским завтраком, они отправились по магазинам. Даглесс уже привыкла помогать Николасу в самых обыденных делах, но на этот раз он, выбирая одежду, точно знал, чего хочет. Даглесс молча поражалась. Как же много он усвоил, всего один раз пролистав журналы мод!

На этот раз перед ней предстал граф Торнуик, который и распоряжался в магазине, пока Даглесс просто стояла в сторонке и наблюдала. Английские продавцы, казалось, прекрасно понимали, что имеют дело с аристократом, потому что рассыпались в подобострастных «да, сэр» и «нет, сэр».

Теперь такси было завалено пакетами с покупками. Тут были рубашки, брюки, кепи, ремни, изумительное пальто, два шелковых итальянских жакета, галстуки, роскошная кожаная куртка и даже полный набор вечерней одежды. Только когда они покидали пятый магазин, Даглесс начала стонать и жаловаться, тем более что теперь приходилось тащить тяжелую поклажу. Николас окинул ее пренебрежительным взглядом, словно желая сказать, что она настоящая зануда. Но ничего не сказал и секунду спустя пронзительно свистнул. Рядом немедленно остановилось такси. Даглесс подумала, что он способный ученик. Без всякой помощи с ее стороны он велел водителю везти их в очередной магазин, где также приобрел одежду. Даглесс заплатила за покупки, пока водитель нес пакеты в машину.

В час дня, когда она хотела предложить ему заехать куда-нибудь на ленч, Николас остановился перед огромной витриной, в которой была выставлена женская одежда. Посмотрел сначала на витрину, потом на Даглесс и почти втолкнул ее в магазин. Просто поразительно, как быстро вернулась к ней энергия!

Николас был щедр и прекрасно разбирался в дамской одежде. Вскоре все три продавщицы разбежались в поисках лучшего, что мог предложить магазин. Даглесс провела полтора часа в примерочной, стоя в одном белье, натягивая и снимая одно платье за другим. Когда они вышли из магазина, к покупкам добавились три пакета с ее одеждой.

Теперь оставалось найти подходящую обувь. Николасу нравилось удобство современной одежды, но жесткую кожу нынешних туфель он возненавидел с первой примерки. Больше всего ему пришлись по вкусу мягкие кожаные шлепанцы. Выйдя из третьего магазина, Даглесс убедила Николаса купить две пары безбожно дорогих итальянских туфель. Тот велел Даглесс купить что-нибудь и себе, но когда снял с полки четыре пары – модные ботинки на каблучках, уличные туфли, лодочки и мокасины, – она сказала, что он и без того слишком много тратит на нее. В ответ Николас пригрозил носить шлепанцы из махровой ткани, выданные отелем, пока она не купит все четыре пары. Даглесс, смеясь, согласилась.

В последнем магазине они купили багажные сумки, чтобы сложить все приобретения. Николас хотел кожаные, но, поскольку денег осталось совсем мало, Даглесс уговорила его остановиться на синих матерчатых сумках с кожаной отделкой.

К тому времени, когда они вышли из магазина, было уже три часа дня и все кафе, в которых можно было съесть ленч, закрылись. Тогда они купили хлеб, сыр и пироги с мясом и съели все это в такси, увозившем их в Ашбертон. И поскольку подобные манеры не вязались с аристократическими представлениями об этикете, Даглесс пришлось в который раз объяснять Николасу, что в этом нет ничего дурного. Кстати, она так и не смогла уломать его насчет поезда. Сама Даглесс считала, что им следует вернуться поездом, поскольку это куда дешевле такси. Но Николас заявил, что не собирается выступать в роли собственного лакея, таская по поездам сумки с вещами, поэтому их привезли прямо к дверям пансиона.

На обратном пути Николас впервые увидел английские шестирядные скоростные шоссе. Она не знала, как он относится к пролетавшим мимо машинам, но Даглесс они пугали. Самая низкая допустимая скорость на внутренней полосе была семьдесят миль в час, так что можно было только представить, какова самая высокая на внешней!

Через некоторое время Николас перестал глазеть на грузовики и задавать вопросы обо всем, что видит, и занялся маленькой видеоигрой, которую она купила ему, наскоро забежав в «Бутс». Искоса наблюдая за ним, она думала обо всех тех вещах, с которыми ему предстояло познакомиться: видеомагнитофоны, телевизоры, колесо обозрения, самолеты, космические ракеты, вся Америка: Мэн с его яхтами, юг, в существование которого можно поверить, только увидев собственными глазами, юго-запад с ковбоями и индейцами, Калифорния с…

Улыбаясь, она подумала о Голливуде и Форт-Лодердейле, американской Венеции. Она могла бы повезти его на северо-западное побережье Тихого океана половить лосося, покататься на лыжах в Колорадо и посмотреть на клеймение скота в Техасе.

Они приехали в свой маленький пансион до того, как она успела перечислить все вещи, которые хотела бы показать ему, и до того, как успела напомнить себе, что он с ней только временно. Но если Николас действительно ее рыцарь в сверкающих доспехах, возможно, он останется.

Николас велел водителю вытащить из такси сумки и поставить на лестничной площадке. Даглесс только собралась заплатить таксисту последними оставшимися от продажи монет деньгами, и пока вычисляла, сколько следует дать чаевых, сверху торопливо спустилась хозяйка.

– Он просидел здесь весь день, мисс, – возбужденно сообщила она. – Приехал утром и с тех пор не уходит. Он в ужасном настроении и говорит ужасные вещи. Я думала, вы и мистер Стаффорд женаты.

В голосе женщины прозвучал явный упрек.

Даглесс, конечно, поняла, кто такой «он». Кроме Николаса, в Англии был только один «он», который знал, где она находится, вернее, где ее бросили. Итак, вот ее шанс выяснить отношения с Робертом. Именно этого она и хотела. Почему же ее несчастный желудок опять заныл?

Она вдруг вспомнила прописанные доктором таблетки. В последние дни она не приняла ни одной.

– О ком вы говорите? – тихо спросила она, пытаясь выиграть время.

– Роберт Уитли.

– Один?

– Нет, с ним молодая леди.

Даглесс кивнула и, чувствуя, как с каждым шагом боль становится сильнее, поднялась по ступенькам на лестничную площадку. Николас тем временем командовал водителем, но замолчал, увидев лицо Даглесс. Та спокойно, не произнося ни слова, расплатилась с водителем и отправилась в гостиную, где ждали Роберт и терявшая терпение Глория. Но Даглесс, проигнорировав девочку, взглянула на стоявшего у окна Роберта. На его лице не было заметно ни малейших признаков раскаяния.

– Наконец-то! – приветствовал он Даглесс. – Мы торчим тут целый день. Где он?

Даглесс прекрасно понимала, о чем речь, но не подала виду. Неужели он ничуть по ней не скучал?

– Что именно?

– Браслет, который ты украла! – взвизгнула Глория. – Поэтому ты и толкнула меня там, на кладбище! Чтобы стащить браслет!

– Я ничего подобного не делала, – возразила Даглесс. – Ты споткнулась о…

Роберт быстро шагнул вперед и обнял Даглесс за плечи.

– Послушай, – улыбнулся он, – мы приехали не для того, чтобы ссориться. Нам с Глорией тебя не хватало. – Он коротко засмеялся. – О, ты бы это видела! Я уже не помню, сколько раз мы успели заблудиться за это время. Видишь ли, мы не слишком разбираемся в дорожных картах, а уж найти отели совершенно невозможно. Ты прекрасно ориентируешься в маршрутах и всегда можешь узнать, имеется ли в отелях обслуживание номеров.

Даглесс не знала, радоваться или огорчаться. Она ему нужна только для того, чтобы разбираться с маршрутами и заказывать еду в номер!