Текст книги "Рыцарь в сверкающих доспехах"

Глава 4

Они молча брели по широкому тротуару. Николас с детским любопытством разглядывал магазинные витрины, пешеходов, машины. На красивом лице было написано такое изумление, что Даглесс почти поверила в его полное незнание современного мира. Вопросов он не задавал, но часто приостанавливался, чтобы получше рассмотреть автомобиль или компанию девушек в коротких юбках.

Всего в квартале от лавки нумизмата был небольшой магазинчик мужской одежды.

– Здесь вы можете купить более подходящую одежду, – объявила она.

– Да, но где же портной? – нахмурился он.

– Здесь нет никакого портного. Это магазин готовой одежды.

Оказавшись в небольшом помещении, Николас замер и с раскрытым ртом уставился на рубашки и брюки, висевшие на тремпелях.

– Эта одежда уже сшита, – ахнул он.

Даглесс хотела что-то ответить, но вместо этого повернулась к продавцу, спешившему им навстречу. Маленькому худому человечку на вид было не менее девяноста лет.

– Нам нужна одежда. Все. От носков до носовых платков. И пожалуйста, измерьте его.

Она решила, что даже если безумец знает свои размеры, наверняка притворится, будто понятия ни о чем не имеет.

– Разумеется, – кивнул продавец. – Сэр, если вы пройдете туда, мы все сделаем быстро.

Увидев, что продавец показывает на примерочную в глубине магазинчика, Даглесс осталась на месте. Но Николас настоял, чтобы она пошла с ним.

Даглесс уселась на стул, взяла журнал и сделала вид, будто читает. Продавец стал раздевать Николаса. Судя по тому, как тот привычно поднимал руки, подобные услуги были ему знакомы. Очевидно, ему редко приходилось раздеваться самому.

Продавец осторожно, почти благоговейно снял панцирь и положил на банкетку. Даглесс заметила, как он ласкающе провел ладонью по светлому металлу.

Под панцирем оказалась широкая полотняная, промокшая от пота рубаха.

Зато какое у него было тело! Даглесс едва не уронила журнал. Она видела доспехи в музеях и всегда удивлялась, как металл повторял очертания мускулистого торса. Ей казалось, что это делается только для того, чтобы скрыть толстое брюхо. Но этот человек, Николас Стаффорд, действительно был широкоплечим и мускулистым, без намека на животик.

Даглесс всячески пыталась сосредоточиться на журнале, вчитаться в статью, описывающую радости ловли семги, но постоянно поглядывала на полуголого Николаса. Продавец приносил одну сорочку за другой, но ни одна не нравилась графу. После пятнадцатой бедняга умоляюще воззрился на Даглесс. Та отложила журнал и подошла к Николасу, стараясь смотреть исключительно в его лицо.

– Что не так? – коротко спросила она.

Он отошел от продавца, который принялся хлопотливо складывать одежду.

– В этом облачении нет красоты, – хмуро признался Николас. – Ни ярких цветов, ни драгоценностей и вышивки. Может, какая-нибудь женщина согласится поработать иглой над этими…

Даглесс улыбнулась:

– В наше время женщины не шьют. И не вышивают. По крайней мере, вот так. – Она коснулась манжеты его полотняной сорочки, небрежно брошенной на банкетку. На манжете черным шелком был вышит узор из птиц и цветов. Край был тщательно заделан.

Даглесс порылась в куче отвергнутых сорочек и вытащила одну, из стопроцентного хлопка и, на ее взгляд, очень красивую. Англичанам в отличие от американцев не требовалось нечто новое каждые пять минут, поэтому английская одежда всегда отличалась высоким качеством и не снашивалась годами. Если кому-то были по карману совершенно возмутительные цены, оно того стоило.

– Вот, померьте эту еще раз, – попросила она, пытаясь уговорить упрямца. Интересно, есть ли на свете женщина, которая, делая покупки с мужчиной, не произносила чего-то подобного? – Взгляните на эту ткань. Видите, какая она мягкая!

Она поднесла ему сорочку, и Николас с явной неохотой просунул руки в рукава. Девушка изо всех сил старалась не смотреть, как играют под кожей его мышцы.

Рубашка сидела на нем изумительно!

– А теперь, – велела она, – подойдите к зеркалу и взгляните на себя.

Она заметила высокий трельяж, когда входила в примерочную, но ей и в голову не пришло, что Николас не обратит на него внимания. И поэтому не ожидала такой реакции. Сначала он просто смотрелся в зеркало, потом протянул руку и коснулся гладкой поверхности.

– Это стекло? – прошептал он.

– Конечно. Из чего, по-вашему, делаются зеркала?

Откуда-то из глубин своих шаровар он извлек маленький круглый деревянный предмет и протянул ей. В деревянную рамку был вделан отполированный до блеска кусок металла. Даглесс взглянула в древнее зеркало и увидела свое искаженное изображение.

Николас как зачарованный изучал себя в зеркале. Неужели он действительно впервые в жизни видел себя в полный рост, а до этих пор гляделся в крошечные, искажающие вид зеркальца, подобные тому, которое держала она?

Ну разумеется, нет! Он скорее всего не помнит, когда в последний раз видел зеркало. А может, просто дурака валяет.

Подняв глаза, она поймала собственное отражение в зеркале. Господи, ну и чучело! Она так долго плакала, что даже дорогая тушь не выдержала, и под глазами красовались огромные черные круги, а щеки были в темных потеках! Блузка выбилась из-за пояса, на рукаве – длинный разрез, запачканный кровью. Синие колготки сбились на щиколотках. Что уж говорить о волосах, спутанных и уныло обвисших неряшливыми прядями!

Отвернувшись от неприятного зрелища, Даглесс пробормотала:

– Брюки.

На этот раз она вышла из примерочной, пока продавец обмерял Николаса. Немного погодя двери магазина открылись, и на пороге появились новые покупатели. Продавец поспешно вручил Николасу несколько пар брюк и занялся вновь пришедшими. Через минуту дверь примерочной чуть приоткрылась, и оттуда выглянул Николас, явно искавший помощи у Даглесс. Та подошла к нему.

– Я ничего не понимаю, – тихо признался он. – Что это за застежки?

Даглесс постаралась не думать об этой ситуации. Но как не думать, когда она осталась в примерочной наедине с безумцем, который даже молнию на брюках не способен застегнуть!

– Вот, смотрите, – начала она, решив застегнуть брюки, бывшие на нем, но тут же передумала. Взяв висевшую на крючке другую пару, она подцепила язычок и потянула вверх, после чего застегнула крючки. Николас, обрадовавшись, как ребенок, принялся тянуть молнию вверх и вниз, застегивать и расстегивать крючки. Уверившись, что он все понял, она шагнула к выходу.

– Погодите. Что это за чудесная субстанция? – осведомился он, поднимая трусы и растягивая резинку.

– Это эластик, – коротко пояснила она.

– Элистик, – повторил он, коверкая слово. Но лицо его так сияло, что она не могла не улыбнуться.

– Это еще что, – отмахнулась она. – Посмотрим, что вы скажете, когда увидите «липучку»! А сейчас одевайтесь. Если понадобится помощь, дайте мне знать.

По-прежнему улыбаясь, она закрыла за собой дверь примерочной и оглядела висевшую на вешалках одежду. Какой уродливой она должна казаться человеку, привыкшему носить серебряный панцирь!

Пока они были в примерочной, продавец уложил панцирь, шпагу и кинжал в два больших двойных пакета, которые поставил слева от двери. Даглесс попробовала их поднять, но едва не уронила: тяжесть была неимоверной.

Наконец из примерочной показался Николас в мягкой белой сорочке и прямых серых хлопковых брюках. Рубашка по нынешней моде была довольно широкой, а брюки облегали бедра. Выглядел он просто божественно. Но сам Николас, по-видимому, так не считал, потому что, остановившись перед зеркалом, принялся яростно дергать штанину.

– Эти… эти… – бормотал он.

– Брюки. Штаны, – пояснила она, все еще не в силах свыкнуться с его необычной внешностью.

– Они мне не подходят! Ноги не видны, а у меня, что ни говори, прекрасные ноги!

Даглесс рассмеялась и мгновенно пришла в себя.

– В наше время мужчины не носят чулки, но, даю слово, вы потрясающе выглядите!

– Не уверен, – нахмурился он. – Может, хотя бы цепь…

– Никакой цепи, – покачала она головой. – Доверьтесь мне.

Она сама выбрала ему кожаный ремень и носки.

– За туфлями придется идти в другой магазин.

Ощущая, что сегодняшних добрых дел ей хватит на целый год, Даглесс совершенно не предвидела взрыва негодования у кассы. Маленький продавец собрал срезанные с одежды ярлычки, подсчитал стоимость и назвал цену. Даглесс потеряла дар речи, когда Николас завопил:

– За это ты лишишься головы, вор!

Не успела она оглянуться, как он потянулся к шпаге, которая, к счастью, лежала в пакете у ног Даглесс.

– Он решил ограбить меня! – гремел Николас. – Я могу нанять дюжину воинов за половину того, что он спросил с меня за эти простые одеяния!

Даглесс одним прыжком оказалась между Николасом и прилавком, а бедный коротышка тем временем успел испуганно прижаться к стене.

– Дайте мне деньги, – твердо велела она. – Теперь все стоит гораздо дороже тех цен, к которым вы привыкли. То есть… – Она скрипнула зубами и, сжав кулаки, продолжала: – Я хочу сказать, вы скоро вспомните, что сколько стоит. А теперь дайте мне деньги.

Все еще не остывший, Николас протянул ей кошель.

– Нет, – покачала она головой, – другие деньги. Современные.

Но Николас, похоже, не понимал, о чем она говорит. Пришлось шарить в пакетах с оружием и доспехами, пока она не нашла английские фунты.

– Он возьмет бумагу за одежду? – прошептал Николас, пока Даглесс отсчитывала деньги, и, улыбнувшись, предложил: – Я дам ему всю бумагу, которую он попросит. Что за глупец!

– Это бумажные деньги, – пояснила она, когда они вышли из магазина. – И вы всегда можете обменять бумагу на золото.

– Кто-то даст мне золото за бумагу? – не поверил он.

– Да, есть люди, торгующие золотом. И некоторые банки продают золото.

– В таком случае почему вы не обмениваете его на товары?

– Полагаю, оно слишком тяжелое, – вздохнула Даглесс. – Нужно класть деньги в банк, по крайней мере те, которые вам сейчас не понадобятся, и пользоваться бумажными банкнотами вместо золота. А где вы храните свои деньги?

– В моих домах, – хмуро пояснил он, все еще пытаясь понять сказанное ею.

– Понятно, – улыбнулась девушка. – Полагаю, вы роете ямку и там прячете золото. Но в наше время деньги держат в банках, где они приносят проценты.

– Что такое «проценты»?

Даглесс застонала. Нет, с нее довольно!

– А вот и чайная. Вы голодны?

– Очень, – признался он, открывая перед ней дверь.

Английский обычай пятичасового чая был традицией, которую Даглесс полюбила всей душой. Какое это счастье – пить из тонких фарфоровых чашек восхитительно горячий чай с булочкой! Или с пятью булочками, как это обычно делала Глория.

Даглесс брезгливо поморщилась. Как всегда при мысли о Глории, кулаки непроизвольно сжались. Интересно, знает ли Роберт, что девчонка стащила у нее сумочку? Знает ли Роберт, что оставил Даглесс без единого пенни да еще и в руках безумца? И откуда Глории известно, что Даглесс ожидала получить обручальное кольцо? Даглесс ни за что не поверит, что Роберт способен делиться с Глорией подобными тайнами. Может, она сама сказала что-то такое, что позволило Глории обо всем догадаться?

Невозможно поверить и в то, что он вместе с дочерью смеялся над Даглесс за ее спиной. Роберт – неплохой человек, иначе не любил бы так сильно Глорию. Он не из тех, кто уходит из семьи, не оглядываясь и мгновенно забывая о детях. Нет, Роберт постоянно мучился из-за того, что после развода девочка осталась с матерью, и отчаянно хотел загладить свою вину. Поэтому и взял Глорию с собой в Англию. И вполне естественно, что девочка борется за любовь отца, не так ли? Как и вполне естественна ревность ребенка к женщине, которую любит отец!

Даглесс поняла, что, если бы в этот момент здесь появился Роберт, она упала бы на колени, моля о прощении.

– Чем могу помочь? – спросила женщина за прилавком.

– Чай на двоих, – попросила Даглесс. – И две булочки, пожалуйста.

– У нас еще есть взбитые сливки и земляника, – сообщила женщина.

Даглесс рассеянно кивнула, и женщина немедленно подвинула ей поднос с чайником крепкого чая, чашками и тарелками с едой. Даглесс заплатила, подняла поднос и взглянула на Николаса:

– Может, поедим на свежем воздухе?

Он последовал за ней в маленький садик, окруженный стенами, по которым вился плющ. Пухлые старомодные розы наполняли воздух благоуханием. Даглесс молча поставила поднос и стала разливать чай. Во время прежних поездок в Англию мать считала ее слишком маленькой, чтобы пить чай, но в первые же дни этого путешествия она по английскому обычаю стала добавлять в чай молоко и находила вкус великолепным. Молоко охлаждало чай и заглушало терпкий вкус танина.

Николас бродил по садику, изучая стены и растения. Она позвала его за садовый столик и подала чашку и булочку. Он нерешительно взглянул на чашку, осторожно пригубил и уставился на Даглесс с такой неприкрытой радостью, что она засмеялась. Николас немедленно осушил чашку, и Даглесс налила ему другую. Он повертел в руках булочку, очень похожую на те бисквиты, что пекут на юге Америки, только здесь в тесто добавляли сахар и изюм.

Она взяла у него булочку, разломила и намазала толстым слоем густых взбитых сливок. Он немедленно откусил большой кусок, прожевал и блаженно вздохнул с видом человека, только что обретшего любовь всей своей жизни.

Всего каких-то несколько минут – и чай был выпит, а булочки съедены. Пожурив его за обжорство, Даглесс тем не менее вернулась в чайную и повторила заказ, после чего снова отнесла поднос в садик и принялась за еду, пока Николас, развалясь на стуле, прихлебывал чай и изучал ее.

– Почему ты плакала в церкви? – неожиданно выпалил он.

– Я… по-моему, это вас не касается.

– Если мне придется вернуться… а я должен вернуться, – следует знать, что именно заманило меня сюда.

Даглесс отложила недоеденную булочку.

– Надеюсь, вы не собираетесь начать все сначала? Знаете, что я думаю? Я думаю, что вы ученый, специализирующийся по истории елизаветинской эры, возможно, даже на уровне доктора философии, но чересчур увлеклись своими исследованиями. Отец утверждал, что и с ним такое бывало. Однажды он так начитался средневековых рукописей, что не смог разобрать современный шрифт.

Николас с отвращением уставился на нее.

– Несмотря на все чудеса в виде безлошадных повозок, блестящего стекла и огромного разнообразия товаров, ты совсем не веришь в тайну и волшебство мира, – тихо ответил он. – Но я не сомневаюсь в том, что произошло со мной, и отлично знаю, откуда явился. А вот ты, ведьма…

Даглесс, не дослушав, немедленно вскочила и вышла из-за стола. Но он перехватил ее, прежде чем она успела добраться до двери, и больно впился пальцами в ее плечо.

– Почему ты плакала, когда я впервые тебя увидел? Что может заставить женщину так отчаянно рыдать? – бесцеремонно допытывался он.

Даглесс рывком освободилась из стальной хватки.

– Плакала, потому что меня только что бросили! – резко сказала она и, к собственному стыду, снова разрыдалась.

Николас осторожно положил ее руку на сгиб своего локтя и повел к столу. На этот раз он сел рядом, налил Даглесс чая, добавил молока и протянул красивую фарфоровую чашку.

– А теперь, мадам, вы должны сказать, что терзает вас так сильно, что слезы льются, как горный водопад.

Даглесс вовсе не хотела ни с кем откровенничать. Но потребность поделиться своими бедами оказалась сильнее гордости, и, не успев оглянуться, она уже выкладывала свою историю.

– Этот мужчина оставил тебя одну? Без слуг и присмотра? – возмущенно ахнул Николас. – На милость воров и разбойников?

Даглесс, кивнув, высморкалась в бумажную салфетку.

– И на милость человека, уверенного, что пришел из шестнадцатого века. О, извините, – добавила она.

Николас, будто не слыша, поднялся и принялся мерить шагами сад. Здесь было еще четыре столика, но ни одного посетителя, кроме них.

– Ты встала на колени перед надгробием и попросила… – Он осекся и взглянул на нее.

– О благородном рыцаре без страха и упрека. Рыцаре в сверкающих доспехах. Так говорят у нас в Америке, когда… когда имеют в виду человека, который захочет спасти попавшую в беду девушку.

Пряча улыбку в усах и бороде, Николас заметил:

– Но когда ты позвала меня, я был одет по-другому. На мне не было доспехов.

– Я не звала вас, – свирепо прошипела она. – Вполне естественно плакать от обиды, если тебя покинули, в церкви, тем более когда жирное отродье крадет твою сумочку. У меня даже паспорта не осталось! Даже если родные вышлют мне деньги на обратный путь, я не могу улететь сразу! Придется обратиться в американское посольство за другим паспортом!

– Я тоже не могу вернуться домой! – воскликнул он, снова принимаясь мерить шагами сад. – В этом у нас много общего. Но ты позвала меня сюда, значит, должна вернуть обратно.

– Я не ведьма! – почти взвизгнула она. – Не практикую черную магию и, уж конечно, не знаю, как отсылать людей в прошлое! Вы просто придумали все это!

Николас насмешливо поднял брови:

– Не сомневаюсь, что у твоего возлюбленного были веские основания покинуть тебя. Да и кто бы хотел терпеть столь злобный характер!

– Мой характер трудно назвать злобным. И я никогда не устраивала Роберту сцен. Может, иногда теряла терпение, но это вполне естественно, потому что я его любила. То есть люблю. И мне не следовало так часто жаловаться ему на Глорию. Просто ее вранье постоянно действовало мне на нервы.

– И ты любишь человека, бросившего тебя, человека, позволившего дочери обокрасть тебя?

– Сомневаюсь, что Роберт знает о выходке Глории. Кроме того, она еще совсем ребенок. И возможно, сама не поняла, что наделала. Мне просто хочется найти их, чтобы получить свой паспорт обратно и вернуться домой.

– Похоже, цели у нас одинаковые, – пробормотал он, впиваясь в нее взглядом.

И тут она поняла, к чему он ведет! Хочет, чтобы она продолжала помогать ему. Не хватало ей еще повесить себе на шею больного амнезией!

Даглесс поставила пустую чашку.

– Вы не совсем правы. Может, цели и одинаковы, но не настолько, чтобы мы могли провести следующие несколько дней вместе, пока вы не вспомните, что живете в Нью-Джерси с женой и тремя ребятишками и что каждое лето приезжаете в Англию, надеваете древние доспехи и затеваете маленькие сексуальные игры с очередной наивной туристочкой. Нет уж, спасибо огромное, но, по-моему, у нас был уговор. Я нахожу вам одежду и ночлег, а потом с чистой совестью могу уйти.

Николас рассерженно покраснел, так что даже борода не смогла скрыть густого румянца.

– Неужели все женщины вашего времени именно таковы?

– Нет, только те, которым безжалостно ранили душу, и не один раз, – парировала она. – Если вы действительно потеряли память, следует обратиться к доктору, а не снимать женщин в церкви. А если все это притворство, доктор вам тем более необходим. Так или иначе, не я вам нужна.

Она составила посуду на поднос, собираясь нести все обратно, но он стоял между ней и дверью.

– Какую выгоду я получу, если скажу правду? Неужели не веришь, что твои слезы могли призвать меня из другого места и времени?

– Конечно, не верю, – покачала головой Даглесс. – Существует тысяча объяснений, почему вы считаете себя пришельцем из шестнадцатого века, но ни одно из них не имеет ничего общего с колдовством. И уж тем более я не ведьма! А теперь прошу меня простить. Мне нужно отнести это, а потом найти вам номер в отеле.

Он отступил в сторону, давая Даглесс дорогу, и последовал за ней на улицу. При этом он не поднимал головы, словно обдумывая какую-то сложную проблему.

Даглесс спросила владелицу чайной, где находится ближайший «Би-энд-би», и они медленно побрели по тротуару. Ее волновало, что он молчит и даже не оглядывается. Казалось, его больше ничего не интересует в том времени, где он так неожиданно очутился.

– Вам нравится ваша одежда? – спросила она, пытаясь завязать разговор. Он нес пакеты с доспехами, оружием и прежней одеждой.

Николас, не ответив, с хмурым видом продолжал идти дальше.

В пансионе оказалась свободной только одна комната, и Даглесс принялась заполнять карточку.

– По-прежнему настаиваете, что вы Николас Стаффорд? – осведомилась она.

Женщина за маленькой стойкой улыбнулась.

– О, совсем как в церкви! – удивилась она и, взяв со стенда открытку с видом надгробия, бросила на нее рассеянный взгляд. – Да вы и похожи на него, только выглядите немного живее, – засмеялась она собственной шутке. – Первая дверь направо. Ванна дальше по коридору.

Все еще смеясь, она оставила их одних в холле.

Повернувшись к Николасу, Даглесс неожиданно почувствовала себя матерью, бросающей свое дитя.

– Скоро вы все вспомните, – утешила она. – А эта добрая леди подскажет, где пообедать.

– Леди? – переспросил он. – И обед в такой час?

– Ладно-ладно, – раздраженно вздохнула она. – Женщина. И не обед, а ужин. Бьюсь об заклад, что, хорошо выспавшись, вы все вспомните.

– Я ничего не забыл, мадам, – сухо отрезал он, но, тут же смягчившись, добавил: – И вы не можете уйти. Только вы способны вернуть меня в мое время.

– Эй, полегче! – вскинулась Даглесс. Неужели он не понимает, что у нее могут быть свои дела! Не может же она все бросить, чтобы помочь этому незнакомцу! – Если вы дадите мне пятьдесят долларов, о которых мы договаривались, я пойду.

К своему ужасу, она сообразила, что пятьдесят долларов – это всего тридцать фунтов. Комната в пансионе стоила сорок. Но уговор есть уговор.

– Если вы отдадите мне тридцать фунтов, я уйду.

Он продолжал стоять неподвижно. Тогда она порылась в пакетах и нашла бумажные деньги. Отсчитала тридцать фунтов и отдала ему остальное.

– Завтра можете отнести монеты к торговцу, и он даст вам много современных денег, – объяснила она. – Удачи.

И, в последний раз взглянув в печальные синие глаза, она повернулась и вышла.

На душе становилось все тяжелее. Никакого облегчения от того, что она наконец избавилась от этого человека. Почему ей кажется, будто она что-то потеряла?!

Даглесс заставила себя распрямить плечи и гордо вскинуть голову. Уже темнело, и нужно еще найти место по-дешевле, где можно будет приклонить голову. А уж потом решать, что делать дальше.