Текст книги "Элоиз"

Глава четвертая

Я постучала в дверь. После смерти Чарльза Джулиана переселилась в небольшой домик на территории поместья. Меня смущали аристократизм и безукоризненность убранства – правда, с легким оттенком обветшалости. Признаться, такая реакция с моей стороны – всего лишь оборотная сторона моего собственного снобизма. А Джулиана заслуживала всяческого уважения. Она была теплым, располагающим к себе человеком, несмотря на аристократическое происхождение, высокосветские интонации и абсолютную уверенность в себе – уверенность, укорененную в принадлежности к одной из самый древних, овеянных романтическим ореолом семей из всех, которые только существовали в Корнуолле. Эта женщина притягивала к себе, и хотелось рассмотреть каждый стежок на гобелене ее жизни.

Джулиана прекрасно выглядела – и это несмотря на то, что она тяжело переживала смерть дочери. Джулиана была высока, стройна и всегда носила блузы, отороченные рюшами, с высокими воротниками, и длинные струящиеся юбки. Пышные густые волосы серебристого оттенка – прямо как у Снежной королевы – были сколоты на затылке и ниспадали волнистым, подернутым инеем седины водопадом. Даже в свои семьдесят пять она была красива. Настоящая корнуоллская нимфа во всем своем изяществе. Дриада, присевшая у священного колодца, расчесывающая свои волосы, способная даже в таком возрасте взбудоражить воображение мужчины.

Джулиана предложила мне чаю, и слуга (один из двух преданных ей слуг, пожелавших остаться с ней) накрыл стол. Мы расположились в уютной гостиной. Джулиана говорила про Элоиз.

– Ах, Кэти, ведь ей было гораздо лучше. Да и врачи сказали, что у нее наступила ремиссия.

– Но вы же понимаете, что речь шла только об отсрочке. Джулиана, вы не могли не понимать, что болезнь неизлечима.

– Да, конечно, но она была так жизнерадостна, так жизнелюбива.

– Да, конечно. Но ее болезнь – штука коварная: обычно развивается очень стремительно. Честно вам признаюсь, у нее были боли, и мы говорили с ней про это. Элоиз принимала обезболивающее. Мы могли сколько угодно себя уговаривать, но все знали, каков будет исход.

Джулиана испытующе посмотрела на меня.

– Кэти, вам не кажется странным, что меня не оказалось тогда рядом?

– Вы имеете в виду – в момент ее смерти?

– Да. Ведь мы были так близки. Она очень хотела, чтобы я была рядом, когда это… произойдет.

– Да, но как вы могли? Все произошло слишком быстро. Вы бы просто не успели.

– Да, вы правы, – сказала Джулиана с какой-то странной интонацией. – Скажите, Кэти, вот человек тяжело болен, но почему он вдруг умирает так, словно у него случился сердечный приступ? Все это кажется мне неправдоподобным. Я виделась с Элоиз в тот день утром. Мы пили кофе, я общалась со внуками. Элоиз была в прекрасном расположении духа – ведь доктора сказали, что у нее ремиссия. Вы же знали, какая она. Такая позитивная, уверенная, что прорвется. И вдруг через три часа Элоиз умирает. Нет, я решительно не понимаю.

Я даже и не знала, что ответить на это. Ведь у меня тоже были сомнения на этот счет – какое-то смутное беспокойство, тревога. Опять же – эти странные ночные кошмары. В то же время я знала, что если поддамся настроению Джулианы, то провалюсь в паранойю. И что она имеет в виду? Что моя дорогая подруга умерла не от рака? Это после стольких-то лет, когда все было уже определенно и безнадежно? Конечно же, Элоиз умерла от рака. Все остальные предположения просто нелепы.

Я все-таки спросила Джулиану, действительно ли она считает, что ее дочь умерла каким-либо другим, противоестественным способом. Разве нужно было проводить вскрытие, чтобы получить подтверждение того, что все и так знали? Что Элли умерла от опухоли, которая дала метастазы по всему организму. Эта страшная болезнь прокралась в ее легкие, позвоночник, мозг.

Выслушав меня, Джулиана печально покачала головой.

– Не знаю, Кэти. Но меня терзают сомнения. Наверное, вы думаете, что я спятившая старуха, не желающая смириться с тем, что моя дочь ушла раньше меня. То же самое на днях мне сказал Тед.

– Вы обсуждали это с Тедом? – ошарашенно переспросила я.

– Я пыталась, – грустно вздохнув, произнесла Джулиана, – но он сильно рассердился. Сказал, что с него и так хватает и что он не собирается выслушивать бредни старой тетки, потерявшей связь с реальностью. Он даже предположил, что я становлюсь слабоумной. Мне было очень обидно, – прибавила она, помрачнев.

– Но ведь вы с Тедом никогда не ладили.

– Элоиз вам рассказывала?

Я молча кивнула.

Джулиана грустно вздохнула:

– Элоиз иногда сердилась на меня. Говорила, что я выдумываю всякое.

– В каком смысле?

– Он очень жесткий человек. Если честно, я вообще считаю его авантюристом и никогда ему не доверяла.

– И как же Элли реагировала на подобные ваши высказывания?

– Чаще всего – отшучивалась. Говорила, что благодарна за беспокойство, но все равно я говорю ерунду. Она считала Теда талантливым художником, и что, мол, картины его растут в цене, а коллекционеры с нетерпением ждут от него новых работ. Элоиз была уверена, что Тед самолюбив и скоро сколотит состояние. И то, что я воспринимала в нем как жесткость, Джулиана объясняла его честолюбием и разумным отсутствием сентиментальности.

Джулиана передернула плечами:

– Может, оно и так. В конце концов, Элоиз знала своего мужа лучше, чем я. Но знаешь, Кэти, я никогда не испытывала к нему теплых чувств, и он это знал. Мы оба это знали, просто соблюдали видимость ради Элоиз. Страшно то, что теперь нет никакой нужды притворяться и что я буду реже видеться с малышками.

Я попыталась успокоить Джулиану. Она пережила такое горе, сказала я, и ее можно понять. Я пообещала подумать над ее словами, а завтра обязательно позвоню. На самом деле завтра мы должны были отправиться в Лондон, но у меня не было там никаких дел. Это у Криса важные дела во вторник – пусть он едет, а я останусь. Покинув дом Джулианы, я шла через парк и думала про Теда с Элоиз. Нам с Крисом всегда казалось, что они – счастливая пара. Ну, иногда ссорились, приходили в гости и дулись друг на друга. С кем не бывает. Мы с Крисом тоже ссоримся. Зато Тед умел рассмешить Элоиз. Он вообще очень остроумный человек.

Крис ждал меня в парке. Он так залюбовался цветами, что не сразу увидел меня. Я рассказала ему о подозрениях Джулианы, но он только вздохнул и покачал головой. Крис добрый, но, как и все мужчины, предпочитает решать проблемы, а не иметь их.

– Послушай, – сказал он. – Она ее мать, и ее не оказалось рядом в самый важный момент. Ее переживания совершенно объяснимы. Элоиз умерла одна, и это вызывает чувство вины. Джулиане кажется, что она могла как-то предотвратить это, что она чего-то недодала своей дочери и что все могло быть по-другому. Кэти, уж тебе ли не знать. Это, так сказать, территория материнства. Окажись на месте Элли наша Иви, ты чувствовала бы то же самое.

Нашей Иви всего шестнадцать. Меня как током ударило при мысли, что я могу потерять ее.

А потом подступил гнев. Как он смеет относить материнские чувства исключительно к «женской территории»? Конечно же, любая мать станет оплакивать своего умершего ребенка. Но Крис так легко рассуждает, будто я глупа. Как будто он сам не горевал бы.

И в этот момент я почувствовала почти первобытную связь с Джулианой. Мы с ней заодно, потому что обе матери. Потому что обе (пусть каждая по-своему) чего-то недопонимали в смерти Элоиз. Всей своей иррациональной сутью я была на стороне Джулианы. Что-то действительно не так. Не знаю, как отреагирует Крис, но я остаюсь в Корнуолле, пока не найду объяснения своей тревоге.

Глава пятая

Понедельник. Проснулась обеспокоенная и не в настроении. Сегодня мне предстоит какое-то дело, к которому не лежит душа. Что именно? И тут я вспоминаю. Тед. Мы вчера не позвонили ему.

Пьем чай в нашем солнечном дворике.

– Крис, позвонишь Теду?

– Хорошо. А что сказать?

О боже. Мужчины.

– Крис, вы, кажется, с ним друзья. Ты всегда говорил, что не встречал в жизни более открытого и прямолинейного человека. Так позвони ему и прямо поговори, узнай, как он себя чувствует. Можешь даже спросить, почему Джулиана такая подозрительная. И, в конце концов, мы должны навестить девочек. Они же растеряны и напуганы потерей мамы.

– Хорошо. Пригласить их на обед?

– Да, если они могут.

Но они не могли. Они были в Манчестере у родителей Теда и собирались вернуться в Корнуолл только завтра.

– Ну вот, – сказал Крис, положив трубку. – А мне нужно быть завтра в Лондоне. Так что мы не сможем повидаться с ними.

«Не «мы», а «ты», – подумала я про себя. Мне не нужно быть завтра в Лондоне, и я останусь тут, пока все не выясню с Тедом и Джулианой. Ради Элоиз. Но я не стану объявлять об этом Крису прямо сейчас. Выжду пару часов. Нужно подобрать достаточно убедительные слова.

Во вторник погода резко поменялась. Вчера вечером я проводила Криса – он был недоволен, что я остаюсь тут одна. Сразу же, как он уехал, на небе начали скапливаться облака. А сегодня дождь стоял стеной – холодный душ в лицо тем, кто приехал сюда за солнцем. «Ну, что, нравится вам такой Керноу?[5]5
  Керноу – название Корнуолла на корноском языке.


[Закрыть] – завывал ветер. – А что ты вообще знаешь о здешней жизни? Что ты знаешь о нашем трудном и бесцветном существовании?» Ветер прав. Далеко не всегда Корнуолл похож на райский уголок. Он приветлив какую-то пару-тройку месяцев, когда народ стягивается сюда для семейного отдыха, но по большей части – это суровый, негостеприимный край. Уже с зимы местные начинают беспокоиться, как пройдет лето. Одарит ли солнце своим теплом побережье? Потянутся ли толпы отпускников на пляжи Лу, Полперро, Пензанса? Чем их больше – тем больше заработают местные.

В такие дни, как сегодня, когда ливень обрушивается на землю, а ветер пригибает к земле платаны, даже самые верные поклонники Корнуолла начинают сомневаться – уж в своем ли они уме, если решились приехать сюда в такое время. Что делаю я в этом Богом забытом пустынном месте, где поблизости нет ни одного магазина, а лишь только дождь, туман и одиночество?

В такой день надо сидеть дома. Я растопила камин и включила все светильники, хотя было только утро. Мой маленький автомобиль стоял и ждал во дворе, но я никуда не собиралась, благо в холодильнике хватит еды на несколько дней. Что там у нас есть: молоко, яйца, ветчина, сыр, хлеб, фрукты, салат. Я сделала себе чашку «Хорликса»[6]6
  Horlicks (англ.) – горячий напиток на основе молока и солода.


[Закрыть] и примостилась на желтом диванчике у углового окна, где я чувствовала себя комфортно и безопасно. Я сидела и смотрела на огонь. Кухня у нас совмещена со столовой, и отовсюду можно видеть камин – во время еды за столом, сидя на желтом диванчике и даже из гостиной, если дверь открыта.

Я люблю наш дом – такой простой и уютный, с большими окнами, деревянной мебелью, с полом из широких дубовых досок медового цвета, со стенами в бело-серо-голубых обоях. С огнем, гудящим в камине, перед которым расстелен ковер с золотисто-рыжим рисунком. Бывало, я сидела, тут с книжкой в руках, и хотелось быть только тут, и нигде больше.

День тянулся медленно. Пошел град, гулко грохоча по крыше и мелко стуча в окно. Я отложила книгу и стала вспоминать те благословенные дни, когда мы собирались тут все вместе – я с Крисом, Элоиз с Тедом, ну и наши дети в придачу. Красавицы-близняшки Роуз и Виолета – и наши Иви, Том и Сэм, которые были гораздо старше детей Элоиз, но не настолько старше, чтобы не поиграть у моря и не поклянчить мороженое. Обычно мы отправлялись в Ползит или Деймер Бэй. Это на северном побережье Корнуолла, довольно далеко от наших мест с тихими бухтами, усмиряющими море. Но зато там – раздолье для серфинга. Там – крутые волны и много загорелых мальчишек из частных школ и таких же девчонок-сорванцов, чьи родители не скупятся и каждый год снимают для них дома в модном местечке под названием Рок. Лично я довольно презрительно относилась к такому времяпрепровождению, но Тед с Элоиз были снисходительнее и даже находили удовольствие в атмосфере, царившей там. Может, там и вправду весело, но мне милее убаюкивающая природа южного побережья.

Вместе нашим семьям было хорошо. Крис и наш старший – Сэм – брали напрокат гидрокостюмы и пытались что-то там изображать на досках. Хотя куда им было до Теда – он потрясающий серфингист. Для отдыхающей тут молодежи он был настоящей легендой. Что и понятно. Все, что связано с серфом, – очень круто. Ну а мы с Джулианой и Элоиз оставались на берегу с младшими, кормили близняшек замороженным йогуртом и смеялись над каждой глупостью – например когда мокрый песок забивался в купальники. Маленькие детки с полными трусами мокрого песка – вот неотъемлемая часть корнуоллского пейзажа. Самые драгоценные фотографии – мы на пляже, мы в дождевиках, мы с открытыми зонтами. Драгоценные наши дни, полные радости, – дети еще маленькие, и ты веришь, что жизнь никогда не закончится и что впереди бесконечное счастье. Отныне и вовеки веков.

Сейчас мне больно вспоминать те светлые дни. Со смертью Элоиз все закончилось. Эта радость, этот праздник и ощущение бесконечности жизни, которое дают дети, – все это стихло и исчезло вместе со смертью моей лучшей подруги, которой было всего сорок пять. Элоиз умерла и повернула нас лицом к реальности. Что наше упование на счастье – эфемерно. Что впереди ждет одна лишь пустота. Забвение. Мрак. Что божественная связь с нашими детьми может оборваться в одно мгновение, оставив детей растерянными, беспомощными, сиротливыми.

А что же мы, матери? Что происходит с нами, когда мы уходим в небытие? Неужели мы перестаем переживать за наших детей, присматривать за ними? Или, может быть, мы испытываем вечные страдания, видя, как дети наши растут без нас. Осознавая, что как бы ни сложилась их жизнь, теперь она будет не такой, как если бы мы оставались рядом. Не будет для них больше того счастья, ощущения защищенности, если вдруг смерть разделит нас своей жестокой рукой.

Именно такие чувства испытывает сейчас Элоиз. При этой мысли я невольно вздрогнула. Что-то сдвинулось в моем сознании. Словно я нависла над бездной, готовой поглотить меня, – как тогда, во время срыва. Нельзя допустить, чтобы это повторилось.

Звонит телефон. А я задремала. Голова как ватная. Не хочется снимать трубку – но вдруг что-то случилось, вдруг Крис попал в аварию, заболели дети или, не дай бог, кто-то из наших мальчиков подрался и угодил в полицию? У матерей всегда есть повод для беспокойства. Поэтому я поплелась на кухню к телефону.

– Мам, привет. – Это звонила Иви. – Просто хочу спросить – ты когда обратно? Я только вернулась – все было просто супер, кстати, я заскочила к папе в клинику. А ты почему до сих пор в Корнуолле? Папа говорит, ты грустишь из-за Элоиз. Приезжай домой – я тебя обниму.

Моя Иви, деточка моя.

Но как же Элоиз?

Она там одна, а дети – тут, без нее. А вдруг она еще здесь, смотрит на нас, мучается. Она хочет обратно домой, к своим девочкам. Нет, она не может расстаться с ними – тревожится за их будущее, не в состоянии никак защитить их. И хотя я чувствовала приближение депрессии, все равно инстинкты говорили, что я права. Но что это значит? Ведь если я права, значит, остается какая-то недосказанность во всем, связанном со смертью Элоиз. Словно она так и не смогла обрести покой. Джулиана тоже встревожена ее внезапной смертью. И во мне нарастает интуитивная уверенность, что произошло нечто ужасное.

А может, я просто боюсь за себя? Ведь если Элоиз умерла так рано, значит, и я могу сгинуть в черной дыре безумия, откуда также нет возврата?

Я нервно сглотнула и собралась с силами, заставила себя улыбнуться, чтобы сказать моей Иви, как я ее люблю и что все будет хорошо. Порасспрашивала ее про лыжный поход и пообещала вернуться к выходным. Пусть она поцелует от меня папу.

Я сделала себе яичницу с ветчиной и уселась перед телевизором. Пощелкала пультом – смотреть нечего. Слава богу, у нас есть тарелка. Зашла в фильмотеку и нашла «Стальные магнолии». Как человек семейный, я люблю поплакать над каким-нибудь сентиментальным фильмом. К тому же «Стальные магнолии» напоминают мне об Иви. И какой актерский состав! Джулия Робертс, Салли Филд, Долли Партон, Дэрил Ханна, Шерл Мак-Лейн, да и сама блистательная создательница фильма Олимпия Дукакис, – какие они все теплые, женственные. Мы с Иви частенько пересматривали это кино. Мы вообще любили посидеть вдвоем, включив что-нибудь душещипательное вроде «Мачехи» или «Mama Mia». Сидим, смотрим и шмыгаем носами. А Крис с Томом и Сэмом в это время, со всем пониманием к нашим женским слабостям, сидят на кухне и трескают яичницу.

Где-то к девяти вечера, когда я уже почти дошла до эпизода, где героиня Джулии Робертс должна умереть, по окнам резанул свет фар. Я не придала этому никакого значения, потому что неподалеку два дома и соседи как раз проезжают мимо нас. Может, это Джим с Мэри или Терри везет домой своих детей с футбольной тренировки. Я никогда не задергиваю шторы на окнах, как и остальные в нашей деревушке. Никогда днем не запираю дверей. Действительно, зачем? Тут приличные соседи – да и никто не приезжает к нам без приглашения.

Между тем дождь превратился уже в настоящую бурю, которую приятно пересидеть дома в компании, но вот одной – страшновато.

Вдруг резко распахнулась дверь и с грохотом ударилась об стену. Я в страхе подскочила со своего места. Тед! Он замер на пороге, прислонившись к дверному косяку. У него буквально подкашивались колени, будто он вот-вот грохнется в обморок. Я подбежала, чтобы поддержать его.

– О боже, Тед. Проходи скорее, давай я налью тебе что-нибудь выпить. А где девочки?

– Я завез их к Джулиане, пусть там заночуют.

Конечно, Джулиана с радостью примет девочек, она их обожает. Но если у нее такие трения с Тедом, даже странно, что он решился обратиться к ней. Либо он просто делает так, как ему удобно, либо не так уж плохо он относится к своей теще. Остается надеяться, что Тед закинул дочерей бабушке до того, как напился.

– Ты уж прости, Кэти, мне просто необходимо выговориться. Я знаю, что Крис уже в Лондоне, но я больше всего хотел увидеть именно тебя. Прости за вторжение. – Тед тряхнул головой. – Хотя зачем тебе все это, уже ночь на дворе.

– Не говори глупостей. Не так уж и поздно, и я рада, что ты приехал. Такая буря, что страшновато сидеть тут в одиночестве.

Раскаты грома пронеслись над долиной. Дождь с пущей силой застучал по крыше. Я и впрямь была рада появлению Теда.

– Что будешь пить, Тед?

– Виски у тебя случайно нет?

– Тебе повезло. Немного осталось с Рождества.

Всполохи молнии с треском прошили небо. Пока я наливала виски, Тед рухнул на диван.

Я подала ему бокал. Тед выглядел совершенно измотанным. Такой красивый, высокий, с волосами, выбеленными солнцем. Но в глазах цвета морской синевы притаились усталость и грусть.

– Ну? Как девочки? – спросила я.

– В общем-то у них все замечательно.

– А у тебя?

Он рассмеялся, проведя рукой по волосам.

– Ну, если уж ты спросила, у меня все хреново.

– Ну да, что это я. Прости.

– Но, знаешь, даже не хочется об этом говорить. Я оказался тут, у тебя, и почувствовал себя нормально.

Разговор не клеился. Мы оба обходили острые углы. Мне хотелось бы серьезно поговорить об Элоиз, но Тед явно избегал этого. Теплый камин, женское общество, большой бокал виски и десятичасовые новости. Ему хотелось только этого. Я не стала трогать Теда, предоставив ему возможность расслабиться.

– Трудно притворяться перед детьми, – произнес он наконец. – Я не могу ни о чем говорить, не могу поплакать при них. Мне кажется, я схожу с ума, Кэти. Мир перевернулся, и я не знаю, как жить дальше. Если честно, просто хочется напиться до беспамятства.

– Ты имеешь на это право.

– Я бы рад, но только не тут. Завтра мне везти их домой в Фоуи. – Тед болезненно поморщился.

– Так ты еще не заезжал домой?

– Нет. Не хватило духу. А завтра вот должен. Сегодня не было никаких сил.

– Можешь переночевать тут. Выпей, проспись, а утром возвращайся за девочками. Если хочешь, я могу поехать с вами в Фоуи. Тебе наверняка нужно закупить продуктов. Я помогу.

– Кэти, ты просто ангел. Ну как я могу навязываться со своими стенаниями?

– Не глупи. У меня тут нет никаких дел, к тому же я и сама выбита из колеи. Вот вчера виделась с Джулианой. Она до сих пор не пришла в себя.

Тед переменился в лице. Грусть сменилась гневом.

– Знаешь, она ведь винит во всем меня. Даже не знаю, почему. Элоиз уже несколько лет была обречена.

– Тед, просто вам обоим трудно сейчас. Оставайся тут, немного придешь в себя. Хочешь еще виски?

Тед легко согласился. Не то чтобы я пыталась напоить его, но в голове у него творилось неладное, и ему лучше забыться.

Я подлила ему еще виски. Он залпом осушил бокал, и черты его лица немного разгладились. Он повернулся ко мне:

– Знаешь, Кэти, ты единственная из подруг Элли, кому я доверяю. И ты мне действительно нравишься.

– Вот и хорошо, рада это слышать, – сказала я, чувствуя уже некоторую обеспокоенность. – Я действительно готова помочь. Ты даже не представляешь, как я хочу, чтобы вы все как-то пережили это время. Сделаю все, что могу.

Он был настолько пьян, что любой разговор сейчас был бесполезен.

– Послушай, Тед. Я устала и пойду спать. Ты можешь спуститься вниз в любую из комнат мальчиков. Там везде заправлены свежие постели.

– Кэти, пожалуйста, давай поговорим, – с жаром произнес Тед. Он явно не собирался ложиться спать.

– Тед, давай завтра. Ты устал, тебе надо выспаться. Я тоже устала. На свежую голову и поговорим.

Он чего-то добивался от меня, какой-то эмоциональной поддержки, оказать которую я не была сейчас готова. Я понимала, что он выпил, расслабился, что он измотан и ему плохо… Кажется, он хотел признаться мне в чем-то, пусть так, но только не теперь. Да что же это такое? Я уже начинала нервничать, чувствуя, что Тед становится агрессивным.

Помнится, я очень сдержанно отреагировала, когда Джулиана плохо отозвалась о Теде. Но с некоторых пор я и сама чувствовала, что у него с Элоиз начались трения. Это было смутное подозрение, которым я, конечно же, не стала делиться с Крисом. Но я видела, как они отдаляются друг от друга, перестают быть той счастливой, влюбленной парой, которой мы их всегда знали. Я пыталась объяснить все это болезнью Элоиз. Она чудила, и Теду было тяжело. Элоиз колесила по разным странам в поисках чудодейственного исцеления. За последние три года она посетила Швейцарию, Австрию, Германию и Италию и везде искала нетрадиционные, но действенные, как она считала, способы поставить себя на ноги. Конечно, она могла позволить себе большие траты. Она верила всяким шарлатанам, и Тед прямо говорил ей об этом, а Элоиз обижалась. Она привозила их домой, пытаясь переубедить Теда, но эти люди просто вытягивали из нее деньги. Да, Элоиз была богатым человеком. После смерти матери она должна была унаследовать большое состояние, а пока оставалась бенефициаром крупного капитала на доверительном управлении. Все эти целители знали об этом, поэтому с удовольствием гостили в ее роскошном доме в Фоуи.

За свои услуги они брали большие деньги, устраивая всякие массажи, рефлексотерапию или купание в «святых» местах, совершенно не зная истории нашего побережья. По вечерам они били в барабаны и распевали мантры, выдумывали всякую ерунду о правильном питании, постоянно заставляя Элоиз пить соки из экологически чистых фруктов и овощей.

Если уж честно, все это походило на дурдом, и мы с Крисом перестали к ним ездить, приглашая их к себе в Корнуолл или встречаясь где-нибудь на нейтральной территории – например в отеле «Старая пристань» в Фоуи. Мы сидели на террасе, наблюдая, как проплывают мимо яхты и корабли, и делали вид, что наша безмятежная жизнь в Корнуолле продолжается…

Я как можно тверже сказала Теду, что намереваюсь отправиться спать, а он как хочет. Тот уговорил еще одну порцию виски, и теперь я вряд ли смогу уложить его в комнате Сэма. Элоиз с Тедом часто оставались у нас ночевать, но теперь возникала крайне неловкая ситуация. Я хотела подняться из-за стола, но Тед остановил меня. Он еле шевелил языком:

– Кэти, в день смерти Элоиз ты оставила сообщение на автоответчике. Я так понимаю, что она тебе звонила перед этим. Что она тебе сказала? Была чем-то расстроена? Она тебе ничего не говорила… про нас?

– Нет, ничего не говорила. Она и вправду оставила мне сообщение, но когда я перезвонила ей, она уже не снимала трубку. А в чем дело? Что такого она собиралась рассказать мне?

Тед посмотрел на меня диким, окосевшим взглядом:

– Тебе Элоиз никогда не говорила, что ты мне нравишься?

Я просто оторопела:

– Конечно, нет. Не сходи с ума.

– А зря. Потому что это правда. Я несчастный вдовец, Кэти, мне так необходимо утешиться.

Он с вожделением уставился на меня, потом неловко обнял, опрокинув бутылку и залив мою кофту виски.

– Слушай, Тед, я понимаю, что тебе плохо сейчас, только этим я могу объяснить твое поведение. Но, знаешь, это уже перебор. Завтра тебе будет стыдно, хотя я постараюсь забыть об этом инциденте. Делаю скидку на твое состояние.

Я быстро направилась к лестнице, взбежала наверх в спальню и заперла дверь. Хотя мы и держим двери в доме открытыми, на спальню это не распространяется. Особенно мы осторожничали, когда дети были маленькими и слишком любопытными. Вот сейчас мне так не хватает Криса. Он бы точно нашел подход к Теду, как я прежде – к Элоиз или сейчас – к Джулиане. В минуты семейных драм мужчины лучше помогают мужчинам, а женщины – женщинам. Теоретически все знают, как утешать горюющего человека, но практически – лучше, когда к этому не примешивается сексуальное влечение.

Например, Тед. Ему плохо, я его не гоню, пусть ночует, только этот человек не в себе, и я чувствую угрозу, исходящую от него.

Мне не спалось, и я вдруг вспомнила, что действительно бывали такие моменты, когда Тед мог обнять меня слишком уж крепко, мог с каким-то намеком погладить мою руку, оказавшись рядом со мной за столом. Я думала тогда, что мне просто кажется и такого не может быть. Элли так его любила, что невозможно было не любить ее с такой же силой.

А потом я уснула.

Это был странный и волнующий сон. Я увидела Элоиз. Она спешила к земле через дождь и набухшие облака. Она словно следовала по невидимому солнечному лучу. Только так она могла попасть к своим дочерям, подумалось мне, в этот мир, где есть свет и жизнь. Сюда, прочь от сумрачного, сокрытого дождем мира мертвых.

Иной сочтет это за сумасшествие, но каким-то образом я чувствовала тревогу, пульсирующую в ее мозгу, знала, что она чувствует и думает сейчас. Как быть? К кому обратиться? Как восполнить эту зияющую пустоту в собственном чреве, где когда-то ее дети чувствовали себя такими защищенными? Они теперь не с нею и в опасности. Как спасти их?

Когда я, наконец, отыскала ее в своем сне, она стояла возле военного мемориала, на крутой гористой тропинке, ведущей к Полперро. Все это происходило против моей воли, но я уже была там, ведь именно дух Элоиз вытянул меня из моей теплой постели. Теперь и я вместе с нею промокла насквозь и дрожала от холода. Внизу высокие волны бились о скалы, ветер свистел в ушах.

Но это был всего лишь сон. Даже тогда я знала это. Гиперреалистичные видения, которые приходят ко мне в моменты сильнейшего волнения, – как тот сон про отца.

Но все равно было страшно. И еще я злилась. Как все это глупо. Зачем?

– Элоиз, – сказала я, обращаясь к неясной тени. – Элоиз, я сплю. Я хочу обратно к себе. Зачем я тут? Что ты хочешь от меня?

– Скоро я тебе все объясню, – ответила тень и пошла рябью, как вода на ветру. – Но запомни главное: ты должна охранять их.

– Кого? Как? О ком ты?

– Присмотри за моими дочерьми, Кэти. Спаси их. Не верь ни единому его слову.