Текст книги "Эта властная сила"

– Вот видишь, ты сам ответил на свой вопрос. У Шейна на черепе только пара шишек. Так что он не умрет.

– Он так же говорил про мою мать, – тихо сказал Джастис, – он сказал, что она не умрет, а она умерла. Истекла кровью. У него на руках. – Он посмотрел на Кэтлин. Ей показалось, что у Джастиса глаза старика. – Взрослые всегда врут детям.

– Не в этот раз, – пообещала Кэтлин.

– Клянешься?

– Клянусь, – сказала она с комом в горле, – я не позволю ему умереть.

Глава 7

– Не смей умирать!

Шейн слышал слова откуда-то издалека. Они засели в его голове и хрипло прокручивались снова и снова, словно старая пластинка: «Не смей умирать... не смей умирать...». Кто же их сказал? Может, он сам? Он помнил, что когда-то давно говорил их человеку, которого любил.

Голова раскалывалась на части. Завтрак просился наружу. Но он знал, что едва ли умрет оттого, что получил в лоб. Случалось и хуже, намного хуже.

Шейн понимал, где он находится. Он помнил, как его зовут и какой сегодня день недели. Он даже понимал, кто находится с ним в одной комнате. Он чувствовал матрас под собой и слышал, как Кэтлин и Джастис переговаривались. Он даже не сомневался, что, если приспичит, он сможет встать с постели. Он сможет... вот только зачем, если можно просто лежать в этой теплой темноте, отдавшись томительной усталости?

Руки Кэтлин приятно ласкали его кожу. Как давно за ним никто так не ухаживал! Он не хотел, чтобы она так беспокоилась из-за него, но открыть глаза просто не было сил. Да и желания.

Еще немножко, говорил он себе, еще пару минут. Только отдохну чуть-чуть...

Тьма спеленала его, звуки стали тише и глуше, словно его накрыли ватным одеялом.

– Не смей умирать...

Чьи же это слова? Впрочем, нет, слова-то как раз его, но чей же это голос? «Не смей умирать...»

Сериз в его руках была такой теплой. Она не могла умереть, нет, это просто немыслимо. Только не его Сериз. Рыдая, он прижимал ее к себе. Кровь стекала по его рукам. Ее зеленое бальное платье пропиталось красной липкой жижей.

Он никак не мог остановить кровотечение. Он зажал рану в ее животе ладонью, но кровь продолжала сочиться сквозь его пальцы, а она все умоляла и умоляла его не дать ей умереть.

– Мне страшно, Шейн. Держи меня крепче, милый. Прошу... только держи. Не отпускай. Если я умру... если умру, то отправлюсь прямиком в ад. Я не хочу вечно гореть в аду. Не хочу. ..Я так боюсь огня....

– Не смей умирать. Ты не умрешь, слышишь? Черт возьми, я не дам тебе умереть.

– Мне холодно, ирландец. Мне холодно. Если мне холодно, то я ведь еще не в аду?

– Нет, нет, милая, ты не в аду, ты здесь, со мной.

– Держи меня... Держи меня...

Распахнулась дверь, и стало светлее. Заблажила какая-то проститутка, раздался топот ног, в холле послышались приглушенные сердитые голоса:

– О Боже мой!

– Это же Сериз!

– Макенна зарезал ее!

– Кто-нибудь, позовите Толстушку Розу, быстрее!

Сериз вздохнула в его руках. Ее черные влажные глаза распахнулись, и она испуганно посмотрела на Шейна.

– Мой мальчик. Возьми его к себе, Шейн. Заботься о нем, как о сыне. Обещаешь?

– Обещаешь? – спросил Джастис.

Громкие голоса вдруг пропали, спрятавшись до поры в лабиринтах его памяти. Шейн понял, что он в полном сознании, а в голове гудит, как в топке паровоза. Все тело нестерпимо болело.

Мозг отдал команду, горло напряглось, его губы были готовы сказать «Сериз», но не произнесли ни звука. Это слово было давно запретным в его лексиконе. Слишком много боли оно причиняло. Та боль, что он испытывал сейчас, не шла ни в какое сравнение.

Но над мыслями он был не властен. В его голове всплывали образы Сериз. И один из них, тот, что запечатлел ее, когда они впервые увиделись, засел надолго.

В шуме борделя Толстушки Розы она двигалась в ритме испанского фламенко, словно живое воплощение огня и страсти, одетая в красное с черным. Никто не мог назвать это танцем. Она не танцевала, нет – она горела.

Она была богиней страсти. Черные как ночь волосы разметались по плечам. Из-под вуали волос его манили ее блестящие глаза. Все соблазны Содома и Томорры смотрели на него из-под ее ресниц. Ее бронзовое тело было магнитом для него. Он не мог удержаться. Это было выше его сил.

Его бросало в пот от одного взгляда на нее. Вокруг него люди хлопали ей в ладоши и одобрительно кричали, но он не видел и не слышал их. Он неотрывно следил за малейшим поворотом ее головы, движением бедра, за мельканием босых ног и за ее влажными возбуждающими губами.

Она предлагала себя в танце, она дразнила, соблазняла и отказывала в последний момент, затем снова дарила обещания коротким взмахом ресниц, блеском миндалевидных глаз, завлекала вырезом свободного платья, надетого на голое тело...

Ее невинная похоть поразила его, точно молния посреди поля во время грозы. Она украла его сердце... или то, что пониже. Он хотел ее, он желал ее. Он забыл о том, что он женатый человек... забыл о том, кем она была. Все, что он помнил, так это то, что он желал ее. Чего бы это ни стоило.

– Сериз...

– Шейн?

Музыка пропала, и разум его снова окутала тьма. Шейн почувствовал, что падает в бездну, и инстинктивно попытался ухватиться за стройный стан Сериз. Каково же было его изумление, когда он обхватил руками воздух.

– Лежи спокойно.

Нет, это был не шелковый голос Сериз с ее легким обворожительным французским акцентом. И пахло не как от нее... От Сериз всегда пахло терпким ароматом розы, а от этой женщины пахло вереском. Как же так...

– А-а-а! Черт возьми, ты что, пытаешься меня убить? – заорал Шейн, открыв глаза. Резкая боль пронзила его щеку.

Кэтлин склонилась над ним с запятнанным кровью полотенцем.

– С возвращением. – Тон ее был мягким, но глаза источали холод. – Мне не придется зашивать тебе лицо.

Он потрогал шеку и нащупал пальцем поверхностную рану.

– А борода? Что ты сделала, женщина?

– Мне пришлось выбрить волосы вокруг раны, чтобы обработать ее.

Голос ее был холоднее северного сияния. В бреду он позвал другую женщину. Сериз. МатьДжастиса.

Игла ревности больно кольнула Кэтлин в самое сердце. Казалось бы, такая мелочь не должна волновать ее. Но волновала. Она отвернулась и бросила полотенце в тазик с водой. Он не должен видеть ее слез.

Будь ты проклят, Шейн Макенна! Гореть тебе в аду вечным пламенем.

Дура! Какая же она дура! Разве можно было ожидать чего-то другого после того, как они расстались? А ведь он пытался сказать ей правду. Ведь он сказал ей, что он не святой.

В отчаянии она разорвала остаток рубашки на полосы. Как страстно она желала, чтобы ее сестра Морин или хоть кто-нибудь из ее подружек был здесь, в Миссури, рядом с ней! Ей так нужно было родное плечо, чтобы выплакаться и спросить совета! Сейчас рядом с ней не было никого, кому бы она могла доверять. И меньше всего своему мужу.

Как она ни пыталась игнорировать свои подозрения по поводу отношений Шейна и матери Джастиса, это было почти невозможно. Скорее всего она была права. Шейн состоял с Сериз в интимной связи, быть может, даже любил ее. Последнее для нее было страшнее, чем просто акт измены со стороны мужа.

Интересно, сколько раз они предавались греху? Приступы ревности вызывали у нее желание воткнуть ему иглу в сердце или хотя бы выцарапать глаза.

В библейском смысле они с Шейном знали друг друга только единожды. Хотя нет, можно считать, дважды, если учитывать их торопливое прощание перед рассветом в ночь после свадьбы. Она была напугана, а Шейн был смущен. Ей нравилось, как он держал ее в объятиях, и ей было безумно приятно, когда его голая кожа касалась ее обнаженного тела. Хотя сам акт соития был... каким-то неловким.

Раньше она всегда считала, что виной тому ее невинность. Она всегда хотела быть хорошей женой для Шей-на, и она была уверена, что, несмотря на неудачу их первой брачной ночи, со временем все можно исправить.

Ее до глубины души поразило, с каким негодованием она восприняла факт измены Шейна. С другой стороны, разве это факт? Она лишь слышала имя любовницы из уст супруга. Она всегда считала себя практичной женщиной и уж никак не ожидала от своей персоны такой желчности. Но мысль о том, что он попросил ее воспитывать сына своей любовницы, как своего собственного, была для нее настоящей пощечиной.

Черт возьми, он слишком многого от нее хотел. Больше, чем она могла дать.

Шейн сел и свесил ноги с кровати.

– Какого лешего ты обрила половину моего лица?

Джастис попятился к двери.

– Говорил же тебе не делать этого, – сказал он.

Шишка на лбу снова начала кровоточить, и Кэтлин нетерпеливо вздохнула, поджав губы и глядя, как рубиновая капля катится вниз и останавливается над бровью.

– Ну вот, погляди, что ты наделал! Ложись обратно, я обработаю тебе лоб. Наверное, крови было так много, что рана вскрылась.

– Вот еще. За тобой не углядишь, так ты меня и налысо обреешь.

– Раз ты снова грубишь, значит, будешь жить, – спокойно ответила Кэтлин, старательно скрывая свой гнев. Если она сорвется и начнет обличать его в связях с мертвой женщиной, то едва ли это увеличит ее шансы построить нормальную семью. А этого она жаждала больше всего на свете. Она должна проглотить обиду и продолжать жить, как будто не догадываясь о связи своего мужа и матери Джастиса.

– Штопка моей голове не нужна, – заявил Шейн, – а уж стрижка тем более.

– Нет, конечно, если ты боишься иголки...

Он зыркнул на нее, но все же остался сидеть и позволил ей обмыть и осмотреть рану на лбу. Кэтлин с облегчением обнаружила, что травма не такая страшная, как она опасалась. Она плеснула на рану шерри своего отца и протерла края раны сухой чистой тряпицей.

– Ничего бы не случилось, держи ты свою Дерри подальше от быка.

– Да, туте тобой не поспоришь. Я виновата, – признала она неохотно, – но ты тоже хорош. Сразу видно, что у тебя совершенно нет опыта общения с детьми.

– Не знаю, с Джастисом у меня все получается.

– Он вообще необычный ребенок. А ты еще позволяешь ему ругаться, как грузчику.

Шейн согласно кивнул.

– Да, пожалуй. Он как мустанг, никогда не знавший узды. Но что до его языка, то это вина матери. Я борюсь с этим как могу. И может, даже стоит быть с ним пожестче, но это непросто.

– Матерью тоже быть нелегко.

Она закончила с его царапинами и бросила набухшую кровью тряпицу в таз с остывшей водой.

– Почему-то мне кажется, что тебе нравится причинять мне боль, женщина.

Она убрала фляжку в карман одной из юбок и стала прибираться. На последнюю реплику Шейна она не обратила внимания.

– Я серьезно говорила тебе, что ты смелый человек. Самый храбрый из всех, кого я знала.

Он слегка покраснел, что сложно было заметить под ровным загаром, и потер глаз. Сердце билось в груди Кэтлин, словно Голиаф внутри ее пытался протаранить себе путь наружу.

Кэтлин обратила внимание на исцарапанные руки Шейна. Когда она нежно обмыла ему сначала одну руку, затем другую, он не протестовал. Она достала из сумки коробочку с домашней мазью, которую привезла с собой из Ирландии, и смазала ему все царапины и порезы.

– Ты думаешь, у нас в графстве Клэр дети никогда не погибали под копытами быков или от их рогов? Уверяю тебя, Дерри так перепугалась, что ни за что не подойдет больше к его загону, – сказала Кейти.

Шейн опустил глаза.

– Извини, что обвинил тебя во всем. Если бы что-нибудь случилось с одним из детей, то вина полностью лежала бы на мне. Я ведь знал все опасности на своей земле. А ты – нет. Может, не стоило мне дергать тебя, сидела бы дома со своим отцом?

– Это вряд ли, – сказала Кэтлин тихо, – он умер.

– Умер? – Шейн посмотрел на нее, не веря своим ушам. – Ты ничего мне не говорила.

– Ты не спрашивал. Мы говорили о тебе, о Килронане, обо всем, о чем ты хотел, Шейн Макенна. Но ты ни разу не спросил меня, как дела дома, в Ирландии.

– Извини.

Она опустила ресницы, чтобы он не заметил раздражения в ее глазах.

– Это только слова. Вы с папой были как порох и огонь. Не притворяйся, что ты расстроился, узнав, что он умер. Не пытайся изображать чувства, которых не испытываешь.

Шейн вскочил на ноги. Он подошел к Кэтлин и обнял ее, прижал к себе.

– Кейти, – прошептал он, уткнувшись носом в ее волосы, – твой отец терпеть меня не мог. И у него были на то причины.

– Да нет же, – запротестовала Кэтлин, – он вовсе тебя не ненавидел. Просто ты был католиком и... бедняком и...

– И сыном нищего пьяницы, который бил жену и детей до полусмерти каждый раз, как приходил домой, надравшись до чертиков в ближайшем пабе.

– Нечестно было со стороны отца...

Шейн поднял ее голову за подбородок, чтобы заглянуть в глаза.

– Это уже не важно, – прошептал он нежно, – ты любила его, и он был для тебя хорошим отцом. Расскажи мне, как он умер.

– Мама подхватила лихорадку от жены батрака. Мы похоронили ее накануне Рождества. Это было два года назад. Папа прожил до весны. Но ты же знаешь, у него всегда было слабое сердце. Он зачах на глазах.

Кэтлин освободилась от объятий Шейна и со слезами на глазах стала торопливо рассказывать все, боясь, что разрыдается.

– Остались только мы: Морин, я и Дерри. Ее муж погиб летом, во время одного из голодных бунтов. В апреле она ждала от него ребенка, но я не получала от них никаких вестей, поэтому не знаю, как у них...

– Подожди, подожди. Каких еще голодных бунтов?

Кэтлин пожала плечами и смахнула слезинку.

– В Ирландии настали совсем другие времена. Человеческая жизнь там уже ничего не стоит. Томас нанялся охранником на продуктовый склад, но его застрелили свои же солдаты. По ошибке, во время волнений.

Шейн протянул к ней руку, но она отстранилась. Она не желала, чтобы он жалел ее или ее семью. Все, чего она хотела, так это справедливого к себе отношения и шанса на то, чтобы создать крепкую, хорошую семью.

– Мы потеряли все. Землю, дом... Оказалось, что папа только арендовал жилье у лорда Карлстона. Особняк, в котором мы жили, уже более сотни лет не принадлежал нашей семье.

– Но ведь твой отец ладил и с британцами, и с ирландцами. Он был богатым и уважаемым человеком.

– Нет, Шейн, он никогда не был богатым.

Он горько усмехнулся:

– Мой отец держал свиней в единственной комнате вместе с нами, пока не пропил их, разумеется. Ты пришла из другого мира, Кейти. Ты протестантка, и... ты понятия не имеешь, что такое бедность. Ты никогда не засыпала с желудком, присохшим к позвоночнику.

– Все это уже в прошлом. Сейчас уже никто не скажет, что я – леди, а ты – нищий бродяга.

Он усмехнулся.

– Ты забыла еще добавить про безграмотного паписта. Я ведь ничего, кроме своего имени, не могу написать. Я даже не могу прочесть свои закладные.

– Ерунда. Если ты неграмотный, это не делает, конечно, тебе чести. Однако виной тому лишь твоя лень. Ты не дождешься от меня жалости. Сколько, ты говорил, у тебя акров земли? Шесть сотен? Может, ты и вышел родом из грязного сарая, но сейчас ты – землевладелец. Богу было угодно сделать так, чтобы мы поменялись местами. Я стала нищей, а ты богатеем. У меня нет ничего, кроме того, что я привезла с собой.

– Ты – леди, ты благородная дама, а такому не научишься и не купишь за пару сотен акров земли Миссури.

– Что ты хочешь от меня, Шейн Макенна?

– Того, что будет верным для нас и для детей.

– В таком случае мы должны жить, как добропорядочные муж и жена.

– Может, и так. Хотелось бы так думать.

– Когда-то ты любил меня. – Слова сами соскочили у нее с языка, выскользнув из потаенных глубин ее души.

– Было дело. Но только много воды утекло с тех пор. Хотел бы я сказать тебе, что до сих пор чувствую то же, но не хочу врать. Я просто не знаю.

Томление в груди сковало ее дыхание. Она едва могла говорить.

– Я рада, что ты сказал это. Я тоже в замешательстве. Но мы должны попробовать. Ведь мы давали друг другу клятву.

Черты Шейна заострились.

– Я посылал за тобой. Верно?

– И это все, что ты можешь сказать?

Шейн пожал плечами.

– Я не мастак говорить красивые слова. Мы можем попробовать, но все против нас.

– Я много думала об этом, прежде чем покинуть дом. Но иногда нужно идти на риск.

Шейн посидел немного, обдумывая сказанное. Затем кивнул:

– Ладно. К риску мне не привыкать. Сбрей бороду до конца.

Кэтлин не смогла сдержать возгласа удивления.

– Ты говоришь так, словно ты осужденный и тебя ведут на казнь. Ты что думаешь, я тебе горло перережу?

– Да с тебя станется, – пробормотал Шейн.

– Раньше я брила папу. Ему нравилось. Он говорил, что это успокаивает.

– Не играй с огнем. Просто сбрей долой все остальное.

Она взяла острую бритву.

– Как прикажете, сэр. Когда вы так вежливо просите, вам просто невозможно отказать.

Он повернул к ней небритую сторону лица.

– Вообще-то я бреюсь сам, но мои руки сейчас ни к черту.

Руки Кэтлин тоже были ни к черту. Они дрожали. Ее бравада была напускной. Она очень нервничала. Брить Шейна почему-то было совсем не то же самое, что брить отца. В этом действии появилась некая интимность. Ей сразу вспоминались его руки на ее талии. И тепло его объятий.

Шейн временами был просто невыносим. Он грубил, оскорблял, и Кэтлин уже не сомневалась, что он изменил ей с Сериз, но странным образом это лишь сближало их. Несмотря ни на что, она хотела, чтобы он снова держал ее в объятиях.

– Не шевелись. – Пальцы ее слегка подрагивали, и она не хотела порезать его.

– Что ты делаешь?

Она испуганно дернулась.

– Прекрати кричать на меня. Ты попросил побрить тебя, именно этим я и занимаюсь.

– Возьми ножницы, женщина. Сначала состриги сколько сможешь, а уж потом брей бритвой.

– Хорошо. – Он был просто невыносим. И с чего она решила, что когда-нибудь научится ладить с таким чудовищным эгоистом? Он бросила бритву в стакан и огляделась в поисках ножниц.

Мыльная пена стекала на рубашку Шейна. Вернее, на то, что от нее осталось.

– Ты можешь снять свои лохмотья?

Шейн поворчал, но все же снял разорванную рубаху. Она сразу заметила багровый синяк на его ребрах.

– Довольна?

Кэтлин вздохнула и стала стричь бороду, стараясь не обращать внимания на его мощную мускулатуру. Она работала сосредоточенно, внутренне сжимаясь каждый раз, когда Шейн жаловался на что-либо.

– Ты долго еще собираешься возиться?

– Если бы ты сидел спокойно, я бы уже закончила.

Через некоторое время она удовлетворенно отложила в сторону бритву. И тут они оба услышали топот копыт. Кэтлин подбежала к окну, чтобы посмотреть, кто бы это мог быть. Шейн был в шаге позади нее.

– Глянь-ка, – она смотрела на всадников, приближавшихся к дому, – у нас гости.

– Гости?! В гробу я видал таких гостей! Это Эрл Томпсон, наш ближайший сосед. – Он направился к двери. – Неприятностей скорее всего избежать не удастся. Оставайся в доме.

– Но, Шейн, ты же ранен. Не нужно...

– Черт возьми, женщина! Когда ты научишься делать то, что тебе велят?!

– Джентльмены, добро пожаловать в Килронан.

Кэтлин спустилась с крыльца, чтобы поприветствовать всадников. Их оказалось шестеро, и все вооружены до зубов и с дьявольскими ухмылками смотрели на Шейна. И на Гейбриела. И на Джастиса.

Ее мужчины стояли плечом к плечу, Шейн как бы невзначай поправил ружье.

– Я Кэтлин Макенна, жена Шейна, – сказала она любезно. – Рада приветствовать вас, мистер Томпсон.

Она сама догадалась, кто из прибывших Эрл Томпсон. Это был плотный человек с короткой бычьей шеей. Он восседал на серой лошади. Волосы Томпсона были абсолютно белыми, а лицо его стало дубленым от солнца и ветров, но он не потерял своей осанки и благородного вида. Кэтлин решила, что только с ним стоит вести переговоры.

– Миссис Макенна, – Эрл коснулся пальцами края своей шляпы, – я думал, что жена Шейна в Ирландии.

– Так и было до недавнего времени, но я перебралась в Америку.

– Что это с тобой, Макенна? – обратился Томпсон к Шейну. – Такое впечатление, что по тебе стадо бизонов пробежало.

– Не сошлись во взглядах с моим племенным быком, – ответил Шейн.

Спутник Эрла, тот, что был поменьше, усмехнулся, и Кэтлин пригляделась к нему. Гладко выбритое лицо молодого человека наполовину скрывала надвинутая на брови шляпа. Его маленькие грязные руки нервно сжимали уздечку. Он был одет в кожаную жилетку поверх мешковатой рубахи.

– Так ты жена Макенны? Тем хуже для тебя, – сказал отпрыск и подъехал ближе к Томпсону. Кэтлин заметила, что второй рукой он взялся за хлыст. – Ты недолго здесь протянешь.

Только тут Кэтлин поняла, что это вовсе не молодой человек, а женщина, одетая в мужские штаны. Она могла быть на несколько лет моложе Кэтлин, но трудно было сказать наверняка. Ее волосы скрывала поношенная шляпа, а лицо было в тени.

Кэтлин решила, что не стоит отвечать на хамство этой выскочки. Нужно до конца оставаться леди.

– Что ж, и вам добро пожаловать, мисс... – она взглянула на Эрла и заметила его удивление, – или, лучше сказать, миссис Томпсон?

Женщина сплюнула жевательный табак к ногам Кэтлин.

– Сойдет просто Рейчел. Рейчел Томпсон, – она кивнула на старого Эрла, – дочь Здоровяка Эрла. – Повернувшись в седле, ткнула пальцем в хмурого вида мужчину с маленькими глазками и редкими усами: – А это мой братец, Бо.

– Хватит трепаться. – Эрл Томпсон обратился к Шейну: – Мы слышали, твоя кобыла вчера ожеребилась.

– И что с того? – ответил Шейн.

– Ты не против, если мы посмотрим?

Глаза Шейна сузились.

– Ближе к делу, Эрл.

– Бьюсь об заклад, что он черный и во лбу у него звезда, и мы хотели бы забрать его себе, – сказала Рейчел Томпсон.

Джастис вышел вперед, сжав кулаки.

– Это с какого такого перепугу?

Гейбриел положил руку парню на плечо.

– Моя кобыла, значит, и жеребенок мой, – спокойно сказал Шейн. – А если ты против, давай выясним наши проблемы раз и навсегда.

– Что, не хочешь, чтобы твоя женушка узнала, как ты нарушаешь закон? – спросила Рейчел с издевкой в голосе. – Ты же специально выпустил свою кобылу на наше пастбище, чтобы она понесла от нашего племенного скакуна, а деньги за случку не заплатил. Нехорошо.

– Цыц, девчонка! – прикрикнул на нее Эрл. – Это наше дело, мое и Макенны.

– Что, не хочешь, чтобы твоя девка знала, что ты вор? А еще и убийца? – вставил Бо.

– Она не девка, она моя жена. – Шейн посмотрел на Кэтлин. – Иди в дом, Кейти.

Кэтлин стало страшно. Она уже дважды слышала, как Шейн разговаривает таким мягким тоном. Первый раз он взгрел пьяницу в Джефферсон-Сити, а второй раз он перемахнул через изгородь, чтобы остановить Голиафа. Она подозревала, что у него хватит безумства, чтобы стащить Бо с лошади и задать ему трепку.

Но Шейн был не в форме. Он просто не сможет драться. Она вообще недоумевала, как он стоит на ногах. Кэтлин еще ранее заметила, что у Эрла и его спутников ружья под седлами. Может, именно они стреляли в Шейна и сейчас приехали доделать свою черную работу?

– Иди в дом, Кейти, – сказал Шейн.

– Знаешь, что-то не похожа она на жену, – продолжал издеваться Бо, – она больше смахивает на очередную девку типа...

Но договорить Бо не успел. Шейн бросил ружье Гейбриелу и ринулся на обидчика.