Текст книги "Любовники"

Ах, Габриэль, любимица Парижа, придумавшая стриптиз из сострадания к мужчинам, почему ты отклонила предложения желавших жениться на тебе? Не потому ли, что ты каждый вечер после представления надевала голубовато-серое бархатное пальто, шляпу с серым страусовым пером и велела кучеру, правившему четырьмя серыми лошадьми, поскорее ехать к твоему большому новому дому с видом на парк Монсо, где сладко спали крошечные мальчики-близнецы? Бедная мягкосердечная Габриэль, ты на собственном опыте убедилась, что случается с женщинами, которые слушают мужчин и отдают им свое последнее бесценное сокровище. Как видно, судьбу не обманешь и против природы не пойдешь…

С любовью от Джиджи».

Билли прочитала открытку и решила надеть пеньюар сегодня же вечером, потому что она тоже послушалась мужчину, но, в отличие от Габриэль, ничуть не пожалела об этом.

Вернувшись в свой кабинет, Джиджи позвонила Саше, у которой в тот день был выходной, и пригласила ее на ленч. Саша Невски входила в круг близких людей, с которыми Джиджи хотела поделиться новостью. За исключением Зака. Но Заку было совершенно все равно, где будет работать Джиджи. Самое главное, чтобы она была довольна.

Впрочем, как и ее отцу. Сейчас Вито Орсини был в Европе, но Джиджи решила, что сразу после его возвращения пригласит отца пообедать и все ему расскажет. В последнее время их отношения становились все более тесными. Когда Джиджи оставалась одна, Вито часто приглашал ее в ресторан, и за изысканным ужином, в разговорах на самые разные темы незаметно пролетал вечер.

– Похоже, ты ужасно довольна собой. Что случилось? Кто-то посулил всю жизнь снабжать тебя хорошими колготками? – спросила Саша Невски свою ближайшую подругу, с которой делила кров в Нью-Йорке и Западном Голливуде, пока год с небольшим тому назад не встретила адвоката Билли по имени Джош Хиллман и не вышла за него замуж после первого же свидания.

– Я испытываю огромное облегчение, – радостно призналась Джиджи. – Я жутко боялась сказать Спайдеру и Билли, что ухожу, но они оба сочли, что это здорово!

– Уходишь? Значит, ты уезжаешь из Лос-Анджелеса? – захлопала глазами Саша.

– Конечно, нет. Я ухожу из «Нового магазина грез».

– Что? – воскликнула Сайга. – Ты с ума сошла!

– Ради бога, не поднимай шума. Волноваться не из-за чего. Я решила принять предложение тех ребят из рекламного агентства, о которых тебе рассказывала. Разве это не замечательно?

– Замечательно? Ничего хуже я в жизни не слышала! Как тебе такое пришло в голову? Сообщаешь мне кошмарную новость с таким видом, словно в этом нет ничего особенного. Когда ты успела стать такой жестокой?

На глазах заблестели слезы, сделав ее еще более очаровательной. Благодаря классической красоте, точеному профилю, роскошным черным волосам, ослепительно белой коже, потрясающей фигуре и пленительной походке она считалась лучшей моделью Седьмой авеню и оставалась ею, пока Джиджи не переманила Сашу в «Новый магазин грез».

Джиджи уставилась на подругу, открыв рот. Саша, знаменитая сокрушительница мужских сердец, с первого взгляда покорившая самого завидного жениха Беверли-Хиллз, высокая, величественная, уверенная в себе Саша – и вдруг плачет? Такого не было за все годы их дружбы…

– Саша, – пробормотала она, – зачем все принимать так близко к сердцу? В наших с тобой отношениях ничего не меняется… Скучать по мне ты не будешь, потому что в «Новом магазине грез» мы почти не видимся. И моей новой работе ты не завидуешь, потому что у тебя есть своя, причем просто фантастическая… Утри слезы, – строго сказала Джиджи и сунула Саше салфетку. Она не для того все утро посвятила Спайдеру и Билли, чтобы позволить Саше упрекать ее в предательстве.

– Если ты уйдешь… «Нового магазина грез» больше не будет…

– Не глупи. Дело идет прекрасно и расширяется с каждым днем. А незаменимых людей нет.

– Ну да… Наверно, какой-нибудь копирайтер смог бы повторить твой стиль. Но на самом деле «Новый магазин грез» – это мы с тобой. Гели ты уйдешь, из каталога исчезнет главное – его дух…

– Саша, – мягко сказала Джиджи, – этот дух ушел давным-давно. Ушел в ту минуту, когда «Новый магазин грез» начал пользоваться успехом. Ты вздыхаешь о премьере, хотя пьеса уже третий год с успехом идет на Бродвее.

– Нам было так весело, когда мы начинали! – Голос Саши был таким печальным, что у Джиджи глаза полезли на лоб. Ее лучшая подруга в двадцать шесть лет имела все, о чем можно было мечтать: обожаемого мужа, чудесную дочь, замечательную работу и кучу денег…

– А разве что-то изменилось?

– Еще как… Мы стали взрослыми, а взрослым никогда не бывает весело. Ты этого еще не понимаешь, но скоро дойдет очередь и до тебя, – с непривычной тоской закончила Саша.

– Было бы странно, если бы ты не чувствовала себя взрослой, – ответила Джиджи, пытаясь не обращать внимания на неуместные переживания лучшей подруги и вернуться к реальности.

– Тебе хорошо… – У Саши вновь искривились губы. – Тебе не приходится скучать с моим чокнутым гениальным братом, ты пробуешь то, берешься за это… На самом деле ты еще не взрослая… и не доросла до настоящего понимания вещей.

– Слушай, о чем мы говорим? О моем уходе из каталога или о твоей семейной жизни? – уточнила Джиджи.

– Сама не знаю, – смущенно сказала Саша. – Как хочешь… Может, ты начнешь первой?

– Нет уж, начинай ты.

– Ох, Джиджи, – вырвалось у Саши, – Джош такой серьезный и солидный… В первые месяцы мне было все равно, что ему пятьдесят лет, но… Наверно, я не ожидала, что для него так важны вещи, которые мне безразличны… Я думала, что у нас все будет так же, как у других пар, но сейчас…

– Саша, не говори глупостей, – решительно сказала Джиджи. – Когда ты познакомилась с Джошем, ты прекрасно знала, кто он и сколько ему лет. Ты сама захотела стать женой влиятельного адвоката со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами…

– А как бы ты чувствовала себя, если бы внезапно оказалась женой одного из главных распорядителей фондов Музыкального центра, больницы «Синайский кедр», Музея изящных искусств и еще полудюжины других организаций? Что бы ты делала, если б тебе приходилось регулярно приглашать на ленч дам, у которых дочери моего возраста, которые знали первую жену Джоша и обожали ее? Что бы ты сказала, если бы три вечера в неделю просиживала на торжественных обедах, где произносят бесконечные тосты, а удрать пораньше невозможно, потому что либо на тебя смотрят во все глаза, либо вечер ведет Джош? О, он все понимает. Прекрасно понимает, что должен идти на компромисс, потому что знает, на какие компромиссы приходится идти мне!

– Похоже, жизнь у тебя действительно не сахар, – сочувственно кивнула Джиджи.

– Да уж… – Саша высморкалась, покоряясь судьбе.

– А Джош не может отказаться от этих обязанностей?

– Он и так отказался от половины из них. Я люблю его за то, что он хороший человек, очень добрый и мягкий, но дорого дала бы, чтобы он был немного похуже. Вернее, хотела бы, чтобы он был таким же хорошим, но не связывался со всем этим дерьмом. Ты меня понимаешь?

– Не очень.

– Почему мужчины с удовольствием занимаются тем, что не доставляет никакого удовольствия их женам?

– Спроси об этом своего «чокнутого гения», – мрачно ответила Джиджи.

– Выходит, и ты тоже?..

– Тоже.

– Ну вот… А я ведь тебя предупреждала, – мстительно напомнила Саша. – Предупреждала, чтобы ты с ним не связывалась.

– Прекрасно помню. А потом ты призналась, что ревновала его. Говорила, что Зак твой. И обзывала меня шлюхой.

– Ну что, дошло наконец? Говорю же, нам было весело!

3

С тех пор прошло всего четыре дня, а Джиджи уже сидела в кабинете с Дэвидом Мелвиллом. Ленч в «Куполе» оказался рекордно коротким, после чего они вернулись в офис и приступили к работе.

– Так что ты думаешь про эти купальники? – осторожно осведомился Дэвид.

– Говорить об этом после одиннадцати часов утра запрещается под страхом смертной казни, – отрезала Джиджи. – Мне хочется побольше узнать о Виктории Фрост. За столом ее имя не прозвучало ни разу, хотя вы болтали, не закрывая рта. Настроение у меня улучшилось, и все же с нами за столом сидел призрак мисс Вики. Расскажи мне о ней все, что знаешь.

– Я работаю здесь всего шесть месяцев, а она не сидела в офисе больше недели подряд, – нехотя сказал Дэвид.

– Дэви, ты явно о чем-то умалчиваешь. Давай-ка выкладывай.

– О ее личной жизни я ничего не знаю. Честное слово. Но профессионал она крепкий. Она постоянно охотится за новыми заказами, а когда мы представляем свои идеи перспективному клиенту, всегда присутствует при этом.

– А если клиент отвергает наши идеи?

– Тогда мы идем домой и бьемся головой о стену. В результате мы либо умираем, либо в эту голову приходят новые идеи. Одно из двух.

– Разве она не пытается убедить клиента, что идея хороша?

– Это дело творческой бригады. Виктория – мастер по части компромиссов. Иными словами, она умеет сделать так, чтобы заказчик остался доволен.

– Кто на самом деле руководит агентством? – полюбопытствовала Джиджи. – Виктория или Арчи с Байроном?

– Все трое. Они равноправные владельцы агентства и делят между собой прибыль – как именно, точно не знаю. Арч и Бай – художественные руководители, а Виктория – исполнительный директор, который одновременно курирует финансовые вопросы.

– А что бывает, когда они спорят? Чье мнение перевешивает – художественных руководителей или мисс Вики?

– Ты задаешь вопросы, которые находятся вне моей компетенции, – возразил Дэвид. – Меня на такие совещания не приглашают.

– Как ты думаешь, почему она с самого начала окрысилась на меня?

– Лично я думаю, что во всем виноват твой наряд. В этом костюме ты была похожа не столько на нового творческого работника, сколько на менеджера. А управление – ее территория.

– Но в офисе должны быть и другие управленцы, – заметила Джиджи.

– Все управленцы – мужчины, и Виктория командует ими как лагерный капо. Она сама нанимала их. Реклама – дело главным образом мужское, а в «ФРБ» особенно. Виктория здесь единственная женщина, обладающая реальной властью, и одевается соответствующе.

– Ладно, будем считать, что лично против меня она ничего не имеет, – не слишком убежденно пробормотала Джиджи. Едва ли ее появление в деловом костюме могло вызвать столь враждебную реакцию. – Теперь давай о себе, малыш. Ты женат, холост или разведен? Мы еще не обсудили все личные вопросы.

– На это сейчас нет времени, – хмуро ответил Дэвид. – В данный момент для нас самое важное – это реклама купальников.

– В нормальных условиях ни одна женщина не станет выставлять себя напоказ в хорошо освещенном месте. За исключением немногочисленных девиц, которые родились… нет, были генетически созданы, чтобы в лучшую пору своей жизни демонстрировать купальники, – рассудительно сказала Джиджи. – Предположительно от семнадцати до девятнадцати. Плюс-минус пара лет в зависимости от наступления зрелости.

– Выходит, ты не собираешься помогать мне продавать купальники или, как выражается моя мать, костюмы для плавания? – мрачно спросил Дэвид. Он поклялся себе, что не станет влюбляться в Джиджи. У него нет времени на любовь. Реклама – это не работа, а каторга, продолжающаяся шестнадцать часов в сутки. Поэтому на ближайшие десять лет никакой личной жизни…

– А где капуччино, которым ты так рвался угостить меня утром? – поинтересовалась Джиджи.

– Джиджи, купальные костюмы – это огромный рынок, – стоял на своем Дэвид, с ужасом понимая, что ему нравится произносить ее имя. – В конце концов, женщинам нужно в чем-то плавать, а один и тот же купальник нельзя носить вечно.

– Ты так считаешь? Слушай, кажется, ты что-то говорил про булочки. После ленча я успела проголодаться.

– Исследования показывает, – продолжал упрямиться Дэвид, боровшийся с желанием вскочить и принести ей всю еду, которая есть в офисе, – что женщины чаще всего жалуются на толстые ляжки, расплывшуюся талию, выступающий живот и другие естественные возрастные изменения. Джиджи, ты меня слышишь? Джиджи! Хочу, чтобы ты знала, что две другие творческие бригады – Керри с Джоанной и Джон с Лью – тоже составляют проект рекламной кампании «Индиго Сиз». Так что у нас тут жесткая конкуренция. Пока мы с тобой болтаем, они сидят в своих норах и пытаются придумать что-нибудь такое, чтобы у нас кишки свело. Ради бога, Джиджи, не отключайся!

– Извини, Дэви. У меня голова занята другим, – без всяких угрызений совести призналась Джиджи. – Я пыталась понять, готова ли подробно рассказать, как я рассталась с девственностью, и наконец поняла, что готова.

Дэвид, у которого гулко забилось сердце, сделал вид, что ничего не слышит.

– «Индиго Сиз» специализируется на купальниках, которые позволяют полным женщинам выглядеть вполне прилично. У нас с тобой вполне реальный потребитель. Последний опрос Лу Харриса показал, что избыточным весом страдают пятьдесят восемь процентов американок…

– Так говорят. – Джиджи равнодушно пожала плечами. – Кстати говоря, мой знак Зодиака – Овен.

– Интересно, какого черта им вздумалось взять тебя на работу? – Дэвид снял очки, бросил их на стол и уставился на Джиджи. Овен, его злой рок! За свои двадцать восемь лет он дважды смертельно влюблялся, и дважды это оказывались Овны. Даже космос был против него…

– Что ты хочешь этим сказать? Что возненавидел меня, когда я отказалась от твоего дурацкого яблока?

– Ради бога, не переводи все на личности или хотя бы говори тише! Виктория потратила несколько недель на то, чтобы этот заказ достался нам, а ты ведешь себя так, будто тебе плевать на выгодного клиента! Тебя наняли для того, чтобы вызывать у женщин желание приобрести купальник фирмы «Индиго Сиз»!

– Ни одна полная женщина не рвется приобретать каждый сезон новый купальник, какой бы фирмы и фасона он ни был, – упрямо ответила Джиджи.

«Не хочу я приниматься за работу, – подумала она. – Арчи и Байрон так и не нашли время представить меня и показать офис. Купальников „Индиго Сиз“ под рукой нет. Я не имею представления, как они выглядят, а составлять рекламные объявления на основании рассказов бессмысленно. Для вдохновения мне нужно видеть товар или, как минимум, его фотографию».

– Мы должны заставить ее захотеть, – не сдавался Дэвид.

– Мой мальчик, заставить человека захотеть невозможно. Желание возникает интуитивно.

– Джиджи, в «ФРБ» считают по-другому. В этом и заключается разница между мышлением составителя каталога и мышлением составителя рекламных объявлений. У нас создают желание. Учти это, Джиджи. Где твой энтузиазм, черт побери?

Раздосадованная Джиджи встала и взяла под козырек.

– У меня есть энтузиазм, сэр! Покажите мне цель, и мой энтузиазм взыграет! Дэвид требует энтузиазма? Ну что ж, он его получит.

– Перестань дурачиться.

– Есть, сэр! – Она снова взяла под козырек.

– Прекрати, я сказал. Нам нужно работать.

– Так точно, сэр!

– Только попробуй еще раз взять под козырек! Руку оторву!

– Да, сэр!

– Садись, черт побери!

– Есть, сэр!

– Еще раз назовешь меня сэром, получишь по башке.

– Как скажешь, дорогой Дэви. – Джиджи села и вновь стала самой собой. – Трудно найти общий язык с коллегой по команде… раньше у меня их не было… кажется, мне нравится работать под твоим руководством… – Джиджи выразительно посмотрела на Дэвида и подарила ему кокетливую улыбку. Знал ли Дэвид, что, когда он снимал очки, его светло-карие глаза становились поразительно огромными и испещренными странными пятнышками? В старых фильмах стоило близорукому мужчине снять очки, как девушки тут же начинали таять.

– Ты чего так улыбаешься?

– Потому что пытаюсь свести вас с ума… сэр.

– Значит, тебе наплевать на купальники, да?

– Сэр, с командным духом у меня всегда были проблемы.

– Может быть, для кого-то заказ на семь миллионов пустяк, но для нашей конторы это сумма внушительная.

– Ух ты! Семь миллионов… Таких денег может хватить на съемку какого-нибудь дешевого фильма, – поддразнила его Джиджи. Бедняга был чересчур серьезен. Требовалось заставить его улыбнуться.

– Джиджи, мы продолжаем попусту тратить время.

– Вовсе нет. Мы пытаемся узнать друг друга и установить личные контакты. Как предлагал Арчи. Или это был Байрон?

– Джиджи, я не хочу знать, как ты потеряла девственность. Я передумал. Мне это совершенно неинтересно.

– Ах, как обидно! Это не та тема, которую можно пропустить мимо ушей… Но будь по-твоему. – Она схватила блокнот и карандаш. – Дэви, ты продолжаешь называть наших потенциальных покупательниц полными, но мы оба знаем, что правильнее называть их толстыми. Слово, конечно, не слишком подходящее для рекламы. «Плотные» тоже не годится… Может быть, будем называть их «крупными»? Крупная женщина может быть просто высокой, рослой, ширококостной… По-моему, это вполне обтекаемо и совсем не обидно.

– Согласен. Никаких «полных». Только «крупные».

– Мы в «Новом магазине грез» продаем тонны платьев для крупных женщин. Но у себя в каталоге мы никогда не напяливали их на худеньких манекенщиц. Полные женщины ужасно подозрительны и выходят из себя, когда видят предназначенную для них одежду на какой-нибудь пигалице. В дородности нет ничего плохого. В прошлом веке и даже в начале этого вкусы были совсем другими. Очень многие мужчины и сейчас предпочитают пышечек. Не следует недооценивать чар таких женщин. Но когда им приходится приобретать купальник, они откладывают покупку в долгий ящик. Для того чтобы просто завлечь их в магазин, нужно сделать саму мысль о приобретении купальника хоть чуть привлекательной.

– И что ты предлагаешь?

– В агентстве «Нина Бланшар» длинный список бывших манекенщиц, которые потеряли форму для выхода на подиум. Почему бы один из купальников не продемонстрировать самой обаятельной модели из экс-худышек?

– Что ж… возможно… – задумчиво протянул Дэвид. – Об этом стоит подумать.

– А не стоит снять рядом с ней какого-нибудь парня? – вслух подумала Джиджи.

– Нет. Я вижу ее одну, в бассейне, роскошную Венеру в бирюзовой воде… Она… она не плывет… она вырывается из воды, прямо со дна бассейна… искрящиеся капли блестят на загорелой коже, длинные волосы откинуты назад… у нее потрясающая улыбка, потрясающие зубы… а самое главное – пара потрясающих титек. Чем больше, тем лучше.

– А под этим текст: «Достаточно ли ты женственна для „Индиго Сиз“?» – подхватила Джиджи.

– «Достаточно женственна»… Может быть, как-то усилить? Добавить что-то еще?

– Нет, – решительно ответила Джиджи. – Если мы заинтригуем покупательниц и заманим в отдел купальников, все остальное они найдут сами. Самое трудное – затащить их туда.

– О'кей… Примерно так. – Дэвид взял фломастер, что-то чиркнул на листе бумаги и протянул набросок ей.

Джиджи окинула рисунок взглядом.

– У тебя здорово получается, – одобрила она.

– Ага. Именно поэтому они и разрешили мне работать с тобой. Это награда… вместо повышения жалованья.

– Сколько идей нам нужно?

– А у тебя их много?

– Еще не знаю. Я только начала. «Достаточно женственна»… Например, так: «Символу женственности – „Индиго Сиз“. Как насчет итальянского эквивалента слова „обильная“ – abbondanza? Одной строкой – „Есть ли у тебя abbondanza?“ Затем говорим: „Индиго Сиз“, купальник для женщин с abbondanza!» – и даем фотографию Софи Лорен в «Индиго Сиз».

– По меньшей мере, нам нужны четыре идеи. Плюс несколько запасных для уверенности. Арч и Бай наверняка что-то отбросят. Есть и еще одно… Когда начнется обсуждение проекга, нужно будет показать, что мы испробовали разные подходы и перебрали кучу альтернатив. И в то же время их должно быть не слишком много, чтобы не сбивать с толку клиента.

– Теперь я понимаю, что именно ты имел в виду, когда говорил про битье головой о стену, – задумчиво ответила Джиджи. Внезапно она решительно поднялась. – Дэви, нам нужно увидеть настоящие купальники. Давай съездим в магазин и как следует пороемся там. А потом заглянем в автомобильный салон и поговорим с дамами, которые собираются приобрести машину. Мой отец всегда говорил, что это самые придирчивые покупательницы. Платить им не придется: они ужасно словоохотливы.

– Слушай, Джиджи… Извини меня. Я напрасно сказал, что тебе наплевать на купальники.

– Ты слышал про девиз: «Относись к работе не серьезно, а страстно»? Именно так я и поступаю… Стоп, Дэви! Можешь не искать ключи. Я отвезу тебя на моей новой красной машинке.

Билли и Спайдер уютно устроились у камина. Они были одни: близнецы наконец уснули.

– Я тебе не рассказывала о своем двоюродном брате Уинтропе, – спросила Билли. – Бене Уинтропе? Точнее, Бенджамине Уоррене Солтонстолле Уинтропе, не больше и не меньше. Правда, звучно?

– Как колокольный звон. Если верить журналу «Форбс», он один из самых агрессивных бизнесменов восьмидесятых годов. Я не знал, что вы родня. Он обосновался в Нью-Йорке, насколько я знаю.

– Возможно, ты знаешь больше меня, – пожала плечами Билли. – Я не помнила, чтобы кого-то из моих вредных кузенов, не дававших мне проходу, звали Бен, но сегодня днем он позвонил мне и доказал, что мы родня. Бен сказал, что прилетел по делам и с удовольствием зашел бы к нам в гости. Своих кузенов в последний раз я видела на похоронах тети Корнелии, когда мне было двадцать четыре, но Бена Уинтропа среди них не было.

– Ты пригласила его?

– Конечно, милый. Разве можно упустить случай похвастаться тобой и близнецами перед одним из шайки чванливых, самодовольных снобов, третировавших меня, когда я была маленькой девочкой из бедной семьи?

– Думаю, ты переставила местами предметы своей гордости, – ответил Спайдер, на время отдавая первенство детям.

– Не кокетничай… Как бы там ни было, но завтра он обедает у нас. Надо будет пригласить и Джиджи. Во-первых, она сейчас одна, а во-вторых, мне не терпится узнать про ее новую работу.

– Она провела там всего два дня.

– Верно, но первые впечатления – всегда самые важные. Когда мы встретились, ты решил, что я холодная сучка.

– Так оно и было.

– Да, черт побери. И я не стыжусь этого. По крайней мере, в то время я была сама себе хозяйкой. Не то что сейчас, когда ты промыл мне мозги и приковал к дому, смиренную и беременную.

– Опять? – тихо спросил он.

– Это просто поговорка.

– Слава богу.

– Разве ты больше не хочешь детей? – удивилась Билли, – Не хочешь девочку?

– Милая, хочу, конечно, но не сейчас, когда Хэл и Макс управляют тобой с помощью взгляда. Пусть они сначала научатся говорить. Может быть, тогда ты убедишься, что они довольны матерью.

Лос-Анджелес влек к себе Бенджамина Уинтропа уже несколько лет. Этот город был последним из благословенных уголков Америки (не считая Гавайев), где ему хотелось возвести торгово-развлекательные комплексы. Сейчас Бену было тридцать пять, но он с юности увлекся торговлей недвижимостью так же, как остальные представители его поколения увлекались рок-н-роллом, и начал упрямо скупать земельные участки, еще будучи новичком Гарварда, беря взаймы под суммы, к которым мог получить доступ только по достижении двадцати одного года.

Его отец считал такое поведение недостойным уроженца Бостона. Оно слишком отличалось от представлений старика о том, что такое настоящий бизнес.

– Бенджамин, ты должен руководить предприятиями, принадлежащими семье. Зачем покрывать плодородную землю уродливыми автостоянками и отвратительными лавками? – постоянно нудил он. – Я не собираюсь вкладывать в них свои деньги.

Отказ отца окончательно убедил Бена в том, что необходимо переезжать в Нью-Йорк. Финансовый климат Бостона слишком сильно зависел от моральных воззрений. Лично Бен придерживался девиза из кэрролловской «Алисы в Зазеркалье»! «Стоп, стоп, девочка, – сказала Герцогиня. – У всего есть мораль, надо только суметь найти ее».

Еще в том возрасте, когда взрослые давали ему читать детские книжки, Бен решил, что он не станет тратить понапрасну ни одной минуты и что до морали ему нет никакого дела. Человек, соблюдающий этические нормы, состояния нажить не может. За последние пятнадцать лет он стал обладателем восьмисот миллионов. Он не упускал ни единого шанса приумножить капитал, и польщенные боги случая были к нему благосклонны.

Зная о быстром деловом успехе Бена Уинтропа, окружающие считали его человеком нетерпеливым, и совершенно напрасно. Он прекрасно овладел искусством ждать и терпеливо хранить свой замысел до тех пор, пока тот не достигал окончательной зрелости. Потом оставалось только собрать выращенный урожай. Все, чем обладал Уинтроп, должно было принадлежать только ему. Мысль о дележе была ему не просто чужда, но ненавистна.

С женщинами, вызывавшими у него желание, Бен обращался так же, как с нужным земельным участком: терпеливо обхаживал и ждал удобного момента. Он с отличием закончил Гарвард по специальности «литература и история» и питал искреннюю любовь к красоте во всех ее проявлениях. Больше всего на свете ему нравилось делать деньги, любить женщин и наслаждаться произведениями искусства. Если женщина или, к примеру, картина казалась Бену стоящим внимания, он не останавливался ни перед чем.

В общем, Бен Уинтроп был чрезвычайно доволен собой. Он очень удивился бы, если бы кто-нибудь назвал его аморальным типом. Иногда Уинтроп с улыбкой думал, что живет по ту сторону морали, что узкие этические нормы к нему неприменимы, что благодаря собственным усилиям он поднялся в выси, которые доступны только умным и богатым людям, вызывающим зависть у тех, кто не в состоянии забраться так высоко.

Бена Уинтропа всегда чрезвычайно интересовала Билли Айкхорн – еще одна выдающаяся представительница их большого клана, достижения которой сделали ее семейной легендой. В год ее отъезда из Бостона Бен был подростком. Когда в двадцать один год Билли вышла замуж за Айкхорна, Бену было семнадцать, но он хорошо помнил, как женская половина его семьи оживленно обсуждала поведение дочери Джозайи Уинтропа во время воскресного ленча. Для чопорного Бостона это было равносильно скандалу. Известие о том, что Билли основала «Скруплс», вызвало у Бена одобрение, с которым он относился к любому проявлению предприимчивости за исключением неудачного ограбления банка.

Позволив Берго отвести машину на стоянку, Бен Уинтроп окинул быстрым взглядом огромный дом, окруженный садом в несколько акров. Уже стемнело, и в саду горели фонари. Наметанный глаз опытного торговца недвижимостью тут же определил лакомый кусок. Горничная провела Бена в дом, и он стремительной походкой направился к Билли.

– Добро пожаловать, кузен Бен, – сказала Билли, пристально разглядывая его. – Не могу сказать, что твое лицо мне хорошо знакомо.

– Это вполне возможно. Дело в том, что мы никогда не встречались. Я из более позднего поколения Уинтропов.

Бен Уинтроп умеет владеть собой, думала Билли, представляя его Спайдеру. У ее кузена было худое и сильное лицо, худое и сильное тело, худая и сильная рука и подкупающе задумчивая улыбка, придающая несколько резковатым чертам особый шарм.

Няня спустилась по лестнице и принесла Хэла и Макса. Бен был достаточно чуток, чтобы не совать младенцам палец, на котором могли быть микробы. Избави боже, а вдруг им захочется сунуть этот палец себе в рот? Вместо этого он погладил их крошечные ножки с чувством, которого едва ли можно было ожидать от холостяка.

– У меня детей нет, но их чудесный запах производит на меня впечатление, которое невозможно описать словами, – сказал он, когда няня унесла сонных близнецов. – Я видел множество младенцев – все мои друзья плодятся, как сумасшедшие, – но до сих пор не встречал детей с таким магическим взглядом. На миг показалось, что мне заглянули в мозг и проверили его содержимое.

«Умный мальчик этот Бен Уинтроп. Точнее, умный мужчина», – подумала Билли и посмотрела на него с новым интересом. У кузена были высокий, перерезанный морщинами лоб, придававший ему вид интеллектуала, непокорные русые волосы, не подвластные всем стараниям парикмахера, длинный аристократический нос с тонкими, чувствительными ноздрями, решительный тонкогубый рот и внушительный подбородок. Серо-голубые глаза, менявшие оттенок, как зимнее море, казались искренними и вызывали инстинктивное доверие, хотя их обладатель едва ли его заслуживал. Бен был ниже Спайдера сантиметров на восемь-десять, едва достигал метра восьмидесяти, но хорошо двигался и прекрасно владел своим телом.

«Интересно, как выглядит его петушок, когда возбуждается?» – подумала Билли и тут же опомнилась. О господи, что это пришло ей в голову? Ей, настолько поглощенной Спайдером, что другие мужчины для нее просто перестали существовать? Возмутительная мысль!

Воспользовавшись тем, что Спайдер занимал гостя беседой, Билли пригубила бокал с шампанским. В конце концов она решила, что старые привычки умирают с трудом даже в преданной жене и достойной матери. Или что Бен Уинтроп чрезвычайно сексапилен и женщины так и падают к его ногам. Лично она предпочла бы второе; впрочем, дни, когда ей казалось, что подобными чарами обладает любой мало-мальски симпатичный мужчина, миновали совсем не так давно.

– Эй, кто-нибудь дома? – прозвучал из коридора беспечный звонкий голосок Джиджи. Создавалось впечатление, что его обладательнице жизнь кажется сплошным праздником.

– Все дома, дорогая, – отозвалась Билли. – Мы здесь.

Джиджи вошла в гостиную. На ней были облегающие брюки из тонкого коричневого бархата, заправленные в ее любимые коричневые замшевые сапоги с широкими ботфортами. Бледно-зеленую тунику, под которой маленькие груди Джиджи задорно торчали вверх, подпоясывал толстый золотой шнур; ворот был отделан ирландским кружевом. Картину довершало облако волос огненного цвета. Она казалась фигурой со старинного гобелена – пажом, юным принцем или участницей маскарада, нарядившейся мальчиком.

Поцеловав Билли и Спайдера, Джиджи повернулась к Бену Уинтропу, с обычной для нее непринужденностью протянула руку и широко раскрыла любопытные глаза.

– Джиджи, это мой кузен Бен Уинтроп. Бен, это Грациелла Джованна Орсини, моя падчерица.

– Ой, как официально! Это потому, что Бен – мой сводный двоюродный дядя? – спросила Джиджи. – Билли, ты прожила с моим отцом всего год, а со мной – семь с лишним. Если бы один из нас был мужчиной, по закону мы с тобой могли бы пожениться, несмотря на то, что я прихожусь тебе падчерицей. Так почему бы твоему кузену не быть моим кузеном? Своих кузенов у меня нет, а мне их очень не хватает.

– В этом есть своя справедливость, – сказал Спайдер, довольный растерянным видом Билли. – Теперь Бен – мой шурин. Джиджи, я не вижу причин, которые мешали бы тебе считать его кузеном.

– А у меня есть право голоса? – Бен Уинтроп невольно шагнул навстречу Джиджи, желая заглянуть в ее зеленые глаза за колючими черными ресницами.

– У нас тут не демократия, – известила его Джиджи, еще выше приподняв уголки и без того изогнутых губ.