Текст книги "Наследство"

«У меня свой стиль, – тихонько раздумывала Лора. – Чем бы это ни было, как бы это ни выглядело, я придумаю, как достичь его. И люди будут восхищаться мной, любить меня и мечтать быть приглашенными на мои вечера».

– Но потом миссис Айрис умерла, – продолжала Роза, пока они ехали на лифте из бильярдной на четвертый этаж, – а мистер Оуэн закрыл их апартаменты и никогда больше туда не входил. Он подумывал о том, чтобы продать этот дом, но не мог заставить себя сделать это, он говорил, что мысль, что кто-то будет жить в доме миссис Айрис, сводила его с ума. Поэтому он остался. Он перебрался в комнаты для гостей, хотя в доме нет гостей и не было с тех пор, как миссис Айрис умерла. Теперь появилась ты.

– Я не гость, я работаю здесь, – сказала Лора.

– Да, это верно. Просто раньше в этом доме не было компаньонок.

Но теперь есть. Я здесь. Я – часть всего этого. Мне не нужно вылезать из окна, оставляя все позади. Я принадлежу этому месту.

На третьем этаже Роза открыла дверь в трехкомнатные апартаменты, где выросли Феликс и Аса.

– Это твои комнаты.

Лора непонимающе посмотрела на нее:

– Что это?

– Апартаменты. Не очень-то красиво, но мистер Оуэн сказал, что здесь будешь жить ты.

Стены были отделаны темной пробкой, мебель цвета темного грецкого ореха – все было коричневым.

– Комнаты отделывали Феликс и Аса, если это можно назвать отделкой, – объяснила Роза. – Это та часть дома, к которой не прикасалась и ничего не меняла миссис Айрис. Это была их половина, только их, и мы не заходили туда, пока они оба не выехали.

Лора осмотрела комнаты. Выглядели они темными и мрачными.

– Измени их, – сказал Оуэн Лоре на следующий день, после того как Роза сказала ему, что для молоденькой девушки это мрачноватое место. – Все измени. Перекрась стены, смени обстановку, а все счета пришли мне. Эти комнаты больше не интересуют ни Феликса, ни Асу, а я одобряю все новое. Сделай их своими.

– Если вы не возражаете, думаю, мне следует немного подождать, – ответила Лора. Она сидела рядом с кроватью, держа на коленях книгу и раздумывая о слове «темные». Темные комнаты выглядели жесткими, неприятными. Темные комнаты Оуэна были украшены бархатом, восточными коврами, тяжелыми шелковыми портьерами цвета золота и изумруда, с сияющими напольными лампами. – Они не такие красивые, как ваши, – продолжила она, – но иметь свои собственные три комнаты – это просто замечательно, я должна привыкнуть жить без Клэя и Бена, – она вонзила ногти в ладони. – Один из друзей Клэя, друзья вечно заходили, и было тесно и шумно, – просто перемени тему разговора! — И я хочу побольше узнать о Бостоне, он совсем не такой, как Нью-Йорк, такой старый и красивый… – Она глубоко вздохнула. – Я займусь комнатами позже, отделаю их, если все будет хорошо.

– Они – твои, можешь делать с ними все что хочешь, – ласково сказал Оуэн. – Это твой дом. – Он наблюдал, как тревога и смущение на секунду омрачили ее лицо, а он очень хотел, чтобы страх навсегда оставил ее, но он не торопился вторгаться в то, что ее беспокоило. Придет время, она расскажет ему все сама или не расскажет вовсе, но так же, как и прежде, его самого удивляло собственное желание помочь ей, сделать ее счастливой. «Что-то есть в ней такое, что внутренне глубоко трогает», – думал он и интересовался, сколько же еще мужчин будут чувствовать нечто подобное и делать все возможное, чтобы добиться ее улыбки.

Она снова взяла книгу и стала читать, он закрыл глаза. Он очень любил звук ее голоса, низкий и вибрирующий, который иногда срывался и становился грубоватым, напоминая о ее происхождении и среде, в которой она росла, а потом опять становился гладким, с легким акцентом, как если бы она изучала английский как незнакомый ей язык. Когда она читала вслух, то не имело значения, была ли это его любимая книга о Кейп-Коде, или сборник коротких рассказов, или поэзия, – для Оуэна голос звучал почти как пение, и он начинал дремать, пробуждался и снова проваливался в мелодичную грезу, и это заставляло его жалеть, что ушло уже то время, когда он мог влюбляться…

Лора не догадывалась об этом, она просто знала, что ему нравится звук ее голоса, и он вызывал ее звонком чаще, чем кого-либо. У его кровати было несколько кнопок, при помощи их он вызывал круглосуточно дежурившую сестру, которая находилась через холл, в комнате для гостей, или Розу и кого-нибудь из прислуги, или чету, которой было доверено управление хозяйством. Но чаще всего он вызывал Лору, и даже тогда, когда у нее начались занятия в колледже, она много времени проводила с ним, сидя у его кровати, когда не занималась, читая ему, разговаривая, а когда он засыпал, просто делала домашние задания.

Оуэн все устроил так, что она начала заниматься в колледже. Он дал указания своему секретарю позвонить нескольким людям, и так как Сэлинджер никогда не напоминал о себе, но постоянно делал очень щедрые вклады, Лору приняли в число студентов за неделю.

С самого начала ей там очень понравилось. Все принимали занятия, казалось, как должное, но это всегда было мечтой Лоры. Воспоминания о краже на Кейп-Коде уже рассеялись, и она забыла про полицию, которая все еще продолжала расследовать это дело. Она забыла и про Бена. У нее началась новая жизнь. Время от времени она напоминала самой себе, насколько все было хрупко, – все зависело от Оуэна, и она висела на волоске, боясь, что Оуэн и его семья разоблачат ее. Но проходил еще один месяц, полный новых идей и радости, новых друзей, которые принимали ее, не задавая вопросов, и даже маленькая роль в классном спектакле, – и она забыла о существовании опасности. Лора знала, что с каждым месяцем становилась все менее похожей на прежнюю Лору. Она изучала маленькие переулки и прилегающие к Бостону районы, и не потому, что искала дома, которые можно ограбить, или составляла маршруты, по которым можно ускользнуть от полиции, посещала магазины, заполненные людьми, не потому, что там можно почистить карманы, а потому, что ей больше хотелось узнать о городе, который стал ее домом.

Ей нравились узкие, мощенные камнем улицы Бикон-Хилл, каждая из которых напоминала старый английский город, застывший во времени, освещенный газовыми лампами, горевшими днем и ночью, с плотными рядами узких пятиэтажных домов, сложенных из кирпича, старого и выщербленного от времени, с высокими, узкими окнами. Почти у каждого окна был небольшой балкончик, на котором было достаточно места, чтобы поставить горшки с геранью и устроить совсем крошечные садики. И очень часто Лора ловила себя на том, что от огромного углового дома Оуэна она идет по Верной-стрит мелкими шагами вприпрыжку, потому что все было давно расставлено по своим местам, абсолютно надежно, а теперь принадлежало ей.

В Нью-Йорке все, казалось, стремилось в завтра, даже в послезавтра, даже если дома сохранились со старых времен, но в Бостоне всегда было место прошлому, его истории и воспоминаниям и неизменно сохранялось ощущение небольшого города. Лора останавливалась на перекрестках улиц и выворачивала шею, стараясь увидеть небоскреб из стекла и металла, возвышающийся над небольшими кирпичными домами, белыми колокольнями, каменными церквушками, настолько старыми, что их стены приобрели цвет земли. Старинные кладбища и мемориальные доски говорили о том, что на этом месте стояла самая старая церковь, а здесь – книжный магазин, а здесь жила знаменитость, и Лора останавливалась, стараясь представить, каким город был раньше.

Она никогда не понимала, какое значение имеет историй, пока не прошла по ней от начала до конца, гуляя по Бостону. А когда она проделала это, то открыла для себя еще одно значение семьи: у каждого семейства есть своя маленькая история, та, с которой началась семья, откуда она вышла, так же как Бостон был историей рождения и роста нации.

Она вспомнила улыбку Бена и как он серьезно и сосредоточенно смотрел, когда помогал им с Клэем делать домашние задания или планировал новый налет. Бен – это моя история, часть того, чем я являюсь сейчас. И я потеряла его. Но, может быть, когда-нибудь… Она отбросила эту мысль. Когда-нибудь у нее тоже будет история, которую ей не придется скрывать.

Каждую неделю она открывала для себя новую часть Бостона, совсем другую, непохожую на те, что видела раньше. Многие часы она проводила в музеях, бродила по улицам и отдыхала в Паблик Гарденс. Она смотрела на отель «Бостон Сэлинджер», фасад которого как раз выходил на сады, и офис Феликса, который располагался в угловой части верхнего этажа, а потом вновь любовалась зеленью садов, смотрела на уток, рассевшихся у памятника Джорджу Вашингтону, и удивлялась чудесной симметрии разбитых клумб. Во время этих прогулок она разглядывала витрины Бойлстока и Ньюбери, а однажды сама, по собственному желанию, купила билет на концерт симфонического оркестра и неожиданно открыла для себя радость и наслаждение, которые доставляет музыка. И где бы она ни бывала, с удовольствием слышала широкое бостонское «э» и укороченные слоги и наблюдала, как люди разговаривают: они очень осторожно открывали рот таким образом, что уголки рта оставались неподвижными, а губы аккуратно открывались и закрывались, так что получалось, что человек говорит почти шепотом.

– Великолепно! – весело рассмеялся Оуэн, когда Лора за обедом изобразила это. – Превосходно!

– Вы говорите не так, – заметила она.

– Нет, я избежал этого. Феликс делает это за всю семью. Он думает, что должен говорить, как весь Бикон-Хилл. Я же предпочитаю выглядеть так: старомодный, несколько высокопарный, гордый своим наследием, защищающий свою собственность.

– Но это то, что представляет собой Бостон, – возразила Лора.

– Большая его часть, но не весь Бостон. Это современный город, где есть преступления, нищета и все прочее. Очень похожий на Нью-Йорк.

Лора покачала головой:

– В Нью-Йорке все бегут, кидаются стремглав через дорогу, всегда в спешке. А Бостон… В Бостоне люди спокойно ходят и, чтобы перейти улицу, ждут, когда загорится сигнал.

Оуэн опять рассмеялся.

– Ты прекрасно разобралась в нас! – Но про себя еще раз отметил, что она избегает рассказывать ему о своей жизни в Нью-Йорке.

В первые месяцы жизни в Бостоне никто ни о чем не спрашивал Лору, а она слушала и училась всему, заводила друзей в колледже, читала Оуэну или слушала его воспоминания о их жизни с Айрис и общалась с Клэем, который отнюдь не жаловался на свою жизнь. Он жил в одной из комнат четвертого этажа, через холл от апартаментов Лоры, а после школы и в выходные дни он работал у Феликса и Ленни в их большом доме в пригороде Беверли. Вместе с Лорой он ужинал два раза в неделю, а в другие вечера, когда она ужинала у Оуэна, Клэй ел с Розой на кухне или где-то с друзьями, которых Лора не знала. Но она и не пыталась выяснить, кто его друзья, он был счастлив, занят делом и был далеко от Бена. А это давало ей возможность заниматься своей жизнью.

Она постоянно узнавала что-то новое и запоминала все, что узнавала. Кто-то из членов семьи имел свои собственные представления о том, как она должна выглядеть, как держать себя, и она хранила в памяти их советы. Но у нее было желание сделать что-то по-своему, что соответствовало ее представлениям и было свойственно только ей. Это началось с очень тактичных уроков Ленни, связанных с покупкой одежды, и более категоричных указаний Эллисон.

– Зимние краски, – заметила Ленни, одобрительно отозвавшись о ее коже и волосах, когда они стояли перед тройным зеркалом в магазине Джаны на Ньютон-стрит. Хозяйка принесла несколько платьев – темно-красного, розового и белого цветов, – коллекцию дополняли экстравагантные платья цвета ночи, слоновой кости, черного и зеленого цветов, и Лора мерила их.

– Необходим макияж, – согласилась Ленни. – Но это решит сама Лора. Я думаю, она согласится с этим, когда у нее будет нормальный гардероб.

Лора задумчиво рассматривала себя в зеркале. Даже в этом салоне, который походил на драгоценность, освещенную мягким розовым светом, она была бледна, хотя кожа еще чуть-чуть сохранила тепло солнца Кейп-Кода. Длинные каштановые волосы красивыми вьющимися прядями ниспадали на плечи, а короткие завитки слегка закрывали лоб, глаза глубокого синего цвета сохраняли удивленно-нетерпеливое выражение.

– Я не знаю, что купить и как носить это, – призналась Лора.

– Вам потребуется несколько уроков, – ответила Джана. – Возможно, именно я научила одеваться многих дам, чьи фотографии на курортах Западного побережья часто можно встретить в газетах. Поверьте мне, это очень просто. У вас не будет проблем, потому что вы великолепно сложены. Это как художник, который работает над полотном с великолепной моделью: даже с самыми обычными материалами творит чудеса, вы не поверите.

– Да, – повторила Ленни, – Лора решит, Джана. – Она замолчала, и воцарилась выразительная тишина. Джана держала платья и передавала их Лоре для примерки. Яркие, живые цвета несколько оттенили лицо, бледную кожу. Очень быстро, даже не отдавая себе отчета, Лора распрямилась, держа голову выше, тревога из глаз исчезла. Она увидела в себе те признаки спокойствия и умудренности жизнью, которые так нравились ей и казались такими естественными в Эллисон: прямые плечи, уверенный, выдержанный взгляд, прямая, гладкая линия шеи и спины. Этому можно научиться. Этому намного легче учиться в дорогом туалете. С одобрения Ленни она купила себе два платья – все, что она могла себе позволить до следующего месяца, пока не получит чек от Оуэна.

Потом Эллисон произвела смотр своего гардероба, подарив Лоре восемь платьев и юбки, а она уже добавила к этому свой собственный штрих: на блошином рынке, недалеко от Салема и Марблхеда, купила афганские кожаные ремни, булавки слоновой кости, накидку, отделанную бахромой, сердоликовые бусы, которые она переплела ниткой искусственного жемчуга, и воротничок и манжеты французского кружева.

Эллисон водила ее покупать спортивную одежду.

– Ты достаточно высокая, чтобы носить объемные верхние вещи и удлиненные модели. Никаких оборок и завитушек, ты никогда не сможешь выглядеть миленькой; у тебя совершенно определенный элегантный стиль – поэтому придерживайся длинных свитеров, удлиненных юбок, пиджаков, носи широкие ремни и высокие сапоги. И если ты будешь помнить, что стоять нужно прямо, то смотреться станешь, как танцовщица. – И Лора все внимание сосредоточила на том, чтобы держаться прямо. В следующие недели, следуя своему вкусу, она добавила длинные кашне и стала выглядеть почти как цыганка, и ее лицо, как камея, выделялось на фоне живых складок шарфов.

– Носи шляпы, – посоветовала Барбара Дженсен. – Так плохо, что женщины забывают о них. Они подчеркивают красоту и нежность лица, от этого женщина только выигрывает. – Слегка склонив голову, она вглядывалась в Лору. – Широкие поля, невысокая тулья. У тебя великолепная головка, если ты только высоко держишь ее. – И Лора внимательно следила за тем, чтобы голова была высоко поднята. Барбара подарила ей шляпы из своего гардероба, сказав, что у нее много новых и она не знает, что делать с теми, которые носила в прошлом сезоне. Лора украсила их кожаными и шелковыми лентами, кусочками кружев, старинными пуговицами, а летом оживляла их свежими цветами.

– Почему они так много делают для меня? – спрашивала она Розу.

– Ну, ты им нравишься, – отвечала та. – Но я думаю, главная причина в том, что ты заботишься о мистере Оуэне. Они любят его, часто заходят, но у них столько своих проблем, а когда ты рядом, они знают, что он не ждет и не считает дни, когда они придут в следующий раз. – Она взглянула на расстроенное лицо Лоры. – Конечно, ты им очень нравишься. Я думаю, что дело все-таки в этом.

– Спасибо вам, – ответила Лора и поцеловала ее.

Первый раз встречая вместе Рождество, Лора и Оуэн обменялись подарками. Они сидели на софе в его кабинете, пламя неярко горело в камине, перед ними на кофейном столике стояли подносы с завтраком. Лора преподнесла ему нож для открытия конвертов. Вещица не была редкой, но исключительно красива.

– Когда вы вернетесь к работе, это вам пригодится, – сказала она, и Оуэн усмехнулся, испытывая большое удовольствие оттого, что снова был здоров, и оттого, что Лора выбирала подарок с заботой и любовью.

– А это – тебе, – он вручил ей модный кожаный портфель. – Для колледжа. Я думал о какой-нибудь драгоценности, но, может быть, сейчас это пригодится больше.

– Превосходно, – сказала Лора. Открыв портфель, чтобы посмотреть все его отделения, она вдохнула запах новой кожи и провела рукой по мягкой замшевой поверхности внутреннего отделения. Она положила голову на плечо Оуэна. – Но мне не нужны подарки, просто быть здесь – это как будто получать подарки каждый день. Других подарков мне не нужно.

– Тебе нужны подарки. Дюжины, сотни. Всем нужны подарки, никогда не верь, что людям не нужно выражение любви и восхищения. Я имею в виду, – добавил он, заметив, что Лора выглядит озадаченной, – всем нам нужно слышать, как мы прекрасны, как нас любят и как мы необходимы, это так же важно знать, как то, что кто-то думает о тебе в разлуке. Если я неожиданно уеду в Гималаи, разве тебе не будет приятно, что я привез тебе по возвращении подарок, чтобы ты знала, что, даже увлеченный новыми открытиями, я думал о тебе? Разве есть другой способ сказать, что я люблю тебя, думаю о тебе и привез тебе подарок? Это даст тебе возможность разделить со мной хотя бы маленькую частичку восхитительных приключений.

Улыбка приподняла уголки губ Лоры.

– Вы смогли бы взять меня с собой, и тогда я разделила бы с вами все происходящее.

Оуэн рассмеялся:

– Боже, конечно, смогу. Так я и сделаю. Ты бы хотела поехать в Гималаи?

– Я бы очень хотела поехать в Гималаи.

– Когда-нибудь обязательно поедем. Но подарки я все же собираюсь тебе делать и впредь, потому что на свете так мало способов сказать тебе, что ты сделала меня счастливым, или поблагодарить за то, что ты принесла снова счастье в этот дом.

Роза постучала в дверь и вошла, чтобы забрать подносы.

– Лора, это для тебя, – сказала она, подавая ей конверт. – Оно пришло вчера, но затерялось среди рождественских поздравлений. Вам что-нибудь еще нужно, мистер Оуэн?

– Кофе и бренди, – протянул он.

– Вы прекрасно знаете, – размеренно начала Роза.

– Тогда найдите мне врача, который скажет, что мне все можно.

– Придерживайтесь предписаний врача, и в один прекрасный день он скажет вам, что все это можно. – Роза взяла подносы и, выпрямившись, взглянула на Лору. – Господи, девочка, что с тобой? Что случилось?

Оуэн тоже заметил потрясенный взгляд Лоры.

– Ее, вероятно, удивило предложение выпить бренди за завтраком. Нам больше ничего не нужно, Роза. В котором часу вы уезжаете к Феликсу и Ленни?

– Как только все уберу. На ужин соберутся сорок человек, поэтому мне хотелось бы, чтобы и Лора была со мной, если это возможно.

– Попозже, – сказал Оуэн. – Я пришлю ее около двух. – Когда Роза ушла, он ласково спросил ее:

– Не хочешь поговорить об этом?

Лора покачала головой:

– Я была просто… удивлена… буквально какую-то минуту. Сейчас все в порядке. Вы не будете возражать, если…

– Конечно, нет. Разумеется, иди и прочти свое письмо.

– На несколько минут… – Слова улетели вслед за Лорой, которая уединилась, чтобы прочесть письмо Бена.

«Дорогая Лора!

Я не писал все это время, потому что боялся, что ты все еще сердишься на меня и не хочешь получить весточку от меня. Мне не нравилось то, как я жил, и после всего, что случилось, мне пришлось выбираться из этого как можно быстрее и уезжать как можно дальше. Я по вам скучаю. Думаю о вас и вспоминаю, как мы жили все вместе. Мне очень интересно, как вам живется, как вы с Клэем ладите с Сэлинджерами и не заподозрили ли они вас в чем-нибудь. Я хотел бы, чтобы вы написали мне по следующему адресу. Я работаю привратником и швейцаром в отеле. Не Бог весть что, но у меня появилось время обдумать, чем заняться дальше. Я не могу забыть твои слова о достойной работе. Может быть, скоро я вернусь в Штаты и встречусь с вами. Напиши мне, Лора. Я чувствую себя ужасно вдали от вас, очень скучаю, и мне необходимо знать, что произошло с тех пор, как ограбили Сэлинджеров».

– С тех пор как ограбили Сэлинджеров, – эхом отозвался Клэй, когда Лора читала ему письмо. – Почему он не написал: «с тех пор, как я ограбил Сэлинджеров»? Он представил все так, словно это случилось само по себе.

– Ему очень одиноко, – сказала Лора.

– Я думаю! – Клэй вытянул ноги и уставился на них. – Но мы не можем ему в этом помочь, так ведь? Он пошел на это, мы – нет. Я хочу сказать, что мне жаль его, но здесь и в самом деле хорошо, и что мы должны сделать?

– Я думаю, мы должны написать ему.

– Я не собираюсь, – порывисто возразил он. – И не думаю, что тебе следует это делать. Разве тебе здесь плохо? Я хочу сказать, к чему рисковать? По мне, лучше бы и не знать, где он.

– В Лондоне, в отеле «Блейк». Кажется, он действительно ждет от нас весточку.

– Черт возьми, это слишком опасно! Мне очень неловко, Лора, но…

– Ты думаешь, Бен опасен? Или нам опасно писать ему?

– Я не знаю. Может быть, и то и другое. Как бы там ни было, он настаивает, чтобы мы написали ему, потому что боится, что мы выдадим его.

– Это смешно, он знает, что этого мы не сделаем.

Клэй пожал плечами:

– Я просто думаю, что нам слишком здорово здесь, почему мы должны рисковать?

Лора смотрела на письмо, которое сжимала в руке. Пока Клэю нравится с ней, он не уйдет. Пока он думает, что Бен опасен, он не пойдет к нему.

– Ты пойдешь в колледж? – спросила она.

– А-а, дерьмо! – Клэй скорчил ужасную рожу. – Слушай, я – никудышный студент, и я знаю это. Я буду учиться работать. Это у меня получается.

– Работать где?

– Пока не знаю! Может быть, в отеле «Сэлинджер». Феликс сказал, что может появиться такая возможность.

– Феликс?

– Возможно, он сказал это, потому что его попросила Ленни, но я не спрашивал. Он заговорил об этом, а я сказал, что мне это будет интересно.

– А как же со школой?

Он пожал плечами:

– Дерьмо. Я, конечно, могу закончить школу и получить диплом, а потом сказать, что видел их диплом в гробу. Но потом буду заниматься чем захочу, так?

Лора улыбнулась. Она хорошо относилась к Клэю и даже к Бену. Она не простила его, но он скучал по ней, и нравилось ей это или нет, она скучала по нему тоже и ничего не могла поделать с этим. А теперь, когда она решила написать ему, у нее сразу стало легче на душе. Хуже не будет, если она станет поддерживать с ним связь, а может, даже найдет возможность вернуть драгоценности Ленни, если он не продал все.

– Ты помогаешь на рождественском ужине? – спросила она Клэя. У Бена не будет рождественского ужина вместе с семьей: первое Рождество, когда они не соберутся за ужином вместе.

– Мы с Эллисон украшали дом – развешивали всюду зелень и еловые ветки.

– Вы делаете это вдвоем? Занимаетесь растениями?

– Очень увлекательно. Я бы лучше занялся ею, но она подцепила, – он выразительно подвигал носом, – опытного любовника.

– Клэй, она не говорила ничего подобного!

Он пожал плечами:

– Тебе лучше знать, вы всегда шепчетесь вдвоем. А я просто маленький братец, не так ли? Что я могу знать? Не такой уж я взрослый, чтобы как следует трахаться или заниматься чем-либо подобным.

Лора подавила желание спросить, сколько у него было женщин. Через пару месяцев ему исполнится восемнадцать, а ей – девятнадцать, оба были вполне взрослые, чтобы иметь личную жизнь, куда никому нет доступа.

– Найди кого-нибудь своего возраста, – легко сказала она. – Это намного проще и гораздо интереснее. – Она поцеловала его в макушку. – Я напишу Бену, что ты любишь его и скучаешь.

– Дерьмо! – Неожиданно его голос стал совсем молодым, почти веселым, а мрачные нотки исчезли. – Можешь написать, что у меня все в порядке и я уже забыл, что значит жить вместе с ним.

– Не думаю, что напишу это, – тихо ответила она, и тем же вечером, за чудесным столом орехового дерева, принадлежавшим Феликсу, она писала:

«Дорогой Бен!

Я тоже скучаю по тебе, хочу, чтобы мы писали друг другу и оставались друзьями, но, пожалуйста, не приезжай сюда и не звони нам. Никто о тебе не знает, пусть все так и останется. Ты должен это понять. Здесь все так чудесно, мы счастливы и не хотим потерять все это. И не хотим, чтобы нас вынудили уехать. У меня столько всего нового в жизни…»

Прошло три месяца, прежде чем она получила ответ Бена: очень короткое письмо о Лондоне и новой работе в другом отеле. Он писал, что любит их, как будто они были просто друзьями. После этого они с Лорой обменивались письмами раз в несколько месяцев и посылали открытки в дни рождения. Лоре хотелось бы более теплых отношений, но она не представляла, как именно это сделать. Она все еще злилась на Бена, но все те события казались произошедшими так давно, что ее гнев потерял свою силу. И она скучала по нему, ей хотелось, чтобы у нее снова был сильный старший брат, которого она помнила, но не знала, как вернуть это. Поэтому они просто продолжали время от времени переписываться. По крайней мере, она знала, что не порвала с ним отношений.

Клэй отказался читать письма Бена, хотя Лора каждый раз предлагала ему это, но слушал, когда она рассказывала о новой работе Бена в Лондоне и о другой, когда он оставил эту. О его переезде в Монте-Карло, где он работал в двух отелях в течение восьми месяцев, и наконец, о его переезде в Амстердам, где снова работал в отеле в службе безопасности.

– Какое прекрасное место для вора, – прокомментировал Клэй.

Лора не ответила. Но потом опять наступило Рождество, и это был второй год ее учебы в колледже, воспоминания о Бене уже не трогали ее так, как раньше. На самом деле было очень тяжело вспоминать, что значило зависеть от него и быть частью его жизни. Теперь она зависела от Оуэна.

В рождественское утро они завтракали у него в кабинете, как и год назад. На этот раз Оуэн вручил ей конверт с чеком, на котором сумма не была проставлена.

– Переделай свою квартиру, – сказал он. – Не живи больше в тени Феликса и Асы. Сделай эти комнаты своими собственными. Я не могу понять, отчего ты так долго выжидала.

– Я думала убедиться в том, что вам нравится мое присутствие здесь. Что было, если бы вы меня отослали?

Он улыбнулся той спокойной улыбкой, которая предназначалась только ей, что с самого начала их знакомства так нравилось Лоре.

– На самом деле ты за это не волновалась.

Она улыбнулась в ответ, покачала головой, но в действительности это было так. Беспокойство всегда жило в ней, даже тогда, когда она думала, что забыла об этом навсегда. И по прошествии стольких месяцев полиция могла что-то выяснить о Бене и сообщить Оуэну, или полиция Нью-Йорка могла известить Сэлинджеров, что она стоит на учете в картотеке среди тех, кто пойман когда-то на воровстве, или Клэй сболтнет что-то лишнее, что выдаст их.

Время шло, и она чувствовала себя все более спокойно, но страх не покинул ее окончательно, только спрятался глубоко внутри и не показывался на поверхности ее новой жизни, и иногда, в ранние предрассветные часы, когда проезжала машина с овощами или резко хлопала дверца автомобиля, она испуганно просыпалась и лежала в постели, свернувшись калачиком, стараясь отогнать свои страхи. Она держала все глубоко в себе, и когда прошел еще один год, Лора, проснувшись ночью, уже спокойно поворачивалась на другой бок и продолжала спать. Прошло три года. Полиции приходилось расследовать сотни новых преступлений, ни одна драгоценность не стоила того, чтобы терзаться столько времени. Кроме того, Оуэн поправился совершенно, играл в гольф летом и в теннис зимой и проводил несколько часов в неделю на работе; почти отойдя от дел, он все еще настаивал на полной информации о работе отелей. И Лора уже не была той прежней девочкой. Если бы появился некто, кто искал бы ее, то сразу понял, что она уже другая, а девочка, которая была прежде воровкой, исчезла навсегда. Клэй тоже стал другим, еще красивее, и в нем стал появляться лоск, как у Бена. Он закончил школу и работал в Филадельфии. Удивительно, но Феликс сдержал слово и нашел ему место помощника клерка в «Филадельфии Сэлинджер». Он приезжал на выходные дни в Бостон, чтобы повидаться со школьными друзьями, и когда он пришел к Лоре на вечеринку в честь помолвки Эллисон, привел с собой девушку по имени Бани Кирк.

– Бани – официантка в ресторане, – сказал он Лоре. – А Лора изучает бизнес в Бостонском колледже. Две леди с претензиями.

Лора и Бани обменялись короткими фразами, но Клэй осматривал комнату и когда наконец-то нашел взглядом Эллисон, то уставился на нее каким-то мрачным взглядом. Он все еще не мог поверить, что хочет ее, думала Лора, но понимала, что вряд ли знает Клэя теперь. Когда-то, еще до отъезда в Филадельфию, она поинтересовалась, где он берет деньги, чтобы так часто встречаться с девушками.

– Я трачу только те деньги, что зарабатываю у Феликса и Ленни, – ответил он.

– Клэй, ты ведь не воруешь, да? Ты говорил мне, что нет.

– Дерьмо! Лора, ты же знаешь, что не ворую. Ты за кого меня принимаешь, за Бена?

– Он больше не ворует.

– Откуда ты знаешь?

– Он рассказывает мне об этом в письмах.

– Конечно!

Лора не продолжала. Когда Клэй не хотел разговаривать, пробить эту стену молчания было невозможно. Она также знала, что он не будет рассказывать о Бани Кирк. Если бы она спросила, он ответил бы, что это хороший друг. А почему, собственно, он должен что-то ей рассказывать? Точно так же я рассказываю ему о мужчинах, с которыми знакомлюсь в колледже. Дело в том, что это действительно правда: они – просто хорошие друзья.

Год назад Оуэн спросил ее, есть ли у нее молодой человек, которого она любит. Они ужинали вместе в его любимом ресторане, празднуя его выздоровление.

– Ты достаточно времени провела с кардиологическим больным, которому за восемьдесят, – сказал он. – Тебе нужен мужчина твоего возраста и совсем другая любовь.

– Я счастлива тем, что есть сейчас, – ответила она. Но Лора понимала, что он прав.

Она вспомнила его слова и подумала о Поле Дженсене, а вечер был в полном разгаре, и звуки становились все громче и обволакивали ее.

Его здесь нет. Он не пришел. Ни вовремя, ни с опозданием. Не пришел вообще.

– Шампанского для хозяйки. – Тэд Уолкет оказался рядом и вместо ее пустого бокала поставил другой, полный шампанского. – Мечтающая хозяйка, понимаю.

– Я вспоминаю, как выздоравливал Оуэн, – сказала Лора.

– У нас был маленький праздник в «Лок Обер», и он преподал мне урок, как различать хорошие вина.

– Один из его многих талантов.

Лора посмотрела на него:

– Почему вы всегда говорите о людях, как будто потешаетесь над ними или как будто они вам не нравятся?