Текст книги "Наследство"

ГЛАВА 5

– Как ты мог? – плакала Лора. Телефонная трубка была мокрой от ее слез, и они все капали, падая ей на руку, когда она, сгорбившись, сидела в телефонной будке, вытирая лицо скомканной салфеткой. Сквозь стеклянную дверь она видела посетителей ресторана, которые собирались на ленч, и повернулась к ним спиной, поставив локти на маленькую полочку под телефонным аппаратом. – Ты обещал, что не сделаешь этого! Ты сказал мне, ты сказал Клэю, ты сказал, что не будешь это делать.

– Я ничего не делал! Лора, черт побери, послушай же меня хоть одну проклятую минуту!

– Я послушала однажды, и ты солгал мне!

– Я не лгал! Я сказал тебе, что не буду их грабить…

– …И я поверила тебе! Я доверяла тебе! А ты перешагнул через всех и сделал это! Не важно, чего я хочу, тебя не волнует, что нужно мне. Единственное, что тебя занимает – это твои проклятые кражи, а у Оуэна был сердечный приступ, и он в госпитале, и все сходят с ума от беспокойства…

– Заткнись и слушай! Я не грабил твоего проклятого Сэлинджера. Я был в Нью-Йорке с тех пор, как расстался с тобой на Кейп-Коде, а прошлую ночь я провел с друзьями…

– Это случилось не прошлой ночью, это произошло три дня назад.

– И три дня назад я тоже был с друзьями. Почему ты не позвонила, когда все это произошло?

– Я звонила. Я звонила все три дня! Тебя не было, Где ты был, неважно. Я знаю где. Ты продавал драгоценности, которые украл… после твоих обещаний!

– Я сдержал свое обещание! Слушай, к черту все, я же так не работаю. Я бы не стал сбивать его с ног только потому, что он включил свет.

– Откуда ты знаешь, что он включил свет?

Некоторое время он молчал.

– Ты мне сказала.

– Я не говорила. Я только сказала, что у него сердечный приступ и он в госпитале. Я ничего не говорила о свете.

– Ну, хорошо. Я это вычислил. Не было никакой другой причины бросаться на него, так ведь? Но это – не мой стиль работы, и ты знаешь это. Я держусь подальше от людей и выхожу из дела чистым; я не завариваю подобную кашу.

– Это сделал ты. Ты все это устроил. Везде полиция, я напугана до смерти. У меня такое ощущение, что все, что я имела, разваливается на части.

– У тебя есть я. Я с тобой.

– Тебя нет! Я не доверяю тебе. Я никогда не смогу больше тебе доверять.

– Я не делал этого! Черт возьми, я же сказал тебе…

– Хорошо, если это сделал не ты, тогда кто же? Как удалось кому-то оградить дом так, как планировали вы с Клэем, и практически в ту ночь, когда это собирались сделать вы?

– Я не знаю. Ты спрашивала Клэя?

Кровь прилила к вискам.

– Он был со мной весь вечер. Как бы то ни было, он не работает один и не смог бы! Никогда, никогда больше не говори плохо о Клэе! Как ты можешь?

– Хорошо, хорошо. Извини. Единственное, что я имел в виду – это чтобы ты поговорила с ним.

– Ты обвинил его! Перекладываешь вину на… ребенка… потому что у тебя нет оправданий!

– Мне не нужны никакие оправдания! Слушай, я заботился о тебе три года. Ты не можешь поверить…

– Ты больше не будешь обо мне заботиться! Я тебе не позволю!

– У тебя нет выбора. Я – твой опекун, и ты будешь делать то, что я скажу. А я говорю тебе, чтобы ты возвращалась в Нью-Йорк. Это приказ, Лора! Ты возвращаешься ко мне, туда, где твое место, в тот круг, к которому ты принадлежишь.

– Я никогда не вернусь к тебе! – Лора опять почувствовала, будто ее разорвали пополам. Она склонялась все ниже, стараясь хоть как-то держаться, чтобы не дрожал голос. – Я остаюсь здесь. Я хочу хоть как-то расплатиться за то, что ты натворил.

– Я не совершал эту проклятую кражу!

– . ..И Клэй остается со мной. Я не позволю ему вернуться к вору и лгуну… – Слезы душили ее, тыльной стороной ладони она вытирала нос. – Мы не вернемся к тебе, и это все!

– Я приеду забрать вас. Буду днем. Соберите вещи и будьте готовы уехать.

– Я буду на работе. У меня работа и семья, — коротко добавила она.

– Какого черта, что это все означает?

– У меня есть Сэлинджеры.

– Ты сумасшедшая. Ты действительно думаешь, что у тебя есть Сэлинджеры? Ты рехнулась. Сэлинджерам нет до тебя дела, ты не принадлежишь к их кругу. Ты работаешь на них, ради Христа, и если ты думаешь, что они заботятся о слугах или относятся к ним честно, то ты еще более глупа, чем я ожидал.

– Если я глупая, а тебе в семье не нужен глупый человек – так ведь, Бен? – тебе не должно быть никакого дела до того, останусь я или нет.

Опять наступила короткая пауза длиной в одно биение сердца.

– Мне есть до тебя дело. Прости меня, что я так сказал. Я знаю, что ты не глупая. Ты – чудесная, и я скучаю по тебе. Вы – моя семья, Лора.

– Уже нет, – решительно возразила она.

– Проклятый сукин сын! – Лора услышала, как он ударил кулаком по столу. Она знала, где он был, она могла себе представить, как он сидит на кухне, на их кухне, на стуле, который она покрасила в красный цвет, чтобы немного оживить комнату, и чертит большим пальцем по крышке стола. – Последний раз, – сказал он, – я не делал этого и жду, что вы вернетесь. Мы забудем все, что друг другу наговорили.

– Ты лжешь. Ты сказал, что был в субботу в Бостоне и хотел провести день с нами, а я сказала, что мы будем работать на вечере у Дженсенов, поэтому ты знал, что дом окажется пустым. – Она покачала головой. – Я не должна была говорить тебе. Если бы я не сказала, ты не обокрал бы их. Я ухожу, Бен. Я сказала Розе, что отлучусь на полчаса на завтрак.

– Ты останешься там, где есть, и будешь слушать! Я сегодня приеду на Кейп-Код, и если ты и Клэй не упакуете вещи, вы все оставите там, потому что я забираю вас оттуда! Мы едем в Европу. Тебе ведь хотелось бы этого, Лора, да? Мы говорили об этом много раз, и я уже купил билеты.

– Ты купил билеты? Ты знал, что ограбишь их, и собрался покинуть страну. Ты только притворялся, что все обдумываешь.

– Я купил их, когда еще только собирался сделать это, я просто не заехал, чтобы сдать их обратно. Слушай, Лора, у нас есть билеты, все заказано, все решено. У нас целый месяц перед началом школьных занятий, и мы будем путешествовать по всей… Ты слушаешь? – Она молчала. – Вы едете со мной домой! – взревел Бен. – С меня достаточно ваших…

Лора бросила трубку, оборвав его на полуслове, остановив этот злобный голос. У нее дрожали руки. Бен всегда подавлял ее, и сейчас ей захотелось перезвонить и вымолить прощение, чтобы он снова любил их. Вместо этого она выбежала из будки, схватив салфетки со свободного стола и не обращая внимания на любопытные взгляды собравшихся на ленч людей. Она бежала, вытирая на ходу слезы.

Клэй ждал ее в маленьком парке.

– Бен уезжает, – сказала она. Он вскочил на ноги:

– Куда он едет? Почему он все-таки совершил эту кражу? После того как он пообещал…

– Он не сказал. – Лора вывезла свой велосипед па дорожку. – Он даже пытался отрицать это.

Клэй молча ждал:

– И?..

– Он ожидал, что мы вернемся с ним в Нью-Йорк.

– Да, вернемся, так ведь? Все изменится. Куда он едет?

– Он сказал, в Европу.

– Мы встречаемся с ним? Где? Когда? – Он ждал. – Лора, когда мы едем в Европу?

– Мы останемся здесь. – Она села на велосипед. – Я еще не все решила до конца, но это то, что мы будем делать.

Клэй издал непонятный звук и быстро догнал ее на велосипеде. Всю дорогу до поместья Сэлинджеров они спорили. В гараже, где они оставляли велосипеды, Лора положила свою руку на него.

– Теперь нас двое, мы будем заботиться друг о друге, и все будет в порядке.

Клэй не обратил на эти слова внимания:

– Куда точно едет Бен?

Она пожала плечами:

– Он сказал, что в Европу.

– Я еду с ним.

– Нет, ты не едешь. – Она хотела сказать, что Бен обвинил его в краже, но не стала. Пусть думает хорошо о своем сводном брате, которого он так долго идеализировал. – Ты останешься со мной, закончишь школу, обучишься чему-нибудь полезному. Потом можешь ехать куда угодно. Клэй, ты нужен мне, мне больше не на кого рассчитывать, пожалуйста, останься и помоги мне. Хотя бы… на год, это все, – один год, пока я не привыкну быть одна, а потом, если ты действительно захочешь уехать, я ничего не скажу. Я даже помогу тебе.

Клэй, нахмурив светлые брови, смотрел куда-то вниз, изучая носки своих ботинок.

– Что ты имеешь в виду, говоря «остаться здесь»?

– С Сэлинджерами. Я надеюсь на это. Мы все еще работаем на них, зарабатываем деньги, и в основном они все хорошо к нам относятся. И если мы будем упорно работать, то хотя бы немного исправим то, что сделал Бен.

– Это не наша вина, что он их ограбил.

– Нет, наша. Ты придумал, как это сделать, я нашла, где лежат драгоценности, и выяснила насчет сигнализации. Я рассказала ему, что нас не будет вечером. Это произошло из-за нас, а теперь Оуэн может умереть. Клэй, мы им должны!

Все еще глядя на свои ботинки, Клэй спросил:

– Что будет в сентябре, когда они переедут в Бостон?

– Я не знаю. Может быть, мы сможем продолжить работать у них.

– В Бостоне?

– Может быть.

– Мы ничего не знаем о Бостоне.

– Узнаем. Там много школ и колледжей.

– Ты действительно такая, как они.

– Ну, а ты такой, как Эллисон, – сказала она, защищаясь.

– Да, но из-за этого я не меняю всю свою жизнь. Как бы там ни было, она считает меня простым садовником. – Он подвесил велосипеды на крючки в гараже. – Если ты хочешь, чтобы я остался, хорошо, я побуду здесь какое-то время. Не так уж здорово будет жить с Беном, когда тебя нет рядом. И может быть, я еще год проучусь в школе. Я не обещаю, что закончу, но думаю, что можно попробовать. Дерьмо, я думал, что уже покончил с этим – чертовыми маленькими партами, домашними заданиями и людьми, которые ни черта не знают о настоящей жизни… Я просто попробую, это все. Может, у меня ничего не получится.

– Нет, получится. Ты очень хороший. – Лора обняла и поцеловала его. – Я люблю тебя, и я так рада, что ты остаешься. Все будет хорошо. – Она опять поцеловала его. – Я должна идти. Увидимся после работы.

Ближе к вечеру Оуэн стал спрашивать о Лоре, и Ленни отправила ее в больницу в одном из лимузинов, принадлежащих семье. Лора не видела Оуэна с тех пор, как случился этот сердечный приступ, и когда она на цыпочках вошла вслед за сестрой в его палату, то думала, что увидит умирающего человека. На самом же деле он выглядел как обычно и только лежал с закрытыми глазами на плоской узкой кровати.

– Мистер Сэлинджер, – мягко произнесла сестра, – Лора здесь.

Он открыл глаза.

– О, моя дорогая! – Он повернулся к сестре. – Вы можете идти.

– Я буду тут, недалеко, – сказала она и, уходя, оставила дверь открытой.

Оуэн подмигнул Лоре в слегка усмехнулся:

– Она – людоед. Теперь можешь поцеловать меня.

Она наклонилась и поцеловала его в лоб. Лоб был прохладный, почти ледяной.

– Что-нибудь болит?

– Моя гордость. Старый человек, сбитый с ног вором. Нет уважения к возрасту. Проклятый трус.

– Он бы не сделал этого, если бы знал – я имею в виду, не могу поверить, чтобы кто-то мог сделать вам больно, если… если бы знал, что вы намного старше, чем он сам.

– Может, ему восемьдесят. Подумал, что я моложе.

Лора тихонько рассмеялась. Она была вся напряжена, зла на Бена, но защищала его, любила Оуэна, но сердилась, что он назвал Бена трусом.

Но Бен и был трусом, – мне не следует защищать его, – и это чудесно, что Оуэн шутит, это означает, что ему скоро будет лучше, он не умрет, и мы не будем причиной его смерти.

– Скоро вы поправитесь, – сказала она.

– Я надеюсь. Садись. Я так не вижу тебя.

Она пододвинула стул поближе к кровати, наклонилась вперед, поставив локти на кровать и подперев рукой подбородок.

– Сестра сказала, что я могу побыть только несколько минут.

Он покачал головой:

– Я хочу, чтобы ты осталась. – Он раскрыл ладонь и подождал, пока Лора не положит свою руку на него. – У меня много планов.

У него не было сил, чтобы сжать ее руку, но Лора чувствовала тепло его ладони и сжала его руку своими крепкими пальцами.

– Какие планы?

– В отношении тебя. Я хочу, чтобы ты приехала в Бостон, жила в моем доме и помогала мне. Ты не возражаешь?

Волна радости мгновенно захлестнула Лору и так же быстро отступила.

Сэлинджерам нет дела до тебя или Клэя, вы – люди не их круга.

– Я не медсестра. Я ничего не знаю… Оуэн покачал головой:

– Не сестра. Компания. Работа. Говорить со мной, читать мне, помогать в библиотеке. Там будет больше работы, чем здесь. И беспорядка больше. – Он опять украдкой взглянул на нее и улыбнулся. – И ты сможешь ходить в колледж.

У нее вырвался вздох.

– Я думал, тебе это понравится, – сказал Оуэн.

– Да, это все, чего я хотела. Мне это очень нравится. Но… у меня есть еще Клэй.

– Клэй. – Он замолчал, дыхание было учащенным и поверхностным. – Ленни нравится Клэй, она найдет что-нибудь для него. Но ты – это то, что нужно мне. Жесткая и ранимая. Как я сам когда-то. – Легкая усмешка тронула его губы. – Каким я бываю сейчас иногда. Ты сделаешь это?

– Да, о да! Спасибо, не могу передать… Спасибо.

Его дыхание замедлилось. Он улыбнулся Лоре, на этот раз очень слабо.

– Теперь почитай мне. – Он слегка повернул голову в сторону окна, где среди цветов и зеленых растений Лора увидела его любимый сборник коротких рассказов. Она взяла книгу.

– Что бы вы хотели?

– Что-нибудь забавное, со счастливым концом.

Она наклонилась и быстро поцеловала его, на мгновение прижав губы к его колючей щеке.

– Я буду заботиться о вас, и вы поправитесь, станете сильным. Я обещаю. Я люблю вас.

Оуэн медленно поднял руку и положил на голову Лоры.

– Дорогая Лора, лежа здесь, я думал, что не могу еще умереть, слишком много надо сделать, и Лора мне поможет. – Он закрыл глаза, и рука бессильно упала на кровать. – Читай. Я должен поспать. Ты не возражаешь?

Лора улыбнулась, сморгнув горячие слезы.

– Я не возражаю.

– Ты будешь здесь, когда я проснусь?

– Я всегда буду здесь, столько, сколько нужно вам. – Она наклонила голову, и слезы покатились на книгу, лежащую на коленях. Она осторожно смахнула их кончиками пальцев. – Спасибо, что думаете обо мне, – прошептала она. А потом она принялась листать книгу, искать рассказ со счастливым концом.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА 6

В восемь часов утра все корты были пусты, единственным звуком в огромном зале с высоким потолком был гулкий звук теннисного мяча, отбиваемого на лету сильным ударом, до тех пор, пока Эллисон или Лора не выигрывали очко.

– Черт! – воскликнула Эллисон, когда мяч упал за чертой. – О чем я думала, когда учила тебя играть?

– Ты думала о том, чтобы сделать меня более совершенной, и ты добилась этого, – ответила Лора.

Они играли в сосредоточенном молчании, составляя в игре прекрасную пару – обе были упорными, быстрыми, но все же Эллисон удалось наконец-то сделать решающий удар, который Лора не смогла отбить.

– Чуть не проиграла, – сказала она, задыхаясь, и с нежностью прикоснулась к руке Лоры, когда они менялись сторонами. – Но проиграю, если не буду внимательна. Не могу поверить, что еще три года назад ты никогда не играла в теннис, ты уверена, что не разыгрываешь меня?

– Ты же знаешь, что это так. Я никогда не держала в руках ракетку, пока ты не научила меня. У меня так получается, потому что я очень люблю играть. Разве ты не учишься чему-нибудь быстрее, если любишь это дело?

– Вероятно. Но ты – настоящая спортсменка. Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь двигался, как ты – словно кошка.

Казалось, тень пробежала по лицу Лоры, но через мгновение оно снова просветлело.

– Я научилась этому у тебя, – спокойно ответила она. – Еще один гейм?

Эллисон кивнула. А наверху, в ресторане, Поль Дженсен сквозь стеклянные стены наблюдал за стремительной игрой, восхищаясь своей кузиной Эллисон, но невольно его взгляд снова и снова возвращался к Лоре, которую он не видел почти год. Последний раз они встречались прошлым летом, когда он приехал на неделю домой после путешествия на Запад с друзьями. Уже тогда было очевидно, что Лора стала частью семьи, но он едва удостоил ее внимания. Он помнил, что отметил, как она повзрослела и больше не казалась пугливой, неуютно чувствующей себя девочкой, которую он встретил на Кейп-Коде, или, по приезде в Бостон, неуловимо-непонятной, замкнутой, проводящей все время с Оуэном или Розой на кухне, когда не посещала лекции в колледже. Она все еще была несколько угловата, хорошенькая, но погруженная в свои мысли и, казалось, витавшая где-то далеко, и не было в ней той победительной красоты и уверенности, которые так привлекали Поля.

Ему было двадцать восемь лет, и знатоки утверждали, что у него блестящие способности, наблюдательный взгляд и большое будущее художника-фотографа, если он серьезно займется этим. Но он никогда нигде не жил подолгу, чтобы серьезно заняться чем-то или кем-то.

– Ты молод, – говорила мать, – ты остепенишься, когда придет время.

– Ты будешь жалеть об этих годах, – говорил его дядя Оуэн. – Они могли бы стать самыми созидательными, а ты растрачиваешь их на пустяки.

Но его тетя Ленни советовала ему не торопиться:

– Лучше не спешить и не совершать ошибок.

– Ты найдешь свой собственный путь, – сказал ему отец, разочаровав таким ответом Поля, так как он все еще надеялся на его совет.

А его дядя Феликс презрительно выразился:

– Он испорчен, – и Поль, который недолюбливал своего холодного, сдержанного дядю, в данном случае вынужден был признать, что Феликс, вероятно, прав; он был испорчен богатством. Ему не нужно было зарабатывать деньги, и поэтому можно было с легкостью заниматься то тем, то другим, фотографией или чем-то еще, за чем время текло незаметно, не имея никаких обязательств, – неважно, что это было – работа, женщина или даже какая-то определенная страна, так как, покинув одно место, он искал красоту и новизну в другом.

Однако с этим возникли проблемы, и причина, по которой он вернулся в Бостон, была та, что ему все труднее становилось находить развлечения, и после некоторого времени казино и клубы, шикарные рестораны – все стало выглядеть одинаковым. И сейчас, наблюдая за Лорой, он почувствовал к ней интерес. Он удивлялся переменам, которые произошли в ней, отмечая ее очарование, грацию и яркую внешность, и для всего этого «красота» было слишком невыразительным словом.

«Броская, – подумал он, – довольно сложно отнести ее к какому-то определенному типу женщин». Его глаза художника быстро схватили ее тонкое лицо: широкий лоб, огромные глаза с длинными ресницами, высокие скулы, нежные тени на щеках и полные, чувственные губы, без помады, слегка приоткрытые в азарте игры. Она уже не стягивала бантом свои густые каштановые волосы, хотя для удобства надела повязку, охватывавшую лоб, все же свободные пряди волнами ниспадали на ее плечи, и влажные завитки, выбившиеся из-под повязки, обрамляли пылающее личико, делая его маленьким и беззащитным.

Но в то же время в посадке головы чувствовалась решительность, а сильное тело, как распрямившаяся пружина, с взрывной энергией носилось по корту. «Жесткая, но нежная», – подумал Поль. Пылкая, но невинная или, скорее, непознанная; в этом милом личике чувствовался опыт, хотя, не зная ее, нельзя было угадать, что она уже испытала в жизни. В семье ему рассказывали, что она была сдержанна, но очень мила, держалась отдельно от остальных, но была благодарна за доброе к себе отношение, быстро сердилась, но через мгновение могла засмеяться. Наблюдая, как она движется по корту, чтобы принять и отбить низко летящий мяч, он отмечал, насколько она грациозна, но в то же время всеми помыслами устремлена к победе. Изо всех красивых женщин Европы и Америки, которые ожидали, чтобы он напомнил им о себе, ни одна не интересовала его так, как Лора, – эта многогранная, противоречивая девочка.

Он видел, как Эллисон выиграла подачу. Лора пыталась восстановить счет, когда, отвечая на удар, попала в сетку.

– Черт побери, – выругалась она и тут же быстро осмотрелась, чтобы убедиться, что рядом никого нет, кто мог бы услышать. Поль, прочитав по губам то, что она сказала, рассмеялся: прямо, мальчишка-сорванец и в то же время уже совсем женщина. Он открыл дверь и вышел на балкон, который был как раз над кортом.

– Поль! – обрадовалась Эллисон, которая взглянула в ту сторону, заметив, что кто-то показался на балконе. – Когда ты сюда приехал? Правда Лора прекрасно играет? Хочешь сыграть?

Он покачал головой, пытаясь поймать взгляд Лоры, но она отвернулась, набрасывая на плечи полотенце.

– Тогда приходи на вечер, – пригласила Эллисон. – Сегодня. Лора, ты не возражаешь, если я приглашу Поля?

Лора что-то ответила, но Поль не расслышал.

– Да, я знаю, это мой вечер, – продолжала Эллисон, – но ведь устраиваешь его ты. – Она взглянула на Поля. – Лора устраивает потрясающий вечер в честь моей помолвки с самым прекрасным Тэдом Уолкетом-третьим. Я не знала, что ты приехал, иначе непременно пригласила бы тебя. Но ты придешь, да?

Поль смотрел на Лору до тех пор, пока под его настойчивым взглядом она не подняла глаза и не взглянула на него. Их глаза мгновенно пробежали пространство, разделяющее их.

– Да, – ответил Поль Лоре. – Мне очень бы хотелось быть там.

Гости съезжались к семи часам. Элегантный, отделанный терракотового цвета панелями лифт доставлял их на четвертый этаж, в апартаменты, которые занимала Лора в доме Оуэна на Бикон-Хилл. Окна были распахнуты навстречу теплому июньскому вечеру, и тихую, чопорную Маунт-Вернон-стрит несколько тревожили доносившиеся голоса гостей, уже знакомых и только что представленных друг другу, которые весело болтали и переходили от одной группы к другой, перемешиваясь и сливаясь, как камешки в калейдоскопе. Звучала тихая фортепьянная музыка, племянник Розы, Альберт, распоряжался в баре. Другой ее племянник, Ферди, разносил серебряные подносы с закусками, которые Роза прислала с официантом из кухни.

– Комнаты выглядят восхитительно, – заметил Тэд Уолкет, осматривая помещение и небрежно обнимая Лору за плечи. – Ты их полностью переделала.

– С помощью Эллисон, – ответила Лора, но ее глаза сияли от удовольствия, когда она обозревала то, что ей удалось сделать. Она несколько месяцев занималась квартирой, чтобы оттенки красок излучали такое же мягкое сияние, как и сад на восходе солнца. Акварели и картины, написанные маслом, украшали стены, старинные утюги, приведенные в порядок упорной многочасовой работой, стояли у камина, окна обрамляли шелковые шторы. Когда-то она мечтала о собственной комнате, теперь у нее их было три, и такие красивые, какие могли только присниться, и она сделала их действительно своими.

– Я только кое-что предложила, – сказала Эллисон. – Остальное Лора сделала сама. Никому и в голову не придет, что когда-то здесь выросли мой папа и дядя, правда? Тут было мрачно, как в пещере. А теперь мне здесь нравится. Разве у нее не глаз художника?

– В Лоре есть что-то необыкновенное, – восхищенно сказал Тэд. – Ты дружески относишься к ней вот уже три года, а обычно устаешь от людей и начинаешь скучать с ними намного раньше.

Лора, увидев, как краска прилила к лицу Эллисон, холодно проговорила:

– Может быть, мы нравимся друг другу? И Эллисон относится ко мне больше, чем по-дружески. Она очень щедра. Разве ты не восхищаешься моим платьем, Тэд?

Он отступил на шаг и посмотрел на нее:

– Выполнено Кэролайн Херера, от Мортье, собравшее множество комплиментов, когда мисс Сэлинджер появилась в нем на благотворительном балу в прошлом году.

– Тэд никогда не забывает платья, – сухо заметила Эллисон.

– А Лора Фэрчайлд выглядит просто сказочно в шелке цвета ночи. – Он поцеловал руку Лоре. – Это ваш цвет, вы не должны носить никакой другой. Хотя, – он все еще держал ее руку, – насколько я помню, вы восхитительны так же в красном. И изумрудном. И конечно, в белом, и…

– Он также никогда не упустит случай подержать руку дамы, – добавила Эллисон.

Лора высвободила руку, стараясь на ходу придумать остроумную и уместную шутку. Как бы ей этого ни хотелось, как бы она этому ни училась, ей не удавалось это так, как Эллисон и ее друзьям, у которых на кончике языка всегда готово колкое замечание или острота.

– Все пришли? – спросила она, осматриваясь вокруг. – Я должна сказать Розе, когда подавать ужин.

Почему он не пришел? Он сказал, что придет. Он сказал, что ему очень хочется прийти.

– Все, кроме Поля, – отозвалась Эллисон. – Но он часто опаздывает и славится этим. Роза знает, что ужин будет не раньше девяти. Я собираюсь представить Тэда твоим друзьям по университету, не возражаешь?

– Нет, конечно, нет, – ответила она автоматически, думая, почему он опаздывает так часто, что все знают об этом его качестве.

– Я тоже пойду к гостям, я совсем забыла обязанности хозяйки.

В первый раз в жизни она была ХОЗЯЙКОЙ, принимала гостей. Первый раз в жизни на ней было шелковое платье цвета ночи, первый раз в жизни она сама обставляла и украшала квартиру, первый раз в жизни она ждала мужчину, который смотрел на нее восхищенными глазами.

Очень долго все было совершенно новым, начиная с той минуты, когда три года назад она переступила порог дома Оуэна на Бикон-Хилл, идя рядом с его инвалидной коляской, которую шофер вкатил в фойе.

Оуэн поднял руку, давая знак остановиться, и шофер, который вез его, подчинился и замер на полпути к лифту рядом с лестницей.

– Я думал, что больше не увижу этого, – прошептал он. При взгляде на Лору веселая улыбка осветила его лицо. – Но я здесь и привез с собой тебя.

Он протянул к ней руку, и она сжала ее.

– Как я люблю этот дом! Было время, когда я думал, что ненавижу его, и даже собирался продать. – Он покачал головой, и его взгляд пробежал по мраморной статуе в центре фойе, где стояли французские круглые столы с огромными прихотливыми букетами гладиолусов и роз. – Сколько здесь было радости, смеха, и так давно… А теперь все это вернется. Ты заметила, насколько дороже мы начинаем ценить то, что имеем, если можем поделиться этим с кем-нибудь еще? Когда начинаешь ценить то, что уже потерял, – это эгоизм, и совсем другое ощущение, когда делишь это с кем-нибудь. Я надеюсь, ты будешь счастлива здесь, Лора, и говорю тебе: «Добро пожаловать!»

– Да, буду, – ответила Лора. – Я имею в виду – буду счастлива. – Она сжала губы. Почему она не может говорить так же свободно и элегантно, как он? – Спасибо, – выпалила она. Он, конечно, мог думать, что она не очень правильно говорит, но, во всяком случае, он знал, что она благодарна.

Оуэн улыбнулся и сложил руки на коленях.

– Пусть Роза покажет тебе дом, она поможет разобраться в том хаосе, который сотворили Айрис и я. Чувствуй себя, как дома, я пока отдохну, а потом приходи ко мне в комнату, когда я позвоню тебе, дорогая, – добавил он, пока шофер разворачивал его кресло. – Мне так приятно, что ты здесь. – Затем двери лифта закрылись за ним.

Роза появилась в дверях на другом конце фойе:

– Проходите, моя юная мисс. Мы быстренько пройдем по дому, а потом ты распакуешь вещи. Я позабочусь о Клэе, когда он приедет сюда после того, как закончит работу у Феликса и Ленни.

Роза никогда не спрашивала, как случилось, что Лора Фэрчайлд, помощница на кухне, взятая на летнее время, которая появилась из ниоткуда и просто попросила принять ее на работу в середине июня, в середине сентября переехала в дом на Бикон-Хилл как компаньонка мистера Оуэна, да к тому же привезла с собой брата. Оуэн всегда поступал, как хотел, и его семья давно перестала говорить ему, что он – деспот, о его капризах, глупостях и, того хуже – что он идет на поводу у умных людей, которые могут использовать его в собственных целях. Роза знала, что они все так думают, но так как они были очень милы и хорошо воспитаны, то молчали. Она тоже помалкивала, но ей это давалось легко. Ей не причиталась доля в состоянии Оуэна. Кроме того, ей нравилась Лора.

– Не прикасайся к мебели, – сказала Роза, когда они проходили через центральный салон на втором этаже. – Ты знаешь, пальцы оставляют отпечатки.

– Я никогда не оставляю отпечатков, – горячо возразила Лора. – Все-таки меня к этому приучили.

– Ладно, ладно, – мягко успокоила Роза, но удивилась, почему девочка выглядит такой испуганной. – Я совсем не критикую то, как тебя воспитали и научили работать. Я никогда не критикую людей, но откуда тебе знать, что следы пальцев остаются на полировке, поэтому мы стараемся не прикасаться к мебели.

– Извините, – пробормотала Лора.

– Ты ничего плохого не сделала. Я отлично знаю, как нравится людям трогать вещи, которые они видят впервые в жизни. Продолжим наш осмотр, я больше ни слова не скажу.

Лора выдавила из себя улыбку и боялась сказать хоть что-нибудь. Будь осторожна, будь осторожна. Даже теперь, в Бостоне, будь осторожна. Она поймала себя на том, что идет, сдерживая дыхание и на цыпочках, когда они проходили через комнаты, длинные холлы, где висели портреты строгих мужчин и дам, облаченных в шелковые платья, минуя укромные уголки, буфеты, лестницы и оконные пролеты, которые возникали совершенно неожиданно. А потом чары роскоши постепенно окутали ее, она немного расслабилась и скоро уже тянула руку, чтобы дотронуться до шелковистой полированной мебели, спокойно сияющего бархата, плотной шерстяной ткани французских гобеленов, украшавших стены.

Что-то шевельнулось и пробудилось в ней: тоска и желание роскоши и красоты, которые она прятала глубоко внутри, не веря в возможность иметь все это. Казалось, ее пальцы ожили, и она сливалась со всем, к чему прикасалась, и была так далеко от кухни со столом, покрытым пластиком, где сидел Бен и чертил ногтем по поверхности, пока она готовила обед и рассказывала ему о том, как прошел день в школе.

– Мистер Оуэн купил этот дом в качестве свадебного подарка, когда он и миссис Айрис поженились, – между тем говорила Роза. – Двадцать две комнаты. Они всегда мечтали иметь дом и жить на Бикон-Хилл, чтобы у них была семья, и давать большие вечера в огромном бальном зале. И они осуществили это. Вот здесь этот зал, который закрыт с тех пор, как она умерла.

Зал располагался на верхнем этаже. А этажом ниже, на четвертом, были апартаменты Феликса и Асы, и еще две комнаты с ваннами для гостей. Оуэн и Айрис жили на третьем, а помещения для гостей находились через холл. На втором этаже раскинулся просторный салон, который тянулся по всему дому, со столовой и библиотекой за ним, и наконец, на первом этаже были кухня, буфетная, квартира Розы, комната для посетителей и фойе, где был лифт. В цоколе располагались прачечная, кладовая, где хранились запасы Розы – джемы и прочее, и отделанная панелями комната, где стоял бильярдный стол, камин, мебель, обитая кожей, и бар.

– Мистер Оуэн всегда говорил, что те десять лет, что он прожил с миссис Айрис, были самым счастливым временем. В эти десять лет он строил свою компанию, покупая отели, строя новые, по два, а то и три отеля в год. Компания так разрослась, что потом заняла половину верхнего этажа отеля «Бостон Сэлинджер». Ты его еще не видела, он на Армингтон-авеню, сразу за Паблик Гарденс. И он, и миссис Айрис бывали на всех вечерах, их фотографии мелькали в газетах, у них было множество шикарных туалетов… Потом они начали устраивать ужины у себя, один в неделю, в очень узком кругу, на двенадцать персон. Таких вечеров больше никто не давал, и очень скоро все стали просто охотиться за приглашениями. У них был свой собственный стиль – у мистера Оуэна и миссис Айрис, и если бы я могла собрать его, – разлить по бутылкам и продавать, я бы разбогатела. Но стиль – это то, что нельзя купить: или у тебя он есть, или его нет.