Текст книги "Однажды в полночь"

Глава 8

Итак, Джонатан стоял на улице в одиночестве, если не считать пары алкоголиков и нескольких крыс, сновавших туда-сюда, точно занятых каким-то серьезным делом. В здании театра не светилось ни огонька. Складывалось впечатление, что его уже давно заколотили досками и бросили. Через улицу от Джонатана работала пивнушка. Время от времени оттуда доносились шум, гам и пьяные выкрики. Равнодушная проститутка поинтересовалась, не хочет ли он пойти с ней. Джонатан вежливо отказался.

Луна засияла ярче. Ночная стража оповестила о наступлении полночи. А Томасина де Баллестерос так и не появилась.

– Идите сюда.

О господи!

Еще секунду назад ее не было, и вот она тут.

Томми увидела, как он невольно вздрогнул, и тихо засмеялась.

– Считайте, что вам повезло – я в вас не выстрелил.

– Нужно быть более бдительным, мистер Редмонд, если хотите оказаться мне полезным.

На ней снова была черная накидка, но легкую хрипотцу в голосе ни с чем нельзя было спутать. Зрение у нее все-таки было, как у кошки, потому что Томми быстро повела его какими-то аллеями, узкими проулками, потом через темный парк. Они остановились у лестницы, поднялись по ней на крышу какого-то здания, перешли на крышу соседнего, по другой лестнице спустились вниз. Джонатан мог поклясться, что они проделали такой же путь назад.

– Это такая хитрая уловка, чтобы меня запутать, а потом освободить от кошелька? Аргоси ведь не шутил, когда сказал, что меня лишили содержания. Неужели можно угробить человека за два фунта? Потому что у меня больше ничего нет.

– Об этом я даже не мечтаю. Вы бы прежде пристрелили меня.

– Это да.

Томми свернула налево в узкую улочку.

– Вы ужасно хрупкая, мисс Баллестерос, чтобы одной ходить по Лондону в такое время.

– Предлагаете защиту?

– Нет.

– Покровительство? – Предостережение прозвучало в ее голосе.

– Господи, нет! Это просто наблюдение.

– У меня много друзей по всему Лондону, которые находятся при деле… в любое время суток. Они узнают меня по крикам и тут же примчатся на помощь, если потребуется.

Несколько шагов они прошли в молчании.

– Вы все пытаетесь решить, шучу ли я, ведь так, мистер Редмонд?

– К сожалению, я почти уверен, что по крайней мере часть из того, что вы сказали, – правда.

– Умен и хорош собой, – сухо заметила она, резко свернув направо, а потом почти сразу – налево.

Разве кто-нибудь может с уверенностью сказать, что знает, как свои пять пальцев, многочисленные запущенные и грязные боковые улочки, которые впадают в главные транспортные артерии Лондона? Вот Томми явно знала. В следующем проулке какой-то пьяница, привалившийся спиной к стене, окликнул ее.

– Привет, Томми.

– Привет, Джаспер.

Что совсем не обнадеживало.

– Это действительно необходимо? – проворчал Джонатан. – Ходить кругами, чтобы добраться до вашего логова.

– Терпение! Конспирация для меня – это все, мистер Редмонд. И с чего вы решили, что мы ходили кругами? Это, возможно, был самый короткий путь до моего… логова. – Ей понравилось это слово, сообразил он.

И тут Томми остановилась перед обычной дверью высокого узкого непривлекательного дома, хотя в темноте все здешние дома казались таковыми. Джонатан предположил, что этот дом – жилой. В лавке, занимавшей первый этаж, было темно, на окнах ставни закрыты на ночь. Куда их занесло, один Бог знает, однако он почти не сомневался, что Томми специально описала с ним восьмерку вокруг Ковент-Гардена в последние десять минут, и сейчас они находятся в каких-нибудь нескольких футах от того места, откуда начали свой поход.

Он внимательно прислушался. Хор пьяных голосов то возникал, то резко стихал, когда дверь паба захлопывалась со стуком. Пели там что-то похожее на «Балладу о Колине Эверси».

Томми повернула ключ в двери, и та со скрипом отворилась. Она поманила Джонатана, и он вошел внутрь. Дверь захлопнулась за ним с каким-то безвозвратным звуком.

– Пора доставать пистолет?

– Не глупите! – рассеянно ответила Томми.

Зажженная лампа дожидалась их на крюке за дверью. Томми взяла ее и по узкой деревянной лестнице стала быстро спускаться вниз. Джонатан пошел следом, держась руками за стены для равновесия. Они миновали короткий узкий коридор и оказались на пороге небольшой, красиво обставленной комнаты, освещенной огнем, потрескивавшим в камине.

Удивленный Джонатан замешкался на пороге. В комнате было светло и тепло, элегантность ее убранства вызывала в памяти изысканные линии бокальчика для коньяка. У стены, как ласковая кошка, выгнувшая спинку, стоял диванчик с бархатными простеганными сиденьями кораллового цвета. На полу лежал ковер, по кремовому и коричневому полю которого шел узор из цветов и абрикосов. Шторы из тяжелого бархата все того же кораллового цвета были плотно задернуты. Мебель, судя по всему, подбирали тщательно. Джонатан определил, что это Чиппендейл. Перед камином стоял французский экран, отчего свет в комнате был приглушенным. Дальняя стена казалась какой-то необычной, словно была оклеена черно-белыми обоями.

Джонатан вздрогнул. Чертова стена… шевельнулась.

Он вдруг подумал, что, возможно, пощечина Филиппы как-то отразилась на его умственных способностях. Потом с облегчением расслабился, потому что сообразил – это не стена.

То был мужчина. Из того сорта людей, которых легко можно принять за стену.

Лысой головой, которая блестела, будто фарфоровая, он почти упирался в потолок. Лоб пересекали четыре морщины, как нотный стан. Его плечи были шириной с диванчик, а в обхват мужчина был таким, что казалось, будто он уже проглотил такой же диванчик. В ухе золотом сверкнула серьга, прямо как у пирата.

На нем была черная с белым форма дворецкого без единого пятнышка.

– Добрый вечер, Резерфорд.

– Позвольте вашу накидку, мисс Томми. И ваш плащ, сэр.

Он низко поклонился Джонатану. Голос у него был… Так говорил бы бог Посейдон, подумал Джонатан. Откуда-то из глубины. Словно голосу требовалось преодолеть мили и мили, чтобы достичь поверхности. Джонатан застыл в восхищении тем, что за создание представлял собой этот человек. Он медленно повернулся к нему спиной, чтобы Резерфорд деликатно помог ему снять плащ. Джонатан продолжал наблюдать за ним через плечо.

Дворецкий аккуратно положил верхнюю одежду на спинку диванчика.

– Резерфорд, не могли бы вы подать нашему гостю… – Она повернулась к Джонатану.

– Эля, если есть.

– Два эля, пожалуйста.

– Резерфорд – это настоящее имя? – Шепотом спросил Джонатан, когда тот вышел в соседнюю комнату. Его одолевало любопытство по поводу всего, что находилось в этом помещении.

– Нет. Но нам нравится так называть его. Можно назвать его либо так, либо Душителем. Говорят, он отлично управлялся с подобными делами. Хотя, признаюсь, я этого ни разу не видела.

Какая прелесть!

– Наверное, потому что в ту минуту вы просто отворачивались?

– Уверена, что это сказки, – фыркнула Томми. – Он мягкий, как бланманже.

– Да. Я уверен, его настоящее имя Парсифаль.

Томми засмеялась.

– Он ваш слуга?

– Нет, он друг, который живет… поблизости. И который при случае помогает мне. Он особый друг моей матери.

– Вашей матери? Испанской принцессы в изгнании?

Испанское происхождение могло объяснить смуглость ее лица.

– Да, – просто ответила Томми без всякого намека на иронию. – Почему бы вам не присесть? – Она указала на розовое плюшевое кресло, придвинутое к изящному полированному карточному столику.

– Вы живете здесь? – Джонатан вытянул шею, чтобы заглянуть в коридор, куда удалился Резерфорд. Мужчин она приводит сюда?

Интересно, были ли у нее любовники? Никто не мог сказать наверняка.

– Почему бы вам не присесть? – повторила Томми, указывая на кресло, и отчетливо произнося каждое слово.

– Почему бы и нет? – согласился Джонатан, заставив ее улыбнуться.

Но сначала он выдвинул кресло для Томми. Она соскользнула в кресло и устроилась грациозно, как роза в вазе.

С двумя кружками эля на подносе вернулся Резерфорд и проворно сервировал их.

– Я буду за стенкой, мисс Томми, – многозначительно предупредил он и, отдав поклон, вышел.

– Ваше здоровье. – Джонатан поднял свою кружку.

Томми повторила его движение.

Каждый отпил по глотку.

На несколько мгновений повисла тишина, во время которой оба просто смотрели друг на друга. Джонатану пришло на ум, что Томми – драгоценность, а эта комната – ее оправа, и наверняка так ею было задумано с самого начала. На ней было отделанное атласом светлое, цвета шампанского платье с длинными узкими рукавами. Золотисто-матовые плечи и высокая шея рождали легкое ощущение наготы. И этот эффект воздействовал на воображение. Корсет приподнимал небольшие полукружия ее грудей к самому вырезу платья, рождая в мужчине желание уткнуться в ложбинку между ними. Она так оделась специально.

– Протяните мне руку, мистер Редмонд.

Что он и сделал.

Томми достала небольшой бархатный мешочек и вытряхнула его содержимое ему на ладонь. Из мешочка выскользнула нитка немыслимого по красоте жемчуга. И длиной, наверное, в милю. Жемчужины скользили одна за другой, одна за другой и, наконец, сверкая, улеглись у него на ладони.

Ошеломленный, Джонатан глядел на них во все глаза. Потом поднял взгляд на Томми.

Она явно ждала его реакции.

– Бесспорно, они производят огромное впечатление, – начал Джонатан. – Но я предпочел бы нечто более утонченное. Может, нам стоит съездить в «Роу».

Томми криво усмехнулась.

Тем не менее Джонатан понимал, почему она вложила их ему в руку. От настоящего жемчуга исходило тепло, почти такое же, как от живого тела. Они так удобно устроились у него на ладони! Единожды получив их, уже не хотелось с ними расставаться. Они были…

Ладно, жемчуга были просто роскошны.

– Я получила их… во владение совсем недавно, – заговорила Томми.

– Они настоящие. – Джонатан разбирался в драгоценностях благодаря сестре и одной брошенной почти любовнице.

– Отсюда эта замысловатость, с которой я представила их вам.

– Вы получили их в подарок?

– Да. Воровать драгоценности не относится к моим умениям.

– Пока, – одновременно добавили оба, к их взаимному изумлению.

Она замолчала.

Джонатан покачал на весу рукой, полной жемчуга.

– И? – спросил он точно так же, как Томми в своем разговоре с Аргоси днем в салоне.

– Я хотела бы продать их. Мне нужно много денег и очень срочно. Но если я сумею удвоить вырученную за них сумму или даже утроить…

Вот оно что! Он начал понимать.

Джонатан медленно-медленно откинулся на спинку кресла в обманчиво спокойной позе, отстучал пальцами по столу что-то вроде похоронного марша и, не мигая, не говоря ни слова, долго смотрел на нее. Ему самому было невдомек, что сейчас он напоминал своего отца, когда тот усиленно размышлял над чем-нибудь. Под таким обвиняющим взглядом любому хотелось поежиться, а абсолютно невиновного человека тянуло признаться в преступлении, которого он не совершал, только чтобы на него так не смотрели. Джонатан так обычно смотрел на своих противников по дартсу в «Свинье и чертополохе», именно поэтому никто в Пеннироял-Грин не мог превзойти его на состязаниях.

Томми была твердым орешком. Однако и она заерзала в кресле под его взглядом.

– Зачем вам так срочно потребовались деньги? Вы финансируете революцию? Или нужно дать взятку чиновнику? Может, выкупить любовника? Неужели вы по горло влезли в карточные долги, которые вообще-то, учитывая ваш небольшой рост, не могут быть жутко большими?

– Мне нравится широта разброса ваших предположений. Тем не менее ответ на все вопросы отрицательный. И речь не идет ни о чем противозаконном.

Он ждал.

– Ладно, речь идет кое о чем не вполне законном, – немного нехотя согласилась Томми.

Джонатан уныло вздохнул. Так, словно именно этого он и ожидал.

– А этот жемчуг… Каким образом он очутился у вас?

Все мужчины, которых он знал, хотели, чтобы Томасина де Баллестерос выбрала их себе в любовники. Это было чем-то вроде спорта, чем-то de rigueur[4]4
  Необходимое, обязательное (фр.).


[Закрыть], принятым среди светской молодежи, которая всегда искала что-то новенькое. При этом все вели себя, как стадо баранов, с помощью хитрых уловок стараясь завоевать себе особое место в салоне. Характерно, что это находило отражение и в книге для регистрации пари клуба «Уайтс». Однако никому и ничего не было известно о ее прежних любовных связях, или даже был ли когда-нибудь у нее любовник вообще. Спекуляций на этот предмет, конечно, хватало, как и преувеличенных надежд, что Томми еще проявит себя.

Джонатан был готов поставить на кон все свои будущие доходы на то, что она уже не невинна. Ни одна женщина не может держаться с такой противоестественной уверенностью, как она. А еще в ее взгляде присутствовала некая глубина, некая отстраненность, присутствовало некое знание, что приходит только с опытом.

Интересно, насколько хорошая любовница может получиться из нее? Мысли Джонатана неожиданно приняли другое направление. Сможет ли Томми стать покорной за определенную плату? Такой же у нее огненный темперамент, как цвет волос? Или она холодна и заносчива и, чтобы соблазнить ее, потребуются какие-то неординарные приемы? Швыряется ли вещами? Есть ли у нее какие-то свои правила?

Таких женщин он не хотел – с ними возникало слишком много неопределенностей.

– Не понимаю, какое это имеет значение, – наконец сказала Томми. Вполне дипломатично.

– Хорошо. Если я, к примеру, попытаюсь продать их через «Ренделл Бридж и Ренделл», не опознает ли их владелец, чтобы потом выйти на след продавца?

– Не надо продавать через «Ренделл Бридж и Ренделл», – стремительно среагировала Томми.

Другими словами, ответ был положительным.

– Для вас могут возникнуть последствия?

– Последствия – это моя забота, разве не так? И уверяю вас, я разберусь с любыми последствиями, – холодно заметила она.

Джонатан в этом не сомневался. Погрузившись в молчание, он размышлял.

– Ответьте мне на один вопрос, мистер Редмонд, – поторопила его Томми. – Безотносительно последствий, которые вдруг могут возникнуть… Вы действительно полагаете, что сможете удвоить мои вложения?

Джонатан заколебался только на миг.

– Я могу утроить ваши деньги, – тихо сказал он. Легкомысленная самоуверенность, но он ведь все-таки был Редмондом, чья самоуверенность питала собой решимость, а решимость приводила к успеху. – Законным образом. И быстро. В течение нескольких недель.

Томми коротко кивнула.

– Достаточно для того, чтобы выкупить жемчуг назад, если мне вдруг захочется?

– Да.

– Прекрасно. Я в особенности хотела бы поучаствовать в инвестициях в печатный пресс вашего друга. – Прежде чем Джонатан успел обрадоваться ее предложению, она добавила: – Однако у меня есть условие, до того как мы начнем совместное предприятие.

– У меня тоже.

– В обмен на вложения мне может потребоваться от вас помощь… В связи с тем почему у меня вдруг возникла нужда в деньгах. Помощь потребуется прямо этой ночью. А возможно, и для других случаев.

Ну, разумеется. Вот они – проблемы. Джонатан слышал, как они приближаются с топотом скачущих коней. Но пока еще в отдалении.

Глава 9

– Какая именно помощь? – спросил Джонатан очень и очень сухо.

Томми задумалась.

– Нужны отличные рефлексы. Умение видеть в темноте. И пистолет.

Он стиснул зубы. Такие игры были ему не по нраву.

– Не испытывайте моего терпения, мисс де Баллестерос.

– Мне не доставляет удовольствия быть уклончивой, – запротестовала Томми. – Ради вашей же пользы вам лучше знать как можно меньше. Мне уже известно, что вы прекрасно видите впотьмах. И у вас отличный пистолет. Кстати, в вас не меньше подозрительности, чем в Резерфорде, но вы обладаете определенными качествами, которых у него нет, поэтому более полезны мне. И если честно, то, для чего вы нужны мне сегодняшней ночью, не продлится долго и не потребует больших усилий, – заключила она ясно.

Ему показалось, что Томми намекнула на то, что ее нужно приободрить.

Джонатан ждал.

– Не то, что в последний раз. – В ее голосе послышались неуверенные нотки.

Он подождал ее.

– В последний раз меня… легко ранило, – закончила Томми, еще более неуверенно.

– Теперь вы взываете к моему чувству рыцарства? Должно быть, от отчаяния.

– Я – слабая. Я – слабая и хрупкая женщина. Мир опасен для таких, как я.

Джонатан закатил глаза. Потом опустил их и снова взглянул на свою ладонь. Жемчужное ожерелье лежало на ней, как пресытившаяся любовница. Мерцало, согревало и пульсировало… Обещая будущие прибыли, Джонатан не знал никакой другой живой души, которая настолько же легко и свободно могла прямо сейчас вручить ему столько денег. Это все, что ему было нужно, и как раз тогда, когда он так в этом нуждался.

– Прежде чем мы продолжим обсуждение нашего дела, Томми, позвольте объявить мои условия. А именно: я возьму с вас брокерский процент за то, что буду работать с вашими деньгами.

Она медленно выпрямилась, неожиданно став высокомерной и недоверчивой.

– Эти роскошные жемчуга я просто отдаю вам для инвестиций.

– Я – деловой человек. А не какой-нибудь треклятый священник-англиканец. И не олух Царя небесного. Я прекрасно вижу, на что вы рассчитываете. Вы сейчас строите мне глазки, смотрите ясно и умоляюще, но это не подействует. Прекращайте, пока не заработали косоглазие. Вы могли бы отнести жемчуг или деньги от его продажи профессиональному брокеру, если вам самой некуда их вложить, и, скажем так, чтобы сохранить эту операцию полностью конфиденциальной, и чтобы никто не совал нос в ваши дела и доходы.

Томми нахмурилась. Брови сошлись на переносице. Какое-то время она холодно и внимательно рассматривала его.

Джонатан постукивал пальцами по столу. Изучал свои ногти. Устроил небольшой спектакль, доставая часы (позолоченные, французские), чтобы узнать, который час. Потом несколько раз зевнул.

Наконец она расслабилась. Ее поза стала более свободной, и смотреть на него Томми стала с любопытством.

И вот уже улыбнулась уголками губ, медленно, словно довольная тем, что сумела углядеть в нем. Затем откинулась на спинку кресла так же, как он.

– Согласна, мистер Редмонд. За небольшой процент.

– Почему вы доверились мне? – тотчас спросил Джонатан.

Томми тут же стала загибать пальцы на руках.

– Во-первых, вы не глупы; во-вторых, в вас есть какая-то колючая энергичность, что позволяет думать, что вы сумеете проявить себя. Вы производите впечатление человека, который игнорирует окружающую действительность. Кроме того, у вас нет денег. А еще вам безразлично, что я думаю о вас, а мне безразлично, что вы думаете обо мне. Это означает, что нам не остается ничего другого, кроме как быть полностью честными друг с другом. Мы свободны, чтобы стать друзьями.

Возникла пауза. Откровенно говоря, Джонатан был смущен и поражен, хотя и не показал этого.

– О, и, кроме того, мне это подсказала интуиция. А она меня никогда не подводит.

Еще никто не называл его колючим. Все считали его неунывающим Редмондом. Джонатан не знал, как отнестись к тому, что он, оказывается, колючий. Надо было как следует обдумать, так ли это на самом деле. И если все так, то как от этого изменится его жизнь? А насчет того, чтобы игнорировать окружающую действительность? Каким образом и когда это проявилось?

Что ж, подумал Джонатан, весьма полезно узнать мнение о себе человека со стороны, а не того, кто смотрит на тебя каждый день и на самом деле тебя не видит.

– Друзьями? – переспросил он.

Томми дернула плечом.

– Конечно. Почему бы нет?

– Почему бы нет, действительно.

Опять возникла пауза.

– Вообще-то я совсем не бабник, к вашему сведению.

– О, прошу великодушно меня простить. Но как еще можно назвать человека, который, как утверждают, наслаждается непрерывной цепочкой завоеваний на сердечном фронте?

– Слово «завоевание» подразумевает использование каких-то чрезмерных усилий. Что я могу поделать, если они просто… падают к моим ногам? – Он попытался, но не смог скрыть улыбку, которая, надо признать, оказалась залихватской. – Да и случается такое не всегда. Надо быть полным дураком, чтобы не воспользоваться такой… возможностью.

– Они падают к вашим ногам? Как птички с небес во время мора, известного по библейским описаниям?

Джонатан присвистнул, впечатленный.

– Даже сестра не додумалась называть меня библейским мором.

– Только вместо птиц здесь белокурые дамочки.

Ему показалось, что он услышал легкий намек на осуждение при словах «белокурые дамочки».

– Да, я предпочитаю блондинок, как предпочитаю весенние дни зимним. Как предпочитаю простых женщин сложным и жизнь без проблем жизни, полной проблем. Если это, может, и не добродетель, то уж точно не порок. Наверняка, у вас есть свои предпочтения относительно мужчин.

– Мои предпочтения – богатые и титулованные, – тут же нашлась Томми.

Ну и прекрасно!

Странно, Джонатана это почему-то укололо.

Он помолчал.

– Видите, в известной степени мы оба с простыми вкусами. Я не собираюсь разбивать сердца. Их отдают мне, а я об этом даже не подозреваю и, возможно, веду себя грубо и неуклюже с их обладательницами, хотя предпочел бы так не поступать. Я не такой ловкий, как некоторые, кому удается жонглировать одновременно дюжиной сердец, не роняя их из рук и не отдавая предпочтения какому-нибудь одному.

Томми вдруг почему-то застыла, в глазах появилось выражение тревожной подозрительности.

– О да, – продолжил Джонатан. – Представляю, какая неразбериха начнется, когда такая артистка, например, поскользнется или оступится, или добавит к уже имеющимся в ее руках сердцам еще одно. А оно окажется совсем негодным. Это попросту опасно.

Она прищурилась.

Часы отсчитали несколько секунд.

– И это меня вы называете порочным, – тихо добавил Джонатан.

Несколько секунд они смотрели в глаза друг другу.

Томми тихо набрала в грудь воздуха и медленно выдохнула.

– Иногда… – неуверенно начала она. – Иногда жонглеры, о которых вы говорите, оказываются в… Назовем это цирком. Так вот они оказываются в цирке еще до того, как начинают понимать, чем это может обернуться. А потом становится поздно, и они превращаются в настоящих артисток и прекрасно понимают, что не могут позволить себе уронить сердце, иначе случится хаос, о котором вы упомянули.

Они не отрывали глаз друг от друга.

Джонатану показалось, что теперь он больше, чем какой-либо другой мужчина, узнал о Томасине де Баллестерос. Косвенно, не напрямую.

И испытал непреодолимое желание – спросить! Задать еще вопрос. Это было, как идти вдоль коридора, в котором множество запертых дверей. Что там кроется за ними? Какой-нибудь приятный сюрприз? Или то, что никогда не захочется увидеть? Так было один раз в Редмонд-Хаусе, когда Джонатан неожиданно открыл дверь и увидел, как лакей ублажает себя, разглядывая что-то вроде картинки из модного женского журнала. Так что, никаких вопросов больше, потому что один вопрос потянет за собой другой, потом еще один и так далее, пока эта женщина окончательно не запутает его.

– Вы поняли? Здесь вашей вины не больше, чем моей.

Так они какое-то время посидели в благочестивой тишине, как два сообщника.

– Скажите, Томми… Можно мне называть вас Томми? В имени де Баллестерос слишком много слогов, а от Томасины – каша во рту.

Он заметил в ее глазах удивление и вспыхнувшее затем раздражение.

– Меня назвали в честь отца. Мое имя настоящее. А вы можете называть меня Томми, если я буду величать вас так, как мне захочется.

– Согласен. Скажите мне… Что вы собираетесь делать с сердцами, которыми жонглируете, Томми?

– Я выйду замуж за обладателя одного из них, Джонни.

– Только не Джонни. Лучше Джон. Выберите его, как конфетку в коробке? И опять же в один прекрасный день жонглеры отходят от дел, отправляются в отставку.

Томми помолчала.

– Я слышала, что надвигается ваша отставка, – наконец усмехнулась она.

О господи! Уже весь Лондон в курсе.

– Посмотрим, – непроницаемо сказал Джонатан.

Теперь Томми заулыбалась.

Повисла тишина. Джонатан не торопился ее нарушить. Тишина в теплой комнате убаюкивала.

Неожиданно над головой раздалось шуршание, будто чьи-то шажки. Очень мелкие шажки.

Джонатан поднял глаза к потолку.

– Мыши? – вслух удивился он. – И жирненькие?

– Угу, – уклончиво ответила Томми, не поднимая головы.

Легкое шуршание на потолке двинулось в противоположном направлении, за ним последовал глухой стук.

Томми отпила эль, хлюпнув при этом.

– Кстати, волосы у меня не рыжие, – неожиданно заявила она.

– О, я знаю. Скорее, это цвет бычьей крови.

– Бычьей крови?!

Джонатан тихо засмеялся.

– Хорошо, давайте скажем, что они цвета красного дерева. Я назвал их рыжими, чтобы подразнить Аргоси, который может описывать вас, используя только возвышенные метафоры. С ним такое случается, когда ему хочется произвести на женщину впечатление. Он по-настоящему добрый парень, и я надеюсь, что вы будете милы с ним. И я сказал так, чтобы позабавить и вас. И это сработало. Вы назвали меня хорошеньким.

Последнее предложение он ввернул так легко и исподтишка, что Томми вроде даже и не заметила.

Однако она замерла, как будто ее застали за воровством сладкого.

– Хорошеньких особ мужского пола в Лондоне пруд пруди, мистер Редмонд. – Голос ее прозвучал надменно. – Тех, которых можно использовать. Честных мало и благородных.

– Угу, – промычал он и слегка улыбнулся.

Интересно, подумал Джонатан, знает ли она, как подходят ее коже эти жемчуга? Ничего удивительного, что какому-то мужчине захотелось подарить их ей. Он, должно быть, выбрал их как раз по этой причине. Джонатан даже испытал к нему мгновенную жалость, потому что его полный надежд дар будет безжалостно переведен в наличные.

Томми посмотрела на часы.

– Теперь мы вас используем, мистер Редмонд. Настало время отработать жемчуг. Следуйте за мной.

Она вскочила с места и быстро завернулась в накидку, не дожидаясь, пока Джонатан отодвинет свое кресло и поможет ей, как поступил бы истинный джентльмен, с детства воспитанный поступать таким образом. Пастушьих собак тоже натаскивают на то, чтобы они заботились о стаде.