Текст книги "Мистер"

Потому что с самого детства за мной кто-нибудь убирал: няни, воспитатели, специально нанятый персонал. Теперь трудновато переучиваться.

В надежде, что не перепугал девушку, я жестом приглашаю Алессию залезть в машину. Кажется, она прячет улыбку. Неужели ее так развеселил беспорядок?

Надеюсь.

Она уютно устраивается в кресле, и ее глаза расширяются, стоит ей бросить взгляд на приборную доску.

– Куда едем? – спрашиваю я и завожу мотор.

– Черч-Уолк, сорок три, Брентфорд.

«Брентфорд! Господь всемогущий. Да это трущобы!»

– Почтовый индекс?

– TW8 8BV.

Я ввожу место назначения в навигатор и медленно выруливаю со стоянки. Нажатием кнопки поднимаю гаражную дверь, и перед нами открывается настоящий снежный водоворот. Снега навалило уже дюйма на три или даже четыре, и продолжает падать.

– А в Албании снег идет? – спрашиваю я.

– Да. Там, откуда я родом, снега гораздо больше.

– Где это?

Я выезжаю в проулок и направляюсь к главной дороге.

– В Кукесе.

Никогда о таком не слышал.

– Очень маленький город. Не как Лондон, – тут же сообщает Алессия.

Гудит предупреждающий сигнал.

– Пристегни ремень безопасности, пожалуйста.

– Ой, – удивленно моргает она. – Дома мы такими не пользуемся.

– В Лондоне другие законы, так что пристегивайся поскорее.

Потянув за металлическую петлю, Алессия оглядывается в поисках замка и вскоре защелкивает ремень.

– Вот так, – довольно объявляет она, и теперь уже я прячу улыбку.

Кто знает, быть может, она очень редко ездит на машине.

– Ты дома научилась так играть на рояле? – начинаю я разговор.

– Мама меня учит.

– А она играет так же хорошо, как ты?

Алессия качает головой.

– Нет.

И неожиданно вздрагивает. От холода или по другой причине. Я включаю обогреватель, и мы поворачиваем на набережную Челси. Сквозь метель мерцают огни моста Альберта.

– Как красиво, – тихо произносит Алессия.

– Да, очень.

«Ты тоже очень красивая».

– Поедем медленно, – говорю я. – Водители в Лондоне редко видят снег, к скользким дорогам нужно привыкнуть. – К счастью, улицы почти пусты, и мы без труда сворачиваем с набережной. – А что привело тебя в Лондон?

Мгновение Алессия смотрит на меня во все глаза, а потом опускает взгляд на колени.

– Работа? – подсказываю я.

Но она уже сдулась, как воздушный шарик, спряталась в свою раковину.

«Черт».

Меня пробирает озноб. Здесь что-то не так.

«Совсем не так».

– Ничего страшного. Просто не будем об этом говорить, – стараясь вернуть ее расположение, пожимаю плечами я и торопливо задаю другой вопрос: – Как тебе удается запоминать целиком такие длинные и сложные произведения?

Судя по выражению лица, на вопросы о музыке Алессия отвечает с куда большим удовольствием.

– Я вижу ноты, – говорит она, постукивая себя по лбу. – Как на картине.

– У тебя фотографическая память?

– Фотографическая? Не знаю. Я просто вижу каждую ноту в своем цвете. И запоминаю цвета.

– Ого. – Я слышал о такой особенности памяти. – Это называется синестезия – содружественное ощущение.

– Син-э-ти… – Она умолкает, не в силах выговорить незнакомое слово.

– Синестезия.

Алессия пробует еще раз, намного успешнее.

– А что это такое? – спрашивает она.

– Ты видишь каждую ноту в своем цвете, так?

– Да.

– Ну вот. Тогда все ясно. Многие гениальные музыканты синестеты. А еще что-нибудь ты видишь в цвете?

Она озадаченно смотрит на меня.

– Буквы? Или цифры?

– Нет, только музыку.

– Потрясающе. – Я улыбаюсь. – Помнишь, я сказал, что ты можешь играть на моем рояле, когда захочешь? Так вот, повторяю: пожалуйста, играй.

Ее улыбка болью отдается в моем паху.

– Спасибо, – шепчет Алессия. – Мне нравится рояль.

– А мне нравится тебя слушать.

И мы умолкаем, дружески улыбнувшись друг другу.

Спустя сорок минут я сворачиваю в тупичок в Брентфорде и останавливаюсь возле скромного домика. Уже стемнело, но в свете уличных фонарей я вижу, как в гостиной отодвигается штора, и за стеклом появляется лицо молодого человека.

«Ее приятель?»

«Обязательно надо выяснить».

– Твой приятель? – спрашиваю я. Сердце бьется о ребра, а в ушах стоит гул, пока я дожидаюсь ответа.

Она смеется тихо, мелодично, и я, не сдержавшись, широко улыбаюсь. Я впервые слышу ее смех и хотел бы услышать его снова… и снова.

– Нет. Это Михал. Сын Магды. Ему четырнадцать лет.

– Да? Высокий мальчик!

– Он такой. – Ее лицо освещает улыбка, и меня пронзает острый укол ревности. Парень ей явно нравится. – Это дом Магды.

– Понятно. Твоей подруги?

– Да. Подруга моей матери. Они… как это называется… подруги по переписке.

– Я и не знал, что такое еще бывает. Они встречались?

– Нет. – Алессия крепко сжимает губы и опускает глаза. – Спасибо, что подвезли, – шепчет она, завершая разговор.

– Был рад помочь. Прости, что утром так получилось. Я не собирался на тебя набрасываться.

– Набрасываться?

– Ну… прыгать, хватать… Как кот.

Она снова смеется, ее прекрасное лицо сияет.

«К такому смеху легко привыкнуть».

– Это был сон, – говорит она.

«И снилась мне ты».

– Может, зайдете выпить чаю?

Теперь моя очередь смеяться.

– Пожалуй, нет. Не будем устраивать переполох. К тому же я предпочитаю кофе.

Алессия сдвигает брови.

– Кофе у нас тоже есть.

– Мне пора. Дороги все в снегу. Когда еще доберусь домой…

– Спасибо, что подвезли.

– До пятницы.

– Да. До пятницы.

Улыбка будто зажигает огоньки в ее глазах, и я теряю рассудок.

Алессия выбирается из машины и идет к входной двери. Та открывается, отбрасывая на заснеженную дорожку золотистый отсвет, и на пороге возникает юноша. Михал. Он кидает на меня угрюмый взгляд, а я смеюсь.

Михал. И он ей не приятель. Развернувшись, я включаю музыку погромче и отправляюсь в Лондон с глупейшей улыбкой на лице.

Глава 8

– Кто это был? – холодно спрашивает Михал, глядя вслед отъезжающему автомобилю.

Его голос звучит на удивление отчужденно. В свои четырнадцать лет он выше Алессии, темноволосый, нескладный.

– Мой босс, – коротко отвечает она, следя за машиной в щелку входной двери.

Наконец Алессия запирает дверь и, переполненная радостью, обнимает Михала.

– Ладно, хватит.

Юноша стряхивает ее руки, заливается румянцем, карие глаза блестят от смущения. Алессия весело смотрит на него, отвечая широкой улыбкой на подростковую влюбленность мальчишки. Она отступает на шаг, чтобы не переусердствовать с лаской. Ей вовсе не хочется обидеть Михала. И он, и его мать к ней очень добры.

– А где Магда?

– На кухне. – Юноша морщится. – Что-то не так. Курит одну за другой.

– Ох, нет.

Алессию охватывает неприятное предчувствие, ее сердце тревожно стучит.

Повесив куртку на крючок в маленькой прихожей, она торопится на кухню. Магда сидит за старым прямоугольным столом, покрытым дешевым пластиком, и курит. Дымок ленивым облачком поднимается над ее головой. Кухня, хоть и маленькая, вычищена до блеска, как всегда, радио что-то бормочет по-польски. Магда поднимает голову и с облегчением встречается взглядом с Алессией.

– Такой снег… Как ты добралась? Я волновалась. Хорошо прошел день? – В ее голосе звучат напряженные нотки, улыбка едва держится на губах, а сигаретой она затягивается с небывалой силой.

– Все хорошо, спасибо. А как ты? Как твой жених? Здоров?

Магда несколькими годами младше матери Алессии, а выглядит еще моложе. У нее светлые вьющиеся волосы и карие глаза, в которых светится искорка юмора. Эта женщина спасла Алессию от смерти. Сегодня Магда выглядит усталой, лицо побледнело, губы искусаны. Кухня пропахла сигаретным дымом – обычно Магда такого не позволяет, говорит, что терпеть не может табачный запах, хотя сама и курит.

Магда выдыхает к потолку колечко дыма.

– Да. С ним все в порядке. Здоров и весел. Дело в другом. Закрой дверь и садись, – отвечает она.

По спине Алессии пробегает озноб. Что, если Магда попросит ее уйти?.. Девушка закрывает дверь на кухню и садится на пластиковый стул.

– Сегодня приходили люди из иммиграционного департамента, разыскивали тебя.

«Ох, нет».

Алессия бледнеет, кровь бросается ей в голову и стучит в ушах.

– Пришли утром, сразу после того как ты уехала на работу, – поясняет Магда.

– И ч-ч-что ты им сказала? – заикаясь, выговаривает Алессия.

Руки у нее трясутся.

– Не я. Нас не было, и они постучали в соседнюю дверь, к мистеру Форрестеру. Ему не понравилось, как они выглядели и как разговаривали, и он ответил, что ничего о тебе не знает. И еще сказал, что мы с Михалом уехали в Польшу.

– Они поверили?

– Наверное. Мистер Форрестер считает, что поверили.

– Как они меня нашли?

– Понятия не имею. – Магда морщится. – Кто знает, как все у них там работает? – Она снова жадно затягивается. – Я должна написать твоей матери.

– Нет! – Алессия хватает Магду за руку. – Пожалуйста, не надо.

– Я ведь написала ей однажды и сказала, что ты добралась в целости и сохранности. То есть солгала.

Алессия заливается краской. Магда тоже не знает, каким путем она попала в Брентфорд. Никто не знает.

– Пожалуйста, – снова просит она. – Не надо ее тревожить.

– Алессия, если тебя поймают, то депортируют в Албанию…

– Я понимаю. – По спине сбегает холодная струйка пота. Горло сжимает страх. – Мне нельзя возвращаться, – одними губами произносит она.

– Мы с Михалом через две недели уезжаем, – напоминает Магда. – Тебе пора найти другую квартиру.

– Я знаю. Знаю. И что-нибудь подыщу.

От тревоги у Алессии больно сводит живот. Каждую ночь она лежит без сна, раздумывая, что делать. Из жалованья за уборку квартир удалось скопить триста фунтов. Чтобы снять комнату, нужно заплатить за месяц вперед. Надо попросить у Михала ноутбук и подыскать комнату, которая сдается внаем.

– Приготовлю ужин, – вздыхает Магда, затушив сигарету.

Над пепельницей поднимается сизый дымок, смешиваясь с витающим в воздухе напряжением.

– Я помогу, – предлагает Алессия.

Ночью она лежит в кровати и пристально разглядывает потолок. Пальцы безотчетно теребят золотой крестик, который она носит на цепочке на шее. Свет от уличного фонаря пробивается сквозь полупрозрачные шторы на старые, отслаивающиеся бумажные обои. Алессия изо всех сил борется с поднимающейся в груди паникой. Она целый час просидела за компьютером и все же отыскала комнату, которая сдается неподалеку от станции Кью-Бридж. По словам Магды, это недалеко. Алессия договорилась с хозяином, что зайдет взглянуть на комнату в пятницу вечером, после того как уберет квартиру Мистера. Она с трудом сможет заплатить за комнату, но переехать необходимо, особенно если ищейки из иммиграционного департамента напали на ее след. Ей нельзя попасть к ним в руки. Нельзя возвращаться в Албанию.

Никак нельзя.

Алессия отворачивается, чтобы фонарь не светил в глаза, и поплотнее заворачивается в тонкое одеяло, стараясь согреться. Мысли в голове ходят по кругу. Она совершенно измучилась. Остановить бы этот хоровод.

«Не думай об Албании».

«Не думай о том, как приехала в Англию».

«Не думай о других девушках… о Блериане».

Едва закрыв глаза, Алессия видит спящего на диване Мистера. Его волосы в беспорядке, губы полураскрыты. Она вспоминает, как лежала на нем. Вспоминает мимолетный поцелуй. Представляет, что снова распласталась на его теле, вдыхает его аромат и целует в щеку, ощущая всей грудью биение его сердца.

«Я скучал по тебе».

У нее вырывается тихий стон.

Каждую ночь она думает о нем. Он очень красив. Больше, чем просто красив – он добр и прекрасен.

«Мне нравится слушать, как ты играешь на рояле».

Он довез ее до дома. По собственной воле.

«Ты можешь остаться здесь».

Остаться с ним?

А может, обратиться к нему за помощью?

Нет. Нельзя перекладывать свои трудности на других. Она не виновата в том, что с ней происходит, однако разбираться должна сама. Она ведь справилась, справилась благодаря только своей изобретательности. И ни за что на целом свете не вернется в Кукес. Не вернется к нему.

«Он трясет меня. Сильно. Прекрати. Перестань».

«Нет! Не думай о нем!»

Из-за него она оказалась в Англии. Сбежала на край света.

Думай о Мистере. Только о Мистере.

Ее рука спускается вниз по телу.

«Думай только о нем…»

Как он назвал ее? Как это называется?

Синестезия… Алессия повторяет это слово много раз подряд, пока ее рука двигается и ведет ее все выше и выше.

На следующее утро Лондон похож на зимнюю сказку. Очень тихо. Даже отдаленный шум машин и поездов заглушен белым покрывалом сверкающего снега. И когда Алессия выглядывает из окна спальни, все еще закутавшись в одеяло, то ее охватывает тот же детский восторг, какой она испытывала ребенком, когда в Кукесе шел снег. Потом она вспоминает, что сегодня предстоит убирать дом миссис Кингсбери.

Хорошо хоть, это недалеко, тоже в Брентфорде, можно дойти пешком. А вот то, что миссис Кингсбери каждый раз ходит за ней по пятам, поучая Алессию, как и что убирать, приятным не назовешь. Наверное, миссис Кингсбери очень одинока, думает Алессия, ведь она всегда угощает горничную чаем с печеньем, когда дом убран, пусть и под аккомпанемент недовольного ворчания. За чаем они разговаривают, и миссис Кингсбери всегда пытается удержать собеседницу подольше. Алессия не понимает, почему старушка живет совсем одна. На каминной стойке у миссис Кингсбери множество семейных фотографий. Почему же ее дети и внуки о ней не позаботятся? Ведь бабушка жила у родителей Алессии, когда умер дедушка… А что, если миссис Кингсбери ищет жильца? Который присматривал бы за ней? Лишняя комната у нее найдется, а Алессия тоже одинока…

В пижамных штанах Михала с забавными мордашками Губки Боба и в старой футболке с логотипом команды «Арсенал» Алессия берет в охапку свои вещи и спускается по лестнице через кухню в ванную комнату.

Магда очень щедро оделила Алессию старой одеждой Михала. Мальчик быстро растет, и Алессии это только на руку. Почти все, что носит Алессия, когда-то принадлежало Михалу. Кроме носков. У нее есть две пары собственных.

«Разве ты не носишь носки?»

Алессия жарко краснеет, вспомнив замечание Мистера. Она не смогла бы ему признаться, что у нее нет денег, чтобы купить себе новые носки. Ведь надо копить на квартиру.

Она включает в розетку бойлер и ждет, пока согреется вода. Снимает одежду, забирается в ванну и быстро моется под тонкой струйкой едва теплой воды.

Я стою в душе, упершись ладонями в гладкую стену, по спине меня бьют струи горячей воды. Я часто и тяжело дышу. Кончил в душе… опять.

«Черт побери. До чего я докатился?»

«Почему я не могу просто найти кого-нибудь и потрахаться, как обычно?»

Ее глаза цвета густого эспрессо смотрят на меня сквозь длинные ресницы.

Из моей груди вырывается стон.

С этим пора завязывать.

Она моя горничная. Прошлой ночью я вертелся в кровати с боку на бок, а ее смех звучал во всех моих снах. Она снилась мне – веселая и беззаботная, играла мне на рояле в одних лишь розовых трусиках, а длинные темные локоны падали на ее обнаженную грудь.

Ох…

Даже изматывающая тренировка сегодня утром не вытеснила Алессию из моих мыслей.

Это можно сделать только одним способом.

Невероятным.

Однако она улыбнулась мне на прощание, выйдя из машины, – добрый знак. К тому же завтра я ее снова увижу. Уцепившись за эту многообещающую мысль, я выключаю воду и заворачиваюсь в полотенце. Бреясь, я проверяю сообщения. Пара слов от Оливера: застрял в Корнуолле, отрезан снегопадом. Значит, утром я отвечу на соболезнования, а потом пообедаю с Каролиной и Марианной. А вечером мы идем с друзьями в бар.

– Наконец-то ты вылез из своей берлоги! Как к тебе обращаться: «лорд Треветик», «милорд» или просто «братан»? – спрашивает Джо, приветственно подняв пинту пива «Фуллер».

– И я не знаю, кто ты теперь: Треветик или Тревельян? – ворчит Том.

– Обращайтесь, как хотите, – пожимаю я плечами. – Лучше просто по имени, ну, знаете же – Максимом.

– Наверное, правильнее называть тебя Треветик… хоть и трудно будет привыкнуть. Но это же титул, понимаешь, а мой отец на редкость щепетилен в таких вещах!

– Слава богу, я не твой отец.

Том закатывает глаза.

– Без Кита все не так, – на редкость серьезно бормочет Джо.

Его темные, как ночь, глаза поблескивают в отсветах камина.

– Да упокоится он с миром, – добавляет и Том.

Джозеф Диалло и Томас Александер – мои старейшие и самые близкие друзья. Когда меня исключили из Итона, отец отправил меня в Бидейлс, где я и встретил Тома, Джо и Каролину. Мы с Томом и Джо слушали одну и ту же музыку и на некоторое время все вместе потеряли головы от Каролины. Потом у нас сложилась своя рок-группа, а Каролина… в конце концов она выбрала моего брата.

– Покойся с миром, Кит, – тихо говорю я и едва слышно добавляю: – Как же мне тебя не хватает, хренов ты ублюдок.

Мы втроем устроились в теплом тихом уголке бара «Куперс-армс» неподалеку от моей квартиры. Сидим у камина, прихлебывая пиво; уже заказали по две, и скоро мне, наверное, здорово ударит в голову.

– Как ты держишься, приятель? – спрашивает Джо, отбрасывая на плечи дреды.

Вдобавок к своим блистательным способностям фехтовальщика Джо подает надежды как дизайнер мужской одежды. Его отец, когда-то приехавший в Лондон из Сенегала, сейчас один из самых уважаемых управляющих хедж-фондами во всей Англии.

– Нормально… вроде бы. Честно говоря, не уверен, что готов принять эту ношу.

– Ясное дело, – кивает Том.

Рыжеволосый и кареглазый Том – третий сын баронета, он по семейной традиции пошел в армию. В чине лейтенанта гвардии Ее Величества Том дважды побывал в Афганистане и видел, как гибли товарищи. Два года назад его признали негодным к строевой службе из-за ран, полученных в Кабуле. Его левая нога не рассыпается только благодаря пластинкам титанового сплава, которые держат кости вместе, а вот дух его так починить и не удалось. Мы с Джо способны распознавать в глазах Тома задиристый огонек, заметив который лучше всего сменить тему или вывести приятеля на свежий воздух. По его просьбе мы никогда не вспоминаем «Тот самый случай».

– Когда панихида? – спрашивает Том.

– Мы как раз говорили об этом с Каролиной и Марианной. Наверное, сразу после Пасхи.

– Как там Каролина?

Я слегка ерзаю в кресле.

– Скорбит.

Том, прищурившись, смотрит мне в глаза и наконец объявляет:

– Ты что-то недоговариваешь.

«Черт».

С некоторых пор Том стал не только слишком воинственно настроен, но и чертовски проницателен.

– Давай, Тревельян, выкладывай. Хватит вилять. В чем дело?

– Ни в чем. Нечего выкладывать. Как поживает Генриетта?

– Генри? Как всегда, прекрасно, вот только частенько намекает, что пора мне собрать волю в кулак и задать этот проклятый вопросец, – меланхолично поблескивая глазами, отвечает Том.

Мы с Джо одновременно усмехаемся.

– Все, братан, ты обречен, – объявляет Джо и хлопает Тома по спине.

Из нас троих только Том состоит в длительных отношениях. Генриетта просто святая. Она выходила Тома после ранения, мирится с его вспышками ярости, посттравматическим стрессом и просто гадким характером. Ему очень повезло.

Мы с Джо пока в поиске. То есть я – до недавнего времени. Перед моими глазами нежданно появляется Алессия Демачи.

«Когда я в последний раз занимался сексом?»

Не помню. Вот черт.

– А что Марианна? – отвлекает меня вопросом Джо.

– Как все. Тоже горюет.

– Может, ее утешить?

«Утешить? Как я утешил Каролину?»

– Эй, приятель! – предостерегающе фыркаю я.

«Правила превыше всего. Сестры друзей неприкосновенны».

Я качаю головой. Джозеф давно питает к Марианне очень теплые чувства. На его месте мог оказаться кто и похуже, но я все же решаю покончить с иллюзиями раз и навсегда.

– Она каталась на лыжах в Уистлере и встретила там одного парня… Из Сиэтла. Клинический психолог или что-то вроде того. Они скоро намерены встретиться. По-моему.

– Неужели? – Джо задумчиво потирает бородку клинышком и прищуривается. – Вот что, если этот парень доберется сюда, мы еще посмотрим, достоин ли он малышки Марианны.

– Говорят, он приедет через месяц. Сестренка его очень ждет.

– А знаешь, ведь ты теперь граф, – напоминает Том, – и должен произвести на свет двух наследников – основного и запасного.

– Да, да, помню. Времени у меня пока достаточно.

«Запасной… Я всегда был запасным. Так прозвал меня Кит».

И вот титулу и землям понадобился запасной наследник.

– Пожалуй. Как я погляжу, ты пока не готов остепениться, приятель, – с широкой улыбкой говорит Джо. – Мы с тобой серийные жизнелюбы, так сказать, а мне всегда нужен напарник.

– Да ладно, Тревельян, ты уже половину Лондона перетрахал, – подкалывает Том, и я не знаю, в шутку он говорит это или действительно возмущен.

– Отвали, – беззлобно советую я, и мы смеемся.

Хозяйка бара звонит за стойкой в колокольчик.

– Закрываемся, джентльмены, закрываемся, – объявляет она.

– Ну что, ко мне? – спрашиваю я, и Том с Джо соглашаются и одновременно опрокидывают недопитые пинты. – Ты сам-то дойдешь? – спрашиваю я Тома.

– Кончай уже. Сюда-то я дошел?

– Значит, ответ положительный.

– Да я в апреле бегу эти хреновы пять километров, ты, слабак!

Я почтительно отступаю и поднимаю руки. Вечно я забываю, что физически Том полностью оправился.

На улице солнечно, а мороз покусывает щеки. Алессия спешит по набережной Челси, дыхание облачками пара вырывается из ее рта. На тротуарах тут и там горки снега и льда, хотя проезжую часть уже посыпали песком. Машины и автобусы вернулись на улицы города, и Лондон вновь стал самим собой. Поезд, на котором Алессия обычно приезжает по утрам, задержался, она немного опаздывает. Но она бы и пешком пришла из Брентфорда, лишь бы увидеть его.

Алессия радостно улыбается. Наконец-то перед ней дверь в квартиру Мистера, самое любимое место в мире. Она вставляет ключ в замочную скважину и внутренне сжимается, ожидая предупредительного писка сигнализации, однако квартира встречает ее тишиной. Закрыв дверь, Алессия удивленно принюхивается – пахнет перегаром.

Сморщив нос от неприятного запаха, она снимает ботинки и босиком идет на кухню. Стол и столешницы заставлены рядами пустых пивных бутылок и грязными коробками из-под пиццы.

Заметив у холодильника симпатичного молодого человека, который пьет апельсиновый сок прямо из пакета, Алессия вздрагивает. У парня очень смуглая кожа, длинные, в странных узелках волосы, а одет он в одни трусы. Девушка смотрит на него, раскрыв от изумления рот. Темнокожий поворачивается, и его лицо озаряет белозубая улыбка.

– О, привет! – радостно восклицает он, пожирая Алессию взглядом.

Она краснеет и, пробормотав что-то в ответ, спешит в чуланчик-прачечную.

«Кто это?»

Алессия с трудом снимает куртку, вынимает из пакета свою униформу – халат и шарф – и надевает кроссовки.

Потом, собравшись с духом, выглядывает из прачечной. Мистер в черной футболке и разорванных джинсах стоит возле холодильника и пьет апельсиновый сок из того же пакета, что и незнакомец.

– Я тут перепугал твою босоногую помощницу. Ты ее уже распробовал? Горячая штучка.

– Отвали, Джо. Конечно, она испугалась. Иди оденься, эксгибиционист хренов.

– Ой, прощенья просим, ваша милость.

Незнакомец дергает себя за волосы и дурашливо кланяется.

– Отвали, сказал же, – беззлобно отвечает Мистер, отпивая еще глоток сока. – Помойся в моей ванной.

Темноволосый хохочет и, обернувшись, замечает Алессию. Он улыбается ей и машет, и Мистер поворачивается в ту же сторону. Его глаза приветливо зажигаются, на лицо ложится слабая улыбка. Больше не спрячешься – Алессия выходит из укрытия.

– Джо, это Алессия. Алессия – это Джо.

В голосе хозяина явственно звучит предупреждение, но Алессия не догадывается, кому оно адресовано – ей или Джо.

– Доброе утро, Алессия. Прошу простить мой утренний недотуалет.

Джо театрально кланяется. Когда он выпрямляется, в его темных глазах поблескивают хитрые искорки. У гостя такое же худощавое и натренированное тело, как у Мистера. Видны все мышцы живота.

– Доброе утро, – шепчет она.

Мистер бросает на Джо грозный взгляд. Тот весело подмигивает Алессии и выходит из кухни, насвистывая развеселый мотивчик.

– Прошу прощения. – Мистер поднимает на Алессию изумрудные глаза. – Как поживаешь?

Алессия заливается краской, и ее сердце едва не выпрыгивает из груди. Любой его вопрос о ней мгновенно поднимает ей настроение.

– Спасибо, все хорошо.

– Я рад, что ты добралась. Поезд пришел вовремя?

– Немного опоздал.

– Доброе утро.

Мужчина с огненно-рыжей шевелюрой ковыляет к ним. На новом госте тоже лишь трусы и ехидная ухмылка на губах.

– Святый боже, – едва слышно бормочет Мистер, запуская руки в растрепанные волосы.

Алессия рассматривает вновь прибывшего. Высокий, привлекательный, руки и ноги бледные, а левая сторона покрыта ужасными красными шрамами, пересекающими ногу и бок, будто рельсы на железнодорожной развилке.

Он ловит взгляд Алессии, направленный на шрамы.

– Память о войне…

– Мне очень жаль, – тихо отвечает девушка и опускает глаза в пол, мечтая, чтобы тот разверзся и поглотил ее.

– Том, сварить тебе кофе? – спрашивает Мистер.

Алессии вдруг кажется, что он пытается разрядить возникшее напряжение.

– Именно кофе мне и не хватает. Надо же как-то лечить это отстойное похмелье.

Алессия убегает в прачечную и включает утюг. По крайней мере, здесь ее не видно, и она не оскорбит своим присутствием никого из друзей Мистера.

Алессия торопится исчезнуть в чуланчике, и я смотрю ей вслед – темная коса качается, будто маятник, и поглаживает ее по талии.

– Кто эта красотка?

– Моя горничная.

Том сладострастно-одобрительно кивает. Хорошо, что Алессия скрылась в своем уголке, подальше от назойливых взглядов Тома и Джо. Странно… Неприятно видеть, как они смотрят на Алессию. Во мне вдруг просыпается инстинкт собственника. Я не хочу, чтобы мои друзья глазели на эту девушку – непонятное и непривычное ощущение. Она моя. В смысле, она моя служащая.

«Ты теперь граф Треветик. Девушка должна получать зарплату, официально».

Черт!

Она почти что моя служащая. Надо разобраться с ее бумагами, и чем скорее, тем лучше. Не дожидаясь, пока Оливер или налоговая возьмутся за меня всерьез.

– А что с Кристиной? – спрашивает Том, потирая щеку. – Старушка мне нравилась.

– Кристина вернулась в Польшу. А теперь иди оденься, ходишь тут голышом при дамах, – рычу я.

– При дамах?

Однако заметив, что я не шучу, Том меняется в лице и послушно кивает.

– Прости, старина. Уже иду. Мне кофе с молоком, без сахара.

Он поспешно отступает из кухни в спальню для гостей. Я молча корю себя за глупость: надо же было пригласить парней на ночь в тот день, когда Алессия приходит убираться. Все, это в последний раз, больше я так не попадусь.

Алессии удалось прятаться от мужчин почти все утро. Наконец они ушли, и девушка с облегчением вздохнула. А ведь некоторое время она даже подумывала, не спрятаться ли в запретную комнату. Но Кристина ясно сказала: не входить ни в коем случае.

Алессия убрала одеяла с дивана в гостиной и сменила постель в комнате для гостей. В хозяйской спальне сегодня порядок, и она с радостью отметила, что в корзине для мусора нет ни одного использованного презерватива. Быть может, он выбрасывает их как-то иначе? Неприятная мысль… Алессия входит в гардеробную, чтобы разложить по полкам выглаженное белье и собрать грязные вещи. Прошло всего два или три дня, а в шкафу опять бардак.

Мистер сидит за компьютером и работает, делает, что там ему положено. Она до сих пор не представляет, чем он зарабатывает на жизнь. Алессия вспоминает улыбку, осветившую его лицо, когда он увидел ее утром. Его хорошее настроение заразительно. Тихонько посмеиваясь, девушка разбирает груду одежды на полу гардеробной. Потом встает на колени, поднимает рубашку и, бросив исподтишка взгляд на приоткрытую дверь, прижимает рубашку к лицу. Закрывает глаза и вдыхает его запах.

«Какой аромат…»

– Вот ты где, – слышится его голос.

Алессия мгновенно вскакивает, едва не потеряв равновесие. Сильные руки хватают ее за локти и не дают упасть.

– Осторожнее, – говорит Мистер, ласково ее придерживая. Затем он разжимает руки, но тело хранит воспоминание о его прикосновении. – Я ищу свитер. Сегодня солнечно, но не жарко.

Оглядев груду одежды на полу, он виновато хмурится.

– Да, беспорядок, знаю. Я патологический неряха.

– Па-то-л…

– Патологический.

– Я не знаю этого слова.

– Ну… противоестественный, до крайней степени.

– Ясно, – отвечает Алессия и кивает, глядя на грязную одежду на полу. – Да. Патологический.

Она хитро улыбается ему, и Мистер смеется.

– Я уберу, – говорит он.

– Нет. Нет. Я сама, – взмахом руки отгоняет его Алессия.

– Не надо.

– Это моя работа.

Он усмехается и, перегнувшись через нее, вытягивает с полки толстый светлый свитер. Его рука касается ее плеча, и Алессия замирает, дожидаясь, когда снова забьется сердце.

– Извини, – говорит он и уходит.

Как только хозяин исчезает в гостиной, к Алессии возвращается душевное равновесие.

Рассердившись на себя, она падает на колени и ворошит кучу одежды, раскладывая вещи одну за другой, как нужно – чистые на полку, а грязные – в корзину для стирки.

Я просто не могу стоять рядом и не касаться ее. Сгодится любое оправдание – лишь бы до нее дотронуться. А когда я ее касаюсь, она застывает, как статуя.

«Эй, парень, оставил бы ты ее в покое».

Угрюмо сдвинув брови, я возвращаюсь в гостиную. Наверное, я ей просто не нравлюсь.

Раньше мне не приходилось завоевывать женщин, они сами падали к моим ногам. А что, есть квартирка в Челси, счет в банке, симпатичная мордашка, аристократические предки – с таким набором я не испытывал недостатка в женщинах.

«Никогда».

«Вот только сейчас…»

«Надо пригласить ее в ресторан».

Ей точно не помешает как следует поесть.

«А вдруг она откажется?»

Тогда я хотя бы получу однозначный ответ.

Я меряю шагами гостиную вдоль стеклянной стены и останавливаюсь, чтобы собраться с духом и полюбоваться на Пагоду Мира.

Ну почему все так сложно? Почему она?

Она прекрасна. Талантлива.

«И я ей безразличен».

Первая женщина, которая сказала мне «нет».

Она не сказала «нет». И возможно, даст мне шанс.

«Пригласи. Ее. В ресторан».

Сделав глубокий вдох для храбрости, я выхожу в коридор. Она стоит с корзиной для белья в руках у двери в темную комнату.

– Это темная комната, – говорю я, подходя ближе.

Ее прелестные карие глаза смотрят прямо на меня. Ей любопытно. Помнится, когда давно я попросил Кристину не входить сюда и ничего не трогать. Я и сам давно не открывал эту дверь.

– Давай посмотрим. – К счастью, Алессия не отшатывается от меня. – Хочешь взглянуть, что внутри?

Она кивает, и я берусь за корзину с бельем, мимолетно коснувшись пальцев Алессии. Мое сердце бьется необычно громко.

– Давай я подержу, – хрипло произношу я, пытаясь справиться с беспокойными ударами сердца.

Ставлю корзину на пол и открываю дверь. Включив внутри свет, отхожу в сторону, жестом приглашая Алессию войти.

Под потолком сияют красные лампочки, в спертом воздухе пахнет непонятными химикатами. Вдоль одной из стен выстроились темные ящики с большими пластиковыми поддонами сверху. Над ящиками – полки, заваленные фотографиями, бумагой и заставленные какими-то бутылками. Под полками тянется пустая бельевая веревка с несколькими прищепками.