Текст книги "Четыре столицы Древней Руси. Старая Ладога, Новгород, Киев, Владимир. Легенды и памятники"

Глава IV

Управление. – Промыслы, торговля и лоцманство. – Состав населения. – Пребывание голштинского посла Олеария в Ладоге в XVI в.

^{Адам Олеарий. Старая Ладога. Гравюра}

С XII века Ладога во всех летописях занимает определенное положение пригорода Новгорода Вотской пятины. Вся Новгородская область разделялась на пять частей, или пятин так же, как и самый город делился на пять концов. Кругом Онежского озера до Белого моря лежала Обонежская пятина, кругом Ладожского озера до Финского залива – Вотская, по реке Шелони – Шелонская, на юго-восток от Новгорода – Деревская, а вдали, на восток, между рекой Мстой и притоками Волги – Бежецкая. Все главные пригороды Новгорода находились на западе от него, с той стороны, откуда его всего чаще беспокоили иноземные враги. Потому в важнейших пригородах были выстроены надежные крепости, или твердыни. Такая же твердыня, как мы уже знаем, была выстроена и в Ладоге.

Первые русские князья, начиная с Олега, считали стольным городом своим Киев. В нем они и жили, назначая в другие крупные города своих наместников, большею частью сыновей, братьев или других родственников. Уж после смерти Владимира Святого (1015 г.) начались раздоры между его сыновьями из-за стольного города. Ярополк, известный под именем Окаянного, убил троих братьев. Ярослав в это время был в Новгороде. Собрав войско, он одолел Ярополка и сел в Киеве. После смерти последнего брата, Мстислава Черниговского, Ярослав восстановил единовластие в Русской земле (1034 г.), которое окончательно уничтожилось после его смерти в 1054 году. Междоусобия между членами княжеского рода все усиливались, и вся Русь была раздроблена на отдельные волости с постоянно враждующими между собой князьями. После смерти любимого и уважаемого князя Владимира Мономаха распри из-за Киева сделались непрерывными, и Новгород воспользовался ими, чтобы восстановить свою самостоятельность. Он перестал принимать князя по назначению из Киева, а выбирал его на вече и предлагал ему свои условия. При избранном князе назначался посадник из городской знати для руководительства и как бы присмотра за ним. При недовольстве князем вече изгоняло его, так же было и с владыкой или новгородским архиепископом. В управлении участвовали еще тиуны, состоявшие при посадниках, тысяцкие, сотские и десятские, старосты концов и старосты разных промыслов.

По этому образцу шло управление и в пригородах, а следовательно, и в Ладоге. Новгород присылал ей посадника с тиуном, а из своих жителей ладожане ставили сотских, десятских и старост. Так как, по словам летописи, были «веча по всем городам русским», то надо полагать, что и в Ладоге было свое вече для местных некрупных дел. Но по всем делам, касавшимся общего устройства, Ладога следовала определению города старейшего. В одном месте летописи говорится следующее: «Новгородцы бо изначала и смолняне и кыяне и полочане и вси власти, якоже на думу на вече сходятся, на что старейшие сдумают, на том же пригороды станут». Бывали случаи, что и Новгород не решал важных дел без совета с пригородами, особенно когда шел вопрос об изгнании или приглашении князя. Во время смут и ссор с князьями жители пригородов сами приходили требовать себе посадников. В мирное время князья заботились о пригородах, ставили туда посадников и наблюдали за их управлением.

Под 1158 годом в летописи рассказывается, как новгородцы послали своего князя Святослава в Ладогу как в место ссылки. Отец его Ростислав был в ссоре с сильным в то время суздальским князем Андреем Боголюбским. И он послал сказать новгородцам: «Будь вам ведомо, хочу искать Новгорода и добром и лихом». Услыхав грозное слово Андрея, новгородцы не знали, что делать. Начались смуты, и, в конце концов, Святослава схватили и отправили в Ладогу, приставив к нему крепкую стражу. Но Святославу скоро удалось бежать в Полоцк.

В 1254 году князь Ярослав Тверской, желая привлечь на свою сторону новгородцев и попасть к ним на княжение, старался задобрить ладожан. После праздника Крещения он приехал с боярами в Ладогу, и «ладожане почтиша и (его) достойной честью».

В 1327 году в Ладогу приезжали князья Константин и Василий Михайловичи, братья Александра Тверского. Оба они искали в Ладоге приюта от мести татар, разгромивших Тверь, так как в это время только Новгород и «ублюде Бог», говорит летопись.

Новгород Великий в XIV веке был богат своей торговлей с немецкими городами. Он укреплялся наравне с городами сначала Владимиром и Галичем, а потом Москвой. Киев же к концу XIII века дошел до полного падения. Постоянные междоусобия князей и борьба с половцами и другими врагами совершенно разорили его. Город обеднел и опустел, население разбежалось в разные стороны. В XIII же веке появился новый страшный враг – татары, которые разорили и поработили Русь. В эпоху татарского порабощения Русь разделилась на княжеские уделы и снова собралась воедино только при усилении нового княжества – Московского в XIV веке.

^{Монастырь святителя Николая Чудотворца в Старой Ладоге.}

^{Фотография С.М. Прокудина-Горского. 1909 г.}

Стягивая Русь, московские князья более всех боролись с Новгородом за его самостоятельность. Новгород не уступал и искал себе союзника в лице князей Литовского княжества. Имея в виду поддержку этих князей в борьбе с Москвой, новгородцы отдавали им в отчину свои пригороды. Отдавая, между прочим, Ладогу, они рассчитывали, что князья будут защищать свою отчину от шведов. Так было в 1333 году, когда «вложи Бог в сердце князю литовскому Наримонту поклониться св. Софии (в Новгороде) месяца октября и целоваша крест к Великому Новуграду и даша ему Ладогу и Орехов, и Карельскую землю и половину Копорья в отчину и в дедину и его детям». Сыну Наримонта Патрикию были сначала даны другие уделы; но когда в 1384 году в подвластных ему отчинах вспыхнул бунт и «приехоша городцане ореховцы и корельскыи с жалобою Новугороду на Патрикия на князя; отъяша у князя те городы и даша ему Руссу и Ладогу». По окончательном изгнании Патрикия новгородцы вызвали из Литвы же третьего князя Лувгения Ольгердовича, который также получил Ладогу и Руссу около 1386 года. Затем дальше в летописи упоминается, что в 1404 году Ладога была отдана новгородцами, в числе других 13 городов, смоленскому князю Юрию Святославовичу. Каждый из этих временных владетелей пользовался от своей отчины всем, чем только мог, и иногда в конец разорял жителей. Посадники и тиуны тоже были по обычаю на «кормлении» города, в котором их ставили. Как пользовались этим кормлением посадники и тиуны на Руси, можно видеть из слов в обличении князя Даниилом Заточником (XII века): «Не имей себе двора близь княжа двора, не держи себе села близь княжа села, потому что тиун его как огонь, а рядовичи его как искры; аще от огня устережешися, но от искры не можешь устрещися жжения порт».

Дружба с литовскими князьями быстро подвинула к концу эпоху величия и свободы господина Великого Новгорода. Давно уже шли в нем смуты и беспорядки из-за утеснений людьми лучшими людей меньших. Сильная и властная торговая знать нажимала на зависимую от нее бедноту и заставляла ее творить ее волю на вече. Свободная новгородская чернь раздражалась все больше и больше от этой зависимости, и Новгород впал в тяжелую непрерывную смуту. Эта смута и была первой и главной причиной падения Новгорода. Вследствие внутреннего непорядка, пригороды и подвластные земли выходили из повиновения, и внешние враги одолевали область. Искание поддержки у литовских князей усилило раздражение черни, которая больше клонилась на сторону Москвы. Наконец, в 1471 году новгородские бояре, во главе с семьей посадника Борецкого, заключили союз с великим князем литовским и королем польским Казимиром Ягайловичем. Великий князь московский Иван III Васильевич взглянул на этот союз как на измену не только князю, но и вере и русскому народу. Никакие убеждения не действовали на новгородцев, и дело кончилось тем, что Московское княжество в 1478 году завоевало Новгород и присоединило к себе все его земли. Отныне князья московские благословляют своих преемников вотчиной великим княженьем новгородским со всеми пятью пятинами, городом Ладогой и другими. Замолк вечевой колокол, отменено было вече, исчезли и посадники.

Вместо посадников пригороды стали получать от князей наместников, с теми же тиунами, и ничего не выиграли, если еще не проиграли.

В дополнении к Судебному Указу 1556 года встречается такая характеристика наместников: «Наместники и волостели изо многих лет, презрев страх Божий и государские уставы, много злокозненных дел на них учиниша и не быша им (городам и волостям) пастыри и учители, но сотворишась гонители и разорители».

Наконец, со второй половины XVI и все ХVII столетие в Ладоге правили воеводы, поставленные от московских царей. Воеводы ведали как государево (ратное) дело, так и земское. Вообще управление их было весьма многосторонне: им подлежали дела иностранные, военные, поместные, судебные, полицейские, финансовые и даже некоторые духовные. В наказе 1671 года, данном при царе Алексее Михайловиче ладожскому воеводе Желтухину, предписывалось: «Приехав в Ладогу, принять городские ключи, наряд (пушки), зелье (порох), разные пушечные и хлебные запасы, письменные дела, денежную казну и списки военно-служилых и прочих людей. По городу держать караулы и сторожи: оберегать, чтобы городу и всяким городовым крепостям и нарядам и зелейной и свинцовой казне ни от кого порухи не было. В управных делах судить по челобитным и сыски всяким сыскивать и по сыску управу делать безволокитно. Пошлины с судных дел имать с рубля по гривне до пересуду и правого десятка по 7 алтын 2 деньги с суда, а спорных судных дел не вершить и отсылать для вершения в Новгород. О всяких государевых делах и о вестях писать в Новгород же, а мимо к Москве не писать, для того что Ладога Новгородский пригород. В Ладоге жить неоплошно и во всем государеву делу искать прибыли. Беречь накрепко, чтобы в Ладоге и на посаде и в слободах и в уезде воровства, корчем, зерни, табаку и всякого непотребства не было, в противном случае воровство унимать, корчемное питье отбирать и сдавать в кабак, а на корчемниках и на питухех имать заповеди и чинить наказанье, отписывая о том в Новгород. Беречь накрепко и учинить заказ всем, чтобы летом в жаркие дни изб и мылен не топили и вечером поздно с огнем не сидели и не ходили, а для печенья хлебов и варки пищи поделать земляные печи в огородах и на удаленных от хором местах. На случай пожара велеть в городе, на анбарах, в рядах и по всем хоромам во дворах держать кади с водою и вениками. Посадским и всяким людям никаких обид и притеснений ради корысти не делать; служилых и посадских и всяких жилецких людей от проезжих, от всяких людей оберегать, чтобы обид и продаж и никаких налог ни от кого не было; проезжих и всяких в Ладоге не задерживать».

Место воеводы считалось почетным и выгодным. Вот как пишет об этой должности известный историк Соловьев: «Бояре, окольничие, думные дворяне и дьяки засели по Приказам; но много еще остается служилых людей не так знатных, которым нет места в Приказах, а покормиться надобно; бьют челом в воеводы покормиться – челобитная исполнена. Рад дворянин собираться в город на воеводство – и честь большая, и корм сытный. Радуется жена: ей тоже будут приносы; радуются дети и племянники: после батюшки и матушки, дядюшки и тетушки земский староста на праздниках зайдет и к ним с поклоном; радуется вся дворня, ключники, подклетные, будут сыты. Прыгают малые ребята – и их не забудут. Все поднимается, едет на верную добычу».

Все едут на верную добычу и получат ее, и всем будет хорошо; только местный житель почесывает затылок, потому что знает, что будут обдирать его, как липку. Конечно, воеводы в Ладоге не были исключением. На притеснения и вымогательства указывает, например, грамота из Приказа Большого Дворца воеводе Неплюеву (1687 г.): «Ныне ты для своей бездельной корысти и многих взятков, того Ивановского монастыря в вотчину посылаешь стрельцов и пушкарей, и крестьян и бобылей волочишь и убыточишь напрасно и от того твоего разорения крестьяне и бобыли бредут врознь». Даже в самых наказах ладожских воевод предупреждают: «Ладожским служилым и посадским и уездным и проезжим всяким людям, для своей корысти обид и иных никаких налог не делать и напрасно на них не наметываться», под угрозой быть за то в великой опале.

В Ладоге, как и во всей Новгородской области, кроме некоторых южных частей, никогда не процветало земледелие. Мшистая, большею частью болотистая почва, всегда была мало плодородна и не могла прокормить население. Кроме того, самое положение Ладоги вблизи реки и озера давало ей в руки другие, более выгодные промыслы. Давали также свою долю добычи и близлежащие обширные леса. Меха пушных зверей, как куниц, бобров, лисиц и соболей, всегда были ценным товаром, также был большой спрос на мед и воск. Звероловство и «бортничество» издавна процветало у всех жителей северных областей. Пчеловодство называлось в прежние времена бортничеством потому, что пользовались обыкновенно медом диких пчел, доставая его из «бортей» – дупел деревьев, естественных или выдолбленных искусственно. Что касается рыбы, то вообще ее водилось в тогдашних реках и озерах множество. Например, в житии св. Антония Римлянина передается, что рыбаки по его совету «ввергоша мрежи своя в Волхов и извлекоша на брег множество великих рыб, едва не проторжеся мрежа». В летописи под 1353 годом значится, что «новгородские людие рыбы руками имаше у брега сколько кому надобе». А в летописи от 1270 года указывается прямо, что Ладога поставляла мед и рыбу для стола княжеского – «а в Ладогу княже слати осетринника и медовара по грамоте отца своего».

Рыболовство и в настоящее время, конечно, является одним из главных промыслов жителей побережья Волхова и Ладожского озера. Особенно много привозят оттуда сигов, и самыми вкусными считаются пойманные на порогах. Рыбаки бродят по порогам в особых кожаных одеждах и ловят сигов небольшими сачками среди самой стремнины.

Из ремесел в северных областях особенно были в ходу в древности плотничество и гончарное ремесло. Сделанные в этих местностях лодки привозились на продажу в Киев. Но вообще ремесла, как добывающий род промышленности, развились, конечно, только со временем. Сначала, когда люди были еще на низкой степени развития, делалось все чрезвычайно просто, грубо и только для своего обихода. Без сомнения, разные грубые ткани, для обыкновенной одежды, выделывались дома так же, как и необходимая глиняная и деревянная посуда. Опять-таки Ладога, благодаря своему положению на торговом пути, вероятно раньше утратила этот грубый образ жизни. Уже в глубокой древности по великому торговому пути «из Варяг в Греки» в Ладогу приезжали всякие иноземные люди и обменивались с ладожанами своими товарами. Весьма возможно, что, по положению своему у Ладожского озера, Ладога была торговым пунктом раньше Новгорода. В курганах – могилах около Ладоги находили восточные монеты от VI века, следовательно, ладожане вели торговлю с восточными народами уже в это время. Затем начала развиваться торговля Новгорода с немецкими городами, и в ней Ладога также принимала участие. В XIII веке в ней так же, как и в Новгороде, имеется немецкий гостиный двор и торговые конторы. Ладога упоминается в торговых договорах этого времени. Так, например, в одном договоре Новгорода с немецкими купцами запрещается им застраивать улицу в Ладоге: «От церкви Св. Николая до гостиного двора по самой улице не должно застраивать никакого места». Из этого видно, что иностранные купцы даже жили в Ладоге.

В XVI веке писцовые ладожские книги указывают на две ежегодные ярмарки: «В Ладоге же на посаде анбары, а торгуют в них в год по два праздника: на Успение Пречистой Богородицы, да на Рождество Пречистой Богородицы приезжие посадские люди».

С давних пор развивался в Ладоге и еще один вид промышленных занятий. Верстах в десяти от нее начинаются на Волхове пороги, состоящие из известковых плит и простирающиеся на восемь с половиной верст. Ладожане издревле были хорошо знакомы с этими порогами и умели провозить через них товары в легких лодках. Мало-помалу среди жителей образовался особый класс искусных и опытных лоцманов, которые провозили обыкновенно иностранные и русские товары через пороги. В тех же письменных торговых договорах XIII века встречаются, между прочим, постановления, касающиеся порядка плавания по торговому пути через Неву, Ладожское озеро и Волхов. Имеются известия, что лоцманы в Ладоге были организованы в особые артели со старостами во главе каждой.

^{Общий вид Никольского староладожского монастыря. Современная фотография}

После падения Новгорода значение его как торгового города упало, что отразилось и на торговле Ладоги. Открытие пути в Россию через Белое море и основание Архангельска в XVI веке еще более сократило торговое движение по Волхову мимо Ладоги. Спрос на лоцманов тоже понизился. Состав населения начинает в это время меняться, торговых людей делается меньше, Ладога начинает терять свое значение и беднеть. К этому присоединяются разные бедствия и непомерные поборы властей, о которых мы говорили.

В древности вообще все русское население распадалось на свободных и холопов. Сословия же начали образовываться только после усиления московского княжества. Свободные люди избирали любой род занятий, и, если дело им удавалось, они выдвигались вперед и начинали называться людьми «лучшими» в отличие от неудачников, людей «меньших». Позднее начинают выделяться княжеские слуги – дружина или «княжии мужи». Затем уже появляются бояре, купцы, житые люди, земцы (своеземцы) и собственно черные люди, т. е. смерды и холопы.

В переписных Ладожских книгах XVI и XVII веков мы видим посадских тяглых людей, т. е. имеющих в городе недвижимое имущество и платящих все городские подати, затем купцов, бояр, смердов – поземщиков, проживающих на чужих землях, и, кроме того, ямщиков, стрельцов, пушкарей и казаков. Все они образовывали особые слободы на окраинах города. Часть этих слобод со временем уничтожилась, а часть осталась и до сего времени в виде окружающих Старую Ладогу ближайших селений. Вообще по писцовым книгам XVI века видно, что к волости ладожской принадлежал весь теперешний новоладожский уезд (см. карту, с. 79).

Стрельцы, пушкари и казаки составляли как бы особое военное сословие. Но вне своих обязанностей, в мирное время, они занимались ремеслами, торговлей в лавках, словом, представляли промышленный класс, работающий в ущерб местному населению. Посадские жители так жаловались царю в 1652 году: «У нас сирот твоих в Ладоге анбаров и лавок в ряду нет, а сидят в Ладоге в лавках и анбарах по посадам и в Стрелецкой слободе торгуют все стрельцы и казаки и пушкари, а мы сироты твои посадские людишки от того обнищали и одолжали великие долги».

Вообще Ладога в это время совсем уж обессилела от войн и разных бедствий.

^{Никольский собор Никольского староладожского монастыря в процессе реставрации. Современная фотография}

Известный голштинский ученый Адам Олеарий, приглашенный в Москву царем Михаилом Феодоровичем в 1632 году, подробно описал свое путешествие «В Московию и через Московию в Персию». Проезжая через Ладогу в Новгород, он пишет о ней как о незначительном «городке», в котором он не нашел ничего примечательного, кроме обилия детей.

«Городок Ладога. После обеда мы отправились по реке, которая привела нас в Ладогу, городок, расположенный в 17 милях от Лавы (река). Сюда мы прибыли в тот же вечер. На всем нашем пути мы нигде не видали большей толпы детей лет от 4-х до 7-ми, как здесь, в Ладоге. Когда некоторые из нас ходили гулять, эти дети толпами шли позади и кричали, не желаем ли мы купить красные ягоды, которые они звали «малина», которая в большом количестве растет по всей России. Они давали за копейку полную шляпу, и, когда мы расположились для еды на зеленом холме, человек 50 стали кругом нас. Все, и девочки и мальчики, были со стриженными волосами, с локонами, свешивавшимися с обеих сторон, и в длинных рубахах, так что нельзя было отличить девочку от мальчика. Здесь мы услыхали в первый раз русскую музыку. Когда мы сидели за столом, явились двое русских с лютней и скрипкой, чтобы позабавить господ послов. Они пели и играли про великого государя и царя Михаила Феодоровича. Заметив, что нам это понравилось, они сюда прибавили еще увеселение танцами, показывая разные способы танцев, употребительные как у женщин, так и у мужчин. Ведь русские в танцах не ведут друг друга за руку, как это принято у немцев, но каждый танцует за себя и отдельно».