Текст книги "Черноногие"

Глава XII
Таинственный истребитель

Возвратившись в лагерь, Кенет удивился, что не было часового, прежде стоявшего на дороге. Теперь становилось уже светлее, и он мог хорошо различать предметы. Он подошел ближе к тому месту, где стоял часовой, и окликнул его по имени, из опасения, чтобы он не выстрелил в него, приняв за неприятеля. Не получив ответа, Кенет подумал, что часовой заснул, и, ни о чем не подозревая, смело подошел к нему. Каково же было его удивление, когда он увидел, что часовой лежит на земле, растянувшись во весь рост.

– Бедняга, – прошептал он, – усталость его одолела. Я подменю его, а он пусть выспится.

С этими словами Айверсон наклонился, чтобы взять карабин. Но холодна была рука, державшая ружье. Часовой был мертв, хотя пальцы его все еще крепко держали оружие. Айверсон внимательно осмотрел окоченевший труп. Острое оружие, вероятно, нож, видимо, не удовлетворил жестокости убийцы, потому что голова была отрублена и едва держалась, а кровавый венец на черепе ясно показывал, что с несчастного содрали скальп.

Удивление сменилось жалостью и негодованием, вполне естественно возбужденными кровавым зрелищем, Кенет решил продолжить свой путь и раздумывал, что ему предпринять относительно Волка. Он намеревался предупредить Сильвину, как вдруг споткнулся о невидимый в траве предмет и упал ничком, но в ту же минуту вскочил, содрогаясь от ужаса. Ночным приключениям не было конца: перед глазами Айверсона вновь предстало жуткое зрелище того же рода, как и то, которое привело его в ужас днем, когда он попал в лес. На земле лежало безжизненное тело индейца, и череп его был разрублен на равные половины, что указывало на ту же мощную руку неумолимого мстителя.

«Вот и третий, – подумал Кенет. – Какой ангел-истребитель так таинственно карает убийц? Вероятно, заклятый враг индейского племени перемещается незаметно с места на место, истребляя объекты своей ненависти одним ударом».

Дрожь ужаса пробежала по всему телу Кенета. Но он прошел мимо и подошел к кострам. Волк лежал перед палаткой Саула Вандера и, по-видимому, крепко спал. Разумеется, Айверсона он не провел своим притворством. Измученный нравственными и физическими потрясениями, Кенет, однако, не спал до тех пор, пока не послышался голос Саула Вандера.

Он призывал одного за другим всех людей и шепотом отдавал приказание отправляться в путь. Вот он подошел к Нику, которому снились дикари и «затруднительные обстоятельства». Саул дотронулся до него пальцем, и в тот же миг охотник схватился за оружие и был готов к бою.

– Тише, тише! Время отправляться в путь, – сказал Саул, – обойдите караул и предупредите часовых. Но без шума, как можно тише, понимаете ли?

– Шуму от меня будет не больше, чем от бегущей мышки, ей-богу! Право слово так, а я ваш покорный слуга!

– Скажите часовым, чтобы оставались на местах еще десять минут и потом присоединились к нам как можно скорее.

– Непременно, – отвечал Ник, отправляясь исполнять возложенное на него поручение.

Кенет нетерпеливо ожидал его возвращения, и тот вернулся, когда лошади были уже оседланы и ослы навьючены.

– Товарищи! – воскликнул он в сильном волнении. – Сам ад играет с нами штуки, ей-богу, так! Верно как и я ваш покорный слуга. Один из наших людей находится в страшно затруднительных обстоятельствах.

– Что случилось? – спросил Саул.

– Тот часовой, который был поставлен поблизости оврага, теперь изрублен, и с его черепа содрали скальп.

Все охотники собрались около Уинфлза.

– Его поразил ножом в сердце какой-то силач, подкравшийся сзади. Рана глубока и смертельна, это я вам говорю. Бедняга так и не узнал, кто его ударил, в этом я уверен. И голова-то у него чуть держится на туловище. Да, невесело на него смотреть.

– Храбрые воины должны быть всегда готовы к подобным случайностям, – сказал Саул, – это отнюдь не должно нас удивлять. Всем нам, вольным охотникам, может представиться случай так закончить свою жизнь, одному немного раньше, другому немного позже, понимаете ли?

– Истинно так, нас окружают опасности. Никто не знает, что завтра с ним будет. Охо-хо-хо-хо! – вздохнул Авраам с гнусавым окончанием плачевнее обыкновенного.

– И опасность не уменьшится, несмотря на все хорошее, что вы совершите, – проворчал Ник.

– У каждого свое ремесло, – возразил квакер коротко.

– Но самое удивительное я еще не рассказал, – продолжал Ник. – Я нашел еще краснокожего, у которого голова разрублена пополам таким ударом, который мог нанести только великан или сам черт.

– Друг Ник, покайся в своем нечестии, – сказал Авраам наставительно.

– Нечестии? Кто говорит о нечестии? Никогда подобная вещь не протекала в жилах Ника, если вам охота распутать со мной какое-нибудь затруднительное обстоятельство, то прошу вас твердо держаться справедливости. Что же касается краснокожего, – продолжал он, обращаясь к Кенету, – то на нем видны те же следы, что замечены нами в лесу. Вы могли бы это так же хорошо объяснить, как и я. Он лежит в двух шагах отсюда. Прелюбопытно…

– Совершено ли это вольным охотником? – спросил Саул озабоченно. – Понимаете ли?

– Не понимаю и не хочу понимать того, чего мне никто не пояснял.

– Охотники, если кто из вас убил краснокожего, признайтесь! – потребовал Саул.

Никто не откликнулся на это предложение.

– Вижу, что дело не так легко объясняется, – продолжал Саул, – и потому лучше не будем терять времени на разговоры. Умер один из наших товарищей. Похороним его. Друзья! Скорее копайте могилу и похороните его.

Сидя на лошади, Сильвина слышала этот безрадостный разговор. Волк занимал свое обычное место, рядом с ней.

Смотря то на него, то на нее, Кенет полагал, что грозные события, вероятно, охладят горячность Сильвины и заставят ее вернуться в Селькирк. Эта надежда несколько успокоила его тревогу. Он вскочил на коня с твердой решимостью не выпускать из вида молодого индейца, который с гордостью заткнул за пояс оружие, полученное от Марка Морау, и занял свое место около Сильвины.

Некоторое время они ехали в молчании. Рассказ Ника заставил призадуматься, и Кенет напрасно искал предлог, чтобы вступить с ней в разговор. Мысли теснились в его голове. Наконец подходящий повод к разговору был найден.

– Очень уж странны события этой ночи, – заговорил Кенет.

– Да, – отвечала Сильвина задумчиво, – они произвели на меня глубокое впечатление. Этот край наводнен диким народом и буквально кипит грубыми страстями, их интересы приходят в столкновение каждую минуту. Не в одних цивилизованных странах существует чувство глубокой ненависти: это чувство живет и посреди пустынь. Но здесь мщение быстрее, осязательнее и ужаснее на первый взгляд.

Волк ехал сзади на некотором расстоянии. На лице его застыло выражение мрачной апатии, отличающей индейцев, когда им нечего сказать.

– Вы рассуждаете спокойнее и хладнокровнее, чем я предполагал. Правда, мы не имеем права удивляться тому, что происходит в этой стране, однако после того, что вы узнали, я не думал, что вы будете упорствовать в намерении продолжать подвергаться опасностям этого похода.

– Вы совсем не знаете меня, если могли думать, что подобные события могут изменить мои намерения.

– Хорошо ли вы представляете себе опасности, вас окружающие?

– Что вы там толкуете об опасностях? Не окружают ли меня верные друзья? Опасность не может мне грозить. Вероятно, и вы не откажетесь умереть, защищая меня?

– Никто из нас не откажется от этого, а дальше что?

– Ну что же, по-вашему, будет дальше? – отвечала она с шутливой усмешкой. – Дальше будет то, что какой-нибудь отважный предводитель индейцев похитит меня. Я стану его любимой женой, буду управлять целым племенем, объявлять войны, истреблять врагов моего властелина-повелителя, готовить ему мягкое ложе из неприятельских волос, словом, сделаюсь настоящей героиней романа.

Кенет покосился на Волка, на лице которого выражались полное равнодушие и бесстрастность.

– Я должен задать вам вопрос, – сказал Айверсон едва слышно, – вопрос касается вашего маленького слуги, но я боюсь, чтобы он не услышал.

– У него тонкий слух и подозрительный ум. Если вы взглянете на него или произнесете его имя, он тотчас это учует.

– Но заслуживает ли он вашего доверия? – прошептал Кенет.

– Кажется. До сей поры слово мое было для него законом, хотя бывают минуты, когда он возмущается. Может быть, придет пора, когда страсти, дремлющие пока, проснутся. Я единственное звено, которое соединяет его с бледнолицыми.

– Я и сам того же мнения о его характере. Но поостерегитесь, ваша привязанность к нему может наделать вам хлопот.

В это время он взглянул на Волка и встретил его упорный, подозрительный взгляд.

– Волк не дремлет, поостерегитесь его зубов! – сказала Сильвина, улыбаясь.

– Советую вам воспользоваться этим предостережением, – сказал Кенет так серьезно, что Сильвина невольно почувствовала волнение.

Затем он продолжал, понизив голос и как будто внимательно всматриваясь в рощицу слева от нее:

– Будьте осторожнее. Не оставайтесь наедине с ним, и если вы дорожите жизнью, то никогда не отставайте от отряда.

– Понимаю, – отвечала она так же тихо, – но если вы узнали что-либо, касающееся меня, то я предоставлю вам случай сегодня же переговорить со мной.

– Да, узнал, и очень важное. Не знаю только, время ли теперь говорить об этом. Через несколько часов я приму решение, а до того времени умоляю вас, будьте осторожнее.

В эту минуту Ник Уинфлз подъехал к ним и до самой зари рассказывал им разные анекдоты о своей замечательной семье. Кенет, не видя Авраама Гэмета, отправился вперед отряда, желая отыскать его, но напрасно: квакер опять исчез.

– Где он пропадает? – удивлялся Кенет.

– Чего гадать? Широкополый непременно вернется, – сказал сухо Ник. – Люди с таким аппетитом всегда возвращаются. Бьюсь об заклад, что к ночи он привезет нам свой пустой желудок, такой же объемистый, как девяностошестифунтовая пушка!

Такое объяснение не удовлетворило, однако, Айверсона. Целый день он только и делал, что посматривал на далекий горизонт, надеясь разглядеть великана-квакера. Но не сбылись его надежды. Уже и ночь наступила, а квакера все не было.

Глава XIII
Волк показывает зубы

– Кажется, нам бы следовало усилить меры предосторожности, – посоветовал Кенет предводителю охотников, – знаю, что я не состою прямым членом вашего отряда и, следовательно, не имею права давать советы такому опытному начальнику, как вы, однако я позволю себе заметить, что опасные посты следует вверять самым надежным из ваших людей, для того чтобы уберечь от опасностей дорогую вам дочь.

– Молодой человек, не стану пренебрегать вашим советом, потому что он дан от чистого сердца, притом мне сдается, что вы действительно имеете некоторое понятие о нашей жизни. Но если это не покажется вам с моей стороны нескромностью, позвольте мне спросить, какой ветер увлек вас в эту бездну опасностей и приключений? Вы из старого Кентукки, это мне понятно. Но ведь какое громадное пространство гор и равнин отделяет вашу родину от этих краев.

При этих словах Саул Вандер устремил на Кенета взгляд, требовавший ответа.

– Ваше любопытство вполне естественно и оправдано, – заметил Кенет с некоторым замешательством, – поверьте, волна случайностей забросила меня сюда. Если бы я и рассказал вам об этих случайностях, то от этого вам не стало бы все понятнее. Положим, я прибыл сюда за тем, чтобы попытать счастья в торговле мехами, или что страсть к сильным ощущениям завлекла меня в эти пустыни. Какая польза от этих сведений для того, чтобы понять человека? Не достаточно ли понаблюдать за его лицом, характером, поступками, чтобы узнать, кто он и каков он, не так ли?

– Для иных – да, для других – нет. Человек может быть и таким, и другим. Впрочем, на Северо-Западе это действительно не имеет значения.

– Смеркается, ночь будет очень темна, – резко прервал его Кенет. – Облака сгущаются, и дневной свет скоро исчезнет. Благоприятное время для нападения врасплох. Я сам стану в караул.

– Если вы уверены, что можете бдительно сторожить, то я не возражаю против вашего предложения. Но вот что: имеете ли вы привычку проводить ночи с карабином в руках, лицом к лицу с опасностями?

– Не беспокойтесь, – отвечал Кенет, улыбаясь, – этот карабин из Кентукки, и сам я из Кентукки. Если вы намерены бодрствовать ради безопасности вашей дочери, – продолжал он нерешительно, – то мы с Ником беремся караулить так бдительно, что недобрые соседи наверняка вас не потревожат.

– Саул Вандер не сомкнет своих глаз всю ночь, – отвечал проводник, – сунься-ка неприятель, попадет он в руки человека, который хорошо знает его натуру и не раз водил отряды к жилищам бобров.

– Верно, – сказал Ник, – ведь и я поднаторел в подобных передрягах. Нет ни одного камешка в реке Красной, которого я бы не заметил. Не мне ли известно, откуда выходит каждая капля этих вод? Не я ли спал на берегах всех потоков, несущих в нее свои воды, начиная от ручейка не шире носика чайника и заканчивая широкими реками? Осталось ли тут озеро, в котором я не ловил бы рыбы? Есть ли гора, на вершину которой я бы не взбирался? Назовите мне хотя бы одно местечко, где я не попадал в критические обстоятельства, где не раздавались бы выстрелы моего карабина. Покажите мне хоть одну травяную лужайку, где не паслась бы моя лошадь, назовите мне хоть одного хищника, за которым не бегала моя собака. Где та земля, истоптанная бизонами, за которыми я не охотился? Что касается краснокожих и тварей разных пород, не я ли знаю их так же хорошо, как и… дорогу пищи в мой рот.

Ник остановился и посмотрел на небо, быстро тускневшее.

– Все, что я говорил, совсем не ради хвастовства было сказано, понимаете ли? – колко сказал Саул Вандер.

– О да, понимаю! – отвечал Ник. – Но когда дело идет о мужестве, тогда я уверенно могу встать вровень с любым, кто хоть раз в жизни носил ранец и заряжал ружье, ей-же-ей! Право так, и я ваш покорный слуга.

– Видите ли, – сухо отвечал Саул, – я никогда не славился особенным искусством морочить людей баснями, но знавал некоторых фокусников, которые в этом искусстве гораздо талантливее, чем во всяком другом деле, понимаете ли?

– Нет, не понимаю, – возразил Ник лукаво, – должен сознаться, что меня одолевает ужасная скука, когда то и дело говорят: понимаете ли это, понимаете ли другое, когда все тут непонятно! Что касается вашего намека на то, будто бы я годен только тары-бары разводить, так плевать мне на все эти намеки, хотя, – вдруг продолжил он, одумавшись, – не будь у нас дел поважнее, так из этого могли бы выйти страшно затруднительные обстоятельства.

– Полноте, – поспешил вмешаться Кенет, – ну кто не знает, что вы храбрейшие из храбрых? По чести! Много стран обойдешь, а других таких охотников не найдешь, славных своей отвагой, опытных и закаленных. Все отдают вам должное. Но вот и ночь спустилась. Ну, в каких же местах вы поставите нас, Саул?

– Выбирайте сами любое место, ведь я могу вполне положиться на вас, понимаете ли?

– Да, уж это наверное понимаем, – проворчал Ник.

Кенет уже осмотрелся и определил самое безопасное место: это был перелесок, покрытый частым кустарником, вьющимися растениями и высокой травой. Но он не сразу отправился туда, заметив, что Волк выглядывает из палатки Сильвины и наблюдает за его передвижением. Кенет сделал длинный крюк и, удостоверившись, что его не могут видеть, занял свою позицию.

Тучи вскоре заволокли все небо и скрыли блеск мерцающих звезд, непроницаемый, черный саван ночи окутал стан охотников. Пронизывая темноту, зоркий взгляд Кенета стремился к палатке Сильвины. Долго стоял он, поглощенный мечтами любви, но, опасаясь, что они отвлекут его от дела, он стал расхаживать взад и вперед, прислушиваясь ко всем звукам леса и иногда поглаживая свой карабин, как верного друга, на которого можно положиться. Однако образ прелестной девушки преследовал его; напрасно он старался отогнать его, еще прекраснее и еще милее, он опять вырисовывался перед ним. И вот он невольно остановился и прислонился к дереву, чтобы думалось свободнее.

Кенет не заметил, как пролетела значительная часть ночи. Вдруг какой-то шорох заставил его вздрогнуть, что-то блестящее сверкнуло перед глазами, кто-то попытался нанести ему удар, и холодная рука страха сжала его сердце. В мгновение ока Кенет отскочил и бросился на врага. Только сейчас он разглядел, что это Волк подкрался к нему с поднятым ножом. Айверсон ловко увернулся, избегая удара, и, крепко перехватив руку, готовую повторить попытку, не выпускал ее. Волк вырывался с таким же бешенством, как и ловкостью. Может быть, ему и удалось бы увернуться от Кенета, движениям которого сильно мешал карабин, но в эту минуту на индейца бросилась Напасть.

– Потише, потише, мой добрый пес! – сказал Кенет, видя, что Напасть вцепилась в плечо юноши и стала немилосердно теребить его.

Повинуясь его приказанию, собака выпустила добычу. Маленький индеец перенес свое поражение со стойкостью старого воина, закаленного в многолетних боях.

– Изменник! – воскликнул Айверсон. – Не знаю, что удерживает мою руку и почему ты еще жив?

Волк не отвечал и угрюмо смотрел на собаку. Кенет медленно вынул пистолет.

– Ну, змееныш, что ты скажешь в свою защиту?

– Ничего, – отвечал тот смело, – когда волк попадает в западню, он никогда не рассчитывает на жалость охотника.

– Такова уж твоя порода! Но скажи мне, негодяй, чем я заслужил твою ненависть?

После некоторого колебания мальчик ответил:

– Волк долго был твоим другом. Он любил тебя, потому что чтил как храброго из храбрых. Теперь он ненавидит тебя за то, что ты влил яд в уши Восхода Солнца. У Волка был один друг, и этим другом была она. За нее он дал бы растерзать себя на мелкие куски, а ты – ты отвратил ее сердце от него!

– Я имел причину на то, потому что слышал рычание волка, хотя и не знал, на кого он точит зубы.

– Волк никогда не укусит ее, нет, только не ее!

Произнося это, индеец гордо выпрямился, и глаза его засверкали, как раскаленные угли.

– Учитывая то, что мне известно, – возразил Айверсон, – я не могу тебе поверить. Я мог выдать твои планы, однако не сделал этого. До этой ночи я сохранял тайну твоих проделок, которые стоили бы тебе жизни, если бы были раскрыты. В благодарность за это ты исподтишка поднял нож на меня. Если я размозжу тебе голову, то Саул Вандер только поблагодарит меня и скажет, что я прав.

Молодой индеец гордо поднял голову и сказал:

– Волк, как и любой индеец, – всегда желанная дичь для бледнолицых. Что ж, убей меня, если есть охота. Сейчас со мной легче справиться, чем потом, когда у меня отрастут зубы и когти.

– Нет, паршивец, я и пальцем не коснусь волос на твоей голове. Пошел вон!

Волк не пошевелился. С удивлением вытаращил он глаза на Кенета и как бы обдумывал, на что решиться.

– Пошел вон! – повторил Кенет.

Индеец повернулся, остановился, еще раз взглянул на Айверсона и, медленно отходя, вскоре скрылся в темноте.

«Верен своей натуре, – раздумывал Айверсон, – в его сердце бушуют инстинкты. Мне стало жаль его молодости, и я пощадил его – может быть, безрассудно».

Заметив, что собака Ника расположилась около него, усевшись на задних лапах, Кенет хотел ее погладить, но животное выразило свое неодобрение глухим рычанием.

– И ты тоже верен своей натуре, – сказал он, – странный зверь! Спас мне жизнь и не хочет моей ласки! Однако не мне жаловаться на Напасть: слишком я обязан ей, чтобы ставить в укор внешнюю нелюдимость. Ах, Напасть, добрая Напасть! Ты поистине оригинальная собака оригинальнейшего хозяина, моего спасителя. Пускай имя твое звучит немного зловеще, но дела твои преисполнены добротой. Ты истинная напасть для моих врагов, но для меня – ты благодетельница. Никогда не забуду я тебя, добрая Напасть!

В ответ на хвалебные речи собака не пошевелила и кончиком мохнатого хвоста, но посмотрела на Кенета с безмолвной и несколько подозрительной суровостью.

– А, если ты не хочешь ни говорить, ни открывать свое сердце навстречу моему дружелюбию, так посмотри же, нет ли там признаков опасности, – сказал он, указывая ей на деревья.

Повинуясь, Напасть мигом вскочила и бросилась в указанном направлении.

Вскоре Кенет услыхал ее лай, каким она обыкновенно привлекала к себе внимание. Молодой человек бросился на зов и наткнулся на труп индейца, голова которого представляла страшное знамение присутствия таинственного истребителя.

– Это выше всякого разумения! – воскликнул Кенет.

Не успел он так воскликнуть, как вдруг послышался шорох и из глубокой тьмы раздался голос:

– Где ты, друг Кенет! Ты что, спишь, стоя на часах? Молодой человек, к тебе приближаются язычники. Они, как черви, кишат вокруг лагеря. Если тебе дорога жизнь, садись на коня и улепетывай.

– Трус! – закричал Кенет, узнав голос Авраама Гэмета. – Какая дерзость давать мне подобные советы! Неужели вы думаете, что я могу бежать, когда другие дерутся?

– Поступай как знаешь, – отвечал квакер спокойно, – не мое дело обсуждать твои дела. Если у тебя есть охота проливать человеческую кровь, я не ответчик за тебя. Скоро раздастся вой краснокожих в этих мнимых пустынях. Они нападут на ваш жалкий отряд трое против одного…

– Как ты это узнал? Где ты пропадал?

– Теперь не до вопросов. Не теряй времени на пустые мелочи. Лучше поторопись к своим товарищам, если не хочешь отстать от них, – возразил Авраам с нетерпением.

В ту же минуту Напасть яростно залаяла.

– Вот и собака их чует, – заметил квакер.

– И прекрасно! Она подаст сигнал тревоги в лагере.

– Мимоходом я и сам потревожил охотников, потому что видел приближение филистимлян. Вставайте! – прокричал он. – Спешите в бой или спасайтесь бегством.

– Бегу к ним! Но что же будет с вами? Ведь ваша религия запрещает вам драться?

– Не тревожься за меня, друг Кенет, позаботься лучше о себе и о бедной красавице, ибо я боюсь, что до утренней зари дикари снимут с нее длинные волосы.

– Что же вы стоите, как статуя, и не деретесь? – разозлился не на шутку Кенет.

Воздух огласился зловещими, похожими на вой волков звуками. Затем послышался топот, словно стадо оленей устремилось на равнину. Вскоре топот сменился злобными воплями и лязгом оружия.

– Спеши к палатке твоей избранницы! – закричал Гэ-мет. – Туда направлена атака краснокожих!

Но Кенет не слышал уже этих слов, подскочив, как раненый лев, он ринулся в лагерь.

Грохот перестрелки указывал, что битва началась. Со всех сторон слышались крики, стоны, проклятия. Свалка была ужасной. Над всем господствовал голос Саула Вандера. Пронзительный вопль поразил слух Кенета. Бросившись прямо к палатке Сильвины, он ринулся на окружавшую ее ватагу чудовищ в человеческих личинах. Ему смутно почудилось, что квакер не отставал от него, но мысли его были так поглощены опасностью, угрожавшей Сильвине, что ему было не до того, чтобы проверять этот факт. Он увидел красную руку, схватившую Сильвину за длинные распущенные волосы. Ярость загорелась в сердце Кенета. Удары карабина, которым Кенет орудовал, как дубиной, посыпались направо и налево. Он пробился к Сильвине и мигом свалил с ног схватившего ее за волосы черноногого. Но потрясение нервов, ужас свалки, освещавшейся только молниями сверкающего оружия, стоны раненых, хрип умирающих, запах крови и пороха, все это окончательно привело его в какое-то опьянение, и голова у него пошла кругом. С этой минуты Айверсон наносил удар за ударом, уже не сознавая, что делает и что происходит вокруг.