Текст книги "Способ убийства"

Эд Макбейн
Способ убийства

Глава 1

Обычный осенний день.

Зарешеченные окна дежурной комнаты 87-го полицейского участка выходили на Гровер-парк, сверкавший всеми цветами осенней листвы. Бабье лето, словно дочь индейского вождя, украшенная пестрыми перьями, щеголяло ярко-красным, оранжевым и желтым. Воздух был теплым и ласкающим, солнце сияло на безупречно голубом небе, и его лучи проникали сквозь решетку окна полосами золотого света, в котором без устали плясали пылинки. Уличный шум просачивался сквозь открытые окна, смешиваясь с обычными звуками дежурной комнаты, создавая своеобразную и даже приятную музыку.

Как во всякой классической симфонии, в этой музыке прослеживался лейтмотив, присущий лишь полицейскому участку. Это была синкопированная мелодия телефонных звонков, составляющая полную гармонию со стуком клавиш пишущих машинок и ругательствами. Вариации на тему были разнообразны: от глухих ударов кулака полицейского по животу воришки до оглушительных воплей другого полицейского, желающего узнать, куда, к черту, подевалась его шариковая ручка, въедливого монолога следователя, допрашивающего задержанного, телефонного разговора дежурного детектива с начинающей актрисой, дебютанткой шоу на Холл-авеню. Иногда в эту симфонию врывались насвистывание практиканта, доставившего послание из полицейского управления, душераздирающие стоны женщины, жалующейся на то, что ее избил муж, бормотание воды в трубах или гомерический хохот после неприличного анекдота.

Такой хохот, сопровождаемый уличным шумом октябрьского дня, приветствовал удачную шутку Мейера, которую он приберег к пятнице.

– Да, он мастер на это, – сказал Берт Клинг, – а у меня вот не получается. Не умею я рассказывать анекдоты.

– Ты многого не умеешь, – ответил Мейер, подмигивая, – но мы простим тебе небольшую неточность. Искусство рассказчика, Берт, приходит с возрастом. Такому сопляку, как ты, никогда не рассказать хороший анекдот, чтобы научиться этому, нужны долгие годы.

– Иди к черту, старый пердун, – ответил Клинг.

– Он опять становится агрессивным, ты замечаешь, Коттон? Особенно когда речь заходит о его возрасте.

Коттон Хейз отпил кофе и улыбнулся. Он был высокого роста, более шести футов, и весил сто девяносто фунтов. Голубые глаза и квадратная челюсть, на подбородке – глубокая ямочка. Огненно-рыжие волосы казались еще ярче в лучах ленивого октябрьского солнца. На левом виске выделялась седая прядь – след давней ножевой раны, когда ему сбрили волосы, чтобы сделать шов, и шрам зарос уже седыми, а не рыжими волосами. Хейз этот феномен объяснял так: “Уж очень я тогда испугался”.

Улыбаясь Мейеру, Хейз заметил:

– Молодежь всегда агрессивна, разве ты не знал?

– И ты против меня? – спросил Клинг. – Это заговор!

– Не заговор, – поправил Мейер, – а запрограммированная в нас ненависть. В этом причина всех бед в мире – слишком много ненависти. Между прочим, кто-нибудь из вас знает, под каким лозунгом будет проходить неделя борьбы с ненавистью?

– Нет, – ответил Хейз, делая вид, что серьезно воспринимает вопрос, – а под каким?

– Смерть ненавистникам! – сказал Мейер, и в это время зазвонил телефон. Хейз и Клинг, сидевшие молча, с опозданием засмеялись. Мейер сделал им знак не шуметь. – Восемьдесят седьмой участок, вас слушает детектив Мейер. Что, мадам? Да, я детектив. Что? Нет, не могу сказать, что я здесь самый старший. – Пожав плечами, Мейер посмотрел на Клинга и поднял брови. – Лейтенант сейчас занят. В чем дело, мадам? Да, мадам, что? Сука, вы говорите? Да, мадам, понятно. Нет, мадам, вряд ли мы сможем удержать его дома. Это не входит в компетенцию полиции. Я понимаю. Сука… Да, мадам. Нет, мы вряд ли сможем выделить сейчас кого-нибудь. Сегодня как раз у нас не хватает людей. Что?.. Мне очень жаль, что вы так думаете, но вы понимаете…

Он замолчал и посмотрел на телефон:

– Она повесила трубку.

– В чем дело? – спросил Клинг.

– Ее дог бегает за соседской сукой, коккер-спаниелем. Мадам хочет, чтобы мы или заставили ее дога сидеть дома, или сделали что-нибудь с этой сукой. – Мейер пожал плечами. – Любовь, любовь, все беды от любви. Вы знаете, что такое любовь?

– Нет, а что такое любовь? – спросил Хейз тоном пай-мальчика.

– На этот раз я не шучу, – заметил Мейер, – я философствую; любовь – это подавленная ненависть.

– О господи, какой циник! – вздохнул Хейз.

– Я не циник, я философ. Никогда не принимай всерьез человека, высказывающего вслух свои мысли. Как можно испытать блестящие идеи, если не делиться ими с ближними?

Вдруг Хейз обернулся.

За деревянным барьером, отделяющим дежурную комнату от коридора, стояла женщина, которая вошла так тихо, что никто из полицейских не услышал ее шагов. Она откашлялась, и этот звук показался таким громким, что полицейские повернулись к ней почти одновременно.

У нее были матово-черные волосы, собранные в пучок на затылке, карие глаза лихорадочно блестели, она не подвела их и даже не накрасила губы, лицо ее было белым как мел. Казалось, она смертельно больна и только что встала с постели. На ней были черный плащ и черные туфли на босу ногу. Кожа на ногах, таких тонких, что казалось чудом, как они держат ее, была такой же мертвенно-белой. Она цепко держалась костлявыми пальцами за кожаные ручки большой черной сумки.

– Слушаю вас, – сказал Хейз.

– Детектив Карелла здесь? – спросила женщина глухо.

– Нет, – ответил Хейз, – я детектив Хейз. Могу я узнать?..

– Когда он вернется? – прервала его женщина.

– Трудно сказать. У него были какие-то личные дела, потом он будет выполнять специальное поручение. Может быть, кто-нибудь из нас?..

– Я подожду.

– Возможно, вам придется ждать долго.

– У меня много времени, – ответила посетительница.

Хейз пожал плечами:

– Хорошо, пожалуйста. Там, снаружи, есть скамья. Если вы…

– Я буду ждать здесь. – Хейз не успел остановить ее, и женщина, толкнув дверцу, вошла в дежурную комнату, направляясь к незанятым столам в центре помещения; Хейз пошел за ней.

– Простите, мисс, – сказал он, – но посетителям не разрешается…

– Миссис, – поправила она, – миссис Фрэнк Додж.

– Простите, миссис Додж, мы пускаем сюда посетителей только по делу. Я уверен, что вы поймете…

– Я пришла по делу. – Женщина сжала тонкие бледные губы. – Хорошо, не можете ли вы сказать мне?..

– Я жду детектива Кареллу, детектива Стива Кареллу, – повторила она. В ее голосе неожиданно прозвучала горечь.

– Если вы хотите подождать его, – терпеливо объяснял Хейз, – то вам придется посидеть на скамье снаружи. Мне очень жаль, но это…

– Я буду ждать здесь, – упрямо сказала женщина, – и вы будете ждать.

Хейз посмотрел на Мейера и Клинга.

– Мадам, – начал Мейер, – нам не хотелось бы проявлять грубость…

– Заткнись!

Слова женщины прозвучали как приказ, а рука ее скользнула в правый карман плаща.

– Это 38-й калибр, – сказала женщина.

Глава 2

Женщина неподвижно сидела на деревянном стуле с прямой спинкой, держа в руке револьвер 38-го калибра. Уличный шум, казалось, подчеркивал тишину, установившуюся в дежурной комнате после ее слов. Трое детективов посмотрели сначала друг на друга, потом на женщину и неподвижный ствол револьвера.

– Положите на стол оружие, – сказала женщина.

Мужчины никак не отреагировали на ее требование.

– Положите на стол оружие, – повторила она.

– Послушайте, мадам, – сказал Мейер, – уберите эту штуку. Мы здесь все друзья. Вы только наделаете себе неприятностей.

– А мне наплевать. Положите оружие на стол передо мной.

Не пытайтесь вынуть револьверы из кобуры, или я буду стрелять прямо в живот рыжему. Быстро!

Детективы не пошевельнулись.

– Ладно, рыжий, молись!

Полицейские понимали, что, лишившись оружия, они окажутся совершенно беспомощными перед вооруженной женщиной. Среди них не было ни одного, кто хоть раз не стоял под дулом револьвера при исполнении своих обязанностей. Мужчины в этой комнате были полицейскими, но также людьми, которых не особенно привлекала мысль о ранней могиле. Мужчины в этой комнате были людьми, но также полицейскими, знавшими разрушительную силу 38-го калибра и понимавшими, что женщины так же способны нажать курок, как и представители сильного пола, и одна женщина с револьвером может быстро покончить с тремя полицейскими. И все же они колебались.

– Я не шучу, черт вас побери! – крикнула женщина.

Увидев, как крепко сжимает она револьвер – так, что побелели костяшки, – и как напряжен ее палец на курке, Клинг сдался первым. Не отрывая от нее глаз, он отстегнул портупею и положил ее на стол вместе с кобурой, в которой находился “Смит и Вессон”. Мейер достал из кармана кобуру и положил ее рядом, Хейз тоже отстегнул кобуру и положил ее на стол.

– Который из этих ящиков закрывается? – спросила женщина.

– Верхний, – ответил Хейз.

– Где ключ?

– В ящике.

Она открыла ящик, нашла ключ и положила оружие в ящик.

Потом закрыла ящик, вынула ключ и положила его в карман плаща. Все это время большая черная сумка стояла у нее на коленях.

– Ну вот, вы отобрали у нас оружие. Что дальше? Чего вы хотите, мадам? – спросил Мейер.

– Я хочу убить Стива Кареллу.

– Почему?

– Не важно почему. Кто еще, кроме вас, находится сейчас в этом здании?

Мейер ответил не сразу. Женщина сидела так, что могла видеть и кабинет лейтенанта, и коридор за дежурной комнатой.

– Ну, отвечай! – приказала она.

– Только лейтенант Бернс, – ответил Мейер. Но он сказал неправду: в техническом отделе, по ту сторону барьера, прилежно трудился над бумагами Мисколо. Следует отвлечь ее, чтобы она повернулась к коридору спиной. И тогда, если Мисколо решит зайти в дежурную комнату, как он это делает постоянно, может быть, она поймет ситуацию и…

– Позови сюда лейтенанта, – сказала она.

Мейер привстал.

– Когда пойдешь к нему, помни, что я тебе сейчас скажу.

Ты под прицелом. Одно подозрительное движение – и я стреляю. А теперь иди. Постучи в дверь и попроси лейтенанта выйти.

Мейер пересек дежурную комнату, где царило напряженное молчание. Дверь в кабинет лейтенанта была закрыта. Он постучал по матовому стеклу двери.

– Войдите, – отозвался Бернс из кабинета.

– Пит, это я, Мейер.

– Дверь не заперта, – сказал Бернс.

– Пит, лучше выйди сюда.

– Какого черта?

– Лучше выйди. Пит.

За дверью послышались шаги. Дверь приоткрылась.

Лейтенант Питер Бернс, крепкий, как металлический болт, просунул в щель короткую мускулистую шею и плечи.

– В чем дело, Мейер? Я занят.

– Вас хочет видеть одна женщина.

– Женщина? Где… – Он посмотрел мимо Мейера, туда, где сидела женщина, и узнал ее с первого взгляда. – Привет, Вирджиния, – сказал лейтенант, а потом увидел револьвер. Бернс нахмурился, брови его нависли над проницательными голубыми глазами, резко очерченное лицо потемнело. Сгорбившись, как человек, несущий на плечах тяжелую ношу, он пересек дежурную комнату, направляясь прямо туда, где сидела Вирджиния. Казалось, он вот-вот схватит ее и вышвырнет в коридор. – На что это похоже, Вирджиния? – спросил Бернс тоном рассерженного отца, обращающегося к своей пятнадцатилетней дочери, вернувшейся слишком поздно с танцев.

– А на что это похоже, лейтенант?

– Похоже на то, что ты спятила, вот на что. На кой черт тебе пушка? Что ты делаешь с этим…

– Я убью Кареллу.

– Ради бога! – безнадежным тоном сказал Бернс. – Ты думаешь, что этим ты поможешь своему мужу?

– Фрэнку больше ничего не поможет.

– Что это значит?

– Франк вчера умер. В тюремной больнице, в Кестлвью.

– Но ты не можешь обвинять в этом Кареллу.

– Карелла отправил его в тюрьму.

– Твой муж был преступником.

– Карелла отправил его в тюрьму.

– Карелла только арестовал его. Ты не можешь…

– И убедил судейских в том, что он виновен, и давал показания на суде, и сделал все, что в его силах, чтобы засадить Фрэнка за решетку.

– Вирджиния, он…

– Фрэнк был болен! Карелла знал это! Он знал это и все же упрятал его!

– Вирджиния, ради бога, наша работа заключается в том…

– Карелла убил его! Это так же точно, как если бы он его застрелил! А теперь я убью Кареллу. Как только он войдет сюда, я убью его.

– А потом? Как ты думаешь выйти отсюда, Вирджиния? Тебе это не удастся.

Вирджиния слабо улыбнулась:

– Я выйду, не беспокойтесь.

– Ты уверена? Один выстрел в этой комнате, и все полицейские за десять миль кругом бросятся сюда.

– Меня это не волнует, лейтенант.

– Не волнует, да? Не говори глупостей, Вирджиния. Хочешь сесть на электрический стул? Этого ты хочешь?

– Мне все равно. Я не хочу жить без Фрэнка.

Бернс долго молчал и, наконец, сказал:

– Я тебе не верю, Вирджиния.

– Чему вы не верите? Что я убью Кареллу? Что я убью каждого, кто попытается помешать мне?

– Я не верю, что ты так глупа, чтобы стрелять в меня, Вирджиния. Я ухожу, Вирджиния, я возвращаюсь к себе.

– Нет, вы не уйдете!

– Уйду. Я возвращаюсь в свой кабинет, и вот почему. В этой комнате вместе со мной четверо мужчин. Ты можешь застрелить меня или кого-нибудь еще… но тебе пришлось бы действовать очень быстро и метко целиться, чтобы убить нас всех.

– Никто из вас от меня не уйдет, лейтенант. – Слабая улыбка снова появилась на губах Вирджинии.

– Хорошо, давай поспорим. Хватайте ее, парни, как только она выстрелит, – сказал Бернс и, помолчав, продолжил: – Я иду к себе в кабинет, Вирджиния, и буду сидеть там пять минут. Когда я выйду, лучше, чтобы тебя здесь уже не было, и мы забудем об этом случае. Если ты не уйдешь, я найду способ отобрать у тебя эту штуку, изобью как следует и отправлю в камеру предварительного заключения. Теперь понятно?

– Понятно.

– Пять минут, – отрубил Бернс, повернулся на каблуках, направился к своему кабинету, но вдруг услышал спокойный уверенный голос Вирджинии:

– Мне не понадобится стрелять в вас, лейтенант.

Бернс не остановился.

– Мне вообще не понадобится стрелять.

Бернс сделал еще шаг.

– У меня в сумке бутыль с нитроглицерином.

Ее слова прозвучали, как разрыв гранаты. Бернс медленно повернулся к женщине и опустил глаза на черную сумку Вирджинии. Она наклонила ствол револьвера так, что он оказался внутри раскрытой сумки.

– Я тебе не верю, Вирджиния! – сказал Бернс, снова повернулся и взялся за ручку двери.

– Не открывайте дверь, лейтенант, – крикнула Вирджиния, – или я выстрелю в эту бутыль, и мы все взлетим на воздух!

“Она врет, – подумал Бернс, – откуда ей взять нитроглицерин? Господи, с ума сойти! У Мейера жена и трое детей”.

Он медленно опустил руку и устало повернулся к Вирджинии Додж.

– Так-то лучше, – заметила она, – а теперь будем ждать Кареллу.

* * *

Стив Карелла нервничал.

Сидя рядом со своей женой Тедди, он чувствовал, что от волнения у него пульсируют вены на руках и сжимаются пальцы. Он был чисто выбрит, выступающие скулы и раскосые глаза придавали ему сходство с азиатом. Он сидел, крепко сжав губы. Доктор мягко улыбнулся.

– Ну что же, мистер Карелла, – сказал доктор Рендольф, – ваша жена ожидает ребенка.

Волнение мгновенно улеглось. Словно прорвалась плотина, и бурные воды схлынули, оставив лишь мутный осадок неуверенности. Но неуверенность была еще хуже. Он надеялся, что его чувства остались незамеченными. Он не хотел показывать свое беспокойство Тедди.

– Мистер Карелла, – сказал доктор, – я вижу, вас, в отличие от вашей супруги, охватили предродовые страхи. Успокойтесь. Волноваться не о чем.

Карелла кивнул, но без особой уверенности. Он живо ощущал присутствие Тедди, его Тедди, его Теодоры, девушки, которую он любил, женщины, на которой он женился. На мгновение он обернулся, чтобы взглянуть ей в лицо, обрамленное волосами, черными, как полночь, увидеть карие глаза, сияющие гордостью, слегка раскрытые молчаливые алые губы.

“Я не должен расстраивать ее”, – подумал Карелла.

И все же он не мог освободиться от сомнений.

– Хочу успокоить вас относительно некоторых вещей, мистер Карелла, – сказал доктор Рендольф.

– Вообще-то я…

– Может быть, вы беспокоитесь относительно ребенка. Возможно, вы полагаете, что если ваша жена глухонемая от рождения, то и ребенку угрожает та же опасность. Могу понять ваши опасения.

– Я…

– Но они совершенно необоснованны, – улыбнулся Рендольф. – Медицине очень многое неизвестно, но мы точно знаем, что глухота, часто врожденная, не передается по наследству. У глухих родителей обычно рождаются совершенно нормальные дети. Самый известный из таких случаев, как мне кажется, – Лон Чаней, знаменитый актер двадцатых годов. При постоянном наблюдении и хорошем уходе беременность у вашей жены пройдет совершенно нормально, и она родит нормального ребенка. У нее здоровое тело и, если вы позволите мне такую дерзость, очень красивое.

Тедди Карелла, глядя на губы доктора, покраснела. Она уже давно привыкла к тому, что ее считают красивой, как садовод находит естественным красоту редкой розы. Но для нее все еще было неожиданным, если кто-нибудь говорил о ее внешности слишком пылко. Она прожила достаточно с этим лицом и телом, и ей было совершенно безразлично, нравится ли она чужим. Ей хотелось нравиться только одному человеку – Стиву Карелле. И теперь, восторженно предвкушая материнство и видя, что Стив принял это известие как должное, она была счастлива.

– Спасибо, доктор, – сказал Карелла.

– Не за что, – ответил тот, – счастья вам обоим. Миссис Карелла, я бы хотел встретиться с вами через несколько недель. А вы позаботьтесь о ней.

– Обязательно, – ответил Карелла, и они вышли из кабинета.

В коридоре Тедди бросилась ему на шею и крепко поцеловала.

– Эй, – сказал Стив, – разве так должны вести себя беременные женщины?

Тедди кивнула, ее глаза лукаво блеснули. Резким движением темноволосой головки она показала на лифт.

– Хочешь домой, да?

Она кивнула.

– А потом?

Тедди только улыбнулась.

– Придется подождать, – сказал Карелла, – на мне висит небольшое самоубийство, которое, как считается, я в настоящий момент расследую.

Он нажал кнопку лифта.

– Я вел себя как последний дурак, верно?

Тедди покачала головой.

– Не спорь. Я волновался. За тебя и за ребенка… – Он помолчал. – У меня идея. Прежде всего, чтобы показать, как я ценю самую чудесную и плодовитую жену в городе…

Тедди улыбнулась.

– …я предлагаю выпить. Мы выпьем за тебя, дорогая Тедди, и за ребенка. – Он крепко обнял жену. – За тебя, потому что я люблю тебя больше всего на свете. А за младенца, потому что он разделит нашу любовь. – Он поцеловал ее в кончик носа. – А потом я опять возьмусь за свое самоубийство. И это все? Нет, ни в коем случае, сегодня памятный день. Это день, когда самая красивая женщина в Соединенных Штатах, нет, в мире, нет, к чертям, во всей Вселенной, узнала, что у нее будет ребенок! Значит, так… – Он посмотрел на часы. – Я вернусь в отделение самое позднее около семи. Давай встретимся там? Я должен составить рапорт, а потом мы отправимся обедать в тихое местечко, где я смогу держать тебя за руку и целовать, когда захочу. Идет? К семи?

Тедди кивнула, счастливо улыбаясь.

– А потом домой. А потом… прилично ложиться в постель с беременной женщиной?

Тедди выразительно кивнула, показывая, что это не только прилично, но приемлемо и абсолютно необходимо.

– Я тебя люблю, – хрипловато сказал Стив. – Тебе это известно?

Ей это было известно. Она посмотрела на него, ее глаза были влажными. И тогда он сказал: “Я люблю тебя больше жизни”.

Глава 3

87-й участок обслуживал девяносто тысяч человек.

Улицы здесь простирались к югу от реки Харб до парка, расположенного напротив участка. Параллельно течению реки шло шоссе, и от него начиналась первая улица, находящаяся в ведении участка, аристократическая Сильвермайн Роуд, где еще сохранились лифтеры и швейцары у дверей самых высоких зданий. Дальше к югу “аристократизм” сменялся эклектической безвкусицей торговых заведений на улице Стем, затем шли Энсли Авеню и Кальвер, с ветхими многоквартирными домами, безлюдными церквами и переполненными барами. Мезон Авеню, которую пуэрториканцы фамильярно называли “Ла Виа де Путас”, а полицейские – “Шлюхин рай”, находилась к югу от Кальвера, за ней следовали Гровер Авеню и парк. С юга на север этой беспокойной части города поле деятельности 87-го участка – ненадежного убежища в мутных волнах жизни – было довольно узким. В действительности оно охватывало также и парк, но только из профессиональной любезности: территория парка официально находилась в ведении двух соседних полицейских участков – 88-го и 89-го. С востока на запад поле деятельности было шире, распространяясь на 35 плотно заселенных боковых улиц. На первый взгляд территория 87-го участка казалась небольшой, особенно если не знать, как много людей здесь проживают.

Процесс иммиграции в Америку и, как следствие, процесс интеграции как нельзя яснее проявлялись на улицах 87-го участка. Население почти целиком состояло из ирландцев, итальянцев, евреев третьего поколения и недавно прибывших пуэрториканцев. Группы старых иммигрантов не составляли городское дно, однако, сама атмосфера иммигрантского гетто с ее терпимостью к нищете привлекала все новых бедняков-переселенцев. Плата за жилье вопреки всеобщему убеждению была вовсе не такой уж низкой. Она была так же высока, как и в других частях города, и, принимая во внимание, что за свои деньги жильцы получали минимум услуг, им приходилось платить ни с чем не сообразную цену. Но, как бы там ни было, даже городские трущобы могут стать домом. Осев в своих норах, жители района наклеивали картинки на облупившуюся штукатурку и устилали рваными ковриками исчерченные щелями полы. Они быстро приобретали навыки, необходимые каждому американцу, проживающему в многоквартирном доме: стучали по радиаторам, когда те не нагревались, охотились на тараканов, спасающихся бегством по полу кухни всякий раз, как включишь свет, ставили ловушки на мышей и крыс, свободно маршировавших по всей квартире, тщательно прибивали негнущиеся стальные задвижки “от воров” к дверям квартиры.

Задачей полицейских 87-го участка было также не дать жителям района приобрести другие широко распространенные навыки обитателей городского дна – занятия различными видами преступной деятельности.

Вирджиния Додж хотела знать, сколько человек выполняют эту задачу.

– У нас шестнадцать детективов, – сказал ей Бернс.

– Где они сейчас?

– Трое здесь.

– А остальные?

– Одни отдыхают, другие вышли проверять жалобы, несколько человек занимаются расследованием.

– Кто именно?

– Господи, тебе что, нужен весь список?

– Да.

– Послушай, Вирджиния… – Револьвер в ее руке ушел глубже в сумку. – Ладно, Коттон, дай сюда список.

Хейз посмотрел на женщину.

– Можно встать? – спросил он.

– Давай. Не открывай никаких ящиков. А где ваше оружие, лейтенант?

– У меня нет оружия.

– Врете. Где ваш револьвер? В кабинете?

Бернс смолчал.

– К чертовой матери! – крикнула Вирджиния. – Будем говорить прямо. Я не шучу, каждый, кто мне соврет или не сделает того, что я скажу…

– Ладно, ладно, успокойся. Он у меня в ящике. – Бернс повернулся и направился в кабинет.

– Подожди-ка, – остановила его Вирджиния. – Мы все пойдем с вами. – Она быстро подняла с колен сумку и направила дуло револьвера на полицейских. – Вперед, – приказала она, – идите за лейтенантом.

Мужчины вошли вслед за Бернсом в его маленький кабинет, за ними протиснулась Вирджиния. Бернс подошел к столу.

– Вынь револьвер из ящика и положи на стол, – велела она, – держи его за ствол. Если твой палец окажется возле курка, нитро…

– Ладно, ладно, – нетерпеливо пробормотал Бернс.

Он поднял револьвер за ствол и положил на стол.

Вирджиния быстро схватила револьвер и сунула в левый карман плаща.

– А теперь обратно! – приказала она.

Все гуськом прошли в дежурную комнату. Вирджиния уселась за стол, который выбрала как командный пункт, положила сумку перед собой и направила на нее 38-й калибр.

– Давай список.

– Дай ей, Коттон, – сказал Бернс.

Хейз пошел за списком детективов, где были обозначены задания каждого на сегодняшний день. Он висел на стене у одного из окон, простой черный прямоугольник, к которому были прикреплены белые пластиковые буквы. Каждый детектив должен был вставлять в прорези свою фамилию вместо того, кого он заменял. У детективов был иной распорядок дня, чем у патрульных, которые работали пять дней по восемь часов, а потом трое суток отдыхали. Поскольку в участке было шестнадцать детективов, они автоматически разбивались на три команды по пять человек. В этот ясный октябрьский день на прямоугольнике были обозначены имена шести детективов. Трое – Хейз, Клинг и Мейер – находились в дежурной комнате.

– Где остальные? – спросила Вирджиния.

– Карелла повез свою жену к врачу, – ответил Бернс.

– Как мило, – с горечью сказала Вирджиния.

– А потом он должен расследовать случай самоубийства.

– Когда он вернется?

– Не знаю.

– А примерно?

– Не имею представления. Он вернется, когда сделает все, что нужно.

– А двое других?

– Браун на подсадке. В кладовой магазина готового белья.

– Где?

– На подсадке. Если тебе больше нравится, в засаде. Он сидит там и ждет, когда ограбят магазин.

– Не морочьте мне голову, лейтенант.

– Какого черта, я не шучу. Четыре магазина готового платья в нашем районе были ограблены в дневное время. Мы полагаем, что на очереди тот магазин, куда мы отправили Брауна. Он ждет грабителя.

– Когда он вернется?

– Я думаю, после того как стемнеет, если грабитель не сунется в магазин раньше. Сколько сейчас? – Бернс посмотрел на стенные часы. – 16.38. Он вернется примерно в шесть.

– А шестой? Уиллис?

Бернс пожал плечами.

– Он был здесь полчаса назад. Кто знает, где он.

– Я знаю, – ответил Мейер.

– Куда пошел Уиллис?

– Он пошел по звонку, Пит. Ножевое ранение в Мезоне.

– Значит, он там и есть, – сказал Бернс Вирджинии.

– А он когда вернется?

– Не знаю.

– Скоро?

– Думаю, скоро.

– Кто еще находится в здании?

– Дежурный сержант и дежурный лейтенант внизу. Ты проходила мимо них, когда шла к нам.

– Еще?

– Капитан Фрик, он считается начальником всего участка.

– Как это понимать?

– В действительности руковожу я, но официально…

– Где его кабинет?

– Внизу.

– Еще кто?

– К этому участку прикреплено 186 патрульных. Треть из них сейчас патрулируют улицы. Несколько человек сидят в участке, остальные на отдыхе.

– Что они делают в участке?

– В основном они “двадцать четвертые”. – Бернс помолчал, затем объяснил: – Они сидят на телефоне.

– Когда заступает новая смена?

– Ночью, без четверти двенадцать.

– После этого никто уже не вернется сюда? А патрульные?

– Большинство освобождаются к двенадцати, но они обычно приходят в участок, чтобы переодеться, а отсюда идут домой.

– Могут прийти сюда какие-нибудь детективы, кроме тех, кто обозначен в списке на сегодня?

– Возможно…

– Нас сменят не раньше восьми утра. Пит, – вмешался Мейер.

– Но Карелла вернется намного раньше, верно?

– Может быть.

– Да или нет?

– Не могу сказать точно. Я не обманываю тебя, Вирджиния. Не исключено, что Карелла найдет что-нибудь интересное и задержится. Я не знаю.

– Он позвонит сюда?

– Возможно.

– Если он позвонит, прикажите ему немедленно явиться в участок. Понимаете?

– Да, понимаю.

Раздался телефонный звонок, прервавший их разговор. Звук казался особенно пронзительным в наступившем молчании.

– Возьмите трубку, – приказала Вирджиния, – и никаких фокусов.

Мейер снял трубку.

– 87-й участок, вас слушает детектив Мейер. Да, Дейв, говори, я слушаю.

Внезапно он осознал, что Вирджиния Додж может услышать лишь половину его разговора с дежурным сержантом. Он терпеливо слушал, как будто ничего не случилось.

– Мейер, полчаса назад нам позвонил один парень, который услышал выстрел и крики в соседней квартире. Я отправил туда патрульную машину, и они только что мне доложили. Мадам ранена в руку, а ее приятель утверждает, что выстрел произошел случайно, когда он чистил свой револьвер. Пошлешь туда кого-нибудь из ваших?

– Конечно, по какому адресу?

– Кальвер, 33/79. Рядом с баром. Знаешь, где это?

– Знаю. Спасибо, Дейв. – Мейер положил трубку. Звонила какая-то женщина. Дейв думает, что нам следует заняться этим звонком.

– Кто такой Дейв? – спросила Вирджиния.

– Марчисон. Дежурный сержант, – ответил Бернс. – А в чем дело, Мейер?

– Эта женщина говорила, что кто-то пытается ворваться к ней в квартиру. Она хочет, чтобы мы тотчас же выслали детектива.

Бернс и Мейер понимающе посмотрели друг на друга. На такой звонок должен был отреагировать сам дежурный сержант, не беспокоя детективов, и отправить машину на место происшествия.

– Он просит, чтобы мы или отправили детектива, или связались с капитаном и узнали, что он может сделать, – объяснил Мейер.

– Хорошо, я это сделаю, – сказал Бернс. – Ты ничего не имеешь против, Вирджиния?

– Никто не выйдет из этой комнаты, – ответила она.

– Я знаю. Поэтому я свяжусь с капитаном Фриком.

Согласна?

– Давайте, только без фокусов.

– Адрес: Кальвер, 33/79, – сказал Мейер.

– Спасибо. – Бернс набрал три цифры и стал ждать ответа. Капитан Фрик взял трубку со второго звонка.

– Да.

– Джон, это Пит.

– А, привет, Пит. Как дела?

– Так себе, Джон. Я хочу, чтобы ты сделал мне любезность.

– А именно?

– Звонила женщина, проживающая по адресу: Кальвер, 33/79. Она говорила, что кто-то пытается ворваться к ней в квартиру. Сейчас у меня не хватает людей. Ты можешь послать туда патрульного?

– Что?

– Я знаю, это необычная просьба. Обычно мы справляемся с этим сами, но сейчас мы вроде как заняты.

– Что? – переспросил Фрик.

– Ты сможешь сделать это для меня, Джон? – Не выпуская из руки трубку, Бернс смотрел прямо в глаза Вирджинии Додж, подозрительно косившейся на него. “Давай, – думал он, – проснись, ради бога, пошевели мозгами”.

– Обычно вы справляетесь с этим сами, да? Ну и смехота! Я бы давно уже был на том свете, если бы выполнял за вас вашу работу. Что ты пристаешь ко мне с такой ерундой, Пит? Позвони дежурному сержанту и попроси его разобраться. – Фрик замолчал. – А вообще, как к тебе попала эта жалоба? Кто дежурит на телефоне?

– Ты займешься этим, Джон?

– Ты что, разыгрываешь меня, Пит? А, понял. – Фрик расхохотался. – Это твоя сегодняшняя шутка? Ладно, я попался на удочку. Как у вас там наверху?

Бернс немного помолчал, выбирая слова, потом, глядя на Вирджинию, ответил:

– Не блестяще.

– А в чем дело? Неприятности?

– Полный набор. Почему бы тебе не подняться и не посмотреть самому?

– Подняться? Куда?

“Давай! – думал Бернс. – Думай! Пошевели мозгами хотя бы на одну паршивую минуту в своей жизни!”

– Разве это не входит в твои обязанности? – произнес он вслух.

– Какие обязанности? Что с тобой, Пит? Ты что-то не в себе.

– Мне кажется, ты должен выяснить.

– Что выяснить? Ей-богу, ты спятил.

– Значит, я надеюсь, ты сделаешь это. – Бернс увидел, что Вирджиния нахмурилась.

– Что сделаю?

– Поднимешься и выяснишь. Большое спасибо, Джон.